История антропологических исследований в Беларуси. Раздел 1. Формирование антропологии как самостоятельной отрасли естествознания (О. В. Марфина, 2015)

1.1. Изучение важнейших признаков физического типа белорусов в конце XIX – начале ХХ ст

Формирование антропологии как самостоятельной научной дисциплины как в России, так и в ряде других стран относится ко второй половине XIX в. В то время накопление антропологических знаний о современном населении в основном касалось изучения особенностей его физического типа. В 50-х и в 60-х годах XIX ст. возникли первые научные антропологические учреждения и общества, стали издаваться специальные антропологические работы. Одним из важнейших событий в истории русской антропологии явилось основание в 1863 г. Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете (далее – Общество любителей естествознания). Его организатором и руководителем был профессор Московского университета А. П. Богданов. Позднее, в 1888 г., было создано Русское антропологическое общество при Петербургском университете и Антропологическое общество при Императорской Военно-медицинской академии (1893 г.).

В работе Общества любителей естествознания одно из главных мест занимала антропологическая тематика. В 1864 г. в составе Общества был создан антропологический отдел, в котором велась интенсивная исследовательская деятельность. В период руководства А. П. Богданова антропологическим отделом главное содержание работ составляли краниологические исследования. В научном сообществе того времени были распространены взгляды на антропологию, как на комплексную науку о физическом типе человека и его культуре. Поэтому в планы работы отдела входили антропологические, этнографические и археологические исследования. В 1879 г. состоялась первая в Российской империи антропологическая выставка, целью которой было ознакомление общества с наукой о человеке, его естественнонаучной историей, возможностями изучения как в биологическом, так и в культурном отношении [53]. В дальнейшем материалы выставки явились основой создания Антропологического музея Московского университета. В экспозиции были представлены краниологические материалы исследователей различных специальностей: анатомов, медиков и др. Членами комитета выставки были представлены фотографии наиболее типичных представителей разных народов, сохранивших расовые и племенные особенности. Эти снимки сопровождались соответствующими пояснениями. Ряд фотографий антропологической выставки 1879 г. демонстрировали и внешний облик белорусов: крестьянина Могилевской губернии, могилевского мещанина, старообрядцев Гомельского уезда Могилевской губернии, крестьян Гомельского, Оршанского уездов [81, с. 2].

В 1890 г. на заседаниях антропологического отдела отмечалось отсутствие фактов измерений современных жителей Северо-Западного края, а также измерений черепов с этой территории. Имевшиеся на то время сведения о внешнем облике белорусов позволяли причислять их к белокурому европеоидному типу. Было распространено мнение, что белорусы сохранили этот тип лучше других. Единственный вопрос, который ставился в связи с этим, заключался в выяснении степени сохранности древнего белокурого антропологического типа среди белорусского населения. Рекомендовалось проводить исследование физического типа белорусов в наиболее изолированных местностях [157, с. 592].

В конце XIX ст. южной границей проживания белорусского населения в Минской губернии исследователями принималась р. Припять. Считалось, что на правом берегу реки к югу и юго-востоку уже имелась некоторая примесь малороссов. На западе границей проживания белорусов считалась р. Неман в ее верхнем течении. В Витебской губернии северо-западные уезды частично были населены латышами, а юго-восточные уезды, граничащие со Смоленской губернией, – смешанным белорусско-великорусским населением, за северную границу принимали р. Западную Двину. На востоке Витебской губернии не рекомендовалось проводить исследования на левом берегу р. Днепр, а также не далее р. Сож [157, с. 592]. Считалось, что наименее смешанное население проживало в Пинском, Слуцком, Мозырском, Бобруйском, Игуменском и Борисовском уездах Минской губернии; Старо-Быховском и Могилевском уездах Могилевской губернии; Лепельском и южной части Полоцкого уезда Витебской губернии. При проведении сравнительного анализа обследовать антропологический тип белорусов в нескольких населенных пунктах разных губерний, отдаленных друг от друга, рекомендовалось с учетом особенностей климатических и почвенных условий местности.

В то же время А. П. Богдановым на заседаниях антропологического отдела неоднократно высказывалось пожелание обратить особое внимание на антропологическое изучение смешанных народностей. Российская империя, особенно ее окраины, давала богатый материал для исследований. Северо-Западный край относился к числу именно таких территорий и был одним из наиболее интересных в отношении процессов смешения различных народностей. Происходившие здесь исторические, политические, религиозные и культурные события неизбежно сказывались на формировании антропологического облика населения. С запада сюда проникали поляки, шведы, немцы, с востока – русские и татары. На важность изучения влияния «примеси посторонней крови» обращал внимание исследователей А. П. Богданов, и эти данные постепенно накапливались относительно всего населения Российской империи [614, с. 739]. Несмотря на то, что антропология в качестве самостоятельной отрасли знания выделилась только в середине XIX ст., когда еще не была разработана единая методика, включающая достаточное для расового анализа количество признаков, отсутствовало единообразие программы осуществления исследований, не была сформулирована единая методология использования антропологических данных для исторических интерпретаций, первые антропологические работы естествоиспытателей-энтузиастов сегодня заслуживают аналитической оценки специалистов.

Антропологический облик белорусов в описательных программах исследований конца XIX ст. Первые антропологические исследования современного населения, проживавшего на территории Беларуси, были проведены в конце XIX ст. С приходом к руководству антропологическим отделом профессора Д. Н. Анучина внимание антропологов сосредоточилось на изучении расового состава населения Российской империи. В ряде публикаций «Трудов антропологического отдела» того времени содержатся работы, посвященные антропологическому изучению отдельных народов, в том числе отчеты экспедиций, содержащие описание антропологического типа белорусов [158, 615].

По поручению антропологического отдела К. Н. Иковым и Н. А. Янчуком в 1886 г. впервые были проведены антропологические экспедиции с целью изучения белорусов. Исследования К. Н. Икова осуществились в Королевской волости Витебского уезда (деревни принадлежали помещику А. С. Бируле-Белыницкому, который имел естественнонаучное образование, хорошо знал свой край и поддерживал научные изыскания) и в юго-западной части Ройдановской волости Минского уезда, близ истоков р. Неман (м. Ройданы, с. Литвяны и д. Микуличи) [158, с. 721]. Программа исследований включала измерения населения обоих полов и всех возрастов (и детей с 3–4 лет). К. Н. Иков считал изучение только взрослых мужчин «недостаточным, не соответствующим задачам антрополога» [158, с. 721]. У всех обследованных были взяты образцы волос (всего 558 человек, из них 290 мужчин, 113 женщин, 155 детей). Кроме измерений были собраны данные о питании и условиях жизни. Исследователь считал, что именно неблагоприятные условия быта белорусов стали причиной обнаруженных двух случаев колтуна у крестьян, обследованных в Минской губернии [130]. К сожалению, результаты проведенных К. Н. Иковым антропологических исследований не были опубликованы, хотя его современниками отмечалась недостаточность исследовательских работ для решения основных вопросов, связанных с антропологией славянского населения Российской империи [84].

Но антропологические исследования в северо-западных губерниях не смогли привлечь должного внимания естествоиспытателей того времени. Современники это обстоятельство объясняли тем, что на востоке и юге Российской империи было больше шансов найти менее смешанные народы, чем на северо-западе. Славянские же народы представлены, как правило, смешанными антропологическими типами. Одна ко вместе с появлением первых исследовательских работ по антропологии белорусов в научном сообществе того времени обсуждались вопросы о чрезвычайной важности сбора подобных материалов для сравнительного изучения народов. Имеющиеся данные о физическом типе современного населения уже указывали на существование локальных различий среди представителей одного и того же славянского народа. В 1900 г. был создан «Русский антропологический журнал», где публиковались результаты исследований, проводимых членами антропологического отдела. На страницах журнала имеются и материалы об антропологическом типе белорусов в статьях А. Н. Рождественского, А. Л. Здроевского, А. А. Пионтковского [153, 319, 410].

Представленная и разработанная К. Н. Иковым первая «Инструкция для описания и измерения живых» была утверждена на заседании антропологического отдела 6 апреля 1883 г. [31, с. 509]. Программа исследований состояла из двух частей: измерительной и описательной (табл. 1.1).

Рис. 1.1. Константин Николаевич Иков (1859–1895 гг.)

Таблица 1.1. Описательные признаки, включенные в первую инструкцию для антропологических и антропометрических наблюдений (конец XIX ст.)

Описательная программа неизменно включала следующие расовые признаки: длину тела, форму головы, форму лица, цвет радужной оболочки глаз, цвет волос на голове. На основании сочетания этих признаков делались выводы о расовых особенностях населения. Для определения цвета волос на голове цветовая гамма была разделена на пять рубрик: I – белокурые, т. е. цвета льна или соломы; II – светло-русые; III – темно-русые; IV – черные (с блестящим оттенком); V – рыжие волосы всех оттенков [83, с. 293]. Таким образом, по цвету волос выделяли две основные группы – белокурые (I) и черноволосые (IV); две промежуточные – светло-русые (II) и темно-русые (III); отдельно выделялась группа рыжеволосых (V). Цвет бороды и усов определялся по той же схеме, что и цвет волос на голове. Разделение всех оттенков волос на светлые, темные и несколько промежуточных цветов было более рациональным способом оценки цвета волос по сравнению с принятым ранее способом с помощью таблиц П. Брокá (1864), которые различали несколько десятков оттенков волос.

Цветовая гамма радужины глаз распределялась по семи рубрикам: I – серые; II – голубые; III – голубые с полосками желтого или коричневого цвета; IV – карие; V – черные; VI – зеленые с желтыми штрихами; VII – зеленые. По этой схеме по цвету глаз также были выделены две основные группы – светлоглазые (I и II), у которых полностью отсутствует коричневый пигмент, и темноглазые (IV и V) с присутствием желтого или коричневого цвета в радужине глаз. Переходной является III рубрика, где в радужине светлого цвета, хотя и в слабой степени, но уже присутствует желтый или коричневый пигмент. Рубрика VI также является переходной, и поэтому при обработке данных ее объединяли с третьей рубрикой.

Представители каждой народности по цвету волос на голове и цвету радужины глаз подразделялись на три группы: 1) светлый тип, когда светлые волосы (белокурые, светло-русые или светло-рыжие) сочетались со светлым цветом радужины глаз (серый, голубой, светло-карий или светло-зеленый); 2) смешанный тип, когда светлые оттенки волос сочетались с темным цветом радужной оболочки глаз или, наоборот, темноглазые имели светлые волосы; 3) темный тип, когда темному цвету волос (темно-русый, темно-рыжий или черный) соответствовал темный цвет глаз (темно-карий, темно-зеленый или черный) [156, с. 46].

Первые данные об антропологическом типе белорусов были получены Н. А. Янчуком в 1886 г. в ходе экспедиции, проведенной по Минской губернии [125]. Им были обследованы 150 человек (из них 134 белоруса: 100 мужчин и 34 женщины) в Минском, Игуменском, Бобруйском и Слуцком уездах [616, с. 201]. Уже в те годы Н. А. Янчук обозначил важность для решения задач антропологии обследования целых семей, которое получило развитие только через десятилетия.

Первое, что отметил исследователь при сравнительном анализе антропологического типа белорусов с великорусами, – это часто встречающаяся у белорусов «скуластость» [615, с. 67]. Поэтому отличительной чертой лица белоруса считали широколицесть. По мнению Н. А. Янчука, объяснить эту особенность было трудно: или она типична именно для белорусов, или появилась в результате смешения с малороссами, поляками и т. д. Также отмечалось, что в Минской губернии встречаются татарские поселки. Н. Ю. Зограф считал, что имеющиеся данные обследования белорусов указывают на некоторые монголоидные черты, например, скуластость, увеличенная ширина переносья, брахикефалия и некоторые другие признаки. Он предполагал возможное влияние смешения белорусов с так называемыми литовскими татарами. Второй особенностью антропологического типа белорусов, по мнению Н. А. Янчука, являлась форма глаз. У обследованных белорусов преобладали сравнительно узкие глаза (55,0 %), причем нередко попадались глаза с приподнятым наружным углом (28,0 %).

