Глава IX
Дела при Шампобере, Монмирале, Шато-Тиери, Вошане и Этоже[39]
Краткое описание местности между Сеной и Марной. – Движение Наполеона к Сезанну. – Предписания, данные Сакену и Йорку. – /Движение Наполеона к Шампоберу. – Движение Блюхера с корпусами Клейста и Капцевича к Фер-Шампенуазу. – Д/ело при Шампобере. – ОтряЖение Мармона у ЭтоЖа и движение Наполеона к Монмиралю. – Движение Блюхера к Бержеру (близ Вертю). – Движение Сакена от Ла-Ферте-су-Жуар к Монмиралю. – Движение Йорка ему в помощь от Шато-Тиери. – Дело при Монмирале. – Ночное отступление обоих союзных корпусов через Вифор. – Дело при Шато-Тиери. – Отступление союзников за Марну. – Отряжение вслед за ними маршала Мортье. – Положение союзных войск. – Наступление Блюхера против Мармона. – Прибытие Наполеона к Монмиралю. – Дела при Вошане, Жанвилье и Этоже. – Отступление Блюхера к Шалону и сосредоточение его армии. Потери его вообще. – Отряжение большей части французской армии в долине Марны и движение Наполеона к Мо. – Выступление Блюхера от Шалона к Мери. – Действия отряда Дибича в долине Марны. – Замечания на действия обеих сторон.
По отступлении от Труа к Ножану Наполеон с частью своей армии обратился против Блюхера. Переход из долины Сены в долину Марны по тому направлению, по которому он решился двинуться, был весьма затруднителен. Пространство между этими реками может быть разделено поперечной чертой от Мери или Планси чрез Фер-Шам-пенуаз до Эперне, длиной около 60 верст, на две части совершенно различных свойств. Местность к востоку от помянутой черты есть волнообразная равнина, имеющая меловую почву, голую, неспособную к земледелию, населена бедно и не представляет никаких средств к содержанию войск, но удобна для их движения; здесь пролегала лучшая из поперечных дорог, соединяющих долину Сены с долиной Марны, именно та, которая ведет от Арси-на-Обе к Шалону. Напротив того, западная часть полосы, пролегающей между помянутыми реками, имеет плодоносную почву и хорошо населена, но гориста и пересечена многими преградами. Реки Большой Морен (Grand Morin) и Малый Морен (Petit Morin), впадающие в Марну, текут от востока к западу по болотистым долинам; в особенности же обширные болота встречаются в верхней части Малого Морена у Сен-Гонд. На этом же пространстве пролегали довольно большие леса. Поперечных дорог между долинами Сены и Марны здесь было три, а именно: 1) из Эперне, через Вертю и Фер-Шампенуаз, в Планси; 2) из Эперне, через Шампобер либо Монмираль, далее на Сезанн и Вилленокс, в Ножан; 3) из Мо, на Куломье и Провен, в Ножан; но все эти дороги, чрезвычайно грязные в зимнюю пору, были почти непроходимы1.
28 января (9 февраля) все французские войска, выступившие с реки Сены против Блюхера, в числе 30 000 человек, собрались в Сезанне[40], куда в следующую ночь перешла главная квартира Наполеона. Несколько казачьих полков генерал-майора Карпова, стоявшие в Сезанне, отступили к Монмиралю, на присоединение к войскам Сакена, который, считая себя совершенно обеспеченным со стороны Сезанна непроходимостью долины Малого Морена, принял появление французских войск за партизанский набег. Между тем французская артиллерия с большим лишь трудом успела прибыть из Вилленокса в Сезанн. Далее же дорога считалась совершенно неудобной для обозов. На расстоянии около восьми верст от Сезанна, у Сен-При (St. Prix), она проходит чрез сен-гондские болота, окаймляющие верховье реки Малый Морен; за ними возвышается плато, по которому пролегала вымощенная камнем дорога из Шалона чрез Этож, Шампобер и Монмираль в Мо2. Еще накануне, 27 января (8 февраля), Мармон с дивизией Лагранжа и кавалерией Думерка перешел от Сезанна к Шаптону (Chapton) и занял мост у Сен-При. Но как половина артиллерии и все обозы его корпуса оставались в Сезанне, то маршал, не надеясь перевесть их по весьма неудобной дороге на Сен-При к Шампоберу и опасаясь там встретить превосходные силы союзников, отошел назад 28 января (9 февраля) к Сезанну, куда между тем прибыли и прочие войска Наполеона. По сведениям, собранным Мармоном, дорога от Сезанна к Монмиралю была еще хуже той, которая вела к Шампоберу, и потому он предложил идти на Ла-Ферте-Гоше (La-Ferté-Gaucher) к Мо, чтобы соединиться там с Макдональдом3. Но Наполеон, убедившись из донесения Мармона, что не было явной невозможности пройти к Шампоберу, решился двинуться туда со всей армией. Приказано было собрать с окрестной страны лошадей и приглашены жители содействовать передвижению войск через топи между Сезанном и Сен-При. В продолжение ночи сделаны все необходимые приготовления к предстоявшему походу4. Между тем Олсуфьев получил с передовых своих постов, стоявших у Сен-При, известие о наступлении по сезаннской дороге сильной неприятельской колонны; но вслед за тем, когда войска Мармона ушли назад, кратковременное появление их было оставлено без надлежащего внимания, и даже не озаботились уничтожить мост на Малом Морене, у Сен-При. Получив донесение Олсуфьева, фельдмаршал предписал Сакену оставаться 29 января (10 февраля) у Монмираля и наблюдать за неприятелем к стороне Сезанна, а в случае наступления против него превосходных сил отступить вместе с генералом Йорком за Марну. Но посланному с этим приказанием адъютанту Мюффлинга поручику Герлаху генерал Гнейзенау поручил сказать Сакену, что как он может получить точнейшее сведение о неприятеле, появившемся у Сезанна, то в случае, ежели с этой стороны не будет предстоять опасности, он может продолжать движение к Ла-Ферте-су-Жуар. Генералу Йорку была отправлена копия с инструкции, данной Сакену, с приказанием соображать с ней свои действия5.
