Глава 5
Стоило начать – и слова хлынули потоком. О стертых воспоминаниях отца. О его отрывочных кошмарах. О его уверенности, что наша прежняя учительница видела такие же кошмары и, используя свой авторитет, препятствовала отбору выпускников из Пяти Озер для Испытания. Потом я, затаив дыхание, жду, что Томас не оставит от опасений моего отца камня на камне, убедит меня, что нам ничего не угрожает. Это просто проверка, одна из многих, нам уже приходилось их проходить, а сколько еще впереди…
Вместо этого он говорит:
– Хорошо, что мы с тобой в одной группе. Будем друг за другом приглядывать.
– Думаешь, кошмары моего отца – это настоящие воспоминания?
– Я думаю, что полезно быть готовыми ко всему. Даже если они ненастоящие, нам неплохо быть начеку. А если настоящие… – Он переплетает свои пальцы с моими, и мы сидим молча, обдумывая непрозвучавшие слова.
Я подпрыгиваю от резкого свиста. Майкл машет нам рукой. Он готов ехать.
Томас встает и помогает встать мне. Пока мы торопимся обратно в высокой траве, он не выпускает мою руку. На полпути он останавливается и достает из кармана что-то, завернутое в белый хлопковый платок. Два печенья. Он берет одно и сует другое мне.
– Раз мы с тобой партнеры…
Это словечко вызывает у меня улыбку. Партнеры! Сколько же мы с ним партнерствовали! Каждый раз, работая вместе, мы получали лучшие оценки во всем классе. Мне хочется надеяться, что и теперь будет так же.
– Что ж, партнер, – говорю я, беря печенье, – не смей брать печенье у наших конкурентов. Мало ли что…
Как я и думала, Зандри раздражена тем, что мы с Томасом залезаем в глиссер вместе. Возможно, Томас к ней безразличен, но, судя по ее кинжальным взглядам, предназначенным мне, она к нему неравнодушна. Партнерство с Томасом создало мне, наверное, нового недруга. Необязательно такого же опасного, как тот, кто готов отравить мою еду, чтобы вырваться вперед, но, учитывая длину ее ногтей, мне следует держаться начеку.
Томас уходит в хвост глиссера и садится с другими. Я собираюсь подсесть к ним, как вдруг ко мне прикасается чья-то рука.
– Все в порядке?
На меня заботливо взирает Майкл. Я в ответ улыбаюсь и, помня про камеру, говорю:
– Все отлично. Здорово было увидеть вблизи результаты стараний по возрождению природы. Они впечатлили бы моего отца.
Он оглядывается на камеру и тоже улыбается. В его взгляде больше нет тревоги, ее сменила радость. Да, по какой-то причине из всей четверки кандидатов из колонии Пять Озер Майкл решил помочь именно мне. Он определенно считает, что я хорошо справляюсь.
Майкл велит мне сесть и устраивается в своей водительской кабине. Зандри увлеченно болтает с Томасом про какую-то вечеринку, на которой они оба были недели три тому назад, а я опускаюсь в одно из глубоких кресел и чувствую, как глиссер начинает движение. Зандри теребит свой браслет, квадрат со стилизованным цветком посередине, наклоняется, чтобы был лучше виден глубокий вырез ее блузки. Не знаю, как относятся к ее заигрываниям те, кто за нами наблюдает, но мне от этого тошно. Хуже того, ее ужимки, без сомнения, плохо отражаются на будущих результатах Испытания. А учитывая то, что она вообще не хотела в нем участвовать…
Я жду паузы, чтобы спросить Зандри про новую ветряную мельницу, которую она помогала проектировать. Главная ее страсть – живопись, но она так же очень хороша по части симметрии и баланса, и этим ее талантам с радостью нашел применение наш городской архитектор. Держу пари, ее браслет как-то отражает эту специфику.
