Глава 10
Засада социологии
Социология оказалась чистой магией. Запах соблазна, который источала картинка с цифрами рейтинга, давала сто очков вперед самой роковой красотке с ее феромонами.
Кроме этого, о важности социологии мне твердили каждый день. Что ее надо делать усердно и постоянно. Держать на видном месте. Верить. Подстраивать под нее свою жизнь. Что каждый чих кандидата должен быть измерен и оценен. Вдруг избиратель окажется поклонником Сальвадора Дали и его «Руководства для артиллериста исподтишка»? Ведь может случиться катастрофа, если этого вовремя не заметить!
Ну я и повелся. Как положено, обратился в активно рекомендуемую компанию с самым авторитетным прайсом. Цифры с пятью-шестью нулями и название, как я понимаю, должны были уверить кандидата, что избиратель от него никуда не уйдет. Меня встретили две дамы. Разговор получился странным, ибо не покидало ощущение, что на мне практикуют советы из книжек «психология для чайников», раздел «как развести неявного лоха». На самом деле дамы оказались полноценными кандидатами психологических наук, так что я даже загордился, что меня обрабатывали по более высоким схемам, чем показалось вначале. Видимо, я хорошо держался и, как выяснилось впоследствии, попал всего лишь на средний ценник: что-то около 250 тыс. рублей за исследование. Мы договорились, что опрос будет поквартирным, то есть очным, и функция конечного контроля результатов (достоверности) останется за моим штабом.
При этом «средний прайс» распространялся на все услуги милого дуэта. Когда спустя некоторое время эти девушки решили расширить пакет предложений и к социологии добавить «бонус» – свои возможности по ведению кампании (вакансия начальника штаба по-прежнему была актуальна), они выставили ту же сумму – по 250 тыс. на каждую за каждый месяц работы во время кампании. Сумма получалась очень круглая (2–2,5 млн рублей), и помню, я подумал, что в детстве надо было не «Айвенго» под подушку прятать, а засыпать с Фрейдом и просыпаться с Юнгом. Так что, товарищи родители, услышьте мой скорбный вопль! Забейте на Купера, Рида и Верна и дарите детям на день рождения книги по психологии – лучшую инвестицию в свою старость! Пианино и скрипка – это уже неактуально.
В общем, девушек (бонусное предложение) я прокатил, и, как потом выяснилось (а потом выяснялось все самое интересное), они были взяты на работу одним из кандидатов в Приморском районе, и все эти разбитые камеры и сломанные руки, как говорят – результат дорогостоящей психологической атаки.
Но больше всего меня удивили не цены и не подход. Для меня стало открытием, что рынка социологических исследований в Питере практически не существует. Есть пара-тройка компаний, которые периодически более-менее профессионально «делают социологию», знают, где взять полевиков, как интерпретировать, оформить и представить результаты заказчику. Но нет никаких исследований о самих исследователях: нет профессиональных ассоциаций, профессиональных изданий, рекомендаций экспертного сообщества, признанного критерия оценки качества работы, рейтингов – то есть всех тех атрибутов, наличие которых и подтверждает конкуренцию и рынок. Вместо этого Питер кишит дипломированными специалистами с визитками несуществующих компаний, ревностно оберегающих тебя от контактов с другими дипломированными специалистами с визитками. И знаете, что было самым противным? Принцип сосуществования в большой культурной деревне, когда каждый все про всех «в курсе». Не успевал я дойти до следующей встречи, как обо мне как о «золотой рыбке» уже было известно тем, с кем я только планировал поговорить.
Первое исследование оказалось показательным. Показательным был уровень брака – после отсева остались результаты опроса полутора тысяч респондентов. По состоянию на середину сентября 2011 года, рейтинг «ЕР» в округе составлял 45 %, личный рейтинг кандидата в депутаты ЗакСа Санкт-Петербурга Федотова Валерия – 0 % (выдержки из той социологии можно посмотреть в конце главы). И показательна была моя реакция – мне понравилось. Результаты этой социологии вызывали доверие. Я знал, что на улице у меня не попросят автограф, – руководитель исполкома партии в районе имеет образ кого угодно: статиста, бюрократа в нарукавниках, человека-телефона, только не узнаваемого политика. Я правда был вполне доволен – четверть миллиона были потрачены эффективно.