С рассветом 29 января (10 февраля) выступил от Сезанна к Сен-При Мармон с 1-м кавалерийским и 6-м пехотным корпусами; за ними следовали прочие наполеоновы войска. При движении через болота Малого Морена люди увязали в грязи и теряли обувь, лошади едва могли передвигать ноги, колеса орудий углублялись по ступицу, но крестьяне и лошади их выручили артиллерию, и французские войска, изнемогавшие от усталости, но ободренные присутствием своего императора, разделявшего с ними труды этого необычайного перехода, наконец достигли моста у Сен-При. Фортуна, как будто бы забывшая на время своего любимца, оказала ему явное покровительство. Если бы Наполеон от Сезанна направился к Монмиралю, то встретился бы там с корпусом Сакена и едва ли бы мог дебушировать на плато. Напротив того, двинувшись к Шампоберу, ему не трудно было превозмочь сопротивление небольшого отряда Олсуфьева, не имевшего при себе кавалерии и потому лишенного возможности разведывать о неприятеле. У генерала Олсуфьева в так называемом 9-м пехотном корпусе состояло всего на все 3 690 человек с 24 орудиями и только 12 конных вестовых.
Утром 29 января (10 февраля) Олсуфьев, получив от высланного с разъездом лейб-гусарского полка поручика Панчулидзева известие о наступлении неприятеля в значительных силах по дороге из Сезанна, послал генерала Удома с четырьмя егерскими полками и шестью орудиями занять деревню Байе (Вауе). Неприятель в 9 часов атаковал Удома, выставил против него 12 орудий, и беспрестанно усиливался, что заставило Олсуфьева придвинуть к авангарду остальные войска и занять ими позицию между селениями Байе и Банне (Bannay). Хотя за неимением кавалерии, которая под конец дела состояла в 30 человеках, присланных Блюхером из собственного его конвоя, нельзя было следить за движениями неприятеля, однако же в первом часу пополудни обнаружилось его намерение обойти Шампобер с обоих флангов. Олсуфьев созвал на совещание генералов. Все они предложили отойти немедленно на Этож к Вертю, где находилась главная квартира армии, и соединиться с корпусами Клейста и Капцевича, но Олсуфьев не решился отступать, имея повеление держаться в Шампобере, и уверял своих сподвижников, будто бы корпусы Клейста и Капцевича тогда находились у Сезанна, в тылу французов6.
Действительно, в это время сии корпусы и главная квартира Блюхера двигались к Сезанну. 28 января (9 февраля) Блюхер получил из главной квартиры императора Александра извещение, что неприятельская армия сосредоточивается у Ножана, и вместе с тем изъявлена была воля государя, чтобы корпус Клейста поступил на усиление войск графа Витгенштейна, а в замену его корпус Винцингероде присоединился к Силезской армии7. Фельдмаршал, полагая, что корпусов Сакена и Йорка было слишком достаточно для действий против слабого макдональдова корпуса, направил 29 января (10 февраля) корпусы Клейста и Капцевича к Фер-Шампенуазу, отправился вслед за ними из Этожа (куда перешла главная квартира из Вертю ввечеру 9 февраля н. ст.) и предполагал соединить оба корпуса с войсками Олсуфьева на следующий день у Сезанна. Еще находясь в Этоже, 29 января (10 февраля) утром Блюхер получил от графа Витгенштейна известие, что Наполеон направился к Сезанну. Генералу Йорку было послано приказание идти к Монмиралю и устроить переправу у Шато-Тиери, на случай отступления за Марну корпусов его и сакенова. Несколько спустя, около полудня, Блюхер узнал от прибывшего из Монмираля поручика Герлаха, что Сакен, убедившись в совершенной безопасности от нападения со стороны Сезанна, двинулся к Ла-Ферте для отрезания Макдональда; тогда же подтвердились показания пленных, что Наполеон ночевал в Сезанне; а на марше в Фершампенуаз пришли донесения о поражении Олсуфьева8.
