Вы здесь

Искусство быть. Часть II (Эрих Фромм)

Часть II

2. Большой обман

Пожалуй, самым большим препятствием на пути изучения искусства жить является то, что я должен назвать «большим обманом». Он не ограничивается сферой просвещения человека, напротив, эта область – только одно из проявлений большого обмана, охватывающего все сферы нашего общества. Такие феномены, как реклама просроченных продуктов, с явно завышенной ценой или полностью бесполезных, если не вредных для покупателя, замешанная на малом количестве правды и множестве лжи, и многие другие социальные феномены являются частью большого обмана – из них только самые радикальные преследуются по закону. Если говорить о потребительских товарах, то их реальная ценность увеличивается на цену рекламы и за счет имени производителя. И как может быть иначе в системе, чей главный интерес заключается в максимизации прибыли, а не в достижении максимальной пользы для человека.

Большой обман в сфере политики стал более явным в последние годы благодаря Уотергейту и в связи с Вьетнамской войной, лживым заявлениям о «близкой победе» или прямой лжи (например, репортаж о воздушных налетах). Заметим, что наружу показалась только вершина айсберга большого обмана.

Обман бушует и в области искусства и литературы. Публика, даже образованная, по большей части утратила способность отличать оригинал от подделки. Это вызвано несколькими факторами. В первую очередь это просто мыслительная направленность большинства людей. Они читают и слушают только слова и интеллектуальные концепции и не прислушиваются «третьим ухом» к доказательствам искренности автора. Вот пример: в литературе по дзен-буддизму есть авторы, такие как Д. Т. Судзуки, чья искренность не вызывает сомнений: он говорит о том, что испытал сам. Сам факт искренности часто делает его книги сложными для прочтения, потому что природа дзен состоит в том, чтобы не давать ответы, объясняемые рационально. Есть и другие книги, которые, казалось бы, верно отражают основные идеи дзен, но их авторы просто интеллектуалы с поверхностным опытом. Эти книги легче для понимания, но они не передают истинные качества дзен. И я обнаружил, что большинство людей, серьезно интересующихся дзен, не видят особой разницы между Судзуки и другими авторами.

Другая сложность в понимании разницы между искренностью и обманом – это гипнотическая привлекательность власти и славы. Если имя автора или название книги стали известны благодаря удачной рекламе, обычный человек готов поверить в то, что в ней утверждается. Этому процессу серьезно помогает другой фактор: в полностью коммерциализированном обществе, в котором продаваемость и оптимальная прибыль являются основными ценностями, где каждый человек ощущает себя «капиталом», который следует инвестировать на рынке с целью получения оптимальной прибыли (успеха), внутренняя ценность человека стоит так же мало, как зубная паста или готовое лекарство. Добрый ли он, умный, плодовитый или смелый, значит очень мало, если эти качества не принесли ему успех. С другой стороны, даже если он представляет собой посредственность как личность, писатель, художник и т. п., является самовлюбленным и агрессивным, пьяницей и развратником, но властителем заголовков, то легко может стать при определенном таланте одним из «лучших художников или писателей» сегодняшнего дня. Конечно, в это вовлечен не он один. Арт-дилеры, литературные агенты, пиарщики, издатели – все они финансово заинтересованы в его успехе. Он «сделан» ими, и как только он стал рекламируемым по всей стране писателем, художником, певцом, как только стал «звездой», он уже великий человек, так же как название лучшего мыла, которое вы не можете не запомнить, если вы телезритель. Конечно, подделка и мошенничество не представляют собой ничего нового, они были всегда. Но, пожалуй, не было еще времен, когда факт нахождения на виду у публики был бы настолько важен.

После этих примеров перейдем к области великого обмана, которая наиболее важна в контексте этой книги: обману в сфере спасения человека, его здоровья, внутреннего роста и счастья.

Здесь я должен признаться, что очень сомневался, писать ли эту главу, и даже хотел исключить ее после написания. Причиной этих сомнений было то, что в этой области не осталось почти ни одного слова, которое бы не было коммерциализировано, извращено тем или иным образом. Такие слова, как «развитие человека», «потенциал роста», «самоактуализация», «опыт или размышления», «здесь и сейчас» и многие другие, обесценились благодаря различным писателям и группам и даже были использованы в рекламе. Не должен ли я опасаться того, что читатель свяжет некоторые идеи, о которых я пишу, с другими, имеющими противоположное значение, просто потому, что отдельные слова совпадают? Не будет ли более правильным вообще перестать писать об этом или использовать математические символы с пояснениями на отдельном листке? Я прошу читателей осознать, что слова сами по себе не имеют реальности вне конкретного контекста, вне намерений и характера того, кто их использует. Если их читать однопланово, без глубокой перспективы, то они скорее скрывают идеи, чем передают их.

Прежде чем что-то сказать по этой теме, хочу отметить, что, говоря об обмане, я не имею в виду, что лидеры и последователи различных движений сознательно лгут или вводят в заблуждение публику. Хотя есть некоторые, для которых это верно. Я верю, что многие хотят быть добрыми и верят в пользу того, что предлагают в духовной области. Но все же не только сознательный и намеренный обман существует; социально более опасен обман, исполнители которого в него искренне верят, будь то планирование войны или предложение путей к счастью. Об этом необходимо сказать даже с риском быть принятым за человека, нападающего на людей, действующих из лучших побуждений.

