Рассказ третий. Церковь во Пскове
Первоначальное положение псковской церкви
Псков как пригород Новгорода, естественно, должен был иметь и одну церковь с Новгородской церковью; и действительно, у Пскова и у Новгорода была одна церковь; епископ новгородский был и епископом псковским, и посылал в Псков своих священников или рукополагал во священники людей, присланных из Пскова. Даже отношения церкви к мирскому обществу были, по-видимому, такие же во Пскове, какие и в Новгороде. Так что как в Новгороде христианская церковь слилась со строем новгородской жизни и Святая София обратилась в символ Новгорода и его свободы и самостоятельности, и земля Новгородская называлась землей Святой Софии; точно так же и во Пскове христианская церковь слилась со всем строем псковской жизни, и Святая Троица обратилась в символ Пскова и его самостоятельности, и Псковская земля получила название земли Святой Троицы. Но как христианская церковь была насаждена во Пскове в то время, когда Псков был только новгородским пригородом и находился почти в полной зависимости от Новгорода; а следовательно, и церковь Псковская, как пригородская церковь, была в полной зависимости от новгородской церкви, то отсюда вытекало необходимое последствие, что, по мере усиления Пскова и приобретения им самостоятельности и полной независимости, псковская церковь должна была получить иной характер, чем новгородская церковь, и даже чем другая какая русская церковь, именно: явиться в исключительному, ей только принадлежавшему положению. Псковская церковь, сохраняя все догматы православия наравне с другими русскими церквами, в то же время незаметно приняла характер пресвитерианской церкви; и приобрела это не по желанию общества, а именно потому, что Новгород и его архиепископ постоянно старались держать псковскую церковь на правах церкви пригородской, под управлением владычня наместника, назначаемого новгородским архиепископом; тогда как Псков в политическом отношении давно уже сделался самостоятельным и с половины XIV столетия даже был признан таковым от самого Новгорода по договору. Новгородцы, потерявши политическую власть над Псковом, во чтобы то ни стало хотели удержать за собой хотя церковное главенство; а псковичи, наоборот, получивши политическую самостоятельность, не хотели терпеть зависимости церковной и, при упорстве новгородцев, считали даже законным псковскую церковь, не имевшую своего самостоятельного представителя во Пскове, подчинить совершенно своему мирскому обществу, дать местному духовенству все права мирских людей, в самом обширном смысле, и с тем вместе подчинить его мирному суду и власти. А посему псковская церковь, не отступая от православия, общего всем Русским церквам, невольно мало-помалу приобретала свой своеобразный склад и строй, и свойственный ей только одной, и притом вполне согласный с демократическим настроением целого псковского общества. Хотя, по ясному свидетельству памятников, то несомненно, что псковичи, при всяком удобном случае, старались получить себе самостоятельного епископа, и никогда не желали, чтобы их церковь в чем-нибудь разнилась от других самостоятельных русских церквей; тем не менее псковская церковь складывалась своеобразно и мимо их воли.
Положение церкви в первые 318 лет от принятия христианства
Первоначально, в продолжение 318 лет от принятия христианства, пока были в мире и в полном согласии псковичи с новгородцами, и псковская церковь была в мире и согласии с епископом и потом архиепископом новгородским, новгородские владыки управляли ею чрез своих наместников, присылаемых из Новгорода или назначаемых из псковичей, и сами епископы и потом архиепископы чрез каждые три года приезжали во Псков, судили и рядили дела, по номоканону и уставам русских князей подведомые суду святительскому, и получали с псковского духовенства определенные доходы, известные под именем подъезда; посвящали во Псков священнослужителей и пользовались значительными угодьями и вотчинами, уступленными псковским вечем в пользу епископской кафедры. Псковичи во все это время, в глазах новгородских владык, даже считались усерднейшими и послушнейшими сынами православной церкви, строили монастыри и церкви, снабжали их обильными вкладами и считали для себя большим праздником, когда владыка новгородский посещал их город; подносили ему богатые дары и беспрекословно исполняли все его приказания. В это время были построены знаменитейшие псковские монастыри: Светогорский – Рождество-Богородицкий, Спасо-Мирожский, Иоанно-Предтеченский, Старо-Вознесенский, Городищенский-Николаевский близ Изборска, Пантелеймонов, Домантов и другие. Сами владыки новгородские не оставляли Псков своим вниманием, и на свое иждивение строили и украшали псковские церкви; так, например, епископ новгородский Нифонт построил каменную церковь Преображения в Спасо-Мирожском монастыре. Между тем в то же время устроился и знаменитый псковский собор Св. Троицы, эта политическая и религиозная святыня Пскова, в котором вместе со старшими священниками, или поповскими старостами, заседали и мирские церковные старосты, избранные обществом, и принимали в управлении псковской церковью одинаковое участие со священниками, так что без их согласия даже нельзя было построить той или другой церкви; и где была особая палата со своими выборными старостами и сотскими, в которой велись особые книги для записки всех гражданских актов и сделок, имеющих, как говорится ныне, крепостной характер; где в особом ларе хранились все законы и постановления, как церковные, так и гражданские. А печать, присвоенная церкви Св. Троицы, была собственно печатью Пскова и по закону могла заменять и заменяла, когда это было нужно, печать княжескую. Впрочем, собор Св. Троицы, несмотря на свой более мирской, чем церковный характер, во все время мира и согласия Пскова с Новгородом нисколько не стеснял развития власти новгородского владыки в псковской церкви.