Генерал Олсуфьев, не обращая внимания на единогласное мнение подчиненных ему генералов, решился обороняться до последней крайности в невыгодной позиции, занятой его войсками впереди Шампобера. Причиной тому были упреки, которым подвергся он за то, что в сражении при Бриенне, не заняв своей пехотой города, допустил туда вторгнуться неприятелю. Это обстоятельство произвело на него такое сильное впечатление, что, несмотря на явную опасность, угрожавшую его войскам, он упрямо оставался у Шампобера и стал отступать только тогда, когда уже было поздно. Дивизия Рикара с кавалерией Бордесуля овладела селением Байе, а французская гвардия – Банне: русские войска, обойденные с обоих флангов, были принуждены отступать к Шампоберу. Едва отправили назад 12 орудий, как замечено было движение неприятеля чрез лес наперерез шоссе, ведущего в Этож. Олсуфьев, опасаясь потерять сообщение с Блюхером (о передвижении коего от Вертю к Фер-Шампенуазу не имел никаких сведений), повел к шоссе большую часть своих войск, а генерал-майору Полторацкому с Нашебургским и Апшеронским полками и с девятью орудиями приказал держаться в Шампобере. Французы, считая войска Полторацкого несравненно сильнейшими, нежели они были в действительности, выставили против них большие батареи и открыли огонь по местечку, занятому русской пехотой[41], а между тем кавалерия продолжала обходить русских с флангов. Генерал Полторацкий удачно отразил несколько кавалерийских атак, но вскоре, исстреляв все свои патроны, был принужден отбиваться штыками; вслед за тем дивизия Рикара вытеснила из местечка русскую пехоту. Тогда Полторацкий, отрезанный от прочих войск Олсуфьева, обратился к лесу, лежащему в двух верстах от Шампобера. Французы, заметя расстройство в его отряде, два раза присылали парламентера, требуя сдачи, и, получив отказ, выдвинули вперед несколько конных орудий и открыли огонь по пехоте, построившейся в каре и спешившей к лесу. Неприятель успел предупредить русские войска и, заняв лес стрелками, встретил отступавшее каре сильной пальбой; в то же время кавалерия возобновила атаки. Окруженные со всех сторон французами, громимые картечью и осыпаемые градом пуль, войска Полторацкого были частью истреблены, частью взяты в плен; десять орудий, находившихся при отряде, достались неприятелю.
В продолжение времени этого боя Олсуфьев с большей частью своего корпуса покушался пробиться к Этожу, но, не успев в том, повернул влево по дороге на Эперне, к селению Лакоре, чтобы пробраться в обход к Монмиралю. Темнота вечера и густая грязь замедлили движение отряда. Достигнув прудов, именуемых Пустыней (les Deserts), русские войска были одновременно атакованы пехотой Рикара, вышедшей из Шампобера, и кирасирами Думерка, свернувшими влево с этожской дороги. Сражаясь целый день, исстреляв все патроны, обороняясь штыками, войска Олсуфьева наконец были расстроены, и сам он в суматохе попался в плен. Неустрашимый генерал Корнилов, как старший приняв начальство над войсками, «решился вместе с генералом Удомом защищаться до последней капли крови, не отдаваясь в плен. Собрав остатки корпуса, тысяч до двух нижних чинов с штаб- и обер-офицерами и 15 орудий, они сохранили все знамена, а вместе с ними и честь, пробились сквозь неприятеля и прошли лесами в Порт-а-Бинсон»9, на дорогу из Эперне в Шато-Тиери. По словам Споршиля, «русские войска при Шампобере не только сохранили честь, но покрыли себя бессмертной славой, сражаясь без кавалерии против четверных сил, предводимых самим Наполеоном, с утра до поздней ночи»10. Урон корпуса Олсуфьева в этом деле вообще простирался до 2 000 человек, девяти орудий и нескольких зарядных ящиков. В числе пленных, кроме генералов Олсуфьева и Полторацкого, находился артиллерии полковник Засядко11. Со стороны французов урон вообще не превышал 600 человек; в числе раненых был генерал Лагранж12.
Наполеон пригласил к себе ужинать генерала Олсуфьева, но как Олсуфьев с большим лишь трудом объяснялся по-французски, то Наполеон послал за Полторацким и в присутствии маршала Бертье, Нея, Мармона и министра иностранных дел Маре спросил у него:
– Сколько вас сегодня было в деле?
– 3 690 человек с 24 орудиями, —отвечал Полторацкий.
– Вздор! Не может быть! В вашем корпусе было по крайней мере 18 000 человек.
– Русский офицер не станет говорить вздора: слова мои – настоящая истина. Впрочем, вы можете спросить о том других пленных.
– Если это правда, то, по чести, одни русские умеют так жестоко драться. Я прозакладывал бы голову, что вас было по меньшей мере 18 000.
– Однако же мы разбиты, и я в плену.
– Это ничего не значит. У вашего императора в плену до пятидесяти лучших моих генералов, которые вам ни в чем не уступят. Хотя в победе моей нет большой чести, потому что войска мои дрались с вами целый день, однако же последствия дела для меня важны: сегодня я разбил вас, завтра уничтожу Сакена, в четверг авангард Витгенштейна, в пятницу нанесу Блюхеру такой удар, от которого ему не опомниться, а потом на Висле предпишу мир императору Александру.
– Дело довольно трудное, – возразил Полторацкий.
Затем Наполеон завел разговор о войне 1812 года и сознался, что Кутузов обманул его своим фланговым маршем. Но когда дошла речь до пожара Москвы, то он, рассердясь не на шутку, сказал:
– Сжечь столицу – варварская мысль, пятно для вашей нации. Я брал Берлин, Мадрид, Вену, и нигде этого не случалось.
– Русские не раскаиваются, а восхищаются последствиями своих дел.
Наполеон, топнув ногой, приказал пленному выйти вон, но вслед за тем опять
потребовал к себе, осыпал похвалами и вдруг спросил:
– В каком числе русская гвардия? Как сильна ваша армия? Где ваш государь? Где генерал… и проч.
На все такие вопросы Полторацкий отвечал: «Не знаю».
– Я хотел бы иметь удовольствие побеседовать с вами, но ваш ответ «не знаю» меня останавливает.
Полторацкий объяснил, что расположение армии есть тайна, которую не позволяют ему нарушать присяга государю и долг отечеству.
Наполеон, снова потеряв терпение, вторично выслал пленного из комнаты и приказал отправить его в Париж и иметь за ним особенное наблюдение13.