Наиболее полные материалы по антропологии белорусов представлены в докторской работе Е. Р. Эйхгольца, защищенной в Императорской Военно-медицинской академии в 1896 г. Данные были собраны в соответствии с требованиями существующих в то время инструкций [610]. Исследования проводились в Рославльском уезде Смоленской губернии. Автор обосновал выбор географического положения места обследования тем, что Рославльский уезд занимал наиболее изолированную часть Смоленской губернии.

Рис. 1.2. Николай Андреевич Янчук (1859–1921 гг.)

На западе уезд граничил с Могилевской, на востоке – с Орловской, на юге – с Черниговской губерниями. Центр уезда – Рославль.

В диссертации отмечалось, что бедность почв и неблагоприятный климат не способствовали развитию народонаселения уезда, а сезонное отсутствие дорог (до полугода) препятствовало развитию промышленности. Такие обстоятельства повлияли на некоторую обособленность населения и отразили сохраненные черты их самобытности. Это тоже повлияло на выбор места обследования. К тому же географическая граница уезда во многих местах проходила по болотам, что «останавливало население великорусов и литовцев» [610, с. 6]. Если же взять крестьян Орловской, Черниговской и Смоленской губерний, то не найдется специалиста, который смог бы разделить их на «велико-мало-белорусов» [610, с. 35].

По мнению Е. Р. Эйхгольца, чтобы определить физический тип белорусов, необходимо изучать южные волости Рославльского уезда. В 13 деревнях на его территории было обследовано 100 крестьян-мужчин. Автор сгруппировал материал с учетом географического положения деревень. Были объединены 7 деревень, расположенных на юго-востоке уезда, ближе к Орловской и Черниговской губерниям, а также 6 деревень на северо-западе уезда, расположенных ближе к Могилевской губернии. В программу входила анкета, где отмечался возраст, обращалось внимание на здоровье, особое внимание уделялось происхождению обследованных крестьян (был вопрос, откуда родом родители). Задачей исследования было изучение белорусов, хотя в уезде проживали и латыши. В соответствии с инструкцией описательная часть программы включала определение цвета радужной оболочки глаз, цвета волос на голове и их формы (гладкие, волнистые, курчавые). Гладкие волосы имели 72 человека, волнистые – 21, курчавые – 7. Особо отмечен тот факт, что из 7 человек с курчавыми волосами у 6 были совершенно черные волосы, а у одного – темно-русые. По данным авторов нами составлена табл. 1.2 и проведен сравнительный анализ [610, 615].

Таблица 1.2. Цвет волос на голове у белорусов-мужчин по данным исследований конца XIX ст. (%)

У крестьян из деревень на юго-восточной территории уезда чаще всего встречались темно-русые волосы (50,0 %), а доля светло-русых была меньше (28,0 %). На северо-западе уезда также преобладали крестьяне с темно-русыми волосами (42,0 %), затем следовали черноволосые индивиды (36,0 %). Данные о частоте встречаемости обследуемых с темно-русыми волосами на юго-востоке Рославльского уезда оказались схожими с данными о белорусах, обследованных Н. А. Янчуком в Минской губернии [615, с. 68]. Однако количество белокурых в Минской губернии оказалось в 2 раза больше, а крестьян с черными волосами – в 3 раза меньше, чем среди обследованных Е. Р. Эйхгольцем. В Минской губернии большинство крестьян имели светло-русые и темно-русые волосы, что дало основание сделать вывод, что большинство белорусов рождаются светловолосыми. В большинстве случаев волосы были гладкие и довольно мягкие, отмечено, что никаких средств для их смягчения крестьяне не употребляли. Лысина встречалась редко и только в преклонные годы. Довольно поздно появлялась седина. У 12 крестьян из деревень юго-востока уезда волосы на бороде и подбородке распределялись равномерно, а у 38 при малой растительности на щеках борода в большинстве случаев была редкая, светло-русого цвета. На северо-западе уезда были выявлены те же особенности роста волос на лице, исключением явились черноволосые, которые имели густую черную бороду как на щеках, так и на подбородке. Сильное развитие третичного волосяного покрова на теле (область груди, на верхних и нижних конечностях) было отмечено у четырех человек. У одного волосы были совершенно седые.

Выпадение и заболевания волос у мужчин даже в глубокой старости было редким явлением. У женщин волосы выпадали чаще; нередкими явлениями были случаи колтуна и наличие паразитов, в особенности у замужних. Причина была известна: «замужней женщине все волосы свивали вместе и покрывали сеткой, поверх которой надевали платок с обручем из соломы (крутель), а сверху второй платок» [522, с. 368]. Так она пребывала и днем и ночью. Это создавало предпосылки для появления колтуна. В случае плохого ухода за волосами колтун мог быть и у ребенка. Несмотря на летний период времени, у наблюдаемых фиксировалась бледность кожи. Редко отмечались кожные заболевания (имелись следы от оспы).

Антропологические исследования белорусского населения польского ученого Ю. Д. Талько-Гринцевича также относятся к концу XIX ст. В 1891 г. он совершил поездку по северо-западным территориям Российской империи с целью антропологического изучения местного населения. Всего было изучено 1102 белоруса, из них 961 мужчина и 141 женщина из различных губерний. Автор считал, что белорусы западных губерний – Виленской, Гродненской, Сувалковской (Польская губерния) и Минской – более других смешивались с поляками. Население же восточных губерний – Витебской, Черниговской, Могилевской – в большей мере смешивалось с великорусами. Количество обследованных в западных губерниях составило 429 человек: 369 мужчин и 60 женщин; в восточных – 426 человек: 390 мужчин и 36 женщин. Обследованы были и полешуки двух губерний – Минской и Волынской (всего 247 человек: 202 мужчины и 45 женщин) [668, с. 61]. Ю. Д. Талько-Гринцевич объединял представителей с темно-русыми и светло-каштановыми волосами в одну группу, в результате у него получилось 70,0 % светловолосых среди белорусов разных губерний [523].

Рис. 1.3. Юлиан Доминикович Талько-Гринцевич (1850–1936 гг.)

По цвету радужной оболочки глаз обследованные Е. Р. Эйхгольцем крестьяне распределялись по-разному. Результаты приведены в табл. 1.3 [610, 615].

Таблица 1.3. Цвет радужной оболочки глаз у белорусов-мужчин по данным исследований конца XIX ст.

Одним из характерных признаков в облике белорусов, обследованных в конце XIX ст., являлся светлый цвет радужной оболочки глаз. Объединение первых трех рубрик в группу светлых типов, а остальных – в группу темных продемонстрировало, что из 100 обследованных крестьян 75 имели радужную оболочку глаз светлых типов и 25 – темных. Географическое распределение материала показало, что на юго-востоке уезда из 50 крестьян 43 (86,0 %) были светлоглазыми и 7 (14,0 %) – темноглазыми; на северо-западе – 32 (64,0 %) – светлоглазыми и 17 (34,0 %) – темноглазыми. При обследовании Н. А. Янчуком крестьян Минской губернии группа светлоглазых (серые, голубые, голубые с полос ками, зеленые) составила 48,5 %, с глазами сложных цветов (с карими штрихами) – 41,8 %, темные глаза отмечались у 9,7 % [616, с. 202].

В целом исследователями отмечено у белорусов большое разнообразие типов цвета волос и глаз и их сочетаний. Значительный диапазон частот светлоглазых индивидов (в пределах от 39,0 до 92,0 %) зафиксирован у великорусов Владимирской, Ярославской и Костромской губерний [154, с. 43]. Эти результаты существенно отличаются от данных по малороссам Харьковского уезда и Харькова, свидетельствующих о более высокой частоте темноглазых, которая колебалась в пределах от 40,0 до 48,0 % [169, с. 42]. Таким образом, среди славянских народов, населявших Российскую империю, наибольшее распространение светлых глаз (по средним показателям) наблюдалось у белорусов, затем следовали великорусы и затем – малороссы.

Анализ характера распределения частот встречаемости признаков среди крестьян Рославльского уезда, относящихся к структурным особенностям области носа, показал преобладание горизонтального положения носа – 53,0 %, приподнятое положение было у 41,0 %, опущенное – в 6,0 % случаев. Спинка носа в большинстве случаев была прямая (45,0 %) либо вогнутая (40,0 %) [610]. Обследование белорусов западных и восточных губерний Ю. Д. Талько-Гринцевичем также показало преобладание прямой формы носа при встречающихся иногда приподнятых кончиках носа [523, с. 25]. Остальные формы носа (выпуклая, горбатая или волнистая) встречались крайне редко. Форма глаз у крестьян Рославльского уезда не отличалась большим разнообразием. Так, выпуклых глаз большого размера, подвижных и выразительных не встречалось. Глазная щель чаще была узкая, в основном направленная горизонтально. В 7 случаях из 100 отмечен приподнятый наружный угол глазной щели, у четырех – приспущенная складка верхнего века.

На основании анализа материалов описательной части исследований были выделены три антропологических типа: светлый, смешанный и темный. Группировка белорусских крестьян на основании данных исследований конца XIX ст. дала следующие результаты (табл. 1.4) [523, 610].

Таблица 1.4. Антропологический тип (по цвету волос и глаз) белорусов-мужчин по данным исследований конца XIX ст. (%)

Как видно из табл. 1.4, в обоих географических регионах Рославльского уезда преобладали индивиды смешанного типа с сочетанием темно-русых волос со светлыми глазами. В целом смешанный тип характеризовался большей примесью светлых оттенков относительно темных. Белокурые люди со светлыми глазами встречались в обоих регионах, но их доля была выше на юго-востоке. По данным исследований Ю. Д. Талько-Гринцевича, белорусы, обследованные в разных губерниях, относились к светлому типу и доли смешанного и темного типов были незначительны. Таким образом, судя по пигментации волос и глаз, было характерно преобладание населения смешанного типа для всех трех славянских народов Российской империи – белорусов, великорусов, малороссов [241].

Среди расовых признаков, характеризующих европеоидную расу, Е. Р. Эйхгольц выделил у белорусов Рославльского уезда следующие особенности: 1) светлый цвет кожи, который под воздействием ультрафиолетовых лучей принимает кирпично-красный оттенок; 2) светлый цвет радужной оболочки глаз; 3) преобладание русых волос; 4) прямая форма спинки носа; 5) горизонтальное положение глазной щели; 6) небольшой размер рта и тонкие губы [610, с. 55].

Многие особенности внешнего облика, ускользнувшие при визуальном описании, оказались более заметны на фотопортретах, которые отразили разнообразие антропологических типов (к сожалению, низкое качество печати имеющихся фотографий не дало возможности их опубликовать). Первый тип белоруса был высокого роста с узкими плечами, длинным лицом, низким и узким лбом, прямым носом, сильно развитыми надбровными дугами, узкой, направленной горизонтально глазной щелью и небольшим расстоянием между глазами. У представителя второго типа был средний рост и широкая грудная клетка, хорошо развитая мускулатура, короткая шея, развитые скулы, небольшая высота лица, слегка вздернутый нос с широкими крыльями, небольшой рот, неразвитые надбровные дуги, довольно большое расстояние между глазами, приподнятый наружный угол глазной щели. Третий тип отличался ростом выше среднего, широким обхватом грудной клетки, высоким лбом, широким и коротким лицом с широкими скулами, тонкими губами, маленькой ушной раковиной правильной формы, носом со слегка выгнутой спинкой, приподнятыми ноздрями, высоким, слегка отклоненным назад лбом, выдающимся назад затылком. Отличительной особенностью третьего типа была густая растительность на лице, за которой не просматривались очертания подбородка. Четвертый тип характеризовался средним ростом, хорошо развитыми мускулатурой и грудной клеткой и правильной формой профиля лица (так называемый греческий), малым количеством растительности на щеках и бороде, прямым носом, очень выразительными светло-голубыми глазами, небольшим ртом, правильной формой губ, темно-русыми волнистыми волосами, прямым невысоким лбом, лицом овальной формы. Из приведенных описаний антропологических типов трудно вывести обобщенный портрет белоруса Рославльского уезда. Однако по результатам работы в двух географических регионах Е. Р. Эйхгольц отмечал портретное сходство крестьян юго-востока и северо-запада.