Еще исследование продемонстрировало, что район не знает (и не признает) назначенных авторитетов. Портфель и кресло, умноженные на служебную машину, воспринимаются как функция, которой положено отвешивать порцию «ку». Но цитировать мнение таких авторитетов, и тем более прислушиваться к нему дураков нет. То есть еще раз: в одном из старейших районов Питера, где каждый второй житель – заслуженный лидер общественного мнения, не было ни одного «народного паровоза», готового вписаться за «ЕР» или хотя бы не демонстрировать свою враждебность. Действующая районная власть, действующие муниципальные власти трех муниципальных образований, лояльные им ЛОМы[4], судя по исследованию, реальным авторитетом не обладали. Эти выводы сэкономили деньги, отложенные «на сотрудничество», и не дали пойти по ложному пути.
Исследование помогло и в другом. Когда мы на старте кампании показательно мерялись с районной администрацией толщиной своих потенциалов и уровней притязаний (сражались над контролем за избирательным процессом), аргумент о том, что в районе нет нормальных людей, готовых за 84 дня вытянуть рейтинг кандидата с нуля до бесконечности за счет силы своего авторитета, потому что, если бы они были, эти люди, то глава не курил бы нервно бамбук со своими 16 % узнаваемости, набранными за целых 2,5 года работы (и это при условии, что «у нас все схвачено»), – так вот этот аргумент оказался решающим. Нас оставили на своей страх и риск, и кампанию в итоге мы вели самостоятельно – в рамках, куда нас до этого загнал район.
Но вторую социологию я заказывать не стал – выяснилось (хорошо, что не потом), что нам меняли обложки и ФИО, а сами цифры и графики ходили по кругу, перепродаваясь от кандидата к кандидату: в стандартном исследовании было много общего про политические расклады и шансы каждого игрока, это был сезонный товар, который пользовался одинаково повышенным спросом у кандидатов и их конкурентов.
Очаровательные кандидатши психологических наук грустили по мне и моей кампании. С сентября по ноябрь я как минимум три раза получал настойчивые предложения потратить деньги – простите, провести социологию. О социологии тосковал и мой начальник штаба. В итоге мы договорились о том, что я принимаю на себя риск работы «вслепую». Я вовсе не сошел с ума: социология валялась под ногами. В активный период избирательной кампании ею занимались все СМИ, политологи, партии. Здесь были исчерпывающие данные по изменению рейтинга «ЕР». Что касается личных успехов, то уровень своей узнаваемости я замерял на встречах и улицах округа. Логика была следующей: если обычные люди должны проголосовать за меня 4 декабря, значит, они должны: а) знать меня, б) желать проголосовать за меня, то есть активно симпатизировать при моем виде и появлении. И если я встречаюсь со своими избирателями каждый день и хожу ногами по территории округа, то их реакция – это и есть мой рейтинг. Такая позиция поставила крест на фокус-группах – еще одной излюбленной социологической примочке.
Я объявил, что забиваю болт на фокус-группы, в первый же день работы штаба, когда кто-то только попытался заикнуться об этом. Мы создавали инновационный продукт на существующем партийном рынке, и было бы безрассудным проверять его частями и за деньги (на самом деле я процитировал великого Стива Джобса, чью позицию по фокус-группам я полностью разделил). Я сказал, что рассматриваю любое предложение о фокус-группе как попытку переложить ответственность на чужие плечи и получить индульгенцию в случае будущей неудачи. Вопросов не прозвучало.
За полтора месяца до выборов мы организовали call-центр. Если называть вещи своими именами, это был говорящий будильник, который доставал людей звонками в неурочное время, так как специализировался на борьбе с лентяями, сонями и прочими несознательными гражданами, которые могли не дойти (забыть, проспать) до избирательного участка. Звонить мы собирались по накопленной базе сторонников «ЕР» и/или Федотова, куда должны были стекаться контакты со всех дворовых встреч, разговоров с коллективами, а также номера, добытые агитаторами во время поквартирных обходов, и т. д. Забегая вперед, скажу, что, вместо запланированных 20 000 фамилий, в базе с трудом собралось около 5000, то есть штаб провалил эту работу.
Вторая важная роль call-центра заключалась в снятии социологии: каждый день общительные девушки обзванивали определенное количество жителей округа, задавали вопросы и собирали ответы. Эти данные еженедельно обобщались, запаковывались в файлик и передавались мне по понедельникам на заседании штаба.
Когда появились первые успехи, я бегал с отчетом как школьник. Мне хотелось общения, зайти во все кабинеты и между делом поделиться своими достижениями. Помню, что с бумагами в руке я нарезал круги, как гончая на охоте. Звонил начальникам, друзьям и маме. Было очень приятно сдержанно сказать: «Мама, привет, да, все в порядке, работаем, рейтинг растет, еще два пункта вверх» – и дальше вслушиваться и всматриваться в реакцию, запоминать эти сладкие моменты и заранее примеривать на себя значок депутата.