За ужином, на котором кроме Олсуфьева были Бертье, Ней и Мармон, Наполеон, обрадованный одержанной победой, сказал:
– От чего зависит судьба государств! Если завтра мы будем иметь такой же успех над Сакеном, то неприятель уйдет за Рейн скорее, нежели пришел сюда, и я буду опять на Висле.
Заметя, однако же, что такие порывы не находили сочувствия в его сподвижниках, Наполеон прибавил:
– И я помирюсь на том, чтобы Франция сохранила свои естественные границы14.
Еще до окончания дела при Шампобере Наполеон послал несколько офицеров генерального штаба в Мо, к маршалу Макдональду, с извещением об одержанной победе и с приказанием наступать против преследовавших его союзных войск. В сумерки главная квартира французской армии расположилась в Шампобере. Гвардия с частью дивизии Рикара встала биваками на поле сражения; дивизии Лагранжа с кавалерией Бордесуля и Думерка – близ Этожа, а Нансути с двумя гвардейскими кавалерийскими полками (dragons et lanciers de la garde) и с одной бригадой дивизии Рикара двинулся к Монмиралю и прогнал казачью партию, занимавшую сей город. На следующий день, 30 января (11 февраля), Наполеон оставил Мармона с дивизией Лагранжа и с кавалерией Груши (в составе корпуса Бордесуля и дивизии Думерка), всего до 3 000 человек пехоты и 2 000 человек кавалерии, у Этожа для наблюдения за войсками Блюхера, стоявшего близ Вертю, а сам с остальными полками гвардейской кавалерии, гвардейской пехотой и одной бригадой дивизии Рикара выступил в 5 часов утра к Монмиралю, где вместе с высланными туда прежде войсками Нансути предполагал собрать более 15 000 человек пехоты и 5 000 кавалерии15.
Фельдмаршал Блюхер, подъезжая в сумерки 29 января (10 февраля) к Фер-Шам-пенуазу, получил посланное к нему Олсуфьевым в первом часу пополудни донесение о нападении на его отряд неприятеля в превосходных силах; вслед за тем пришли известия о поражении русских войск при Шампобере. Главнокомандующий тотчас послал генерала графа Витта в главную квартиру князя Шварценберга с поручением узнать достоверно, что происходило на пространстве между Марной и Обе, а между тем, опасаясь быть атакованным со стороны Сезанна, перевел в следующую ночь корпусы Клейста и Капцевича к Бержеру. Туда же собрались по частям остатки корпуса Олсуфьева16.
Как в числе 14 000 человек, находившихся у Бержера[42], было не более 500 кавалеристов, а местность между Бержером и Шалоном представляет обширную равнину, где Наполеон мог с большой выгодой ввести в дело свою многочисленную кавалерию, то Блюхер предполагал в случае нападения на него главных сил французской армии отступать к Эперне вдоль возвышений, покрытых виноградниками и садами. Неприятель ограничился занятием Этожа и не пошел далее, из чего обнаружилось, что Наполеон обратился к Монмиралю. В стороне этого города 30 января (11 февраля) в продолжение нескольких часов раздавалась сильная канонада; но Блюхер, находясь в 40 верстах от места сражения и не имея при себе достаточно кавалерии, был принужден оставаться в бездействии17.
В тот самый день, когда происходило дело при Шампобере, 29 января (10 февраля), корпус Сакена занял Ла-Ферте-су-Жуар. Авангард его под начальством генерал-адъютанта Васильчикова, опрокинув вышедшего из города неприятеля, захватил три орудия и преследовал французов до Трильпора, где остановился у взорванного ими каменного моста; часть авангарда дошла до города Мо. Ночью генерал Сакен, получив повеление Блюхера идти к Монмиралю и вместе с Йорком проложить себе путь к Вертю, на соединение с корпусами Клейста и Капцевича, немедленно выступил по указанному направлению и приказал разрушить только лишь тогда возобновленный мост у Ла-Ферте-су-Жуар, чтобы Макдональд не мог преследовать его18. Напротив того, Йорк, узнав достоверно в ночи на 11 февраля о движении Наполеона к Сезанну и намереваясь, на основании данного ему разрешения, уклониться от встречи с сильнейшим неприятелем, предложил Сакену отступить за Марну и предполагал для соединения с ним перейти к Ла-Ферте, но, получив от него приглашение «двинуться влево к Монмиралю» и вторичное предписание Блюхера идти от Шато-Тиери чрез Вифор к Монмиралю, отправился в Шато-Тиери, расположил свои войска на тесных квартирах между Ножан л’Арто и Вифором и послал небольшой отряд к Эперне для охранения моста на случай отступления туда войск, находившихся под непосредственным начальством Блюхера. Заметить должно, что дорога из Шато-Тиери в Монмираль на протяжении около 25 верст не была шоссейной, как тогда полагали союзники на основании Кассиниевской карты. До Вифора (Viffort) она была вымощена камнем, но испорчена, а далее до Монмираля, совершенно не удобна для движения артиллерии. Генерал Йорк по прибытии в Вифор 30 января (11 февраля), около 10 часов утра, узнал, что казаки, занимавшие Монмираль, были в ночи оттуда вытеснены неприятелем, что авангард Юргаса встретил французов у Фонтенеля, на половине дороги от Вифора до Монмираля, и что Сакен, снова разрушив возобновленный им мост у Ла-Ферте, перешел в Вье-Мезон : таким образом, для отступления обоих союзных корпусов оставался только лишь весьма неудобный путь на Вифор к Шато-Тиери. Генерал Йорк, желая избежать движения к Монмиралю, приказал сказать Сакену, что по причине дурных дорог прусский корпус придет поздно и, вероятно, без артиллерии; в ответ на это извещение Сакен сказал: «Русские войска достаточно снабжены артиллерией». Наконец, Йорк, решась идти в помощь Сакену, но предвидя необходимость отступления на Шато-Тиери, принял меры для охранения этого пункта. Опасаясь, чтобы Макдональд, возвратясь от Мо, либо другие неприятельские войска, прибыв из Суассона, не преградили союзникам пути за Марну, Йорк тотчас послал от Вифора к Шато-Тиери 8-ю бригаду принца Вильгельма, а также все 12-фунтовые батареи, которые не могли следовать далее за войсками; сам же он с бригадами Пирха и Горна двинулся к Фонтенелю и подошел к этому селению с войсками Пирха и 12 орудиями в три с половиной часа пополудни, когда бой под Монмиралем уже был в полном разгаре и когда, вместо содействия русским в нападении на неприятельскую армию, Йорку не оставалось ничего более, как прикрыть отступление расстроенных сакеновых войск19.