Ссоры с владыкой новгородским
Между тем у Пскова, уже выросшего и окрепшего, в 1307 году последовала первая серьезная ссора с Новгородом и с тем вместе открылось и первое розмирье с новгородским владыкой, архиепископом Феоктистом. Чем кончилось это первое розмирье, мы не знаем; впрочем, по всему вероятию, на первый раз дело было улажено какими-нибудь взаимными уступками, ибо в летописях нет никаких известий о последствиях этого розмирья. Но, как бы то ни было, по первому же розмирью псковичи поняли, что нравственная нить, связующая их с владыкой новгородским, порвалась, что им уже не приходится терпеть по доброй воле зависимость своей церкви от новгородской; неудовольствия и неприязненные отношения, очевидно, уже не прекращались и довели дело до того, что в 1331 году, пользуясь случаем избрания нового владыки в Новгород, вследствие удаления в монастырь архиепископа Моисея, псковичи выбрали себе в отдельные, собственно псковские епископы инока Арсения и отправили в Волынскую землю к митрополиту Феогносту на посвящение. Но митрополит, желал поддержать старый порядок и, конечно, по просьбам новгородцев, отказал Арсению в посвящении, несмотря на ходатайство великого князя литовского Гедимина и других тамошних князей. Таким образом, первая попытка псковичей отделить свою церковь от новгородской не имела успеха и они поневоле должны были покориться высшему суду главного архипастыря всей русской церкви и по-прежнему признать над своею церковью власть новопоставленного новгородского архиепископа Василия. Но невольное признание чуждой и неугодной обществу власти, естественно, не могло быть прочным. На первый раз в 1333 году владыка Василий, приезжавший на свой обычный поезд, был принят псковичами с почетом и радушно; зато во второй приезд, бывший в 1337 году, псковичи не только приняли холодно прибывшего к ним владыку Василия, но даже не дали ему и законом определенного суда по церковным делам; так что владыка принужден был поспешить удалением из Пскова и, уезжая, предал псковичей проклятию за их непокорность, а псковичи в ответ на это, кажется, выгнали его наместника и прекратили с ним все сношения, что и продолжалось десять лет. А между тем Псков все более и более отделялся от Новгорода в политическом отношении и развивал свою самостоятельность; в отношении же к Новгороду находился в каком-то неясном и двусмысленном положении, ни в мирном, ни во враждебном.
Наконец новгородцы, чтобы прекратить все недоумения со Псковом, в явной и прямой помощи которого они нуждались по случаю войны с шведским королем, в 1347 году заключили с псковичами формальный договор, по которому признали Псков младшим братом, т. е. таким же независимым и самостоятельным государством, как и самый Новгород. Относительно же управления церковными делами, по настоянию псковичей, новгородцы в том же формальном договоре положили законом, чтобы новгородский владыка управлял псковской церковью чрез своего наместника, непременно выбранного из псковичей, а отнюдь не из новгородцев, и чтобы ни по каким делам не вызывал псковичей на свой суд в Новгород. Это новое узаконение, принятое за основный закон, на время удовлетворило псковичей, примирило их с новгородским владыкой и они обещались принимать его по-прежнему во время его срочных подъездов и давать суд на целый месяц. Кроме того, в дополнение к договору псковичи выговорили себе право, чтобы при владычнем наместнике на суде и во всяком церковном управлении Пскову держать своего мужа из мирских людей; так что владычен наместник мог вести свои дела не иначе как по согласию с мужем, назначенным от веча. После таких важных уступок владыки новгородские опять вошли в сношения с псковичами и стали по-прежнему посещать Псков, и в урочное время на подъезд и суд, и в неурочное время, по просьбе псковичей. Таким образом, по-видимому, все было улажено надлежащим порядком; но на деле и та и другая сторона не были удовлетворены. Псковичи были недовольны тем, что их церковь все еще оставалась в зависимости от новгородской; а владыка новгородский, конечно, не мог не скорбеть, что его архипастырская власть осталась почти при одном праве – пользоваться определенными доходами.
Новое положение псковской церкви после мира 1347 года
Законы относительно церковного устройства во Пскове, утвержденные мирным договором 1347 года, дали новое направление всему строю псковской церкви. Владыка новгородский, по миру 1347 года, почти лишенный всякой власти во Пскове, естественно, ничего не мог сделать в пользу благоустройства псковской церкви и волей-неволей должен был оставлять ее собственной ее судьбе. Все его распоряжения, как бы они ни были благоразумны и благонамеренны, почти не имели никакой силы; ибо, с одной стороны, на него самого псковичи смотрели не столько как на архипастыря, сколько как на откупщика подъездных и судных пошлин, а с другой стороны, единственный орган владыки во Пскове, его наместник, непременно из псковичей, и притом под надзором мирского человека, назначенного вечем, не столько зависел от владыки, сколько от мирского общества. Все это поставило псковских духовных в какое-то неопределенное и неясное положение: духовные, по миру 1347 года, оставаясь без надлежащего надзора и защиты от своего отдаленного и стесненного в своих действиях архипастыря, должны были волей-неволей вполне подчиниться крепкому светскому обществу и почти обратиться из пастырей церкви в светских чиновников, выбранных обществом к церковной службе. В мирских делах это положение представляло духовным множество выгод. Духовенству псковскому, после мира 1347 года, открылась дорога ко всем правам: духовные с того времени получили право голоса на вече, так что без их присутствия не начиналось веча: они должны были открывать его своим благословением; без благословения духовных не издавалось основных законов; так, например, в известной судной грамоте читаем: «Ся грамота писана по благословению отец своих попов всех пяти соборов, и священноиноков и диаконов и всего Божияго священства, веем Псковом на вече». С этого преимущественно времени священники и игумены появляются послами от Пскова к соседним государям, участниками в военных походах и даже военными начальниками при защите городов и хранителями общественной казны. Они своим участием в общественных делах приобретают уважение общества и пользуются значительными выгодами; так что даже бояре вступают в должности диаконов и священников, и отнюдь не из особого благочестия, а просто рассчитывая на хорошие доходы от церкви; ибо как скоро таковые расчеты почему-либо оказывались неверными, то те же самые лица не задумывались сложить с себя духовный чин и поступить на иную службу; так, например, летопись под 1477 годом упоминает о боярине Андрее Иванове, сыне попове раздиаконе, который, по определению веча, вместе с другим боярином Опимахом Гладким правил посольство от Пскова к великому князю Московскому.
