Исторические районы Петербурга от А до Я. Д (С. Е. Глезеров, 2013)

Дача Долгорукова

Так, по имени местности, назывались железнодорожная станция и поселок возле нынешней станции метро «Ладожская» и Ладожского вокзала.

Название свое станция получила потому, что когда-то эти земли принадлежали сподвижнику Петра I князю Якову Долгорукову. Появилась она в 1913 г., когда была построена соединительная линия между Московским и Финляндским железнодорожными узлами. Первоначально станция называлась Яблоновкой – по имени располагавшейся в этих краях деревни, остатки которой еще лет десять назад можно было увидеть на берегу реки Оккервиль.

Однако поскольку на главной линии Москва – Ленинград еще с давних пор существовала другая станция с точно таким же названием, то в начале 1930-х гг., во избежание путаницы с адресовкой грузов, было решено переименовать станцию Яблоновку в Дачу Долгорукова.

Уникальные воспоминания о жизни в поселке под названием Дача Долгорукова можно встретить в книге автобиографических рассказов замечательного петербургского поэта и литератора, историка по образованию Николая Сергеевича Михина «Дача Долгорукова (Хроника пятидесятых)», изданной в 1993 г. Я позволю привести некоторые фрагменты из его книги, где описывались эти места.

«…Впереди виднелись две тройки соединенных между собой трубами теплоцентрали желтых бараков. Вдоль бараков там и сям висело белье на веревках, и бараки были похожи на корабли, украшенные флагами расцвечивания в праздничные дни.

Слева – четные номера, справа – нечетные. Счет начинался от железнодорожного полотна. Улица заканчивалась двумя аккуратненькими зданиями, расположенными за пятым и шестым бараками и окруженными большим штакетным забором: детский садик и ясли. За детским садиком стоял частный дом. В нем жила большая семья, носившая историческую фамилию Потемкины.

Все это вместе с четырнадцатым бараком (то самое белое здание) и называлось Дача Долгорукова. Название Дача Долгорукова позаимствовала у железнодорожной станции, возле которой она располагалась. Станция была небольшая. Через нее проходили лишь товарные поезда да через сутки малым ходом следовал двухвагонный пассажирский состав Москва – Хельсинки. Жители Дачи Долгорукова почему-то звали его правительственным…

Барачный поселок возле железнодорожной станции возник в послевоенные годы. Каждый барак состоял из двух секций, то есть двух больших коммунальных квартир коридорного типа. В каждой секции кроме отдельного входа были свои кухня, сушилка, умывальник с шестью кранами и два туалета с двумя „очками“ в каждом. В секции располагалось шестнадцать комнат площадью от шестнадцати до восемнадцати метров каждая…

Создатель и хозяин Дачи Долгорукова – Вторая ЛенГЭС. Селились там ленгэсовские строители, а также те, кто работал в этой системе… Члены семей ленгэсовцев трудились на разных предприятиях, в организациях и учреждениях. Но подавляющее большинство их работало на ближайшем к ним предприятии промысловой кооперации – в артели инвалидов „Прогресс“.

Железнодорожная станция Дача Долгорукова. Современное фото

Едва пересечешь рельсы железной дороги, если идешь от „Прогресса“, как перед тобой открывается этот поселок. Слева от бараков – запасной путь „железки“ и паровозное кладбище, затем – дорога в село Малиновку Всеволожского района, чуть правее – Грязное болото и Кудровский лес, еще правее – речка Оккервиль, по берегам которой произрастали различные сельскохозяйственные продукты, в основном – картофель, капуста, свекла, морковь. Справа за бараками начинались торфяные поля с чахлыми деревцами, которые, вопреки отсутствию всех условий для их жизнедеятельности, тянулись к верху, росли, но не вырастали. За торфяником – деревня Яблоновка, стрельбище и… Нева с Финляндским мостом. Подходы к мосту охраняют стрелки ВОХР.

…Состоятельных людей на Даче Долгорукова было немного… Пацаны не интересовались, кто сколько денег получает на работе, но знали, что есть мужики, получающие аж тысячу рублей в месяц. Это было много. Состоятельными же они считали, например, имеющих телевизор, а таких на двести семей приходилось семей восемь в поселке…

…С пуском двадцать первого автобусного маршрута Дача Долгорукова как бы приблизилась к городу. Конечно, автобус заметно сокращал их путь по Уткину проспекту и Республиканской улице. Да и удобнее ехать в автобусе, хоть и в тесноте, чем месить грязь малоохтенского захолустья. Правда, ходил он редко, с частыми срывами, битком набитый пассажирами, но это был их транспорт, без которого они раньше жили, но теперь же отмена этого маршрута явилась бы ощутимой для всех проживающих в корпусах, в Яблоновке и на Даче Долгорукова. А также для работающих на „Прогрессе“.

…И все же с центром связь была плохая. Жили в своем микромире. Ездили в основном в сторону Кондратьевского и Лесного проспектов. Даже на Ржевку съездить было проще, чем на другой берег Невы. Если в центральную часть города все же выезжали, об отдаленных от Охты районах и говорить нечего, то такие поездки занимали, как правило, целые сутки.

В то же время от Яблоновки всего в десяти минутах ходу Нева, на противоположном берегу которой виднеется Александро-Невская лавра. От нее к центру города ведет главная городская магистраль – Невский проспект. Вот и получается: и близко, да далеко. „Дачинские“ в город собирались, как в длительную поездку.

…После отъезда из поселка второго потока переселенцев, жильцов червертого, пятого и шестого бараков переселили в освободившиеся комнаты первого, второго и третьего бараков. А их бараки и оба здания в конце поселка окружили колючей проволокой, переделали все под тюрьму и поселили заключенных с большими сроками. И все стали жить, как зеки. От колючей проволоки их отделяло полтора метра деревянного настила.

…Дача Долгорукова числилась как спецучреждение, а не как населенный пункт. Баня и прачечная уже не функционировали, но общая система отопления действовала. Квартплату с жильцов не брали, и сама жилконтора на Новгородской улице уже не существовала.

Руководство ЛенГЭС торопило строителей со сдачей домов для поселения оставшихся за забором. И так в течение двух лет. Доски полов в бараках прогнили. Стекла окон были выбиты, окна затыкались подушками и одеялами. Люди уже не расселиться мечтали, а наоборот, съезжались друг к другу для совместного проживания…».

Дачное

Местность под названием Дачное находится на тех местах, где с петровских времен существовала дача окольничего Михаила Шаховского. Она не раз меняла хозяев, а в 1770-х гг. ее владельцем стал граф Яков Брюс. При нем построили деревянный усадебный дом с бельведером, окруженный большим английским садом с беседками, каналами, прудом и островками. Следы этого великолепия можно и сегодня увидеть к югу от Дачного проспекта. Когда-то здесь была даже роскошная каменная баня в «помпейском вкусе».

Умер Яков Брюс в ноябре 1791 г. в своей усадьбе, о чем сохранилось свидетельство князя Александра Андреевича Безбородко, секретаря Екатерины II: «Брюс скончался после десятидневной болезни, к всеобщему прискорбию всего города. Он был дежурный, когда занемог и прислал ко мне трость, а пред тем за три дня обедал у Стрекалова, откуда садясь в карету, ушиб ногу, к сему пристали рожа и подагра. Сменясь от дворца, поехал домой и начал бредить; доктора были призваны, нашли, что ниже ушибленного места уже антонов огонь, а подагра в желудке».

