Мать слепого князя
Колокола звонили, как и положено – со сдержанной скорбью. Постригалась в монахини не абы кто – мать Великого князя Московского, Великая княгиня Софья. Но ей самой в скорбном звоне колоколов чудились иные отзвуки – райские. Притомилась – 80 лет прожила, из них чуть ли не шесть десятков в непрерывных государственных заботах, войнах, да иных скорбях великих. Пора, пора…
С трудом встала с каменных плит Вознесенского монастыря в Кремле уже не княгиня Софья – смиренная инокиня Марфа. Обвела взглядом храм и… улыбнулась. Вот и закончился ее мирской путь, теперь до Бога – несколько шагов осталось.
А ведь словно вчера все началось…
Это сейчас от Литовского княжества лишь отголоски былой славы остались, да вот инокиня Марфа – последняя законная наследница престола великого Гедемина. А тогда, в середине прошлого столетия, Великое княжество Литовское объединяло все западные и южные ныне русские земли. Граница проходила в нескольких десятках километров от Москвы. Не только что Тверь, но даже Клин были для Москвы «зарубежьем». Гедиминас ни разу не воевал ни с одним русским княжеством, но они сами присоединялись к Литве, и составили в конце концов три четверти ее территорий.
Софья родилась в Тракайском замке, когда отец ее, тогда еще княжич литовский Витовт вступил во второй брак с Анной Святославовной, великой княжной смоленской. Но ходили смутные слухи, что Софья – дочь Витовта от его первого брака с некоей Марией Лукомской, которая умерла в родах. Ибо больше детей у Витовта не было, а княгиня Анна не желала, чтобы ее считали «неплодной».
В церковной книге якобы существовала подлинная запись о крещении «младенца Софии», но известна только дата – 1371 год. Смутное, тяжелое время для властолюбивого княжича, отец которого – Кейстут – вел непрерывную борьбу за власть с претендентом на польский престол князем Ягайло.
Борьба закончилась тем, что Ягайло взял в плен, а затем убил Кейстута. Чтобы избежать такой же участи, Витовт с помощью своей жены бежал к мазовецкому князю Янушу, женатому на его сестре Дануте и обратился за помощью к магистру Ливонского ордена. Правда, пришлось перейти из православной веры в католичество, но князя Витовта такие мелочи никогда не смущали.
Ливонский Орден не замедлил воспользоваться возможностью посеять смуту в Литве и пограбить ее города и селения. Разгорелась междоусобная война, совершенно невыгодная обеим сторонам. Ягайло в 1384 г. заключил мирный договор с Витовтом, а затем, женившись на польской королеве Ядвиге, отдал ему, наконец, литовский великокняжеский престол.
Витовт номинально стал вассалом польского короля. Страна досталась опустошённой, соседи – алчные и беспокойные рыцари, не уступали им и татары, постоянно грабившие южные и юго-восточные владения. Но постепенно Витовт уничтожил систему уделов, обновил государственный строй, провел целый ряд реформ и заставил считаться с собой не только поляков и русских, но и татар и немцев.
Он всю свою жизнь стремился к созданию мощного и независимого государства, жестоко карал князей, даже своих родственников, когда нужно было обуздать беспредел удельных князей. В этой обстановке росла и набиралась ума Софья, с раннего детства верившая, что судьба предназначила ей какой-то особый удел.
Наверное, потому, что у Витовта не было сыновей, он воспитывал единственную дочь по-мужски, точно предназначал ее к государственной деятельности. Действительно, была у честолюбивого литвина такая мечта: унаследовать власть после отца, найти дочери равного ей супруга и сделать Литву самым великим европейским государством.
Потому-то до двадцати лет красавица, умница, знатного рода и с богатым приданным девица все еще была не замужем. Женихи-то вились вокруг нее уже лет восемь – как говорится, смотрели вперед. Только Витовт отвергал все предложения, даже не утруждая себя объяснениями. Он чего-то ждал.
Но когда в 1391 году в замке появился высокий, широкоплечий юноша, русоволосый, с приятным лицом, все заметили, с каким почетом принял его Витовт. Хотя не был русский князь Василий пока ни особо знаменит, ни особо силен. Зато был он сыном Дмитрия Донского, искавшим в Литве союзников.