Но, успевая в делах мирских и превращаясь из пастырей церкви в светских чиновников, псковское духовенство с 1347 года начало быстро клониться к упадку в делах своего церковного служения. Оставаясь без надлежащего надзора и гоняясь за мирскими выгодами, оно без всякого внимания и кое-как занималось своими существенными обязанностями служителей церкви и довело это важное дело до крайних беспорядков. Митрополит Киприян в своем послании к псковскому духовенству пишет, что до него дошло известие от их же попа Харитона и его товарищей, что во Пскове нет ни правильного номоканона, ни уставов литургии Ионна Златоустого и Василия Великого, ни правильного синодика, ни требника – как крестить детей и венчать браки, что у них крестят детей, обливая водою, а не погружая; что приобщают св. таин Христовых по окончании обедни, т. е. по сделании отпуска, а при освящении церквей антиминсы режут начетверо и дают в церковь одну четвертую долю. К тому же не должно опускать из вида, что при слабом надзоре, при выгодности иных духовных мест и при почете, которым вообще пользовалось духовенство, должности духовных сделались предметом искательств для людей, вовсе к ним неспособных и недостойных, которые стали достигать их посредством подкупов и разных неприличных происков у мирских людей, что было весьма удобно делать, ибо все духовные должности зависели от выбора мирских людей, а владыка только рукополагал избранных и не имел возможности контролировать самый выбор.
Ересь стригольников
Все это мало-помалу установило в псковском обществе очень невыгодный взгляд на духовенство относительно его пастырской церковный деятельности; так что у многих мирских людей, и даже у духовных, зародилась мысль: да нужно ли иметь духовенство и нельзя ли обойтись и без него. Эту мысль, может быть давно уже блуждавшую у многих, в 1471 году развили до учения и пустили в ход три ересеначальника, – стригольник Карп, диакон Никита и третий, имя и звание которого не сохранилось в памятниках. Они, но свидетельству посланий патриархов Константинопольских Нила и Антония, под видом благочестия и желания сохранить божественные писания и священные каноны, всех святителей, священников и клириков, как поставляющих, так и поставляемых, назвали поставленными на мзде и еретиками, объявляя только себя правоверными. Потом, отвергнувши всю церковную иерархию, они начали отрицать уставы церковные и даже таинства, совершаемые чрез священников, например: причащение телу и крови Господней и покаяние, повелевая каяться к земле, а не к священникам. Таковое дикое и противохристианское учение, естественно, должно было поднять против себя как церковную иерархию, так и всех благомыслящих людей во Пскове и в Новгороде; и ересеначальники были схвачены в 1376 году и отвезены в Новгород, где по суду владыки Алексия были отлучены от церкви, а судом народного веча сброшены с моста в Волхов. Но, разумеется, казнь ересеначальников не прекратила ереси, глубоко пустившей корни в приготовленном к тому обществе. Ересь взволновала весь Псков и слух о ней достиг даже до Константинополя, и оттуда в 1382 году приехал во Псков Суздальский владыка Дионисий, с благословением и грамотой патриарха Нила, по поручению новгородского архиепископа Алексея начал учить псковичей надлежащему пониманию закона Божия, утверждать в истинной христианской вере и убеждать, чтобы не слушали злонамеренных людей и еретиков. Потом, в 1384 году, приезжал во Псков сам владыка Алексей и, кажется, по возможности уладил дело о стригольниках, так называемых по ремеслу своего ересеначальника, хотя, конечно, следы ереси еще оставались, и следы довольно заметные. Ибо еще в 1395 году Константинопольский патриарх Антоний нашел нужным послать грамоту во Псков против стригольников, да и тогдашний митрополит всея Руси Киприан в том же году приезжал в Новгород едва ли не по делу о стригольниках; ибо псковичи, как только услышали о приезде митрополита, немедленно отправили к нему свое посольство для принятия благословения и представления поминков; а митрополит, отъезжая из Новгорода, немедленно послал во Псков полотского владыку Феодосия, который от митрополита и привез грамоту патриарха Антония.