Надо ли говорить, что выходные для меня превратились в одно большое ожидание? Особенно невмоготу стало за пару недель до дня голосования. Я чуть ли не бисером начал вышивать по субботам и воскресеньям – в те крохи свободного времени, которые чудом оставались после дворовых встреч, публичных выступлений, кулуарных расшаркиваний в кабинетах и блоггерских битв на «Фонтанке», – чтобы побыстрее наступал понедельник.
Но именно в последние 2–3 недели начальник штаба перестал передавать мне папку с результатами. Он съезжал с темы под разными предлогами. Настойчивые просьбы и требования не помогали – была занята позиция «я-ничего-не-вижу-и-не-слышу», и достучаться до него (и его совести, к которой я, естественно, взывал) было нереально. Знаете, как он потом объяснял свое «плохое поведение»? Непредсказуемостью рейтинга. Наши кривые (кандидата Федотова и партии «ЕР») то сближались, то удалялись, превращались в синусоиду и вытягивались в параллель. Они устраивали дурацкую свистопляску, и эти безумные скачки случались вне зависимости от того, что мы делали или не делали. Ближе к выборам разбег стал таким, что предполагать что-либо среднее стало невозможно.
Всеми правдами и неправдами мы пытались выяснить, что происходит с социологией в других районах и штабах. В одной из приватных бесед за стаканчиком виски мне рассказали, что такими секретными данные социологии еще никогда не были: якобы общие цифры по Питеру видели только 5–6 человек в региональном штабе «ЕР», и то бумаги им передавались в отдельном кабинете под роспись.
В это верилось легко, ибо кусок, который касался моих шансов в округе, мне всего лишь показали, и смотреть надо было быстро-быстро (примерно так мальчики на физкультуре подглядывают за девочками через дырку в женской раздевалке). Тем забавней на этом фоне выглядела аргументация – конечно, мы спрашивали, чем вызван подобный инновационный подход к знакомству с социологическими данными. Оказывается, добрые руководители заботились о нашей мотивации: «Если кандидат поймет, что у него не очень хорошо, он просто забросит работу и не будет вкладываться, что для партии в целом потери. А так каждый верит до последнего» (конец цитаты).
Отчеты с моими кандидатскими успехами, зафиксированные нашими телефонистками, сыграли в итоге злую службу. Видя, как рушится рейтинг «ЕР», и понимая причины, мы спорили до хрипоты, насколько личный рейтинг Федотова сможет поднять или удержать крушение рейтинга «ЕР», и наоборот. И мы никак не могли выбрать тактику – дистанцироваться от «ЕР» или создать с ней крепкую ассоциацию.
С начала осени это падение стало регулярным трендом и набрало скорость. Впереди намечалась катастрофа, которую мы боялись увидеть: я думаю, что смело смотреть правде в глаза не свойственно для партии власти, как бы она ни называлась. Нет же среди нас дураков, горящих желанием узнать дату своего перехода в бессрочную нирвану?
За две недели до выборов прогнозы стали бесполезными, исчезла общеедроссовская командная стратегия и поведение, и каждый штаб и кандидат начал выживать самостоятельно.
1. Проблематика
* Какие проблемы Санкт#Петербурга вызывают у Вас сейчас наибольшую тревогу?
2. Лидеры общественного мнения *
3. Отношение к политическим лидерам федерального и городского уровня
* Как Вы оцениваете работу следующих руководителей?
4. Отношение к политическим лидерам районного и муниципального уровня
Ковалев А. А.
Депутат Ковалев является самым известным среди избирателей политиком/руководителем районного уровня. 25,8 % опрошенных жителей округа № 1 положительно оценивают его деятельность.
Чем старше группа респондентов, тем чаще они дают положительные оценки деятельности депутата. Среди избирателей старше 55 лет рейтинг положительной оценки деятельности Ковалева достигает 31–33 % (см. таблицу).
Омельницкий В. В.
Фактически глава Василеостровского района – малоизвестный руководитель для жителей 1-го избирательного округа. Положительно оценили деятельность главы Василеостровского района 12,8 % респондентов. 9,6 % оценили отрицательно. При этом не знают этого руководителя 61,6 % опрошенных и затрудняются оценить его деятельность 16,0 %.
Федотов В. А.
На момент исследования (июнь 2011 года) руководитель Василеостровского районного исполнительного комитета партии «Единая Россия» Федотов – малоизвестный политик для жителей 1-го избирательного округа. 64,6 % опрошенных не знают Федотова, еще 15,7 % затруднились оценить его деятельность.
Есть неярко выраженная возрастная тенденция в оценке деятельности Федотова. Чем старше группа респондентов, тем ниже рейтинг известности Федотова. Так, среди избирателей старше 65 лет 73 % опрошенных не знают этого политика.