Зандри смотрит на меня с любопытством – наверное, потому, что я тоже участвовала в этом проекте, – но не упускает возможности поговорить о себе любимой. Томас задает ей вопросы про ветряк и втягивает в беседу Малахию, чтобы тот тоже рассказал о своих достижениях. На протяжении следующего часа мы с Томасом расспрашиваем двух других кандидатов, помогая им выигрышно смотреться перед невидимым Испытательным комитетом. Они – мои конкуренты, но при этом мы с ними земляки, и я сделаю все возможное ради нашего общего блага.
Со временем разговор начинает спотыкаться, мне становится трудно держать глаза открытыми после такого длинного дня.
– Почему бы тебе не поспать? – Томас садится рядом со мной и одаривает теплой улыбкой. – Если произойдет что-то интересное, я тебя разбужу.
Я следую его совету и растягиваюсь на кушетке в передней части салона. Не знаю, удастся ли мне заснуть на глазах у Томаса: не хочется, чтобы он видел меня такой беспомощной. Но все же я закрываю глаза, чтобы попытаться. Последнее, что я слышу, прежде чем реальный мир меркнет, – это просьба Томаса к Зандри и Малахии говорить потише.
Во сне со мной беседует отец. Тот, каким я его знала до того, как меня выбрали. Он терпеливо учит меня сращивать гены растений, поддерживает мои руки, когда я старательно копирую его движения. Предупреждает, что худшие неудачи обычно происходят перед величайшим прорывом. Учись на своих ошибках – и все будет хорошо.
– Сия, просыпайся. – Отец теребит меня. Нет, не отец, а Томас. Я больше не дома. Открыв глаза, я вижу улыбку Томаса. – Вставай. Майкл говорит, что ты пожалеешь, если это пропустишь.
Майкл прав. Я вижу в окне мерцание невероятно чистого водоема. От этой чистоты, да еще на закате, захватывает дух. Пять озер, в честь которых наречена наша колония, тоже прошли очистку, но до этой им еще далеко. От волшебного зрелища на глаза у меня наворачиваются слезы.
Сквозь слезы я вижу то, на что остальные смотрят сияющими глазами, широко разинув рты. Далеко впереди, за водной гладью, серебрятся здания. Видимость отличная на много-много миль. Это может означать только одно – Тозу-Сити. Мы почти на месте.
В школе нас учили, что 99 лет назад был заложен город Тозу-Сити, первый осязаемый признак того, что мы, народ, пережили все Семь стадий Войны: Четыре стадии уничтожения, обрушенного людьми друг на друга, и еще Три стадии сопротивления самой Земли. Это место было выбрано потому, что город, стоявший здесь прежде, был признан воюющими сторонами незначительной военной целью. Он не смог избежать разрушения из-за корчей Земли, землетрясений, ураганов и наводнений, тем не менее большая часть города устояла к моменту, когда Земля присмирела, и оставшиеся в живых жители стали его отстраивать.
Чем мы ближе, тем выше становятся дома. Как страшно и одновременно восхитительно, должно быть, смотреть на мир с такой высоты! Некоторые здания не так уж и высоки, но идеально цилиндрические постройки из металла и стекла впечатляют не меньше. Домам нет числа. Я не могу определить, какие из них новые, а какие устояли в войнах. Дома начинают сливаться в одну массу. И повсюду люди – идущие, бегущие, смеющиеся, спешащие. Улицы запружены глиссерами и велосипедами, старомодными автомобилями и скутерами на воздушной подушке. Большая часть улиц, которые мы минуем, аккуратные, чистые, новенькие. Именно этого я ждала от города, где расположен центр надежд нашей страны на лучшее будущее. Но потом я замечаю и другие улицы – грязные, заброшенные. Люди, двигающиеся по ним, плохо одеты и измождены; некоторые, похоже, голодны; некоторые, кажется, не одну неделю не мылись. Как это объяснить? Школа научила меня, что этот город – крупнейшее скопление нашего населения, не менее ста тысяч человек. Раньше я не осознавала истинного смысла этой цифры. Теперь я потрясена. Томас берет меня за руку, он бледен, глаза расширены. Думаю, не я одна ощущаю сейчас свою незначительность и испытываю смятение.