Первые исследования по кефалометрии белорусского населения конца XIX ст. Накопление антропологических знаний в Российской империи конца XIX ст. протекало по двум основным направлениям: изучение особенностей физического типа населения и развитие представлений о происхождении человека. Широкое распространение получил тогда метод краниометрии. Он являлся наиболее разработанным во всех отношениях – начиная с методики измерения палеоантропологического материала и заканчивая большим количеством накопленных данных, что обеспечивало возможность сопоставления результатов исследований разных авторов.

В то время самым надежным расовым признаком исследователи считали форму головы, и с этим мнением были согласны почти все антропологи. Изучение признаков, получаемых при измерении головы, имело большое значение со сравнительно-анатомической точки зрения, так как представляло единственный способ сравнения существовавших народностей с уже исчезнувшими. Источниками последних являлись коллекции черепов из музеев. Именно коллекции черепов из-за лучшей сохранности были гораздо богаче коллекций посткраниального скелета. Описание важнейших и наиболее рациональных измерений, которые касалась кефалометрии (измерения головы человека и ее отдельных частей), содержалось в первой «Инструкция для описания и измерения живых», разработанной К. Н. Иковым в конце XIX в. (табл. 1.5). Рекомендовались также измерения лицевых углов для определения контура профиля кожной части верхней губы. Для измерений на лице применяли гониометр П. Брокá, сантиметровую ленту и циркули: толстотный и скользящий.

Таблица 1.5. Кефалометрические признаки, включенные в первую инструкцию для антропологических и антропометрических наблюдений (конец XIX ст.)

По поручению антропологического отдела К. Н. Иковым и Н. А. Янчуком в 1886 г. впервые были проведены антропологические экспедиции с целью изучения белорусов, в ходе которых были собраны первые данные по кефалометрии белорусского населения. К. Н. Иков проводил исследования в Минском и Витебском уездах, Н. А. Янчук – в Минской губернии. В работе К. Н. Икова «Заметка по кефалометрии белорусов сравнительно с велико и малорусами» (1890) проведен сравнительный анализ антропологического материала по трем восточнославянским группам России – белорусам, великорусам и малороссам [159]. В основу публикации положены данные обследования почти 1100 человек: мужчин, женщин и детей. Обработка проведена в нескольких направлениях: изучались измерения окружности головы, ее длиннотных и широтных размеров, высчитывались указатели – лицевой и головной. Материал был распределен в соответствии с предложенной П. Брокá в 1881 г. схемой, предусматривавшей группировку по полу и возрасту, с учетом длинно-, средне- и широкоголовости. В каждой из этих трех основных групп показатели были разделены еще на три подгруппы – низких, средних и высоких значений. При возрастном анализе материала принято было распределять данные по 8 возрастным периодам, основанным на признаках смены молочных, появления постоянных зубов и особенностей ростовых процессов: 1) до 5 лет, 2) 5–9 лет, 3) 10–13 лет, 4) 14–17 лет, 5) 18–25 лет, 6) 26–39 лет, 7) 40–55 лет, 8) более 56 лет [159, с. 99].

Сопоставление по возрастным периодам показало, что у трех славянских народов головной указатель был наиболее высок в детстве, в течение двух возрастных периодов у детей обоего пола: до 5 лет и от 5 до 9 лет, а у девочек еще и в третьем возрастном периоде – от 10 до 12 лет. У женщин головной указатель значительно понижался к четвертому пубертатному периоду (13–15 лет) и зрелому возрасту (16–45 лет) – раньше, чем у мужчин (14–17 лет, 18–55 лет соответственно). Это объясняется тем, что у женщин частота встречаемости повышенных значений широтных размеров головы и степень выраженности широкоголовости уменьшались, а процент длинноголовых увеличивался. В соответствии с возрастной градацией того времени в старческом возрасте (у женщин после 46 лет и у мужчин после 56 лет) наблюдалась еще более выраженная тенденция к длинноголовости.

В работе К. Н. Икова впервые была предпринята попытка рассмотреть онтогенетическую изменчивость формы головы и составляющих череп костей в процессе роста и старения организма белорусов-мужчин (табл. 1.6) [159].

Таблица 1.6. Данные кефалометрии белорусских мужчин, обследованных К. Н. Иковым в конце XIX ст.

С точки зрения К. Н. Икова, прирост продольных размеров головы происходит непрерывно до начала периода полового созревания, а затем постепенно ослабевает. По его мнению, у мужчин в возрастном интервале 14–17 лет нарастание длины головы заметно приостанавливается, затем снова усиливается и совершенно прекращается к 40-летнему возрасту. Прирост широтных размеров головы у мужчин до 15 лет едва заметен. С 16 лет эти размеры увеличиваются менее интенсивно, чем рост головы в длину. После 55 лет отмечается резкое уменьшение широтных размеров головы у мужчин. Возрастные особенности изменения формы головы обусловливаются сравнительно слабым приростом ширины и усиленным нарастанием размеров черепной коробки в длину. Таким образом, склонность к длинноголовости в старческом возрасте зависит не от увеличения длиннотных размеров черепной коробки, а от уменьшения широтных.

Аналогичные изменения происходят и с окружностью головы. Ее увеличение постепенно ослабевает к 40-летнему возрасту и далее полностью прекращается (табл. 1.7) [159].

Таблица 1.7. Прирост показателей окружности, продольных и поперечных диаметров головы у белорусских мужчин, обследованных К. Н. Иковым в конце XIX ст.

В период наступления полового созревания (13–16 лет у мальчиков и 12–15 лет у девочек) также наблюдалось значительное замедление роста головы. В следующем возрастном периоде (16–17 лет) происходил усиленный прирост показателя окружности головы. Согласно многочисленным работам тех лет, для пубертатного периода характерно интенсивное увеличение длины тела и окружности грудной клетки, что сопровождается задержкой в приростах длиннотных и широтных размеров головы [159]. В работе приведены средние значения окружности головы у белорусских мальчиков по отдельным возрастам: 13 лет – 488,6 мм, 14 лет – 489,1, 15 лет – 491,4, 16 лет – 491,6, 17 лет – 503,3 мм. Прирост окружности головы у мальчиков с 13 до 16 лет составлял 3 мм, или 0,6 %, с 16 до 17 лет – 12 мм, или 2,4 %. После 40 лет отмечены меньшие величины окружности головы. Если проанализировать историческую обстановку, в которой формировался организм 40-летних мужчин того времени, то, возможно, меньшие размеры головы могли быть обусловлены сложными социально-экономическими условиями (войны, голод, эпидемии и т. д.), что могло негативно сказаться на развитии организма, и в частности скелета.

Изучение показателей кефалометрии по градациям длинно-, средне- и широкоголовости показало, что у трех сравниваемых славянских народов длинноголовый тип составлял от 8,0 до 23,0 %, который «может быть генетически связанным с населением курганного периода» [159, с. 102; 523; 610; 615]. Необходимо отметить, что подобные первые попытки этногенетических интерпретаций антропологических данных были скорее интуитивными, нежели научно обоснованными, выполненными на основе исследований с привлечением данных истории, археологии, лингвистики, этнографии и др. Среди белорусских мужчин была выявлена наибольшая частота встречаемости длинноголовых, за ними следуют великорусы, далее левобережные малороссы Полтавской губернии. Правобережные малороссы Киевской губернии отличались брахикефалией как по средней величине головного указателя, так и по частоте широкоголовых. Тем не менее значения головного указателя изученных К. Н. Иковым в группах восточнославянских народов, кроме киевских малороссов, оказались близки между собой.

Разбирая более детально состав групп по характерным для них значениям головного указателя, исследователь пришел к выводу, что великорусская группа сложилась не из двух, а из трех антропологических типов: длинноголового, так называемого курганного, умеренно широкоголового и в меньшей степени группы высоких брахикефалов. У белорусов, по мнению К. Н. Икова, наблюдались те же элементы, только длинноголовый тип у белорусов встречался «в более чистом виде» [159, с. 103]. Полтавские малороссы являлись наиболее смешанной группой, и это смешение привело к преобладанию среднеголовости. Что касается киевских малороссов, то они представляли собой очень однородную, цельную группу, где был слабо представлен длинноголовый элемент при резко выраженном присутствии высоких брахикефалов. Он объяснял это влиянием карпатских народностей, отличавшихся высокой степенью брахикефалии, которые вместе с миграционными волнами пришли из Польши и после татаро-монгольского нашествия заселили правобережную Украину.

Более детальное изучение материала, сгруппированного по схеме П. Брокá, позволило К. Н. Икову сделать заключение о том, что в состав белорусской группы вошли два варианта длинноголового подтипа: узкоголовый и узкодлинный, а также два варианта широкоголового подтипа: короткоголовый, который мог появиться здесь от великорусов (новгородских), и широкоголовый, так называемый западнославянский, который мог прийти из Карпат и Польши. Исследователь обращал внимание на то, что для этнологии большое значение имеет тщательное изучение подтипов основных антропологических типов, так как это помогает в уточнении картины заселения и смешения групп, населяющих территорию Российской империи.

Таким образом, изучение данных кефалометрии показало, что у представителей трех восточнославянских народов независимо от пола с возрастом наблюдалась тенденция к усилению длинноголовости. В период наступления полового созревания было выявлено значительное замедление роста костей головы. Все три восточнославянских народа оказались довольно близки друг к другу по частоте встречаемости длинно- и широкоголовых типов, но у белорусов в большей мере сохранился длинноголовый «курганный» тип. В результате сравнительного анализа белорусов, великорусов и малороссов К. Н. Иков пришел к выводу, что белорусы, как и другие восточнославянские народы, не являлись однородными по своему антропологическому составу.

В работе еще одного из первых исследователей антропологических особенностей населения Беларуси Н. А. Янчука «Некоторые данные к вопросу об антропологическом типе белорусов» (1890) рассматривались результаты измерений, характеризующих форму головы 150 белорусов (99 мужчин, 34 женщины и 17 детей), другие народности в анализ не включались [615, с. 70]. Данные были собраны в Минском, Игуменском, Бобруйском и Слуцком уездах. Полученные результаты отражены в табл. 1.8 [615].

Таблица 1.8. Процентное распределение типов формы головы по данным кефалометрии белорусов, обследованных Н. А. Янчуком в конце XIX ст. (%)

Частота встречаемости долихокефалов независимо от половой принадлежности в среднем была очень мала – почти втрое меньше, чем аналогичный показатель брахикефалов. Крайняя степень длинноголовости встречалась очень редко (6,1 % у мужчин и 5,8 % у женщин), в выборках в основном преобладали брахикефалы. Исследователь отметил отсутствие среди детей длинноголовых вариантов, выявлен только один мезокефал, а все остальные были короткологовыми. Среди взрослых головной указатель у крайне длинноголовых мужчин доходил до 73,68, а у женщин – до 75,00. Головной указатель у крайне короткоголовых достигал 91,42 у мужчин и 93,93 – у женщин.

В работе Н. А. Янчука представлены средние величины измерений (их минимальные и максимальные значения), касающиеся формы головы, длиннотных и широтных размеров лица, параметры некоторых измерений в области носа (табл. 1.9) [615].

Ценность полученных Н. А. Янчуком данных состоит в том, что они также относятся к числу первых сведений, по которым можно судить об антропологическом типе белорусов, обследованных в конце XIX ст. Вместе с тем следует отметить обусловленные несовершенством методик ошибки, которые были допущены исследователем при проведении сравнительного анализа полученных результатов, что делает невозможным их сопоставление с современными данными.

Богатым источником сведений по кефалометрии белорусов является диссертационная работа Е. Р. Эйхгольца «Материалы к антропологии белорусов» (1896) [610]. Им было проведено 18 измерений головы у каждого из 100 мужчин. Эти крестьяне проживали в 13 деревнях, 7 из которых были расположены на юго-востоке и 6 – на северо-западе Рославльского уезда Смоленской губернии, т. е. анализ материала был проведен с учетом географического положения мест обследования. Одним из самых важных измерений автор считал продольный диаметр головы, т. е. наибольшую ее длину. Измерения этого показателя у 50 крестьян юго-востока позволили определить среднюю величину продольного диаметра головы, который равнялся 185,96 мм (минимальное значение составило 175 мм, максимальное – 200 мм); у 50 крестьян северо-запада средний показатель равнялся 186,16 мм (173 мм и 197 мм соответственно).