Впоследствии усадьбой владел князь Щербатов. Во второй половине XIX в., после постройки в 1857 г. Балтийской железной дороги, здесь стал возникать один из многочисленных дачных поселков вблизи столицы. В начале ХХ в. землю приобрел дворянин Сергей Константинович Максимович. Летом 1904 г. С.-Петербургское губернское правление утвердило предложенный им план «пригородного имения „Дачное“» с сетью улиц и переулков.

Впоследствии название «Дачное» распространилось на более обширную местность, а затем и на возникший здесь район новостроек. «Топонимическая энциклопедия Санкт-Петербурга» 2003 г. так определяет границы Дачного: «Между пр. Стачек, Соломахинским проездом, Ленинским пр., ул. Зины Портновой, пр. Ветеранов, ул. Подводника Кузьмина, Балтийской железнодорожной линией и парком „Александрино“».

Газета «Дачник» в конце мая 1909 г. сообщала, что только что закончилось сооружение платформы поселка Дачное, и теперь поезд делает первую остановку не в Лигове, как раньше, а у вновь построенной платформы.

«Платформа Дачное Балтийской железной дороги в 9 минутах езды от Петербурга, – говорилось в рекламном объявлении на страницах „Петербургского листка“ в начале августа 1910 г. – Продажа участков земли, постройка домов на льготных условиях. Прекрасная местность, близость центра города, улицы мощеные, керосино-калильное освещение, водопровод с невской водой, магазины, баня, купальни, молочная ферма, полное благоустройство. Пользуйтесь, пока до открытия электрического трамвая цены на землю низкие!»

Дачное на карте Петрограда 1916 г.

Как во всех дачных пригородах, здесь действовало местное Общество благоустройства. Согласно уставу, изданному в 1910 г., район деятельности Общества ограничивался следующим образом: «Пригород Дачное и его ближайшие окрестности (в границах Балтийской железной дороги), владения больницы Всех Скорбящих и имений Ульянка графа Шереметева». В годы войны прежний дачный поселок был практически полностью уничтожен во время боевых действий.

С конца 1950-х гг. Дачное вошло в черту города, а в начале 1960-х гг. тут началось массовое жилищное строительство. «Дачное нашего времени заслужило славу „ленинградских Черемушек“, – отмечает в своей книге „По Балтийской железной дороге от Петербурга до Гатчины“ известная писательница и поэтесса Наталия Перевезенцева, – здесь в 60-х гг. широко развернулось строительство панельных пятиэтажек, так называемых хрущевок. Сейчас, конечно, это жилье не выдерживает никакой критики, но тогда получить отдельную квартиру, избавиться от ужасов коммуналок было мечтой многих ленинградцев. Зеленое Дачное с его просторными дворами, близостью к Стрельне и Петергофу, куда можно было поехать в воскресенье всей семьей, стало для кого-то второй родиной“».

Старинное название этой местности сохранилось ныне в наименовании железнодорожной платформы Дачное. Такое же название получила и станция метро, следующая после «Автово», некоторое время служившая конечной. Ее открыли 1 июня 1966 г. Это была станция наземного типа, где поезда «подземки» выходили на поверхность. Метровокзал «Дачное» представлял собой обычную железнодорожную платформу с козырьком.

Затем Кировско-Выборгскую линию метро стали строить дальше на юго-запад, появилась станция «Проспект Ветеранов». Последних пассажиров станция «Дачное» приняла 5 октября 1977 г. Утром, после открытия участка метро «Автово» – «Проспект Ветеранов», станцию закрыли. Впоследствии пути разобрали. Сегодня от бывшей станции уцелели некоторые постройки на Трамвайном проспекте (№ 18А) – там располагается МРЭО-5.

Удивительные метаморфозы претерпевало в советское время название Дачного проспекта, первоначальное название которого, Екатерининский, было известно с 1908 г. В 1920-х гг. улицу назвали в честь Третьего Интернационала, а затем, в 1983 г., переименовали в память скончавшегося годом ранее государственного деятеля Михаила Суслова, «серого кардинала» времен брежневской эпохи. Суслов являлся инициатором гонений на интеллигенцию после хрущевской «оттепели», с его именем связывались гонения на диссидентов, изгнание из страны А.И. Солженицына и ссылка А.Д. Сахарова. В 1979 г. Суслов входил в число людей, принявших решение о вводе советских войск в Афганистан.

Среди достопримечательностей старого Дачного было здание богадельни, устроенной в годы Первой мировой войны «Комитетом великой княжны Татьяны Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий». Фото Карла Буллы, 1916 г.

Почему проспект имени Суслова появился именно в Дачном? По всей видимости, власти приняли во внимание, то что именно от Кировского района Ленинграда Суслов избирался депутатом Верховного Совета СССР.

Во время перестройки стало очевидным, что имя Суслова надо изъять из городской топонимики. В марте 1990 г. проспекту вернули прежнее название – в честь Третьего Интернационала. В современных исторических реалиях это выглядело совершенно нелепо, и ссылки на то, что «это тоже наша история», едва ли имели под собой какое-либо основание. Поэтому вполне естественным и обоснованным стало возвращение в 1993 г. к прежнему историческому наименованию – Дачный проспект.

Главной магистралью, последовательно рассекающей Дачное, Ульянку, Лигово и Сосновую Поляну, является проспект Ветеранов. Он получил свое название в январе 1964 г.: «В память участников Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг.» в ряду улиц района, чьи названия посвящены теме войны.

Одной из современных достопримечательностей Дачного стал 25-этажный жилой дом-башня под названием «Манхэттен», возведенный во второй половине 2000-х гг. у пересечения проспекта Ветеранов и бульвара Новаторов. Название этого высотного здания вызывало в памяти трагические события 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке, когда башни-близнецы Всемирного торгового центра на Манхэттене стали жертвами атак террористов. Ни для кого не секрет, что с тех пор название «Манхэттен» стало символом беды и трагедии. Недоумение вызывало присловье, придуманное строителями: «Теперь Манхэттен стал ближе». На что они намекали – остается только догадываться…

Девяткино

Существующая под таким названием конечная станция «первой» (бывшей «Кировско-Выборгской») линии метрополитена повторяет наименование поселка, находящегося сразу за городской чертой Петербурга. Впрочем, и сама станция метро находится уже за городской чертой, на территории Всеволожского района Ленинградской области. Причем, по странному стечению обстоятельств, станция метрополитена и железной дороги под названием «Девяткино» размещается возле поселка Мурино, а сам поселок Девяткино находился в нескольких километрах от одноименной станции.

История возникновения названия «Девяткино» до сих пор представляет собой загадку. Впервые поселение с таким именем зафиксировано на карте Ф. Шуберта от 1834 г., изогнутое вдоль Капральского ручья.

По одной версии, название «Девяткино» как раз и пошло от изгиба ручья – будто бы своей формой он чем-то напоминал цифру девять. По другой версии, наименование деревни произошло от фамилии хозяина фабрики, расположенной поблизости: сохранились сведения, что в начале XIX в. некий фабрикант Девятый владел фарфоровой фабрикой как раз у северных границ Петербурга.

«Деревня Девяткино (по-фински Uusi Miina) находилась в Токсовской волости Шлиссельбургского уезда С.-Петербургской губернии, – сообщает в своей книге „Мурино. Хроника трех столетий“ краевед Н.Я. Серебрякова. – Необходимо отметить особенность финских селений этой волости. Если русское поселение состояло из одного населенного пункта, то финское представляло собой множество отдельных хуторов, удаленных друг от друга. Каждое из этих селений могло иметь свое название… Так и Девяткино, финское поселение, делилось на Большое и Малое…».