На самом деле причин для персональных атак немного, так как эти продавцы спасения лишь удовлетворяют широко распространенную потребность. Как может быть иначе? Люди смущены и не уверены, они ищут ответов, которые привели бы их к радости, спокойствию, самопознанию и спасению, – но они требуют также, чтобы этому было легко научиться, чтобы от них не требовалось почти никаких усилий, требуют быстрого результата.

В 20-е и 30-е годы возникло новое движение, основанное на искреннем интересе небольшого числа людей к новым и оттого непопулярным идеям. Эти идеи концентрировались вокруг двух центральных вопросов: освобождение тела и освобождение духа от оков, в которые их заковала, изуродовав, повседневная жизнь.

У первого направления было два источника; одним из них был психоанализ. Георг Гроддек был первым, кто использовал массаж, чтобы расслабить тело и таким образом помочь пациенту избавиться от напряженности и сдерживания чувств. Вильхейм Райх пошел той же дорогой, но более системно и с теоретическим обоснованием того, что он делал: разрушение препятствий, охраняющих внутреннюю напряженность, путем ликвидации зажатого и деформированного состояния тела, которое служит защитным механизмом против освобождения от напряженности. Работы Райха основывались на различных методах освобождения тела, начиная с работы Эльзы Джиндлер в 1920-х.

Второе направление, освобождение духа, было основано большей частью на идеях Востока, в особенности определенных видах йоги, дзен-буддизма и буддистской медитации. Эти идеи и методы, которые интересовали лишь небольшое число людей, были реальными и важными и очень помогли тем, кто не искал легкого пути к спасению.

В 50 и 60-е годы гораздо больше людей стали искать новые пути к счастью, и начал формироваться массовый рынок. В особенности Калифорния оказалась плодородной почвой, где смешались оправданные методы, подобные вышеупомянутым, с дешевыми методами, которые обещали достижение чувственности, радости, просветления, самопознания, эмоциональности и расслабления на коротких курсах или в виде программы духовных шведских столов. Сегодня ничего не выпало из этой программы; вы можете заняться тренингом чувственности, групповой терапией, дзен, тай чи хуан – почти всем, что есть под солнцем, в приятной обстановке и вместе с другими, кто страдает от таких же проблем: нехватки искреннего контакта и искренних чувств. От студентов колледжа до воротил бизнеса – все находят там то, что им нужно, прилагая минимум усилий.

У некоторых блюд этого шведского стола, например программы «чувственное сознание», нет ничего общего с обучением, и моя критика касается не только атмосферы, в которой ведется преподавание. В ряде случаев обман заключается в поверхностности обучения, особенно когда оно как бы основывается на озарениях великих мастеров. Но, возможно, самый большой обман состоит в том, что обещается – прямо или косвенно – глубокое изменение личности, хотя то, что преподается, способно лишь кратковременно улучшить симптоматику или, в лучшем случае, стимулировать энергию и некоторое расслабление. По сути, эти методики представляют собой средство почувствовать себя лучше или лучше приспособиться к обществу без базовых изменений характера.

Это калифорнийское движение, однако, не столь значительно по сравнению с массовым производством духовной продукции, организованным индийскими гуру и вокруг них. Самый ошеломляющий успех имело учение, называемое трансцендентальной медитацией (ТМ), лидером которого был индус Махариши Махеш Йоги. Этот гуру использовал очень старую традиционно индийскую идею о медитации при помощи определенной мантры – мантрой обычно служило слово из священной книги индусов, которому придавалось особое значение (как «Ом» в Упанишадах) и на котором концентрируется человек. Эта концентрация приводит к расслаблению, к чувству благости, которое его сопровождает и уменьшению напряжения. ТМ может применяться и без мистификаций, используя английские слова, такие как «Be still», «Love», «One», «Peace», или любые другие, зарекомендовавшие себя. Если эту технику практиковать каждый день в расслабленном положении с закрытыми глазами в течение 20 минут, она несомненно эффективна для достижения спокойствия, релаксации и подъема энергии. (Так как я еще не использовал эту технику, то опираюсь на заслуживающие доверие отчеты тех, кто ее применял.)[6]

Махариши не изобрел этот метод, но он изобрел способы, как его упаковать и продать. Сначала он продает мантры, утверждая, что каждому человеку подбирает ту мантру, которая подходит клиенту. (Даже если бы такая связь между мантрами и определенными людьми существовала, то любому из тысяч учителей, которые посвящали новичков в эти тайны, было бы сложно узнать достаточно много об индивидуальности каждого нового клиента, чтобы сделать правильный выбор.) Идея мантры для отдельного клиента служит основой для того, чтобы продать ее новичку за немалую сумму. «Принимаются во внимание персональные потребности клиента, и возможность их выполнения подтверждается учителем»[7]. Вот это обещание! Любое желание может быть исполнено, если человек практикует ТМ.