Таблица 1.9. Данные измерений головы у белорусов, обследованных Н. А. Янчуком в конце XIX ст.

В работах исследователей конца XIX ст. имеются данные о средних величинах продольного и поперечного диаметров головы и об их пределах у представителей различных народностей. Эти данные мы представили в табл. 1.10 [154, 523, 610, 615, 616].

Данные табл. 1.10 показывают, что пределы колебаний продольного диаметра головы у великорусов и литовцев почти одинаковы с пределами, установленными среди белорусов Рославльского уезда [154, 616]. Средние же величины этого диаметра у белорусских крестьян, обследованных Е. Р. Эйхгольцем, были выше полученных исследователями по другим народностям, за исключением великорусов Владимирской губернии, малороссов Киевской губернии и литовцев, исследованных Ю. Д. Талько-Гринцевичем [523].

Таблица 1.10. Показатели широтных и длиннотных размеров головы у мужчин различных народностей, обследованных в конце XIX ст.

Изучая вариабельность продольного диаметра головы у белорусских крестьян, Е. Р. Эйхгольц проследил изменения его величины в зависимости от возраста и длины тела обследованных (табл. 1.11, 1.12) [610].

Данные табл. 1.11 показывают, что средняя величина продольного диаметра головы крестьян, населявших юго-западную и северо-западную территории уезда, увеличилась с ростом длины тела в среднем на 3 мм, т. е. была выявлена положительная связь между этими размерами, которая определялась даже без вычисления коэффициентов корреляции. Однако вычисление процентного отношения средней величины продольного диаметра головы к средней величине длины тела показало, что относительная длина головы у низкорослых больше, чем у высокорослых [610].

Таблица 1.11. Изменения величины продольного диаметра головы в зависимости от длины тела у мужчин, обследованных Е. Р. Эйхгольцем в конце XIX ст.

Таблица 1.12. Изменения величины продольного диаметра головы в зависимости от возраста у мужчин, обследованных Е. Р. Эйхгольцем в конце XIX ст.

Анализ полученных результатов показал, что после 20 лет средняя величина продольного диаметра головы оставалась неизменной вплоть до преклонного возраста. Изменения величины отношения продольного диаметра головы к длине тела в зависимости от возраста показало, что этот индекс оставался почти неизменным от 20 до 50 лет, а в последующем возрастном периоде наблюдалось некоторое увеличение, что вполне вероятно обусловлено уменьшением длины тела за счет возрастных изменений позвоночного столба в пожилом возрасте (51–65 лет).

Необходимо отметить, что для обоснованных выводов численность обследованных групп была слишком мала.

В программу исследований крестьян Рославльского уезда Е. Р. Эйхгольцем были включены и измерения поперечного диаметра (или наибольшей ширины) головы. Для северо-запада средний показатель составил 151,5 мм, а на юго-востоке – 150,3 мм. Данные по средним величинам поперечного диаметра головы крестьян северо-запада сходны с таковыми у белорусов, обследованных Н. А. Янчуком, а юго-восточная группа – с полученными Ю. Д. Талько-Гринцевичем данными для восточных белорусов [523, 615]. В целом эти средние показатели не очень отличаются от результатов других исследований как по белорусам, так и по литовцам. Из великорусов ближе всего к белорусам были обследованные в Ярославльской губернии.

Были также определены средние величины поперечного диаметра головы соответственно четырем группам длины тела (табл. 1.13) [610].

Таблица 1.13. Изменения величины поперечного диаметра головы в зависимости от длины тела у мужчин, обследованных Е. Р. Эйхгольцем в конце XIX ст.

На северо-западе уезда средняя величина поперечного диаметра постепенно увеличивалась в зависимости от длины тела, уровень процентного соотношения этих размеров падал, т. е. как и в случае с продольным диаметром головы ее относительная ширина была больше у низкорослых и меньше у высокорослых. Изучение изменения поперечного диаметра головы в связи с возрастом показало, что возрастное увеличение средних значений признака продолжается вплоть до возрастного периода 51–65 лет, после чего снижается. По мнению автора, это, возможно, происходит из-за атрофических процессов мягких покровов головы в пожилом возрасте (табл. 1.14) [610].

Таблица 1.14. Изменения величины поперечного диаметра головы в зависимости от возраста у мужчин, обследованных Е. Р. Эйхгольцем в конце XIX ст.

Таким образом, сравнение продольного и поперечного диаметров головы у крестьян северо-запада и юго-востока Рославльского уезда показало, что средние значения продольных диаметров почти одинаковы, а поперечный диаметр, хотя и незначительно (на 1,25 мм), преобладает в северо-западной группе. Исследователем отмечено, что эти главные диаметры головы (продольный и поперечный) должны измеряться с «особой тщательностью», так как их процентное отношение соответствует головному указателю, отражающему форму головы [610, с. 99]. Среди крестьян Рославльского уезда в группах длинноголовых головной указатель доходил до 77,07, в группе среднеголовых колебался в диапазоне от 77,08 до 80,00 и среди короткоголовых достигал 80,01 и выше. С возрастом, начиная с 19 лет, величина головного указателя росла (81,33), ее максимум отмечен в период от 30 до 40 лет, после чего показатель постепенно уменьшался.

Изучение групп (долихокефалов, мезокефалов и брахикефалов), а также показателей окружности головы проведено по данным авторов в сравнительном плане для разных народностей (табл. 1.15) [154, 523, 610, 615, 616].

Данные табл. 1.15 отражают тенденцию увеличения короткоголовости в направлении с юго-востока на северо-запад Рославльского уезда. Среди белорусов, обследованных разными авторами, не встречалось максимума частоты встречаемости короткоголового элемента, зафиксированного у крестьян Рославльского уезда, где он доходил до 72,0 %. На юго-востоке значение этого показателя уменьшалось и приближалось к значениям распределения среди белорусов, полученным Н. А. Янчуком в Минской губернии, а на северо-западе – Ю. Д. Талько-Гринцевичем для крестьян, обследованных в западных белорусских губерниях. В то время о меньшей или большей смешанности народности судили о размахе вариаций головного указателя. По полученным пределам признака Е. Р. Эйхгольц сделал вывод, что «из всех сравниваемых славянских народностей наименьшую величину вероятного колебания головного указателя имели крестьяне Рославльского уезда, и поэтому они являются среди всех наименее смешанной группой» [610, с. 148].

Таблица 1.15. Сравнительные данные по кефалометрии мужчин разных народностей, обследованных в конце XIX ст.

Сопоставление данных Е. Р. Эйхгольца показало, что у крестьян юго-востока средняя окружность головы была сходной с полученной Ю. Д. Талько-Гринцевичем при измерении западных белорусов. В северо-западной группе Рославльского уезда отмечается большее значение показателя, близкое по величине к аналогичному показателю у белорусов Минской губернии, обследованных Н. А. Янчуком. Сходные значения были характерны также для литовцев, затем следуют малороссы и великорусы.

В исследованиях конца XIX ст. было также показано отношение между шириной носа в его нижней части и шириной в верхней части, т. е. расстоянием между внутренними углами глаз путем определения разницы между ними. По мнению Н. А. Янчука, более широкое межглазничное расстояние придает лицу «монголоидное выражение» [615, с. 68]. Расстояние же между внутренними углами глаз обращает на себя особое внимание, когда оно значительно приближается к ширине носа или даже превосходит ее. Поэтому исследователь вычислял это соотношение для каждого обследованного. Оказалось, что разница между показателями ширины носа внизу и вверху у взрослых колебалась от +8 до –7. У 63 обследованных (53,8 %) ширина носа внизу превосходила ширину межглазничного расстояния, у 12 человек (10,3 %) оба размера были одинаковы, у 42 человек (35,9 %) ширина носа в его нижней части была меньше расстояния между внутренними углами глаз. В работе Е. Р. Эйхгольца показано, что у крестьян Рославльского уезда расстояние между внутренними углами глаз составляло 33,1 мм (минимальное значение – 26 мм, максимальное – 42 мм).

Вариабельность результатов измерений признаков, относящихся к области носа, для мужских групп разных народностей представлена нами в табл. 1.16 [154, 610, 615, 616].

По данным обследования Ю. Д. Талько-Гринцевича, большие носы встречались у 15,9 % белорусов разных губерний [523, с. 25]. Крестьяне Рославльского уезда по сравнению с белорусами Минской губернии, великорусами, малороссами и литовцами характеризовались высотой носа малого размера – 48,8 мм для северо-запада и 49,9 мм для юго-востока [610].

Таблица 1.16. Показатели высоты и ширины носа у мужчин разных народностей, обследованных в конце XIX ст.

Антропологический облик белорусов в описательных программах исследований начала XX ст. Научные статьи, которые содержали результаты антропологических исследований белорусского населения начала ХХ ст., появились в 1902 и 1906 гг. в «Русском антропологическом журнале». В них рассматривалось население трех локальных популяций, проживавшее в центральной части страны (Слуцкий уезд Минской губернии), на самом юге (Гомельский уезд Могилевской губернии) и на северо-востоке (Дисненский уезд Виленской губернии) [153, 319, 410]. В этих работах освещались вопросы происхождения разнообразных антропологических типов и предпринимались попытки связать проблемы формирования физического типа современного населения с историческими процессами. В связи с этим А. Н. Рождественским отмечалась тесная историческая связь коренного населения Слуцкого уезда с великорусами, малороссами, поляками, литовцами, а также финскими племенами, татарами и евреями [410]. Влияние исторических событий на изменение физического типа современных белорусов Гомельского уезда, которые на протяжении истории подвергались сильному влиянию поляков, литовцев и финнов, отмечал также А. А. Пионтковский [319].

Характеристика национального состава населения, проживавшего на сопредельных с Дисненским уездом территориях, была дана А. Л. Здроевским [153]. На северо-западе находились уезды, где проживали преимущественно литвины и латыши; на западе и юге-западе – уезды со смешанным белорусско-литовским населением, на севере, востоке и юге от Дисненского располагались уезды, где проживало белорусское население. Анализируя вопросы этнического состава, автор отмечал, что в городах уезда (Друя, Дисна, Глубокое) основную часть составляли белорусы, среди которых проживали евреи, цыгане-кочевники, а в селах – великорусы-старообрядцы. Возникшая еще во время проведения первых антропологических экспедиций проблема национального самоосознания и самоопределения коренных жителей уезда оставалась нерешенной и к началу ХХ ст. Причина заключалась в вековом гнете польских помещиков и католического духовенства: во время выяснения национальной принадлежности обследуемых белорусов они зачастую идентифицировали себя католиками или православными. При объяснении различий в национальностях крестьяне отвечали, что они «тутэйшыя», т. е. здешние, но никогда не говорили о том, что они белорусы [153, с. 128].

Кроме того, предпринимались попытки связать формирование физических параметров человека с географическим расположением мест обследований [30]. А. Н. Рождественский писал, что отличительной особенностью географии Слуцкого уезда являлось отсутствие на его территории болот и низин, характерных для большей части Минской губернии [410]. Описывая особенности местности в южном регионе, А. А. Пионтковский отмечал, что большая часть Гомельского уезда расположена в низменности, на значительном протяжении покрытой лесами. С севера на юг тянулись болота, а по низменным берегам рек встречалось много озер. В целом характер местности уезда был похож на другие уезды Полесья [319].

В начале ХХ ст. данные о физическом статусе населения продолжали собирать по программе, изданной в 1887 г. антропологическим отделом Общества любителей естествознания [31, с. 509].