Н.Я. Серебрякова подробно исследовала историю присоединения деревни Девяткино к Муринской волости. В документе, датированном маем 1888 г. и адресованном С.-Петербургским губернским по крестьянским делам присутствием уездному исправнику, сообщалось: «За отчислением земли под артиллерийское опытное поле, на котором находилась д. Девяткина Токсовской волости Шлиссельбургского уезда, означенная деревня перенесена в другую местность, находящуюся в районе С.-Петербургского уезда. Вследствие чего и согласно представлению Шлиссельбургского уездного по крестьянским делам присутствия, губернское присутствие по постановлению 16 февраля определило: ввиду территориального положения деревню Девяткину в пределах Санкт-Петербургского уезда Муринской волости присоединить к означенной волости».

9 мая 1888 г. состоялся сход Муринского сельского общества при участии крестьян деревни Ново-Девяткиной, на котором объявили об их присоединении к муринскому сельскому обществу. На то время в деревне Ново-Девяткино было 27 дворов, 60 ревизских душ мужского пола и 58 – женского. В списках жителей Ново-Девяткино значились исключительно финские фамилии – Великайне, Танск, Канине, Костома, Лиски, Нуй, Яликоне, Сус, Хайконе и др.

Дети из Ново-Девяткино ходили учиться в муринскую школу, пока в 1910 г. в деревне не появилась собственная. Вопрос о необходимости ее открытии обсуждался 17 февраля 1910 г. на сельском сходе под председательством старосты Самуила Михайловича Каннинена. Дело в том, что муринскую школу, расположенную на расстоянии более двух верст от селения, из имевшихся пятидесяти учеников посещало не более десяти, остальные же просто оставались дома. В качестве объяснения этого факта краевед Н.Я. Серебрякова приводит строки из документа сельского схода: «…Крестьяне нашей деревни весьма бедного состояния и не в силах справить хорошей одежды для отправления детей в школу. Кроме того, детям угрожает опасность в пути, так как по Большой Муринской дороге всегда большой проезд»…

В 1931 г. в Девяткино пришла всеобщая коллективизация: здесь организовали колхоз «Новая Уртая» (в переводе с финского – «Новый урожай»). Первая попытка, относительно добровольная, создать колхоз в Девяткино, предпринятая в 1930 г., окончилась неудачей. Н.Я. Серебрякова приводит архивный документ за подписью председателя райисполкома Капустина: «В начале февраля 1930 г. на общем собрании вступили в колхоз 45 хозяйств, из которых 34 человека благодаря агитации Сузи и Каугенена в течение двух–трех дней подали заявления о выходе из колхоза. Гр-н Сузи уговаривал крестьян, что лошадники могут прожить и без колхоза, а вот пусть поживет в колхозе беднота. Предлагаю провести негласное расследование и весь материал представить в Президиум Райисполкома не позднее 15 марта с/г.».

В марте 1942 г. финское население Девяткино выселили по национальному признаку вместе со всеми остальными финнами-ингерманландцами и немцами-колонистами, находившимися внутри блокадного кольца Ленинграда.

…Поселки Старое и Новое Девяткино существовали еще в конце 1980-х гг., затем Новое Девяткино поглотило Старое, и сегодня существует только поселок Ново-Девяткино.

Деревни Новая и Старая

В апреле 1892 г. здешние края облетела сенсационная весть: в поле за Старой Деревней, в местности под названием «Длинный рубеж» нашли клад! Все началось с того, что крестьянин Старой Деревни Ефим Полированный в одной версте от деревни нашел три золотые монеты. Возвратившись домой, он рассказал об этом соседям, которые вместе с ним вновь отправились на место удивительной находки. Там они отыскали еще четырнадцать золотых монет.

Таким образом, всего было найдено три монеты чеканки 1839 г., одна – 1840 г. и тринадцать штук 1841 г. «Местные жители сообщают, что и прежде находили тут золотые монеты, – сообщалось в „Петербургском листке“. – Откуда они появились в земле – остается неизвестным»…

До основания Петербурга тут была лесистая местность, густо усыпанная камнями и валунами. Не случайно ее издавна называли Каменкой, или Каменным Носом, а близлежащий остров и поныне зовется Каменным.

Первые поселения здесь возникли задолго до петровских времен. При Петре первым владельцем этих мест был граф Головкин, а при Елизавете Петровне они перешли к канцлеру Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину, задумавшему создать на острове парадную загородную резиденцию. Для ведения больших земляных работ на Каменном острове – проведения каналов, строительства насыпных валов на берегах, обустройства прудов – Бестужев-Рюмин переселил в Петербург из своих малороссийских имений сотни крепостных, отведя им место под жилье на противоположном берегу Невы – напротив своей островной усадьбы.

Однако рабочих рук не хватало, и с Украины пригнали новые партии крепостных. Их поселили у Черной речки. Так возникла еще одна деревня – Новая. По отношению к ней первую деревню стали называть Старой. Вот так появились эти уникальные питерские названия, прижившиеся на долгие века.

Таким образом, Новая и Старая Деревни возникли как поселение крепостных крестьян. Официально оно называлось село «Графское Бестужево-Рюмино», а также «Благовещенское», после того как здесь в 1762 г. построили сохранившуюся до наших дней Благовещенскую церковь. Правда, именно в это время, в конце царствования Елизаветы Петровны, «светлейший» попал в опалу, будучи обвинен в «бездельничестве», превышении власти и измене. И хотя при Екатерине II судьба оказалась более благосклонной к бывшему российскому канцлеру, мыза отошла в казну, а часть земель отдали внаем.

С конца XVIII в. по берегам Невы стали возводиться загородные дома столичной знати. С этих лет началось дачное освоение и Старой, и Новой Деревень. У Черной речки возвели загородный дворец президента Академии художеств графа Строганова (о нем подробно идет речь в очерке, посвященном Черной речке). По соседству с ним появлялись и загородные дома попроще. Строили их как для себя, так и для сдачи внаем.

Сперва эти места облюбовали люди среднего достатка, затем потянулось и высшее общество. В пушкинское время район Новой Деревни и соседней с ней Черной речки стал модным дачным местом столичной аристократии. Здесь жили знакомые Пушкина – Е.М. Хитрово и Д.Ф. Фикельмон, художник граф Ф.П. Толстой. Снимал дачу здесь и сам Пушкин.

На исходе пушкинского времени в Новой Деревне у целебного источника возникло заведение «Искусственных минеральных вод» (петербуржцы прозвали его потом «Минерашками»), где горожанам предлагались «воды целительные и прохладительные по известной и испытанной методе дрезденского доктора г. Штуве». Но, в первую очередь, «Минерашки» славились в столице своими веселыми вечерами с музыкой, ресторанными пиршествами, фейерверками и потешными аттракционами. С этого заведения началась новая дачная история района Деревень – как средоточия увеселительных заведений, разгульной жизни, дешевых опереток и водевилей, искрометных цыганских танцев..

По словам историка Михаила Пыляева, «почти вся наша аристократия приезжала сюда в своих экипажах и каталась цугом перед музыкальной эстрадой». Впоследствии весь сад был обнесен забором и сдавался в аренду антрепренерам, среди них в конце 1840-х гг. выделялся знаменитый Иван Иванович Излер, при котором это заведение особенно прославилось. Здесь появились превосходный оркестр, цыганский хор и гимнасты-арабы.

Даже Николай I посетил как-то заведение Излера. Государь оценил, что Излер не испугался свирепствовавшей тогда в городе холеры и всеми средствами заманивал публику в «Минерашки». Николай I поблагодарил Излера «за те удовольствия, которые он доставляет публике своей деятельностью», а потом наградил антрепренера тремя тысячами рублей.

