История Испании. Том 1. С древнейших времен до конца XVII века. Часть II. Средневековая Испания ( Коллектив авторов, 2012)

[4]

Глава 1. Становление королевства вестготов в Испании (V–VI вв.)

Вестготы пересекли Пиренеи около 416 г. Представители этого германского племени уже несколько десятилетий появлялись в разных областях Римской империи то в качестве мирных поселенцев, то как военные отряды. В 410 г. вестготы осадили Рим. «Вечный город» был взят вестготскими воинами под предводительством вождя Алариха. После перехода на юг Италии, неудачной попытки переправиться в Африку, смерти Алариха и избрания нового короля Атаульфа вестготы отправляются в Галлию. Здесь в результате заключения соглашения с императором Гонорием им выделяются земли для поселения, Атаульф женится на сестре императора Галле Плацидии. Собственно, сейчас неизвестны обстоятельства, которые побудили вестготов отправиться в Испанию, где за несколько лет до этого начали расселяться другие варварские племена – вандалы, свевы и аланы. В VI в. Иордан в своем сочинении об истории готов написал, что Атаульф, закрепившись в Галлии, «начал сокрушаться о положении в Испаниях, помышляя освободить их от набегов вандалов».

Проникновение вестготов в Испанию в ходе военных походов против вандалов, аланов и свевов замедлилось на некоторое время из-за убийств двух королей – сначала Атаульфа, затем Сегериха, последовавших одно за другим. Король Валия между 416 и 418 гг. продолжил воевать на Пиренейском полуострове в качестве федерата империи – с римлянами был заключен новый договор.

Упоминавшиеся выше племена варваров смогли подчинить себе часть испанских провинций. Свевы закрепились в Галлеции; Лузитания и Бетика подчинились королям вандалов и аланов. Тарраконская провинция осталась под управлением узурпатора Максима, который в 409 г. был провозглашен императором и, как следствие, стал соперником императора Гонория и другого узурпатора – Константина III, правившего в Галлии. Есть сведения, что Максим заключил в 411 г. договор с вандалами, аланами и свевами. Однако после того как его главная опора – военачальник Геронтий (возможно, он был отцом Максима) был разбит армией Гонория у Арля, ему пришлось оставить притязания на императорский титул, а восточную Испанию заняли войска Констанция, полководца Гонория. Одновременно с этими событиями вестготы, действуя как союзники императора, нанесли серьезные поражения вандалам-силингам и аланам, полностью уничтожив власть этих племен в Испании. Оставшиеся в живых аланы и вандалы-силинги присоединились к вандалам-асдингам, соседствовавшим со свевами. После того как отряды вестготов ушли из Испании, вандалы-асдинги заняли Бетику. Они смогли противостоять новому походу римлян в союзе с вестготами в 422 г. и оставались в Бетике до 429 г. В этом году под предводительством короля Гейзериха вандалы переправились в Северную Африку. Из племен, перешедших в 409 г. Пиренеи, на полуострове теперь оставались только свевы в Галлеции.

Большая часть вестготов после военных походов видимо возвращалась в Галлию. Во всяком случае, у нас нет сведений, которые позволили бы судить о динамике вестготского заселения территории Испании до второй половины V в. В этот период центр вестготского королевства находился в Тулузе и вестготам подчинялись обширные территории – вся Аквитания, Нарбонская Галлия, Прованс.

Что касается присутствия вестготов в Испании, то оно, по всей вероятности, носило по преимуществу военный характер. Мы располагаем несколькими известиями, что они принимали участие в военных действиях. У Идация есть сообщение, что при короле Эврихе в 469 г. вестготы захватили Мериду. Тогда же они совершили несколько нападений на Тарраконскую провинцию и подчинили ее себе.

Не совсем понятно, как закреплялись результаты таких завоеваний и как была организована власть вестготов на покорившихся им землях Испании. По отрывочным сведениям можно сделать предположение, что в ряде крупных городских центров находились вестготские военные отряды, возглавлявшиеся дуксами и комитами, представлявшими власть вестготского короля. Они были, по всей видимости, наделены весьма широкими полномочиями. Нельзя также исключать и такой возможности, что на многих территориях, признавших власть вестготов, управление оставалась в руках испано-римлян и вмешательство вестготов было связано с возникновением критических ситуаций.

После поражения от франков при Пуатье и гибели короля Алариха II в 507 г. начинается процесс активного переселения вестготов в Испанию. Окончательное перемещение центра вестготского королевства за Пиренеи было приостановлено после вмешательства могущественного короля остготов Теодориха Великого, который оказал существенную военную помощь вестготам. После убийства в 511 г. короля Гезалеха королем вестготов стал Теодорих Великий – именно его имя фигурирует в так называемой «Хронике вестготских королей», представляющей собой по сути список имен правителей королевства с очень краткой характеристикой их правления.

В исторической науке эпоха правления Теодориха Великого как короля вестготов именуется остготским протекторатом, поскольку главным претендентом на престол после гибели Гезалеха был сын Алариха II и внук Теодориха – Амаларих, который по причине малолетства не мог управлять королевством в такое трудное время. Однако есть также предположения, что у Теодориха была идея создания великой готской державы, которая могла бы объединить в себе две части готского племени.

Так или иначе, но после смерти Теодориха в 526 г. и сразу же начавшегося ослабления остготов Амалариху не удалось закрепиться на тех территориях, которые принадлежали вестготам. После нескольких неудачных сражений к 30-м годам VI в. вестготы в Галлии сохранили власть лишь на небольшой территории, получившей название Септимания.

Вестготская фибула в форме орла, VI в.

Основная масса племени скорее всего переместилась во внутренние области Испании. Письменные источники мало помогают в изучении процесса заселения Испании вестготами. В основе наших представлений о характере вестготского расселения лежат данные археологии и топонимики. В первую очередь принято ссылаться на особый характер захоронений (в частности, на состав погребального инвентаря), появившихся в некоторых областях примерно в это время. На территории современных провинций Сеговии, Мадрида, Паленсии, Бургоса, Сории и Гвадалахары – в центре полуострова, в Гранаде на юге и в Каталонии обнаружены кладбища с расположением могил рядами: могилы выровнены в одинаковом направлении и в них помещена погребальная утварь. В большинстве некрополей, где обнаружен вестготский погребальный инвентарь, есть и вещи, характерные для местной испано-римской материальной культуры, поэтому современные ученые с осторожностью говорят об этнической принадлежности того или иного погребения и тем более комплексов в целом. Вряд ли речь шла о возникновении компактных поселений вестготов, скорее всего вестготские семьи или группы семей становились соседями местных жителей, перенимая уклад их жизни. К середине VI в. обычай помещать инвентарь в могилы исчезает, что затрудняет идентификацию захоронений и свидетельствует о высоком уровне ассимиляции переселенцев. И хотя однозначно причины этого изменения обряда учеными не установлены, все же влияние дальнейшей христианизации вестготского общества (прежде всего в социальном плане) нельзя не считать существенным фактором.

Другим важным источником, хотя и еще более проблемным в отношении хронологии, являются данные топонимики. Они также подтверждают факт присутствия вестготского населения в центральных областях Месеты и в Старой Кастилии (villa Gothorum в пров. Самора, campi Gothorum на территории автономного сообщества Кастилия-Леон).

Выше уже упоминалось, что вестготы селились в испанских городах, но речь шла прежде всего о воинах. В VI в. в испано-римских городах, переживавших в это время глубокую трансформацию социальной структуры и административной системы, увеличивается роль «вестготского фактора». Наибольшее число свидетельств (в первую очередь эпиграфики) о присутствии в городах вестготской элиты происходит из Мериды и Кордовы. Именно в городах наиболее активно шло взаимодействие между вестготскими властителями (подразумеваются комиты городов, дуксы – правители провинций) и испано-римской муниципальной администрацией, которую в середине VI в. нередко представляли не столько курии, сколько епископы местных христианских общин.

В период активного переселения вестготов в Испанию им приходилось противостоять не только давлению франков. В это же время на юге Испании появляются византийцы. В ходе удачных военных действий военачальников императора Юстиниана, конечной целью которых было восстановление власти империи на территории ее южных и западных провинций, на побережье Испании высадилось византийское войско под предводительством Либерия. Сначала король вестготов Агила (549–554 гг.), а затем наследовавший ему Атанагильд (555–567 гг.) потерпели несколько крупных поражений от византийцев, и в результате господство в ряде внутренних областей Андалусии перешло к представителям восточно-римского императора. Под их властью оказались такие крупные города, как Кордова, Эсиха, Кабра, Мартос, Ла Гвардия и Гранада, а также побережье от Картахены до Малаги.

Укрепление положения вестготской королевской власти на Пиренейском полуострове началось при Леовигильде (568–586 гг.). В 568/569 г. король Лиува I назначил соправителем своего брата Леовигильда. При этом они пришли к соглашению, что Леовигильд будет править в Испании, а Лиува сохранит за собой управление Септиманией. Единоличное правление Леовигильда начинается в 572 г., после смерти Лиувы. Иоанн Бикларский так характеризовал это правление: «Он восстановил страну готов, уменьшившуюся в результате различных мятежей, в ее прежних границах».

Леовигильд начал с действий против опаснейшего противника – византийцев. В 70-е годы VI в. он совершил несколько удачных военных походов против них: в 570 г. опустошил окрестности Басы и Малаги, в 571 г. занял Медину Сидонию и, наконец, в 572 г. захватил важнейший и вероятно связанный союзными отношениями с византийцами город Кордову. Вскоре под его власть попали крепости и города в окрестностях Кордовы.

Леовигильд отправил армию на север полуострова: там по-прежнему оставались обширные области, неподвластные вестготам. В источниках говорится о сражениях с племенем саппов, не известных ни по более ранним текстам, ни по более поздним, а также с кантабрами. В результате самый крупный город-крепость кантабров – Амайя (пров. Бургос) была занята Леовигильдом в 574 г.

На северо-западе границы державы вестготов были расширены за счет присоединения королевства свевов. Обстоятельства этого события не совсем ясны, поскольку излагаются авторами исторических сочинений (Григорий Турский, Иоанн Бикларский, Исидор Севильский) по-разному. Более или менее известно, что после смерти короля Мирона (570–583 гг.), признавшего зависимость Свевского королевства от вестготов, его сын был смещен с трона и насильно пострижен в монахи своим родственником Андекой, что дало Леовигильду повод вмешаться и покарать мятежника, который также был отправлен в монастырь. Других претендентов на престол не оказалось, и таким образом утвердилась власть Леовигильда. Он вернул арианское исповедание вместо никейского, которое был введено у свевов в правление короля Теодомира (559–570 гг.).

После столь впечатляющих успехов в конце 70-х – начале 80-х гг. VI в. королю вестготов пришлось пережить весьма сложный и драматичный период из-за восстания, поднятого его старшим сыном Герменегильдом. Леовигильд отдал ему в управление область с центром в Севилье. Истоки конфликта между отцом и сыном лежали в различии вероисповеданий в королевской семье. Жена Герменегильда, дочь короля франков Сигиберта – Ингунда, не приняла арианства и пыталась обратить Герменегильда в никейское исповедание. Существенную роль в раздоре сыграла королева Госвинта: несмотря на то что Ингунда приходилась ей внучкой, она весьма энергично выступала против нее. В 579 г. Герменегильд принял Никейский Символ веры и отложился от короля, своего отца. Леовигильд затягивал начало военных действий против сына, видимо, рассчитывая договориться мирно. В это же время он вел военные действия на севере полуострова против басков. В итоге часть их территории была завоевана; на этих землях был основан «город победы» Викториакум (совр. Витория). Только в 582 г. Леовигильд начал осаду Севильи, длившуюся целый год. Герменегильд бежал в Кордову, которую византийцы смогли снова подчинить себе. Подкупив византийского наместника, Леовигильд вернул город под свою власть. Герменегильд был взят в плен и сослан в Валенсию, а позднее в Таррагону, где в 585 г. и был убит. Ингунда умерла на пути в Константинополь.

Проблема двух христианских исповеданий, которые сосуществовали в королевстве Леовигильда, оказалась неразрешимой для этого короля. Он пытался сделать свою страну единой по вере, причем видел свою опору в арианстве. Однако арианская церковь к этому времени не могла соперничать с ортодоксальной в отношении внутренней организации. Испано-римское духовенство смогло в полной мере воспользоваться административным опытом империи по организации территориального управления, и главы общин – епископы – обладали очень значительным влиянием.

Рекополис

Город был основан Леовигильдом (около Сорита де лос Канес, пров. Гвадалахара) в 578 г. В этот год в военных действиях, которые постоянно вел король, случилось затишье, и он решил в подражание римским императорам заложить новый город, который стали называть Рекополис (от Rexopolis), что означает город короля (правда, это лишь одна из версий этимологии, точно происхождение названия не установлено).

Рекополис. Руины базилики. VI в.

Он просуществовал как город с конца VI до середины IX в., а потом постепенно был заброшен – жители переселились в Сорита де лос Канес, неподалеку от которого сейчас находятся руины Рекополиса. Раскопки на его территории еще не завершены, но уже можно говорить, что Рекополис был уникальным примером города вестготского периода. Четко выявляются дворцовый комплекс из трех зданий в два этажа, церковь базиликального типа. Из дворца в город вели монументальные ворота, выходившие на главную улицу, по сторонам которой располагались лавки и мастерские, где изготавливали стекло, ювелирный изделия и можно было приобрести продукты со всех концов Средиземноморья. Город был окружен массивной стеной. Водоснабжение было организовано при помощи акведука, единственного известного сегодня подобного сооружения времен вестготов.

Примером того, сколь сложными и неоднозначными могли быть отношения епископской и королевской власти в это время, служит история Масоны Меридского. Гот по происхождению и арианин по исповеданию, Масона был назначен королем епископом Мериды. Однако после нескольких лет пребывания на кафедре он принял никейское исповедание. В это время Мерида оказалась под властью мятежника Герменегильда. Когда в 582 г. Леовигильд вернул город, он попытался убедить Масону вернуться в арианство, однако тот отказался. На смену непокорному епископу был прислан новый. Масону же призвали в Толедо и потребовали отдать одну из ценных реликвий, которую он забрал, покидая меридскую кафедру, – тунику св. Евлалии. Получив отказ, Леовигильд отправил Масону в изгнание, из которого он смог вернуться уже при сыне Леовигильда короле Рекареде, когда никейское исповедание восторжествовало во всем королевстве.

Одним из важнейших нововведений Леовигильда стала чеканка золотой монеты со своим именем и изображением. Вестготы чеканили монету начиная с V в., но на золотых ставилось имя и изображение императора. С его же правлением связывают введение при вестготском дворе церемоний на манер восточно-римских: появляются такие символы власти, как трон и диадема, король начинает облачаться в особые одежды для публичных выходов.

Вскоре после вступления на престол второго сына Леовигильда – Рекареда был избран новый путь в религиозной политике. Рекаред решил положить в основу конфессионального единства королевства никейское исповедание. На собранном в 589 г. III Толедском соборе вестготский король объявил в присутствии духовенства и знати, что отныне единственным разрешенным исповеданием в королевстве будет никейское. Король пытался оказать давление на арианских епископов и побудить их к обращению. Он пригласил их на диспут с ортодоксами по вопросам конфессиональных различий, который завершился желанной для короля победой ортодоксальной партии. Третий Толедский собор стал поворотным событием в истории вестготского королевства, поскольку заложил основу новой политической традиции, в которой церковь заняла совершенно особое место в управлении страной.

Глава 2. «Вестготская теократия»: сакрализация королевской власти. Церковь и ее политическая роль. Толедские соборы

Вестготская монархия, сформировавшаяся после обращения короля Рекареда, представляет собой уникальное явление в государственно-политической истории Запада. С одной стороны, власть монарха распространялась на все стороны жизни испано-вестготского общества, включая даже некоторые вопросы церковного управления, с другой стороны, король не возглавлял испанскую Церковь, а его власть была ограничена правом и во многом зависела от позиции аристократических родов. Сочетание выборности и наследуемости престола и правление в тесном взаимодействии с Церковью делает вестготскую монархию более всего похожей на византийскую модель государственности, идеологическая составляющая которой нашла выражение в учении о «симфонии» императорской власти и Церкви.

Вестготские монархи, не претендуя на императорскую власть, стремились упрочить свое положение через возрождение некоторых римских традиций и институтов. В частности, начиная с Рекареда к имени короля стало добавляться имя Flavius, вызывая ассоциации с римскими императорами. В актах III Толедского собора 589 г. Рекаред именуется «священнейшим принцепсом» (sacratissimus princeps), «исполненным божественного духа», равноапостольным, православным королем (orthodoxus rex), «пастырем народа», «новым Константином» (поскольку подобно тому он созвал Собор) и «новым Маркианом» (так же, как и он, победившим еретиков). В честь короля стали возноситься аккламации. Была установлена даже новая система летоисчисления – от начала правления Рекареда. 75-й канон IV Толедского собора (633 г.) свидетельствует о введении клятвы верности монарху, которая приносилась всем народом и клиром. Восстающие против короля анафематствовались как нарушители этой клятвы.

Идеология христианской монархии была детально разработана в трудах Исидора Севильского. Согласно учению Исидора, власть составляет часть божественного замысла о спасении человека и имеет божественное происхождение. Поскольку после грехопадения человек не хочет повиноваться Богу по любви, Бог покоряет его силе других людей, чтобы из-за поврежденной воли человек не уклонялся все время в сторону зла. Таким образом, власть рождается как средство удержания человека в рамках естественного закона. Главная ее цель – издание законов и забота об их исполнении. Власть, по словам Исидора, это не dignitas (почет), а officium (служение). Долг монарха – защищать Церковь от тех, кто посягает на веру и на церковную дисциплину (от язычников, еретиков, схизматиков и иудеев). При этом королем может считаться только тот, кто правит, следуя праву, а тот, кто грешит и нарушает законы, не может называться королем и становится тираном.

Сакрализация власти монарха не подразумевала обожествления личности правителя. Король, хотя и являлся законодателем, сам должен был подчиняться законам (принятие 75-го канона IV Толедского собора, оформившего это положение законодательно, вероятно было связано с узурпацией Сисенанда, который возглавлял группировку знати, вынудившую предшествующего короля Суинтилу отречься от престола).

Власть вестготского короля считалась делегированной народом в момент избрания. Условием избрания было наличие у претендента определенных моральных качеств – чувства справедливости, набожности, милосердия (3-й канон V Толедского собора 636 г.). Вестготский трон не мог занимать иноземец (17-й канон VI Толедского собора 638 г.). От будущего короля требовались умеренность во всем и готовность защищать католическую веру. Избрание проводилось высшими должностными лицами королевства, представителями знати (primates gentis) и епископами от лица всего народа и должно было быть единодушным (10-й канон VIII Толедского собора 653 г.).

Начиная со второй половины VII в. центральным элементом церемонии избрания стал обряд помазания на царство, происхождение которого точно не установлено. В «Истории готов…» Исидора Севильского в связи с воцарением Рекареда говорится лишь о том, что он «regno est coronatus» (был коронован на царство). Первое упоминание о помазании на царство связано с избранием Вамбы в 672 г. Однако описавший эту церемонию св. Юлиан Толедский явно воспринимал ее как традиционную, т. е. установленную давно. В дальнейшем свидетельства о помазании вестготских королей становятся регулярными (например, решения XII Толедского собора, 681 г.). Вероятно, источником обряда стала ветхозаветная традиция помазания древнеизраильских царей.

После смерти или отречения предыдущего короля новый претендент на трон провозглашался войском. Далее следовал обряд помазания, который должен был проводиться только в храме апостолов Петра и Павла в Толедо. И, наконец, приносились присяги и клятвы верности. С этого момента жизнь короля и его семьи охранялась церковными постановлениями.

Вестготский король, подобно византийским императорам, имел право созывать церковные соборы. При этом он не вмешивался в богословские споры. Правомерность участия короля в избрании епископов отмечалась еще в конце VI в. в 3-м каноне II Барселонского собора. Однако 19-й канон IV Толедского собора запретил такую практику. Тем не менее в источниках зафиксировано множество случаев вмешательства королей в избрание епископов. Например, Сисебут требовал от таррагонского митрополита избрать его кандидата епископом Барселоны, а Вамба даже учредил новое епископство в своей дворцовой церкви (4-й канон XII Толедского собора). Начиная с XII Толедского собора (681 г.), король официально получил право назначать епископов, но только с согласия митрополита Толедского. Кроме того, как помазанник Божий он обладал правом помилования изменников, которые были отлучены от Церкви.

Огромную роль в истории вестготской монархии сыграли Толедские соборы. В отличие от византийских Соборов этого периода на них рассматривались не столько вопросы богословского характера, сколько дела, касающиеся церковной дисциплины, королевской власти и жизни страны в целом. Хотя Толедские соборы не издавали чисто светских законов, они санкционировали законы, изданные королем (например, об иудеях, о мятежниках). Соборные же постановления могли получить силу светского закона после одобрения со стороны короля. Толедские соборы собирались часто, но не регулярно. Помимо высших клириков в них принимали участие члены aula regia (королевского совета). Начиная с III Толедского собора (589 г.), большинство соборов (кроме IX, XI, XIII и XIV) имели общеиспанский характер.

III Толедский собор. Миниатюра X в.

III Толедский собор (589 г.), провозгласивший обращение в никейское исповедание короля Рекареда и всего народа, свидетельствовал о поражении оппозиции в лице епископов-ариан, присутствовавших на Соборе. Огромную роль в подготовке и проведении Собора сыграл св. Леандр Севильский. На Соборе были утверждены Никео-Константинопольский Символ веры и Исповедание веры Халкидонского собора, приняты 23 анафемы и 23 канона. Собор положил начало тесному взаимодействию Церкви и государства. Кроме того, с этим Собором связано распространение на Западе учения об исхождении Св. Духа «и от Сына» (filioque). Борьба с арианами требовала от испанских богословов особого внимания к доказательству единосущности Бога Отца и Бога Сына. Одним из пунктов их аргументации стало основанное на творениях блаженного Августина утверждение о том, что Св. Дух равно исходит и от Отца, и от Сына (a patre et filio procedere). Однако включение этой формулы (filioque), принимаемой по умолчанию всеми западными ортодоксальными богословами, в Никейский Символ веры в дальнейшем привело к конфликту с восточными греческими богословами и, в конечном итоге, к расколу Церкви. Хотя испанцы не стали вносить эту формулу в Символ веры, в VIII–IX вв. это учение с акцентом на первом варианте толкования было принято каролингскими богословами, а затем стало одной из причин разделения Западной и Восточной Церквей.