Майкл предупреждает нас, что мы направляемся прямиком в Испытательный комплекс. Никакого посещения достопримечательностей не предполагается. Но я замечаю, что, прежде чем нырнуть в большие ворота в форме арки, он провозит нас мимо колоссального Капитолия и холодного каменного министерства юстиции: Малахия говорил, что ему интересно увидеть оба эти сооружения. На металлической табличке рядом с аркой написано: «Университет Соединенного Содружества».
У меня замирает сердце. Вот и Университет! Вижу, здешние постройки совсем не новы. Красный кирпич, белая отделка. Башня с часами. Некоторые дома из стекла, другие каменные. Все свидетельствует о почтенном возрасте и о накопленной мудрости. Вижу скульптуру в виде двух сцепленных рук – в молитве? в надежде? Зандра может это знать, но мне не хочется ее спрашивать. Я довольствуюсь тем, что пытаюсь запомнить все, что вижу.
Мы минуем большой стадион, и глиссер тут же начинает замедляться. Он останавливается перед массивным гладким сооружением из черной стали и такого же стекла. Вокруг пышный сад, изумрудная зелень, благоухающие цветы, но от этого соседства здание не делается менее суровым. У входа бронзовые буквы: ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР.
Дверь глиссера открывается, и наша четверка спрыгивает на землю. При взгляде на сам Центр и на ведущую внутрь тяжелую железную дверь я чувствую спазм в животе. Теплая рука Томаса вовремя касается моего плеча. Мне достаточно знать, что он рядом, чтобы паника улеглась.
– Держи! – Майкл отдает мне рюкзак с моим символом. – Постарайся не потерять его из виду. – Это сказано совсем тихо, он выразительно смотрит мне в глаза, в его взгляде ни тени веселья, даже улыбки. Он – сама серьезность. Я должна любой ценой не лишиться своих скудных пожитков.
Многозначительный момент позади, Майкл отворачивается и громко говорит:
– Внутри вам покажут ваши спальные места, вы познакомитесь со своими соседями. Большинство кандидатов уже здесь, потому что их глиссеры не подстерегали поломки. Последние несколько человек прибудут сегодня вечером. – Он пытается подбодрить нас широкой улыбкой. – Готовы войти?
Приемлемый ответ один – «да». Так наш квартет и отвечает.
Майкл кивает и нажимает на маленьком пульте у двери шесть кнопок. Щелчок, дверь распахивается, мы входим следом за Майклом. Последним через порог перешагивает Томас. В следующее мгновение дверь захлопывается. Мы начинаем разглядывать Испытательный центр под лязг автоматически запирающихся замков. Если честно, мы сильно разочарованы. Вестибюль освещен тускло, вокруг белые стены, внизу зашарканный серый пол. В углу два серых деревянных кресла – это как будто уголок отдыха, но у кресел такой вид, словно в них никогда никто не сидел. Нам тоже не до кресел: Майкл ведет нас по длинному бело-серому коридору к лифтам. Я никогда не пользовалась лифтами, только читала о них и изучала принцип их действия.
Майкл жмет на кнопку, тут же раздвигаются дверцы, и мы входим в кабину впятером. Ууух! Цифры над дверями в считаные секунды меняются от единицы до пятерки. Звучит звонок, двери открываются, мы видим залитый электрическим светом коридор с ослепительно белым кафельным полом. Стены коридора синие, впереди, за стеклянной перегородкой, просторное помещение со столами, стульями, множеством людей. Люди – наши ровесники. Опять у меня в животе спазм. Десятки кандидатов на Испытание!
