Рассказ второй. Люди в Псковской земле
Общий взгляд на псковское общество
Псков, как колония Новгорода, и притом такая колония, которая постоянно находилась в самых близких отношениях со своей метрополией, почти до половины XIV столетия, естественно, должен был усвоить все новгородские порядки, и он действительно их усвоил, но согласно с местными условиями общественной жизни дал им свой оттенок и, таким образом, значительно изменил их, соображаясь с местными условиями, сообщил им свой тип, который при видимом сходстве далеко не походил на тип новгородский. Таковому важному изменению прежде всего способствовало то, что Псков был колонией Новгорода; следовательно, многое в устройстве, что в Новгороде складывалось и выделывалось долгим опытом жизни общества, во Псков было принесено готовым, конечно, не совсем подходящим к местным условиям псковского общества, гораздо младшего сравнительно с новгородским обществом; и посему старое готовое устройство во многом должно было изменяться и прилаживаться к новому и первоначально незначительному обществу. Потом, с другой стороны, новгородские порядки должны были во многом видоизменяться во Пскове, потому что Псков был поставлен в необходимость постоянно отбиваться от немирных соседей, будучи построен на самой границе; тогда как в этом отношении Новгород был поставлен совсем в другие условия, по крайней мере за то время, когда уже появился Псков, первоначально же, конечно, были те же условия и в Новгороде.
Все это заставило псковское общество сложиться иначе, нежели новгородское, хотя оно первоначально заимствовало у Новгорода и людей его, составлявших и самое общественное устройство, и долго находилось в постоянных и тесных сношениях с Новгородом. Самые элементы псковского общества были те же, которые были и в новгородском обществе, т. е. ильменские славяне, вышедшие из Новгорода, и туземные финские племена, жившие по Нарове, около Чудского озера и по реке Великой; даже взаимные отношения сих двух элементов, вообще смотря, были те же, как и в Новгороде, т. е. отношения пришельца колониста к туземцу старожилу. Но за колонистом псковичей стоял новгородец; отсюда, естественно, пскович действовал смелее и самонадеяннее, опираясь в случае нужды на новгородца, что действительно почти всегда и бывало, как свидетельствуют памятники; а с другой стороны, и туземный чудин-эстонец, сосед большого озера и моря, был смелее и напористее, нежели тот же финн, живший в средоземье. Об эстонцах, как мы уже упоминали, скандинавские саги прямо говорят, что это племя отличалось воинственностью и страшно было своими морскими разбоями и жестокостью. Следовательно, по местным обстоятельствам колонизация, доставшаяся на долю Пскова, по необходимости во многом разнилась против мирной колонизации новгородской. Волей-неволей война была постоянным уделом псковича и изборянина, и притом война мелкая, в которой каждый поселенец был в одно и то же время и земледельцем или торговцем, и воином, – северным казаком, человеком самостоятельным, твердым, неподатливым и тугим на покорность. А посему псковское общество, сложившееся по новгородскому образцу, хотя и признало у себя те же классы, которые были и в Новгороде, т. е. больших людей и меньших, – бояр, купцов и людинов, общинников, – тем не менее отношение и значение сих классов, по самому характеру людей, их составлявших, было совсем не таково, как в Новгороде.
Бояре
Первый класс в псковском обществе составляли бояре: но замечательно, в Псковских летописях бояр нигде не называют вящими передними людьми, большими людьми, хотя самое название бояр и сохранилось. Бояре псковские были одни и те же с новгородскими боярами. По тесной связи Пскова с Новгородом и по отношениям Пскова как пригорода к Новгороду как к метрополии, одни и те же фамилии были боярами и в Новгороде, и в Пскове и переходили из Новгорода в Псков и из Пскова в Новгород почти в продолжение всего первого периода псковской истории, т. е. в продолжение почти пятисот лет, известных истории. Так, например, Мирослав Гюрятинич, новгородский боярин, в 1126 году был выбран в новгородские посадники, а в 1132 году получил посадничество в Пскове и в 1134 году опять был выбран посадником в Новгороде. Или: в 1176 году новгородские бояре Никита Захарьинич и Станимир Иваниц со многими товарищами участвовали в войне псковичей с Чудью и были убиты в сражении под стенами Пскова. Или: в 1228 году новгородские бояре Борис Негоцевич, Петр Водовикович и другие противники князя Ярослава Всеволодовича удалились во Псков и оттуда начали войну с Ярославом; и когда Ярослав стал звать новгородцев на эту войну, то Новгород на это не согласился, и Ярослав должен был воротить свои войска, приведенные из Переяславля. Таковая близкая связь новгородских и псковских бояр, естественно, должна была сообщить большую силу и значение классу псковских бояр. И действительно, история свидетельствует, что бояре во Пскове первоначально имели большую силу; их связи, влияние и богатство делали их могущественными вождями общества; они нередко скопляли около себя значительные дружины охотников, поступавших на их содержание, а иногда увлекали за собою ту или другую часть общества, или по своей воле поднимали тот или другой пригород. Так, например, псковский боярин Иван Дорогомилович в 1265 году привел свою дружину князю Довмонту в помощь против немцев. Или: в 1331 году псковские бояре Филипп Ледович и Олферий Селкович подняли поречан и условились с островичами идти на летголу; или в том же году боярин Карп Данилович Калека водил охочую дружину псковской молодежи на Нарову против немцев; а другой боярин Володша Строилович поднял за собою псковичей на немцев, воевавших по псковскому рубежу, и потом с другим боярином Ильей Борисовичем защищал Изборск. Или: в 1368 году боярин Селило Скертовский собрал охотников и ходил к немецкому городу Кирьипиге. Мало этого, псковские бояре, действуя заодно со своими сторонниками – новгородскими боярами, преследуя свои фамильные интересы, распоряжались силами псковичей по своему усмотрению, ссорили и мирили Псков с князьями и употребляли псковичей для поддержки своих приятелей, новгородских бояр. Так, в 1137 году псковские бояре, по согласию с одною партиею бояр новгородских, подняли весь Псков в пользу князя Всеволода Мстиславича, изгнанного новгородцами, и впутали было псковичей в войну с Новгородцами, вызвали во Псков Всеволода; но Всеволод в том же году скончался и, таким образом, междоусобная война Пскова с Новгородом прекратилась сама собою. Или: в 1228 году псковские бояре, поддерживая партию новгородских бояр, недовольных князем новгородским Ярославом Всеволодовичем, втянули Псков в войну с Ярославом и в противонародный союз с ливонскими немцами, которые при помощи тех же изменников, псковских и новгородских бояр, даже на время успели ввести свой гарнизон в самый Псков и передать власть над городом своему союзнику – новгородскому боярину Твердиславу Иванковичу. Эта последняя проделка псковских бояр-верховодов, действовавших заодно с партией таких же верховодов – новгородских бояр, наконец образумила псковичей, и когда в 1242 году князь Александр Ярославич Невский выгнал немцев и новгородских и псковских бояр изменников, то псковское вече стало иначе смотреть на своих бояр и хотя не лишило их прав службы господину Пскову, но уже более не признавало их своими безусловными руководителями, а напротив, службу их обществу подвергло строгому своему контролю и во все последующее время уже стало держать их в строгой зависимости.