Куликовская битва, выигранная под предводительством князя Дмитрия Донского, прославила Русь и Москву. Но Золотая Орда была еще сильна и после гибели Мамая, убитого в одном походов, власть перешла к хану Тохтамышу, задумавшему отомстить за поражение татар на Куликовом поле.
Тохтамыш подошел к Москве неожиданно со стороны Рязани, взял и сжег Серпухов, после чего двинулся к Москве. Приближение татарского войска стало известно Дмитрию Донскому, но его погубило предательство своих же соотечественников. Каменный Московский Кремль на первых порах оправдывал свою славу неприступного. Город держался уже три дня, но…
Нижегородские князья, пришедшие с татарами, клялись москвичам, что Тохтамыш не намеревается причинить им зло и требует только, чтобы его почетно встретили с дарами. Татары уговорили открыть ворота и встретить хана крестным ходом. Когда торжественная процессия вышла из Кремля, татары убили перед городскими воротами возглавлявшего оборону воеводу, и начали убивать беззащитных москвичей.
«И можно было тогда видеть в городе, – повествует современник, – печаль и рыдание, и вопль многих, и слезы, и крик неутешный, и многое стенание, и печаль горькая, и скорбь неутешимая, беда нестерпимая, нужда ужасная, горесть смертная, страх и ужас, и трепет, и дражание, и срам, и насмешка над христианами от татар. И был отсюда огонь, а отсюда меч; одни бежали от огня и умирали от меча, другие бежали от меча и погибали от огня; была для них четверообразная гибель: первая – от меча, вторая – от огня, третья – от воды, четвертая – быть отведенным в плен».
Страшен был вид Москвы после разгрома ее Тохтамышем. Одних трупов было погребено 10 тысяч. Но насколько прочной оказалась память о победе на Куликовом поле, настолько слабой – память о поражении.
Опять «хозяевами земли русской» стали захватчики, опять нужно было ехать на поклон к хану в Орду, чтобы получить «ярлык на княжение». В 1382 году после разорения Москвы Дмитрий Донской отправил своего старшего сына Василия в Орду «тягаться с Михаилом Александровичем Тверским о великом княжении».
Тохтамыш не дал Михаилу великого княжения, но и Василия под разными предлогами удерживал у себя, как заложника. Только через три года молодой князь сумел спастись бегством из плена – в Молдавию. Там в 1389 году настигло его известие о смерти отца и о том, что он получил по завещанию лучшие и сильнейшие города: Владимир, Коломну, Кострому и Переяславль. Оставалось только вернуть себе московский престол. Тут-то и возникла мысль о союзе с Литвой, который легче всего было заключить через брак.
Василий нашел и союзника, и супругу: через несколько месяцев Софья Витовтовна стала русской княгиней.
В качестве свадебных даров жене Василий пристроил новые палаты к Кремлевскому дворцу, повесил на них часы с боем, работавшие «самозвонно и самодвижно». А вот отца своего Софья увидела лишь семь лет спустя после венчания, когда приехала в 1398 в Смоленск. Там он подарил ей икону Смоленской Богоматери Одигитрии. В 1046 ее привезла из Греции царевна Анна Мономах, в те времена – невеста черниговского князя Всеволода, сына Ярослава Мудрого. Софья увезла подарок в Москву, и он навсегда остался в России.
Еще в самом начале семейной жизни Софья спросила мужа, почему его отец, прославленный полководец, не сумел защитить Москву. И услышала, что Дмитрия Донского… в Москве не было. Он увез свою семью подальше на север от опасности, оставив вместо себя воеводу.
Гордая литвинка не могла понять, как мог поступить так владетельный князь. Ее отец непременно сам встал бы во главе обороны. И лишь когда годы спустя сама оказалась перед нелегким выбором: спасение детей или борьба с врагом, поняла своего покойного свекра. Но до этого было еще далеко…
А пока она всеми силами старалась вести себя не только как Великая русская княгиня, но и как достойная дочь своего отца, о чьих победах уже ходили легенды. И мужу неустанно твердила о государственных делах и интересах.