Я слышу покашливание и вижу очень полную женщину с длинными седыми волосами в кудряшках, в круглых очках в золотой оправе, восседающую за большим деревянным столом. Она улыбается нам и встает.
Когда женщина обращается к нам, я испытываю облегчение. Сердечным и дружеским голосом она приветствует нас в Тозу-Сити и поздравляет с тем, что нас отобрали для Испытания.
– Большинство кандидатов прибыли вчера и сегодня утром. Ужин накрывают в зале позади меня. Можете освежиться и оставить вещи в своих комнатах, а можете идти ужинать прямо сейчас.
– Я пойду сразу, – решаю я. Если попаду в свою комнату, то мне может не хватить смелости оттуда высунуться. Судя по воинственному виду Зандри, ей хочется поспорить, но Томас со мной соглашается, и Зандри не идет на конфликт. Майкл кивает нам и ведет по коридору, приглашающе распахивает дверь. Мы оказываемся в большом зале, который уже видели через стекло. Вряд ли то, что в зале становится тихо, – моя фантазия. Все впиваются в нас глазами, всматриваются в наши лица, примериваются, оценивают нас как конкурентов. Потом возвращаются к еде и к разговорам.
Слева я вижу уставленный едой стол. Трое официантов как будто готовы объяснить, в какой тарелке что. Здесь несколько сортов хлеба, яблоки, апельсины, виноград. Густое говяжье рагу с овощами. Морковки и луковки в постном соусе, толстые куски невиданной рыбы. Майкл подсказывает, что рыба называется «лосось». На отдельном столе всевозможные пирожные и прочие сладости.
– Берите тарелки и ешьте сколько влезет. – Майкл подает пример.
Наша четверка дружно хватает тарелки и принимается наваливать на них еду. Я беру бублик с изюмом и орехами, кусочек лосося, яблоко, немного моркови. Больше в меня не поместится. Как я вижу, другие кандидаты не следуют этому правилу. Перед многими стоит по несколько тарелок, наполненных с горкой. Некоторые пробуют, отодвигают, ищут чего-нибудь повкуснее. Отец учил меня уважать продукты, которые мы сами выращиваем, и соседей, с которыми мы ими делимся. От одной мысли о вопиющем пренебрежении тем, на выращивание чего ушли долгие годы, у меня пропадает аппетит.
За ближними столами теснятся кандидаты. Пока мы идем к незанятым столам в глубине зала, они провожают нас глазами. Я ставлю свою тарелку на стол и успеваю оглянуться как раз в тот момент, когда толстый нечесаный парень ставит подножку Малахии. Малахия роняет тарелку, и она разбивается. Если бы не быстрая реакция Томаса, Малахия очутился бы на полу, лицом в рагу.
Темная кожа Малахии не мешает ему краснеть. Он бормочет извинения и начинает убирать за собой, но Майкл заставляет его выпрямиться.
– Ты не виноват. – Он переводит взгляд на нечесаного толстяка, запихивающего пирожное в рот, кривящийся от усмешки. – Подержи-ка мою тарелку, я найду того, кто это уберет.
Малахия берет у Майкла тарелку и садится, потупив взор. Ему осязаемо стыдно за неприятную сцену, а у меня сами собой сжимаются кулаки, от ярости вскипает кровь. У меня дружная семья, в которой принято все обсуждать и спускать раздоры на тормозах. Но недаром у меня четверо старших братьев: драться я умею. Сейчас я тоже готова устроить обидчику взбучку.
– Сия, твоя еда остынет, – слышу я голос Томаса сквозь гудение гнева в ушах. Слова нейтральные, но я улавливаю в них предостережение. За нами наблюдают, любое движение может оказаться роковым. Подраться я еще успею.