После 1242 года псковские бояре, как лучшие люди, по-прежнему пользовались большим уважением от народа и были передовыми людьми псковских общин, представителями своих концов, улиц и пригородов и посему избирались во все важные общественные должности: в должности посадников, сотских, судей, губских старост, воевод и посланников от Пскова. Так, под 1426 годом летопись говорит: и псковичи послаша к Витовту своих послов – посадника Федоса Фефиловича и посадника Якима Павловича и иных бояр и взяша мир с Витовтом. Или под 1460 годом: «Послаша псковичи послов своих в Великий Новгород Юрья посадника Тимофеевича, Максима Ларивоновича и бояр из всех концов». Или под 1463 годом: «И даша на вече воеводство Максиму посаднику Ларивоновичу и Алексею Васильевичу и Игнатию Логиновичу, и совокупившеся псковичи с пригорожаны, и поидоша к Городку». Псковские бояре вместе с посадником и другими выборными властями даже имели право отменять законы; так, под 1472 годом читаем в летописи: «Во Пскове посадник псковский Афанасий Юрьевичь и бояре псковские и сотские и судьи, тогды же и льняну грамоту подраша, вынемше из даря; и бысть всем христианом радость велия с восьми бо год она была в ларе, да много христианом истомы и убытков в то время было». Все это, по-видимому, нисколько не изменяло положения бояр против прежнего времени; по-видимому, и после 1242 года вся общественная власть находилась в их руках; но так было только по-видимому, на деле же после 1242 года Псков год от года все более приобретал характер чисто демократической республики, и первоначальные аристократические начала, принесенные из Новгорода, год от года теряли свое значение и вся власть постепенно сосредоточивалась в вече, на котором были равны и бояре, и купцы, и черные люди.
Псковичи, не менее новгородцев предприимчивые в торговле и других промыслах, но гораздо более новгородцев вышколенные беспрерывной борьбой то с чудью, то с немцами, то с литвою, выработали себе характер неуступчивый и неподатливый на покорность; а опыт прежнего времени, когда псковские бояре, действуя заодно с одной партией новгородских бояр, чуть не передали Псков немцам, так врезался в памяти псковского веча, что оно в продолжение всего последующего времени строго и постоянно смотрело, чтобы какая-нибудь власть не затеяла подчинить своему влиянию власть веча. А посему как ни велика была, по-видимому, власть псковских бояр и после 1242 года, но вся эта власть состояла почти исключительно в исполнении приговоров веча, и бояре, по-видимому могущественные и всесильные, в сущности были только покорными слугами веча. И чем более бояре имели видимых средств подавить остальных граждан, и чем долее жил Псков, тем осторожнее вело себя вече и тем более со своей стороны принимало средств, которые развивали его власть и стесняли значение бояр. И одно из действительнейших средств в этом деле состояло в том, что вече по возможности старалось уклоняться от единичных властей, и функции той или другой власти делить между несколькими выборными лицами или окружать ту или другую власть разными помощниками, назначаемыми вечем; и таковой порядок постепенно развивался, по мере того как Псков постепенно отдалялся от тесных связей с Новгородом и заявлял свои права на самостоятельность. Так, единичную власть степенного посадника, сперва присылаемого из Новгорода, а потом обратившегося в выборного сановника, назначаемого самим псковским вечем, псковичи сперва старались ограничить допущением старых посадников участвовать в деятельности степенного посадника, а потом по мере возможности стали выбирать зараз по два степенных посадника; впрочем, эта последняя мера относительно посадничей власти употреблялась непостоянно. Но зато все остальные власти, кроме княжеской, с постепенным развитием самостоятельности Пскова окончательно перестали быть единичными и делились по крайней мере между двумя лицами; например, судьи и старосты постоянно выбирались и отправляли свою должность по двое, а сотских постоянно было по нескольку; тысяцкого же, этой важной единичной власти, вовсе не было в среде сановников, избираемых псковским вечем. Потом, важным средством к ослаблению бояр, избираемых представлять ту или другую власть, служил заведенный во Пскове порядок, до которому важнейшие дела не иначе могли быть решаемы, как при участии нескольких властей, хотя бы и без представления вечу. Так, например, в 1472 году, при отмене льняной грамоты участвовали посадник, сотские, судьи и бояре; также поступали и при издании того или другого закона, например, в 1485 году грамота о правах смердов была написана и положена в ларь Св. Троицы князем и всеми степенными и старыми посадниками. Наконец, самым грозным средством против своеволия бояр было право народного веча отменять все неугодные ему распоряжения других властей и право веча казнить виновников неугодных распоряжений; так, например, в 1458 году вече не только отменило введенную прежними посадниками хлебную меру, невыгодную в торговле, но и тут же на вече избило тех посадников, которые ее ввели. Или в 1484 году вече не только отменило грамоту о смердах, изданную посадниками Степаном Максимовичем и Леонтием Тимофеевичем со товарищи, но и приказало разорить дома сих посадников, а на самих их, успевших убежать в Москву, положило в ларь Св. Троицы мертвую грамоту, т. е. осудило на смерть и лишило покровительства законов. При помощи таких средств псковское вече, не лишая бояр прав первенствующего сословия и предоставляя им все права выборной власти, в то же время положило этой власти определенные границы, в которых она не только не была опасна вечу, но и не могла быть ни чем иным, как покорным исполнителем велений веча. И посему бояре, при всем их большом значении в обществе, вполне зависели от веча и несли все общественные тягости наравне с другими классами и в этом отношении не пользовались никакими привилегиями. Так, например, в 1471 году, при постройке новой стены на Полонище в разруб или в раскладку запасов и казны на этот предмет были помещены и посадники, и великие бояре наравне с другими гражданами; летопись прямо говорит: «А всем Псковом начата по всем концам рубитися, изкрепка, а посадников и бояр великих на вече всем Псковом начата обрубати доспехи и коньми». По этому известию в разруб или в раскладку повинностей были помещены или оценены самим вечем не только недвижимые имения посадников и бояр, но их оружие и кони. Ближайшим следствием таковых порядков было то, что с 1242 года летописи уже не упоминают ни о каких боярских партиях во Пскове или о разделении псковского веча происками бояр-верховодов; тогда как летописи Новгорода переполнены известиями о борьбе боярских партий и о разных незаконных вечах, иногда даже одерживавших верх над вечем законным.