Положение церкви по уничтожении ереси стригольников
Как бы то ни было, меры, принятые церковной иерархией против стригольников, имели некоторый и даже значительный успех – ересь примолкла; но, к сожалению, против причин, породивших эту ересь, не было принято никаких мер, их даже не затрагивали. Псковская церковь осталась в прежнем неудовлетворительном положении: главное препятствие ко введению надлежащего порядка не было устранено; Псков по-прежнему остался без местного святителя, и новгородский владыка по-прежнему был стеснен в своих распоряжениях вмешательством псковского веча в церковные дела, а это вмешательство год от года все развивалось более и более. Псковичи хотя и продолжали поддерживать мирные сношения с владыками новгородскими, но в то же время строго стояли за свои права, утвержденные миром 1347 года. Так, когда в 1411 году владыка новгородский Иоанн вздумал прислать во Псков своего протопопа Тимофея – требовать с священников владычня подъезда, то псковское вече запретило священникам давать этот подъезд и велело сказать Иоанну: «Коли Бог даст будет сам, владыка во Пскове, то и подъезд его чист, как пошло изперва по старине». Но мир с владыками новгородскими продолжался только до 1419 года; и в этом же году владыка Симеон в последний раз был на своем подъезде во Пскове и уехал недовольный, не прожив урочного месяца; и после этого в продолжение 16 лет не было владычня подъезда во Пскове. Потом, когда владыка Евфимий, много способствовавший примирению псковичей с новгородцами, в 1435 году приехал во Псков и, видя страшные беспорядки в церкви и надеясь на свои услуги Пскову при заключении мира с новгородцами, думал несколько развить свою власть и стал требовать, чтобы для лучшего надзора ему дозволено было назначить своих наместника и печатника из новгородцев, а не из псковичей; то вече наотрез ему отказало в этом дозволении, даже запретило духовенству платить владычен подъезд, и хотя немного спустя после многих споров и угроз и уступило требованию владыки; но как скоро владычен наместник, не из псковичей, стал судить не по псковским обычаям, то псковичи вступили в бой с владычными Софьиными, и владыка в гневе, не прожив и трех недель, уехал и даже не принял даров от псковского веча. После этого опять 15 лет не было владычня приезда во Псков; и только в 1450 году владыка Евфимий, много трудившийся на пользу псковичей при заключении мира с немцами, вторично посетил Псков. На этот раз владычен приезд был угоден и для владыки, и для псковичей; священноиноки, священники, диаконы, посадники и бояре вышли встречать владыку к дальнему Пантелеймону. Владыка в тот же день, как приехал, служил литургию в церкви Св. Троицы, а на третий день соборовал, чем особенно всегда дорожили псковичи. На этом соборовании торжественно читали синодик, прокляли злых, которые хотят зла Пскову и Новгороду, пели вечную память благоверным князьям, лежащим в Дому Святые Софии и Святые Троицы, а также всем добрым людям, положившим свои головы и пролившим кровь за дом Божий и православное христианство, а живущим окрест Новгорода и Пскова пели многая лета. Псковичи, довольные всем этим, от всех концов дарили и чтили владыку, и князь псковский и посадники проводили его с большой почестью до рубежа Псковской земли. В этот приезд от владыки не было и помину ни о подъезде, ни о суде, он приезжал только мириться с Псковом и, кажется примирился окончательно; ибо следующие два владычня приезда, в 1453 и 1457 годах, владыка постоянно был принимаем псковичами с большими почестями, и каждый раз у них соборовал, торжественно чел синодик и получал беспрекословно свой подъезд и суд; но, конечно, в сии приезды уже не было и помину ни о назначении наместника не из псковичей, ни о других вопросах относительно развития владычней власти, как это ясно показывает тогдашнее положение псковской церкви.
Беспорядки в церкви и упадок духовенства
Ни мир, ни ссоры съ новгородскими владыками псковского веча нисколько не помогали псковской церкви и не исправляли вопиющих беспорядков; ибо псковичи и мирились, и ссорились только из владычных пошлин и власти псковского веча; вече стояло на одном, чтобы статьи мирного договора 1347 года относительно епископской власти во Пскове выполнялись и чтобы епископская власть отнюдь не развивалась, а скорее стеснялась; каковы же были порядки в псковской церкви и удовлетворителен ли надзор за духовенством, об этом не только не было вопроса, но даже вече постоянно отклоняло его, ежели он поднимался которым владыкой. Между тем духовенство в своем церковном значении, после поражения ереси стригольников, все падало ниже и ниже и год от года все более подчинялось светскому обществу; псковское вече год от года захватывало более власти над духовенством и распоряжалось церковными уставами и судом по своему произволу; церковные старосты, не только приходских церквей, но и при монастырях, заведовали и распоряжались церковным имуществом, без всякого отношения к игуменам и священникам, а замещение игуменских и священнических вакансий обратилось просто в торговлю: принимали к церквам и монастырям игуменов и священников без ставленых и отпускных грамот, только бы кто дал дороже за место или согласился принять должность на более выгодных условиях для старост и главных прихожан, а каков принимаемый, об этом не думали и спрашивать. При таковом беспорядке, как свидетельствуют и летописи, и официальные памятники, нередко поступали к церковным должностям люди развратные и зараженные ересью стригольников; встречались в псковских монастырях иеромонахи, которые смеялись над священничеством и никогда не причащались святых таин; а церковные власти не имели никакой силы, ибо своевольница, набираемая старостами, и знать не хотела церковного суда, напротив, надеясь на своих покровителей, церковных старост, спешила прикрываться мирским судом. Уже в 1395 году митрополит всея Руси Киприан писал к псковичам: «Слышал я, что во Пскове миряне судят и казнят попов в церковных вещах, и вы бы дети мои псковичи от велика до мала не судили ни казнили попов, греха бы на свою душу не брали ни зарока на весь Псков не чинили. Слышал еще, что у вас иные молодые попы, овдовевши поженились, не оставив поповства; и того вам также не годится судить, ведает то святитель, он поставить и извержет, и казнить и учить. А что земли церковныя, или села, купли ли будет, или кто дал умирая которой будет церкви; а в те бы земли не вступалися никто от вас, чтобы церковь Божия не изобижена была, занеже в том велик грех от Бога». Или в 1416 году новгородский владыка Симеон в своем послании в Святогорский монастырь пишет: «Непослушные чернецы оставляют монастырь и поднимают мирских людей и мирских судей на игумена и старцев; и те мирские судьи и миряне судят иноков мирским обычаем, как лепо мирянам, и орисужают игумену и старцам ыи поединок, или роту (клятву)». А митрополит Фотий в своем послании в тот же Святогорский монастырь от 27 июня 1418 года пишет, «что по доношению игумена между иноками Святогорского монастыря есть такие, которые отвергают покаяние и приобщение святым тайнам Христовым телу и крови». Или послание новгородского владыки Евфимия к псковскому духовенству (1426 г.) свидетельствует, что во Пскове принимают к церквам игуменов и священников без ставленых и отпускных грамот. А митрополит Фотий в своем послании к псковским посадникам и духовенству от 4 января 1430 года пишет, что в Псковской земле многие священники живут не по священническому чину, к церквам Божиим не ходят, и людей приходящих к церквам соблазняют своим небрежением, а другие при миропомазании употребляют миро, полученное от латинян (т. е. бессмысленно подчиняют свою церковь латинской). И в том же послании требует, чтобы «прислали к нему одного из священников, человека искусного, и он научит его о всех церковных правилах, и о пении церковном, и о церковных службах, и миро святое великое с ним пришлет, и что будет потребно из святого писания, велит списать и пришлет во Псков». Следовательно, во всем этом псковская церковь крайне нуждалась, и духовенство, занятое более мирскими, чем церковными, делами, и при недостатке надлежащего надзора мало заботилось о церковных порядках и вообще к своему существенному делу, к церковной службе, относилось с крайней небрежностью и невежеством. На беспорядки в псковской церкви, на упадок тамошнего духовенства лучше всего указывают послания патриархов Константинопольских, митрополитов всея Руси и новгородских архиепископов во Псков, которых за это непродолжительное время мы имеем уже напечатанных более двадцати.