Следующие по хронологии два Толедских собора выпадают из общего ряда церковно-государственных соборов. Собор 597 г., в котором участвовали митрополиты Мериды, Нарбоны и Толедо и 13 епископов из разных провинций, занимался только вопросами церковной дисциплины и управления, а Собор 610 г., в котором участвовали 15 епископов, одобрил декрет короля Гундемара о превращении толедской кафедры в митрополичью и ее первенстве в провинции Картахена.

IV Толедский собор вновь стал общеиспанским. Созванный королем Сисенандом, он всецело был вдохновлен и возглавляем Исидором Севильским. В Соборе участвовали 6 митрополитов, 56 епископов и 7 представителей епископов. 75 канонов этого Собора освещают все стороны церковной жизни испанской Церкви (от учения о Троице до унификации богослужения), а также затрагивают вопросы, связанные с монархией.

Из последующих Соборов особенно значимы XI Толедский собор (675 г.), исповедание веры которого представляет собой развернутый богословский трактат, XII Толедский собор (681 г.), созванный в связи с низложением Вамбы и избранием королем Эрвига, а также XIV (684 г.) и XV (688 г.), возглавлявшиеся св. Юлианом Толедским и связанные с одобрением деяний VI Вселенского (III Константинопольского) собора и богословскими спорами, а также затрагивающие отношения с Римом.

В период варварских нашествий в Испании значительно возрастает влияние и авторитет римских пап. Начиная с папы Симплиция (468–483 гг.) назначаются викарные епископы (иногда не из числа местных, как например, при папе Симмахе, который в 514 г. назначил викарием для Испании Кесария Арелатского). Во многих местностях в V–VI вв. стала нарушаться древняя практика избрания епископов с согласия всего клира и народа, так что некоторые епископы обращались к римским папам с прошением восстановить прежний порядок (по этой же причине Таррагонский собор 516 г. принял канон (13-й), обязывающий митрополитов приглашать к участию в местных синодах не только епископов и пресвитеров городских церквей, но и сельских пресвитеров и мирян). 1-й канон III Толедского собора (589 г.) придал папским посланиям силу закона для испанской Церкви. I Брагский (561 г.), II Севильский (619 г.) и IV Толедский (633 г.) соборы по сути признали примат папы в вопросах веры. Папа часто выступал в роли апелляционной инстанции, к которой прибегали в случае возникновения споров между епископами внутри страны. При этом сам папа считался с той ролью, которую играли вестготские короли в испанской Церкви.

В течение V в. в Испании складывается система митрополий: митрополичьими становятся кафедры Таррагоны, Севильи, Мериды, Браги и Картахены. Однако из-за многочисленных войн границы митрополий до середины VII в. оставались неустойчивыми. На II Толедском соборе епископ Толедо нарекается митрополитом. Когда в 580 г. в Толедо переносится резиденция вестготских королей, толедская кафедра превращается в одну из самых влиятельных в Испании, потеснив даже авторитетнейших митрополитов Севильи. Несмотря на сопротивление картахенских митрополитов, которым толедские епископы подчинялись прежде (Картахена с 554 по 629 г. находилась под властью византийцев), первенство Толедо официально закрепляется Собором 610 г. 6-й канон VII Толедского собора (646 г.) учреждает при толедском митрополите постоянный синод, а 6-й канон XII Толедского собора (681 г.) дает толедскому митрополиту право рукополагать с согласия короля епископов на вакантные кафедры во всех диоцезах, по сути, превращая его в патриарха испанской Церкви (правда, этот титул никогда не использовался в Испании).

В вестготскую эпоху в Испании было 77 епскопств: 22 в провинции Картахена, 10 в Бетике, 13 в Лузитании, 9 в Галисии, 15 в Таррагоне и 8 в Нарбонской Галлии (но ни одного в земле басков, которые оставались язычниками). Роль епископов в общественной жизни вестготской Испании была высока. Епископам принадлежали широкие судебные полномочия в делах, связанных с религией (включая отношения с иудеями, язычество, колдовство). Они выступали в качестве третейских судей в гражданских делах, осуществляли посреднические функции в конфликтах между знатными родами, входили в состав королевского совета, следили за взиманием налогов.

Хотя еще в VI в. епископы получили право на 1/3 ренты с относящихся к их диоцезам земель (8-й канон Таррагонского собора 516 г.), значительные денежные средства у испанской Церкви появляются только в VII в. благодаря многочисленным пожертвованиям. Например, при церкви св. Евлалии в Мериде был создан фонд помощи нуждающимся с начальным капиталом в 2000 солидов. Вероятно, наличие свободных средств часто приводило к нарушениям, так что светские и церковные власти вынуждены были повторять постановления о запрете ростовщичества для клириков. Епископы по сути выполняли функции патронов, а потому их стала окружать многочисленная свита. Еще одним источником церковных доходов стал сбор десятины, треть которой получал епископ, треть передавалась приходским священникам, а треть шла на общецерковные нужды.

Распространение целибата в VI в. подкреплялось требованиями Соборов, чтобы священники максимально избегали контактов с посторонними женщинами и проживали либо со своими матерями и сестрами, либо с братьями и товарищами. Если у священников все-таки были дети, по достижении 18-летия они проходили собеседование с епископом в присутствии всего клира и народа и, если оказывались достойны и изъявляли желание не вступать в брак, то после трехлетнего испытания поставлялись в субдиаконы. В VII в. при доминировании целибата многие епископы стремились сохранить кафедры за своими родственниками – братьями и племянниками. Поэтому известны целые династии епископов.

Монахи упоминаются в испанских источниках с конца IV в. Организаторами монашеской жизни изначально выступали местные епископы. В связи с господством ариан монастырей до обращения Рекареда было мало. Во второй половине VI – начале VII в. в Испании начинают распространяться местные монашеские уставы, основанные на восточных традициях. Большое значение для активизации монашеской жизни имела деятельность св. Мартина Брагского. Самые известные монашеские уставы были составлены святыми Леандром, Исидором Севильским и Фруктуозом. В основе этих уставов лежат как восточные образцы (например, Устав прп. Пахомия Великого), так и западные (монашеские правила блж. Августина, прп. Иоанна Кассиана и прп. Бенедикта Нурсийского). Помимо мужских и женских монастырей в вестготской Испании существовали так называемые фамильные монастыри, основанные на средства знатных родов, члены которых вместе с друзьями и родственниками часто проживали в этих монастырях. Также было много «двойных» монастырей, в которых раздельно жили монахи и монахини (хотя на Востоке такая форма общежития осуждалась еще в IV в.). Наконец, было множество анахоретов и отшельников, не подчинявшихся ни местным епископам, ни аббатам организованных монастырей. С середины VII в. аббатов крупных монастырей начинают приглашать к участию в поместных соборах.

В VI в. начинается процесс унификации богослужения. Испанскую литургическую традицию до начала VIII в. принято называть «древним испанским», или «вестготским» обрядом. Его происхождение точно не установлено (одни исследователи считают его остатком североафриканской традиции, другие указывают на близость к галликанскому богослужению). Поскольку поместные Соборы предписывали приходским храмам брать за образец богослужение кафедральных соборов (1-й канон Жиронского собора 517 г. для Таррагоны; I Брагский собор 561 г. для Галисии), региональные различия в этот период только усиливались. После возвышения Толедо была сделана попытка упорядочить богослужение в Вестготском королевстве, защитив его от растущего влияния римского обряда. Как составители молитвословий и литургических книг (Сакраментария, Антифонария, Лекционария и др.) прославились Леандр и Исидор Севильские, Иоанн Сарагосский, Евгений II, Ильдефонс и Юлиан Толедские и др.

Глава 3. Вестготское королевство во второй половине VII – начале VIII в.

Изменения в отношениях между мирскими и церковными властями, отразившиеся в истории Толедских соборов, повлияли на все стороны жизни Вестготского королевства и очень серьезно обновили его политическую систему. Объединение христиан полуострова в единую общину и утверждение власти вестготских правителей на всей его территории (после окончательного изгнания византийцев при короле Суинтиле (621–631 гг.)) окружили королевскую власть ореолом могущества. Полнота власти короля предполагала полноту ответственности за судьбы подданных. Эти представления стали основополагающими в активной законотворческой деятельности вестготских правителей.

В VII в. была осуществлена кодификация королевских законов, которая прошла через две редакции. Первая из них была подготовлена в правление Хиндасвинта (642–653 гг.), а его сын и наследник король Рецесвинт (653–672 гг.) в 654 г. объявил о вступлении в силу на всей территории, подвластной вестготам, этого нового свода законов, получившего название «Liber iudiciorum» («Книга приговоров», в русскоязычной традиции известна как «Вестготская правда»).

Эта кодификация стала продолжением традиции, начатой вестготскими королями еще тулузского периода, которые создавали своды законов, расценивая законотворчество как одно из важнейших средств легитимации и укрепления своей власти. В 506 г. с опорой на Кодекс Феодосия был составлен Римский закон вестготов (Lex Romana Visigothorum), также известный под названием Бревиарий Алариха (Breviarium Alaricianum). Почти ко всем законам, вошедшим в его состав, были присоединены толкования, часто взятые из древних юридических источников. Свод Алариха II сыграл большую роль в будущей судьбе римского права в Западной Европе; на протяжении нескольких столетий римское право было известно только в той форме, которую придали ему правоведы вестготского короля. Первое собрание законов, адресованных вестготскому населению королевства, было создано и записано при короле Эврихе (466–485 гг.), затем при Леовигильде (568–586 гг.) его обновили. Кодексы Эвриха и Леовигильда были предназначены для готов, на них же опирались при решении споров римлян с готами.

Действие законов, вошедших в свод Хиндасвинта и Рецесвинта и опубликованных в 654 г., распространялось на все население королевства. Поэтому «Книга приговоров» считается одной из самых ранних для Средневековья попыток установить систему унифицированного территориального права. Вторая редакция этого свода была предпринята в правление Эрвига (680–687 гг.). Последние добавления в кодекс были сделаны при Эгике (687–701 гг.). Отличительной особенностью этого памятника является очень сильное влияние римского права как на содержание норм, так и на их форму. «Книга приговоров» состоит из 500 законодательных положений, в которых содержатся сведения о статусе различных социальных групп, политическом строе, положении Церкви и многое другое.

Король Хиндасвинт, при котором была осуществлена основная работа по составлению «Книги приговоров», имел славу энергичного и жестокого правителя. Несмотря на преклонный возраст – он был провозглашен королем, когда ему было почти 80 лет, – он сумел преобразовать очень многое в политическом строе королевства. Прежде всего Хиндасвинт добивался подчинения знати и превращения ее в послушный инструмент управления. После масштабных репрессий, сопровождавшихся конфискациями имущества многих семей, составлявших вестготскую элиту, король потребовал и от светских магнатов, и от епископов утвердить и поклясться исполнять закон, по которому злой умысел и действия против короля карались смертью и конфискацией владений. Другие нормы, сформулированные при Хиндасвинте, касались упорядочения фискальной системы, а также некоторых вопросов организации местной власти. Хиндасвинт конечно не был создателем политико-административной структуры Вестготского королевства, но он, безусловно, был одним из ее преобразователей, и значительная часть информации, которой мы располагаем о ней, появилась благодаря его деятельности.

Король в Вестготском королевстве обладал всей полнотой власти, однако признание столь высокого положения не делало его персону неприкосновенной: из-за выборного характера королевской власти король всегда должен был учитывать интересы той части элиты, которая способствовала его избранию (как правило это были коалиции влиятельных родов). Большинство тех, кто был причастен к выборам, входили в совет при короле – aula regia, на который собирались также представители местной власти, королевские наместники (дуксы и комиты), исполнители высших придворных должностей. Этот орган помимо совещательных функций обладал также и судебными полномочиями, являясь по сути верховной судебной инстанцией страны. К центральным органам управления следует отнести и Соборы (подробнее см. гл. 2).

Круг приближенных короля, принимавших участие в управлении, оформился в «службу дворца» (officium palatii), в организации которой прослеживается немало общего с позднеримским и византийским императорскими «дворцами». В этой службе сложилось несколько ведомств, которые управлялись придворными высшего ранга, именовавшимися комитами.

На местах королевскую власть представляли дуксы и комиты. Первые возглавляли провинции, деление на которые вестготы переняли от римской империи. Они сосредотачивали в своих руках как гражданское, так и военное управление. Дуксам подчинялись комиты городов, назначавшиеся в крупные муниципальные центры. Кроме того, существовала должность судьи, который скорее всего назначался комитом для непосредственного ведения судебных разбирательств на местном уровне.

Наместники короля, обладая помимо прочего фискальными полномочиями, занимались организацией сбора налогов, перехватив эту функцию у органов муниципального самоуправления – курий. Последние, хотя и продолжали действовать во многих городах, утеряли свое прежнее значение как орган власти. В большей степени местной королевской администрации приходилось считаться с авторитетом епископов, которые также обладали фискальными, судебными и административными полномочиями в своих диоцезах.

Из всех институтов римской империи наиболее последовательно вестготы сохраняли фискальную систему. Существование регулярного налогообложения было важным фактором устойчивости Вестготского королевства. Фиск делился на три части: королевское движимое имущество (сокровищница, thesaurus), королевские земельные владения (patrimonium), общественная казна. Налоги, которые собирались с населения, шли на пополнение казны. В основе налогообложения лежал принцип римского кадастра, сочетающего поземельное и подушное обложение. Помимо этого в фиск поступали судебные штрафы, имущество, конфискованное у мятежников, иудеев и преступников.

Король Вамба (672–680 гг.), избранный после Рецесвинта, начал свое правление с похода против басков. Еще до окончания военных действий он узнал о мятеже Хильдериха, комита Нима. Когда посланный для подавления мятежа Павел, дукс Септимании, провозгласил себя королем в Нарбоне и при поддержке дукса Тарраконской Испании начал готовиться к войне с Вамбой, король лично выступил против мятежников и быстро овладел ключевыми крепостями восставших. Павел был вынужден капитулировать. Его отправили в Толедо, где над ним и его сообщниками был устроен показательный процесс. По приговору суда имущество мятежников было конфисковано, они были подвергнуты публичному острижению волос и объявлены узниками пожизненно.

«История короля Вамбы»

Подробные сведения о мятеже Павла содержатся в «Истории короля Вам бы», написанной епископом Толедо Юлианом (644–690 гг.), современником и участником этих событий. Его сочинение включает описание самого мятежа и его подавления (672–673 гг.), а также три документа: послание Павла к Вамбе, в котором предлагалось уладить дело миром; памфлет против Павла, озаглавленный «Обличение смиренным историком тирании в Галлии» и возможно написанный самим Юлианом; наконец, официальный приговор Вамбы – «Осуждение, обнародованное против вероломства тиранов». В «Истории короля Вамбы» Юлиан пытался подражать античным классикам, в первую очередь Саллюстию, а также Титу Ливию. Известно, что Юлиан Толедский был автором еще 17 сочинений – по преимуществу теологических трактатов и стихотворных произведений, однако большинство их утрачено. Полностью сохранились только два текста, посвященных толкованию эсхатологии.

Трудности в организации войска, с которыми столкнулся Вамба во время своих походов, побудили его издать закон, по которому люди, сразу не выполняющие воинский долг в случае вражеского нападения, теряли свое состояние и свободу. Причем это распространялось и на клириков. Кризис вестготского войска этого периода отражает изменения в социальных отношениях, происходившие в королевстве. Существовавшая издревле система организации вестготской армии, при которой все свободные люди участвовали в военных кампаниях, была теперь неэффективной. Дуксы и комиты, которые де факто отвечали за формирование военных отрядов в своих провинциях, нередко под тем или иным предлогом не являлись по приказу короля. Дело в том, что они со временем стали рассматривать свои должности не как службу королю, но как пожалование, наделявшее их возможностью распоряжаться подвластными им землями и проживающими там людьми по собственному усмотрению. Фактически король мог твердо рассчитывать лишь на ту часть войска, которую составляли его «верные» (fideles), т. е. те, кто был связан с королем личной зависимостью.

Правление Вамбы было насильственно прервано 14 октября 680 г. Эрвиг, сын византийца Ардабаста, прибывшего в Испанию при Хиндасвинте, поднес Вамбе напиток из саротамнуса. В результате отравления Вамба потерял сознание. Так как создавалось полное впечатление, что король с минуты на минуту умрет, его соборовали и по вестготскому обычаю надели на него монашескую одежду. Тем самым он переходил в духовное звание и лишался возможности править страной. Когда через несколько часов Вамба очнулся, его принудили подписать отречение от престола и отослали в монастырь Памплиега, где он прожил еще 12 лет.

В 683 г. на XIII Толедском соборе приход к власти Эрвига был признан законным, но действия, подобные тем, что предпринял новый король, впредь запрещались под страхом смерти. Эрвиг передал власть Эгике (687–701 гг.), своему зятю и племяннику Вамбы, получив от него обещание неприкосновенности жизни и имущества своей семьи. Несмотря на данное обещание, сразу после вступления на престол Эгика объявил свой брак с дочерью Эрвига незаконным и начал преследование тех, кто поддерживал свержение Вамбы. Эгике наследовал его сын Витица (701–708/709 гг.), о правлении которого сохранилось мало достоверных свидетельств. После его смерти произошел раскол среди дворцовой знати, участвовавшей в выборах нового короля. Часть из них выступала за передачу престола старшему сыну Витицы – Агиле. Другие, вероятно, прежде всего те, кто пострадал от конфискаций Эгики, предложили кандидатуру правителя Бетики Родериха (в исп. транскрипции Родриго), который и был провозглашен королем. Не признавшие нового короля магнаты вместе с Агилой обосновались в Тарраконе. Этот конфликт создал благоприятные условия для внешних вторжений.

Несмотря на политическое господство готов, культура Испании по-прежнему оставалась латиноязычной. Готская письменность, хотя сохранялась еще и в VII в., после поражения ариан стала быстро выходить из употребления. Все значимые произведения были написаны на латинском языке, даже если их авторы по происхождению были готами.

Наличие в Испании большого числа испано-римлян способствовало сохранению преемственности с культурой римской Испании. Вестготская система образования воспроизводила позднеантичную школьную систему изучения тривиума (грамматика, риторика, диалектика) и квадривиума (арифметика, геометрия, музыка, астрономия). Сами школы существовали в крупных городах под патронатом епископов и при монастырях, а потому делали акцент на религиозном образовании. При этом, благодаря многочисленной иудейской диаспоре, испанские христиане имели возможность изучать еврейский язык, а пребывание византийцев на территории Испании создавало условия для изучения греческого языка. Особое влияние на развитие образования и книжной культуры оказали, вероятно, выходцы из Северной Африки, принесшие с собой переработанные труды античных авторов (разного рода эпитомы, комментарии и т. п.). Известно о существовании богатых библиотечных собраний в Севилье, Толедо и Сарагосе.

Самым значительным автором вестготской эпохи несомненно является Исидор Севильский, чьи «Этимологии» (иначе – Origines) сохранили для Средневековья наиболее важные элементы античной культуры. Гигантский для того времени объем сочинения (448 глав в 20 книгах), охватывающего самые разные области знания, позволяет называть его раннесредневековой энциклопедией.

Исидор Севильский

Исидор Севильский родился ок. 560 г. в Новом Карфагене (совр. Картахена). Он происходил из знатной испано-римской семьи христиан Севериана и Теодоры. Два его брата были епископами – Леандр в Севилье, Фульгенций – в Картахене и Эсихе, а сестра Флорентина стала аббатисой ею же самой основанного монастыря неподалеку от Эсихи. Все они были причислены к лику святых. Исидор получил очень основательное образование в церковной школе в Севилье и овладел помимо латыни также греческим и ивритом. Он сменил своего брата Леандра на севильской кафедре и вошел в круг приближенных короля Рекареда. Скончался Исидор в 636 г. и был похоронен в Севилье. При мусульманах мощи святого оставались в этом городе до середины XI в., когда эмир Севильи стал данником Леоно-Кастильского короля Фернандо I и передал в Леон мощи св. Исидора Севильского как часть ежегодной дани. Мощи были помещены в базилику Сан Исидро, где остаются и по сей день.

Исидор Севильский. Миниатюра X в.

Хотя некоторые исследователи говорят об «исидоровом ренессансе», расцвет античных традиций оказался кратковременным и довольно поверхностным. Большинство греческих и римских писателей были доступны даже Исидору только в позднеантичных переложениях (например, известно, что Сенеку Исидор читал в подлиннике, а грамматику Доната знал скорее всего в переработке североафриканского грамматика Помпея). С риторикой Цицерона и Квинтиллиана вестготы знакомились через творения Отцов Церкви, с диалектикой, арифметикой и геометрией – через труды Боэция, Кассиодора и Марциана Капеллы. Тем не менее, писательством занимались даже вестготские короли. Королю Сисебуту принадлежат «Житие Дезидерия» и астрономическая поэма, написанная гекзаметром. Писателями были и короли Хинтила, Хиндасвинт, Рецесвинт и Вамба.

Историописание было представлено произведениями разных жанров: «Хроникой» Иоанна Бикларского, охватывающей события 567–590 гг., «Историей о королях готов, вандалов и свевов» Исидора Севильского, продолжением биографического сочинения Иеронима «О знаменитых мужах» и «Историей короля Вамбы» Юлиана Толедского.