Основою значения и могущества бояр во Пскове, так же как и в Новгороде, была частная поземельная собственность; она главным образом сообщала боярам ту силу и могущество, которое ставило их выше других классов общества, не имевших частной поземельной собственности, а владевших общинной землею; но и здесь псковские бояре значительно уступали новгородским. С одной стороны, между псковскими боярами не было таких богатых землевладельцев, каковыми были бояре новгородские, владевшие необозримыми землями в Заволочье. Еще в прежнее время, когда Псков вместе с Новгородом имел значительные колонии в землях чуди и летголы, псковские бояре могли тягаться своими поземельными владениями с новгородскими владельцами в Заволочье; но с постепенным распространением владений немецкого Ливонского ордена в этом краю тамошние владения псковских бояр постепенно стали уменьшаться и в 1284 году дошли до нуля. И таким образом, частная поземельная собственность псковских бояр должна была ограничиться только псковской землей, которая была слишком невелика, и притом далеко не вся принадлежала боярам, а, напротив, в большей своей половине была разделена между общинами и мелкими поземельными собственниками, не принадлежавшими к классу бояр. Между псковичами был даже обычай, утвержденный законом, по которому даже люди небогатые составляли между собой компании и под именем сябров, или пайщиков, покупали на общий сборный капитал землю, а купивши, делили между собою по долям в полную собственность. В повести о псковском Печерском монастыре рассказывается следующий случай: жители окрестных селений близ Печерской горы сговорились между собою купить гору и лес около горы и, купив ее, разделили между собою купленную землю; и на этом дележе местность, где была древняя пещера, по жребию досталась одному из них, по имени Ивану Дементьеву, который и поселился там в подгорье, у речки Пачковки, близ пещеры. Потом, в 1473 году, тот же Иван Дементьев пожертвовал часть своей доли по ручей Какенец на устроение церкви и монастыря. Из этого рассказа видно, что сельчане купили землю в складчину в качестве сябров и поделили ее на доли в полную собственность; так, один из сябров, Иван Дементьев, часть своей доли пожертвовал на устройство церкви и монастыря, как полную собственность, не спрашивая на то согласия у других своих сябров, что, конечно, он не мог бы сделать, если бы земля эта составляла общинное владение. Таковая мелкая поземельная собственность, легко приобретаемая в складчину, естественно, должна была сильно конкурировать с крупной боярской поземельной собственностью, а с тем вместе невыгодно влиять на значение бояр, как в местном обществе, так и во всей Псковской земле; ибо мелкие поземельные собственники из черных людей, естественно, были более свободны и самостоятельны, нежели безземельные крестьяне, живущие по взаимным условиям на землях крупных землевладельцев-бояр и, следовательно, более или менее зависевшие от них, как полных хозяев земли; к тому же псковские законы явно склонялись в пользу мелкой поземельной собственности против крупной, и особенно в пользу обработки земли, против владения землею без обработки. По псковским законам, кто владел землей четыре или пять лет спокойно и выстроил на ней двор и распахал пашню, на того прежний владелец той же земли уже не может предъявлять своего земельного иска, ежели четверо или пять человек соседей подтвердят, что тот владеет землей четыре или пять лет спокойно. В судной псковской грамоте сказано: «А коли будет с кем суд о земли о польной или о воде; а будет на той земли двор или нивы розстрадни, а стражет и владеет тою землею лет 4 или 5; а потому исцю слатися на Сосед, человек на 4 или на 5. А суседи став, на конх шлются, да скажут как прав пред Богом, что чисть; и то, человек который послался, стражет и владеет тою землею лет 4 или 5; а супротивник в те лета ни его судил, ни на землю насту палея, или на воду; ино земля его чиста или вода, и целованья ему нет. А тако не доискался, кто не судил ни насту палея в да лета, а о лешей земли будет суд», т. е. пятилетняя или четырехлетняя давность не уничтожала права на землю необработанную. При таковом законе предприимчивые мелкие поземельные собственники легко могли захватывать участки у крупных поземельных владельцев, ежели они заняты другими делами четыре или пять лет, и не обращали надлежащего внимания на завладение, не начинали исков.
С другой стороны, самая форма владения землей и отношения крестьян к владельцам земли и к обществу во Пскове не давали псковским боярам того высокого значения, каким пользовались новгородские бояре, по тамошним формам владения землей и по отношениям крестьян к владельцу земли и обществу. По псковским порядкам боярин или сам обрабатывал свою землю наемными работниками, наймитами, или самую землю отдавал в наймы охочим людям, на взаимных условиях, по частному договору, с записью или без записи. Нанимателей земли или жильцов псковский закон постоянно старался ставить сколько можно в более независимое положение от владельцев земли или давать им права равных друг другу договаривающихся сторон и не допускал права вотчинного суда землевладельца над жильцами, живущими на его земле. Но, конечно, при всем старании закона не могло быть равенства между бедным жильцом и богатым землевладельцем, и первый почти находился под большим или меньшим влиянием второго; и посему демократически Псков, чтобы не дать перевеса на вече боярам при подаче голосов смердами или жильцами, живущими на их земле и, следовательно, находящимися под их влиянием, постоянно держался того правила, чтобы не допускать смердов к общественным делам и к подаче голосов на вече, и за это правило особенно крепко держались черные люди, постоянно бывшие настороже и опасавшиеся, чтобы бояре каким-нибудь образом не получили большинства на вече. При таковых порядках, естественно, псковский боярин не мог вести на вече толпу своих полузависимых клиентов, как это делал нередко боярин новгородский; и посему на псковском вече бояре всегда оставались в меньшинстве или, по крайней мере, не могли проводить законов в ущерб демократическим началам псковского общества.