Меры, принимаемые духовенством к собственной защите и поддержанию порядка в церкви
Само псковское духовенство ближе всех сознавало всю беззащитность своего положения, как пастырей церковных, и все беспорядки как в жизни служителей церкви, так и в самой церковной службе и, чтобы как-нибудь устроить опору в своей среде, думало найти эту опору в устройстве соборов, в церкви, которые представляли бы собой организованные общины с своими ближайшими представителями, судьями, блюстителями и ходатаями. Старейшей таковой церковной общиной, и единственной в продолжение 200 лет, был собор Св. Троицы. Собор этот первоначально достиг своей цели: духовенство находило в нем свою опору, особенно в те отдаленные времена, когда Псков еще жил в мире и согласии с новгородскими владыками; но в продолжение времени собор этот мало-помалу обратился в учреждение не столько церковное, сколько в государственное и общественное, для управления как церковными, так и мирскими делами, где уже мирские власти получили перевес над поповскими старостами. А между тем, по мирному договору 1347 года, за стеснение епископской власти вечем, духовенство год от года стало ощущать большую нужду в местной ближайшей поддержке, как для себя, так и для наблюдения за церковным порядком. А посему ровно через десять лет, после мира 1347 года, духовенство, воспользовавшись постройкой вновь церкви Свв. мучениц Софии, Веры, Надежды и Любови, учредило при этой церкви второй собор, чтобы держать вседневную службу, как говорили духовные в своем прошении к вечу. Но через 60 лет, т. е. вскоре после поражения ереси стригольников, двух соборов уже оказалось недостаточно; и в 1417 году священники, не вошедшие в общины сих соборов и, следовательно, остававшиеся без местной опоры, общим челобитьем обратились к псковскому вечу и выхлопотали себе дозволение устроить третий собор при церкви Св. Николы над Греблею. Потом, по мере падения духовенства, соборы стали устраиваться чаще: четвертый собор при церкви Всемилостивого Спаса и Великомученика Димитрия был устроен в 1453 году, т. е. через 36 лет после третьего собора; в этом году приезжал во Псков новгородский владыка Евфимий и по просьбе священников к нему обратились тогдашний псковский князь и посадники с челобитьем, чтобы благословил устроить четвертый собор священникам, не причисленным ни к одному из прежних соборов, на что владыка и изъявил свое согласие. Далее, через девять лет после учреждения четвертого собора, духовенство било челом псковскому вечу о дозволении устроить пятый собор; и вече приговорило быть пятому собору у Похвалы Святой Богородицы, да у Покрова Святой Богородицы, да у Святого Духа, за Домонтовой стеной. А еще через девять лет, в 1471 году, священники, еще не причисленные ни к одному из прежних соборов, били челом псковскому вечу, чтобы оно печаловалось перед великим князем и митрополитом о дозволении устроить и шестой собор; и митрополит благословил быть шестому собору при церкви Входа в Иерусалим. Это быстрое распространение соборов, учреждаемых по просьбе самого духовенства, и притом совпадающее с постепенным ослаблением епископской власти во Пскове, лучше всего свидетельствует, что псковское духовенство, по мере ослабления епископской власти, все более и более слагалось в пресвитерианском характере, и единственную и ближайшую себе защиту находило в соборах, где у духовных были свои выборные начальники – соборские поповские старосты, которые были обязаны стоять за порядок церковный и, по мере сил, отделываться от притязаний мирской власти и общества.