Христианское богословие развивалось в Испании по нескольким направлениям. Тому же Исидору принадлежат систематические толкования на книги Священного Писания. Его «Сентенции», представляющие собой выдержки из творений Августина, Иеронима и папы Григория Великого, пользовались огромным авторитетом на протяжении Средних веков. В испанской Церкви, в сравнении с Востоком, ересей почти не было (за исключением арианской и присциллианской), поэтому все силы апологеты отдавали борьбе с язычеством и иудейством. Юлиану Толедскому принадлежит значительное сочинение по эсхатологии – «Prognosticon futuri saeculi». В области мариологии заметное место занимает труд Ильдефонса Толедского «О Приснодевстве Св. Марии». Ему же принадлежит сочинение о богословии таинства Крещения. Развивается житийная литература (самое значительное произведение – анонимные Жития Отцов Мериды).

Вестготское изобразительное искусство нам известно в основном по декоративной скульптуре и изделиям мастеров ювелирного дела. Клад из Гуаррасара, найденный в середине XIX в., стал самой знаменитой ювелирной «коллекцией», созданной в Вестготском королевстве. Он включал две золотых вотивных короны с именами вестготских королей Рецесвинта и Суинтилы, а также несколько корон меньшего размера и кресты. Украшенные жемчугом и драгоценными камнями, эти предметы отличаются тщательностью в обработке мельчайших деталей, но при этом не слишком усложненным орнаментальным мотивом.

Вестготская архитектура стала, по всей вероятности, прямым продолжением позднеримских традиций и не обладала самобытными чертами, которые позволили бы говорить об особом архитектурном стиле. Многочисленные резные капители, пилястры, каменные и стуковые накладки и фризы, относящиеся к эпохе Вестготского королевства, говорят о повсеместном распространении искусства каменной резьбы и ее широком использовании в оформлении зданий. Однако о том, как выглядели эти здания, мы можем сегодня судить только по реконструкциям. Почти вся архитектура, достоверно датируемая VI–VII вв., представляет собой археологические памятники (исключение составляют три церкви в Эстремадуре). Те несколько сохранившихся храмов (Сан Хуан де Баньос, Сан Педро де ла Наве, Санта Мария в Мельке и др.), которые прежде относили к памятникам вестготской архитектуры, сегодня считаются постройками более позднего времени. Из-за изменения датировок маловероятной признается традиционная версия о том, что именно вестготы создали форму подковообразной арки, ранее считавшейся главным достижением вестготского архитектурного стиля.

Испанские евреи и их потомки в других странах мира называются сефардами – в отличие от различных восточных еврейских общин и от средневековых франко-германских евреев и их потомков в Восточной Европе – ашкеназов. Топоним Сефарад появляется в Библии («изгнанники Иерусалима в Сефараде», Авд. 1:20), в арамейских переводах этой книги Сефарад заменяет Аспамия, а затем и Испания. С VIII–IX вв. еврейские источники под Сефарадом подразумевают мусульманскую Испанию. Согласно легенде, возникшей уже в X в. в окружении придворного еврея и лидера андалусийского еврейства Хасдая ибн Шапрута, история сефардов началась еще в VI в. до н. э., после разрушения Первого храма вавилонянами, когда евреи-аристократы из колена Иуды, жители Иерусалима, будучи изгнаны из Иудеи, дошли до Пиренеев и осели там. Эта легенда демонстрировала, что сефарды были самыми ранними – сравнительно с христианами и мусульманами – жителями Испании и самого высокого – сравнительно с евреями других стран – происхождения. Она стала фундаментом элитарного самосознания сефардов, видевших себя самой родовитой, богатой и политически могущественной, самой интеллектуально и духовно развитой общиной еврейской диаспоры.

В действительности еврейское присутствие на Пиренейском полуострове зафиксировано с I в. н. э.; вероятно, сюда, как и в другие регионы будущей диаспоры, докатилась волна эмиграции из Палестины, вызванная поражением евреев в Иудейской войне (69–73 гг.) и последовавшими репрессиями. В римскую и в начале вестготской эпохи евреи составляли часть городского испано-римского населения, обладали гражданскими правами и свободой вероисповедания. Некоторая сегрегация и дискриминация евреев началась с распространения на полуострове христианства и была узаконена на Эльвирском соборе в начале IV в., но особенно строгая религиозная политика началась при вестготах, с принятием ими никейского исповедания в конце VI в. На протяжении столетия, с указа короля Сисебута (613 г.), изгнавшего всех евреев, не пожелавших перейти в христианство, и до арабского завоевания (711 г.), еврейская политика вестготских монархов функционировала по системе маятника. Указы об изгнании или всеобщем обязательном крещении, издаваемые Толедскими соборами и королями (Сисебутом, Сисенандом, Хинтилой, Рецесвинтом, Эрвигом), отменялись их преемниками, которые позволяли изгнанникам возвратиться, а обращенным – вернуться к вере отцов, после чего, впрочем, отступничество от новой веры вновь осуждалось и за него устанавливались суровые наказания. Неофитский энтузиазм первых вестготских никейцев побудил их нарушить каноническое право, с Блаженного Августина запрещающее насильственное крещение евреев.

Более поздние короли действовали аккуратнее, принуждая евреев сменить веру жесткой экономической дискриминацией и целым рядом культовых запретов, которые делали соблюдение иудаизма практически невозможным. Так, «Книга приговоров» запрещает евреям владеть рабами-христианами, торговать с христианами и покупать у них какую-либо собственность, которая в случае такого нарушения отходит в королевскую казну; кроме того, евреи не могут праздновать Песах и прочие свои праздники, соблюдать субботу, устраивать свадьбы по своему закону, исполнять диетарные предписания и т. п. И наконец, в 694 г. евреи были обвинены в сговоре со своими северо-африканскими соплеменниками с целью свергнуть испанскую королевскую династию, после чего XVII Толедский собор постановил конфисковать еврейскую собственность, всех евреев обратить в рабство, причем их хозяева должны были отвечать за ревностное соблюдение ими христианских обрядов. Еврейских детей следовало отнять у родителей, отдать на воспитание в христианские дома и впоследствии сочетать браком с христианами. Когда вскоре после этого началось мусульманское завоевание, евреи, согласно христианским и некоторым арабским источникам, сразу стали союзниками завоевателей и вступали в арабские гарнизоны, оставляемые в захваченных крепостях. Христианская легенда, не подтвержденная арабскими источниками, зато популярная у более поздних испанских авторов, иллюстрировавших ею тезис о еврейском вероломстве, гласит, что евреи открыли арабам ворота Толедо.

Вышеизложенные сведения о существовании евреев в вестготской Испании не получили однозначной интерпретации в науке. Прежде всего, остается неясным, о какой общности идет речь в обсуждаемых документах – о евреях или о крещеных евреях, конверсо: либо вплоть до конца VII в. в Испании сохранялось еврейское население, официально исповедующее иудаизм, и это означает, что указы о всеобщем крещении, равно как и постановления, содержащиеся в «Книге приговоров», сразу же отменялись или не исполнялись; либо открытых иудеев в Испании не было с эдикта Сисебута, а все вестготское законодательство под словом «евреи» подразумевает «крещеных евреев». Во-вторых, существуют разные точки зрения на авторство вестготской политики в еврейском вопросе и на ее мотивацию. Большинство антииудейских постановлений издавались Толедскими соборами, однако соборы всегда собирались и возглавлялись вестготскими королями, поэтому сложно сказать, какой институт стоял за проводимой ими политикой – Церковь или корона. Также по-разному оцениваются причины такой политики: то ли короли руководствовались собственными религиозными взглядами, то ли выполняли волю духовенства, поскольку нуждались в поддержке Церкви в деле централизации страны, то ли пытались христианизировать евреев с целью религиозной унификации населения. И наконец, существуют разные оценки роли самих евреев: от видения в них пассивных жертв, в лучшем случае пользующихся поддержкой мятежной вестготской знати, до приписывания им определенного финансового и политического веса, достаточного, чтобы составить при дворе мощное лобби, способное не только отменять или замораживать антиеврейские законы, но даже влиять на дворцовые интриги и смену монархов. Сторонники первой точки зрения принимают известия о заговоре 694 г. за клевету, сторонники второй – не видят в них ничего невероятного.

VII век стал эпохой наивысшего расцвета королевства вестготов – особой формы политической организации, сложившейся на основе распадавшейся имперской системы. Влияние именно римского наследия стало определяющим. Его сознательное сохранение и использование характерно для всех сфер жизни страны в то время, начиная от технических приемов в строительстве, заканчивая организацией фиска, правом и, конечно, интеллектуальной культурой и словесностью.

Наибольшую опасность для Вестготского королевства, хотя и не вполне осознававшуюся тогдашними правителями, представляла экспансия арабов, занявших к тому моменту практически всю Северную и Северо-Западную Африку. Первые столкновения с арабами произошли, вероятно, еще в правление короля Вамбы, которому удалось отразить натиск завоевателей и разгромить их флот. Однако спустя несколько десятилетий король Родерих потерпел поражение от арабов в сражении на р. Гвадалете в 711 г. Началось мусульманское завоевание Испании.

К концу VII столетия стали проявляться изъяны в сложившейся организации власти. Основным из них, пожалуй, можно считать несоответствие претензий и представлений королей о пределах своей власти и реальных возможностей для их воплощения. Поэтому, когда 711 г. король погиб в сражении, а вместе с ним, по всей видимости, значительная часть наиболее влиятельной знати, защищать и восстанавливать прежний порядок оказалось некому. Хотя королевская власть не исчезла сразу же после битвы при Гвадалете – в провинции Тарракона и в Нарбоне продолжали править потомки Витицы – Агила II (710–716 гг.) и Ардон (714/716–720 гг.), именовавшиеся королями, но преемников у них не оказалось. Королевство вестготов прекратило свое существование.

[5]

Внутренний политический кризис Вестготской монархии совпал по времени с появлением активного и агрессивного соседа на африканском побережье: в начале VIII в. эти территории осваивались мусульманами. Их заинтересованность в богатых пиренейских землях с портами, внутренними рынками сбыта и открывавшимися отсюда возможностями для внешней торговли, с плодородными зонами и сравнительно благоприятным климатом, довольно быстро предрешила дальнейший ход истории.

Покорение Испании мусульманами привело к гибели Вестготского королевства и на много столетий определило политический, социальный и культурный облик этого региона. В течение восьми веков на Пиренейском полуострове исповедовали ислам, существовала мусульманская государственность (в разное время в разных формах), действовали законы шариата. Совершенно новая для Запада социальная форма, характерная для мусульманского Востока, была принесена сюда впервые и развивалась также в новых и для нее условиях, с одной стороны, – адаптируясь, изменяясь, с другой, – будучи неразрывно связанной с метрополией и стремясь сохранять и оберегать принципиально важные для собственной идентичности базовые элементы, которые, безусловно, были генетически восточными.

Встреча двух цивилизаций – западной и восточной, – произошедшая в Средние века на столь обширной и важной для средиземноморского мира территории, как Испания, в известном смысле уникальна. Длительные контакты между ними одарили человечество удивительными страницами истории, высокими достижениями культуры, взаимным обогащением в экономическом, социальном, научном плане. Например, многие достижения античной культуры, будучи восприняты мусульманами, именно через тех из них, кто творил в Испании, попали в Европу.

Оценивая опыт такой «встречи», приведшей к долгому соседству, одни специалисты больше интересуются сугубо ориенталистскими темами, предпочитая видеть в Аль-Андалусе (так мусульмане называли земли на Пиренейском полуострове) типично исламское государство и общество, сосредоточенное на внутренних задачах и в известном смысле самодостаточное. Другие, напротив, ищут в ней пример межцивилизационного контакта, возможности сосуществования ислама и христианства, Востока и Запада, урок повседневной религиозной терпимости и политической толерантности власти. Третьи склонны во многом негативно оценивать исламское присутствие на полуострове, затормозившее, по их мнению, оформление здесь государственности западного образца, что сказалось в запоздалом образовании крупных христианских королевств и развитии феодальных отношений.

В любом случае, речь идет об уникальной и в высшей степени поучительной главе испанской истории, к материалу которой, без сомнения, следует подходить с исторической точки зрения, т. е. учитывая особенности эпохи. Европоцентризм, свойственный современному образованному читателю, не имеющему специальной медиевистической подготовки, чаще всего заставляет удивляться и недоумевать больше, нежели всерьез интересоваться таким феноменом, как восьмисотлетнее соседство христиан и мусульман в Испании. Однако в системе средневекового, особенно раннесредневекового, мышления такое явление не выходило за пределы нормального. В этом опыт западного и восточного миров совпадали, что, собственно, и сделало их встречу возможной.

Глава 1. Очерк политической истории

На протяжении всего Средневековья в арабоязычном мире Пиренейский полуостров обозначался термином «аль-Андалус» (возможно, название происходит от арабского «аль-андалис» – вандалы, хотя есть и другие версии). С VIII в., т. е. после того, как бо́льшая часть полуострова была подчинена мусульманами, термин «аль-Андалус» в исламской традиции соответствовал латинской Hispania, или Spania. По мере отвоевания христианами территорий на Пиренейском полуострове «страна» Аль-Андалус сокращалась, и со второй половины XIII в. так стали называть лишь Гранадский эмират. В современной историографии этим понятием пользуются для обозначения мусульманских владений в Испании в VIII–XIV вв. Последние два столетия мусульманской государственности на полуострове, представленной исключительно Гранадским эмиратом, обычно выделяют в самостоятельный раздел, используя понятия Гранадское королевство или Гранадский эмират.

Арабы, в VII в. вышедшие за пределы Аравийского полуострова и начавшие масштабные завоевания на Ближнем Востоке, к началу VIII в. создали обширное государство с центром в Дамаске. В своих походах они доходили до Константинополя, одерживали победы в Северной Индии и на Кавказе, в Малой Азии и Северной Африке. Дамаскскому Халифату подчинялись покоренные территории, которые были превращены в провинции и управлялись наместниками или, по-арабски, эмирами. Эмират, существовавший в Северной Африке, на протяжении первого столетия хиджры (которое отсчитывают от 622 г. н. э.) неуклонно рос, впитывая все новые и новые, более западные территории. Отсюда уже хорошо были видны богатые земли сопредельного обширного полуострова.

В отличие от прочих предпринятых арабами военных кампаний в первое столетие хиджры, завоевание Испании было быстрым, дерзким и достаточно легким. Следует, впрочем, отметить, что и латинские и арабские хроники VIII в. очень кратки и склонны к мифологизации событий. Однако и те и другие ничего не сообщают о великих битвах, многомесячных осадах, кровопролитных противостояниях и упорном сопротивлении населения. По всей вероятности, задача покорения полуострова мусульманами действительно была решена в ходе нескольких стремительных кампаний, чему в немалой степени способствовало плачевное состояние Вестготского королевства, переживавшего период внутреннего кризиса.

В начале лета 710 г., когда в Толедо на трон взошел Родриго, арабы уже утвердились на севере Марокко (до того Северо-Западная Африка принадлежала Византии) и завершали покорение центрального Магриба под предводительством правителя Ифрикии Мусы бен Нусайра. Пиренейский полуостров с плодородными землями и процветающими городами стал их следующей целью. Муса бен Нусайр по собственной инициативе и без санкции Дамаска, заручившись поддержкой экзарха Се́уты, которая до той поры все еще оставалась византийской, решил попробовать завладеть прибрежными испанскими территориями. Экзарх, известный по нарративным памятникам как граф Юлиан, облегчил первую мусульманскую экспедицию на полуостров, и в месяц рамадан 91 года хиджры (июль 710 г.) отряд мусульман в 400 человек под предводительством бербера Тарифа атаковал остров у иберийских берегов (который и поныне носит имя Тарифа). В это время король Родриго находился на севере, в районе Памплоны, пытаясь усмирить басконов. Успех Тарифа заставил местоблюстителя Мусы, Та́рика бен Зийада (он был бербером по этнической принадлежности и «маула́» Мусы, т. е. вольноотпущенником и клиентом бен Нусайра) сформировать войско из 7 тыс. человек, в большинстве своем берберов по происхождению, которое при помощи флотилии графа Юлиана перебралось через пролив и высадилось у горы Кальпе (будущий город Гибралтар, по-арабски Джабал Тарик, гора Тарика) в апреле или мае 711 г. Тарик отошел от места высадки и обосновался немного западней, напротив маленького острова, названного Зеленым (аль-Джазират аль-хадра, откуда происходит название Альхесирас). Несколькими неделями позже при Гвадалете произошло решающее сражение между мусульманским войском и армией Родриго, закончившееся поражением вестготов. Теперь ворота Андалусии были открыты перед Тариком.

Практически не встречая сопротивления, мусульмане быстро продвигались вглубь испанских территорий. В октябре 711 г. они овладели Кордовой. Столица вестготских королей, Толедо, сдался чуть позже без сопротивления. Муса, опасавшийся, что вся слава побед достанется Тарику, поспешил в Испанию в июне 712 г. с войском в 18 тыс. человек, которое в основном состояло из арабов; военачальниками были кайситы и йеменцы. После завоевания Севильи и Мериды, объединив в Толедо свои силы с Тариком, Муса направился к Сарагосе, овладение которой означало контроль над всей долиной Эбро. В тот самый момент, когда, пройдя по астурийским землям, эмир готовил войска к вторжению в Галисию, халиф аль-Уалид приказал ему и его верному помощнику вернуться в Сирию. Летом 714 г. Муса бен Нусайр и Тарик покинули Испанию, практически полностью завоеванную, чтобы никогда больше не увидеть ее.

Испания в VII – начале IX в.

При преемнике и сыне Мусы, Абд аль-Азизе (714–716 гг.), мусульмане продвинулись на север, к Пиренеям, взяли Памплону, Таррагону, Барселону, Жирону и Нарбону. Кроме того, Абд аль-Азизу удалось утвердить свою власть над Эворой, Сантареном и Коимброй; успешно овладеть Малагой и Эльвирой, распространив свое влияние на регион Мурсии, где был подписан договор с Теодомиром, правившим здесь вестготским магнатом (отсюда арабское название провинции – Тудмир).

В течение пяти-шести лет мусульманская конкиста Иберийского полуострова была завершена. Под властью пришельцев оказались земли будущей Андалусии, центральные районы, побережье Леванта, некоторые земли Септимании. Лишь в труднодоступных северных горных районах мусульмане не искали удачи. Успех военных кампаний мусульман следует объяснять не только внутриполитическим кризисом, поразившим Вестготское королевство, но и весьма сложной социальной ситуацией, сложившейся к началу VIII в. на полуострове. Местное население, истощенное поборами светских и церковных магнатов, нередко поддерживало завоевателей, видя в их победах поражение своих угнетателей. Стремление освободиться от рабства также руководило частью вестготов и испано-римлян. Еще одной категорией населения, открывавшей перед мусульманскими войсками ворота городов, были иудеи, положение которых в Вестготской монархии было бесправным и чрезвычайно тяжелым. Многие магнаты, по существу уже при вестготах самостоятельно управлявшие обширными землями, передававшие свои права на них по наследству и стремившиеся к политической независимости, предпочитали договариваться с мусульманами, понимая, что военное противостояние не поможет сохранить власть. Принимая ислам и признавая верховную власть далекого халифа, они продолжали, как и раньше, владеть и управлять своими землями, мусульманские же власти получали возможность опереться на них при установлении государственной системы управления.

Первый период мусульманского владычества в Испании (около 40 лет) характеризуется созданием здесь провинции Аль-Андалус, управители которой – вали́ – назначались и зависели от эмира, ведавшего африканскими территориями и сидевшего в Кайруане, или от самого халифа, находившегося в Дамаске. Вали принадлежит инициатива многих запиренейских походов во Франкское королевство (719–721, 725, 734 гг.), которая стала постепенно угасать после знаменитой битвы при Пуатье (732 г.). Набеги на земли франков предпринимали наместники северных и северо-восточных округов, поодиночке искавшие за Пиренеями богатую добычу, не в последнюю очередь обеспечивавшую им усиление власти в противовес Кордове. Стремясь укрепиться на полученных в управление землях, вали использовали любую возможность, дабы посеять среди христианской знати раздоры и обойти соперников-единоверцев, и действуя то дипломатическими, то военными средствами, освоить новое для них пространство.

Те представители вестготской знати, которые стремились продолжить борьбу с мусульманами, укрылись в Астурии, откуда, собственно, и начиналась Реконкиста. Христиане впервые бросили вызов арабам в битве при Ковадонге (718 г.). Затем, в царствование Альфонсо I (739–757 гг.), христиане присоединили к Астурии Галисию, юг Кантабрийских гор, области Льебана, Карранса, Бардулия. Земли к востоку и югу (Бискайя, Алава, Ордунья, Буреба, Амайя) – пустынные и десятилетиями не заселявшиеся, превратились в пограничные марки и в течение VIII–IX вв. подвергались постоянным набегам.

Однако самые жаркие схватки происходили в самом Аль-Андалусе. Его правители, с одной стороны, противостояли своим соотечественникам арабам, делившимся на враждебные кланы кайситов и кельбитов, а с другой – своим подданным-берберам, стремившимся сбросить арабскую власть. Ситуация стабилизировалась после подавления серьезного берберского восстания в 742 г. сирийскими всадниками (джундиес) Бальджа бен Бишра. Они осели в Испании и в союзе с двумя крупнейшими арабскими кланами йеменского происхождения (Лахм и Джудам), связь которых с кельбитами ослабла, с 745 г. в течение десяти лет поддерживали у власти своих ставленников. С 755 г. им был противопоставлен союз арабов-кельбитов и берберов, живших на севере полуострова, но к этому времени Аль-Андалус уже стоял на пороге великих политических перемен, спешивших к нему из метрополии.