Купцы
Купцы во Пскове, так же как и в Новгороде, составляли отдельный класс общества, занимавшей второе место после бояр и имевший свой суд и управу и свое отдельное самостоятельное устройство. Этот класс принимал деятельное участие в общественных делах и пользовался большим значением в обществе, ибо Псков подобно Новгороду был по преимуществу торговым городом. Общественное устройство купечества во Пскове, происшедшее от купечества новгородского, было одинаково с новгородским; т. е. купцы составляли общины, и только тот считался настоящим пошлым купцом, кто был членом какой-либо купеческой общины, кто вложил в нее известный капитал, хотя торговать мог всякий и не вложившийся в купеческую общину. Сколько было купеческих общин во Пскове – мы не знаем; по памятникам встречаются только некоторые общины, например, суконников, кожевников, мясников. Каждая купеческая община имела своих выборных, по общему псковскому порядку, не менее двух, которые судили и рядили членов своей общины и заведовали общинными капиталами, впрочем, не иначе как с согласия всех членов своей общины, имевших для того свои собрания или сходки. Кроме старост по отдельным общинам еще выбирались по два старосты от всего купечества. Так, в летописи под 1415 годом читаем: купцы псковские разбили старую церковь Св. Софии и начали делать новую, и в том же году мастер Еремей совершил новую церковь каменную с благословения священника Ивана Халиловича и повелением купецких старост Андрея Тимофеевича, Осея и всех купцов. А ежели были выборные старосты от всего купечества, следовательно, были общие купеческие собрания, или веча, независимые от веча целого города всех классов, и на этих купеческих вечах разбирались и решались дела, относящиеся до всего псковского купечества. Таковое учреждение общего купеческого собрания, или веча, со своими старостами резко отличало псковское купечество от купечества новгородского, не имевшего подобного учреждения и в целом своем составе поставленного в зависимость от тысяцкого.
Имея общее купеческое собрание, или вече, псковское купечество тем самым пользовалось не только большей самостоятельностью против новгородского купечества, но и в самом Пскове имело сильный перевес над боярами и над черными людьми; ибо оно являлось на общенародное вече, всегда наперед уговорившись и уладившись на своем общем купеческом вече; тогда как ни бояре ни черные люди не имели таких законом определенных предварительных собраний и, следовательно, являлись на общенародное вече не столько готовыми, как купцы. К тому же во Пскове, как преимущественно торговом в городе, купцы должны были иметь и действительно имели гораздо больше влияния на черных людей, чем бояре, которых влиянию сильно вредили мелкие самостоятельные землевладельцы и показанные выше законные ограничения крупных землевладельцев. Все это ставило псковских купцов в такое положение, что они по официальным бумагам хотя считались вторым классом общества, как, например, митрополит Иона в своей грамоте в Псков писал: «Всему священству, боярам и купцам и житьим людям»; но, в сущности, на деле по своему влиянию на псковское общество купцы были сильнейшим и первенствующим классом: они, собственно, руководили вечем, бояре же хотя и пользовались большим уважением и имели больший вес в обществе, но были поставлены обстоятельствами в такое положение, что, в сущности, были не руководителями веча, а только беспрекословными исполнителями его определений. Лучшим доказательством такового положения купцов в Пскове служат все псковские порядки, направленные исключительно к тому, чтобы ограничить влияние и значение бояр и утвердить значение и силу общенародного веча, на котором передовым и лучше организованным классом являлись купцы. О том же положении псковских купцов свидетельствуют все дошедшие до нас договорный грамоты Пскова с соседними государями, в которых постоянно встречаем заботу Псковичей о торговых выгодах. Так, в договорной грамоте между Псковом и Казимиром Литовским, писанной в 1440 году, первым и главным условием было то, чтобы «как литовским послам и гостям, так и псковским послам и гостям был чист путь чрез всю литовскую и псковскую землю, и свободно торговать без пакости по старой пошлине, как в литовской, так и в псковской земле; и чтобы как в Литве блюсти и охранять псковитина наравне с литвином, так и во Пскове блюсти и охранять литвина наравне с псковитином. А вчинится пеня гостю в Литве псковскому, кончать по великого князя правде и по целованию; а вчинится пеня литвину во Пскове, кончати по псковской правде и по целованию». То же почти повторяется, с некоторыми прибавлениями, в перемирной грамоте Новгорода и Пскова с Дерптом, писанной в 1474 году: «А псковскому послу и гостю по Юрьевской (Дерптской) земле путь чист, горою и водою, на Юрьев и на Ригу, и к Колывани и на Руго диво, и на матерую реку, и на в си Юрьевские гор оды, и во всю Юрьевскую землю добровольно ездити со всяким товаром, по старине, и всякий товар псковичом на розницу продавати добровольно, или вместе (оптом); на Юрьеве псковичом добровольно всяким товаром торговати с Рижаны, с Колыванцы и с Ругодивцы, со всяким гостем, по старине, по крестному целованью; и колоду (заставу таможенную) на обе стороны отложихом, и гостинца (пошлин на заставе) от того не имати. И во Пскове юрьевскому гостю всяким товаром торговати добровольно по старине, а корчу мою пивом немецкому гостю во Пскове не торговати; а опрочь карзмы и пива всякий товар ко Пскову добровольно возити, по старине, на обе стороны». Жалобы или неудовольствия Пскова к соседним государям посылались также преимущественно по торговым делам; так, например, в речах псковского посольства к королю Казимиру (1480 года) сказано: «Первое о обидах, што наши купцы Микифорко… заехал у Луцкой торгом, и воевода луцкий того Микифорка орабил, товару много; и ты бы, господине, честный король, тому делу управу дал по крестному целованию; а отчина великих князей тебе, своему господину, посадники псковские, и степенные и старые посадники, и сынове посадничьи и бояре, и соцкие, и купцы, и житьи люди, и весь Псков челом бьет. А иное жалуемся тебе, своему господину, што по твоей державе, по городом воеводы и мещане нашим псковичам купцом с немцы торговати не дадут: инобы, господине честный и великий король твои воеводы и наместники нашим купцам по твоим городом не боронили торговать с немцы и со всяким гостем по мирному докончанью и по крестному целованью». Даже большая часть войн Пскова с соседями начиналась из-за обиды псковских купцов. Например, в 1323 году, когда немцы избили псковских гостей на Чудском озере и ловцов на Нарове, то за это псковичи ворвались в Ливонию и опустошили ее до Колывани. Или когда в 1403 году великий князь смоленский Юрий, при изгнании из Смоленска Витовтовых наместников, захватил псковских гостей, торговавших в Смоленске, то по этому случаю Псков и Новгород отправили к нему своих послов, которые принудили Юрия отпустить захваченных псковских гостей. Или: в 1501 году, когда немцы задержали в Дерпте 25 учанов с товаром и полтораста человек псковских купцов, то псковичи, не получив надлежащего от немцев удовлетворения чрез посольства, начали с немцами войну, которая продолжалась несколько лет.