Попытка псковичей иметь своего епископа
Но очевидно, устройство соборов еще далеко не удовлетворяло настоятельным нуждам псковской церкви; и псковичи всем Псковом на вече порешили искать себе давно желаемого отдельного епископа для псковской земли и в 1464 году отправили посольство в Москву – просить великого князя Ивана Васильевича, чтобы «пожаловал свою отчину Псков, велел бы своему отцу-богомольцу, митрополиту Феодосию, поставить владыку во Псков а нашего псковитина». Великий князь на это отвечал: «То есть дело великое, хотим о том с своим отцом митрополитом гораздо мыслити; и отец наш пошлет по наши богомольцы, а по свои дети, архиепископы и епископы, и будет ли подобно (прилично) тому быти; а ваши честные послы у нас будут; и мы вам откажем (дадим ответ), как будет пригоже». И действительно, в том же году великий князь, посоветовавшись с митрополитом Феодосием, отказал (дал ответ) с новым псковским посольством, что «немочно быти во Пскове владыке, зане искони не бывал, а не столь (кафедра) во Пскове». Таким образом, эта новая и последняя для независимого Пскова попытка – добыть себе отдельного епископа законным порядком – не удалась. Псковичи, недовольные отказом, но не осмеливавшиеся идти открыто против великого князя, перенесли свое неудовольствие на владыку новгородского. Они в 1465 году отняли у него села и земли, уступленные вечем владычней кафедре в древнее время; но и в этом они должны были уступить настоятельным требованиям великого князя и митрополита, и в следующем 1466 году целовали пред новгородским посольством крест, что возвращают владыке отнятые земли и села, и будут жить в мире и братстве с новгородцами по старине, и соглашаются, чтобы владыка ездил во Псков, по старине, по свою пошлину. И в том же году новгородский владыка архиепископ Иона приезжал во Псков на свой подъезд, был встречен, по обычаю, всем священством и множеством народа, соборовал в церкви Св. Троицы, читал синодик и пел благоверным князьям и всем православным христианам великие много лет и злых проклял. Псковичи беспрекословно дозволили ему собрать с псковского духовенства свой обычный подъезд и с честью проводили его до своего рубежа.
Духовенство псковское устраивает пресвитерианское общество
Таким образом, все пошло по-старому – владыки новгородские по-прежнему начали получать свой подъезд и суд и держать во Пскове своего наместника из псковичей, а псковская церковь все более и более подчинялась вечу. Духовенство же по-прежнему все падало ниже и окончательно подчинилось псковскому обществу; беспорядки в церковной службе и в жизни духовных увеличивались более и более. Прихожане и церковные старосты, выборные от прихода, не только торговали церквами как лавками, не допускали священников и даже игуменов по монастырям ни в какому церковному управлению и распоряжались церковными имениями и суммами как своими собственными, но и самими священниками и игуменами нередко располагали как своими наемниками. Защита, которую духовенство думало найти в соборах, оказывалась очень слабою и ненадежною в борьбе с требованиями народного веча, которое распоряжалось церковными делами с полным произволом, не справляясь ни с какими церковными законами. В 1468 году своеволие веча дошло до того, что оно отлучило от службы и лишило должностей всех вдовствующих попов и диаконов, не только не посоветовавшись об этом с владычным наместником и псковскими соборами, но даже не спросившись ни у владыки новгородского, ни у митрополита всея Руси. Эта последняя чересчур крутая и своевольная мера, и многие другие вопиющие беспорядки и неправды наконец подняли долго молчавшее духовенство; и в 1469 году все священноиноки и священники всего Пскова решились на последнюю меру: образовать из себя правильно организованное пресвитериальное общество со своими законами, утвержденными всем Псковом, со своим выборным начальством, которое было бы представителем не того или другого собора, но всего псковского духовенства и имело бы достаточно силы действовать сколько-нибудь независимо от прихотей церковных старост и своеволия веча. Решившись на такую важную меру, священноиноки и священники Пскова, все до одного, осенью 1469 года явились на вече и, благословив псковского князя Федора Юрьевича и посадников степенных и всех посадников и весь Псков, выразили свое требование, с которым пришли, в следующих словах: «Таково видите и сами, сынове, что по нашим грехам, такову на нас Господь свою милость посылает к нам, и ожидая, сынове, как от вас, так и от нас обращения к себе. А ныне, сынове, промежи себя хотим, по правилам св. отец и святых апостол, во всем священстве крепость поддержати, а о своем управленьи, как нам священникам по Номоканону жити; а вы нам, сынове, поборники будете, за неже здесь в сей земли правителя над нами нет, а нам о себе тоя крепости удержати немочно но промежи себя о каковых нибуди духовным вещах. А вы ся в то иное и миром вступаете, а чрез святых апостол и св. отец правила; а в том, сынове, и на вас хотим таковую крепость духовную поддержати». Вече, отчаявшееся уже иметь особого епископа Пскову и желая так или иначе отделаться от владыки новгородского, было радо таковому предложению духовенства и отвечало: «То ведаете вы, все Божие священство; а мы вам поборники на всяк благ советь». По получении такового благоприятного ответа духовенство, написав грамоту из Номоканона о всех своих священнических крепостях и о церковных вещах, положило ее в ларь Св. Троицы, где хранились и окончательно утверждались все псковские законы, и на вече, перед всем Псковом, выбрало себе по грамоте правителей над всеми бывшими тогда пятью соборами и над всем священством, попа Андрея Козу, от Св. архангела Михаила и другого с Завеличья Харитона, попа от Успения Пресвятой Богородицы. Таким образом, псковское духовенство, с согласия всего Пскова, успело организовать из себя что-то целое, в чисто псковской форме правления, при двух выборных начальниках, со своими законами, которые обязалось соблюдать и само псковское вече.