Уже в самом начале своего княжения Василий Дмитриевич показал, что останется верен политике отца и деда. Через год после того, как посол ханский посадил его на великокняжеский стол во Владимире, Василий отправился в Орду и купил там ярлык на княжество Нижегородское. Потом к нему прибавились Муром, Городец, Мещера и Таруса. А сам князь сел на великокняжеский престол в восстановленной Москве. Рядом с Софьей, точнее, вместе с ней.
В государственных и хозяйственно-административных делах Софья была незаменимой помощницей мужу. Из 53 грамот русских великих княгинь, дошедших до историков, 10 подписаны ею. И супруг, и отец, делали ей щедрые подарки, которые Софья обращала в земельную собственность и очень мудро ею управляла. Именно ей великокняжеская семья обязана приобретением села Крылатского, где она устроила особый дом на случай приезда в Москву своего отца.
Но Софья была еще и женой: за годы долгого и счастливого брака она родила мужу девять детей: пятерых сыновей и четырех дочерей. Только вот спокойствия в делах престолонаследия так и не получалось добиться: и братья ее покойного свекра, и младшие братья ее супруга делали все возможное, чтобы отнять у Василия Дмитриевича великокняжеский престол.
Но и тут Софья была надежной опорой для своего супруга: могущество ее отца год от года возрастало, а с Москвой Литва в 1408 году заключила вечный мир. Столь прочный тыл помог Витовту пять лет спустя нанести сокрушительное поражение Тевтонскому рыцарскому Ордену в Грюнвальдской битве, а Софья смогла выдать свою старшую дочь Анну за Иоанна Мануиловича Палеолога, будущего византийского императора Иоанна VIII. К несчастью, Анна умерла родами через шесть лет после свадьбы, так и не став императрицей.
Но вообще-то отношение к Витовту во все времена было неоднозначным. Литовцы его называли и называют сейчас «Великим», в Псковских летописях он называется «поганым отступником правыя веры христианския», в исторических документах существует такая характеристика: «Заслужил постоянными интригами, изменами и коварством ненависть современников». Но все это было написано потом, после его смерти.
Как бы то ни было, ему удалось так устроить свои дела с Ордой, что по первому требованию к нему приходила татарская конница, а ни о каких набегах и речи не могло быть. Он был горд и высокомерен с князьями, суров для воинских начальников, взыскателен и неумолим в делах правосудия, но всегда был доступен для людей низкого звания: воинов, селян, горожан. Великие князья рязанский и тверской называли его господином и господарем, Чехия предлагала ему свою корону. Германский император предложил ему короноваться литовским королём, и Витовт согласился, но, увы, не дожил до официальной коронации. Не удивительно: ему к тому времени уже исполнилось 85 лет.
Орда отыгрывалась на Москве: в 1408 г. войска ордынского хана Едигея осадили город и… Софья с детьми бежала в Кострому. Тем самым спасла семью, но дети, рожденные до этого, погибли от «моровой язвы» (чумы), в том числе первенец – Иван. Всю оставшуюся жизнь Софья не могла простить себе этого малодушного бегства и считала, что ее Бог наказал. Тем более что на сей раз Москва не сдалась на милость победителя, а сама одержала победу.
Князь Василий Дмитриевич умер сравнительно молодым, судя по всему, от чахотки, причем угас так быстро, что подозревали отравление – вполне обычное дело в княжеских семьях. В 1425 году Софья Витовтовна официально стала опекуншей десятилетнего сына – «матерой вдовой», как тогда говорили.
Не нуждаясь больше в том, чтобы держаться в тени мужа, княгиня начала еще активнее вникать в государственные дела. Фактически она была правительницей княжества, что, разумеется, далеко не всем было по вкусу. Тем более что и правила она не только железной рукой, но и не всегда по справедливости.
Так, воспользовавшись смертью шурина – бездетного князя Петра Дмитриевича – она распорядилась присоединить к Москве его Дмитровский удел. При участии митрополита Фотия в 1428 г. вынудила другого брата мужа – звенигородского князя Юрия Дмитриевича (бывшего в то время старшим среди возможных претендентов на великое княжение) признать на престоле малолетнего Василия. Это ей удалось, в основном, потому, что согласия между братьями не было и в помине: каждый заботился только о собственной выгоде.