А. Н. Рождественским была исследована группа мальчиков и юношей Слуцкого уезда от 9 до 20 лет включительно (59 человек) и мужчин от 22 лет и старше (114 человек) [410, с. 49]. Антропометрическое обследование 100 белорусов-мужчин Гомельского уезда было проведено А. А. Пионтковским в 1904 г. Анализ рода занятий обследованных показал, что 75 из них проживали в деревнях, ближайших к Гомелю, и в свободное от сельскохозяйственных работ время работали в городе на железной дороге чернорабочими или землекопами. Характер их работы и условия жизни мало отличались от прежних и потому никакого влияния на изменение физического типа не имели; 25 крестьян из всех регионов уезда были измерены на призывном пункте. Обследованные распределялись по возрастам следующим образом: 20–25 лет – 66 человек, 26–30 лет – 22 и 31–65 лет – 12 человек [319, с. 152].

Руководствуясь программой исследования, изданной антропологическим отделом, А. Л. Здроевский собрал данные о 200 белорусах-мужчинах 21–24 лет в Дисненском уезде. Главным занятием жителей этого уезда являлось земледелие, которым из-за неплодородия почв они были не в состоянии прокормиться. Кроме того, не были развиты местные промыслы. Из кустарных промыслов автор упомянул ткацкое дело – выработку грубого льняного и суконного полотна. Летом крестьяне имели возможность работать у соседних земледельцев-помещиков, а зимой – на рубке и сплаве леса, который каждую весну в большом количестве отправлялся в Ригу по Западной Двине и Дисне. Грамотных среди крестьян было немного. Школы в основном располагались в городах и местечках. В то же время А. Л. Здроевский отмечал, что во время общения большинство детей обнаруживало хорошие способности к обучению, любознательность и прилежание [153, с. 128].

Описательная часть программы включала определение цвета волос на голове. Сводные данные обследований белорусов, полученные А. Н. Рождественским, А. А. Пионтковским и А. Л. Здроевским, представлены в табл. 1.17 [153, 319, 410].

Таблица 1.17. Цвет волос на голове у мужчин-белорусов по данным исследований начала XX ст. (%)

Примечание. В связи с малочисленностью обследованных А. Н. Рождественский объединил некоторые возрастные группы в одну.

Анализ распределения вариантов пигментации волос у крестьян Слуцкого уезда показал, что с 9 до 20 лет происходило постепенное их потемнение: начиная с 9-летнего возраста доля белокурых падала и к 15 годам уже не фиксировалась. Одновременно частота встречаемости светло-русых увеличивалась, а с 15 лет – снижалась, при этом увеличивалась доля темно-русых [410, с. 50]. Среди обследованных всех возрастов не оказалось людей с черными волосами, а среди индивидов старше 22 лет не встречались и рыжеволосые. Повышенный процент обследованных с темно-русыми волосами был выявлен А. А. Пионтковским у крестьян Гомельского уезда (65,0 %), по этому показателю они были очень схожи с суммарной группой малороссов (63,0 %) [319, с. 155]. Автор это обстоятельство объяснял объединением в одну группу людей с русыми и темно-русыми волосами, он считал полученный результат близким к действительности.

Сравнение цвета волос у представителей разных народностей выявило следующие различия. Самая большая частота встречаемости темноволосых была отмечена в суммарной группе поляков – 71,0 % (светловолосых – 29,0 %); в суммарной группе малороссов (63,0 и 37,0 %) и у великорусов (56,0 и 44,0 % соответственно). Как видно из табл. 1.17, у белорусов Дисненского уезда преобладали светлые оттенки волос при полном отсутствии черных. Объединив оттенки в группы светлых и темных, автор получил 74,0 % светловолосых и 26,0 % темноволосых [153, с. 156]. Таким образом, исследованные крестьяне отличались довольно значительным преобладанием светлопигментированных волос и были очень близки по этому признаку с белорусами (77,0 % и 23,0 % соответственно), обследованными Ю. Д. Талько-Гринцевичем в западных и восточных губерниях. По подсчетам А. Л. Здроевского, в суммарной белорусской группе, которая включала данные разных исследований, людей с темными и светлыми оттенками волос получилось поровну, и в этом отношении белорусы оказались очень близки с литовцами.

Еще одним расово-диагностическим признаком является распределение частот встречаемости среди населения вариантов пигментации радужной оболочки глаз. Сводные данные о цвете глаз обследованных в начале ХХ ст. белорусов представлены в табл. 1.18 [153, 319, 410].

В группе обследованных крестьян Слуцкого уезда отмечался с возрастом (от 9 до 18 лет) по цвету глаз переход от голубоглазости к сероглазости [410, с. 50]. У крестьян Гомельского уезда доля индивидов с голубым и серым оттенками глаз составляла 52,0 %. Преобладающим цветом глаз у крестьян Дисненского уезда являлся голубой, затем следовали светло-карий и серый цвета [153]. Кроме того, были зафиксированы светло-зеленый (10,0 %) и темно-зеленый (1,0 %) оттенки глаз. Среди обследованных всех возрастов не оказалось людей с зеленым цветом глаз, полностью отсутствовал черный цвет глаз.

Сравнительный анализ показателей цвета радужной оболочки глаз у представителей разных народностей позволил А. Л. Здроевскому сделать вывод о том, что отличительной особенностью белорусов Дисненского уезда являлась голубоглазость (54,0 %), и в этом они были очень схожи с литовцами (по данным разных авторов, доля таких вариантов колебалась от 51,0 до 55,0 %), поляками отдельных губерний (68,0 % в Плоцкой, 45,0 % в Варшавской). Исключение представляли белорусы Гомельского уезда, которые отличались сероглазостью (51,0 %), более характерной для великорусов (49,0 % в Московской и 46,6 % в Рязанской губерниях). Широкое распространение голубоглазости на территории проживания белорусского населения исследователи начала ХХ ст. объясняли возможным влиянием соседства со светловолосыми и голубоглазыми народностями побережья Балтийского моря (латыши, литовцы, эсты, финны).

Таблица 1.18. Цвет радужной оболочки глаз у мужчин-белорусов по данным исследований начала XX ст. (%)

Примечание. См. табл. 1.17.

Объединение обследованных в разных губерниях белорусов со светлыми оттенками глаз в одну группу (голубые, серые, светло-карие, светло-зеленые) выявило самую большую частоту встречаемости светлоглазых в Виленской (91,0 %), в Минской (90,0 %) и в Могилевской (80,0 %) губерниях. Сравнительный анализ пигментации радужины глаз у белорусов и представителей соседних народностей показал, что по данным разных исследований, уровень светлоглазости белорусов был близок к таковому у литовцев (от 89,0 до 81,0 %), поляков (86,0–84,0 %), великорусов (62,0–60,0 %) и малороссов (53,0–60,0 %) Причем белорусы по частоте встречаемости светлых оттенков радужной оболочки глаз находились на первом месте.

Кроме рассмотренных признаков программа исследований белорусов включала описательные признаки, характеризующие особенности телосложения, характер волосяного покрова на голове и теле, варианты формы некоторых структур головы и лица (табл. 1.19) [319, 410].

Обобщение материалов, полученных в соответствии с этой описательной программой, дает некоторое представление о физическом типе мужчин Слуцкого уезда, обследованных в начале ХХ ст.: они имели крепкое телосложение; густые, темно-русые, средней мягкости волосы на голове; короткую, довольно поздно появляющуюся бороду (из 14 человек до 30-летнего возраста у 9 рост волос на бороде отсутствовал) и скудную растительность на теле; у них также была светлая окраска радужной оболочки глаз; прямой и низкий лоб, слабо развитые надбровные дуги; правильной формы нос; лицо овальной формы; форма темени была чаще плоская с равномерно округленным затылком. Приросшая мочка уха наблюдалась у 25,0 %, приподнятый внешний угол глаза – у 18,0 % обследованных крестьян.

По иному распределились рассмотренные признаки среди мужчин Гомельского уезда. Анализируя данные описательной программы, можно дать следующую антропологическую характеристику обследованных на юге: в большинстве они имели на голове темно-русые, прямые, густые и мягкие на ощупь волосы; преобладающий цвет глаз был светлый; наблюдались редкие и поздно появляющиеся борода и усы; нос был прямой; разрез глаз в большинстве случаев – горизонтальный (приложение А, рис. 1) [319, с. 127]. Некоторое представление о физическом типе мужчин, обследованных на северо-востоке (Дисненский уезд), можно также получить по фотографиям (приложение А, рис. 2) [153, с. 152]. В исследованиях тех лет показатели цвета волос на голове и радужины глаз подразделялись на три группы, в соответствии с сочетаниями которых выделялись следующие типы:

Таблица 1.19. Изученные описательные признаки у белорусов-мужчин по данным исследований начала XX ст.

* Слуцкий уезд обследовал А. Н. Рождественский, Гомельский – А. А. Пионтковский.

1) светлый тип, когда светлые волосы (белокурые, светло-русые или светло-рыжие) сочетались со светлым цветом радужины глаз (серый, голубой, светло-карий или светло-зеленый); 2) смешанный тип, когда светлые оттенки волос сочетались с темным цветом радужной оболочки глаз или, наоборот, темноглазые имели светлые волосы; 3) темный тип, когда темному цвету волос (темно-русый, темно-рыжий или черный) соответствовал темный цвет глаз (темно-карий, темно-зеленый или черный) [156, с. 46].

На основании анализа материалов описательной части программы антропологических исследований среди крестьян Дисненского уезда Виленской губернии, касающихся пигментации, А. Л. Здроевским были выделены три антропологических типа: светлый (составил 70,0 %), смешанный (23,0 %) и темный (7,0 %). Группу преобладания светлого антропологического типа (57,0 %) у белорусов западных и восточных губерний выделял также Ю. Д. Талько-Гринцевич. Сопоставление данных показало, что среди белорусов, великорусов, малороссов, литовцев и поляков только в выборках белорусов (суммарно 50,0 %) и литовцев (63,0 %) выявлено соответствие максимальной частоты встречаемости индивидов со светлыми оттенками волос, светлым оттенкам радужной оболочки глаз. У великорусов, малороссов и поляков имела место другая тенденция: большей доле обследованных с темным цветом волос соответствовал большая частота встречаемости светлоглазых, что может говорить о большей генетической разнородности этих этнических групп.

Таким образом, во второй половине XIX ст. на заседаниях антропологического отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете неоднократно обсуждался вопрос о проведении антропологических исследований современного и древнего населения на территории нынешней Беларуси. Профессор А. П. Богданов в своих выступлениях перед членами Общества обращал внимание на то, что именно северо-западные регионы, где происходили процессы интенсивного смешения различных народностей, представляют особый интерес для антропологического изучения. Но именно это обстоятельство – трудности в выделении на данной территории чистых антропологических типов – сдерживало накопление материалов, необходимых для сравнительного изучения народов Российской империи. В это время в научном сообществе приходит осознание необходимости унификации программы исследований. Большой заслугой явилось создание К. Н. Иковым в 1883 г. «Инструкции для описания и измерения живых» в условиях несовершенства существовавших в то время методик и отсутствия общей программы антропологических исследований.

В начале ХХ ст. результаты исследований, проводимых в антропологическом отделе Общества любителей естествознания, публиковались в «Русском антропологическом журнале», созданном в 1900 г. На страницах журнала имеются материалы об антропологическом типе белорусов и первые антропологические фотографии белорусских крестьян Гомельского уезда Могилевской губернии и Дисненского уезда Виленской губернии.

Первые экспедиции членов Общества с целью антропологического изучения белорусов были проведены К. Н. Иковым и Н. А. Янчуком в 1886 г. К. Н. Иков проводил исследования в Королевской волости Витебского уезда и юго-западной части Ройдановской волости Минского уезда, близ истоков р. Неман (всего 558 человек). Н. А. Янчук изучал население в Минском, Игуменском, Бобруйском и Слуцком уездах (150 человек). В 1896 г. Е. Р. Эйхгольцем были определены локальные особенности антропологического типа белорусов, исследованных на юго-востоке и северо-западе Рославльского уезда. Хотя было обследовано всего 100 человек, его работа вызывает интерес благодаря описанию быта и существующих в то время санитарно-гигиенических условий жизни населения. Польским ученым Ю. Д. Талько-Гринцевичем 1891 г. были обследованы 1102 белоруса в западных (Виленской, Гродненской) и восточных (Витебской, Могилевской) губерниях. В работах ученых конца XIX ст. впервые появились антропологические фотографии, которые демонстрируют разнообразие внешнего облика населения, проживающего в отдаленных друг от друга губерниях.