Черные люди
Черные люди во Пскове были в ином положении, нежели в Новгороде; они находились в меньшей зависимости от больших людей, или от бояр, как потому, что бояре в Пскове не имели таких огромных поземельных владений, как бояре новгородские, так и потому, что Псков по самому устройству своему был не на стороне бояр – крупных землевладельцев, а напротив, более покровительствовал мелкой поземельной собственности, вследствие чего черные, или меньшие, люди в Пскове пользовались большей независимостью и самостоятельностью, нежели какую самостоятельность имели меньшие люди в Новгороде. К тому же постоянная и упорная борьба с чудью, летголою и литвою и потом с немцами, лежавшая одинаково и на больших, и на меньших людях во Пскове, естественно, равняла их между собою и делала меньших людей более твердыми и самостоятельными. Конечно, и во Пскове какой-либо предприимчивый и храбрый боярин мог скопить около себя охочих людей и повести на какое-либо военное предприятие; но охочие люди во Пскове были далеко не то, что повольники в Новгороде: они не были ратниками своего предводителя, и по самому ходу дел в псковской истории скоплялись около большого человека только для воинских набегов на немирных соседей или для отражения соседских нападений, а не для колонизации, как это было в Новгороде, с конца XIII столетия псковичам нечего было и думать о колонизации. Следовательно, предводитель охочих людей во Пскове не мог им дать захваченной земли под поселение и привлечь их к себе разными ссудами на обзаведение хозяйством; они шли за ним только для того, чтобы понажиться тем, что успеют награбить в неприятельской земле. Между тем купцы, старавшиеся удержать первенство и силу за своим классом против бояр, первоначально, как мы уже видели, действовавших заодно с боярами новгородскими, естественно, должны были ближе соединиться с черными, или меньшими, людьми и заодно действовать на общем вече. Первоначальная тесная связь псковских бояр с новгородскими боярами, передавшая было Псков немцам, породила теснейшую связь купцов с черными людьми и, кажется, более всего способствовала той независимости и самостоятельности, которою пользовались во Пскове черные люди; по всему вероятию, ей обязан был своим существованием и закон, покровительствующий мелкому землевладению и порядку сябренного приобретения земель в полную отдельную собственность сябров.
Все это поставило черных, или меньших, людей во Пскове в такое положение, что они на вече были большими людьми, т. е. всегда оказывались в большинстве перед большими людьми и не пропускали ни одного закона, который вредил бы их значению или давал перевес большим людям. Имея главную опору в общенародном вече и чувствуя себя сильными, особенно на вече, черные люди, естественно, интерес веча считали своим собственным интересом и поэтому заботились, чтобы права веча были неприкосновенными и чтобы вече было действительной силой в управлении Псковом, чтобы партии верховодов-затейщиков не нарушали его спокойной и правильной длительности. Дорожа неприкосновенностью прав веча, черные люди заодно с купцами крепко держались раз принятых порядков и не дробились на партии, зная из опыта в Новгороде, что при разделении на партии меньшие люди более всего терпят от больших людей, делаясь их орудием. От этого история Пскова за все время его самостоятельности не представляет борьбы партий, там вече никогда не делилось и не было незаконных веч. Меньшие люди, сильные на вече, на вече же и управлялись с большими людьми, когда это находили нужным. Так, под 1458 годом читаем в летописи: «Псковичи недовольные распоряжением прежних посадников, убавивших торговую меру, по определению веча прибавили забницы (т. е. увеличили меру) и палицу привесили к позобенью, а старых посадников избили на вече». Конечно, здесь под именем псковичей главным образом должно разуметь купцов и черных людей, до которых преимущественно касалось дело о торговой мере. Или: в 1483 году также вечем посекли дворы у старых посадников и у некоторых бояр. Но всего яснее высказалась неуступчивость и настойчивость меньших, или черных, людей на вече перед большими в деле о смердах, бывшем в 1485 году. Посадники вместе с большими людьми и князем наместником, по всему вероятию, желая усилить себя на вече против меньших людей, придумали дать политические права смердам и таким образом провести их в члены веча; с этой целью они составили новую уставную грамоту о правах смердов и для сообщения ей законодательной силы внесли ее в ларь Св. Троицы и записали в тамошние книги, или реестры законов; и все это сделали, не доложа «господину Пскову». Черные, или меньшие, люди, как скоро узнали об этой новости, затеянной большими людьми, то на первом же вече решили: явившихся в Псков смердов засадить в погреб за сторожи, посадника Гаврилу убили всем Псковом на вече, а на трех посадников, бежавших в Москву, написали мертвую грамоту (смертный приговор) и положили ее в ларь Св. Троицы, имение же их опечатали. А так как в это дело был замешан псковский князь Ярослав, наместник великого князя Московского Ивана Васильевича, может быть, действовавший по приказу сего последнего, то псковское вече силой заставило четырех посадников и по боярину от концов отправиться посольством в Москву и просить великого князя, чтобы держал Псков по старине и не признавал вновь составленной уставной грамоты о смердах. И когда великий князь, желая поддержать своего наместника и больших людей, отвечал, что «посольство пришло бездельно, и что он тогда только будет жаловать Псков попригожу, когда вече выймет из ларя Св. Троицы мертвую грамоту на посадников и пришлет ее в Москву, а смердов отпустит и животы их отпечатает», то черные люди, получив на вече таковой ответ великого князя, не поверили своему посольству и снарядили новое посольство из больших людей. А когда и новое посольство принесло такой же ответ великого князя вечу, тогда между большими и меньшими людьми началась брань и мятеж на вече, и меньшие люди, обвинив приехавших послов в заговоре и понарошке бежавшим в Москву посадникам, снарядили двух послов из своей братьи из молодших людей бить челом, чтобы великий князь сказал свою волю о смердах и бежавших в Москву посадниках. Дело о смердах тянулось целых два года по настоянию черных, или меньших, людей; по этому делу было отправлено в Москву пять посольств и потрачено до тысячи рублей сборных общественных денег. И конечно, черные люди одержали бы в этом важном для них деле окончательный верх над боярами, если бы великий князь Московский не принял под свою защиту бояр. Спор о смердах, по всему вероятию, и был возбужден самим великим князем, который думал покончить с Псковом, поддерживая бояр, как он покончил с Новгородом, поддерживая меньших людей против бояр. И черные люди, очевидно, хорошо понимали значение этого важного для них спора и хотя должны были уступить непреклонной воле такого государя, как великий князь Иван Васильевич III, но тем не менее своей настойчивостью и продолжительностью спора ясно доказали большим людям, что они могут действовать против них только посторонней помощью и постыдной изменой отечеству.