Излер шел в ногу со временем и старался не отставать от европейской моды, предлагая все самое новое столичной публике – показ «живых картин», фейерверки и китайские иллюминации, полеты воздушных шаров, а потом французских шансонеток, покоривших петербуржцев. Здесь устраивались празднества под громкими названиями «Испанская ночь», «Венецианский карнавал», «Ночь из тысячи и одной ночи» и т. п.

К концу 60-х гг. XIX в. «Минерашки» стали приходить в упадок, новый антрепренер ненадолго смог вернуть угасавший интерес публики. Через несколько лет, в августе 1876 г., заведение погибло в огне пожара. А еще через год на Смоленском кладбище похоронили и самого Излера, как называл его Михаил Пыляев, – «творца вокзала и первого насадителя у нас французской оперетки и шансонетки».

Однако дело Излера не погибло. На месте сгоревших «Минерашек» в 1880 г. известные петербургские антрепренеры Д.А. Поляков и Г.А. Александров начали строить сад «Аркадия». Его открыли 14 мая 1881 г., но просуществовал он недолго: уже в следующем году его постройки сгорели. Тем не менее владельцы вновь возвели театр.

Всевозможные увеселительные заведения типа «Ливадии», «Аркадии», «Кинь Грусть», «Мавритании», «Виллы Родэ» и многих других придавали Новой Деревне репутацию «разгульного Петербурга». Подобные заведения, по словам современников, имели очень мало общего с искусством, зато неизменно привлекали целые толпы «веселящегося Петербурга». Такими они и остались в памяти петербуржцев, недаром из эмигрантского Берлина в начале 1920-х гг. поэт Николай Агнивцев с ностальгией вспоминал и о таком городе:

Перед самой революцией на весь Петербург славилась «Вилла Родэ», находившаяся за нынешней станцией метро «Черная речка»; именно в этом ресторане происходили цыганские разгулы Григория Распутина. Бывала, правда, в новодеревенских ресторанах и другая публика – писатели Иван Бунин, Александр Куприн, Леонид Андреев, выступал Леонид Собинов. В «Аркадии» делал свои первые артистические шаги в Петербурге Федор Шаляпин, о чем он вспоминал потом в книге «Страницы из моей жизни».

Кстати, кафешантан «Вилла Родэ» просуществовала ровно десять лет – с 1908 по 1918 г. Даже после революции, весной и летом 1918 г., здесь проходили кабаре-концерты, только зачастила сюда уже совсем другая публика, нежели прежде. До конца августа 1918 г. тут давались дивертисменты, действовали кинематограф и кабаре «Ночная бабочка». Однако очередной зимний сезон, как указывает исследователь Леонид Сидоренко, так и не открылся, и «никогда больше знакомое название увеселительного заведения не появилось на афишных тумбах».

Что же касается судьбы хозяина этого заведения, талантливого антрепренера и администратора Адолия (или Адольфа) Сергеевича Родэ, то в годы революции он вел дружбу с М. Горьким и его гражданской женой актрисой М.Ф. Андреевой, занимавшей тогда пост комиссара театра и зрелищ Союза коммун Северной области. По рекомендации Горького Родэ стал заведовать хозяйством петроградского Дома ученых. Некоторое время Родэ еще надеялся на возрождение своего любимого дела – увеселительного заведения. Однако, когда в Петрограде, в самое тяжелое время Гражданской войны, начался голод, Адольф Родэ все-таки покинул Россию. По словам историка Леонида Сидоренко, «вдали от роскошной „Виллы Родэ“ и закончились в 1930 году его труды и дни»…

Именно увеселительные заведения составили репутацию Новой и Старой Деревням, ставшими к началу века «одними из самых оживленных и густо населенных дачных местностей», известными своей дешевизной и не носившими уже, конечно, такого аристократического характера, как в пушкинское время. Облюбовали эти места петербургские немцы. Как отмечалось в романе В.В. Крестовского «Петербургские трущобы», «немец занятой, немец деловой выезжает на дачу по преимуществу в Новую и Старую Деревни, кои давно уже приняли характер чисто немецкой колонии».

«Новая и Старая Деревни представляют собой обширную дачную колонию, – указывалось в „Путеводителе по дачным окрестностям г. Петербурга на 1903 год“. – Дачи здесь дешевле, чем в других местностях. В частности, в Новой Деревне помещения из 4 – 5 комнат с сравнительно небольшим садом можно достать по цене от 60 рублей за лето. Дачи в Старой Деревне, расположенные по 1-й линии, отличаются большим комфортом, изобилием растительности, а потому и цены на них более высокие… Тут же, невдалеке от Строгановского моста, на берегу реки есть рыбацкие тони, на которых многие из запоздалых посетителей загородных садов под утро пробуют счастье в улове лососков».

Впрочем, та же Новая Деревня была очень многолика, и стоило лишь отойти всего на несколько десятков метров от шумных увеселительных заведений, как взору представала совсем другая жизнь – тихая и патриархальная.

«Местность наша, с сооружением Троицкого моста значительно приблизившаяся к центру столицы, стала постепенно улучшаться во многих отношениях, – говорилось в конце сентября 1903 г. в „Петербургском листке“. – На днях происходило испытание приобретенной для Новодеревенского отдела паровой пожарной машины, выписанной из Германии… Ввиду слухов о предстоящем присоединении пригородов к городу у нас замечается улучшение благоустройства. Некоторые улицы вновь замощены, по набережной выстроено несколько громадных многоэтажных зданий. Таким образом, Новая Деревня постепенно теряет свой деревенский вид…»

По замечанию современника, в ту пору в Новой Деревне было две «злобы дня» – недостаточность дачного комфорта и состояние улиц. «Дачные помещения имеют далеко не презентабельный вид, – отмечалось в апреле 1904 г. на страницах „Петербургского листка“. – Для владельцев дач Новой Деревни, можно сказать, не ошибаясь, не существует понятия о ремонте. Немножко подкрасят снаружи, в тощих садиках понатыкают на шесты стеклянные шары, смажут известкой потолки, подклеят разодранные обои – и все. „Сойдет, мол, а жилец все едино найдется!“ – говорят владельцы».

Что же касается состояния улиц, то, по словам того же репортера, «они остаются непролазны в сырую погоду и до невозможности пыльны в сухую». Оставляло желать лучшего водоснабжение Новой Деревни, а скученность деревянных построек вызывала постоянную тревогу о пожарной безопасности. В то же время единственная пожарная дружина, обслуживавшую в ту пору Новую и Старую Деревни, не обладала еще достаточными средствами – и техническими, и материальными.

Дача Китнера в Старой Деревне. Открытка начала ХХ в. из фондов РНБ

«Население Новой Деревни равняется среднему уездному городу, – говорилось в ноябре 1911 г. в „Петербургском листке“. – Новая Деревня в получасе езды от Невского проспекта, но пойдите и посмотрите, что делается в Новой Деревне в смысле самых примитивных понятий о благоустройстве. Новодеревенцы в буквальном смысле тонут в грязи. Улицы не замощены и представляют собой непролазную грязь. По ним не проехать ни пожарным обозам, ни ломовым телегам с дровами и съестными припасами. Страховые общества отказывают домовладельцам на этих улицах страховать их недвижимое имущество, а если и принимают, то с очень высокими процентами. Пешеходные дорожки вдоль некоторых улиц весной и осенью мало отличаются от заплывших грязью дорог. Доски прогнили и весьма небезопасны для пешеходов».