Генерал Сакен, прибыв 30 января (11 февраля) рано утром в Вье-Мезон, узнал о занятии французами Монмираля, но, считая неприятеля слабейшим, нежели он был в действительности, и надеясь на содействие Йорка, решился проложить оружием себе путь к Вертю на соединение с Блюхером.
В 10 часов утра Наполеон с большой частью войск, выступивших из окрестностей Шампобера, прибыл в Монмираль. В это время генерал Нансути с авангардом старался по возможности замедлить наступление Сакена, которого передовые войска уже миновали Вье-Мезон20.
Местность к западу от Монмираля, служившая полем сражения, образует возвышенную, отчасти волнообразную плоскость, усеянную небольшими рощами и мызами, с оградами и садами, ограниченную с юга узкой долиной Малого Морена. Деревушка Гот-Эпин (Haute-Epine) лежит на большой парижской дороге, в четырех с небольшим верстах от Монмираля, а Эпин-о-Буа (Epine au bois) – к югу от большой дороги, в лощине. К востоку от последней, в полуторе версты, за оврагом, находится селение Марше (Marchais).
Генерал Сакен, желая пробиться по долине Малого Морена, расположил вправо от Гот-Эпин большую часть своей пехоты, а именно дивизии 7-ю и 18-ю (состоявшие, за болезнью князя Щербатова, под начальством генерал-майора Талызина), по обе стороны Эпин-о-Буа, а 10-ю дивизию влево от них; еще левее к северу от большой дороги стояли 27-я дивизия и кавалерия генерал-адъютанта Васильчикова. Вся пехота была построена в колоннах, в две линии. Легкие артиллерийские роты находились впереди 1-й линии, по флангам пехоты, а батарейная рота № 18 в промежутке между 18-й и 10-й дивизиями. Прочие две батарейные роты оставались в резерве. Вообще же под начальством Сакена состояло 14 000 человек с 84 орудиями21. Для овладения деревней Марше, заняв которую неприятель мог бы преградить путь русскому корпусу по долине Малого Морена, составлен был особый отряд под начальством генерал-майора Гейденрейха из пехотных полков Псковского, Владимирского, Тамбовского и Костромского и двух рот 11-го егерского, всего в числе 2 360 человек с шестью легкими орудиями и казачьим генерал-майора Луковкина полком. Пехота русского отряда быстро перешла овраг и заняла Марше, протянув правое крыло к роще, а левое к глубокому оврагу; казаки Луковкина встали на высоте за правым флангом пехоты, а батарея, также не переходя за овраг, расположилась за левым флангом отряда, но в таком значительном от него расстоянии, что не могла принимать никакого участия в деле22. Наполеон, предполагая атаковать Сакена с левого фланга, чтобы прервать связь его корпуса с прусскими войсками, которые могли прибыть со стороны Фонтенеля, сперва, около 10 часов, повел усиленную фальшивую атаку на деревню Марше. Дивизия Рикара, в числе 3 000 человек, в колоннах, прикрытых густой цепью стрелков, устремилась в это селение; несколько раз сражающиеся войска встречались грудь с грудью и решали дело штыками. Селение четыре раза переходило из рук в руки и наконец осталось за русскими; урон обеих сторон был весьма значителен, и поле кругом деревни, залитое кровью, представляло страшную картину взаимного истребления. А между тем Наполеон, хладнокровно взирая на перевороты боя, ограничивался канонадой, открытой по всей линии его войск от Марше до Пленуа (Plenoy), в ожидании прибытия маршала Мортье с дивизией Мишеля; наконец, во втором часу, появилась у выхода из Монмираля головная часть этой колонны. Предполагая нанести решительный удар у Гот-Эпин, Наполеон желал отвлечь русские резервы от пункта, составлявшего ключ поля сражения: с этой целью было приказано Рикару отойти несколько назад и очистить селение Помессон (Pomessone) в долине Малого Морена, чтобы заманить туда русские войска; маршал Ней с дивизиями Менье и Деку встал позади и несколько правее Рикара у Трембле (Tremblay); граф Нансути должен был протянуть свою кавалерию вправо, между дорогами, идущими в Вье-Мезон и Фонтенель, угрожая Сакену обходом с левого фланга; еще правее два легких полка заняли рощу близ деревушки Пленуа; в то же время Фриан с четырьмя батальонами Старой гвардии двинулся по большой дороге, готовясь ударить на войска, стоявшие у Гот-Эпин, а семь эскадронов почетной гвардии под начальством генерала Дефранса прикрывали пехоту Фриана с правого фланга. Пользуясь растянутым расположением сакеновых войск, Ней, с содействием бригады Фриана, прорвал первую их линию у Гот-Эпин, что заставило Сакена выдвинуть вперед вторую линию и подать влево кавалерию, чтобы войти в связь с прусским корпусом, коего передовые войска тогда уже появились у Фонтенеля. Но Наполеон, разгадав намерение Сакена, оставил против Васильчикова кавалерию Лаферрьера, Кольбера и Денуэтта под начальством генерала Нансути, а генералу Гюйо с четырьмя эскадронами собственного конвоя (escadrons de service) приказал устремиться по большой дороге и кинуться на пехоту. Атака Гюйо имела полный успех, но генерал Васильчиков отразил нападение Нансути и открыл сообщение с прусскими войсками. Генерал Йорк, желая обеспечить Сакена от обхода с