Вступление
Поддержка или обуза
Они задержали меня в дверях, когда я входила в магазин, – пожилая женщина, ступающая медленно и осторожно, и мужчина, уже немолодой, с седыми висками.
– Осторожно, мама, потихоньку, – говорил он ей, когда она переступала невысокий порожек.
Она держалась за его руку, согнутую в локте, и другой рукой он накрыл ее маленькую сухонькую ладонь. И так необычна была ситуация, когда немолодой уже сын привел в магазин старушку-мать, так редко видела я неприкрытую заботу о пожилой матери, что, остановившись, я с интересом проводила их взглядом, потом пошла за ними.
«Зачем они пришли? – думала я. – Он что, сам не мог ей купить то, что нужно?..»
Я увидела их у витрины, в которой лежали заколки для волос. Старушка внимательно рассматривала витрину, низко склоняясь над ней. Сын терпеливо ждал, пока она сделает выбор.
– Я думаю, вот эту нужно купить, – сказала женщина, показав на дорогую заколку, нарядную, но достаточно строгую. – Эта мне будет, чтобы на людях показываться, и еще давай купим одну попроще…
Я посмотрела на женщину, на ее полностью седую голову, на тоненький узелок волос на затылке. Мне так понравилось это – женщина в преклонном возрасте, с седой головой и с редкими волосами пришла в магазин покупать себе заколки для волос! И мне понравилась реакция сына, он по-доброму, как на большого ребенка, смотрел на мать, принимая ее выбор, и спокойно говорил:
– Хорошо, мама, сейчас я пробью чек…
В его интонации чувствовалось глубокое уважение к матери. К ее немножко смешному поступку – на свои реденькие волосы покупать дорогую нарядную заколку. И ведь привел же он ее для этого в магазин! Не отмахнулся от ее просьбы, как от глупости: совсем, мол, старуха сбрендила – на старости лет себя украшать…
И я, глядя на этих людей, думала: как эта женщина воспитывала его, если теперь, в старости, получает уважительное, понимающее отношение к себе взрослого сына? Сына, крепко стоящего на ногах – судя по тому, с какой легкостью он потратил почти полтысячи рублей на заколки для старенькой мамы.
Что-то волнующее было в этой паре уже пожилых людей, что-то трогательное. И я, как-то по-хорошему задетая наблюдением за ними, шла домой и все продолжала думать – как нужно воспитывать ребенка в детстве, чтобы в старости рядом с тобой был вот такой, добрый и уважающий тебя, терпимый и щедрый по отношению к тебе взрослый человек? Человек, который хотел бы заботиться о тебе. И не просто хотел – а реально мог, имел средства, возможности поддержать тебя в старости…
Спустя несколько дней после ситуации, увиденной в магазине, я стала свидетельницей другого случая…
Мужчина средних лет, крепкий на вид, скромно, но опрятно одетый, стоял невдалеке от мусорных контейнеров. Женщина – пожилая, грузная, с одышкой – рылась в контейнере.
– Да ладно, мама, нет тут бутылок, не ищи. До нас уже забрали… – сказал он поникшим каким-то голосом, и я, проходя мимо, с интересом посмотрела на эту пару: не так часто встретишь мать и сына, пришедших на помойку в поисках бутылок.
Мать подошла к сыну, и они под руку пошли вместе. Он – медленно, в такт шагам матери. И меня как-то больно тронула и вся эта история, и то, что не сын вел свою мать, а мать вела сына. Вела, как маленького. Вела – от помойки к следующей помойке, куда они направились. Страшно это было: такая вот их неспешная, казалось, привычная прогулка. И я подумала невольно: «Господи! Спаси и сохрани меня и мою доченьку от такой жизни…»
И пока шла домой, продолжала думать: «Как же так, почему этот взрослый, крепкий с виду мужчина – такой поникший и такой „сдавшийся“, что ли? Почему ходит он по помойкам в поисках бутылок? Почему его мать в этом участвует? Почему, в конце концов, он не делает это один, освободив ее от такого унижения? Разве он не в состоянии один это делать? Почему он не взял на себя ответственность, если уж решил таким способом искать дополнительный источник денег?» Но, вспомнив всю увиденную сцену, подумала с грустью, что наоборот – вся ответственность была на матери. Это она водила его. Она играла в этой ситуации ведущую роль. Она делала самое неприятное – рылась в отбросах, а он стоял в сторонке. А потом именно она повела его, как ребенка, к следующим мусорным контейнерам.