В 750 г. в Халифате произошел переворот и к власти пришли Аббасиды, свергнувшие, а затем уничтожившие Омейядов. Уцелеть удалось лишь одному принцу – юному Абд ар-Рахману бен Муавии, который направил своего посланника, вольноотпущенника Бадра, в Аль-Андалус. Это случилось в 754 г. Сам принц бежал из Дамаска и достиг севера Африки, где обитало племя нафз, из которого происходила его мать.

В сложной внутриполитической ситуации, сложившейся в то время в Аль-Андалусе, Бадру и Абд ар-Рахману удалось привлечь на свою сторону некоторых сирийских джундиес, йеменцев и часть берберов. 14 августа 755 г. в Альмуньекаре Абд ар-Рахман первый раз ступил на испанскую землю. Ему предстояло еще сразиться за свою власть, подавив недовольство кайситов, выиграть битву у ворот Кордовы в 138 году хиджры (756 г.) и с триумфом въехать в этот город, где в главной мечети он был провозглашен эмиром Аль-Андалуса. В то время ему еще не исполнилось двадцати шести лет.

С приходом Омейядов к власти в Аль-Андалусе начинается новая эпоха в истории мусульманской Испании. Абд ар-Рахман стал родоначальником местной династии, которая в то же время была абсолютно легитимной с точки зрения любого мусульманина-консерватора, ориентировавшегося на метрополию, ибо восходила к первым праведным халифам. Утверждение в Багдаде власти Аббасидов, разумеется, не склонных признавать политическую победу принца, осложняло признание Абд ар-Рахмана, лишь давая в руки местной оппозиции козыри, но нисколько не убеждая его сторонников или народ. Это противоречие было разрешено благодаря аккуратной политике эмира, соблюдавшего по отношению к халифу все формальности и ритуалы, но на деле занимавшего независимую позицию.

Абд ар-Рахман I (756–788 гг.), которого арабские историки назвали аль-Дахиль (Переселившийся), правил долго и посвятил себя делу укрепления центральной власти. Шесть лет он сражался с берберами, жившими между долинами Тахо и Гвадианы, он положил конец оппозиции йеменцев. Во многом этому способствовало созданное им профессиональное войско, в которое набирались берберы из Северной Африки и рабы, выходцы из Центральной Европы. Это войско было способно противостоять арабам. При Абд ар-Рахмане Испания пережила еще одну волну эмиграции с Востока – сюда переселились родственники эмира, Омейяды или Марваниды, и их сирийские клиенты.

Именно при Абд ар-Рахмане I Карл Великий предпринял свой знаменитый поход на Сарагосу, финальный сюжет которого, битва в Ронсевальском ущелье, обессмертен в «Песне о Роланде». Эмир сохранил Сарагосу, однако должен был отказаться от попыток вернуть некоторые другие территории, отошедшие к христианам, в том числе благодаря франкам.

Большая мечеть в Кордове

Своему преемнику и сыну Хишаму I (788–796 гг.) эмир оставил государство, верное сирийским традициям организации управления и войска. Белое знамя Омейядов развивалось здесь гордо. Кордова сильно разрослась и превратилась в мусульманскую столицу. При Хишаме I династия Омейядов была окончательно признана в Аль-Андалусе.

На протяжении IX столетия, наиболее нестабильного периода, кордовские эмиры тратили силы прежде всего на поддержание мира в своих владениях: подавляли восстания арабов, берберов и мулади́ (местных христиан, принявших ислам) на пограничных территориях и вели священную войну с соседями-христианами. При аль-Хакаме I (796–822 гг.) произошло восстание в Кордове – Рабад. В 801 г. к франкам окончательно отошла Барселона.

Абд ар-Рахман II (822–852 гг.), став эмиром, быстро положил конец внутренним распрям. Он тоже воевал с франками, басками и семейством Бану Каси, вестготского происхождения, которое владело землями в долине Эбро; отразил нападение норманнов, разграбивших окрестности Севильи. Почти каждое лето эмир возглавлял сам или посылал войско против астурийских королей Альфонсо II и его наследника Рамиро I, он знаменит также походами на северо-восток против Барселоны и Жироны (842, 850, 852 гг.).

Пристальное внимание Абд ар-Рахман II уделял системе управления эмирата, которая подверглась при нем серьезной реформе: эмир ввел аббасидскую модель государства, которой восхищался. Она предполагала строгую централизацию аппарата, разделенного на два основных ведомства – канцелярию и финансы, которым подчинялись все звенья местной администрации.

Его сын и наследник Мухаммад I (852–886 гг.) правил мудро, но и он в конце своего правления столкнулся с возмущением против центральной власти в Мериде, под предводительством мулади Абд ар-Рахмана Ибн Марвана, прозванного Ибн аль-Джиллики – «сын галисийца». В результате отложился независимый принципат в Бадахосе.

Наследники Мухаммада I, аль-Мундир и Абд Аллах, пережили целую серию тяжелых конфликтов между арабами и мулади в районе Эльвиры и Севильи. В 903 г. мусульманами была завоевана Мальорка, на которой арабское присутствие до того было спорадическим.

В 912 г. Абд Аллах умер, оставив своему внуку Абд ар-Рахману неустойчивый трон. Абд ар-Рахману в это время только исполнился двадцать один год, но он был умен, проницателен и целеустремлен. С правления Абд ар-Рахмана III (912–961 гг.) началась новая блистательная эпоха в истории мусульманской Испании. Ему удалось усмирить севильскую оппозицию, вернув Севилью под власть Кордовы и лично подавить сопротивление Ибн Хафсуна, военачальника из мулади, вернувшегося к христианской вере и в попытках отстоять свою независимость укрепившегося в горах Ронды. К 928 г. эмир овладел Бобастро и основные силы Ибн Хафсуна были разбиты. Андалусия была наконец умиротворена.

В 316 году хиджры (929 г.) Абд ар-Рахман III принял титул халифа и государя правоверных и прибавил к своему имени почетное имя «аль-Насир ли-дин и Илах» – «победоносный воитель за веру Аллаха». С этих пор на политической карте Пиренейского полуострова появился независимый Кордовской халифат, просуществовавший до первой трети XI в.

Для того чтобы приступить к решению внутриполитических задач Абд ар-Рахману недоставало спокойствия в пограничных марках, поэтому прежде всего он занялся подавлением внутренних междоусобиц. В 930 г. под его руку был возвращен Бадахос, в 932 г. после двухлетней осады сдался восставший Толедо. Кроме того, кордовский халиф немало сил посвятил противостоянию христианской Испании и борьбе с распространяющимся на севере Африки влиянием Фатимидов. После смерти короля Рамиро II в 950 г., ввергшей Леонское королевство в смуту и кровопролитную усобицу между его сыновьями Ордоньо III и Санчо I (которого поддержала Памплона), Абд ар-Рахман выиграл несколько сражений, но граница постоянно подвергалась вражеским набегам. С 955 г. Ордоньо III платил кордовскому халифу дань, а его брат и преемник Санчо I в 958 г. вынужден был для принесения вассальной присяги ехать ко двору Омейяда, который помог ему вернуть трон.

Особенно заботило Абд ар-Рахмана появление в Ифрикии новой династии – Фатимидов, которые, казалось, угрожали самому Аль-Андалусу. Проводя свою политику в Северной Африке, халиф занял в 927 г. Мелилью, а в 931 г. его войска взяли Сеуту. В 951 г. к Кордовскому халифату был присоединен Танжер, Абд ар-Рахман сделал серьезные пожалования большей части племен зенетов центрального Магриба, чем обеспечил установление своего рода омейядского протектората над севером и центром Магриба.

Аль-Насир возобновил традицию, начало которой положил Абд ар-Рахман II столетием раньше, установив официальные отношения с византийским императором Константином VII Багрянородным. Константинополь и Кордова обменивались посольствами и подарками. Известно, что при Кордовском дворе побывали и послы германского императора Оттона I. Дипломатические отношения с христианскими государями Испании вообще были приняты. Граф Барселонский, граф Провансский, вице-графиня Каркассона, королева Памплоны – все они поддерживали активные сношения с Кордовой, вступали с ней в союзнические отношения, пользовались ее покровительством. Многие внутренние конфликты, происходившие внутри властных элит христианских королевств, разрешались при посредничестве Абд ар-Рахмана, который в ответ требовал установления даннических отношений.

Дворцовый комплекс Абд ар-Рахмана III. Мадина аз-Захра. X век

Абд ар-Рахман III был великим строителем и оставил Кордове восхитительные памятники архитектуры, из которых, к сожалению, дошла малая толика. Самые знаменитые из них – Кордовская мечеть и аз-Захра.

Мадина аз-Захра

В предгорьях, в 30 км от столицы аль-Насир приказал выстроить дворцовый комплекс. Мадина аз-Захра была его резиденцией, представлявшей собой настоящий город: и частные покои, и дворцовые помещения, и хозяйственные постройки. Как сообщают хронисты-мусульмане, ее заложили в 936 г. и возводили на протяжении 40 лет. Город располагался на трех ступенчатых платформах: самый высокий уровень был отведен под дворец халифа и его службы, средний – под сады, а на нижнем уровне находилась административная и торговая части города; здесь же в 941 г. была открыта большая мечеть. Когда двор был переведен в Мадина аз-Захра, точно неизвестно, но в 945 г. здесь уже принимали послов. Аль-Хакам II при жизни отца был назначен наблюдать за работами, а затем закончил новые постройки.

В строительстве приняло участие целое войско ремесленников. Ежедневно изготавливалось шесть тысяч кирпичей, не считая черепицы и отделочных материалов. Потребовалось четыре тысячи колонн, большая часть которых была привезена из Карфагена, а некоторые, розового и зеленого мрамора, из одной церкви в Ифрикии. Использовался оникс из Малаги и белый мрамор из Альмерии. Для строительства, украшения и внутренней отделки дворца были приглашены мастера из Византии и Багдада.

Открытые археологами части дворца представляют собой жилые помещения, кабинеты и приемные залы, выстроенные из камня; они располагались вокруг внутренних двориков, на нескольких параллельных линиях, разделенные между собой подковообразными арками, следуя типичной на востоке форме базилики. Большая зала Абд ар-Рахмана III была выполнена в том же стиле, что и Большая Кордовская мечеть – с пятью нефами, богатым декором и деревянным потолком. Во внутреннем декоре использованы геометрические орнаменты и растительные, с мотивами винограда, пальмовых ветвей и розовых соцветий. Заметно влияние византийского и аббасидского искусства декора. Во дворце содержались диковинные птицы и дикие африканские животные.

Город халифов пришел в упадок после восшествия на трон Хишама II, и в особенности после того, как аль-Мансур возвел свою собственную правительственную резиденцию. В начале XI в. Мадина аз-Захра окончательно захирела. Когда полтора столетие спустя Аль-Андалус посетил географ аль-Идриси, он нашел только разрушенные стены, и те потом были разобраны на камень окрестными жителями.

Абд ар-Рахман передал своему сыну аль-Хакаму спокойное, процветающее и очень богатое государство. Благодаря его трудам Кордова, «украшение мира» (как ее назвала монахиня и поэтесса, одна из образованнейших женщин своего времени святая Гросвита) соперничала, с одной стороны, с Кайруаном и важнейшими городами мусульманского Востока, а с другой – с Константинополем.

В ноябре 961 г. аль-Насир умер, препоручив власть своему сыну аль-Хакаму II (961–976 гг.), которому к этому времени было уже почти пятьдесят лет. Это был очень образованный человек, библиофил, и его правление, как сообщают арабские хронисты, было мирным и блестящим.

Ему наследовал Хишам II, совсем юный правитель, рожденный халифом в 965 г. от Субх, баскской рабыни. В 981 г. стараниями хаджиба Мухаммада Ибн Аби Амира и при поддержке кордовских юристов Хишам был отстранен от власти, теперь от его имени страной правил Ибн Аби Амир, известный как аль-Мансур, или в испанской традиции – Альмансор. Именно на его правление приходится расцвет военной мощи Кордовского халифата.

Ибн Аби Амир принадлежал к старому арабскому роду из Альхесираса и сделал блестящую карьеру при кордовском дворе, став хаджибом (своего рода майордом) и поставив под свой контроль всю жизнь юного халифа, имел огромное влияние на Хишама и его мать Субх. Он перенес администрацию из Кордовского Алькасара и из Мадина аз-Захра в новый, выстроенный им самим дворец, который был назван Мадина аз-Захира, что значит «блистательный город». Он провел реорганизацию войска: если раньше отряды составлялись по племенному и территориальному принципу, то теперь войско формировалось только по роду вооружения. К тому же новые воины принесли присягу верности не халифу, а только Ибн Аби Амиру. Он увеличил число отрядов наемников-христиан и включил в состав регулярного войска тех берберов, которым предоставил владения на полуострове и которые были обязаны ему своим благополучием. Благодаря этим мерам большинство воинов зависело лично от Ибн Аби Амира, что сделало хаджиба почти полным хозяином войска халифата.

Он сам командовал ими, будучи отличным стратегом, благодаря своим победам заслужил прозвище аль-Мансур би-ллах, «победитель милостью божией». Ему удавалось сдерживать Фатимидов, активизировавшихся в Ифрикии, и совершить множество победоносных походов вглубь христианских территорий. Христианские хроники и Романсеро повествуют о сокрушительных ударах, которые нанес аль-Мансур христианским королевствам севера, о разрушении храма Св. Иакова Компостельского в ходе кампании 997 г. против Галисии, о разорении Барселоны в 985 г. Короли Леона и Памплоны, граф Барселонский были вассалами и данниками хаджиба. Он вмешивался во внутренние распри, поддерживая лояльных халифату королей, размещая на их землях мусульманские гарнизоны, что позволяло контролировать ситуацию. К концу его правления, пожалуй, только некоторые земли Кастилии, Астурии и Галисии сохраняли фактическую независимость.

В 1002 г. в Мединасели, возвращаясь из похода против Кастилии, аль-Мансур умер. Его власть и влияние при дворе были столь значительными, что Хишам II пожаловал должность хаджиба его сыну Абд аль-Малику, по прозвищу аль-Музаффар, умелому правителю и талантливому полководцу. Спустя шесть лет аль-Музаффар умер, как и отец, на обратном пути из Кастилии.

После этого политические смуты, придворные интриги разных партий и слабость центральной власти ввергли Аль-Андалус в хаос, в котором погибли и младший Амирид (сын аль-Мансура, 1009 г.) и Хишам II (1013 г.), и дворец аз-Захира. Провозглашенный было кордовской знатью в 1027 г. халифом марванид Хишам III был вынужден бежать из города и искать убежища на севере, в Льейде, где и умер в безвестности.

Кордовский халифат перестал существовать, распавшись на небольшие государственные образования – тайфы (от араб. та’ифа – часть), подвластные местной знати арабо-испанского, берберского или славянского происхождения. С 1031 г. Кордова и прилегающая к ней округа управлялись советом знати.

Тайфы были разрозненными и разобщенными небольшими государствами, в политическом отношении слабыми. Как правило под властью правителя находился значительный городской центр и прилегавшие и зависевшие от него территории. В связи с этим их нередко называют по столичному городу. Следует также учитывать, что современники использовали для наименования своих государств вполне определенные термины – султанат, эмират, визират и проч., обходясь без обобщающего понятия «тайфа», введенного историками для упрощения.

Границы тайф были нестабильными. Эмиры постоянно находились в состоянии раздора со своими мусульманскими соседями-соперниками и мало что могли противопоставить христианским королям Севера. Теперь уже мусульманские государи искали расположения христианских королей, были заинтересованы в заключении с ними союзов, нередко принимали на себя вассальные и даннические обязательства.

Судьба тайф была разной: некоторым удалось сохранить независимость, другие даже расширили пределы своих владений, третьи быстро исчезли с политической карты, будучи поглощены агрессивными и более сильными соседями. В одних тайфах власть оказалась в руках арабской аристократии, в других перешла к знати берберского происхождения, в третьих создавалась усилиями клиентов Амиридов, профессионально занимавшихся управлением еще при жизни своих господ и покровителей. Однако, как бы ни складывалась история той или иной тайфы, почти все они пережили две эпохи африканского владычества на полуострове, каждый раз возрождаясь после распада северо-африканских империй, что демонстрирует востребованность такой формы в политической организации мусульман XI–XII столетий. Ее устойчивости способствовало и то обстоятельство, что христианские государства в это время также переживали период раздробленности – фактор, делавший их самих заинтересованными в союзах с мусульманами. Христианские государи чаще предпочитали иметь того или иного эмира своим вассалом и данником, а иногда и родственником, чем противником. Все это, разумеется, открывало широкие возможности для политического лавирования и дипломатических игр как мусульман, так и христиан.

Среди тайф, во главе которых встали потомки арабских завоевателей VIII столетия, следует упомянуть Кордову, Севилью, Сарагосу и Альмерию – крупнейшие и ключевые для власти мусульман центры на полуострове. В Кордове это были Джахвариды, чье маленькое государство стало легкой добычей Аббадидов, знатного рода йеменского происхождения, правившего в Севилье с 1023 г. На протяжении двух десятилетий Севильский эмират был самым могущественным из всех тайф, но даже его правитель аль-Мутамид бен Аббад был обязан ежегодной данью Кастилии.

Еще одним правителем арабского происхождения был Ибн Худ, утвердившийся в Льейде и Сарагосе (1039 г.), а затем распространивший свою власть на большую часть долины Эбро, включая Уэску, Туделу, Калатаюд. Государство худидов просуществовало почти 70 лет. На Леванте господство йеменского рода Бану Сумадих было еще продолжительней, начало ему положил Ман, провозгласивший свою независимость в Альмерии в 1041 г., его сын аль-Мутасим правил 40 лет и увеличил пределы своих владений за счет гранадских соседей.

Севилья

Одним из самых процветающих городов Аль-Андалуса была Севилья, известная мусульманам как Ишбилийа. Расположенная на левом берегу Гвадалквивира в 60 милях от океана, она окружена плодородными землями.

Древний иберийский Hispalis был возвышен до уровня второй столицы Бетики Юлием Цезарем, который назвал ее Colonia Iulia Romula. Еще в римские времена город был укреплен стенами. После мусульманского завоевания Севилья стала резиденцией Абд аль-Азиза и оставалась политическим центром страны до тех пор, пока вали аль-Хурр не выбрал Кордову столицей новой провинции Дамаскского халифата.

В 844 г. Севилья подверглась набегу викингов, что заставило Абд ар-Рахмана II возвести вокруг нее новые стены для защиты от пиратов. Эти стены, однако, были разрушены Абд ар-Рахманом III в 913 г., после того как он покорил мятежный город. К моменту падения халифата в Севилье в третий раз были возведены стены, которые перед лицом альморавидской угрозы укрепил аль-Мутамид. В XI в. Севилья превратилась в богатую столицу Аббадидов. К сожалению, не сохранилось ни роскошных дворцов Аббадидов, воспетых арабскими поэтами, ни правительственного дома (Дар аль-имара), обнесенного стеной с башнями.

В начале XII в. в Севилью вступили «люди с закрытым лицом» – так иногда называли воинов-альморавидов. Севилья стала тогда столичным городом. Позже Абу Йакуб Йусуф провозгласил город второй столицей обширной империи альмохадов – сразу после того как стал халифом. Он укрепил стены со стороны реки, поскольку они уже были подмыты водами Гвадалквивира.

Пика могущества Севилья достигла после того как альмохады оставили Кордову. В это время она поражала современников активной торговлей, связанной прежде всего с речным портом, который располагался на левом берегу Гвадалквивира. Еще не существовало моста, который связывал бы собственно город с мосарабским кварталом Триана на правом берегу, и от берега к берегу сновали лодочники, перевозившие людей, скот, товары, сюда же по реке поднимались корабли, пришедшие морем. Продукты доставлялись в город и по северным дорогам, через разные ворота, запиравшиеся на ночь и охранявшиеся. Некоторые из них дошли до наших дней, сохранив и свои названия. Так, Баб Макрина сейчас зовется Воротами Макарены, есть Ворота Хереса, Кармоны и Кордовы.

При втором халифе альмохадов было многое сделано для общественных нужд: протянут понтонный мост, налажена подача питьевой воды по 15-километровому акведуку. Выросло население Севильи, которую географ аз-Зухри называл «невестой» андалусских городов, а аль-Шакунди восхищался заботой жителей о своих домах: «В большей их части нет недостатка ни в проточной воде, ни в густолистых деревьях, таких, как апельсины, лимоны…».

Новые правители восстановили резиденцию, перестроив верхнюю часть башен, возвели чудесные дворцы на месте лагуны, осушенной еще по приказу аль-Мутамида столетием раньше под рощу и шатры. Абу Йакуб пожелал возвести новую Большую мечеть (150×100 м), строительство которой продолжалось и при его преемнике. Минарет мечети можно видеть и сегодня, правда, с несколько видоизмененными верхними ярусами: это знаменитая Хиральда, возвышающаяся над городом и свидетельствующая о красоте и могуществе альмохадской Севильи.

Центральные и юго-западные земли полуострова управлялись властителями берберского происхождения. В начале XI в. в Толедо власть оказалась в руках рода Дуль-Нуни. На западе с центром в Бадахосе утвердилась берберская династия Афтасидов (1022 г.), ослабленная со временем противостоянием Севилье, кроме того, она платила непомерную дань Кастилии. В Кармоне с 1023/1024 г. правили Бирзалиды, из берберского рода Зената, также постоянно сопротивлявшиеся экспансии Севильи. В Малаге с 1016 по 1058 г. правили Хаммудиды. Одна из ветвей этого берберского рода владела Альхесирасом вплоть до 1049/1050 г., когда хозяевами города стали севильские Аббадиды. История Зиридов Гранады, которые принадлежали к большому берберскому роду Санхаджа, отражена в записках, составленных четвертым и последним правителем этой династии Абд Аллахом. Гранадский эмир распространил свою власть и на Малагу, где правил его брат Тамин. Существовало также маленькое государство в Альбаррасине, где к власти пришел клан Бану Разин.