Особое беспокойство вызывали 5-я, 6-я и 7-я линии Новой Деревни (ныне, соответственно, Дибуновская, не существующая ныне Географическая, а также Школьная улицы): здесь не было никаких фонарей и ни одного полицейского поста. Между тем на этих улицах находились больше трехсот домов, в которых жило около трех тысяч обывателей. «Они уплачивают всяческие налоги и повинности, подчас в подрыв своему более чем умеренному материальному благополучию, – сетовал репортер, подписавшийся псевдонимом „Местный обозреватель“. – Неужели они не заслуживают внимания ни земства, ни местной уездной полиции?»

Гостиница «Острова» в Новой Деревне. Фото начала ХХ в.

На рубеже XIX – XX вв. в этих местах стали появляться промышленные предприятия. Так, в 1904 г.появился первый в России самолетостроительный завод под названием «Первое российское товарищество воздухоплавания С.С. Щетинина и К°». На Строгановской наб., 1, разместился авиационный отдел Русско-Балтийского вагоностроительного завода, на котором в 1914 г. построили первый в мире тяжелый многомоторный самолет «Илья Муромец». На Головинском переулке разместились автомобильный завод Пузырева и шведский моторный завод «Экваль».

Значительную часть постоянного населения Новой и Старой Деревень работала в Петербурге. Некоторые жители занимались в широком масштабе огородничеством и извозом. К примеру, в Старой Деревне большими огородами владели Гороховы и Волковы. Они снабжали овощами петербургские рынки и сколотили на этом промысле значительное состояние. К состоятельным семействам относились Лобановы, жившие в Старой Деревне и занимавшиеся гужевым и легковым извозом.

От фамилии старосты Старой и Новой Деревни П.Е. Горохова происходило забытое название Горохово поле в Старой Деревне. С его именем было связано также и название Гороховой улицы, вошедшей впоследствии в состав улицы Савушкина. Что же касается Горохова поля, то это название существовало в 1880 – 1910-х гг. Находилось оно, по данным «Топонимической энциклопедии», между Приморским проспектом, Планерной улицей, Приморской линией Октябрьской железной дороги и трамвайным кольцом.

Во времена НЭПа, до конца 1920-х гг., Новая Деревня продолжала оставаться средоточием ресторанов, привлекавших горожан. Потом все стихло, и жизнь здесь текла по-сельски спокойно и неторопливо. Местной «диковинкой» были цыганские таборы, которые приезжали на лето и останавливались на берегах Невки, за Буддийским храмом. Кроме того, в Новой Деревне существовала и постоянная цыганская диаспора.

Мигуновская улица в Новой Деревне, в середине – дом № 100 (бревенчатый), принадлежавший семейству Карасевых. В Новой Деревне эта фамилия была очень распространенной. Михаил Андреевич Карасев до революции и даже какое-то время после нее был старостой Новой Деревни. Фото начала ХХ в. из архива Анатолия Алексеевича Попова

С конца XIX в. одним из центров новодеревенской жизни стал вокзал Приморской железной дороги, связавшей Петербург с Озерками, Сестрорецком и Кронштадтом. Он располагался на месте нынешнего дома № 15 по Приморскому проспекту. В источниках, в том числе газетных публикациях и архивных документах, встречаются различные варианты написания наименования этой железной дороги: «Приморско-Сестрорецкая», «Приморская С.-Петербургско-Сестрорецкая», «Сестрорецкая», однако чаще всего употреблялось название «Приморская». Поэтому в дальнейшем мы будем придерживаться именно такого написания.

Приморская железная дорога являлась частной и принадлежала акционерному обществу инженера Петра Александровича Авенариуса. Кроме нее он владел еще и Невской пригородной конно-железной дорогой.

В конце 1889 г. он стал председателем правления «акционерного общества Приморской Петербурго-Сестрорецкой железной дороги». В январе 1890 г. Авенариус обратился в Комитет министров с предложением построить конно-железную дорогу между Петербургом и Сестрорецком. Авенариусу разрешили строительство и эксплуатацию железной дороги с возможным применением паровой тяги с установленным сроком строительства в два года.

Дом № 72 по улице Савушкина, стоящий на месте родового «карасевского» дома. Любопытно, что интерьеры располагающегося в этом доме ресторана украшены предметами жизни и быта обитателей Старой и Новой Деревень начала ХХ века. Фото автора, январь 2008 г.

В конце июля 1892 г. Николай II лично утвердил проект новой железной дороги. Согласно его резолюции, было «разрешено устройство железной дороги для перевозки пассажиров и грузов между С.-Петербургом и Сестрорецком (протяженностью 25 верст) с ветвями: к Озеркам (6 верст) и пристани на Лисьем Носу (3 версты, отходившей на 16-й версте основной дороги)», так что общая протяженность дороги была не более 36 верст.

Первой в июле 1893 г. открылась Озерковская ветка, связавшая вокзал в Новой Деревне с Озерками. Торжественное открытие состоялось 23 июля (5 августа) 1893 г., а на следующий день, 24 июля (6 августа), по ней началось регулярное движение. Сестрорецкая ветка открылась в ноябре 1894 г. От станции Раздельная (ныне – станция Лисий Нос) проложили специальную трехкилометровую ветку к пристани на мысе Лисий Нос. Открытие пароходного сообщения между пристанью Лисьего Носа и Кронштадтом торжественно состоялось 2 августа 1895 г.

Первые два года существования Приморская железная дорога приносила владельцам доход, хотя и небольшой. Однако затем финансовое состояние ухудшилось, и дорога стала работать с убытком. Чтобы улучшить финансовые дела, Авенариус задумал и осуществил предприятие, которое еще больше прославило его. Он обратился к правительству с просьбой отпустить земли в окрестностях столицы для устройства курорта. Разрешение устроить курорт в устье реки Сестры на берегу Финского залива («в безденежную аренду сроком на 60 лет») было дано Кабинетом министров 9 июня 1898 года, но с условием: «Продлить железную дорогу от Сестрорецка до Курорта и построить курорт за два года».

Петр Александрович Авенариус – основатель Приморской железной дороги и Сестрорецкого курорта. Из коллекции музея Сестрорецкого курорта

Оба условия Авенариус выполнил, и уже 10 июня 1900 г. состоялось торжественное открытие Сестрорецкого курорта. Однако, хотя курорту пророчили безоблачное будущее, это предприятие не принесло Авенариусу того, на что он рассчитывал. Несмотря на общественное признание курорта (заметим, что на Бальнеологической выставке в Бельгии в 1907 г. его удостоили наивысшей награды), дела у него пошли не так хорошо, как хотелось бы. Главными причинами стали малое количество стационарных мест в пансионате и дорогое и не очень удобное сообщение со столицей…

Несколько слов о вокзале Приморской железной дороги в Новой Деревне. Он пользовался небезупречной репутацией. «Не найдет ли нужным правление Приморской Сестрорецкой дороги хотя бы немного сократить то бесшабашное пьянство, которое происходит в помещении Новодеревенской станции с утра и до трех часов ночи? – риторически вопрошал обозреватель „Петербургского листка“ в июле 1894 г. – В то время, когда в городе большинство ресторанов и все трактиры уже заперты, тут процветает распивочная, причем не для пассажиров, которые пьют мало, а для пришлых. Кроме того, не найдет ли нужным правление той же дороги удалять из того же здания милых, но погибших созданий? Чересчур они шокируют дачников».