Но непродолжительно было существование этого нового устройства, придуманного псковским духовенством; той же осенью, в ноябре, один из выбранных правителей, поп Андрей Коза, возбудил против себя неудовольствие и бежал к владыке в Новгород, а зимою, 22 января, владыка новгородский Иона уже приехал в Псков. Посадники, духовенство и народ встретили владыку у Старого Вознесения, обыкновенным порядком, со крестами. Прожив неделю, владыка соборовал у Св. Троицы, причем торжественно читали синодик, пели благоверным князьям, лежащим в Дому Св. Троицы, вечную память, а всем православным христианам великие много лет, а злых предали проклятию. Исправивши это все по порядку, владыка пригласил к себе на Пустынский двор (где обыкновенно останавливались Новгородские владыки, приезжая во Псков) посадников и всех священников, начал расспрашивать о составленной духовенством уставной грамоте и говорит: «Кто осмелился ее составить и утвердить не спросясь меня, я сам хочу здесь судить и разбирать все духовные у дела, а вы выньте ту грамоту и раздерите». На это требование владыки духовенство, посадники и вече отвечали ему: «Мы, господине, сделали это не отступая от миродокончальной грамоты, на которой крест целовали; а сам ты ведаешь, что тебе здесь не само много быти, а того дела тебе вскоре нельзя управить, занеже при сем последнем времени о церквах Божиих смущенно сильно в церковных вещах и священниках, немощно нам тебе всего и сказать, тии сами ведают, тако творяще все бесстужство; ино о том та грамота от всего священства из Номоканона выписана и в ларь положена по вашему же слову, как еси сам, господине, преже сего был в дому св. Троицы, и прежние твоя братья, а велите и благословляете всех пяти соборов с своим наместником, а с нашим псковитяном, всякия священническия вещи по Номоканону правити». На таковой ответ владыка смиренно и кротко сказал: «Мне об этом должно доложить митрополиту Московскому и всея Руси Филиппу, и я вас уведомлю о том, как он повелит управит это; ибо я и сам, сынове, от вас слышу, что это дело великое и христианству очень развратно, а церквам Божиим мятежно, а иноверные радуются, видя христиан живущих в такой слабости, и укоряют наше небрежение». Покончивши таким образом переговоры о новой уставной грамоте, владыка благословил всех псковичей, собрал со священников свой подъезд, и 5 февраля оставил Псков, и его с почетом проводили до рубежа. Но тем дело не кончилось. Осенью следующего года, по челобитью владыки новгородского, приехал во Псков с великокняжеским послом и посол от митрополита. Посол этот передал всему Пскову благословение от митрополита, подал вечу митрополичью грамоту, в которой написано так: «Чтобы есте тое управление, сынове, священническое, как священники, так и весь Псков, положили на своего богомольца архиепископа, занеже тое дело изкони передано святителю управляти». Затем присланный вместе с посольством владычен человек Автомон от имени архиепископа новгородского сказал: «Вас все священство и весь Псков, своих сыновей, благословляю; и коли тыя святительския вещи положите на мне, то и сами увидите, какову о том наипаче затея крепости духовную крепость о всяком церковном управлении и о священниках поддержу». Посол великого князя от его имени также подал совет не противиться требованию митрополита и владыки новгородского. Псковское вече и духовенство, не решаясь противоречить великому князю и митрополиту, положили передать все церковное управление владыке новгородскому Ионе, на основании правил Номоканона, но еще два месяца не вынимали уставной грамоты из ларя; наконец 5 января вынули означенную грамоту и подрали, а 7 января отправили к владыке новгородскому посольство просить его распоряжений о церковных делах. Так кончилось придуманное псковским духовенством и утвержденное вечем новое церковное устройство, имевшее силу действующего закона только один год и два месяца с половиной, как прямо сказано о церковной уставной грамоте в летописи: «А лежала в лари тая грамота положена год да полтретья месяца».
Владыка новгородский снова вступает в свои прежние права. И новые неудовольствия и беспорядки
С передачею управления псковскою церковью владыке новгородскому на прежних недостаточных основаниях по-прежнему начались беспорядки и неудовольствия; по-прежнему духовенство вступило в зависимость к светскому обществу и вечу, а на владычне управление на первом году стали роптать. Летописец говорит: «Тояже зимы (1470 г.) владыка Иона прислал во Псков приказание, чтобы вдовые священники и диаконы ехали к нему в Новгород на управление, и начал у них мзду имать, у кого по рублю, у кого по полтора рубли, и всем без исключения начал давать благословение и новыя грамоты за печатьми ради тоя мзды, а не по св. отец и святых Апостол правилам, как обещал Пскову». Очевидно, обвинения летописца в настоящем распоряжении владыки Новгородского едва ли были правильны, ибо в деле о вдовых священниках архиепископ Иона своими распоряжениями только уничтожил своевольное и незаконное распоряжение псковского веча, в 1468 году вмешавшегося в святительский суд и отлучившего вдовых священников от службы самовольно, не снесясь с владыкой. Владыка здесь только отступал от порядка, узаконененного мирным договором 1347 года, по которому псковских священников не дозволялось вызывать для суда в Новгород. Это неправильное обвинение прямо свидетельствует, что во Пскове неприязненно смотрели на управление владыки новгородского псковской церковью и что псковичи, видимо уступивши настояниям великого князя и митрополита, продолжали свое прежнее самоуправство относительно церковных дел и не думали искать управы у владыки новгородского, а напротив, смотрели на владыку как на собирателя известных пошлин и мздоимного притеснителя духовенства. И действительно беспорядки и соблазн в псковской церкви, по уничтожении уставной грамоты 1469 года, год от года увеличивались и подчас достигали крайних пределов безобразия, свидетельствующих о том, как низко пало псковское духовенство. Вот два случая, резко характеризующие это плачевное время, записанные в летописях. В 1470 году сгорела церковь на Уситве, принадлежащая собору Св. Троицы, на другой год вздумали построить вместо одной сгоревшей две церкви – одну на старом месте, а другую на новом, против первой. Но строители на новом месте подкупом подняли чернь и толпою явились на вече, и по их требованию посадники послали с веча приставов остановить постройку церкви на старом месте. И в это же время игумен одного монастыря тоже поднял чернь, с толпою пришел на вече и говорил: «Вам нет в том никакого греха, ежели вы отнимите у Святой Троицы ту землю и воду (где была старая церковь) и отдадите мне в монастырь, я это принимаю на себя». И посадники вместе с вечем, не разбирая дела, приняли и сторону дерзкого игумена, отняли означенную землю у церкви Св. Троицы и передали в монастырь. А другой случай еще безобразнее: в 1495 году вече положило собрать полк в помощь московскому государю против немцев и определило, чтобы с десяти сох снаряжали по одному конному человеку, не исключая священников и диаконов. Священники и диаконы этому воспротивились и явились на вече отстаивать свои права; завязался горячий спор, в котором, после многих ругательств над всем духовенством, вече определило высечь кнутом двух Рождественских священников Ивана и Андрея, и несчастные, уже раздетые, в одних сорочках стояли перед народным собранием, и только кстати отысканное одно правило Номоканона, по которому запрещалось собирать военных людей с церковной земли, спасло от кнута спины означенных священников.