фланга, направил впереди шедшую бригаду Пирха по достижении Фонтенеля, влево от большой дороги, к мызе Турне (Tourneux), а бригаду Горна прямо по большой дороге. Как при каждой из сих бригад находилось только по одной легкой батарее, то для содействия Горну Сакен послал из резерва две батарейные роты. Заметя появление прусских войск, маршал Мортье двинулся им навстречу с шестью батальонами дивизии Мишеля. Возгорелся упорнейший бой; с обеих сторон пало множество храбрых; командир 1-й бригады генерал Пирх 2-й был ранен и сдал начальство над вверенными ему войсками полковнику Лостину (Losthin); сам Йорк кинулся в застрельщичью цепь; напрасно Валентини обращает его внимание на опасность, ему грозящую; Йорк как будто бы ничего не слышит. «Оставьте меня, – говорит он окружающему его штабу, – я буду искать смерти, если мы не удержим неприятеля». По свидетельству французов, войскам их наконец удалось овладеть рощами у Фонтенеля и ворваться в это селение в сумерки, когда Сакен уже успел соединиться с прусским корпусом и отвести большую часть своих войск по дороге к Вифору. Но Дройзен пишет, что генерал Кацелер, заняв войсками авангарда мызу Турне и впереди лежащий лес, оставался там во всю ночь до рассвета23.
На правом крыле, у Марше, по-прежнему кипел отчаянный бой с переменным успехом до 8 часов вечера. Войска Менье, сменившие войска Рикара, взяли селение Марше, но ненадолго: русские опять их выбили оттуда. Хотя удача сакеновых войск на этом пункте подвергала их опасности, однако же Наполеон, озабоченный упорным сопротивлением горсти храбрых усилиям втрое сильнейших французов24, настойчиво требовал от генералов Менье и Рикара, чтобы они овладели селением, но, по свидетельству правдивого историка войны 1814 года, дивизии Менье и Деку, ослабленные в сражении при Бриенне и состоявшие из конскриптов, уже имевших понятие об опасности, не были способны к мужественному удару, а Рикар, с своей стороны, потеряв много людей, требовал подкреплений. Наполеон послал ему в помощь два батальона Старой гвардии, но Рикар, полагая, что атака на Марше требовала по крайней мере четырех свежих батальонов, опасался подвергнуть напрасным потерям отборные войска и держал их в резерве25. Уже день склонялся к вечеру. Наполеон, желая решить дело, приказал генералу Дефрансу устремиться по большой дороге, ведущей из Ла-Ферте, и, поравнявшись с Эпин-о-Буа, повернуть влево, чтобы отрезать путь отступления русским войскам, сражавшимся у Марше. Одновременно с тем маршал Лефевр и Бертран в челе двух батальонов гвардейских егерей ворвались в это селение, а Рикар повел атаку на него из Помессона. Один из участников этого боя говорит: «…Стрелки наши, смешавшись с французами, так сказать, были вынесены на плечах их за нашу позицию. Послышался роковой голос: на руку, в штыки! Грозное ура грянуло и настала гибель французов.» Несмотря на то, что неприятель имел при себе сильную артиллерию и что все поле кругом Марше «было вспахано рикошетами», остатки четырех русских полков под начальством храбрых штаб-офицеров Зигрота и Лопухина непоколебимо отстаивали вверенный им пост до самого вечера и уступили его только тогда, когда заметили обход неприятеля. Получив приказание отступать, русские войска перешли за глубокий овраг, но едва лишь успели подняться на противоположный скат его, как были встречены французскими драгунами. Русские построились в несколько небольших каре и продолжали отходить назад, преследуемые неприятелем, который, однако же, не отважился действовать решительно, а довольствовался замедлением их отступления. Несколько сот стрелков, рассыпанных впереди Марше, были отрезаны, и только лишь тридцати удалось пробиться. Подходя уже к дороге в Шато-Тиери, русские каре были сильно атакованы конницей, но с помощью двух эскадронов ахтырских гусар под начальством ротмистра Горсткина отразили нападение. Из всех прочих сакеновых войск французы отрезали только Софийский пехотный полк, но и тот пробился26.
Ночь прекратила кровопролитный бой. По выходе русского корпуса на дорогу в Шато-Тиери Сакен поручил генерал-адъютанту Васильчикову с кавалерией прикрывать отступавшие войска и принять меры для перевозки артиллерии через лес и болота, лежащие по дороге к Вифору. Чтобы облегчить движение войск в темную ночь, под дождем, по дороге, незнакомой и представлявшей препятствия на каждом шагу, зажигали костры, на расстоянии один от другого полутораста или двухсот шагов, а для освещения местности при вытаскивании орудий из топей употребляли факелы, имевшиеся в артиллерийских ротах. Кавалерия, человек по пятидесяти на каждое из орудий, тащила их, привязав к ним арканы: таким образом пробившись всю ночь, к рассвету пришли в Вифор. Несмотря, однако же, на деятельность Васильчикова и на чрезвычайные усилия войск, русские принуждены были бросить восемь наиболее поврежденных орудий. А между тем пехота продолжала отступление по дороге к Шато-Тиери, куда перешла главная квартира Сакена; а генерал Йорк остановился на мызе между Фонтенелем и Вифором27.