Результаты проведенных исследований показали, что для белорусов характерны русые, темно-русые и светло-каштановые волосы, что дало основание сделать вывод о том, что большинство белорусов родятся светловолосыми. Наибольшее распространение светлых глаз среди населения (по средним показателям) было отмечено у белорусов, затем следовали великорусы, а после них малороссы. Кроме того, у белорусов отмечалось максимальное разнообразие пигментации волос и глаз, а также их сочетаний.

Первые исследования в области кефалометрии конца XIX ст. пришлись на то время, когда антропологическая наука переживала процесс формирования. Среди антропологических работ того времени преобладали публикации, посвященные в основном истории формирования разнообразных антропологических типов. И в работах К. Н. Икова предпринимались попытки связать вопросы формирования антропологических особенностей современного ему населения с историческими процессами [130]. Важным аспектом научной работы К. Н. Икова явилось то, что он один из первых обозначил проблему влияния экологических факторов на процессы формирования физического типа населения конкретной территории, и, хотя решить эту проблему в силу состояния науки конца XIX ст. было еще очень затруднительно, его заслуга в разработке подходов к влиянию экологических условий на формирование физического типа населения была достаточно велика.

В то время еще отсутствовали унифицированные методики и программы исследования, не были сформулированы методологические принципы зарождающейся науки. Разработанная К. Н. Иковым в 1883 г. «Инструкция для описания и измерения живых» была предназначена для унифицирования программы исследований современного населения. Первые методические рекомендации также были сформулированы К. Н. Иковым. В то время, когда повсеместно обследовались только мужчины, он посчитал это недостаточным, несоответствующим задачам антрополога и впервые обследовал белорусских крестьянок. Понимая важность изучения морфологических особенностей в процессе роста, развития и созревания организма, он указывал на необходимость исследовать детей разных возрастов, начиная с 3–4 лет. Определенные методические рекомендации содержатся и в работе Н. А. Янчука. Уже в те годы им была обозначена важность для решения задач антропологии обследования целых семей, его идея посемейных исследований получила свое развитие только через многие десятилетия. В диссертации Е. Р. Эйхгольца приведены рекомендации по особо тщательному измерению отдельных показателей, в частности, продольного и поперечного диаметров головы. Он объяснял это важностью точного вычисления головного указателя, который отражает форму головы человека.

Значение работ исследователей второй половины XIX ст. состоит в том, что они впервые установили основные тенденции возрастной и территориальной изменчивости размеров и формы головы у белорусов. Вместе с тем малочисленность половозрастных выборок зачастую не позволяет судить о достоверности полученных выводов и использовать их для сравнительного анализа. В рассматриваемый период дети и подростки если и исследовались, то для их группировки пользовались 5-летними возрастными интервалами, при том, что, согласно современной антропологической методике, возрастная градация до наступления юношеского возраста должна проводиться не более чем с годичным интервалом. В связи с тем, что в период роста и созревания организма размеры тела (в том числе и головы) существенно меняются, изменяются и их пропорции. Анализ изменчивости головного указателя и размеров головы от 5 до 15 лет при малочисленности групп является малоинформативным, все это препятствовало поиску закономерностей развития детского организма на восходящем этапе онтогенеза.

Несмотря на несовершенство существовавших в то время методик и программ антропологических исследований, заслугой ученых конца XIX ст. явились предпринятые ими усилия по сбору, систематизации, обобщению и анализу полученных антропометрических данных о населении, проживавшем на территории Беларуси. Ценность данных, полученных во время первых антропологических экспедиций с целью изучения коренного населения, состоит в том, что они являются первыми сведениями, по которым можно судить об антропологическом типе белорусов конца XIX ст.

1.2. Унификация методов исследований, разработка программ и обоснование методологических принципов антропологии

Антропология выделилась в самостоятельное направление науки благодаря усилиям всемирно известных анатомов П. Брокá (Франция) и Р. Вирхова (Германия) в середине XIX ст. Эти исследователи разрабатывали методики и программы антропологических исследований. Однако полученные ими результаты сопоставлять было затруднительно из-за отсутствия прежде всего единых методов в исследованиях. В Российской империи один из крупнейших антропологов своего времени, организатор антропологических и этнографических исследований академик К. М. Бэр на основе единых принципов измерений разработал методику краниологических исследований. В 1842 г. он стал во главе анатомического кабинета Академии наук, где хранилась краниологическая коллекция, пополнению и систематизации которой К. М. Бэр отдал много сил. На конгрессе антропологов в 1861 г. в Геттингене он предложил методику и программу краниологических исследований, которые легли в основу всех дальнейших палеоантропологических работ как в России, так и за рубежом.

Важной вехой в развитии антропологии в Российской империи явилось создание в 1864 г. антропологического отдела в составе Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете по инициативе профессора А. П. Богданова. Русские энтузиасты-естествоиспытатели, среди которых были медики и биологи, активно включились в антропологические исследования населения. А в 1876 г. в Московском университете была организована первая в Российской империи кафедра антропологии. Возглавил ее профессор Д. Н. Анучин, автор фундаментального труда, посвященного структурным аномалиям черепа человека (были исследованы тысячи черепов) и представляющего научный интерес даже в настоящее время [29]. Он также впервые в российской антропологии обратил внимание на случаи посмертной трепанации черепа и развил поднятую до него К. М. Бэром тему искусственной деформации черепов, найденных в пределах России. Основной интерес дореволюционных исследователей вызывали вопросы этнической антропологии, ими также предпринимались попытки охарактеризовать физический тип древнего и современного населения.

Середина XIX ст. – это то время, когда в ходе формирования европейской антропологии основными направлениями развития были морфологические исследования человеческого тела. Необходимость познания основных закономерностей возрастной изменчивости неоднократно подчеркивалась основоположниками и ведущими представителями как отечественной, так и зарубежной науки о человеке. С самого начала становления частью физической антропологии стали исследования ростовых процессов. Несмотря на то, что в конце XIX – начале ХХ в. исследования различных групп населения проводились по инициативе крупных ученых того времени, антропология в целом как молодая отрасль знания занимала скромное место среди других наук, исследования носили разрозненный эпизодический характер. Постепенное накопление антропологических сведений обусловило необходимость их систематизации, стимулировало разработку точных методов исследования, их унификацию в целях достижения сопоставимости данных, полученных разными авторами.

В истории развития отечественной антропологии в ХХ ст. можно выделить несколько периодов, каждый из которых сыграл важную роль в становлении антропологической науки. Первый период – до начала 1930 г., характеризовался сочетанием наработанной ранее теоретической базы и организации первых планомерных исследований многочисленных народов России. В это время ученые российских антропологических центров начали публикацию результатов антропологических исследований, полученных с применением биометрической методики, что имело важное фундаментальное значение. Именно в это время большинство современных приемов классической биометрии стали своего рода стандартом при проведении антропологических исследований. В дооктябрьский период в Российской империи антропологические исследования курировались Антропологическим отделом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Имелось специальное издание «Русский антропологический журнал», где публиковались результаты исследований, проводимых членами Антропологического отдела. В 1922 г. был создан Научно-исследовательский Институт антропологии Московского университета.

Знаковым событием для белорусской антропологии 1920 гг. явилась организация в 1926 г. антропологического центра – в рамках Института белорусской культуры начала работать антропологическая комиссия, на базе которой затем был открыт республиканский научный центр – кафедра антропологии Белорусской академии наук (1929 г.). Организация кафедры позволила ее руководителю – известному ученому профессору А. К. Ленцу, изучавшему типы высшей нервной деятельности человека (был учеником И. П. Павлова), развернуть масштабные исследования на новом уровне [551]. Созданная структура включала: антропологическую лабораторию, лабораторию по изучению высшей нервной деятельности и антропологический музей. Антропологическая лаборатория состояла из ряда отделов: антропометрии и описательных признаков; функциональных антропологических исследований; отдела статистики по обработке материала, получаемого как от сотрудников кафедры, так и из других учреждений для проведения сравнительного анализа.

Задачи новой отрасли науки определялись потребностями народного хозяйства БССР и заключались «в выявлении расового и биологического типа белорусов, их характерных черт, а также в определении изменений функциональных особенностей белорусов под влиянием условий жизни» [589, л. 132]. Кафедра антропологии проводила работу в двух направлениях – помимо антропометрии изучались проблемы высшей нервной деятельности. План научно-исследовательской работы сотрудников кафедры включал осуществление антропологических исследований, которые должны были охватить все районы Беларуси. Предполагались проведение экспедиций по стране, а также организация связей с антропометрическими пунктами в разных городах. Целью этой работы являлось установление преемственности физического типа населения от древних времен до современности. Также ставилась задача определения на основании изучения групп крови, измерения артериального давления показателя тонуса скелетной мускулатуры и спирометрии функционального типа обследованных.

Рис. 1.4. Профессор А. К. Ленц и доктор А. А. Смирнов во время работы в лаборатории

В рамках научно-исследовательской работы планировалась педагогическая и организационная деятельность на местах, которая включала подготовку кадров педагогов, врачей в крупных и малых центрах Беларуси и введение единой методики основных приемов измерений во всех организациях, где проводились антропологические исследования [589, л. 133]. В то время помимо антропологической работы сотрудников кафедры часть измерений проводилась в окружных военных лабораториях, в комиссиях по приему новобранцев, а также в кабинетах физического воспитания, которые имелись в каждом городе. Главной своей целью все эти учреждения ставили определение санитарной конституции. Разработанный на кафедре план экспедиций в первую очередь предусматривал антропологическое обследование студентов Белгосуниверситета, белорусов-красноармейцев и белорусов, проживающих в сельской местности. Для изучения последних планировалось проведение в 1928–1929 гг. ряда экспедиций в Могилевскую и Витебскую области [589, л. 31]. Были осуществлены антропологические экспедиции в Оршанский и Могилевский районы. За время работы был собран материал, анализ которого позволил впервые охарактеризовать физическое развитие и физиологические показатели системы крови и обмена веществ у обследованных детей, молодежи и взрослого населения. В 1930–1931 гг. в связи с недостаточным охватом территории Беларуси антропологическими исследованиями перед кафедрой были поставлены масштабные задачи по расширению штата специалистов и выполняемых ими заданий [589, л. 179]. К сожалению, материалы проведенных экспедиций были утеряны во время войны, кафедра была реорганизована в Научно-исследовательский институт психоневрологии, антропологические исследования в республике на многие годы (до середины 1960-х гг.) были остановлены. В нашем распоряжении имеется лишь несколько публикаций А. К. Ленца и сотрудников его кафедры А. А. Смирнова, Д. Л. Эйнгорна, Ю. Н. Веремецкой, опубликованные в белорусских изданиях «Запiскi аддзелу прыроды i народнай гаспадаркi Беларускай Акадэмii навук», «Працы катэдры археолёгіі», в сборнике «Этнаграфiя, антрапалогiя, псiхалогiя», а также в украинском ежегоднике «Антропологiя. Рiчник кабiнету iм. Ф. Вовка» [76, 182–184, 514–516, 609]. Проведенная под руководством А. К. Ленца работа кафедры антропологии отличалась современным подходом к осуществлению планомерных исследований населения и постановкой задач. Это были грандиозные планы развития науки в молодой республике.

Второй период развития современной антропологии начинается в 1930 г., со времени IV Всесоюзного съезда зоологов, анатомов и гистологов, прошедшего в Киеве. На антропологической секции съезда прозвучало предложение о выделении в рамках антропологии трех разделов. К ним относятся: антропогенез – учение о происхождении человека и становлении его как биологического вида в процессе формирования общества – социогенеза; расоведение – рассматривает вопросы формирования рас, расового состава и происхождения народов, их расселение и степень родства; морфология – изучает структурные вариации отдельных органов человека и его тела в целом. Для этого периода были характерны в основном морфологические исследования. В 1930-х гг. доминирующим было эргономическое направление исследований, выполняющее потребности развивающейся легкой промышленности молодой страны.