Хиральда – минарет мечети в Севилье (XII в.), позже превращенный в колокольню кафедрального собора

Богатые и могущественные клиенты Амиридов смогли утвердить свою власть на восточном побережье Аль-Андалуса и на Балеарских островах. Это были очень выгодные с точки зрения торговли и внешнеполитического положения земли. Хайран Раб, одаренный военачальник, вынужденный бежать из Кордовы из-за восстания, соединился со своими соратниками на Леванте и овладел Мурсией, которую вверил своему брату Зухайру, и в качестве столицы выбрал Альмерию, которую укрепил и украсил. После смерти брата Зухайр умело управлял государством, раздвинув его пределы до границ с Кордовой и Толедо, с одной стороны, и с Хативой и Баэсой, с другой. Он, однако, потерпел не одно поражение в сражениях с гранадскими Зиридами и умер в 1038 г. на поле боя. Его владения перешли к Абд аль-Азизу, сыну Абд ар-Рахмана (которого в латинских хрониках называли Санчуэло), Амирида, бежавшего в Валенсию (1021/1022 или 1026/1027 гг.) и провозгласившего себя независимым властителем. Но внук великого аль-Мансура не был умелым правителем, и вскоре эти земли отошли его зятю Ману, правителю Альмерии, и таким образом, как мы уже знаем, перешли в руки династии Бану Сумадих.

Самым выдающимся правителем, происходившим из рабов, был Муджахид аль-Амири, властитель Дении и Балеар с 1011 г. Морские силы были жизненно необходимы этому государству и позволили совершать блестящие рейды к берегам Италии, Франции, Каталонии. Располагая флотом в 120 кораблей, Муджахид в 1015 г. овладел Сардинией. Он соперничал с Альмерией и Валенсией. Его сын и преемник Али, рожденный от матери-христианки, поддерживал дружеские отношения с Барселонским графством, но был лишен своим зятем аль-Муктадиром Дении, которая была присоединена к владениям Худидов (Сарагосский эмират). Балеары же сохранили независимость вплоть до 1076 г.

В первой трети XI в. возвращение к власти правителя омейядского происхождения – единственное, что позволило бы восстановить общность Аль-Андалуса – было уже невозможно. Звезда ислама, свет которой доходил до дворов Памплоны, Бургоса и Леона, клонилась к закату. С 1055 г. мусульманские тайфы вынуждены были противостоять энергичному и сильному противнику в лице Кастилии. Король Фернандо I сражался с эмирами Сарагосы, Толедо и Бадахоса, брал крепости и налагал на эмиров дань. В 1064 г. в руки христиан перешли Коимбра и Барбастро. В 1085 г. Альфонсо VI, который и до этого оказывал сильное давление на аль-Кадира, мирно занял Толедо, а затем распространил свою власть на всю эту провинцию бывшего Аль-Андалуса.

Успехи Альфонсо VI заставили мусульманских правителей сплотиться и искать помощи в Магрибе, который к этому моменту был покорен альморавидским султаном Йусуфом Ибн Ташфином. К нему обратились за поддержкой правители Севильи (аль-Мутамид), Бадахоса (аль-Мутаваккиль) и Гранады (Абд Аллах). Альморавиды, кочевые племена из Сахары, сильно отличались от испано-мусульман. Они были непреклонными защитниками чистоты ислама маликитского толка. Переход Толедо в руки христиан произвел сильное впечатление и в Испании и в Магрибе. Йусуф больше не мог игнорировать призывы андалусских эмиров. Взяв Танжер и Сеуту, он принял решение переправиться в Испанию и вскоре высадил войска у Альхесираса. Кампания Йусуфа (при поддержке эмиров) против кастильцев завершилась полным разгромом противника в битве при Салаке 23 октября 1086 г. После этого Йусуф вернулся в Марокко.

Мусульманские тайфы в конце XI в.

Впрочем, наступление Альфонсо VI не было остановлено, и андалусские эмиры вновь и вновь призывали Йусуфа на помощь, пока в 1090 г. он не высадился на испанском побережье с твердым намерением остаться, покорив и подчинив себе маленькие мусульманские государства. В этом своем решении он опирался на призыв испано-мусульманских юристов, считавших, что он должен принять под свою руку Аль-Андалус и управлять им. Ослабленные постоянным военным противостоянием, абсолютно равнодушные к вопросам веры, обремененные налогами тайфы покорялись Ибн Ташфину, даже не всегда оказывая сопротивление. Абд Аллах, покинутый подданными, был вынужден сдать Гранаду. Альмерия, управляемая Бану Сумадих, оказала жалкое сопротивление. В Севилье аль-Мутамид пытался защищаться с помощью Альфонсо VI, но в 1091 г. капитулировал и пленным, со всей семьей был отправлен в Агмат. В 1094 г. Йусуф взял Бадахос и Лиссабон, легко присоединив к своим владениям практически все территории тайф. Независимость сохранила только Валенсия, которая в 1094 г. перешла под руку Родриго Диаса де Бивар, и Сарагоса.

В начале XII столетия мусульманская Испания была превращена в провинцию империи альморавидов. В 1102 г. альморавиды отвоевали Валенсию у вдовы Сида, в 1110 г. после смерти аль-Мустаина присоединили Сарагосу, правда, ненадолго, поскольку вскоре большая часть бассейна Эбро, включая Сарагосу и Таррагону, была захвачена арагонцами. Альфонсо Воитель, арагонский король, совершал рейды по всей восточной и центральной Андалусии. Но основная опасность надвигалась на империю с юга – альмохады, берберы из рода Масмуда, стали теснить берберов Санхаджа, к которым принадлежали альморавиды. Альмохады, вышедшие из горных районов марокканского юга, поддерживали религиозную реформу Махди Ибн Тумарта. В 1143 г. после 17 лет кровопролитной борьбы вся Берберия, от Атлантики до Триполитании, оказалась в руках Абд аль-Мумина, военачальника и правителя альмохадов, который стал первым халифом из династии Муминидов.

С падением государства альморавидов в Аль-Андалусе приблизительно на 30 лет возобновилась система тайф, впрочем, не в таком объеме как прежде, поскольку христианский север к этому времени был гораздо сильнее и тоже участвовал в дележе рухнувшей империи. К 1157 г. аль-Мумин укрепил свои позиции в Магрибе и всю свою энергию направил против испанских мусульман. Однако Ибн Марданиш, Король Лобо (Волк) из испанских сказок, бывший в это время правителем Мурсии и распространивший свою власть на земли Альбасете, Хативы, Дении, Хаэна, Басы, Убеды, Гуадикса, Кармоны, Эсихи и Гранады, не сдавался до 1172 г. Только второму халифу Абу Йакубу Йусуфу удалось восстановить империю на испанской территории. Он умер от раны, полученной при осаде Сантарена (1184 г.). Третий халиф Абу Йусуф Йакуб аль-Мансур заключил союз с королевством Леон, отделившемся в это время от Кастилии, благодаря чему в 1195 г. при Аларкосе, недалеко от Калатравы, войскам Альфонсо VIII было нанесено поражение. Теперь власть альмохадов простиралась до Гвадалахары. Впрочем, у этой победы были печальные для мусульман последствия, поскольку она заставила христианских королей объединиться и выставить против Мухаммада аль-Насира, четвертого халифа, сильное войско, разбившее его на голову в знаменитой битве при Лас Навас де Толоса, 16 июня 1212 г. Из-за внутренних трудностей кастильский и арагонский короли смогли продолжить наступление на юг только в 1225 г., так что империя альмохадов еще некоторое время просуществовала, постепенно приходя в упадок. Особенно ее подрывали внутренние смуты и прежде всего восстания в Валенсии и Мурсии, бывшие, с одной стороны, выражением недовольства народа, а с другой – проявлением политических амбиций местной знати. Валенсией завладел Заййан Ибн Марданиш, потомок знаменитого Короля Лобо. Мурсию взял Ибн Худ, из сарагосского рода Худидов.

В течение двух лет Ибн Худ овладел практически всем Аль-Андалусом, кроме Валенсии, но его королевство было очень хрупким. В 1230 г. он потерпел поражение при Хересе от Фернандо III, а в 1231 г. при Мериде, после чего его популярность резко упала. Неудачами Ибн Худа сумел воспользоваться Мухаммад бен Йусуф бен Наср, с именем которого связана новая страница истории мусульманской Испании.

Последнее мусульманское государство на Пиренейском полуострове возникло с закатом империи альмохадов. Его рождение было прямым результатом упадка северо-африканской власти и произошло в условиях набиравшей силу Реконкисты. Эти обстоятельства очень быстро привели к тому, что оно осталось единственным оплотом мусульманской государственности на полуострове.

В 1232 г., когда уже было ясно, что весь юг полуострова не подчиняется альмохадам, жители маленького городка Архона, что в окрестностях Хаэна, провозгласили султаном Мухаммада бен Йусуфа бен Насра, который, как говорили, был потомком одного из сподвижников Пророка. В течение года ему удалось при поддержке своих родственников Бану Наср и Бану Ашкилула распространить власть на Хаэн и Поркуну, Гуадикс и Басу, но он не устраивал кордовцев и севильцев и, чтобы удержаться, был вынужден в 1234 г. принести вассальную присягу Ибн Худу. Враждебность двух самозваных властителей Аль-Андалуса проявилась двумя годами позже, когда Наср участвовал в кампании Фернандо III против Кордовы. После того как город пал, Мухаммад вместе с христианским королем подписал с Ибн Худом договор. Недовольство населения Ибн Худом росло прежде всего из-за высоких налогов, связанных с огромной данью, наложенной на мусульман кастильским королем. Мухаммад бен Наср воспользовался сложившейся ситуацией и в 1237 г. вошел в Гранаду, превратив старый центр Зиридов в столицу нарождающегося Насридского эмирата. В следующем, 1238 г., в Альмерии был убит Ибн Худ, Мухаммад I взял этот город, а вскоре ему покорилась и Малага.

Ваза из Альгамбры – одна из серии декоративных ваз, созданных для дворца гранадских эмиров

Расстановка сил на полуострове к этому времени заметно изменилась в пользу христианских королей, совершавших победоносные походы на юг. Арагонцы заняли Балеары (1229 и 1239 гг.), покорили Заййана Ибн Марданиша, завоевав эмират, а затем и город Валенсию (1232–1238 гг.), присоединили Альсиру и Хативу Кастильцы рвались к Хаэну, занимавшему очень важное стратегическое положение. Маленькое Гранадское королевство могло выжить, только имея сильного покровителя.

Мухаммад I, политика которого отличалась практичностью и трезвостью, в 1246 г. подписал в лагере христиан под стенами осажденного Хаэна договор с Фернандо III, согласившись признать его своим сеньором и платить ему большую дань. Таким образом он, кроме прочего, надеялся избежать суровой участи своего мурсийского соседа, сына Ибн Худа, в 1243 г. покорившегося христианам после упорного сопротивления, что самым плачевным образом сказалось на условиях капитуляции.

Замирение с кастильцами позволило Мухаммаду I заняться домашними делами: необходимо было отладить систему власти во вновь образованном королевстве, внимания требовали и многочисленные беженцы-переселенцы с Леванта, из Мурсии и Баэсы, для которых был построен в Гранаде квартал Альбайсин.

История Гранадского королевства во второй половине XIII – первой половине XIV в. – это история постоянного политического лавирования, требовавшего от правителей внимания не только к кастильцам, нападавшим на их границы, взявшим Тарифу и Гибралтар, но и к североафриканским Маринидам, вытеснившим альмохадов и активно вмешивавшимся во внутрииспанские дела, а также и к сепаратистски настроенной знати, например, к собственным родственникам Бану Ашкилула, управлявшим Малагой и Гуадиксом. Во внешней политике Гранады немалое место было отведено и контактам с Арагонским двором, каталонские и арагонские купцы получили здесь широкие привилегии. В 1310 г. Фернандо IV Кастильский отошел от осажденного Альхесираса после переговоров с молодым султаном Насром, которого поддерживали высадившиеся в Испании войска Маринидов, и Жауме II Арагонским.

Помощь североафриканских властителей, впрочем, далеко не всегда обеспечивала гранадцам успех, о чем свидетельствует, в частности, поражение в битве при Саладо (1340 г.), вслед за которым, несмотря на отчаянное сопротивление, эмир Йусуф потерял Альхесирас и на десять лет был обложен данью кастильским королем Альфонсо XI.

Йусуф I (1333–1354) был одним из самых значительных правителей Гранадского эмирата. Он установил теплые отношения с Пере IV Арагонским, они обменивались посольствами и подарками. Он также пытался, хотя и безрезультатно, наладить контакты с Каиром. Он основал Медресе – первое такого ранга учебное заведение в эмирате. Гранада до сих пор хранит прекрасные постройки той эпохи (например, ворота Справедливости и дворец Комарес в Альгамбре).

Правление Мухаммада V (1354–1358, 1361–1391) началось, по словам мусульманских хронистов, с мира и процветания. Однако ему пришлось пережить государственный переворот, совершенный его сводным братом Исмаилом, бежать в Фес, искать поддержки у султана и у арагонского короля. Султан Феса Абу Салим выделил эмиру свою христианскую гвардию, а Пере Церемонный выдвинулся с войском в район Ронды, находившейся тогда под властью Маринидов, и оказал значительную помощь Мухаммаду в борьбе с узурпатором. К тому времени на гранадском престоле восседал уже Мухаммад VI, расправившийся с Исмаилом. Испугавшись, Мухаммад VI бежал в кастильские земли, где недалеко от Севильи и умер.

Гранада

В XIV в. Гранада считалась одним из самых населенных городов Европы. Скорее всего, в XIV–XV вв. город занимал площадь в 170 гектаров, а его население достигало 50 тыс. человек. Восточные путешественники восхищались его красотой и сравнивали с Дамаском. Кастильцы при взятии города насчитали в нем 40 тыс. человек.

В отличие от Кордовы и Севильи, Гранада была городом, основанным мусульманами. В античности и в первые века арабского владычества городским центром этого района была Эльвира (Илиберис), расположенная в предгорьях в 10 км на северо-запад от Гранады. Однако в XI в. она пришла в упадок, и роль столицы перешла к Гранаде. Владевшие ею Зириды укрепили город высокими стенами, которые разрослись в конце XIII в. с появлением новых кварталов: Наджад, за стенами которого находился также квартал гончаров, возник на юге, а Альбайсин – на севере. Название последнего связано скорее всего с переселившимися сюда в 1226 г. жителями Баэсы, но существует также версия, что это был «квартал сокольничих».

Гранада обладала двойными стенами. Одна линия стен шла от «верхнего города», Альгамбры, вниз, затем вдоль реки, а в районе Биб аль-Дифаф (Ворот Барабанов) соединялись с Альгамброй. Вторая линия стен шла от возвышенности Альгамбры до Ворот воды, напротив Хенералифе. Внутри этих укреплений вплоть до XVI в. сохранялись стены XI столетия, которыми были окружены старые зиридские кварталы – Алькасаба, Кадима и Худерия, еврейский квартал. В Гранаде было 26 ворот.

Центральное ядро города, мадина, находилась на равнинной части, на левом берегу Дарро. Улицы вокруг Большой мечети были широкими, и к ней не пристраивались другие здания. Здесь же находились помещения для занятий религиозными науками. Рядом располагались лотки присяжных свидетелей и лавки аптекарей. Недалеко от мечети возвышалась школа, с классами и своей молельней, имелись и спальни для обучающихся. В центре города было много базаров, самый известный из которых, Кайсариййа (исп. alcaiceria), обладавший собственными стенами, славился предметами роскоши и тканями. Крытые лавки образовывали внутри него целые улицы, а на ночь он закрывался десятью воротами, как утверждал испанский историк Мармоль Карвахаль, сравнивавший его с подобным же базаром в Фесе.

На левом берегу реки размещались товарная биржа и квартал со складами, сдававшимися в наем чужеземцам. Квартал соединялся мостом с Кайсариййей и площадью Большой мечети. Кроме него в городе было еще четыре моста и среди них мост Кади, построенный в 1055 г. и связывавший Алькасабу с Альгамброй.

В эпоху Насридов Гранада обросла новыми кварталами: это уже упоминавшийся квартал гончаров и Наджад с его шатрами и садами, это Ареналь и Альбайсин, обладавший автономией, собственными судьями и Большой мечетью, это Антекеруэла, основанная беженцами из Антекеры после 1410 г. Надо всеми ними возвышалась Альгамбра, квартал, превращенный в настоящий город. Отсюда можно было видеть дворцы, башни, белые загородные дома, утопавшие в садах, и простиравшиеся вокруг лесистые холмы.

Мухаммад V был талантливым и практичным политиком. Он активно прибегал к дипломатическим формам урегулирования конфликтов, заключал мирные договоры с Кастилией и Арагоном, поддерживал дружеские отношения с Марокко, Тлемсеном, Тунисом и Каиром. Кроме того, эмир умело использовал внутренние неурядицы своих врагов, что позволило ему вернуть Альхесирас, Ронду и Гибралтар (последнее владение Маринидов на полуострове). При Мухаммаде V продолжалось строительство в Альгамбре: например, был возведен знаменитый Дворик львов. Его политику продолжали сын Йусуф II и внук Мухаммад VII. Однако их преемник Йусуф III столкнулся с уже окрепшей Кастилией и в 1410 г. потерял Антекеру. Это поражение продемонстрировало уязвимость Гранадского эмирата.

После смерти эмира Йусуфа III в 1417 г. при малолетнем наследнике власть оказалась в руках визиря из арабского рода Бану Саррадж, в христианской традиции известного под именем Абенсеррахов. Они развязали в стране междоусобную войну, обескровившую королевство и ослабившую центральную власть. Только в 1464 г., с восшествием на престол Абу ль-Хасана Али (1464–1482), в христианских хрониках известного как Мулей Асен (Muley Hacén), ситуация стабилизировалась. Новый эмир занялся реорганизацией войска, жестоко подавил восстание Бану Саррадж в Малаге, навел порядок на дорогах королевства. Почти каждое лето он совершал набеги на христианские земли.

Успехи гранадцев во многом были возможны благодаря смуте, охватившей Кастилию. Однако в 1479 г. был подписан договор в Алкасовас, положивший конец гражданской войне и закрепивший объединение Кастилии и Арагона, чьи монархи, Католические короли, начали подготовку похода на юг. Над Гранадским королевством, последним оплотом мусульманской власти на полуострове, сгущались тучи. В 1482 г. испанцы взяли Альхаму.

Эти события, однако, не остановили вспыхнувшую с новой силой междоусобицу среди гранадской знати. Абу ль-Хасан был свергнут в результате заговора, во главе которого стояла его жена Айша и их сын Абу Абд Аллах Мухаммад Ибн Али, или просто Мухаммад XII, в христианской хронистике известный как Боабдиль. Эмир бежал со своим братом Мухаммадом бен Садом, прозванным аль-Загаль, что значит Храбрый, в Малагу. В 1485 г. он скончался, передав права наследования брату. Тем временем Боабдиль безуспешно сопротивлялся северной угрозе. После неудачного похода против Фернандо и плена (1483 г.) эмир был связан секретным договором с Католическими королями и не мог помешать им взять Малагу и Велес-Малагу (1487 г.). К этому моменту после тяжелой обороны уже капитулировали Ронда и крепость Лоха (1485 и 1486 гг.). После пятимесячной осады пала Баса, и аль-Загаль, оставив борьбу, сдал Альмерию и Гуадикс (1489 г.), а сам перебрался со своими соратниками в Оран. Окруженные со всех сторон гранадцы безрезультатно искали помощи у собратьев по вере в Африке. В конце 1491 г. Изабелла повелела возвести недалеко от Гранады крепость Санта Фе, в результате чего город оказался в безнадежном положении. В это время Боабдиль вел секретные переговоры с Католическими королями о сдаче города и подписал в Санта Фе три документа, которые содержали условия капитуляции Гранады. 2 января 1492 г. он вручил христианам ключи от города и тайно от гранадцев выехал в Альпухарру, которая была ему пожалована. Закончил он свои дни в Фесе в 1533 г.

«Двор львов» во дворце эмиров в Альгамбре. XIV в.

6 января 1492 г. в Гранаду въехали Католические короли. Два с половиной века просуществовало небольшое исламское государство – Гранадский эмират, отстаивая собственную независимость от северян-христиан и южан-мусульман, стремившихся прибрать к своим рукам его богатейшие порты и связи, развитую торговлю и текстильное производство. Пожалуй, его вклад в сокровищницу испанской и европейской культуры, в том числе и политической, вполне сопоставим с вкладом Кордовского халифата. В известном смысле он даже может представлять больший интерес, поскольку предлагает новый для ислама опыт – Гранадский эмират был государством, родившимся не на Востоке и не в условиях политического доминирования ислама в регионе, как то было с Кордовским халифатом. Он был продуктом андалусской, а не аравийской, персидской, африканской и т. д., истории. Стоявшие во главе его люди принадлежали к андалусской общности и говорили на южном наречии романсе и местном диалекте арабского, они ориентировались на политические порядки соседей-христиан, что в частности сказалось на статусе эмира, частенько одевались по европейской моде, но сохраняли религиозную и этническую идентичность. Наконец, Гранадский эмират был встроен в исключительно европейскую систему вассальных связей, существовавшую на Пиренейском полуострове, хотя органы управления оставались во многом традиционно восточными.

С точки зрения политической истории пример Гранадского эмирата необычайно интересен именно синтезом европейских и восточных элементов.

Система управления, которая была принята на землях, подвластных мусульманским правителям, резко отличалась от известных Европе моделей и оказала вполне очевидное влияние на христианские потестарные органы.

В течение восьми столетий на Пиренейском полуострове существовала исламская государственность, по природе своей теократическая, которая воплощалась на разных этапах политического развития в различных формах.

Поначалу Аль-Андалус вошел в состав обширной провинции, земли которой простирались от Египта до Марокко. Военачальники, возглавлявшие испанские кампании, осуществляли здесь верховную власть именем халифа, но чувствовали себя достаточно независимыми, поскольку одновременно являлись правителями северо-африканских земель. И Муса ибн Нусайр, и Тарик самостоятельно подписывали капитуляции, чеканили монету и назначали себе заместителей.