Я постепенно успокаиваюсь, разжимаю кулаки, сажусь за стол вместе с остальными и беру вилку. Томас хлопает Малахию по плечу и что-то шепчет ему на ухо. Не знаю, что он ему сказал, но Малахия приободряется и приступает к еде. Майкл возвращается с еще одной тарелкой и за едой не перестает болтать. В редкие перерывы до меня долетают обрывки разговоров за другими столами: там обсуждают нас, гадают, из какой мы колонии. Некоторые предполагают, что мы из Пяти Озер, но это предположение встречается взрывами смеха. Колония Пять Озер – это звучит для большинства как шутка. Во мне нарастает тревога.
Я все съела, осталось только яблоко. Лосось был, наверное, вкусный, но мне сейчас не до смакования. За пустой стол в глубине зала усаживается еще одна группа, шестеро кандидатов. Они торопятся есть, видя, как женщины в белых комбинезонах собирают со столов пустые тарелки.
– Добро пожаловать в Тозу-Сити! – раздается голос. – Поздравляем выбранных для Испытания!
Я не сразу нахожу говорящего: голос раздается из громкоговорителей, расставленных по всем углам зала. Наконец я вижу микрофон в руке у полной женщины, приветствовавшей нас у входа в столовую.
– Вас собралось сто восемь человек, – продолжает она. – В Университет поступят не более двадцати. Желаю каждому из вас удачи, пусть ему сопутствует успех!
Больше пяти человек на место! В зале раздаются негромкие голоса, кто-то уверен в победе, кто-то удивлен большим конкурсом, но очень старается скрыть тревогу.
– Раз все уже в сборе, – продолжает женщина, – завтра утром начнется процесс Испытания. Через десять минут всем надлежит явиться в свои спальни. Тем, кому еще не показали их спальное место, нужно обратиться к сопровождающему. Советую хорошенько отдохнуть, это вам поможет – впереди нелегкие дни и недели. Доброй ночи и удачи!
Майкл дает мне бумажку с номером и дольше, чем необходимо, не убирает руку. В его глазах и в пожатии я читаю пожелание успеха.
Мы покидаем столовую и разделяемся: девочки сворачивают направо, мальчики налево.
Мы с Зандри провожаем глазами Малахию и Томаса, потом вместе ищем свои комнаты. Мой номер 34, ее – 28. Прежде чем она заходит к себе, я легонько ее обнимаю. Неизвестно, что будет завтра. Я желаю ей всего доброго. К моему удивлению, она отвечает мне тем же, и мы ненадолго застываем, обнявшись, связанные годами общего опыта и страхом перед неведомым. Потом каждая делает шажок назад. Она улыбается:
– Завтра ты им покажешь, слышишь?
Я киваю:
– Ты тоже.
Она скрывается за дверью своей комнаты, а я иду искать комнату 34 и нахожу ее через несколько дверей. Внутри кто-то копошится. Я делаю глубокий вдох, поворачиваю ручку тяжелой деревянной двери и вхожу.
– Привет!
Комната большая, в ней две широкие кровати, два стола, стулья. Мне требуется минута, чтобы понять, откуда донеслось негромкое приветствие. Я приятно удивлена: голос принадлежит высокой красивой девушке, широкоплечей, с длинными светлыми волосами. Она скромно улыбается:
– Я Райм из колонии Диксон. Похоже, мы соседки.
Я утвердительно киваю и делаю несколько шажков по комнате. За моей спиной защелкивается дверной замок.
– Я Сия из Пяти Озер.
Она радостно улыбается:
– Чудеса! За ужином только и разговоров было, что о Пяти Озерах и о том, что никто оттуда уже много лет не проходил Испытание. Все думали, что ваша колония вообще зачахла.
– Нет, мы существуем. Просто Пять Озер довольно невелика по сравнению с другими.
– Диксон тоже маленькая колония. – Она садится на кровать у дальней стены и подбирает под себя ноги. – Всего пятнадцать тысяч жителей. Мы были поражены, когда в этом году выбрали целых восемь человек.