Урон союзников был значителен. Русские, бывшие в огне до последнего батальона, потеряли убитыми и ранеными до 2 000 и пленными до 800 человек; пруссаки – до 900 человек. Со стороны французов вообще выбыло из фронта 2 000 человек; в числе раненых были генералы Мишель и Буден28.
Ночью возвратился посланный в главную квартиру армии граф Бранденбург, с словесным приказанием обоим союзным корпусам «неотлагательно переправиться за Марну и идти поспешно к Реймсу, где назначено было сосредоточиться всем войскам Блюхера». Утром оба корпуса отошли за Вифор к Птит-Ну (Petites-Noues); за ними вслед отступил арьергард генерала Кацелера29.
Наполеон, переночевав на мызе Греннель и усилясь двумя тысячами человек кавалерии под начальством Сен-Жермена30, оставил эти войска с дивизией Фриана, за исключением четырех батальонов гренадер, у Вье-Мезон для наблюдения доступа от Сезанна. Сам же Наполеон с восемнадцатью тысячами человек двинулся в 9 часов утра на Розуа к Шато-Тиери, вслед за союзниками. Йорк предлагал Сакену тотчас перевести за Марну войска, находившиеся на левой стороне этой реки, но Сакен, у которого оставалось позади много артиллерии и обозов, уговорил его занять позицию впереди Шато-Тиери, за речкой, на возвышенной плоскости у деревушки Какере (les Caquerets). Здесь, по обе стороны большой дороги, расположились 1-я и 7-я прусские пехотные бригады под общим начальством Горна; левее, несколько позади их, встала резервная кавалерия Юргаса; 8-я бригада принца Вильгельма Прусского заняла часть города, лежащую по левую сторону Марны. Часть русской кавалерии и пехоты, расположенная позади позиции, в резерве, прикрывала переправу артиллерии и обозов.
Наполеон, подойдя к сей позиции, открыл сильную канонаду и под покровительством ее устремил пехоту в нескольких колоннах против фронта прусских войск. Затем маршал Ней с кавалерийскими дивизиями Лаферьера, Денуэтта, Кольбера и Дефранса, в числе более 4 000 человек, направился в обход левого фланга кавалерии Юргаса, чтобы отрезать прусские войска от Шато-Тиери, что заставило союзную пехоту отступать к городу. Генерал Юргас, желая остановить неприятеля, кинулся ему навстречу с своей кавалерией, построенной в две развернутые линии, но первая линия его, состоявшая большей частью из ландверов, была опрокинута на вторую и увлекла ее с собой. В эту решительную минуту генерал Горн приказал своей пехоте ускорить отступление к городу, а сам с густой цепью стрелков, поддержанной бранденбургскими гусарами под начальством полковника Зора (Sohr), остановил французскую кавалерию. Тем не менее, однако же, союзная пехота, принужденная отступать через теснину, перерезанную глубокими рвами, по густой грязи, в которой солдаты увязали на каждом шагу, понесла значительный урон; две пушки и гаубица с подбитыми лафетами достались в руки неприятелю. Полки Тамбовский и Костромской под начальством Гейденрейха, остававшиеся на правом фланге позиции, по отступлении прусских войск были атакованы по приказанию Наполеона собственным его конвоем под начальством генерала Бельяра (Belliard). Гейденрейх построил свои полки в два небольших каре и прикрыл их стрелковой цепью, но стрелки были опрокинуты в близлежащую рощу, а каре совершенно рассеяны. Те из людей, которым удалось укрыться в роще вместе со стрелками, ушли в предместье; прочие же все были изрублены либо взяты в плен вместе с генералом Гейденрейхом. Три орудия, при них находившиеся, достались в руки французам. Неприятель преследовал союзников по двум направлениям: кавалерия Нея двинулась на Этамп и по дороге из Эперне, которая оказалась почти непроходимой, а Мортье со всей пехотой наступал по большой монмиральской дороге. Войска 1-й прусской бригады при отступлении потерпели сильный урон, и в особенности гренадеры. Ландверные батальоны Мумма и Зейдлица были истреблены, а засевшие в грязи три прусских орудия захвачены неприятелем. Отступление через предместье и мосты на правую сторону Марны было исполнено под прикрытием сперва 8-й бригады принца Вильгельма, а потом двух батальонов 2-го Восточно-прусского полка, которые отразили несколько атак, удерживались, пока все войска, орудия и обозы переправились за Марну, и, перейдя вслед за ними на другую сторону реки, зажгли оба моста; в то же самое время прусская 12-фунтовая батарея и несколько русских конных орудий с прикрытием 39-го, 49-го и 50-го егерских полков открыли с правого фланга сильный огонь по неприятелю и остановили его дальнейшие покушения 31.
Союзные корпусы после краткого отдыха у Шато-Тиери отошли в тот же день по суассонской дороге к Ульши-ла-Виль (Oulchi-la-Ville). Бригада принца Вильгельма отступила в полночь к Ульши-ле-Шатель (Oulchi-le-Chatel), а генерал Кацелер с арьергардом за реку Урк. Казачий отряд Карпова остался для наблюдения за неприятелем на Марне. Еще утром 31 января (12 февраля) французы заняли Ла-Ферте-су-Жуар, откуда подполковник Стессель (Stossel) с 2-м лейб-гусарским полком отступил по шато-тиериской дороге к Монтрель и далее к Во (Veaux) близ Круи32.