Самостоятельность и до некоторой степени равенство между большими и меньшими людьми во Пскове так были велики и очевидны, что у псковичей даже выработался особый термин в языке при сношениях больших людей с меньшими – термин, прямо указывающий на равенство тех и других в известных отношениях. Псковичи, большие и меньшие люди, относясь друг к другу, называли друг друга господами; так что даже предводители войск или воеводы не иначе обращались к воинам, как техническим выражением, – «господа такие-то». Например, в 1408 вельянский воевода боярин Ёсиф Китович, обращаясь к вороначанам, говорит: «Господа вороначане! Мстите кровь христианскую». Или: в 1426 году вороначане и их посадники Тимофей и Ермола писали к псковичам: «Господа псковичи! помогайте нам, и гадайте о нас». Правда, подобный термин господа или господо, встречается и в Новгороде; но там с подобным термином обращаются только равные к равным, например, меньшие люди к меньшему. Большее или меньшее равенство классов во Пскове, кажется, выработалось довольно рано; еще в 1265 году князь Довмонт, обращаясь к псковским воинам, говорил: «Братья мужи псковичи, кто стар той отец, а кто млад той брат! Слышал есмь мужество ваше во всех странах; се же братья нам предлежит живот чи смерть; братья мужи Псковичи, потягнете за святую Троицу, и за святыя церкви, и за свое отечество».
Черные, или меньшие, люди во Пскове, так же как и в Новгороде, несли все государственные повинности вместе с большими людьми, по раскладке или разрубу, сделанному вечем; они платили с капиталов (кто каким владел) подати, строили укрепления и несли разные службы. В военное время они также с большими людьми раскладывались по сохам и деньгам в ратную службу; так, в 1500 году, во время войны великого князя Московского с литовским князем Александром псковские посадники и бояре и весь Псков на вече приговорили снарядить в поход по разрубу с десяти сох конь, а с сорока рублей конь и человек в доспехе. Или: в 1501 году, при нападении немцев, меньшие люди пешие по разрубу снаряжали двое третьего щитом и сулицей. Также в 1495 году на войну с немцами по разрубу со всех людей снаряжали с десяти сох конного ратника. При построении городских стен также наблюдалась раскладка по капиталам и с меньших, и с больших людей, и даже с посадников равно. Так, мы уже видели, что в 1471 году, при постройке новой стены на Полонище, в разруб для сбора запасов на этот предмет были помещены и посадники, и бояре; причем оценены самим вечем не только недвижимые имения и другие капиталы, но даже оружие и кони посадников и бояр. Впрочем, иногда какие-нибудь общественные постройки производились одной какой-либо общиной с зачетом этой траты при будущих разрубах; так, например, в 1485 году на постройку нового моста через Пскову платили серебро мясники. Вообще меньшие, или черные, люди во Пскове в общественных правах и обязанностях более или менее были сравнены с большими людьми, и вся существенная разница состояла в том, что большие люди, бояре, состояли в постоянной службе у Пскова, а черные люди вместе с купцами не состояли в постоянной службе и назывались житейскими людьми, а не служилыми.