Я подумала грустно: «Она все еще его водит. Все еще ограждает его от самого неприятного. Как в детстве. Он так и не стал для нее взрослым. А для себя – стал ли он взрослым, самостоятельным, ответственным?..»
Задетая всем увиденным, я рассказала об этом участникам тренинга для родителей, который проводила несколько дней спустя. Рассказала о своих мыслях – как родители, привыкнув ограждать ребенка от жизни, водить его и руководить им, получают потом такого вот взрослого – слабого и неприспособленного, не умеющего поддерживать.
Реакция одной участницы тренинга была резкой, непринимающей:
– Что же теперь, оттого что я своего ребенка, ради его же блага опекаю и ограждаю от жизни, подсказываю ему, как лучше поступить, мне тоже такая участь уготована? То есть если я ребенка сейчас ограждаю от трудностей и проблем, то он со мной на старости лет бутылки по помойкам собирать будет? – Она передернула плечами, возмущенная даже таким предположением, и продолжила: – Да, может, там вообще другая ситуация, ну не «встроился» человек в нашу рыночную экономику, ну не нашел денежную работу, ну, может, его сократили… И вынужден он, как тысячи людей в нашей стране, добывать себе дополнительное пропитание… Не обязательно же сразу считать, что родители виноваты, опекой его довели…
Женщина была так горяча, так возмущена, вся эта ситуация ее так задела, что мне, как психологу, было понятно: в этой ситуации многое – о ней…
– Я не знаю, как воспитывали этого ребенка, который теперь с матерью-старухой собирает бутылки. Я вижу только результат, – сказала я как можно мягче, чтобы снизить горячность женщины. – И результат этот таков: полный сил, в трудоспособном возрасте мужчина выбирает именно такой способ «добычи себе пропитания» – не самый красивый, не самый достойный, не говоря уже – не самый высокооплачиваемый. Выбирает это в мире, полном работы и возможностей, ведь столько возможностей для зарабатывания денег еще никогда не было в нашей стране. Сейчас можно работать на трех работах, можно открыть свое дело, можно подрабатывать, делая несложную, непыльную работу, работая курьером или распространяя газеты. И эта работа лучше и достойнее и не менее оплачиваемая, чем сбор бутылок! Но человек «выбирает», помогать своей маме рыться в мусорных контейнерах. Тогда – чему его научили? Какие качества личности в нем воспитали? Активность? Ответственность? Чувство собственной значимости? Самостоятельность? Смелость?.. Да, его могли сократить. Да, он мог «не встроиться», как тысячи людей в нашей стране. Но кто те тысячи, которых почему-то сокращают? Кто те миллионы, которые никак не «встроятся» после перестройки в рыночную экономику, хотя прошло уже столько лет после этой перестройки? Кто те люди? Какими жизненными качествами они обладают, если не могут «встроиться», если именно ими жертвуют при сокращении? И кто не помог им вырасти сильными и решительными, ценными, яркими, смелыми и активными преобразователями и покорителями этого мира, авторами своей жизни?
Хотим мы этого или не хотим, но наши дети – это продукт в первую очередь нашего воспитания. И день за днем, год за годом мы растим либо сильную, жизнеспособную, яркую личность – свою опору и защиту в старости, свою гордость, свою стабильность, либо – день за днем, год за годом мы растим маленьких, неуверенных, не приспособленных к жизни неудачников, слабых, беспомощных перед жизнью, неспособных постоять даже за самих себя – разве смогут они потом заботиться о родителях?!
Как это происходит?
Я много думала об этом, обсуждала эти вопросы со многими родителями, приходившими на тренинги для родителей – как из ребенка получается лидер или неудачник? Заботливый сын или нахлебник? Радость или головная боль? Гордость или проблема?
Как из маленького человека формируется взрослый – такой, какой есть?
Как мы, взрослые, делаем его таким?
Мне так интересна эта тема – формирование человека таким, каким он становится под воздействием взрослых, что я, наблюдая своего маленького внука, встречая маленьких детей – всматриваясь в них, вслушиваясь в их разговоры, видя их изначальную хорошую «данность», постоянно думала – как это происходит?
…Он нарисовал их во всю стену, прямо на новых обоях – человечков, с ручками и ножками, похожими на палочки, каляки-маляки, обозначающие в его рисунках цветы, большое солнце, лучи которого перекрывали и человечков, и «цветы», и уж конечно, рисунок на обоях.
– Господи! Ты что натворил! – воскликнула я возмущенно.
– Я нарисовал рисунок! – гордо сказал он. И так же гордо добавил: – Я настенный художник!
Он – свободен и безграничен. Все пространство мира – для него. Именно так он ощущает. И он осваивает этот мир, смело используя все его пространство.