Несмотря на это, буфет на вокзале Приморской дороги обладал большой популярностью. Газета «Дачник» отмечала: «Из всех вокзальных буфетов С.-Петербурга буфет на станции „Новая Деревня“ имеет наиболее дешевый прейскурант при лучших свежих продуктах и винах первоклассных фирм». Как говорилось в рекламе, вокзальный буфет отличался образцовой кухней и предлагал пиво, раки, вина, минеральные воды, базар фруктов и гастрономии».

Хозяин буфета купец Иван Степанович Арсентьев, владевший также ренским погребом и трактиром и являвшийся членом совета Сестрорецкого общества взаимного мелкого кредита, сообщал в афише на страницах «Петербургского листка» в мае 1913 г.: «Нововведение: на буфете поставлены электрические печи, в которых имеются в готовом виде горячие дежурные блюда порциями по 30 коп. Кулебяки 15 коп. кусок, пирожки по 5 коп., знаменитые баварские и малороссийские колбаски по 10 коп. и сосиски по 5 коп. В саду буфет-павильон с первой в С.-Петербурге кавказской кухней, шашлычники-специалисты с Кавказа… Содержу буфет 15 лет, цен не увеличивал, а лично все улучшал. Прошу посетить и убедиться».

Напротив вокзала на Невке находилась пристань, куда подходили пассажирские пароходы и баржи с грузом. К пристани проложили железнодорожный путь. Добраться до вокзала из центра Петербурга можно было или на конке, или на пароходе Финляндского легкого пароходства.

Как писала в начале ХХ в. газета «Дачник», неимение достаточного количества вагонов «заставляет дачников ездить постоянно стоя». Вообще Приморская железная дорога нередко служила источником едких насмешек. К примеру, в июле 1904 г. она удостоилась злой карикатуры на страницах «Петербургского листка». Подпись под ней гласила: «Говорят, что на вагонах Сестрорецкой дороги, во избежание недоразумений, будет вывешена четкая надпись: „се пассажирский вагон, а не бочонок с сельдями!“».

Приморский вокзал в Новой Деревне. Фото начала ХХ в.

Будучи частной, Приморская железная дорога существовала обособленно, как бы сама по себе: не соединялась с государственными железными дорогами, по ней ходили маленькие, отличные от других, поезда с небольшими паровозами, кондукторы продавали билеты прямо в вагонах. Дорога являлась одноколейной, но колея по ширине была обычной, «имперской», – точно такой же, как и на других железных дорогах.

Финансовое положение Приморской железной дороги, несмотря ни на устройство Сестрорецкого курорта, ни на продление путей в 1904 г. ближе к центру города (верхнее строение пути довели до угла Флюгова переулка, нынешней Кантемировской улицы, и Большого Сампсониевского проспекта), оставалось тяжелым. Еще в середине 1890-х гг. владельцы железной дороги выпустили облигации своего 5-процентного займа с погашением купонов два раза в год. Потом, уже ближе к концу первого десятилетия ХХ в., правление Общества разработало проект перехода дороги на электрическую тягу и реконструкции загородной трассы по типу городских электрических железных дорог большой скорости.

Для осуществления этого проекта один за другим выпустили пять облигационных займов. Но деньги быстро разошлись «по рукам», и судьба предприятия оказалась печальной. Акционерное общество прекратило выплату дивидендов по акциям и процентов по облигациям. Стоимость акций Общества на бирже упала до 7 % от номинальной. В связи с этим держатели акций обратились в Министерство путей сообщения с требованиями о возбуждении судебного дела и о возмещении убытков. Тогда коммерческий суд признал акционерное общество Приморской железной дороги несостоятельным, а железную дорогу взяли под надзор казны, то есть правительство взяло управление дорогой в свои руки.

Приморская железная дорога. Открытка начала ХХ в.

На тот момент стоимость дороги составляла 3,5 миллиона рублей, а кредиторы предъявляли претензии более чем на 6 миллионов рублей. «Общество Приморской дороги погибает, – сокрушался обозреватель „Петербургской газеты“ в марте 1911 г. – Но дело, созданное им, – устройство вблизи Петербурга курорта по заграничному образцу и путей сообщения с ним – не погибнет. Оно ждет только новых руководителей»…

Во время Гражданской войны и «разрухи» Приморская железная дорога пришла в негодность. Плачевное состояние путей усугублялось использованием стандартного подвижного состава – более тяжелого, не вписывавшегося в кривые, разбивающиеся пути. Несмотря на это, дорогу все-таки соединили через Флюгов разъезд с Финляндской, а 1 декабря 1922 г. закрыли Приморский вокзал. Следов от него ныне не осталось.

В сентябре 1924 г. Приморская железная дорога очень сильно пострадала от обрушившегося на Петроград катастрофического наводнения. К летнему сезону 1925 г. ее восстановили и ввели в строй соединительную ветку между Курортом и Белоостровом, устроив таким образом круговое движение. В таком виде бывшая Приморская железная дорога действует и по сей день…

Спустя двадцать лет Озерковская ветка пережила свое второе рождение. По ее трассе от Новой Деревни до Озерков в августе 1948 г. проложили Детскую железную дорогу. Конечная станция в Новой Деревне называлась «Кировская». В таком виде дорога просуществовала до середины 1960-х гг., когда ее сократили до участка Коломяги – Озерки…

Историческим рубежом в жизни Новой и Старой Деревень стала ленинградская блокада, когда бо́льшую часть деревянной застройки разобрали на дрова и на военные нужды. А после войны опустевшие улицы застраивались главным образом малоэтажными коттеджами. Нынешняя улица Савушкина, названная в честь летчика, героя битвы за Ленин град, появилась в 1950 г., когда в одну магистраль объединили сразу несколько проездов – Мигуновскую, Крупновскую, Гороховую, Якутскую улицы, Ферзин переулок и Новую прорезку.

Согласно «Топонимической энциклопедии Санкт-Петербурга» 2003 г., границей между Старой и Новой Деревнями служит Липовая аллея. От района Черной речки Новую Деревню отделяет улица Академика Крылова – бывшая Строгоновская.

Среди сохранившихся до наших дней достопримечательностей Старой и Новой Деревень – непривычная нашему глазу буддийская пагода (Приморский пр., 91), построенная в 1909 – 1915 гг. архитектором Г.В. Барановским, и деревянная дача Шишмарева (Приморский пр., 87), возведенная в 1824 – 1825 гг. по проекту зодчего А.И. Мельникова. Что же касается еще одной исторической реликвии, Благовещенской церкви на том же Приморском проспекте, то о ней подробно рассказывается в очерке, посвященном Коломягам.

«Сегодня бывшая Новая Деревня выглядит провинциально, хотя жить здесь считается престижным, – говорилось в 2005 г. в журнале „Адреса Петербурга“. – Район у станции метро „Черная Речка“ напоминает привокзальную площадь в небольшом городе: торговые ряды с бульварной прессой и глазированными сырками, пестрые ларьки, оглушающие публику непременным шансоном, цветочные развалы. Сад за метро летом полон сидящих на спинках скамеек молодых людей. Чем дальше от метро, тем пустыннее. Оживление наблюдается только у продуктовых магазинов (в некоторых из них с пятидесятых годов сохранились мраморные разделочные столы). Цивилизованно увеселяться предлагают югославский ресторан „Драго“, по вторникам – с цыганами, и заведение „Старая Деревня“, где можно послушать граммофон, позвонить по старому телефону „Эриксон“ и съесть в пост гречневую кашу с луком…».