Эта практика была быстро пресечена Дамаском, где предпочитали видеть во главе приобретенных земель покорных управителей – вали. По существу власть была передана в руки военных, которые редко удерживали ее дольше двух лет, в силу прямой зависимости от настроений в войске. В сферу их полномочий входили также фискальные, судебные, административные и духовные вопросы. Они опирались на вали более низкого статуса, которым поручалось управление отдельными областями и пограничными марками. Аль-Андалус был выделен в отдельную провинцию.

Это во многом облегчило установление здесь власти эмира в середине VIII столетия. Бежавший после переворота в Дамаске на Север Африки последний Омейяд никак не смог бы претендовать на власть над огромными и в высшей степени неоднородными пространствами мусульманской Африки. Договориться с политической оппозицией в Аль-Андалусе было гораздо проще и, как показала история, весьма перспективно. Приход к власти Абд ар-Рахмана способствовал важным институциональным изменениям. Он стал первым эмиром Аль-Андалуса. Будучи мудрым политиком, он проводил и поддерживал необходимые мероприятия политического характера, дабы разрыв с центром, теперь уже Аббасидским, не нанес ущерба ни власти Омейядов в Испании, которая была признана легитимной не сразу, ни религиозной общности, которая объединяла Аль-Андалус и метрополию. Однако по сути он чувствовал и вел себя как самостоятельный правитель, халиф.

При Абд ар-Рахмане I войско лишилось возможности провозглашать эмира. Отныне правитель лично назначал преемника в присутствии аристократии и народа. Власть передавалась внутри рода Омейядов, по мужской линии, однако принцип передачи власти от отца к старшему сыну известен не был. Такое нововведение было весьма характерно для исламской государственности VIII в.: оно отразило стремление власти закрепить свои позиции, обеспечить преемственность и стабильность, в жертву чему был принесен древний выборный порядок.

Эмир собрал вокруг себя знать, прежде всего, арабов и сирийцев, которым поручались все дела по управлению страной. Постепенно сложилась целая система должностей, на которые назначал только эмир, делегируя сановникам свои полномочия и принимая специальную присягу на верность. Важнейшие политические и административные посты занимали визири, ведавшие самыми разными вопросами, среди которых первый именовался хаджибом и заведовал дворцовым хозяйством.

С течением времени Аль-Андалусу предстояло превратиться из провинции в самостоятельное государство, что самым непосредственным образом сказывалось и на системе управления. Так, Абд ар-Рахман II провел серьезную административную реформу, во многом ориентируясь на достижения Багдада. Территория страны была разделена на провинции (куры), во главе которых стояли вали. При помощи сложной и отлаженной системы сношений местные органы контролировались центром. Центральный аппарат был выстроен по аббасидскому образцу, введены высшие должности, предполагавшие отправление сановниками политических, фискальных, судебных и военных функций. Серьезные изменения коснулись полномочий хаджиба, который после реорганизации превратился в первого министра, местоблюстителя халифа, он возглавлял все службы двора, ведал центральной и провинциальной администрацией и войском.

Все органы центрального управления эпохи эмирата находились в Кордовском Алькасаре и входили в состав двух подразделений: государственной канцелярии и главного управления финансами. Второе было самой централизованной службой Аль-Андалуса. Во главе его стоял визирь, под началом которого работали казначеи, управлявшие, распределявшие и хранившие фонды; они происходили из аристократических арабских семей и богатых семей моса́рабов и иудеев, чьи обязанности были весьма разнообразными. Они в свою очередь управляли большим числом «интендантов» и счетоводов. Такая же структура работала и на провинциальном уровне.

Казна делилась на три части: средства, предназначавшиеся на религиозные нужды (ими ведал кордовский кади), частные средства эмира и его дома, и публичные фонды, шедшие на государственные нужды.

Характерной, также генетически восточной, чертой центральной администрации и дворцовых служб Аль-Андалуса было присутствие в аппарате большого числа людей самого разного социального статуса, например, многие из сановников и официалов были клиентами или рабами, среди которых важные государственные посты занимали и евнухи.

В 929 г. Абд ар-Рахман III принял титул халифа и правителя правоверных. С этого времени Аль-Андалус de iure обрел самостоятельность, став халифатом (его иногда называют Кордовским – по столичному городу), что мало отразилось на властных структурах, но явилось логическим и важным этапом в развитии исламской государственности на полуострове.

В начале XI в. мусульманское государство Аль-Андалуса переживало процесс отделения светской власти от религиозной, что выливается во внутренние раздоры и междоусобицы сепаратистски настроенной знати, с которыми ослабевшая центральная власть справиться не могла. К 1031 г. политическая карта Пиренейского полуострова украсилась множеством небольших, претендовавших на самостоятельность государственных образований мусульман. Следует подчеркнуть, что ни один правитель тайф никогда не претендовал на титул халифа и правителя правоверных или на восстановление политического единства Аль-Андалуса. Тем сановникам, аристократам и военачальникам, которым удалось захватить власть и которые оказались способны организовать управление и защиту определенной территории, было свойственно принимать ни к чему не обязывавшие титулы: хаджиб, эмир, малик, сахиб, даже султан.

Правители тайф сами назначали своих преемников, принимали присягу на верность, формально сохраняли атрибуты власти, следуя кордовским традициям. В то же время они активно использовали наемные войска, что требовало больших средств, которые добывались при помощи новых, не коранических, налогов. Одно это делало их власть сомнительной с точки зрения Божественного Закона. Союзные и вассальные связи с «неверными», в которых участвовали все тайфы в силу включенности в сеньориальную систему взаимоотношений, способствовало тому не меньше. Возможно, именно благодаря свойственной верхушке политико-религиозной толерантности, переходившей в безразличие, альморавидам и альмохадам, проповедовавшим идею ислама и исламского государства, удалось легко справиться с тайфами и восстановить единство мусульманских территорий.

При альморавидах (1111–1150), а затем и при альмохадах (1150–1212), Аль-Андалус превращался в провинцию северо-африканских империй, которые в свою очередь были склонны искать политической поддержки у Аббасидов и ради этого признавали верховную власть халифа, принимая титул «эмира мусульман». От их имени Аль-Андалусом управлял вали – наместник, которому делегировались самые широкие полномочия, он же командовал военными подразделениями.

Разумеется, система должностей и государственного управления претерпела решительные изменения в период тайф, которые не нуждались в таком масштабном и разветвленном аппарате, как обширный халифат, и при африканских династиях, в основе управления которых лежал кланово-племенной принцип. Например, должность визиря могла трансформироваться в исполнение обязанностей секретаря и замещаться людьми учеными, или визирем мог именоваться любой, причастный к администрации. В эпоху альморавидов функции визирей были весьма неопределенны, а при альмохадах, не знавших четкой системы управления, все должности, в том числе и визиря, пришли в упадок. В последней из тайф – в Гранадском эмирате – визирей было несколько, и по статусу и сфере ответственности они напоминали придворных-министров. В то же время практически все мусульманские политические образования, существовавшие на Пиренейском полуострове после распада халифата, воспроизводили в той или иной степени систему канцелярии, принятую в Кордове. В целом государственный аппарат развитого Средневековья характеризуется здесь меньшей специализацией должностей и сокращенным штатом должностных лиц. Так, в Гранаде эмир поначалу сам занимался всеми фискальными вопросами.

Самое непосредственное влияние на систему управления, принятую на христианских землях полуострова, оказала мусульманская система местной администрации, главные должности которой были заимствованы северными соседями и функционировали на протяжении многих веков и после падения не только Кордовского халифата, но и Гранады. Речь идет о трех важнейших фигурах исламской администрации. Сахиб аль-сук (в испанской традиции превратившийся в сабасоке), господин рынка, надзирал за порядком и безопасностью на рынке, за торговыми сделками. Аль-мухтасиб (в испанской традиции альмотасен) следил за ценами и качеством товаров и ремесленных изделий, разбирал возникавшие в связи с этим споры, кроме того, отвечал за сбор торговых пошлин. Сахиб аль-мадина (в испанском варианте сальмедина), господин города, в период халифата назначался, видимо, только в Кордову, в других городах подобного должностного лица не было, что по всей вероятности должно было измениться в эпоху тайф, судя по распространенности должности сальмедины в испанских городах. Изначально он занимался всеми делами, которые относились к сфере внутренней политики, и замещал эмира или халифа в его отсутствие. На пограничных землях Аль-Андалуса, обладавших особым статусом и администрацией, главным должностным лицом был аль-каид (в испанской традиции ставший алькайдом).

Что же касается судебной системы мусульман, то на протяжении всей истории Аль-Андалуса она оставалась наиболее консервативной и традиционной частью системы управления, непосредственно связанной с восточными корнями, что было обусловлено хорошо известной слитостью права и религии в исламском государстве. Высшая судебная юрисдикция принадлежала эмиру или халифу, который делегировал свои полномочия столичному кади – судье, власть которого практически ничем не была ограничена, поскольку он являлся и высшим авторитетом в области права, и блюстителем справедливости, и духовным лидером общины правоверных. Соответственно в эпоху эмирата и халифата такими полномочиями обладал кордовский кади, которому подчинялись все мусульмане Аль-Андалуса, позже – кади столичных городов, ведавшие мусульманским населением тайф. Кади назначался пожизненно, судил независимо и свободно, и далеко не всякий соглашался принять на себя такой груз ответственности и забот. В каждой куре был свой кади, также назначавшийся правителем, часто по представлению с места. Мусульмане, оставшиеся жить под властью христианских королей, сохранили должность кади в качестве главы мусульманской общины и администрации. Назначали их в XIII–XV вв. христианские короли.

Исламская государственность на Пиренейском полуострове прошла несколько закономерных этапов развития: становления с ярко выраженным процессом оформления властных институтов и должностей, укрепления центральной власти и обретения самостоятельности, дробления власти в результате отделения светской власти от религиозной. Следует подчеркнуть, что изменения были вызваны прежде всего глубинными внутренними процессами, происходившими в социальной и политической жизни Аль-Андалуса. Соседство с христианскими государствами в той степени, в которой оно вообще могло оказать воздействие на политическое устройство центров, базировавшихся на иной религиозно-правовой системе, стало сказываться в эпоху тайф и позже. Как правило влияние осуществлялось посредством включения тайф в общепиренейское политическое пространство, что предполагало встроенность в сеньориальные отношения. Именно это обстоятельство в наибольшей степени способствовало преодолению цивилизационных границ на политическом уровне. По всей видимости, XI–XII столетия должны были стать в этом плане продуктивными, поскольку и христианская и исламская государственность в это время переживали период малых форм, оказавшийся, как показал исторический опыт, самым плодотворным для процессов синтеза. Успехи Реконкисты, сокращение территорий, находившихся под мусульманским политическим господством, разумеется, нарушили равновесие. Гранадский эмират очевидным образом зависел от внешнеполитической обстановки и все ресурсы расходовал на сохранение и защиту фактической самостоятельности и политической идентичности.

Глава 2. Социальные практики ислама на Пиренейском полуострове

[6]

С приходом мусульман на Пиренейский полуостров радикальным изменениям подверглось социальное устройство и резко изменился облик общества. Прежде всего, оно стало гораздо разнообразней в этническом отношении. Теперь к испано-римскому и вестготскому элементам, которые сами в свою очередь накладывались на кельтский, прибавились арабы и берберы, делившиеся на роды и племена очень разного происхождения.

Гетерогенность андалусского общества усугублялась и появлением новой доминирующей религии – ислама, покориться которому пришлось и христианам, и иудеям.

Первая волна арабов, достигшая полуострова с Тариком и Мусой бен Нусайром, слилась с джундидами – конной дружиной Бальджа бен Бишра, которая комплектовалась из сирийской и восточной знати. Джунд с Иордана обосновался в районе Рельо, джунд палестинский – в Сидонии, из Эмесы – в Ньебле и Севилье, а в Хаэне расположился джунд из Киннасрина. Египтяне, бывшие наиболее многочисленными, осели в Беже, Осконобе, Алгарве и Мурсии. Дамасский джунд обосновался в Эльвире и немного позже впитал в себя клиентелу (мауали) Абд ар-Рахмана I. Трудно сказать точно, сколько арабских воинов пришло в VIII в., но скорее всего их было немного. Средневековые арабские авторы говорят о 18 тыс. человек, набранных в войско Мусой, и о 10 тыс. – 12 тыс., пришедших с Бальджем. Установление власти Марванидов в Аль-Андалусе повлекло за собой новую волну переселений сирийских арабов, долгое время сохранявших древние обычаи. В эпоху халифата выходцы из самых разных регионов Востока – из Хиджаза, Ирака, Йемена, Сирии, Египта, Ливии, Ифрикии, Магриба – селились в наиболее важных городах, занимали высокие должности в государственном и городском управлении, вели торговлю или возделывали землю. Они вступали в смешанные браки и союзы, их потомки нередко тоже причислялись к арабам, отчего еще сложнее определить долю этнических арабов в Аль-Андалусе.

В последующих переселениях наибольшую роль играл берберский элемент. Выходцы из Северной Африки заселили центральные земли Аль-Андалуса и его горные районы на востоке. Все указывает на то, что они быстро арабизировались и даже забывали свой язык. В конце X в. в испанские земли перебралось большое количество североафриканцев: сначала Омейяды, а затем и Амириды активно набирали их в войско. Берберы доминировали и в Гранаде (столица берберской династии Зиридов после 1012 г.). Особенно много их стало здесь во времена альморавидов и альмохадов: собственно название столицы «Гарната», или «Агарната», скорее всего происходит от берберского топонима «Керната».

Еще одним достаточно значительным элементом мусульманского общества были негры, как правило, рабы из Судана. Личная гвардия халифов формировалась именно из них, во времена аль-Хакама II и аль-Мансура ни один поход не проходил без активного участия суданского подразделения. В городах даже больше, чем рабов-мужчин, было чернокожих рабынь, поскольку они очень ценились и в хозяйстве и в качестве наложниц.

В Кордовском халифате дворцовые рабы, в том числе евнухи, были практически исключительно европейского происхождения. Их называли сакалиба, т. е. славяне. В действительности этим термином обычно обозначали пленных из континентальной Европы, от Германии до славянских стран, которые затем продавались в мусульманские земли и в Византию. По свидетельству Ибн Хаукаля, восточного путешественника середины X в., рабы в Кордове происходили не только с берегов Черного моря, но и из Калабрии, Ломбардии, франкской Септимании и Галисии. Среди них встречались люди выдающихся политических и военных талантов, делавшие блестящую карьеру при дворе эмиров и халифов, активно вмешивавшиеся в политические дела. Нередко рабы становились вольноотпущенниками, богатыми и имевшими собственных рабов. Видимо, они не очень смешивались с остальной частью андалусского населения, что объясняет тот факт, что после падения халифата они решили образовать на востоке Аль-Андалуса свое государство.

Среди пленных, которых приводили из Гаскони, Лангедока, Испанской марки и страны Басков, были и женщины, блондинки со светлой кожей, из числа которых эмиры и халифы выбирали наложниц, а знатные сановники и богатые купцы покупали себе рабынь.

Местное испано-римское и вестготское население разделилось на две группы. Первая добровольно покорилась завоевателям, арабизировалась, принимала веру, язык и культуру мусульман, смешиваясь с ними. Муваладун, или мусалима, как их называли (они же ренегадос в испанской христианской традиции) с конца VIII в. интегрировались в мусульманское общество. Омейяды продолжали умелую политику первых эмиров по привлечению местного населения, для которого мусульманский режим по сравнению с готским имел ряд несомненных преимуществ.

Мусалима

Мусалима почти всегда сохраняли свое родовое имя на романсе, иногда переводя его на арабский. Андалусские биографические сборники упоминают такие родовитые фамилии, как Бану Саварико и Бану Анхелино из Севильи, Бану Карломан, Бану Мартин и Бану Гарсия. Ибн Хазм из Кордовы (XI в.), тоже из семьи мусалима, в своем генеалогическом трактате среди прочего реконструировал историю могущественного рода Бану Каси. Касио был графом во времена вестготов, но с приходом арабов принял ислам и сохранил власть над обширными территориями Борхи – Туделы – Тарасоны. Некоторые из муваладун подчеркивали свои готские корни, как, например, историк Ибн аль-Кутийа, что значит по-арабски «сын готки», считавший себя потомком принцессы Сары, внучки Витицы. Следуя примеру арабских и берберских семей, некоторые фамилии из мусалима, выбрав арабское имя или прозвание в качестве родового, прибавляли к нему увеличительный суффикс из романсе «ūn» (ón): отсюда произошли имена Хафсун (Хафс), Гальбун (Галиб), Абдун (Абд Аллах).

Среди потомков вестготов и испано-римлян немало было и тех, кто предпочел сохранить религию предков и собственную идентичность. Они расселялись более или менее компактными общинами, которые были встроены в мусульманскую общественную и государственную систему, обладая широкими правами автономии. Христиане, жившие под властью мусульман, вскоре были прозваны мосарабами, т. е. арабизированными, поскольку они никогда не жили изолированно: они владели арабским, восхищались культурой мусульман, переняли восточный и арабоязычный порядок составления документов и нотариальных актов. Мусульмане в свою очередь знали и использовали романсе. Вообще, следует отметить, что они не создали в Испании замкнутой военно-политической касты. Центральная власть активно привлекала к сотрудничеству старую испано-готскую верхушку и проводила политику, ориентированную на привлечение широких слоев населения к сотрудничеству. В целом политика кордовских правителей опиралась на положение ислама об ахль Китаб – людях Книги, или как мы сказали бы – Писания, к которым причислялись иудеи и христиане. Традиционно, по примеру порядков, принятых в метрополии, им предоставлялась автономия в решении внутренних дел, право на исповедание своей религии, обладание своим судом и правом, своими культовыми сооружениями. В тайфах вопросы вероисповедания вообще отошли на задний план: толерантность предыдущей эпохи сменилась абсолютным безразличием, как нередко отмечалось в хронистике того времени, к конфессиональной принадлежности.

Конечно, появившиеся на полуострове альморавиды и, особенно, следовавшие за ними альмохады принесли с собой совсем другое религиозное чувство – раскаленное пустынным солнцем и горящее в сердце вчерашнего кочевника. Однако сильно изменился к тому времени и сам Аль-Андалус, населенный уже не завоевателями, арабами и берберами, и покорившимися испано-готами, а андалусцами, по-разному определявшими свое происхождение и предпочитавшими дома говорить на разных языках, но принадлежавшими к единому социальному организму.

Мосарабы практически исчезли как элемент социальной жизни в Гранадском эмирате: в большинстве своем они ушли под власть королей-единоверцев. Нам известно лишь о временно и в очень ограниченном числе живших здесь членах посольств, пленных и искавших убежища мятежниках, а также о торговых представительствах христиан в Гранаде и Малаге.

Квартал Альбайсин в Гранаде

В отличие от них иудеи, так же как и мосарабы на протяжении всей истории Аль-Андалуса жившие бок о бок с мусульманами и обладавшие автономными правами, по-прежнему фигурировали в общественной картине последнего исламского государства. Они были изгнаны или обращены в христианство после его покорения Католическими королями.

Фрагментарные и неточные источники не дают возможности детально изучить испано-мусульманское общество эпохи тайф и североафриканских империй. Пожалуй, с уверенностью можно отметить существенное преобладание в этот период берберского элемента, который постоянно подпитывался переселенцами из Магриба, над арабо-испанским. Так, известно, что воины Зави бен Зири, принадлежавшие к племени Санхаджа, коих вместе с женами и детьми насчитывалось около тысячи человек, объединились с Заната и превратились в преобладающую этническую группу. В то же время на юго-востоке Аль-Андалуса арабы, сирийцы и местное арабизированное население образовали единую андалусскую общность, складывание которой относится, вероятно, к XIII столетию. Христиане и иудеи жили в Риане и Эльвире, в Хаэне и Гранаде. Рабы, суданские негры и христианские наемники, рекрутировавшиеся за пределами Аль-Андалуса, также оставались заметной частью общества. При альморавидах воины-санхаджа, берберы, и наемники из негров смешивались со старой арабо-андалусской знатью, так что ко времени альмохадов подлинно арабский элемент, по всей вероятности, исчез. В конце XII в. в Испанию переселилось большое количество арабских кочевников из Ифрикии.

В Гранадском эмирате жили потомки сирийских арабов, мосарабов, берберов, иудеев и рабов разного происхождения, смешавшихся во второй половине XIII в. с теми мусульманами, которые бежали от Реконкисты из Баэсы и с Леванта, затем из Кордовы и Севильи, позже из Хаэна и Мурсии. Кроме того, гранадские земли пережили очередную волну переселения разных берберских племен, родственных Маринидам. В XIV в. недалеко от Гранады появилась небольшая община мистиков из Индии и Хорасана, а рядом с Малагой существовал рибат (квартал) суданских негров. Из столь разнородных элементов сложился тип андалусца, согласно Ибн Хальдуну (историк и философ XIV – начала XV в.), очевидным образом отличавшегося от магрибинца необыкновенной живостью ума, выдающейся способностью к обучению и физической ловкостью.

В среде гранадской аристократии было принято подчеркивать арабские корни и надменно гордиться своим древним и знатным происхождением. Например, считалось, что Мухаммад бен Йусуф бен Наср, основатель династии, восходил по ветви Насридов к роду Саада бен Убады, предводителя племени хазрадж, из тех соратников Пророка, которые помогали во время его бегства из Мекки в Медину; предки эмира жили в Испании с конца II в. хиджры (VIII в.).

Что же касается социальной стратификации мусульманского общества Аль-Андалуса, то она на практике была не менее сложной, чем этнический состав населения, поскольку в обязательном порядке учитывала его. В то же время, с точки зрения мусульманских юристов, при определении общественного статуса человека ключевым понятием была свобода, а его верой – ислам. Это положение по существу ставило вне мусульманского общества людей рабского состояния и иноверцев, что, как мы видели, было неоправданно, учитывая их численность и хозяйственную роль, а нередко и политический вес, и обособляло христианское и иудейское население.