Достойная ученица своего отца, Софья не только была в курсе всех родственных свар, но и умело пользовалась ими. Помогал ей и авторитет отца: ни один из русских князей не решался сделать что-то вопреки ее воле, так как боялся решительных действий со стороны Литвы. Влияние Витовта на русские внутренние дела в то время было колоссальным. Но…
В октябре 1430 г. Витовт умер. Закончился период славы и самостоятельности Великого княжества Литовского.
И тут же пошатнулось положение Софьи, а, следовательно, и ее сына. Пришлось все в той же Орде, сохранившей толику прежнего влияния, разбирать тяжбу между 16-летним Василием II и его дядей, Юрием Дмитриевичем, который, нарушив слово, ранее данное Софье, предъявил претензии на великое московское княжение.
Спор был выигран при поддержке умного и хитрого московского боярина Ивана Всеволожского, посланного Софьей с просьбой помочь ее сыну. Взамен Софья обещала, что дочь Всеволожского станет женой ее сына, то есть Великой московской княгиней. «Приз» был более чем соблазнительным, и будущий княжеский тесть расстарался…
Но, как говаривалось в прежние времена, «царево слово переменчиво». Получив вожделенный престол для сына, Софья передумала родниться с «обышным» боярином, и выбрала для Василия невесту познатнее, побогаче и ближе в родственном отношении к ее литовским корням – Марию Ярославну, внучку Елены Ольгердовны и серпуховского князя Владимира Андреевича Храброго – княжну Марию Ярославну.
Характер у Софьи вообще был непростой. О ней говорили, что была «нраву весьма горделивого», что очень часто проявлялось по отношению к ее обидчикам и недругам. А случай на свадьбе сына вообще вошел во все летописные своды: княгине донесли, что ее племянник Василий, по прозвищу Косой, сын князя Юрия Дмитриевича, явился на свадьбу в золотом поясе, украшенном драгоценностями. Все бы ничего, да только пояс этот принадлежал московскому княжескому дому и был некогда украден. Потом он каким-то образом оказался у звенигородского князя, а тот вручил его сыну. Взбешенная Софья прилюдно и демонстративно сорвала этот пояс с племянника.
Отношения между родственниками от этого, разумеется, не улучшились, да и сам поступок был не слишком разумен, но Софью явно ослепил гнев и давняя вседозволенность. Обиженный Всеволожский перешел на сторону князя Юрия, Василий Косой с братьями Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным уехал к отцу в Звенигород.
Через несколько месяцев после свадьбы начались уже вооруженные столкновения московского и звенигородского князей. В апреле 1433 года князь звенигородский разгромил войско Василия II и захватил Москву. Племянника Юрий Дмитриевич отпустил, но великого княжения лишил и дал ему в удел Коломну.
Однако возмущение всей Руси таким самоуправством было столь велико, что вскоре Юрий Дмитриевич предпочел добровольно вернуть престол Василию и удалился в Звенигород. Но Василий Косой и Дмитрий Шемяка, старшие сыновья Юрия Звенигородского, не согласились с решением отца и вернули его на московский престол. Пока шли эти схватки и интриги, Софья пыталась восстановить свое прежнее влияние на бояр. Увы, ее отца уже не было на свете, а престол выскользнул из рук единственного сына.
Правда, великий князь московский Юрий Дмитриевич правил недолго – едва ли год – и внезапно скончался. Поговаривали о яде, народ же предпочитал версию о «гневе Божьем». Простые люди отдавали предпочтение побежденному Василию Дмитриевичу – и тянулись в Коломну к «истинному государю». Внук двух великих князей – русского Дмитрия Донского и литовского Витовта – он казался народу воплощением гордого духа обоих. Звенигородских же князей недолюбливали за вечные склоки и межусобицы.
Это не помешало Василию Косому самовольно занять великокняжеский престол, что возмутило даже его родных братьев – Дмитрия Шемяку и Дмитрия Красного. В отместку они призвали Василия II вернуться в Москву…. и снова началась война за власть, где брат сражался против брата. Исход для самозваного князя оказался плачевным – он был взят в плен и по приговору московских бояр (уж не с подачи ли Софьи?) был наказан по византийскому обычаю – ослеплен.