Еще одна Новая Деревня располагалась на южных окраинах Петербурга – на территории нынешнего Кировского района. По данным «Топонимической энциклопедии», это название существовало с начала ХХ в. до 1960-х гг., когда здесь началось массовое жилищное строительство. Происходило оно от наименования реки Новой, на берегах которой и раскинулась деревня. Сегодня это район примерно между улицей Стойкости и проспектом Ветеранов.

«Деревня художников»

«Деревня художников» – скорее, район не географический, а профессиональный. Это расположенные близко друг к другу точки на карте Озерков, Шувалова, Коломяг и Мартыновки, формирующие особую, ни с чем не сравнимую и ни на что не похожую среду этих мест. Сообщество художников и скульпторов обосновалось здесь еще с 1980-х гг. Многие из них известны не только в Петербурге и в России, но получили мировое признание. Они составили озерковско-коломяжскую «колонию», или «Деревню художников», ставшую уникальным явлением в жизни Петербурга, одной из его ярких достопримечательностей, своего рода современной визитной карточкой Коломяг и Озерков. Среди основателей «деревни» были скульпторы Дмитрий Каминкер и Леонид Колибаба. Кроме них одним из основателей являлся Дмитрий Вердияну – скульптор с мировым именем, чьи скульптуры представлены ныне в музеях Москвы, Петебурга и Кишинева, а также в частных коллекциях в США, Финляндии и Австрии.

Художникам для устройства мастерских передавались старые расселенные дома в Шувалово – Озерках и Коломягах, официально признанные непригодными для жилья. Таким образом художникам удалось спасти от разрушения десяток деревянных построек в этих предместьях города.

Пространство вокруг дома № 41 по Тбилисской улице – музей скульптур под открытым небом. Фото автора. Май 2008 г.

Цитирую Дмитрия Каминкера, являющегося сегодня и формальным, и неформальным лидером коломяжско-озерковских художников и скульпторов, председателем правления Творческого объединения «Озерки» – «Деревня художников»: «В ту пору художники жили как бы по одной лестнице старого доходного дома. Наверху в мансардах ютились „левые“, в сырых подвалах цвел „андеграунд“, в коммуналках – „Союз Художников“. Худсоветы, выставкомы, комиссии. „Боевые действия“ велись и по вертикали, и по горизонтали среди своих. Те, кто уставал от этой борьбы, отъезжали в Париж, Нью-Йорк или еще куда. Мы уехали в Озерки, Шувалово. Здесь было тихо, дешево и просторно. Кто-то сказал о Марке Шагале: „У каждого художника должен быть свой Витебск“. Нашим „Витебском“ стало предместье Петербурга – еще не деревня, но уже не город. Зимой трещали дрова в печи, вода в колонке, удобства – во дворе. В небольших дворах подрастали дети, собаки и… скульптуры. Город где-то далеко за снегами. Материала для работы кругом полно – камень, железо, дерево. Ездили за границу, привезенные оттуда деньги вкладывали в ремонт. Теперь, когда Шувалово, Озерки и Коломяги застроены особняками и таунхаузами, постройки почти вековой давности все еще придают местности историческую перспективу, аромат питерского предместья, где „над озером звенят уключины“, а за заборами поднимается дымок самовара. Этот „другой“ деревянный Петербург ушел безвозвратно, за редкими исключениями. Мы спасли дома, и сами спаслись вместе с ними, как Ной в своем ковчеге…»

«Нам сказали, что передают мастерские на вечные времена, и предложили вкладывать в ремонт деньги, – продолжает Дмитрий Каминкер. – Мы решили, что весь город не починить, хотя бы приведем в порядок мастерскую. Этим деревянным домам другого применения невозможно было придумать. Сносить их было жалко – осколки дачной архитектуры начала ХХ в. Единственное и очень хорошее применение – мастерские художников».

Официальный статус «Деревня художников» получила в 1991 г. под именем «Творческого объединения „Озерки“». В этом содружестве сплотились художники, скульпторы, дизайнеры, кузнецы, керамисты, фотографы и кинематографисты. Уникальное сообщество людей творческих профессий – своего рода «озерковское чудо света» – называют и «петербургским Монмартром», и «коломяжским Барбизоном», в память о глухой деревушке Барбизон на окраине леса Фонтенбло под Парижем, где в середине XIX в. обосновались французские художники, желавшие уединиться среди дикого пейзажа и в то же время не терять связи с художественной жизнью столицы.

По словам Дмитрия Каминкера: «„Деревня художников“ – это не колхоз, где есть умный директор и хитрый бухгалтер, а остальная безликая масса вкалывает за „трудодни“ на благо начальства. Деревня – это место, где каждый дом-мастерская живет своей творческой жизнью, независимо строит свой бюджет и деятельность в окружении „обыкновенных“ жителей. Когда нужно – собирается совет и сообща решают, как устраивать совместные выставки, как помочь друг другу, как организовать защиту от посягательств со стороны повсеместно проникающих „братков“ и „авторитетов“. Примерно как армия батьки Махно, когда простые поселяне в одночасье превращались в воинов, их двуколки становились тачанками, и неизвестно откуда вдруг появлялась грозная сила».

Сегодня «Деревня художников» насчитывает около десятка адресов: дома художников разбросаны по всей территории Шувалово – Озерков, Коломяг и Мартыновки, и их всегда можно узнать по особым приметам их художественного быта. Художники и их работы постепенно как бы врастали в жизнь предместья. Дворы превращаются в сады скульптур.

…Скульптурные работы участников «Деревни художников» за последние годы представлялись не только на берегах Суздальских озер, но и в петербургских музеях. Работы многих участников «Деревни художников» хранятся в художественных музеях и галереях России, дальнего и ближнего зарубежья, а также в частных коллекциях Европы и Америки. Ряд художественных проектов, задуманных и выполненных в «Деревне художников», осуществлен в пространстве Петербурга.

Именно Коломяги, Озерки и Шувалово, очень приглянувшиеся художникам, в первую очередь являются ареной оригинальных скульптурных проектов и художественных акций. Среди них – живописные плэнеры, скульптурные симпозиумы и выставки, организания народных гуляний. Участники «Деревни художников» основали в Шувалово – Озерках новые традиции: возле вокзала в Шувалово с 1998 г. стали устраивать каждый год праздник Масленицы со взятием снежной крепости, хороводами и сожжением чучела зимы. В день летнего солнцестояния на Втором озере отмечается праздник «Плот» (впервые – в 1995 г.), когда на воду спускаются плоты со скульптурами и «инсталляциями».

От акций и выставок озерковско-коломяжские художники перешли к художественному освоению территории вокруг озер. 17 мая 2003 г. на Втором (Среднем) озере открылась скульптурная композиция «Каменный гребец». Авторами ее стали скульптор Дмитрий Каминкер и архитектор Станислав Одновалов.

«Там, где город надвинулся на пригород, круша природу и призраки прошлого, возникла и существует „Деревня художников“, – резюмирует Д. Каминкер. – Нужна ли она городу, или достаточно Эрмитажа и Русского музея? Такие „деревни“ успешно существуют во многих странах мира. Петербургская „Деревня художников“ – самоорганизовавшееся демократическое объединение творческих людей, существующее уже третий десяток лет. Городские власти перестали смотреть на нас как на докучливых и странных бездельников. Мы сотрудничаем с Комитетом по градостроительству и архитектуре, с Комитетом по культуре, наши идеи становятся частью плана развития города… Художник – не одинокий подвальный сиделец, не бунтарь-диссидент и не придворный блюдолиз. Он – участник того, что называется гражданским обществом. Такой же полноправный участник, как врач, учитель или милиционер. Мы уверены, в свободной стране есть место для свободного художника»…

«Каменный гребец» в Озерках (авторы – скульптор Дмитрий Каминкер и архитектор Станислав Одновалов). Фото автора, 2007 г.