Описывая общество, мусульманское право оперировало понятием социальной категории (табака). Высшая социальная категория, т. е. мусульманская аристократия – хасса – в эпоху халифата включала в себя знать арабского происхождения и более или менее близких родственников халифа, которые относились к Марванидам и именовались ахль Курайш, «люди Курайша». В хассу входили также сановники центральной администрации, в том числе арабы-аристократы, должностные лица-рабы, и даже некоторые горожане-берберы, которые занимали высокие государственные посты. Источники, восходящие к эпохе испанских Омейядов, упоминают и категорию почтенных (айан), к которой относились законоведы, богатые купцы из мувалад или обращенных иудеев. Внизу социальной лестницы располагалась амма – самая многочисленная и социально нестабильная категория, охватывавшая основную часть городского населения. Сюда относились и ремесленники, и поденщики-берберы, мувалады и вольноотпущенники, бедные мосарабы и иудеи. Что же касается сельской жизни в Аль-Андалусе, то сведений о ней очень мало. Можно лишь гипотетически реконструировать существование крестьян, приписанных к земле, чье положение похоже на статус сервов вестготской эпохи, и колонов, связанных с землевладельцем-горожанином контрактом издольной аренды, они также платили налог в казну и участвовали в войске.

Как уже отмечалось, в испано-мусульманском обществе присутствовало большое количество рабов и рабынь, которые работали в доме, на поле или состояли в войске, либо были наложницами. Еще одной категорией были маула, к которой относились лица подвластные праву своего патрона. Клиенты, в европейской традиции, или маула – в исламской могли занимать в обществе самые разные позиции: от всесильных визирей до безродных бедняков, и принадлежать к различным этническим группам.

Имея в виду сложную этническую историю Аль-Андалуса, правомерно задаться вопросом, на каком языке здесь говорили?

Классический арабский язык, будучи языком Корана, был принят в эмирате с VIII в. как официальный и книжный язык: на нем составлялись государственные бумаги, писали письма и поэмы. Это был общий язык с метрополией и с теми, кто оттуда приезжал в Испанию. В то же время современная наука считает, что образованным люд ям был свойственен трилингвизм: они владели классическим арабским, местным диалектом арабского и романсе. Мувалад и мосарабы знали арабский, без которого немыслимо было сделать карьеру, вести успешную торговлю, продемонстрировать куртуазность или знание последней книжной новинки. Кроме того, благодаря им развивался и сохранился романсе, которым пользовались так же широко. Термины и обороты из романсе попали в диалектный арабский, отличавшийся от классического и произношением. Известно, например, что Ибн Хазм описывал разницу в произношении в среде черни, берберов и арабизированных испанцев. Не случайно исключительное удивление у современников вызывали Бану Бали, арабский клан, живший в XI в. на севере Кордовы: «они почти не говорили на романсе (латиниййа), только на арабском, как мужчины, так и женщины». Уже в X в. на Востоке отмечали странное произношение и некоторые изменения в морфологии и синтаксисе у андалусцев. К XII в. мусульмане говорили на двух языках – арабском и романсе, который использовался для повседневного общения с горожанами и крестьянами. Билингвизм ярко проявился в поэзии Ибн Кузмана (XII в.) и в мистических трудах аль-Шуштари (первая половина XIII в.). С середины XIII в., прежде всего в Гранадском королевстве, арабскому языку уделялось особое внимание как инструменту сохранения исламской идентичности и культуры. Романсе стал считаться языком второго сорта. В то же время и арабский уже не был единым, например, в Валенсии и Гранаде говорили на разных диалектах. Ибн аль-Хатиб отмечал, что гранадцы пользуются «очищенным» языком. О валенсийском диалекте известно благодаря анонимной Vocabulista, составленной после завоевания левантийских территорий христианами. Здесь был помещен арабско-латинский глоссарий с латино-арабским индексом, что позволило выявить появление в местном арабском языке такого фонетического феномена, как «имала». Надо сказать, что этот феномен широко распространился позднее в разговорной речи и представлял собой замену долгого «а» на долгое «и» (так, например, араб. «баб» – дверь, ворота – произносилось как «биб»).

На закате Гранадского эмирата, с ростом политического престижа христианских соседей, позиции романсе укрепились. Появилось много диалектных оборотов в поэзии (прежде всего в заджале), в семейной переписке, нотариальных актах и даже в специальной литературе, которая составлялась на классическом арабском. Упростилось произношение, стало исчезать конечное «н» после «aй» (например, «бай» вместо «байна» – араб. между) и др. Об «испанском арабском» хорошо известно благодаря бесценному «Искусству для легкого усвоения арабского языка» (Arte para ligeramente saber la lengua arábiga), сопровожденному арабско-кастильским вокабуларием. Этот труд, созданный монахом Педро де Алькала в 1505 г. в Гранаде, позволяет восстановить транскрипцию арабских слов на романсе. Отраженная в «Искусстве» разновидность арабского бытовала на юге Испании вплоть до изгнания морисков в начале XVII в.

Евреи, при вестготской власти подвергавшиеся суровым гонениям на религиозной почве, приветствовали арабскую Конкисту и, по всей видимости, стали верными союзниками завоевателей, вступая в арабские гарнизоны в покоренных городах. В это время во многих испанских городах сформировались еврейские кварталы внутри городских стен и даже в центре города – завоеватели отдавали евреям дома бежавших знатных и богатых горожан. Еврейские иммигранты в Северной Африке, бежавшие туда во время вестготских преследований, в 710–720-е гг. стали возвращаться в Испанию. По мусульманским законам евреи получили статус зимми («покровительствуемые»). Этот статус подразумевал покровительство центральной власти, разрешение исповедовать свою веру и сохранять свой образ жизни, а также некоторую гражданскую автономию; с другой стороны, он требовал подчинения исламу, выражавшегося в финансовом эквиваленте – уплате подушного налога джизьи, а также в повседневной сегрегации и дискриминации (зимми запрещалось ездить в седле, сидеть в присутствии мусульман, строить дома выше мусульманских, одеваться в такую же одежду, устраивать религиозные церемонии рядом с мусульманскими кварталами, занимать руководящие должности и т. п.). Сегрегационные нормы как правило применялись на практике при особо фанатичных правителях и игнорировались в периоды значительного численного преобладания зимми над мусульманами (как в первое время после арабского завоевания). Статус зимми был несколько дифференцирован для евреев и для христиан: к последним отношение было строже, ибо их вполне оправданно подозревали в политической нелояльности.

Во второй четверти VIII в., с укреплением арабских позиций на полуострове, положение всех зимми стало ухудшаться, а джизья существенно возросла. Показателем кризиса служит, в частности, тот факт, что некоторые испанские евреи покинули Пиренейский полуостров и отправились в Сирию и Палестину, чтобы поддержать вспыхнувшее там мессианское движение. С другой стороны, это также свидетельствует о том, что, как только Испания стала частью Арабского халифата, ее еврейская община стала частью восточной арабоязычной еврейской диаспоры и в скором времени наладила торговые и культурные контакты с общинами Палестины, Египта и особенно Ирака.

С середины VIII в., с приходом к власти Абд ар-Рахмана I и созданием Кордовского эмирата, наметилась тенденция к появлению евреев при дворе. Омейяды предпочитали опираться не на своих соплеменников, подозреваемых в нелояльности (связях с метрополией и собственных политических интересах), а на не-арабов (берберов) и даже не-мусульман (евреев и мосарабов), и особенно покровительствовали евреям, приглашая их на придворные должности. Эта тенденция, сопровождавшаяся также положительными отзывами о евреях в арабских хрониках, в IX в. оттенялась опалой придворных мосарабов, связанной с религиозной ажиотацией в христианской общине (подробнее см. ниже).

Положение еврейской общины, ухудшаясь в периоды усобиц и раздробленности (конец IX в.), когда евреи эмигрировали в Северную Африку, христианскую Испанию и Италию, стремительно улучшалось при усилении центральной власти, и это улучшение во многом было связано с деятельностью придворных евреев. Апогеем процветания еврейской общины в Андалусии считается время правления Абд ар-Рахмана III (912–961 гг.) и его сына Аль-Хакама (961–976 гг.), когда лидером еврейской общины был придворный еврей Хасдай ибн Шапрут (ок. 915–970 гг.), занимавший ряд высоких постов в правительстве.

Хасдай попал ко двору Абд ар-Рахмана в 940-х годах в качестве медика, но затем благодаря своим административным талантам и знанию языков стал получать задания и должности государственного характера: начальник таможенной службы, переводчик, дипломат, советник халифа по иностранным делам; но высоких официальных титулов, не положенных зимми, у него не было, и, будучи одним из ближайших советников халифа, он более других зависел исключительно от его доброй воли. Хасдай участвовал или даже руководил переговорами с королями Наварры, Леона и Германии и византийским императором, он сыграл важную роль в международном признании Кордовского халифата могущественной независимой державой.

Хасдай был назначен главой еврейской общины халифата и носил высокий титул «князя» – наси. Защищая интересы своей общины при дворе, он также налаживал контакты с еврейскими общинами других стран (Палестины, Ирака, Прованса, Италии, Византии), стремясь при необходимости оказывать финансовую помощь или политическое покровительство. Получив от своих посланцев сведения о Хазарском каганате, где исповедовался иудаизм, Хасдай очень вдохновился идеей независимого еврейского государства и отправил кагану Иосифу письмо, где рассказывал о благополучной жизни евреев Андалусии и своем личном богатстве и могуществе, но выражал готовность оставить «свой сан и почет» и отправиться в израильское царство, где «не господствуют над евреями и не управляют ими». Послание Хасдая удостоилось двух ответов – кагана Иосифа и анонимного хазарского еврея. Эта так называемая еврейско-хазарская переписка является одним из ключевых источников по истории Хазарии, хотя подлинность обоих ответов Хасдаю вызывает серьезные сомнения. Помимо международной деятельности Хасдай активно занимался культурной политикой, приглашая в Кордову еврейских ученых и поэтов из других стран и добиваясь гражданской и интеллектуальной независимости от Вавилонского центра (см. главу «Три веры»).

Традиция еврейского присутствия при дворе и назначения придворных евреев наси не прерывается и при хаджибах (глава еврейской общины, владелец шелкопрядильного производства и поставщик двора при аль-Мансуре Яаков ибн Джау), и в эпоху тайф (Шмуэль Га-Нагид и его сын Йосеф Га-Нагид в Гранаде). Более того, в отличие от кордовских халифов тайфские эмиры, менее ригористичные в соблюдении норм ислама, в нарушение законов о зимми официально назначали немусульман на высокие правительственные должности.

Положение еврейской общины в Андалусии ухудшилось в связи с вторжением альморавидов в конце XI в. и, вторично, в середине XII в., когда практически вся мусульманская Испания была захвачена альмохадами. Культурно и политически менее развитые, чем испанские мусульмане, зато гораздо более фанатичные, североафриканские берберы, утвердившись на Пиренейском полуострове, устроили гонения на немусульман и тем самым положили конец процветанию еврейских общин Аль-Андалуса – чуть раньше, чем наступил конец самого Аль-Андалуса. Евреи мигрировали либо на север, в христианские королевства, либо на юг, в фатимидский Египет.

Арабские средневековые источники практически ничего не рассказывают о сельских жителях и сельской жизни. Напротив, об андалусских городах, многочисленностью и населенностью которых восхищались путешественники, известия многообразны. Можно даже сказать, что испано-мусульманская культура была прежде всего городской, правда, в особом восточном понимании этого явления, соединяющего в себе и административную, и публичную, и деловую жизнь, и богатую книжную традицию.

Изначально торговые и интеллектуальные связи, основанные на общности языка, религии и культуры, объединяли мусульманские города Испании с Ближним Востоком. В Западном мире, переживавшем в VIII–X вв. упадок городской жизни, города Аль-Андалуса, в эту эпоху достигшие своего расцвета, являли собой поражавшее воображение исключение.

Мусульмане быстро освоили те городские центры, что были основаны и функционировали до их прихода, и возвели новые. Часто они сохраняли, лишь немного переиначивая при транскрипции на арабский, старые иберийские или латинские названия поселений. Corduba стала называться Куртуба (Кордова), Malaca – осталась Малакой (Малага), Toletum – Тулайтула (Толедо), Caesaraugusta – Саракуста (Сарагоса), Valentia – Балансийа (Валенсия) и т. д. Некоторые города были названы арабскими именами, как, например, уже упоминавшийся Альхесирас или аль-Марийа, что по-арабски значит «сторожевая башня», от которой происходит название Альмерия. Многие левантийские и южные города Испании сохранили имена, восходящие к историческим персонажам: это мог быть Тариф или Тарик, или фамильное имя (например, Беникасим от Бану Касим).

Внутреннее пространство города устраивалось по восточному образцу. Всегда существовал центральный деловой квартал, располагавшийся рядом с Большой мечетью. Вокруг города шли стены с воротами, от которых широкие улицы вели к центру (мадина), соединяя его с другими кварталами, где жила основная часть горожан. Рядом со стенами возводились дворцы аристократии и сановников. Часто город разрастался и требовал возведения новых стен, появлялись новые кварталы, которые назывались «рабад» (или «рибад», что в испанской традиции дало «аррабаль»), представлявшие особую общность. От главной улицы ответвлялась целая сеть улиц, улочек и проулков, нередко заканчивавшихся тупиком, которые тоже могли образовывать «квартальчики», называвшиеся по расположенной здесь маленькой мечети. За стенами города находилась большая площадь, где устраивался еженедельный рынок и возвышался михраб, использовавшийся для публичной молитвы на открытом воздухе. Вокруг шла аллея для отдыха и прогулок горожан, дальше среди садов и парков прятались загородные дома аристократов. За воротами города находились кладбища и лепрозории, которые содержались каким-нибудь благочестивым учреждением и благодаря частным пожертвованиям.

Кордова

Арабские хронисты и географы посвятили множество восторженных страниц столице халифата – Кордове. Сегодня сложно представить себе, как выглядел город в те времена, но сохранились следы былого величия: Большая мечеть рядом с Гвадалквивиром, остатки резиденции аль-Русафа, руины Сахл. Можно восстановить линию стен и местонахождение ворот, планировку улиц.

До сих пор идут споры о численности населения мусульманской столицы. Различные авторы приводили данные от 100 тыс. до 500 тыс. человек. Во всяком случае население Кордовы во много раз превосходило даже самые крупные города раннесредневековой Западной Европы и было сопоставимо разве что с Константинополем.

Сердце метрополии, мадина, располагалась на месте древней столицы Бетики. Ее каменные стены, много раз обновлявшиеся вплоть до эпохи альмохадов, достигали 4 км в длину и имели несколько ворот. Рядом с Алькасаром халифа находились Баб аль-Кантара (Ворота моста), при аль-Хакаме II были воздвигнуты Новые ворота, на северо-западе располагались Толедские, или Римские ворота, выходившие на старую римскую дорогу Via Augusta. Еще в начале XX в. можно было видеть четвертые ворота; арабские авторы называли их Леонскими, или Талаверскими, или Иудейскими, или Воротами прямого назначения (Баб аль-Худа). Отсюда начиналась дорога к аль-Русафе и здесь же находилось старое римское кладбище, которое продолжали использовать. На западной стороне стен располагались Ворота эмира и Севильские ворота или, как их еще называли, Ворота продавцов специй, поскольку рядом существовал рынок пряностей, а дальше возвышались Ворота грецких орехов.

Уже в VIII–IX вв. Кордова стала тесной, строились новые кварталы между берегом реки и старой дорогой, шедшей от Толедских ворот. Этот восточный «отросток» города был назван Джаниб аль-Шарки, сейчас известный как Ахаркиа. Многие названия улиц здесь указывают на торговую деятельность их мусульманских обитателей. А дальше над Кордовской равниной возвышался Фахс аль-Сурадик – здесь собирались войска перед походом.

Квартал базаров тянулся от восточный стены Большой мечети. Вокруг Большой мечети, по мусульманскому обыкновению, располагались лавки писцов, нотариев, помощников кади, помещения для обучения и чтения.

Римский мост через Гвадалквивир (223 м в длину), почти разрушившийся при вестготах, был восстановлен и впоследствии не раз ремонтировался мусульманами. По правому берегу реки и дальше вниз по течению шла древняя дорога, которая приводила к большой площади аль-Мусара и к главной открытой молельне города (мусалла). Эта же дорога вела к мельницам, приводившимся в движение водами Гвадалквивира. На берегу реки располагалась и резиденция Омейядов Мунйат аль-Наура, особо ими любимая до того, как Абд ар-Рахман III приказал построить Мадина аз-Захра.

На левом берегу реки находился знаменитый Рабад, который был разрушен после восстания 818 г. Эмир запретил восстанавливать его, так что даже отдельные дома, появившиеся здесь в XI в., были уничтожены по распоряжению Хишама II. Рядом находилась еще одна открытая молельня и резиденция Мунйат Наср, где в 949 г. жили послы Константина Багрянородного.

Таким образом характерной особенностью общества Аль-Андалуса был его этнический и конфессиональный полиморфизм. На протяжении нескольких столетий территория Пиренейского полуострова были местом притяжения многочисленных волн миграций. В эпоху эмиров и халифов социально-доминирующим элементом был арабский и берберский, постоянно подпитывавшийся переселенцами с Востока и из Африки. После падения халифата, с образованием тайф, а затем с приходом к власти магрибских династий берберский элемент занял господствующие позиции и, видимо, сохранял их и внутри Гранадского эмирата, несмотря на всю проарабскую риторику и моду. Последнее исламское государство на полуострове также принимало на свои земли мигрантов с севера и из Леванта, уходивших с тех территорий, которые были отвоеваны христианами, усиливая таким образом «местный» элемент, складывавшийся из смешанного андалусского населения.

Большая мечеть и мост Кордовы

Еще одной специфической чертой мусульманской социальной культуры можно считать ее урбанизм. Созданная исламом на Пиренейском полуострове цивилизация, несмотря на то, что она пережила самые разные политические формы (от халифата и империи до «княжеств»), неизменно воплощалась в сильных, богатых, густонаселенных городах.

Христианским королевствам Пиренейского полуострова в наследство от складывавших оружие мусульманских государств досталось поликонфессиональное и полиэтничное общество, надолго пережившее мусульманскую государственность.

Глава 3. Интеллектуальная культура

Невозможно говорить об интеллектуальной жизни и культуре Аль-Андалуса, не коснувшись хотя бы вскользь темы ислама, поскольку именно он воспринимался как основа, несущая конструкция и цель всех занятий науками и искусствами. Не только богословие и философия, но и юриспруденция, филология, история, математика и медицина были неразрывно связаны в сознании и трудах мусульманских интеллектуалов с верой, познанием Бога, созданного Им мироустройства.

Ислам утвердился на Пиренейском полуострове в качестве доминирующей религии сразу после его покорения арабо-берберскими войсками. Ислам быстро распространился и был принят местным населением самого разного социального уровня. Следует при этом учитывать урбанистический характер исламской цивилизации, что сказалось и на процессе установления конфессионального господства: произошла повсеместная и глубокая исламизация городов, в то время как сельская местность не была в такой степени затронута, и по большей части насельниками ее оставались мосарабы, т. е. христиане. Следует отметить, что именно из городской среды торговцев, ремесленников и мелких собственников постепенно сформировался в испано-мусульманском обществе средний класс, на базе которого сложилась социальная группа интеллектуалов, занимавшихся прежде всего духовными науками и потому обладавших особым общественным престижем.

Исповедание ислама в Аль-Андалусе мало чем отличалось от отправления его в Африке или Аравии. Верующие исполняли традиционные для ислама обязанности, к которым относилось свидетельство веры (аш-шахада), или признание единого Бога и Его Посланника Мухаммада, молитвенное служение (ас-салят), выплата пожертвования или милостыни (аз-закят – по-арабски «очищение»), хадж (паломничество в Мекку) и соблюдение поста в месяц рамадан. Не был оставлен без внимания и джихад (священная война, в классическом исламе понимаемая не только как участие в военных действиях против неверных, но и как духовное борение). По сути, все походы эмиров и халифов против христианских королевств совершались под знаменем джихада, собирая под руку правителя не только войско, но и добровольцев. Это, впрочем, не мешало наличию в армии халифа подразделений, формировавшихся из христиан. В то же время уже средневековым авторам было очевидно, что исламу, существовавшему на Западе, было гораздо проще вести священную войну, имея в непосредственной и постоянной близости соседей-христиан, и несравнимо тяжелее осуществлять великое паломничество, требовавшее от правоверных преодоления огромных и опасных пространств Средиземноморья и надолго отрывавшее их от дома и дел. Казалось, само положение Аль-Андалуса склоняло здешних мусульман более к воинственным и внешним формам благочестия, нежели к созерцательным, ориентированным на глубокий внутренний поиск и подвижничество. Однако, напротив, причастность Аль-Андалуса к общеисламскому пространству и осознанное стремление позиционировать себя внутри этого пространства как активное и традиционное сообщество способствовало устойчивым связям с Востоком и Аравией, поддерживавшимся во многом благодаря хаджу.

И потомки завоевателей, и новопереселенцы с Ближнего Востока и из Африки, и неомусульмане из местного населения стремились поколение за поколением сохранить нетронутыми основы веры и обычаи, опираясь на ту традицию, которая складывалась на протяжении VIII столетия в рамках всего исламского мира при решающей роли метрополии. Духовная жизнь мусульманской общины и общие правила поведения были осмыслены к тому времени как нечто единое, неразрывно принадлежащее как сфере религии, так и сфере права – шариату. Шариат – по-арабски «правильный путь», «то, что открыто Богом» – представлял собой совокупность правовых, морально-этических и религиозных норм поведения. Богооткровенный образ жизни приводил к формированию богооткровенного права. Нормы шариата никогда не сводились в законы, поскольку признавалось существование единственного, данного Богом, закона – Корана, на их основе никогда не составлялись своды писаного права. Шариат существовал и развивался, опираясь на Коран и Сунну (повседневная практика Мухаммада, отраженная в хадисах, наиболее аутентичных и пользующихся авторитетом преданиях о жизни Посланника) и благодаря усилиям законоведов, в которых, впрочем, следует видеть не ученых-юристов, а скорее интеллектуалов, занятых духовным поиском.