Важным событием отечественной антропологии явилось воссоздание в 1932 г. специализированного издания «Антропологический журнал». В это время по теоретическим проблемам трех основных разделов антропологии антропогенеза, морфологии и расоведения были опубликованы труды видных ученых, среди которых – В. В. Бунак, Г. Ф. Дебец, Я. Я. Рогинский, А. А. Гремяцкий, А. И. Ярхо. Были сформулированы теоретические основы расоведения как учения о расах и расовом анализе, показана динамичность расовых категорий, разработан и обоснован принцип таксономической неравноценности признаков (имеющих иерархическую структуру) при расовом анализе данных. Использование преимущественно краниологического материала в построении этнорасовых реконструкций вызвало некоторую однообразность новых методических подходов, что в конечном счете стимулировало поиск все новых и новых систем признаков и методов их сопоставления для решения конкретных задач расоведения, этнической истории и этнической антропологии.

В середине 1930-х гг. с появлением работ В. В. Бунака, П. Н. Башкирова, А. А. Малиновского и других советских исследователей началось постепенное внедрение предложенных профессиональными математиками многомерных методов анализа антропологических данных. К этому времени относится возникновение нового научного направления в антропологических исследованиях – палеопатологии, изучающей ископаемые останки человека с позиции медицинских, общебиологических, археологических и экологических проблем [64, 65, 67–69, 161 и др.]. Первой и самой значительной по объему палеопатологической коллекцией является созданная Д. Г. Рохлиным в 1930-х гг. при кафедре рентгенологии и радиологии 1-го Ленинградского медицинского института имени академика И. П. Павлова. Тогда же был открыт Музей возрастной и индивидуальной остеологии, патоостеологии и палеопатологии. Экспонаты музея не только служили материалом для научных исследований, но и использовались в образовательном процессе. Коллекция помимо образцов с разнообразными патологическими изменениями включала еще и разнообразные примеры нормальной и возрастной, а также генотипической изменчивости скелета человека.

В этот период представление об антропологической науке ассоциировалось в обществе с именем гениального человека – антрополога, археолога, скульптора М. М. Герасимова. Им был разработан метод, который позволил восстанавливать индивидуальный облик человека по костным останкам черепа с высокой степенью достоверности и портретного сходства. В 1949 г. за свой метод пластической реконструкции лица по черепу и применение его на практике М. М. Герасимов получил Сталинскую премию [27, 96, 97]. Новое направление в антропологии явилось своего рода связующим звеном между краниологией и остеологией, изучающими костные останки представителей ранее живших популяций, с одной стороны, и соматологией, изучающей ныне живущее современное население, – с другой. Изучение взаимозависимостей между морфологией мозгового отдела черепа и морфологией лица представляет значительный интерес как в плане общих закономерностей морфогенеза, так и при решении ряда конкретных теоретических и практических задач. Ученый считал, что методика пластической реконструкции может стать одним из приемов классической антропологической науки. Такой подход, являясь одним из способов иллюстративного показа палеоантропологического материала, придает костному материалу дополнительную выразительность и наглядность живого человека [90–95]. Работы М. М. Герасимова по реконструкции облика на краниологической основе пользуются широкой известностью. Они представляют интерес для лиц самых разных специальностей и имеют особое значение для музейного дела [23, 24]. Если для научных исследований и научных публикаций достаточно графической реконструкции, то для музеев предпочтителен именно скульптурный портрет, который может быть рассмотрен со всех сторон. В результате пластической реконструкции внешнего облика древнего человека создается документальный объемный экспонат. Самые крупные коллекции скульптурных антропологических реконструкций хранятся в Государственном Биологическом музее имени К. А. Тимирязева (Москва) и лаборатории имени М. М. Герасимова Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН [163].

Третий, послевоенный, период в развитии отечественной антропологии связан с усилением организационной стороны науки и развитием междисциплинарных связей. Во многих этнографических учреждениях республик Советского Союза появились антропологические подразделения. Отличительной особенностью этого периода стала организация многочисленных антропологических экспедиций, осуществленных по единой унифицированной программе. Использование и адаптация стандартных подходов в республиканских подразделениях для решения антропологических задач в СССР были связаны с работами московской школы антропологов. На территории нашей республики в 1950-х гг. работали Прибалтийская и Украинская антропологические экспедиции, во время которых выборочно, с целью сравнения с другими этническими группами проводились исследования в южных и северо-западных районах нашей республики. Основное внимание в их работе уделялось вопросам этногенеза. Особое место в исследованиях этого времени продолжала занимать антропологическая реконструкция. Основоположник этого метода М. М. Герасимов видел основной задачей метода реконструкции лица по черепу в получении дополнительных возможностей познания процессов этногенеза.

Отечественное расоведение развивалось в рамках тех направлений, которые разрабатывались ведущими антропологическими центрами, и заключалось в создании антропологических классификаций, использовании антропологических материалов в качестве исторического источника, разработке теоретических проблем расоведения, обосновании принципиального различия между терминами «раса» и «этнос» как явлениями биологического и социального характера. Большое место в работах отечественных антропологов отводилось разработке методических основ расового анализа. В 1950–1960-е гг. прогресс в использовании и совершенствовании современной биометрической методики был связан в первую очередь с научной деятельностью В. П. Чтецова, Ю. С. Куршаковой и др. В этот период были заложены основы теории антропологической стандартизации и началось внедрение целого ряда современных методов многомерной статистики, что позволяло получать результаты, не только ценные в практическом отношении, но и важные для развития фундаментальных знаний. Именно в этот период классическая программа антропологических исследований обогатилась новыми для нее системами признаков, среди которых были одонтология (раздел антропологии, посвященный изучению узора борозд жевательной поверхности зубов) и дерматоглифика (раздел антропологии, посвященный изучению изменчивости признаков кожного рельефа, образуемого папиллярными линиями гребешковой кожи на поверхностях ладоней и стоп). Развитие этих направлений в антропологических исследованиях связаны с именами талантливых ученых. В результате многолетних исследований в области этнической дерматоглифики Г. Л. Хить удалось показать высокую информативную ценность дерматоглифических материалов для решения вопросов как расо- и этногенетического планов, так и общебиологического значения [606]. А. А. Зубов, развивая теоретические проблемы антропологической одонтологии, разработал программу исследований по этнической одонтологии, а также внес существенный вклад в методику сохранения древних костных останков с помощью стоматологических материалов [155].

Во второй половине ХХ ст. благодаря работам Н. Н. Миклашевской, Е. З. Годиной и других получили активное развитие исследования ростовых процессов и физического развития подрастающего поколения [99–103, 249 и др.]. В это время в рамках возрастной антропологии выделился новый раздел – ауксология человека, включающий три существенных аспекта: изучение закономерностей ростового процесса, включая его математическое описание и моделирование; мониторинг индивидуального роста в связи с практическими задачами здравоохранения (выявление и терапия ростовых нарушений и т. д.); популяционные направления (этнические, экологические, эпохальные), отражающие проявления адаптации к условиям жизни различных популяций людей. Ауксология рассматривает результаты мониторинга по обширным измерительным программам и включает экспериментальные исследования, построения теоретических гипотез и моделей, служащих для лучшего понимания и объяснения процессов роста и развития [100, 101 и др.].

В начале 1960-х гг. быстрому расширению тематики антропологических исследований способствовало развитие новых направлений – физиологической антропологии (раздел антропологии, посвященный изучению приспособительной изменчивости различных групп населения, обитающих в разнообразных условиях окружающей среды) и геногеографии (раздел антропологии, изучающий генетическое разнообразие популяций) [51, 52, 105, 415, 416 и др.]. С этого времени начинается четвертый период в развитии отечественной науки о человеке. Были разработаны новые методики, которые нашли применение в антропологических исследованиях: определение некоторых физиологических показателей крови, рентгенофотометрический метод оценки минерализации кости [20, 104 и др.]. Физиологическая антропология как самостоятельное научное направление официально была признана на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук в 1964 г. Основоположником этого направления в антропологии стала Т. И. Алексеева, позднее академик РАН. Основное содержание физиологической антропологии заключалось в изучении различных метаболитических процессов в организме человека, их внутри- и межгрупповой изменчивости на популяционном уровне. В ходе развития нового направления проходила выработка методических приемов, позволяющих определять в полевых условиях физиологические характеристики организма, такие как скорость основного обмена, показатели липидного, белкового, углеводного и минерального обмена веществ [15–17 и др.]. Исследования подобного рода способствовали решению ряда теоретических проблем антропологии – в области эволюционной биологии человека, вопросов адаптации к различным, в том числе к экстремальным, условиям окружающей среды и др.

В это время Ю. Г. Рычковым и его коллегами было начато генетико-демографическое изучение народов СССР, которое в дальнейшем шло в неразрывной связи с выработкой популяционно-генетических подходов в антропологии [415–419 и др.]. Многочисленными исследованиями было установлено, что расы, этносы и популяции различаются между собой по концентрации одних и тех же генов, своеобразное распределение которых сложилось в результате воздействия различных факторов в ходе исторического развития. Перспективным для познания генетических процессов в популяциях оказалось изучение изолятов [415, 416 и др.]. Формирование этноса, являясь сложным историческим процессом, зачастую сопровождалось притоком на том или ином этапе иноэтничного населения, генетический вклад которого позднее мог фиксироваться в ряду поколений. Было показано, что в современном генетическом разнообразии популяций содержится информация обо всех этапах возникновения этнической общности как популяционной системы [419]. Было установлено, что с помощью популяционно-генетических методов возможно более точное решение ряда вопросов этногенеза народов. Десятилетия усиленной работы антропологов позволили охарактеризовать по генным маркерам практически каждый народ СССР: сначала по иммунологическим (группы крови) и биохимическим (белки эритроцитов и сыворотки крови), а затем – по молекулярно-генетическим маркерам. Благодаря работам Е. В. Балановской, С. А. Лимборской и их коллег была выявлена тесная связь генофонда русского народа с генофондами многих народов – по частотам генов к русским чрезвычайно близки белорусские, украинские, мордовские и многие другие восточноевропейские популяции [51, 52, 186, и др.]. Исследования подобного рода проводились и белорусскими антропологами [190–193, 195, 197, 199–202, 250, 251, 255 и др.].

Обсуждение методических вопросов антропологических исследований вышло на новый уровень в 1990-х гг. В это время было учреждено Российское отделение Европейской антропологической ассоциации (ЕАА), задачей которого являлось объединение усилий всех исследователей-антропологов, работающих в различных научных и образовательных центрах, интеграция антропологических знаний в русле современных мировых тенденций. Белорусские антропологи также вошли в ЕАА, что позволило им регулярно получать и использовать новейшую информацию о важных публикациях в международных научных антропологических журналах и о наиболее значимых событиях и мероприятиях в мировой антропологии. Первая конференция Российского отделения Европейской антропологической ассоциации, которая состоялась в Москве в 1996 г., была посвящена обсуждению методических подходов в эволюционных антропологических исследованиях, биологии современных популяций человека и их роли в решении задач, стоящих перед современной антропологией. С появлением персональных ЭВМ становится обязательным использование в антропометрических исследованиях современной многомерной статистики, владение которой является необходимым для современного профессионального антрополога. В этот период получили широкое применение стандартные статистические пакеты компьютерной обработки данных.

Среди многочисленных задач, стоявших перед антропологией, одной из основных являлось исследование процессов расогенеза и этнической истории в конкретных исторических и экологических условиях. Необходимо подчеркнуть, что важнейшей особенностью антропологии в ХХ ст. являлось оформление в ее рамках экологического направления, изучающего характер и результаты взаимодействия популяций человека с окружающей средой. Антропологи развернули исследования тех аспектов экологии человека, которые связаны с воздействием конкретных окружающих условий на конкретные популяции: показатели динамики численности, изменчивость генофонда, а также приспособительные реакции, процессы роста и развития в различных экологических нишах как современного, так и древнего населения.