Долгое озеро

Так называется обширный район новостроек в нынешнем Приморском районе, ограниченный Богатырским проспектом, Камышовой, Планерной улицами, Шуваловским проспектом, Парашютной улицей и проспектом Сизова. Название местности, как следует из названия, пошло от озера, частично засыпанного при застройке района в 1980-х гг. За свою вытянутую форму оно еще задолго до основания Петербурга имело финское название Питкяярви, что в переводе обозначает «длинное озеро». С XVIII в. употреблялось название «озеро Долгое».

В начале ХХ в. местность возле озера Долгого едва не оказалась территорией масштабного градостроительного проекта. Здесь на пустовавших землях предполагалось построить город-спутник Петербурга. В печати будущий город-спутник именовали «американским».

План не существовавшего города-спутника Петрограда к западу от Коломяг и озера Долгого на карте Петрограда 1916 г. – приложении к адресно-справочной книге «Весь Петроград»

«Близ столицы скоро вырастет огромный новый город, сооружаемый „по-американски“, – говорилось в мае 1913 г. в „Петербургском листке“. – Три акционерные компании – „Анонимное бельгийское общество“, акционерное общество „Лахта“ и „Петербургско-ялтинское товарищество недвижимостей“ – образовали единое товарищество „Лахтинский синдикат“. Он закупил 14 млн кв. саж. земли вокруг Лахты и на пространстве 56 кв. верст устраивает совершенно новый город, рассчитанный на 250 – 300 тысяч жителей. Сейчас, по словам заведующего начатыми работами инженера Ю.М. Тищенко, синдикатом уже вложено в дело семь миллионов рублей».

В ту пору не раз делались попытки создать подобные новые районы города за его пределами: достаточно вспомнить проекты «Царского городка» за Невской заставой и «Нового Петербурга» на острове Голодай. Предполагалось, что заселение окрестностей может стать действенным средством в борьбе с «жилищной нуждой», которую испытывал Петербург. «Земель свободных там немало, и по своей дешевизне они не могут идти в сравнение с городской землей, – говорилось в апреле 1912 г. в „Петербургском листке“. – В западно-европейских больших городах этот именно способ разрешения жилищного вопроса применяется в самых широких размерах. Там давно уже пришли к заключению, что трудящееся население должно работать в городе, а жить за городом… Нужно под боком старого Петербурга построить Петербург новый, избегнув в распланировке и постройке тех неудобств, которые присущи старому Петербургу, то есть городу-казарме противопоставить город-сад».

Правда, ни один из подобных проектов не был осуществлен полностью: как правило, они оказывались настолько грандиозными и масштабными, что на них просто не хватало средств. Впрочем, если от «Царского городка» и «Нового Петербурга» уцелели основная планировка и даже несколько сооружений, то проект «города-сада» на озере Долгом так и остался на бумаге. Как он должен был выглядеть, можно увидеть на «Плане Петрограда с ближайшими окрестностями» 1916 г., являвшемся приложением к адресно-справочной книге «Весь Петроград».

Герб муниципального округа «Озеро Долгое»

Здесь запечатлена геометрически четкая сеть улиц. Центральным стал бы проспект принца Александра Петровича Ольденбургского, параллельно ему проходили бы Евгениевский проспект, Галицийская, Екатерининская улицы и др. Их пересекали номерные улицы (около сорока). Композиционными «ядрами» нового «города-сада» служили бы два парка: Большой парк с прудом, к которому вела Черная речка, и Средний парк (тоже с прудом) округлой формы, вокруг которого проходил Круговой проезд. Оба пруда питались бы водой по Морскому каналу (он разветвлялся на два рукава Озерного канала), специально прорытому от Финского залива.

Как отмечалось в печати, центр сооружаемого города должен был занять территорию лахтинского болота. «В первую очередь намечается полное оборудование благоустройства города: канализация, водопровод, электрическое освещение, телефон и т. д., – говорилось в мае 1913 г. в „Петербургском листке“. – Улицы – сплошные аллеи, обширные площади и скверы с фонтанами. В центре города – здание театра, здание будущего муниципалитета и несколько домов для учебных заведений. Вокруг города – особые коттеджи, то есть изящные домики с садиками, по английскому образцу». На берегу Финского залива планировалось устроить курорт и санаторий. Для постоянного и систематического осушения пляжа его хотели осушать «по-голландски» специальными электрическими насосами для выкачивания дождевых вод.

Предполагалось, что новый город-спутник получит прекрасное транспортное сообщение с центром Петербурга. Сюда хотели проложить от Михайловской площади линию электрического трамвая. До Михайловской площади пассажиры могли бы добраться с остановками за 30 минут, без остановок – за 23 минуты.

«Частная застройка нового города должна вестись под наблюдением особой художественно-строительной комиссии, и допускаться к постройке будут только изящные дома, – читаем далее в той же публикации „Петербургского листка“. – Особая же комиссия будет заниматься распродажей в частные руки участков города. Но хозяином города должен явиться муниципалитет, о разрешении на учреждение которого возбуждается ходатайство перед правительством с тем, чтобы новое поселение было признано не пригородом Петербурга, а самостоятельной городской единицей. Интересно, что предполагается при этом ходатайствовать о введении в новом городе муниципальной полиции».

Предварительные работы по осуществлению проекта «города-сада» начались, и даже велась прокладка Морского канала. Можно предполагать, что если бы не Первая мировая война, «американский» город-спутник имел бы неплохие шансы появиться на месте лахтинских болот. Однако война перечеркнула все планы. С началом в 1914 г. войны прокладка канала прекратилась, а машина, прокладывавшая канал (местные жители называли ее «землечерпалкой»), так и осталась на месте. По воспоминаниям старожилов, она «ушла в землю», что было неудивительным для болотистой поверхности тех мест. Территории у озера Долгого начали застраиваться только в 1970-х гг., активное освоение этих мест идет и сегодня. План «города-сада» почти вековой давности остался своеобразным памятником своей эпохи…

В 1980-х – начале 1990-х гг. район озера Долгого стал площадкой массового жилищного строительства. По оценкам специалистов в сфере недвижимости, здесь нет «минимального» жилья: с самого начала тут строили дома лучших серий, а недостатки транспортной доступности привели к тому, что интерес к этой зоне проявляют покупатели, для которых непринципиально отсутствие метро, поскольку в семье есть автомобиль – показатель определенного уровня благосостояния.

От названия озера Долгого получил свое наименование муниципальный округ «Озеро Долгое», основанный в 1997 г. В сентябре 2008 г. был утвержден герб муниципалитета (его авторы – К.С. Башкиров, В.В. Карпунина, С.Ю. Штейнбах), представляющий собой изображение золотого лебедя на фоне поля, пересеченного серебром и червленью.

Весной 2009 г. большой земельный участок между Долгоозерной улицей, проспектом Королева и Ольховой улицей выделили для строительства церкви Архистратига Михаила и Прочих Небесных Сил (или Михайловский собор). Рядом с церковью откроют православный культурный центр, а также хлебопекарню и кондитерский цех. Михайловский собор на тысячу молящихся спроектирован в форме греческого креста, купол будет выполнен в традиционном византийском стиле. Авторство проекта принадлежит архитектурной мастерской Максима Атаянца. В планах благоустройства прихрамовой территории – разбивка Аллеи ветеранов афганской войны, поскольку именно им принадлежит инициатива возведения православного собора в Приморском районе.