Как же потом из таких свободных и безграничных, смелых маленьких людей вырастают ограниченные, боящиеся шаг ступить или самостоятельно что-то сделать взрослые?
– Ты мое чудо! – сказал ему как-то папа, и он потом встречал всех приходящих домой словами:
– Я папино чудо! Я папино чудо! Я – чудо!
Для него это так естественно – ощущать себя чудом! Для него так естественно – сообщать об этом всему миру!
Как потом из таких детей вырастают скромные и застенчивые, не умеющие себя ни подать, ни продать при приеме на работу люди?
– Почитай мне это! – сказал малыш и показал на фотографию. И я, сначала удивленная этим предложением «почитать» фотографию, начала ее «читать»: «На этой фотографии – твоя мама, когда она отдыхала на море. Была хорошая погода, светило солнце, мама каждый день купалась в море, и маме там было хорошо…» Он слушал внимательно, так, как слушал, когда ему читали книгу.
– Давай это сыграем! – спустя какое-то время сказал он, потащил меня к пианино и поставил на подставку для нот книгу «Мойдодыр».
– Ну, давай это играть! – требовательно сказал он, и, видя мое замешательство (как это можно играть?), начал играть сам. «Одеяло убежало…» – произнес он и нажал пальчиками на клавиши, извлекая громкий звук, «улетела простыня…» – и новый аккорд пальчиками… Он играл «Мойдодыра»…
Для него нет границ или рамок. Его мышление свободно. Оно синтетично. Оно смело, креативно. Возможно все.
Как потом из таких детей вырастают рамочные, структурированные, правильные и несвободные люди?
Он с мамой приехал ко мне в пансионат, где я в тишине и одиночестве жила и писала книгу, и провел со мной день. Уже садясь с мамой в такси, он спросил удивленно:
– А ты с нами не едешь?
– Нет, я остаюсь здесь.
– Одна остаешься?
– Да, остаюсь одна.
– Но тебе же одной может быть скучно.
– Ну, ничего, – улыбаясь, говорю я ему, – немного поскучаю.
– Так давай я с тобой останусь! – радостно, как будто нашел самое правильное решение, сказал он, начиная выходить из машины. – Тебе же со мной будет веселее!
И я, которая только и ждала, чтобы остаться одной и вернуться к рукописи, смеюсь от души – с ним мне действительно «будет веселее»!..
Он уверен, что ему всегда и везде рады. Что он везде кстати. Что без него нигде не обойдутся. Он уверен в своей ценности для других.
Как появляются потом в ребенке боязнь показаться навязчивым, быть не к месту, быть лишним? Откуда в нем возьмутся неуверенность и низкая самооценка?
Ему разрешили разрисовать свое окно перед Новым годом, чтобы сделать комнату праздничной. И он вместо снежинок или снеговика – нарисовал, накалякал чего-то невообразимое – яркие сгустки всех цветов.
– Ну что это за каляки-маляки? – возмущенно спросила его мама.
– Это не каляки, – совершенно серьезно, даже обиженно ответил он. – Это – шедевры!
Он абсолютно уверен, что все, что он делает, он делает очень хорошо. Он высоко ценит себя и свои произведения. Он уверен в своей гениальности.
Как из детей с высокой самооценкой, уверенных в своей гениальности, – формируются закомплексованные, робкие, неуверенные в себе и своих способностях взрослые?
– Ты возьмешь с собой в лагерь свой барабан? Там будет школа барабанщиков, – спрашивает шестилетнего мальчика мама.
– Я буду всех учить играть на барабане? – радуется ребенок, будучи абсолютно уверенным, что он умеет это делать настолько хорошо, что может учить других.
Он чувствует себя главным действующим лицом в центре любого события. Мир действительно существует для него и вертится вокруг него.
Как потом из таких эгоцентричных детей вырастают люди, чувствующие, что жизнь проходит мимо, что этот мир не для них, что они где-то на окраине жизни? Как из таких детей вырастают люди, только и говорящие: не могу, не умею, не знаю, я уже пробовал…
– Мама, позвони моей учительнице и скажи ей, что она не должна в школе работать, – говорит семилетний мальчик. – Учителя же должны детей любить, а она нас не любит. Она кричит на нас. Она злая. Ты ей скажи, мама, что ей не надо больше учительницей работать…
Он уверен в справедливости этого мира. Он уверен, что взрослые тоже живут по справедливости. Что плохой человек должен понять, что он плохой, и исправиться. Что достаточно что-то сказать – и все изменится. Он верит в перемены к лучшему.