Благодаря фундаментальным трудам выдающегося антрополога академика РАН Т. И. Алексеевой, посвященным экологии человека, этот аспект исследований занял важное место в антропологических исследованиях в целом и палеоантропологических, в частности. Она впервые сформулировала концепцию формирования адаптивных типов в определенных экологических нишах. На основании гендерных особенностей удалось показать, что скелетные останки человека могут служить ценным историческим источником не только для выяснения вопросов происхождения древнего населения, но и для установления природных и социальных условий его существования. Современные методы антропологических исследований позволяют определить возрастной состав погребенных в могильнике людей, а также довольно точно определить пол людей по их костным останкам. Это позволяет составить представление об адаптационных возможностях древних популяций в определенных экологических условиях. Современные методы помогают охарактеризовать физический тип людей разных исторических периодов, выявить некоторые их заболевания, травмы и аномалии, отразившиеся на структурных особенностях скелета, в ряде случаев определить групповые факторы крови [29, 67, 68, 164–166, 301–304, 413 и др.]. Разработаны методы, позволяющие по микроэлементному составу костей охарактеризовать преимущественный рацион питания древнего человека [140]. Выявлены структурные краниологические признаки, фиксирующие реакции организма на факторы стресса [64, 143, 148 и др.]. Этому способствовало расширение объема остеологических и краниологических коллекций, внедрение новых технологий и методов исследования, применяемых в медицинской практике, биологии, антропологии и археологии.

В 1990-х гг. с целью развития экологического направления в археологических и палеоантропологических исследованиях в Институте археологии РАН была создана группа физической антропологии. У истоков исторической экологии человека находился академик РАН В. П. Алексеев [10]. Под его руководством специалисты, объединенные в этом коллективе, развивали комплексный подход к анализу палеоантропологических материалов. Итогом стали исследования, посвященные биологической и социальной адаптации древнего населения [15, 16, 67, 140, 161, 187, 247, 628 и др.]. На основании данных палеодемографии, морфологии, палеопатологии и палеодиетологии воссоздавались особенности популяционных адаптивных процессов в пределах крупных исторических эпох (от палеолита до средневековья). Новые подходы к изучению палеоантропологических материалов помогали реконструировать образ жизни, особенности среды обитания, хозяйственной деятельности человека в разные исторические периоды. Было сформулировано представление об этапах биологической адаптации человека.

Программа комплексного обследования скелетных останков, разработанная сотрудниками группы физической антропологии РАН, достаточно обширна, в нее включены почти 300 признаков. В пределах этой программы рассматриваются различные системы показателей, которые служат основой для дальнейших обобщений. Палеодемографический анализ включает многофакторную диагностику половозрастного состава и последующую статистическую обработку, в том числе приемы моделирования. Остеометрический анализ включает рассмотрение измерительных признаков посткраниального скелета как экочувствительных характеристик. Палеопатологический анализ основан на модификациях различных методик, включающих более ста индикаторов неблагоприятных факторов, которые влияют на индивидуума в ходе онтогенеза. Для решения конкретных задач исследования эти признаки подразделяются на группы. Выделены показатели зубной патологии (кариес, прижизненное выпадение зубов, наличие абсцесса или остеомиелита) – группа показателей воспалительного процесса. Вторая группа индикаторов задержки ростовых процессов в детском возрасте. К ним относятся эмалевая гипоплазия на зубах, т. е. неравномерное развитие толщины эмалевого покрова коронки зуба (происходит из-за недостаточности обызвествления в процессе формирования и роста), а также так называемые линии Гарриса, выявляемые на рентгенограммах длинных костей. Третья группа включает некоторые генетически детерминированные признаки – остеомы, т. е. небольшие разрастания костной ткани, наросты на костях, краудинг (скученное расположение зубов), наличие метопического шва, делящего лобную кость на две половины (правую, левую), и т. д. Важный показатель анемии – гиперостозные изменения кости в верхней внутренней области орбит, развивающейся в раннем детском возрасте, получивший название cribra orbitalia.

Реконструкция специфики физических нагрузок у древнего населения проводится на основании анализа развития рельефа длинных костей, болезней суставов и опорно-двигательной системы человека, путем балловой оценки изменений суставных поверхностей, травматических поражений. Исследования подобного рода вместе с анализом палеодемографической обстановки выявляют различия в социальной среде и изменения биологических свойств у различных групп населения. Применение совокупности различных методик и учет археологического описания скелетных находок делают возможным проведение общеисторических реконструкций биологическими методами [66, 69, 247 и др.].

Методические рамки исследований, основным объектом которых являются череп и посткраниальный скелет, сейчас настолько расширились, что один человек уже не в состоянии глубоко изучить краниологический материал с применением новых специфических методик. Поэтому среди исследователей новых направлений наметилась специализация в области палеоантропологии. Появились специалисты по дискретно варьирующим (неметрическим, качественным) признакам черепа, палеодемографы, палеопатологи и др. [66]. Существенный вклад в разработку метода и проблем палеопатологии внесла А. П. Бужилова. Под ее руководством был разработан оригинальный методологический подход к комплексному анализу археологических данных и патологических изменений скелета у представителей древних популяций, что позволяет реконструировать некоторые особенности образа жизни [64, 65 и др.]. На рубеже XX–XXI вв. была разработана специальная методика рентгеновского исследования – микрофокусная рентгенография с прямым многократным увеличением рентгеновского изображения. Для детального описания патологических изменений костной системы и дифференциальной диагностики заболеваний этот метод при изучении палеоантропологических материалов впервые в мировой практике был применен в 2008 г. [69]. Синтез методов физической антропологии, новых технологических приемов с историческим подходом к анализу палеопатологических данных позволил коллективу под руководством А. П. Бужиловой получить новую историческую информацию, имеющую большое значение не только для дальнейшего развития археологии и антропологии, но и для медицинской науки [64, 65, 67, 140, 247 и др.].

Активно развивающимся и перспективным направлением современной палеоантропологии является реконструкция типа физических нагрузок и двигательной активности древнего населения, связанная с родом их занятий. Некоторые структурные особенности костей плечевого пояса и нижних конечностей могут свидетельствовать о характере механических нагрузок на определенные группы скелетной мускулатуры, а значит, и об особенностях образа жизни и трудовой деятельности в зависимости от половой принадлежности индивидуума. Среди значительного разнообразия подходов одной из часто применяемых является методика оценки развития мускульного компонента (компонента мезоморфии). В отечественной палеоантропологии наибольшее распространение получила остеоскопическая программа В. Н. Федосовой и М. Б. Медниковой, которая заключается в изучении и детальной оценке рельефа кости в местах прикрепления мышц [161].

Совершенствуется методика изучения зубной системы человека, которая рассматривает ее особенности, возникающие в течение жизни и свидетельствующие о характере питания, гигиене полости рта, использовании зубов в качестве инструментов, что создает базу для реконструкции социальной и биологической среды обитания древних популяций. Методика была разработана немецким профессором М. Шульцем и модернизирована Н. Я. Березиной (МГУ). Эта программа предусматривает регистрацию показателей состояния здоровья зубочелюстной системы (травматические повреждения, степень стертости коронок зубов, наличие кариеса, периодонтитов, пародонтопатий, зубного камня, прижизненнная утрата зубов). Фиксируются также эмалевая гипоплазия, маркирующая стресс, перенесенный в детском возрасте, и интерпроксимальные бороздки. В настоящее время существуют две гипотезы образования этих бороздок: чистка зубов при помощи тонкой костяной или деревянной палочки и использование зубов в качестве инструментов в повседневной работе (например, при обработке сухожильных нитей).

Новым перспективным направлением комплексных исследований палеоантропологических находок является палеогенетика. Современные методы молекулярной биологии позволяют выделять и анализировать следы древней ДНК, которые сохраняются в костных останках. Все большее распространение получает анализ митохондриальной ДНК. Результаты этих работ помогают реконструировать историю возникновения вида Homo sapiens, пути расселения и миграций отдельных народов. Другое направление исследований связано с анализом ДНК, специфичных для половых хромосом, что позволяет установить половую принадлежность останков в случаях, когда классические методы антропологии применить невозможно. Результаты этих работ позволяют реконструировать половую структуру древних популяций.

Для проведения палеоантропологического анализа с целью реконструкции общеисторических процессов выработана специальная последовательность: в первую очередь следует получить надежно документированный археологический материал. Этот этап исследования относится к методологии. Антропологу необходимо учитывать точки зрения разных специалистов, вникать в конкретную археологическую проблематику, сформулировать собственное заключение для общеисторической реконструкции. Поэтому палеоантропологический материал, добытый археологами при участии антропологов в полевых условиях, как известно, предпочтительнее полученного от иных лиц. Далее важным этапом является реставрация черепа. Развитие метода, который позволяет восстанавливать облик человека по костным останкам черепа, было продолжено учениками М. М. Герасимова – Г. В. Лебединской, Т. С. Балуевой, Е. В. Веселовской и др. [54–59, 180, 181 и др.]. В получении, реставрации, обработке краниометрических и остеометрических данных очень важен профессионализм исследователя. Соблюдение определенных этапов анализа палеоантропологического материала и объективность его интерпретации позволяет с наибольшей плодотворностью решать не только антропогенетические и расогенетические задачи, но и общеисторические, уточняя особенности формирования, развития и угасания конкретных этносов.

В процессе совершенствования методов обработки палеоантропологического материала обычно применяются типологический и популяционный подходы. Для этого предложен канонический дискриминантный анализ данных индивидуальных измерений черепов и размеров длинных костей, который дает хорошие результаты на больших массивах, выявляя тенденции географической или хронологической изменчивости краниологических комплексов. Применяются также методы многомерного внутригруппового анализа краниологических выборок. Среди них метод главных компонент по индивидуальным измерительным данным, а также метод геометрической морфометрии (на основе анализа конфигураций координат точек, соответствующих классическим краниометрическим точкам). Оба метода позволяют в равной степени определить масштаб и основные закономерности внутригрупповой краниологической изменчивости. Преимуществом геометрической морфометрии является возможность оценки вариации форм черепов независимо от их общих размеров. Методы многомерной статистики применяются также для межгруппового анализа. Российские исследователи Б. А. Козинцев, Ю. К. Чистов, В. Е. Дерябин разработали пакеты программ, которые демонстрируют хорошие результаты.

В настоящее время в разных странах накоплены обширные материалы и по антропологии современного населения. На их основе созданы базы данных, предназначенные для компьютерной обработки, хранящиеся в архивах, в том числе и в Республике Беларусь. Объединение или новая группировка этих данных позволяют получать более важные, значимые выводы. Это показали работы В. Е. Дерябина, который на основе ряда выборок по детскому населению, обработанных новыми статистическими методами, выявил закономерности роста различных сочетаний антропометрических признаков, сделал заключение о сравнительной значимости различных критериев биологического возраста на этапах онтогенеза, а также предложил новую схему соматотипирования детей.

При исследовании антропологического разнообразия современного населения особое внимание уделяется конституциональным особенностям организма. Физическое развитие отдельных половозрастных групп школьников зависит от частот встречаемости определенных соматотипов (типов телосложения). Индивидуальные особенности строения тела формируются в соответствии с генетической программой (конституцией), допускающей определенный диапазон морфологической и функциональной изменчивости человека, лимитирующей его морфофункциональные адаптационные реакции на среду обитания. Характер адаптационных реакций к тем или иным факторам среды либо к их совокупности у представителей разных соматотипов будет различным. В связи с этим не прекращаются поиски наиболее адекватных конституциональных схем для выделения типов телосложения на основе данных антропометрии. Это значит, что при изучении конституциональных особенностей важно четко определить количественные критерии определения вариантов телосложения вместо их визуальной оценки. В 2003 г. И. И. Саливон разработала метод выделения типов телосложения по комплексу наиболее информативных антропометрических показателей [493]. Преимуществом данного метода является то, что при устранении визуальной субъективности определения соматотипа он позволяет по единому комплексу наиболее информативных антропометрических показателей телосложения проследить в популяциях изменения частот встречаемости различных вариантов соматотипов в разных половозрастных группах детей и взрослых.