Сербы
Очередной магазин вылетел в считаные секунды, какое там прицеливание – убить, пока не убили тебя! Божедар не первый раз ходил на ту сторону, но там всё было по-другому. Ни разу они не схватывались с численно превосходящим противником накоротке. Да так, что от своих позиций до позиций противника – рукой подать. Они знали свои возможности и выбирали противника по себе, а если такового не было, просто возвращались.
Что-то плюхнулось в грязь, удивительно, но молодой серб услышал это сквозь грохот жестокого боя.
Он и сам не понял, что подняло его из окопа – нет, не взрыв. Он должен был умереть в эти секунды – в окоп и в самом деле скатилась осколочная граната. Но он выскочил из окопа, автомат выплюнул последние пули – и так, с пустым магазином, серб бросился в самоубийственную атаку.
– Живео Сербия!!!
Где-то впереди, на черном бархате ночи, среди теней древесных стволов затрепыхался в руках усташа ослепительно желтый цветок, но пули чудесным образом миновали серба. С разбега он врезался всей своей массой в усташа, валя его на землю. Усташ попытался выхватить сербосек, но сербосек не предназначен для боя, сербосек предназначен для того, чтобы максимально быстро забить человека, как скотину, из ножен же его быстро не достанешь. Серб успел первым, у него был хороший боевой нож, без гарды, с двусторонней заточкой и мгновенно выхватывающийся. Рука сама нащупала его, выдернула из ножен, Божедар ткнул наобум раз, второй, и нож со всего размаха наткнулся на что-то твердое и застрял. Усташ был взрослым и сильным, несмотря на ножевое и пулевое ранения он попытался перевернуться, чтобы оказаться наверху, но серб не позволил ему это сделать. В следующую секунду нестерпимая боль в глазах едва не заставила Божедара отпустить усташа, ему показалось, что оба его глаза вытекают на лицо. Но он не поддался – мотнул головой, что-то попалось ему, и он вгрызся в это, вгрызся со звериной, нечеловеческой яростью, чувствуя омерзительный вкус того, что он грыз, и соленую влагу, наполняющую рот. Два человека, молящихся по-разному одному и тому же богу, сцепившись в смертельном объятье, грызли, душили, били один другого в отчаянной попытке спасти свою жизнь и забрать чужую. Усташу всё же удалось перевернуться, он оказался вверху – и в этот момент в метре от них пуля КПВТ напрочь перебила ствол дерева, под которым они сцепились в смертельной схватке. Обрубок ствола начал медленно падать на них...
Ночью, в пограничном лесу, почти ничего не видя из-за деревьев и дождя, люди по сути одной крови, но разной веры свирепо истребляли друг друга. Они стреляли друг в друга, резали, били, сходились в рукопашных схватках, использовали ножи, тесаки, саперные лопатки. Они убивали друг друга не только потому, чтобы самим не быть убитыми, но и потому, что ненавидели друг друга и желали друг другу смерти. В этом озлобленном, рычащем, кричащем, плюющемся свинцом и поливающем землю кровью человеческом комке нельзя уже было различить отдельных людей, люди слились в нечто единое. Но слились не в акте любви, дающем новую жизнь, а в акте ненависти, приносящем только смерть и страдания. Потом, позже, люди дадут громкие определения этому – героизм, свобода, месть, желая словами этими заслонить истинный смысл происходящего. И в противоестественном человеческой природе этом акте, как и в акте любви, тоже зарождался плод, но это не был плод любви. В этом соитии ненависти, жестокости и смертоубийства, под плачущим дождем небом зарождалось зло...