Не раз и не два впоследствии вспомнит Софья эту казнь, вымаливая у Бога прощение за свое жестокосердие. Ибо аукнулось ей это деяние самым страшным образом.
Пока князья делили престолы, значительно усилилось Казанское ханство, до которого никому тогда не было дела. Теперь набеги на Русь начали совершать уже казанские татары, доселе смирно сидевшие на своих землях. Почти десять лет отражала Русь эти набеги, пока не случилось страшное: в 1445 году Великий князь Московский, тяжело раненый в сражении на реке Нерли, попал в плен. Ему отрубили несколько пальцев на руке, а на голове его лекари насчитали тридцать (!) ран. Софья Витовтовна выкупила чудом выжившего сына за огромную по тем временам сумму в 25 000 рублей. Но и это не было концом злоключений.
Пока Василий II находился в плену, Дмитрий Шемяка, в который раз переменивший свои убеждения, составил заговор против того, за кого еще недавно сражался. По возвращению из плена в феврале 1446 г. великий князь отправился на богомолье. Едва он выехал из Москвы, Шемяка овладел столицей, захватив в плен Софью Витовтовну и супругу великого князя Марию Ярославну.
А потом… Потом пленного князя по приказу Шемяки ослепили и сослали в Углич. Потому-то и вошел Василий II в историю со странным прозвищем «Темный» Сыновей великого князя укрыли было верные люди, но Шемяке удалось обманом заманить и их в ловушку и отправить под крепкий караул в тот же Углич.
Сторонники свергнутого и изувеченного князя укрылись в Литве, где их встретили с большим почетом. Это, естественно, не упрочило положения Шемяки: сосредоточение недовольных на литовской территории угрожало крупными осложнениями и новыми военными действиями, на которые не было уже ни сил, ни средств. Василия освободили из-под стражи и дали ему в удел Вологду, куда тут же потянулся народ, как когда-то в Коломну. А тверской князь Борис, один из самых влиятельных в то время на Руси, обручил свою дочь с сыном Василия, Иваном – будущим великим князем Иваном III.
Софью Витовтовну, разлученную со слепым сыном, ее противники пытались отделить от родных, ибо страшились влияния этой несгибаемой женщины. Семидесятипятилетнюю старуху сослали в Чухлому, а оттуда увезли в Каргополь – по тем временам, глушь несусветную. Лишь под давлением высших церковных властей, пригрозивших Дмитрию карой небесной, тот отпустил Софью на свободу и она добралась своими силами до Троице-Сергиевой обители, где встретила слепого сына, собиравшегося постричься в монахи Спасо-Каменного монастыря.
Ибо после ослепления никто, никогда и нигде не возвращался к активной политической деятельности, и уж тем более не возвращался на престол. К тому же сломленный своим несчастьем Василий прилюдно покаялся и целовал крест на верность Шемяке. И тут из ссылки вернулась Софья…
Подготовка к пострижению в монахи свергнутого великого Князя шла полным Ходом, когда в Спасо-Каменный монастырь неожиданно прибыл игумен Макарий и уговорил князя, что при поддержке верных людей вновь появился шанс занять великокняжеский трон в Москве. Нужно было только проявить волю к победе, объединив под свои знамена врагов Шемяки.
Утром о решении было объявлено игумену Спасо-Каменного монастыря, который все понял и поддержал князя. Договорились, что Макарий отбудет в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы предупредить и подготовить местного игумена Трифона к подобающей встрече Василия Темного с семейством. Целью поездки теперь объявлялась безусловная поддержка знатного гостя в борьбе за великокняжеский престол, а, значит, и снятие с него целовальной клятвы на кресте.
Только в монашеской обители чудотворца Кирилла, имевшей давние связи с Москвой, могло произойти такое неординарное для церкви событие, ломающее все прежние традиции, ибо никто был не в праве отменять данную раз и навсегда клятву на святом кресте.
То, что произошло в тот вечер и в ту ночь на Каменном острове, Василий Васильевич Темный посчитал знаком с небес, которым впервые был отмечен его властный путь и судьба. Все в дальнейшем случилось так, как и задумали. Игумен Трифон поступил смело и решительно, принял ответственность на себя, сняв с великого князя целовальную клятву, к которой его насильно принудил Шемяка.