Как потом из таких чистых и верящих детей вырастают люди, не верящие ни в справедливость, ни в перемены, ни в себя?
Он подходит и спрашивает с нетерпением:
– Ну, когда уже будет Новый год?
Под елкой лежат подарки от Деда Мороза, но взять их можно только тогда, когда наступит Новый год, он это знает. Поэтому уже не в первый раз он заходит на кухню, где взрослые заняты последними приготовлениями, с одним и тем же вопросом.
– Ну, когда уже будет Новый год?
Ему отвечают, показывая на часы:
– Еще полчаса. Вот когда эта большая стрелка дойдет до цифры «12» – будет Новый год.
Он приходит через несколько минут все с тем же вопросом:
– Ну, когда уже будет Новый год?
Ему опять показывают на часы, большая стрелка на которых сдвинулась всего на несколько минут, и говорят:
– Вот когда большая стрелка подойдет к цифре «12», тогда и будет Новый год. Вот тебе часы, смотри и жди, когда наступит Новый год!
Он уходит с часами.
Он возвращается буквально тут же. Возвращается радостный, с криком:
– Ура! Новый год! Уже Новый год!
Все взрослые с недоумением смотрят на часы, которые он им показывает.
Большая стрелка подошла к цифре «12». Подошла не сама. Он ее «подвел».
Он – преобразователь мира, активный и деятельный человечек, который не привык ждать, который хочет сам создавать нужную ему ситуацию. Он смелый в своих действиях. Он не оглядывается по сторонам и не спрашивает: «Можно, я это сделаю?» Он управляет событиями сам, не ожидая, пока все само сложится.
Как потом из таких активных и смелых преобразователей формируются послушные, безынициативные, боящиеся ответственности люди?
Он увидел кошку, сидящую на тротуаре, и радостно сделал к ней несколько шагов, чтобы погладить ее.
– Не трогай ее, посмотри, какая она грязная, – сказала я. – Эту кошку нельзя трогать, на ней много микробов, она бегала по помойкам…
– Так давай ее помоем! – радостно говорит он. Говорит так легко, так естественно: действительно, если кошка такая грязная – надо просто ее помыть!
Он готов все изменить. Он ни в чем не видит сложностей и проблем. У него – все просто.
Как формируются потом люди, живущие в ограничениях и невозможностях, проблемах и сложностях?
– Это кто? – спросил он, увидев маленькую икону у меня на столе.
– Это – икона, изображение Бога.
Постоял, посмотрел.
– Ему нужно молиться? – спросил он.
– Да.
Постоял, глядя на Бога, потом молитвенно сложил ручки, закрыл глаза, помолчал. Потом – как ни в чем не бывало пошел играть.
С ним – все в порядке. Он – с Богом.
Как эти изначально чистые и верящие дети, соединенные с Богом, вибрирующие с Богом – становятся атеистичными, циничными, ни во что не верящими взрослыми людьми?
Возвращаясь из детского сада, уже подойдя к подъезду, мы с ним вспоминаем, что забыли санки в детском саду. Надо идти обратно, а так не хочется!
– А давай Бога попросим – пусть санки привезет! – говорит он мне. Говорит легко и убежденно, абсолютно веря, что все, что просят у Бога, Бог дает! Абсолютно веря, что все – возможно! И я думаю: так, наверное, чисто и свято Иисус верил, что может пройти по воде – и шел по ней!
Он верит. Он чист в своей вере во все хорошее, во все – возможное.
Как потом получаются оторванные от Бога одинокие, неподдержанные люди?
Как? Как это происходит? Как происходит замена изначальной детской уверенности взрослой неуверенностью? Активности – пассивностью и безынициативностью? Высокой самооценки – закомплексованностью? Веры – неверием?
Что мы делаем с ними, если они меняются, и часто, надо признать, не в лучшую сторону?
Как нам воспитывать их, как формировать их лучшими? Сильными и уверенными. Самостоятельными и ответственными. Такими, чтобы они могли выстоять в этой жизни. И не просто выстоять, выжить – а жить ярко, интересно, достойно.
Эта книга – возможность рассмотреть все закономерности и последствия нашего воздействия на детей.
Возможность получить ответ на глобально важный вопрос: как мы делаем наших детей такими, какими они становятся.
Как нам, родителям, помочь ребенку вырасти в лучшую, самую яркую, красивую, правильную версию самого себя. Чтобы он мог быть счастливым и успешным. Быть любящим и отдающим.
Чтобы мы в старости рядом с ними тоже чувствовали себя счастливыми.
Окруженными любовью и уважением.