У нее теплая улыбка, я невольно улыбаюсь ей в ответ. Сажусь на другую кровать и отвечаю:
– Пятнадцать тысяч – это очень много! В Пяти Озерах и одной тысячи не наберется.
– Сколько же вас приехало?
– Четверо, четверть класса.
Она расспрашивает о Пяти Озерах: где это, что мы выращиваем, какое зверье у нас водится. Из рассказа о ее колонии выходит, что Диксон располагается примерно в трехстах милях к юго-востоку от Пяти Озер. Колония гораздо крупнее нашей, но беднее ресурсами. То ли с таким населением на всех не хватает, то ли бо́льшая часть населения занята производством аккумуляторов и электроэнергии, а не возделыванием полей. Семья Райм – фермеры, они не голодают, но многие в ближайшем городе недоедают. Райм объясняет, что деньги, которые ее родители получат как компенсацию, пойдут на приобретение фермерского инвентаря и оборудования для хранения продовольствия, то есть в конечном счете улучшат продуктовое обеспечение самой семьи и окружающих.
Райм, похоже, гордится тем, что помогала кормить соседей. Я собиралась соблюдать дистанцию при общении с кандидатами из других колоний, но она мне нравится.
Наш разговор затягивается на целый час. Райм показывает мне свой браслет: на нем треугольник со стилизованной буквой А посередине. Не моя группа. Она предлагает помочь мне разобрать вещи, но я говорю, что все оставлю в рюкзаке. Кто знает, когда Испытанию придет конец для той или иной из нас? Она с улыбкой соглашается, хотя я вижу в стенном шкафу рядом с ее кроватью два пышных платья. Моя мать эти платья одобрила бы. В нашем распоряжении своя маленькая ванная. Мы переодеваемся в пижамы и ныряем в свои постели. Райм просит разрешения пока что не выключать свет. Она сидит в постели скрестив ноги и листает фотоальбом, привезенный из дому. Видя на ее глазах слезы, я тоже переживаю, вспоминая свою семью. Вижу маму, сидящую у камина и спрашивающую, как прошел мой день, папу, обменивающегося с моими братьями удачными идеями за игрой в карты в кухне. Охваченная тоской по дому, я разрешаю Райм не гасить свет столько, сколько ей захочется, и накрываюсь с головой.
Она мне благодарна. Я уже закрываю глаза, когда она говорит:
– Если ты голодна, у меня есть кукурузные лепешки, я сама их испекла, угощайся.
Я засыпаю, положив рюкзак на свою кровать.
Сны у меня тревожные, хотя я не могу их вспомнить, проснувшись от голоса в репродукторе, сообщающего, что у нас есть час, чтобы одеться и поесть перед началом первого этапа Испытания. Я надеваю темно-бурые брюки, белую блузку с желтоватым оттенком и ботинки. Пижаму и вчерашнюю одежду я складываю и засовываю в рюкзак. Видя это, Райм удивленно приподнимает бровь, но ничего не говорит. На ней желтое платье в цветущих лютиках и сверкающие белые туфли. Она даже воспользовалась губной помадой и тушью для ресниц.
Мне слышно, как у нее урчит в животе, но до своих лепешек она не дотрагивалась. Может, это паранойя, но я считаю лепешки: девять штук. Если к завтрашнему дню их так и останется девять, то я буду точно знать, что Райм нельзя доверять ни моих вещей, ни секретов.
Я поворачиваю браслет на запястье, еще раз проверяю рюкзак и вешаю его на плечо. Райм идет в столовую со мной, не отвечая на приглашения, звучащие из-за других столов. Не знаю, зачем ей моя компания; наверное, у нее вызывают любопытство другие кандидаты из Пяти Озер. Судя по тому, что я слышала от нее вчера вечером, другие колонии как-то сообщаются одна с другой. А о Пяти Озерах никто ничего не знает.