В деле при Шато-Тиери русские потеряли 1 500 человек, три орудия (по другим сведениям от восьми до десяти орудий) и значительную часть обоза, а прусские войска – 1 300 человек и шесть орудий. Урон французов, по собственным их показаниям, не превышал 400 человек33.
Как обыкновенно случается после неудачных дел, союзники взаимно обвиняли одни других в поражении, понесенном при Монмирале и Шато-Тиери. Сакен полагал, что прусские войска могли придти к нему в помощь ранее и в больших силах, a прусские генералы жаловались на русских, которые, по мнению их, не поддерживали их как следовало при отступлении к Шато-Тиери. Эти обвинения напрасны. Выше уже объяснены причины, не позволившие Йорку придти в пору к Монмиралю. Что же касается до действий русского корпуса в деле при Шато-Тиери, едва ли можно было требовать от него более того, что он сделал после боя при Монмирале, где войска Сакена были введены в огонь до последнего батальона и эскадрона, и после ночного отступления по таким местам, которые, по свидетельству самого Йорка и главных сподвижников его, были непроходимы. При отступлении за Марну прусские войска понесли значительные потери, но и со стороны русских урон был немаловажен, и если ландверные батальоны Мумма и Зейдлица были почти уничтожены, то и полки Тамбовский и Костромской легли костьми в этом деле.
По отступлении союзников за Марну французы не могли тотчас преследовать их, потому что сперва надлежало возобновить разрушенный мост у Шато-Тиери. Наполеон надеялся, что Макдональд, двинувшись быстро по правому берегу реки, довершит поражение корпусов Сакена и Йорка и пожнет плоды успехов, одержанных главными силами французской армии. Но Макдональд, обратив исключительно внимание на устройство присоединившихся к нему подкреплений, выслал из Мо по дороге на Ла-Ферте-су-Жуар только часть кавалерии Сен-Жермена, да и та, не имея при себе артиллерии, не могла настойчиво преследовать союзников. Пользуясь тем, войска Сакена и Йорка отступили чрез Фим к Реймсу и Жоншери, где и расположились ввечеру 2 (14) февраля.
Еще накануне, 1-го (13-го), Наполеон, успев с помощью жителей возобновить мосты у Шато-Тиери, отрядил ввечеру вслед за союзниками маршала Мортье, с дивизиями Христиани (бывшей Мишеля), Кольбера и Дефранса в числе 6 000 человек, который в тот же день достиг селения Рокур34. Жители окрестной страны, озлобленные беспорядками, неизбежными при поспешном отступлении союзных войск, и возбужденные успехами Наполеона, преувеличивали их выше всякой меры и полагали, что корпусы Сакена и Йорка подвергнутся таким же бедствиям, какие постигли французскую армию в России. Наполеон, пользуясь благоприятным для него оборотом общественного мнения, призвал на службу национальную стражу Марнской долины, вооружив ее отбитыми у пруссаков ружьями35. Продовольствие союзных войск после понесенных ими поражений чрезвычайно затруднилось. Доселе они большей частью располагались по квартирам и получали от жителей хорошую пищу; там же, где нельзя было пользоваться этим средством, продовольствовались реквизициями запасов, необременительными для страны. Но когда расположение жителей к союзникам совершенно изменилось и приняло враждебный характер, тогда уже нельзя было размещать войска на большом пространстве, а надлежало двигаться и располагаться значительными отрядами; селения и местечки были оставляемы крестьянами, которые, опустошив свои дома, скрывались в лесах и угоняли туда стада свои. Союзники были принуждены отводить селения для фуражировки целых полков и бригад, что, подавая повод к беспорядкам и к ослаблению дисциплины, имело неизбежным следствием совершенное разорение страны, служившей театром военных действий. Солдаты, томимые голодом, не менее страдали от стужи при недостатке в топливе, повсеместном в безлесной Шампани; когда же наставала оттепель, дороги делались непроходимыми, обувь изнашивалась в несколько дней, и люди, совершая усиленные марши босиком, поступали сотнями в походные лазареты. «Не могу скрыть, – писал Йорк в донесении фельдмаршалу от 14 февраля н. ст., – что мой корпус утомлен чрезвычайно и обувь солдат в бедственном положении, отчего множество людей остается назади, и я опасаюсь потерять половину моего корпуса». По прибытии в Реймс он отдал следующий приказ, из которого видно, в каком состоянии тогда находились союзные войска: «С величайшим неудовольствием заметил я огромное увеличение обозов вверенного мне корпуса. Несмотря на неоднократно мной повторенные приказания, число повозок при бригадах чрезвычайно умножилось. До какой степени тем замедлилось движение войск на последних трех переходах, известно всякому, кто сколько-нибудь обращал внимание на благосостояние вверенного мне корпуса. Бесчисленное множество крестьянских повозок, нагруженных бочонками с вином, заплесневелым хлебом и протухлым мясом, мешками, босыми людьми и проч., тащится вслед за войсками. Необходимо прекратить эти беспорядки. Для этого требую содействия Г.г. бригадных и полковых командиров, а равно и всех офицеров, возлагая на строжайшую ответственность начальников частей войск точное исполнение прилагаемой инструкции». За тем следовали подробные и весьма строгие постановления насчет сокращения обозов36.
Конец ознакомительного фрагмента.