Устройство псковской церкви вообще
Таким образом, Псков, в продолжение всей своей исторической жизни до самого присоединения к Москве постоянно тяготившийся зависимостью своей церкви от владыки Новгородского, не мог освободить ее от этой зависимости; и церковь псковская постоянно оставалась только известной частью церкви новгородской, но такой частью, которая имела свой, ей только свойственный характер, которым она резко отличалась как от новгородской церкви, так и от других церквей Русской земли. Новгородский владыка, с которым псковская церковь против воли была связана, с первых годов XIV столетия уже постоянно считался для нее чуждым, по крайней мере во мнении псковского общества. В своей церковной иерархии псковская церковь считала только игуменов, священноиноков и священников, диаконов и причетников, других церковных чинов она не знала; в ней даже не было архимандритов. Стараясь, сколько возможно, менее иметь отношений к владыке Новгородскому, церковь псковская непосредственно управлялась своими выборными поповскими старостами, протопопами, или соборскими старостами; а находясь в большей зависимости от светского общества и веча, она должна была допустить в ближайшему участию в своих делах и церковных старость из мирских людей, выборных от местного общества. В Псковской земле не только при церквах приходских и соборах, но и при монастырях всегда было по двое выборных старост от местного общества, которые, как представители своих избирателей-прихожан, имели огромное влияние на церковные дела, управляли церковными имениями и даже распоряжались священнослужителями, могли удалять их и приискивать новых по своему усмотрению. Псковская церковь особенно отличалась от других русских церквей тем, что носила характер демократический и находилась в большой зависимости от мирского общества; другой отличительной чертой псковской церкви было то, что не только монастыри и соборы, но и все приходские церкви без исключения имели за собой значительный по псковским размерам вотчины, как прямо об этом писал даже в XVII веке митрополит Маркелл: «Здесь во Пскове все церкви вотчинныя, и по древнему обыкновению церквами владеют и теми вотчинами корыстуются мужики» (т. е. мирские люди).
Церкви во Пскове разделялись на городские и сельские, и последние постоянно находились в подчинении у первых и управлялись городскими поповскими старостами. Отпадение сельских церквей от городских последовало уже во время московского владычества, как прямо говорит летопись под 1544 годом: «Отклонишься от городских попов, от всех семи соборов сельские попы и пригородские; а владыка Феодосий благословил старосту им, дал Ивана попа Георгиевского с болота». Во время же самостоятельности Пскова все церкви городские, и пригородские и сельские, составляли одно целое, и до 1357 года причислялись все к Троицкому собору, а потом, в продолжение времени, были распределены во время независимости Пскова на шесть соборов; по соборам были расписаны не только приходские церкви, но и монастыри; так что в этом отношении монастыри не отличались от приходских церквей и состояли в ведении того же выборного начальства, как и сии последние, т. е. у поповских соборских старост, в которые избирались как игумены, так и белые священники, например, в летописи под 1466 годом сказано: «Псковичи поставили церковь Св. Варлаама по совету всех пяти соборов священноиноков, священников и диаконов». Здесь за уряд причислены к пяти соборам священноиноки и священники. Монастыри во Пскове также имели свои приходы и состояли в такой же зависимости от веча и под управлением приходских старост, как и другие приходские церкви.
Общеестественное значение духовенства
Духовенство во Пскове не составляло отдельного сословия; в церковную службу там обыкновенно поступали, как и во все другие службы, по выбору из всех сословий; а дети священнослужителей ежели не поступали в церковную службу, то уже не считались в числе духовных, а причислялись или к тому сословию, к которому относились по избранным ими занятиям, или считались в том сословии, из которого вышли их отцы. Так, ежели который священник был выбран к церковной службе из бояр, то его дети, не поступившие на церковную службу, причислялись к боярам. А посему духовенство, как чисто выборный класс служилых людей, во Пскове пользовалось всеми правами полноправных граждан, наравне с мирскими людьми, и участвовало на вече, и за то несло все общественные повинности и тягости наравне мирянами: так, например, в 1517 году, при постройке стены на Кроме, священники по раскладке возили каменья, а псковичи – песок. Вообще положение духовенства во Пскове далеко не походило на положение духовенства в других краях Руси. О псковском духовенстве можно сказать, что оно, в сравнении с духовенством в других краях Руси, по своему положению в обществе ближе подходило к мирским людям, или, иначе сказать, служба духовенства была церковная, а общественное положение и жизнь – чисто мирские, нисколько не напоминающие духовенство в Новгороде или в другом каком крае Руси.