Я беру на завтрак клубнику, цукатную дыню, бублик со сладковатым пряным ароматом и два ломтика хрустящего бекона. Райм шутит, что нервы лишили меня аппетита; сама она накладывает себе блинов, вафель, яичницы, колбасы, жареной картошки. Мы обе берем по стакану молока. Я озираюсь в поисках своих земляков. Они сидят за тем же столом, что вчера, но рядом с ними я вижу несколько незнакомых лиц. Не я одна явилась с сопровождением.
Малахия и Зандри знакомят нас со своими соседями, Бойдом и Николетт. Оба смуглые кареглазые брюнеты. Неудивительно, что они из одной колонии Пайн Блафф, расположенной к юго-востоку от нашей. Бойд состоит в одной группе с Зандри. Браслет Николетт я вижу плохо: его то и дело закрывает длинный рукав ее платья. Кажется, на нем сердечко. Я подсаживаюсь к Томасу, который, как и я, пришел в столовую с рюкзаком. Наши с ним земляки явились налегке, в отличие от примерно трети завтракающих, включая двух новеньких за нашим столом.
Под разговоры вокруг я без большой охоты завтракаю и стараюсь не думать о том, что мне предстоит. Если тех знаний, что я успела получить в школе, недостаточно, то с этим ничего не поделаешь. К концу завтрака я узнаю, что Бойд и Николетт – двоюродные брат и сестра. Их семьи вместе работают на рисовой ферме и бьются над улучшением системы орошения. Рис – неведомая мне культура, никогда его не пробовала и почти ничего о нем не знаю. Томас тоже не в теме, но, прислушавшись к их разговору об орошении, мы не можем к нему не присоединиться. У меня даже возникает несколько занятных идей, в которых Бойд усматривает пользу.
Разговор такой интересный, что я забываю о своих тревогах, пока не звучит объявление:
– Просьба к абитуриентам Испытания собраться на лифтовой площадке, оттуда вас направят на первые экзамены. Удачи!
Спазм в животе, приступ тошноты, завтрак просится наружу. Кто-то сжимает мне руку. Я оборачиваюсь и заглядываю Томасу в глаза. Он тоже волнуется? Не поймешь. Но я рада его теплой поддержке. Я встаю из-за стола. Почти все девушки вырядились в свои лучшие платья и туфли. Я бы почувствовала себя на их фоне замарашкой, если бы не Томас. Он в ношеных черных ботинках, хлопковая рубаха и бурые штаны изрядно выгорели. Каким бы испытаниям нас ни подвергли, я уверена, что только нам с Томасом будет на них удобно.
Сотрудники в темно-красных комбинезонах отправляют всех нас на третий этаж. Спускаясь на два этажа в серебристой кабинке лифта, Томас не выпускает мою руку. У некоторых кандидатов это вызывает понимающую ухмылку, я хочу высвободиться, но Томас не соглашается. Не знаю, почему он так внимателен ко мне, почему решил поддерживать, но с ним мне не так страшно, и я довольна. Он назвал нас «партнерами». Это слово, конечно, никак не объясняет щекотное чувство у меня в животе, не имеющее отношения к экзаменам, а связанное с тем, что я ощущаю, когда его рука касается моей.
Двери лифта разъезжаются, и нас встречают другие сотрудники. Цвет их одежды говорит о более высоком статусе: они взрослые, они здесь главные.
Нас приглашают в большое помещение с сиденьями и сценой. Сцена залита ярким светом, на ней седой мужчина с бородкой, в бордовом комбинезоне. В руке у него микрофон, он ждет, пока мы рассядемся.
Мы с Томасом, по-прежнему не расцепляя рук, садимся в заднем ряду. Ищем глазами Зандри и Малахию, но не находим. Когда все садятся, сотрудники, стоявшие у дверей, входят и встают в проходах. Седой говорит в микрофон:
– Добро пожаловать в Тозу-Сити. Я доктор Джедедай Барнс. От своего имени и от имени всех коллег заявляю, что видеть вас здесь для нас большая честь. – У него сердечный тон и теплая улыбка. – Вы оказались здесь потому, что вы – лучшие, самые умные. Все Соединенное Содружество возлагает на вас свои надежды. Среди вас будущие лидеры нашей страны. Все лидеры должны подвергнуться проверке, этот процесс и начнется сегодня.