Черные люди во Пскове, подобно как в Новгороде, составляли городские и сельские общины черных людей со своими старостами; общинное устройство было одним из главных оснований силы черных людей: в общинах беззащитная единичная личность бедняка находила свое убежище и защиту от притеснения сильных людей. Общинное устройство так сильно было развито между черными людьми во Пскове, что общинами жили не только люди, владеющие общинной землей, но даже мелкие поземельные собственники составляли общины под именем сябров, или шабров, и псковским законом был признан особый вид мелкой поземельной собственности под именем сябренного владения, который, как мы уже видели, состоял в том, что мелкие капиталисты, сельские или городские жители, составляли капитал в складчину, и на этот складочный капитал покупали землю, и потом каждый сябр, или пайщик, по количеству сложенного капитала, получал соответствующую по цене долю из купленной земли в полную собственность с правом отчуждения. По псковской судной грамоте сябренное владение, не нарушая прав частной собственности, ставило сябров до некоторой степени в такое положение, что они, как члены одной общины, обязаны были защищать друг друга и представлять собою нечто целое, как бы юридическое лицо, даже на суде. В судной грамоте сказано: «А кто с ким ростяжутся о земли или о борти, да положить грамоты старые, и купленую (купчую) свою грамоту; и его грамоты зайдут многих бо сябров земли и борти. И сябры все станут (должны стать) на суду в одном месте отвечаючи, ктож за свою землю или за борть, да и грамоты пред госнодою (судьями) докладут, да и межников возмут. И той (у кого вышел первоначально споръ) отведет у стари ко в I (старожяльцев знающих межи) по своей купной (купчей) грамоте свою часть; ино ему правда дати (присягнуть) на своей части, а целованью быть однону (т. е. дрочие сябры не обязаны присягать). А поцелует во всех сябров; ино ему и суднида (правую грамоту) дать на часть, на которой целует». Мелкие поземельные собственники в себрянном ли владении, или в отдельной единичной поземельной собственности, во Пскове, кажется, составляли между черными людьми особый класс, средний между купцами и черными людьми, живущими на общинных землях, известный по псковским памятникам под именем житьих людей. По крайней мере, упоминаемые в псковских памятниках житьи люди не могут быть причислены к новгородским житьим людям. В Новгороде житьими людьми, как мы уже видели прежде, были собственно зажиточнейшие, богатейшие, вящшие купцы, как писалось по-новгородски; и во всех новгородских памятниках они писались впереди простых купцов, вслед за боярами, например, в известии под 1398 годом сказано: «А били челом бояре и дети боярские, и житьи люди и купеческие дети». По псковским же памятникам житьи люди везде помещаются после купцов, следовательно, их нельзя причислить к вящшим богатейшим купцам. Например, в наказе псковским купцам к королю Казимиру в 1480 году сказано: «отчина великих князей тобе, своему господину, честному великому королю, посадники псковские, и степенные и старые посадники, и сынове посадничьи, и бояре, и купцы и житии люди, и весь Псков челом бьет». Или в Псковской летописи под 1510 годом сказано: «И князь великий в недолго велел быти у собя посадникам псковским, и детям посадничьим и бояром, и купцам. и житьим людем». Потом посадники, бояре и купцы были позваны в гридницу государеву и там арестованы, а житьим людям, как молодшим, остававшимся на крыльце, сказано: «до вас государю дела нет».
Земцы и смерды
Кроме полноправных людей, членов общин, имевших право участвовать на вече, во Пскове были еще два класса служилых людей, не имевших права участвовать на вече, хотя пользовавшихся всеми другими правами, предоставленными свободным людям в Псковской земле; сии два класса имели общее между собою то, что жили на чужих землях с обязанностью службы. Один из сих классов, известный под именем земцев, служил самому Пскову и жил на землях, данных Псковом; а другой, под общим именем смердов, жил на землях частных землевладельцев и состоял в службе у хозяев занятой земли.
Земцы составляли постоянное войско Пскова, расселенное по границам и обязанное защищать границы от нападения неприятелей. Когда было учреждено это пограничное войско, памятники не дают об этом известий: но, по всему вероятию, учреждение класса земцев должно отнести к концу XIV или началу XV столетия; по крайней мере, известия об них относятся к этому времени. Земцы получали от Пскова на свое содержание земли преимущественно на западном и особенно северо-западном рубеже псковском: земли сии давались не в полную собственность, подобно поместьям в Москве, хотя в Пскове они назывались вотчинами; сих земель земцы не могли ни передавать, ни дарить, ни другим каким образом отчуждать; в противном случае обязаны были выкупать их назад и затем уже лишались на них права. В судной псковской грамоте прямо сказано об этих землях, названных там кормлею: «А которому человеку будет кормля написана в рукописаньи, и да грамотами владеть землеными начнет, или исадским, и продаст тую землю, или иное что; а доличат того человека; ино евиу земля та, или исад, или иное выкупити, а свою кормлю покрал». Равным образом земцы лишались права на сии земли и тогда, когда не исполняли лежащей на земле службы или когда сам Псков, по своему усмотрению, находил в данной местности службу земцев ненужною и сводил их с данных вотчин. Так, под 1511 годом читаем в летописи: «Князь великий ходил с силою и с нарядом под Смоленск, а со Пскова взял 1000 пищальников и псковских земцев; тогда еще не сведены были с своих вотчин». Кроме военной пограничной службы земцы иногда еще платили деньгами на укрепление границ; так, под 1431 годом летопись говорит: «Князь псковский и посадники идяша 300 человек и заложиша город на береге, на реке Гдове, а на Гдовских земцах, в кого тамо отчина, взяша триста рублев в камену стену». К этому же разряду служилых людей во Пскове принадлежали жолнеры и пищальники, что-то вроде московских стрельцов, явившихся в последствии; этот класс служилых людей явился уже в последнее время самостоятельного существования Пскова. Смерды, как уже сказано выше, жили на землях частных владельцев по взаимным условиям с хозяевами земли: Они разделялись на городских и сельских смердов. Городские смерды иначе назывались дворными наймитами и обыкновенно состояли у своих хозяев на службе по взаимным условиям, на определенные годы, они еще назывались подсуседниками. Сельские смерды носили названия изорников, когда занимали землю под пашню, огородников, когда занимали огородную землю, кочетников или рыболовов, когда брали у владельцев рыбную ловлю или сады. Сельские смерды жили на землях частотных владельцев бессрочно, сколько поживется или пока будет держать хозяин земли. По псковскому закону относительно свободного перехода смердов поставлено было только одно ограничение, состоящее в том, что переход допускался только в один срок в году, именно в Филиппово заговенье, т. е. в шесть недель рождественского поста. Мимо этого срока ни смерд не мог оставить землю хозяина, ни хозяин – сослать смерда со своей земли. А ежели смерд проживет на хозяйской земле до весны и даже весну, то, в случае перехода на другую землю, обязан был заплатить хозяину столько, сколько хозяин получит дохода с другой такой же доли земли, не оставленной смердом.
