2004
С Курочкиным я смог поговорить только через день. Курочкин – большой человек в наших небольших масштабах. Теперь он депутат, и лет пять назад был депутатом, а в промежутке – первым вице-премьером. Прошу прощения, нынче они пишут себя так: Первый Вице-Премьер-Министр. Этот роскошный титул – предмет тайной посмертной зависти всех вице-королей Индии. Сейчас у Курочкина доля в приличном банке, а на кормление ему дан какой-то фонд, через который в ветшающую украинскую промышленность закачивают дутые американские деньги.
Мне пришлось звонить ему из офиса. Это плохо. Раз в месяц наши боссы получают с узла связи полный перечень номеров, по которым звонили сотрудники. То же и с мобильными. Если заметят, что я два дня подряд набирал Верховную Раду, мне начнут задавать разные глупые вопросы. Но только если заметят. Вероятность не так велика.
А между прочим, я неплохо помню время, когда мне не требовалось сутками дозваниваться до Курочкина, когда я наизусть знал все телефоны, по которым мог его найти, а он так же твердо знал мои телефоны. Мы могли встретиться в любое время по любому поводу, а повод найти было несложно. Да мы его и не искали. Мы учились в одной группе, сидели за одной партой, сдавали экзамены по одним учебникам. Я звал его Куркин, а чаще просто Кур. Мы были влюблены в Наташу Белокриницкую, и шансы наши были равны. Нулю. И обыски прошли у нас одновременно, и арестовали нас в один день.
– Курочкин, – спросил я, когда нас наконец соединили, – ты письмо получил?
Он не спросил меня, что за письмо. Капризным голосом он сказал: «Так и знал, что это твои дурацкие шутки». И устало вздохнул. Такова, дескать, его нелегкая доля – всю жизнь терпеть меня и мои шутки. Труженик. Борец за благо народное. Жертва Давыдова.
Но письмо, значит, он тоже получил.
– Нет, Курочкин, это не мои шутки. Это кто-то другой пошутил. Я думал, ты что-то знаешь.
– Давыдов, – он убрал из голоса усталость, но капризные интонации сохранил, – ты, вообще, можешь представить, как я занят? У меня только на сегодня… – тут он шумно зевнул и привычно зашелестел своими депутатскими бумажками. Так, словно собирался огласить с трибуны полный перечень дел, назначенных на день.
– Все, все! Хватит! Верю! – перебил я, чтобы он и в самом деле не вздумал перечислять свои дела.
– А ты тут со своим письмом, – довольно закончил Курочкин.
– Письмо не мое, Юра. И текст – слово в слово…
– Ну да…
– Один в один. Я же его на память помню. Только дата изменена.
– Дату я заметил. Так это – не ты?
– Говорю тебе – не я!
Наконец и он задумался, а тут, и правда, было о чем подумать.
– Скажи, Юра, а на какой адрес тебе пришло письмо?
– На мой ящик в Верховной Раде. А что?
– Посторонний человек при желании мог узнать этот адрес?
– Довольно легко. Это открытая информация.
– Так, может, ты ответишь ему? – спросил я Курочкина так просто и между делом, словно вовсе не за этим звонил.
– Я? Отвечу? Ты издеваешься, Давыдов?!
– Ну, представь себе, что это письмо от твоего избирателя. У тебя же есть избиратели? Одному пенсию неправильно насчитали, другому льгот не додали…
– А третий присылает ультиматум…
– Кстати, уже четыре часа дня.
– Ну и что?
– Ты должен ответить ему до шести. У тебя два часа осталось.
– А третий, – взревел вдруг Курочкин, – присылает ультиматум, подписывается императором Карлом и требует до шести вечера отвести войска… откуда он требует войска отвести?
– От Лейбаха…
– От Любляны, значит. И вернуть ему Истрию! Хорош я буду, если с моего адреса в Верховной Раде уйдет ответ на эту… это… Вот слов нет, честное слово.
– Отправь с другого адреса, если все дело в этом…
– Не в адресе! Что ты дурака валяешь! – уже спокойнее буркнул Курочкин. – Ты же знаешь, что не в адресе дело!
– Ну, хорошо. Давай подумаем несколько дней. Да? А потом свяжемся.
– Давай. Хотя… Ну, ты сам найдешь меня.
Видно, он хотел еще раз сказать, что ему это не интересно. Но не сказал. И хорошо, что не сказал. Я ведь знал, что интересно и важно. По-прежнему важно, хоть с тех пор, как все началось, прошло двадцать лет.