Все вокруг ерзают на стульях. Нервы? Возбуждение? Я, честно говоря, испытываю то и другое одновременно.
Оратор снова улыбается.
– Процесс Испытания состоит из четырех частей. Следующие два дня будут посвящены письменным экзаменам. Это проверка ваших знаний по истории, наукам, математике и литературе. Мы также получим представление о ваших логических способностях и умении решать задачи. По результатам этих экзаменов будет произведен первый отсев.
Напряжение в зале заметно усиливается. Я крепче стискиваю руку Томаса. Ему, наверное, приходится туго, но он не ропщет.
– Вторая часть – комплекс практических экзаменов, на которых вы сможете проявить свои способности по конкретному применению теоретических знаний. Те, кто их сдаст, станут участниками третьего этапа. Это будет экзамен на способность к коллективной работе и к оценке сильных и слабых сторон товарищей по команде. И, наконец, четвертый этап: проверка вашего умения принимать решения и лидерских качеств. Заслужившие высокие оценки на всех четырех этапах Испытания пройдут индивидуальную проверку в отборочном комитете. Он изучит личность и психологические особенности победителей и определит, кто достоин заниматься в Университете, вместе с другими выдающимися умами участвовать в возрождении Земли и в возвращении нашей стране ее былой славы. Это величественная цель, но то, что я слышал о собравшихся здесь абитуриентах, особенно о представителях колоний, откуда к нам годами не поступало кандидатов, рождает уверенность, что вы способны ее добиться.
Сидящие в передних рядах оглядываются, ищут глазами Малахию и Зандри, меня и Томаса. Моя соседка предупреждала, что мы вызываем всеобщий интерес, потому что ходили слухи, будто колония Пять Озер испустила дух. Если бы в Испытании долгое время не принимали участия и другие колонии, она бы обязательно об этом обмолвилась. Выделив нас, д-р Барнс буквально намалевал у нас на спинах мишени. Он это нарочно? Его речь была слишком гладкой, слишком продуманной, чтобы предположить случайную оплошность. Уж не стремится ли он поощрить других ставить нам подножки? Или он разравнивает поле, чтобы остальные заранее видели в нас командных лидеров?
Д-р Барнс передает микрофон худенькой женщине в красном комбинезоне, с ярко-рыжими волосами. Она представляется: профессор Верна Холт.
– Сейчас вас пригласят в экзаменационные классы, – говорит она. – Все абитуриенты распределены по группам по принципу прежних академических достижений. Группа каждого обозначена большим символом на идентификационном браслете. Увидев символ своей группы на экране у меня за спиной, следуйте вместе с остальными к лифтам. Сотрудник встретит вас и отведет в экзаменационный класс. Желаю вам всяческих успехов и предвкушаю, как буду работать с вами в предстоящие дни и недели.
Раздается шум мотора, и над сценой разворачивается широкий белый экран. На нем появляется черное сердце. Носители этого символа тихо переговариваются: их время пришло. Николетт идет по проходу и исчезает за дверью вместе с двумя десятками ребят своей группы. Проходит несколько минут, в зале шепчутся. Я сижу, затаив дыхание, и жду, когда вызовут следующую группу.
Треугольник. Малахия и Райм.
Вижу в левом углу зала маленькую фигурку Малахии. Он поджал губы, сосредоточившись на происходящем или же от страха, и идет по проходу к двери. Я показываю ему большой палец, но он впился глазами в спину девушки впереди и не замечает моей попытки его подбодрить.
Конец ознакомительного фрагмента.