Отношения смерда к землевладельцу определялись законом следующим образом: 1. Смерд за пользование хозяйской землей платит хозяину доход по взаимному между ними условию в случае же перехода с земли, по воле ли хозяина или по воле смерда, весь доход, полученный с земли, делится пополам – половину хозяину и половину смерду. «А который изорник, сказано в псковской судной грамоте, отречется у государя села, или государь его отречет; и государю веять у него вее половину своего изорника, а изорник половину». 2. Старый изорник, т. е. не вновь поступивший, обязан давать землевдадельцу подводы: «а старому изорнику, сказано в закониц возы вести на государя». 3. При переходе смерда с одной земли на другую, по своей ли воле или по воле хозяина земли, хозяин имеет право требовать со смерда поименно всего того, что он ему дал на обзаведение; в законе сказано: «А государю на изорники, или на огородники, или на кочетники волею и в закличь своей покруты и сочить серебра и всякой верши по имени, или пшеницы ярой, или озимой, и по отроку государеву или сам отречется». А ежели смерд начнет запираться от хозяйской покруты, а скажет, я у тебя на селе живал, но тебе ни чем не должен; то хозяин должен представить к судье пять или четыре человека сторонних людей, которые должны сказать по чистой совести, на каких условиях сидел на селе смерд, и потом должен или сам поклясться, или предоставить это смерду. Ежели же хозяин не поставит на суд узаконенных сторонних людей или они не подтвердят его показания, то тем самым теряет всякое право на иск своей покруты. 4. Хозяин земли ни в каком случае не имеет права искать на своем смерде ни торговых денег, ни поруки, ни отданного смерду под сохранение, ни отданного в долг, ни наследства безымянно; напротив того, смерд имел право представить на хозяина счетную книгу или доску, и по этой доске давался ему суд с хозяином в деньгах, или работах, или в чем другом, значащемся по доске на хозяине. А ежели смерд что из хозяйского имущества будет называть своим и требовать возвращения; то хозяин обязывался представить на суд сторонних людей, окольных соседей, которые показали бы что-то хозяйское, чего ищет смерд; и тогда смерд терял свой иск, а в противном случае хозяин отдавал смерду требуемую вещь. 5. Ежели бы смерд сбежал от хозяина земли, то хозяин не иначе может взять оставленное смердом имущество за свою покруту, как взявши у князя и посадника приставов, и пригласивши губских старост и сторонних людей, и пред ними продать имущество бежавшего смерда, и взять то, что следует за покруту. Равным образом когда смерд умрет у хозяина в селе и не оставит при себе родственников, то хозяин также должен продать имущество умершего пред приставами и сторонними людьми и взять себе что следует за покруту. А ежели бы явились после умершего смерда братья или другие родственники и потребовали бы себе оставшееся имущество или даже взяли бы его, то они же обязывались платить хозяину земли покруту; но родственники обязывались к этому только тогда, когда у хозяина земли имелась запись на умершем; в противном же случае дело решалось судом по псковской пошлине. Сии определения псковского закона прямо и ясно свидетельствуют, что смерды, как люди свободные, пользовались всеми правами, как личными, так и имущественными, что зависимость смерда от хозяина земли была добровольная и временная и ограничивалась только отношениями смерда к хозяину по земле и покруте или ссуде на хозяйственное обзаведение; но тем не менее эта временная и добровольная зависимость лишала смерда прав политических: смерд, пока он был смердом, не мог быть членом псковского общества и не имел права участвовать своим голосом на вече. Демократическое устройство Пскова допускало на вече только людей вполне свободных и не иначе как членов общин; а посему псковский закон признавал за смердом гражданскую личность и даже обязывал смердов наравне с черными людьми платить подати и отправлять общественные повинности, но политических прав им не давал, и именно за таковой порядок всегда стояли черные люди, т. е. главная масса демократов.
Вольные люди
Подобно как в Новгороде, и в Пскове были вольные люди: к этому классу принадлежали как младшие члены полноправных семейств псковских, так и пришельцы из других краев Русской земли, и все люди, не имеющие ни частной поземельной собственности, ни доли в общинных землях и не живущие на землях частных владельцев; а состояние или на содержании своих семейств, или прокармливающиеся своим личным трудом по найму. Эта огромная масса людей была на таком же положении во Пскове, как и в Новгороде, т. е. имела за собой право личной свободы и труда, но не причислялась ни к какой общине и не владела ни на каких правах землей; а посему не имела никаких общественных или политических прав и не подлежала никаким общественным обязанностями. Но добровольно вольные люди могли принимать на себя и общественные обязанности; и действительно, под названием охочих людей часто участвовали в военных походах на защиту Псковской земли. Впрочем, по единогласному свидетельству памятников, охочие люди никогда не смешивались с рубленою ратью, т. е. собранною по раскладке, по разрубу общин, а составляли особые полки и имели своих отдельных воевод, или выбранных самими охочими людьми, или назначенных вечем; даже походы охочих людей всегда производились отдельно от походов псковской, или рубленой, рати, хотя бы они назначались самим псковским правительством. Например, когда псковская рубленая рать, в 1463 году, под начальством посадника Максима Ларионовича и двух бояр была отправлена вечем против немцев к Городку, то в то же самое время иная псковская сила, нерублении люди, охочий человек, ходили за Изборск, под начальством выборного воеводы дьяка Ивашки, и воевали Немецкую землю.
Вольные люди во Пскове, как свои, так и пришельцы, подобно как и в Новгороде, оставались в своем неопределенном положении, не подлежащем никаким общественным обязанностям, только до тех пор, пока не поступали в члены какой-либо общины или не зачислялись в смерды за каким-либо землевладельцем, чем почти всегда оканчивалось чисто переходное положение вольного человека. Бродячее и малоправное положение вольного человека во Пскове среди общества людей домовитых, пользующихся обширным правом участия в делах общественных, естественно, никогда не могло быть постоянным и даже продолжительными. Каждый вольный человек, чтобы не оставаться безгласным и вовсе безучастным в общественных делах, спешил освободиться от своего чересчур свободного положения и, по мере своих сил и средств, или прямо поступал в члены какой-либо общины и делался полноправным гражданином Псковской земли, или по крайней мере зачислялся смердом за каким-нибудь землевладельцем, чтобы получить оседлость и обзавестись хозяйством и потом, при благоприятных обстоятельствах, перейти в общину и с тем вместе сделаться полноправным гражданином. Быть полноправным членом общины, участвовать на вече и подавать свой голос при решении общественных дел было постоянным и любимым желанием каждого вольного человека во Пскове; оставаться же навсегда вольным человеком считалось постыдным. А посему хотя вольных людей во Пскове всегда было довольно, но они не были пролетариями, тягостными для общества, а представляли собою рассадник или питомник будущих полноправных граждан и ревностных общественных деятелей. На пролетариат в Пскове никогда не было жалоб. Были ли во Пскове повольники, на это в памятниках нет прямых указаний; но, судя по положению Пскова и по отношению его к своим соседям, для повольников, кажется, не было места в псковском обществе, по крайней мере для повольников с чисто новгородским характером.