Благословение Макария и напутствие Трифона, сказанные от лица православной церкви, вдохнули в великого князя прилив жизненных сил, который уже не покидал «берегов» его души до конца жизни. И дни великого княжения князя Дмитрия Юрьевича Шемяки оказались сочтены…
В 1449 году, когда Шемяка вновь выступил против Василия II, поход московских войск уже носил характер почти крестового: с великим князем шло все высшее духовенство. Да и явное предпочтение, которое простой народ отдавал своему слепому государю, сыграло свою роль. На Руси всегда любили и почитали мучеников, а Василий стал им фактически еще при жизни. Шемяка бежал в Великий Новгород, без особого успеха пытался собрать новых сторонников и… внезапно скончался. Версия об отравлении его московскими стараниями, по некоторым признакам, может считаться правдоподобной. После этого к Московскому княжеству присоединились Можайск и Боровск.
Казалось, сами небесные силы покровительствовали слепому Великому князю. В 1453 году турки захватили Константинополь, бывший до этого времени центром православия, и отныне главным оплотом православия стала Русь. Народ и в этом усмотрел промысел Божий, равно как и в том, что последнее нападение татар на Москву закончилось их внезапным и необъяснимым бегством из-под стен осажденного города.
Хотя в этом заслуги Василия не было совершенно: он в это время совершал поездку по Волге. Руководили обороной его восьмидесятилетняя мать вместе с новым митрополитом Ионой. В какой-то момент татарам почудилось, что к Москве приближаются несметные полчища Великого князя: агенты, как бы сейчас сказали, Софьи постарались на славу. Город был спасен.
Результаты княжения Василия II можно характеризовать как ряд крупных успехов: увеличение территории московского великого княжения, независимость и новая формулировка задач русской церкви, обновленная идея московского самодержавия и внутренне упроченная власть великого князя. В 1450 г. Иван, старший сын Василия II, был сделан его соправителем, его имя встречается на государственных грамотах. Только мало кому известно, что за всеми этими делами почти всегда стояла Софья – достойная дочь своего великого отца.
Василий II Тёмный вышел победителем из 20-летней борьбы за новый порядок престолонаследия. Умирая, он благословил своего старшего сына Иоанна великим княжением московским, так как город Владимир был включен в состав Московской области. На стороне Василия Тёмного были московские бояре, духовенство и народ. Все они сочувствовали новому порядку престолонаследия (от отца к старшему сыну), с которым наконец-то прекращались прежние княжеские усобицы, изрядно вредившие государству изнутри.
При нём же был постановлен митрополит, что дало русскому духовенству долгожданную независимость от константинопольского патриарха. Сама же Софья Витовтовна неоднократно участвовала в закладке церквей и монастырей, и страстно желала видеть окончание постройки Вознесенского собора в Кремле (при ней строительство было доведено до увенчания куполами).
Незадолго до конца жизни Софья Витовтовна купила село Воробьево в окрестностях Москвы (на Воробьевых горах), которое благодаря ей стало считаться дворцовым – великокняжеской, а затем и царской летней резиденцией.
Удивительно, но никто и никогда не попрекал вдовствующую княгиню её иноземным происхождением, как это произошло всего лишь полвека спустя с Еленой Глинской. Народ еще не отвык от того, что их правители брали в жены иноземных принцесс и княжон. А литвинка сделала для России куда больше, чем чисто русские жены других Великих князей.
Она тихо преставилась летом 1453 в возрасте 82 лет и была похоронена в традиционной усыпальнице русских княгинь – в Вознесенском монастыре.
Ее сын, Великий князь, еще не достиг старости, но несчастья и душевные страдания подорвали его силы. Сказались также ранения, полученные в боях с татарами. А смерть матери лишила его самого верного друга и союзника: он пережил ее лишь на девять лет.
Василий Темный хотел умереть монахом, но ему сделать этого не пришлось – не хватило времени. Он лишь успел написать духовную грамоту, утвердив великое княжение за старшим сыном Иоанном, и преставился на сорок седьмом году жизни Великим Постом 1462 года. Закончилось правление того, кто был, пожалуй, одной из самых трагических фигур русской истории.
Но начался совершенно новый этап самой этой истории.