К рубежу VIII–IX вв. сложилось и было описано последователями учение законоведа Малика ибн Анаса (ум. в 795 г.). Испанские Омейяды избрали в качестве официальной религиозно-правовой школы маликизм, рожденный в Медине и получивший дальнейшее оформление в трактатах в Кайруане. Этой школе, или направлению (по-араб. мазхаб) было свойственно подчеркнутое внимание к Преданию, с опорой на хадисы. В то же время в том виде, в котором маликизм был воспринят в Аль-Андалусе, он представлял собой наиболее простую, традиционную и практичную систему по сравнению с другими, бытовавшими, например, на Ближнем Востоке – ханифитским и шафиитским мазхабами.

Поначалу маликизм в Аль-Андалусе существовал наряду с учением сирийского законоведа аль-Авзаи, но с появлением в пределах Кордовского халифата Муватты – основного сочинения Малика – и его последователей, вокруг которых мало-помалу сложилась школа, и некоторые из которых имели серьезное влияние на эмиров, в том числе и в вопросе назначения судей, восторжествовал как главенствующий мазхаб. В IX в. маликиты в Аль-Андалусе запретили изучение хадисов и ограничились составлением трактатов и пособий по юриспруденции. С этого момента всякая индивидуальная рефлексия по поводу Предания оказалась под запретом, и маликизм постепенно превратился в застывшую и неспособную к внутреннему развитию систему, обслуживающую власть и прикладные нужды судопроизводства.

Это, впрочем, не означает, что в Аль-Андалусе ничего не знали о мазхабах, знаменитых на Востоке. Во времена правления Мухаммада I (852–886 гг.) в Испании появились последователи учения шафиитов. Эмир был либерален и даже назначил своим писцом кордовца Касима бен Мухаммада Ибн Сийара, на которого маликиты нападали за то, что, будучи на Востоке, тот учился у Мухаммада бен Идрис Ибн Шафии. Хотя последний сам учился у Малика Ибн Анаса, его идеи отличались самобытностью, он провозглашал дедуктивный метод при выведении правовых норм при изучении Корана и Сунны, тем самым оставляя пространство для внутреннего развития шариата. Шафиитом был и Мухаммад Ибн Ваддах, также учившийся на Востоке и проникшийся критическим методом изучения хадисов Ибн Шафии. Мухаммад Ибн Ваддах был очень застенчивым, набожным и честным человеком, и маликиты его не трогали. Переворот в правоведческой науке связан с именем Баки Ибн Махлада (ум. в 889 г.), который, как и большинство ведущих ученых того времени, обучался в метрополии и заинтересовался умозрительным аспектом правоведения и выведением из хадисов частных определений. После долгого пребывания на Востоке он вернулся в Кордову и, несмотря на нападки маликитов, недовольных его самостоятельностью и изучением хадисов, под покровительством эмира собирал вокруг себя в Большой мечети с каждым разом все более обширную аудиторию. Баки Ибн Махлад заложил в мусульманской Испании основы изучения «изречений» Посланника. Некоторые из его биографов называли его шафиитом, но, скорее всего, он был независим в своей интеллектуальной деятельности.

При Мухаммаде в Аль-Андалусе появились и первые приверженцы захиритской школы (Абд Аллах Ибн Касим), а в X в. захиритом был кордовский кади ал-Мунзир бен Саид ал-Баллути. Известный своим независимым характером, высочайшей компетентностью как правовед и богослов, склонностью к литературному творчеству, он оставался верен воспринятому на Востоке учению до самой смерти, но занимаясь по долгу службы судебными делами, он никогда, вынося судебные решения, не опирался открыто на доводы захиризма и не ссылался на авторитетных учителей этого мазхаба.

При аль-Мансуре и после падения халифата, в эпоху тайф и североафриканских династий, позиции маликитов еще более упрочились, однако ни исламская правоведческая, ни философская мысль не замерли в Испании. XI столетие подарило Аль-Андалусу удивительно яркую фигуру правоведа, богослова, философа, историка и поэта, придерживавшегося захиритской школы, – Ибн Хазма (994–1064).

Он сам называл себя потомком знатного персидского рода, но в действительности был по происхождению муваллад и принадлежал к местной семье из Ньеблы. Его дед принял ислам и обосновался в Кордове. Отец, Ахмад, служил в омейядской администрации и достиг должности визиря при Амиридах. Во время смут, начавшихся с падением халифата, семья Ибн Хазма пострадала – ее имущество было конфисковано, поскольку она осталась верной легитимной власти Омейядов. После смерти отца (1012 г.) для Ибн Хазма начались тяжелые времена. Он вынужден был покинуть Кордову и бежать в Альмерию, но и здесь его симпатии Омейядам показались правителю, принадлежавшему к берберам, подозрительными. Ученый был заточен в тюрьму, а потом выслан из города. После этого он искал счастья в Валенсии, где поступил на службу к потомку Омейядов Абд ар-Рахману IV аль-Муртада, и был назначен визирем Кордовы. Под знаменами Абд ар-Рахмана Ибн Хазм воевал у стен Гранады, был взят в плен и потом освобожден. В 1022 г. он обосновался в Хативе, где начал писать «Ожерелье голубки», знаменитое философско-литературное произведение. В следующем году он снова появился на политической сцене в Кордове, будучи приглашен своим другом халифом Абд ар-Рахманом V, которому удалось отнять власть у берберов. Однако спустя семь недель халиф был отравлен, а Ибн Хазм вновь оказался в заключении.

В 1027 г. мы снова находим его в Хативе. Отныне он решает сторониться политики и посвятить себя интеллектуальным занятиям, богословию, юриспруденции и преподаванию. Сопротивляясь засилью в школах маликитов, Ибн Хазм превратился в защитника захиризма (он прошел и через увлечение шафиитским мазхабом, даже написал обширный трактат о праве в этом русле). Своими страстными выступлениями против ортодоксальных теологов и правителей, их поддерживавших, он вызвал такую их ненависть, что его изгоняли из одной тайфы за другой (успел побывать даже на Мальорке) и запретили ему преподавать. В Севилье Аббадид аль-Мутадид распорядился публично сжечь книги Ибн Хазма. Сломленный неудачами ученый вернулся в свои владения недалеко от Ньеблы, где и скончался, оставив, по свидетельству своего сына Абу Рафи, 400 произведений.

Ибн Хазм получил блестящее образование. Он был человеком жадным до знаний и поддерживал отношения с учеными и писателями своего времени. В конце жизни он написал «Книгу характеров и поведения», в которой нашли отражения перипетии его собственной судьбы в политике и проявилось глубокое знание человеческой природы и психологии. Этические взгляды Ибн Хазма основывались на служении Богу. Что касается источников права, то Ибн Хазм проявлял большое искусство в трактовке текстов; он интерпретировал Коран в свободном и широком смысле, отталкиваясь от разных стихов, казавшихся не связанными друг с другом и по смыслу ограниченными, выводил цепочку умозаключений и идей, которые позволяли ему перерабатывать правоведческую доктрину. Он осуществил обширную критику хадисов, применив в этой области строгий исторический подход. Его симпатии к шафиизму не были долгими, но он позаимствовал в нем принцип вынесения суждения по аналогии. В качестве юриста Ибн Хазм был открытым противником маликизма. Возможно, такая позиция была исключительно средством выйти из-под давления маликитов и их доктрины, обрести самостоятельность и свободу. Ученый стремился реконструировать мусульманское право в том виде, в котором оно существовало во времена Посланника, отсекая все то, что, с его точки зрения, было привнесено более поздними юристами. Он видел в законе религиозную реальность, которая ведет человека к повиновению Богу. Иногда Ибн Хазма укоряют в узости взглядов, в том, что он не учитывал развития права, вызванного усложнением социальной и политической жизни. В то же время на уровне конкретных казусов он смягчал строгость своих теоретических взглядов, признавая за человеком самостоятельность. Ибн Хазм не просто следовал захиризму как правовой школе, на его основе он пытался выстроить целую систему догматической теологии, важное место внутри которой отводилось не только юриспруденции, но и владению арабским языком, интерпретациям текстов, знаниям о современных автору религиях.

Ибн Хазм во многом был историографом религиозных идей, интерес к осмыслению которых мог подпитываться характерной для Пиренейского полуострова ситуацией постоянного сосуществования с христианством и иудаизмом. Это нашло отражение в его книге «Критическая история религий, сект и школ», написанной в форме энциклопедии, где были собраны знания о верованиях в разных регионах, имевших отношение к исламу или соприкасавшихся с ним. По сути это было сочинение о ересях и известных исламу религиях, основанное на широкой исторической базе с использованием документов и исторических текстов и позволявшее полемизировать с приверженцами других религий. Ибн Хазм описывал здесь различные философские и религиозные системы: астральные, христианскую тринитарную доктрину, профетические концепции в иудаизме и христианстве и другие. Ученый полемизировал с визирем из Гранады иудеем Ибн Награллой, вел антихристианские дискуссии на страницах своих трактатов.

Ибн Абд аль-Барр аль-Нумайри (978–1070), уроженец Кордовы и друг Ибн Хазма, поначалу тоже придерживался захиритского мазхаба. Он никогда не был на Востоке, но переписывался с учеными из метрополии. Образование получил в Кордове и избрал своим поприщем шариат и генеалогию. Со временем он отошел от захиризма, склонившись к шафиизму, пока ни принял окончательно маликитский толк. Впрочем, и в бытность кадием Лиссабона и Сантарена его подозревали в симпатиях к учению Ибн Шафии. Вторую половину жизни он провел на Леванте и умер в Хативе в 1070 г. Ибн Абд аль-Барр стал крупнейшим знатоком хадисов в Испании и Северной Африке. Его исследования и сочинения были посвящены разным сюжетам и наукам, но прежде всего его интересовали арабская генеалогия (в первую очередь аснаров – сподвижников Мухаммада, которые в мусульманской традиции, как правило, стоят первыми в цепочке передатчиков хадисов о жизни Посланника), описание жизни и походов Мухаммада, биографии его сподвижников. Ему не был свойственен строгий маликизм образца X столетия, о чем говорят хотя бы отказ признавать таклид, т. е. слепое следование авторитету, и заинтересованность в сюжетах, ориентированных на поиск смысла, источников и методов аргументации знания.

Коробочка аль-Мугиры. Слоновая кость, Х в.

Среди учеников Ибн Хазма, уже после его возвращения в Ньеблу, самым верным был аль-Хумайди (ок. 1029–1095). Родился он на Мальорке и посвятил себя изучению богословия, права и Предания. Учился он не только у Ибн Хазма, но и в Кордове, где слушал Ибн Абд аль-Барра, в 1056 г. он отправился на Восток завершать образование и совершить хадж. Есть сведения о том, что аль-Хумайди изучал хадисы в Тунисе, Египте, Дамаске и Багдаде. Благодаря своему благочестию, эрудиции и эмоциональной выдержанности, а также переезду в Багдад ему удалось, сохранив приверженность захиризму, избежать гонений, обрушившихся на учителя. Его перу принадлежит ряд трактатов о хадисах и биографический свод ученых Испании, составленный в Багдаде по памяти.

Маликитские альфаки в Аль-Андалусе поддержали вторжение альморавидов и обладали огромным влиянием на политическую и религиозную жизнь империи, созданной африканской династией, особенно при втором султане, Али (1106–1143). В 1109 г. Али приказал сжечь все экземпляры книги «Воскрешение наук о вере» аль-Газали: на маленькой площади напротив западных ворот Кордовской мечети один экземпляр сочинения восточного философа был опущен в масло и сожжен в присутствии альфакиевмаликитов. Альморавиды видели в учении аль-Газали источник опасного для них направления, появившегося в Северной Африке среди племен альмохадов, лидером которого стал Ибн Тумарт. Спустя три десятка лет Аль-Андалус был покорен альмохадами, которые поначалу не очень нуждались в поддержке маликитов и социальных слоев, интересы которых те выражали. Основную поддержку в правовом плане альмохадам, видимо, оказали захириты и шафииты.

Расцвет андалусской философии в XII в., опиравшейся, безусловно, на опыт предшественников, связывается с тремя именами крупнейших мыслителей мусульманского Запада: Ибн Баджи (ум. в 1139 г.), Ибн Туфайля (ок. 1105–1185) и Ибн Рушда (1126–1198).

О жизни Ибн Баджи известно немного: он родился в конце XI в. в Сарагосе, где, видимо, прошла и его юность. В 1110 г., когда город взяли альморавиды, поступил на службу к новым властям и занимал пост визиря, затем жил в Севилье и Гранаде, а умер в Фесе, возможно, будучи отравленным. Ибн Баджа был известным философом, поэтом, музыкантом, ему принадлежали популярные песни. Он изучал математику, ботанику и астрономию. Его сочинения сохранились на арабском и в переводах на иврит. Его перу принадлежат «Прощальное письмо» и «Трактат о союзе разума с человеком», а самое известное его произведение называется «Образ жизни уединившегося». Во всех трех трудах Ибн Баджа говорил о возможности души соединиться с Богом, что понимается как высшее счастье и высшая форма деятельности, конечная цель человеческого существования. Согласно его учению, союз души с Богом – это последний этап интеллектуального возвышения. Без сомнения на него оказали влияние неоплатонические идеи и сочинения (к тому времени существовали переводы на арабский).

Абу Бакр Мухаммад Ибн Туфайль родился в Гуадиксе в начале XII в., имел медицинскую практику в Гранаде, некоторое время служил секретарем местного правителя. В 1154 г. он стал секретарем альмохадского правителя Сеуты и Танжера. Затем возвысился до должности придворного врача Абу Йакуба Йусуфа (1163–1184), пользовался расположением и его приемника Абу Йусуфа Йакуба (1184–1199), а умер в Танжере. Ибн Туфайль (в западной традиции Абубасер), медик и астроном, выразил свои философские взгляды в аллегорической новелле «Живой, сын Бодрствующего». Это произведение, также созданное в русле мусульманского неоплатонизма, ставило вопрос о соотношении религии и философии. Новелла была переведена на иврит и затем комментировалась в 1349 г. Моисеем из Нарбоны. Без сомнения, Ибн Туфайль заимствовал название для своего сочинения у восточно-мусульманского философа Ибн Сины, но, пожалуй, этим его заимствования и ограничились. Если для Ибн Сины Живой, сын вечно Бодрствующего был символом, то Ибн Туфайль ввел в свое произведение народную сказку о мальчике, вскормленном газелью, он живо описал духовное становление человека, лишенного общества, его уз, правил и традиций. Для него важнее всего было продемонстрировать способности человеческого разума не только открывать науки и обнаруживать существование души, но и предстоять Богу из бренного мира и держаться, однажды встретив, только Его. Из сочетания философских идей и народной по сути формы изложения родилось одно из самых интересных прозаических сочинений в арабской литературе.

Еще один величайший философ Аль-Андалуса и всего арабоязычного мира – Абу ль-Валид Мухаммад Ибн Рушд (Аверроэс) – родился в Кордове в семье юристов-маликитов. Он получил замечательное образование и, как сообщают его биографы, постигал не только науки права и богословия, но и медицину, и греческую античную философию. В 1153 г. он находился в Марракеше, где был представлен Ибн Туфайлем Абу Йакубу Йусуфу. Легенда рассказывает о том, как Ибн Рушд поначалу не осмеливался признаться в своих глубоких познаниях в области греческой философии, но после того как халиф сам, обратившись к Ибн Туфайлю, свободно заговорил о Платоне и Аристотеле, Ибн Рушд решился высказаться и произвел очень благоприятное впечатление на правителя. В 1182 г. он даже ненадолго замещал Ибн Туфайля в качестве придворного медика. Пользовался он расположением и Абу Йусуфа Йакуба, хотя в последние годы жизни философа внутриполитичесая ситуация на Пиренейском полуострове изменилась, и мусульманские власти были вынуждены демонстрировать отход от толерантной по отношению к философам и неортодоксам политики, нуждаясь в поддержке маликитов. Известно, что издавался указ о предании огню всех его сочинений как представляющих опасность для мусульманской веры. Однако немного позже Ибн Рушд вернулся в Марракеш, где к нему вновь благоволили. Там он и умер, а его тело было перевезено в Кордову.

Ибн Рушд более всего известен как комментатор Аристотеля. Примечательно, что его собственных сочинений сохранилось не так много, по большей части они известны в переводах на иврит и латынь. Действительно, самой важной его работой нередко считаются его комментарии к ряду трудов Аристотеля. До него в мусульманской философской мысли восприятие Аристотеля больше базировалось на неоплатонической традиции. Путаница была создана и арабским переводом неоплатонического сочинения «Теология Аристотеля». Одной из величайших заслуг Ибн Рушда было открытие подлинного Аристотеля и передача его идей Европе.

В одном из своих трактатов по философии и теологии «Согласие между верой и философией» Ибн Рушд высказал убежденность в истинности как философского знания, так и богооткровенного писания, настаивал на необходимости активной жизненной позиции философа, способного объяснять положения веры и тем помогать людям. Кордовец был уверен в высокой роли ниспосланной Богом религии в обществе и в системе государственного устройства, и считал ее предпочтительной (при философском осмыслении) по сравнению с религией чистого разума. Концепция гармоничного сосуществования философии и веры нашла последовательное отражение и в полемическом трактате, написанном в ответ на труд аль-Газали «Опровержение философии», названном «Опровержение опровержения».

Ибн Рушд оставил также сочинения по медицине, математике, астрономии, этике и политике. В XIII в. благодаря переводам на иврит и латынь, осуществленным в Испании, его идеи были восприняты европейскими схоластами и затем оказали большое влияние на Фому Аквинского.

Хотя слава Ибн Рушда как философа затмила в глазах потомков все прочее, он был еще и выдающимся законоведом того времени. В 1169 г. он стал судьей в Севилье, а двумя годами позже вернулся в Кордову на пост кади. Особенностью Ибн Рушда был подход к философским штудиям и сюжетам с точки зрения правоведа. Обладая фундаментальной юридической подготовкой, детально зная маликитский мазхаб, он изучал различные религиозно-правоведческие школы, их основания и внутреннюю логику. Около 1188 г. он закончил работу об официальных правовых толках и системе аргументации каждой из них при вынесении частного определения. Этот вопрос в маликизме обычно замалчивался, в то время как захириты и шафииты, напротив, были к нему очень внимательны. Ибн Рушду было свойственно самостоятельное и глубокое осмысление как философских, так и доктринальных правоведческих сюжетов, с опорой на ученую эрудицию и огромный опыт судебной и политической практики.

После падения альмохадской империи в тайфах и особенно в Гранадском эмирате позиции маликитской школы укрепились. Во многом это было связано с успехами христиан и продвижением Реконкисты. В структуре последнего испано-мусульманского государства маликиты играли основную роль, законоведы, имена которых мы встречаем в биографических словарях и сборниках судебных решений и мнений, занимают первое место в андалусских городах и, конечно, Гранаде – по своим знаниям, компетенции, социальному престижу и тому влиянию, которое они оказывали на круги, близкие к эмиру. Это не означает, что захириты исчезли из Аль-Андалуса. О них известно из сочинений восточных авторов. Но маликизм, безусловно, был признанным официальным толком, к нему апеллировали, на него надеялись и представители правящей династии насридов.

С другой стороны, следует учитывать, что маликизм XIV–XV вв., испытавший воздействие весьма специфической для ислама, с точки зрения политического положения, ситуации (например, вассальные отношения эмиров с христианскими государями, плотное и повседневное соседство мусульман с христианами, появление обширной группы мусульман, живших под властью христиан), вынужден был изменяться. Это обстоятельство нашло отражение в сборниках фетв – судебных решений и определений, которые выносили крупнейшие законоведы того времени: Ибн Лубб и его ученики аль-Шатиби, Ибн Сирадж и аль-Хаффар, Мухаммад аль-Саракусти, аль-Ваншариси, творившие в Гранаде и Магрибе.

Эпоха позднего Средневековья и заката исламской цивилизации на Западе ставила перед правоведами новые вопросы, порождала небывалые для классического шариата ситуации, требовавшие не просто реакции, а глубокой рефлексии и выработки, пусть и на основе авторитетного традиционного знания, новых подходов, а значит, и немыслимых для маликизма за пределами Испании конкретно-юридических суждений.

Хронисты и авторы биографических словарей упоминают в качестве основных культурных и интеллектуальных центров Аль-Андалуса Кордову, Севилью, Толедо, Сарагосу, Гранаду, Малагу, Альмерию и Гуадикс. В сельской местности существовали школы начального уровня.

На мусульманском Западе начальным обучением в скромных школах занимался учитель, которому платили родители учеников. Это обучение строилось вокруг Корана и его целью было, чтобы ребенок обладал хорошим почерком, хорошей дикцией, правильно и благозвучно читал коранические тексты и умел сделать паузу или акцент в устной речи. Ибн Хальдун рассказывает о том, что ученик на первой ступени обучения постигал основы счета, должен был наизусть знать основы арабской грамматики, вслед за Кораном изучал поэтические и эпистолярные произведения. Такая система обучения облегчала постижение Книги и закладывала отличную основу для следующего этапа. Высокий уровень школьного образования – важнейшая черта андалусской культуры. Отличное образование получали и отпрыски правящей династии во времена эмирата, халифата и тайф. Жители Аль-Андалуса всех социальных классов испытывали живой интерес к учению, несмотря на то, что образование было платным и требовало серьезных финансовых вложений.

Конец ознакомительного фрагмента.