После двух вступительных лекций новичок беседует с учителем, затем немного торжественно ему вручают персональную мантру и предупреждают, чтобы он никогда не произносил бы ее вслух самому себе или любому другому лицу. Он дает подписку о том, что никогда не будет обучать этому методу других (очевидно, чтобы сохранить монополию). Вновь посвященный имеет право на ежегодный контроль за своими успехами со стороны учителя, но, насколько я понимаю, это обычно сводится к короткой рутинной процедуре.

Это движение имело много сотен тысяч практикующих последователей главным образом в Соединенных Штатах, а также растущее число в странах Европы. Концепция ТМ обещает исполнение любого пожелания человека и не требует никаких усилий, но служит основой для успешного значимого образа жизни. Успех и внутренний рост идут вместе. Цезарь и Бог помирились. Чем больше вы растете духовно, тем успешнее вы в бизнесе. В конечном итоге само это движение – его реклама, его туманный и зачастую бессмысленный язык, его ссылки на некие уважаемые идеи, культ улыбающихся лидеров – приняло все черты успешного бизнеса.

Существование и популярность этого движения не менее удивительны, чем популярность некоторых готовых лекарств. Удивительным является то, что среди его адептов и последователей есть, насколько я знаю из личного опыта, люди неоспоримой честности, большого ума и больших психологических способностей. Я должен признать, что озадачен этим фактом. С уверенностью можно сказать, что их позитивная реакция обусловлена расслабляющим и дающим силы эффектом медитативных упражнений. Но приводит в недоумение, что их не отпугнули нечеткий язык, жесткие пиар-ходы, преувеличенные обещания, коммерциализация этого бизнеса спасения, и то, что они сохранили свои связи с ТМ, а не избрали другую, немистифицирующую технику, подобную вышеупомянутым. Неужели дух большого бизнеса и его методы продаж уже настолько вторглись в нашу жизнь, что люди должны допустить их и в сферу своего духовного развития?

Несмотря на благоприятный эффект медитации с мантрой, она, на мой взгляд, разрушительна для последователя. Для того чтобы оценить это разрушение, человек должен выйти за пределы собственно акта медитации и увидеть все полотно, частью которого она является. Кто-то поддерживает культ идолопоклонства и тем самым снижает свою независимость, кто-то поддерживает антигуманные черты нашей культуры – коммерциализацию всех ценностей, а также ложь пиар-технологий, доктрину минимума усилий и извращение традиционных ценностей, таких, как самопознание, радость, здоровье, и все это благодаря ловкой упаковке. В результате сознание человека становится запутанным и наполненным новыми иллюзиями в дополнение к тем, что уже живут в нем и от которых нужно избавиться.

Есть и другая опасность в таких движениях, как ТМ. Ими пользуются многие люди, которые изначально стремятся достичь внутренних перемен и найти новый смысл в жизни, и ТМ удовлетворяет такие желания. На самом же деле это в лучшем случае метод расслабления, сравнимый с хатха-йогой или честным аутогенным тренингом по последней методике профессора И. Х. Шульца, которые достигали у многих людей состояния обновления и восстановления энергии. Такая релаксация хотя и желательна, но не имеет ничего общего с фундаментальными изменениями в человеке по пути от эгоцентризма к внутренней свободе. Признаю, она полезна для пустого и эгоцентричного человека, а также для человека, который потерял большую часть своего собственного «я», но претендуя на нечто большее, чем временное расслабление, ТМ перекрывает путь для многих, которые искали бы реальную дорогу к освобождению, если бы не поверили в то, что нашли его в трансцендентальной медитации.

В последнее время это движение старалось привлечь и вобрать в себя тех, чьи интересы распространялись не только на них самих, но на все человечество. 8-го января 1972 года после семи дней молчания Махариши объявил «Мировой план» 2 000 новых учителей «науки созидательного ума» на острове Мальорка. Этот мировой план включал в себя постройку 3 500 центров по всему миру, каждый для 1 000 000 человек. Каждый центр должен обучить 1 000 учителей науке созидательного ума с тем, чтобы каждая 1 000 человек в каждой части мира была бы обеспечена своим учителем. У мирового плана объявлялось семь целей, среди них: «улучшить достижения правительств», «уничтожить застарелые проблемы преступности и иного поведения, ведущего к несчастью». Для реализации семи целей существовало семь путей. Суммируя свои цели, Махариши заявил: «Мы будем считать себя счастливыми только тогда, когда вызовы современного мира будут существенно ослаблены и совсем уничтожены и когда образованные власти каждой страны смогут воспитывать полноценных граждан»[8].

Нуждаются ли эти планы по спасению мира в каких-либо комментариях, чтобы доказать отсутствие в них какой-либо мысли, идущей дальше вульгарных методов торговли?

Успех ТМ породил аналогичные предприятия. Одно из таких течений было описано в газете «Ньюсуик» за 17 февраля 1975 года. Его автор, урожденный Джек Розенберг, теперь Вернер (от Вернера фон Брауна) Эрхард (от бывшего канцлера Германии Людвига Эрхарда), основал Эрхардовские семинары-тренинги (ЭСТ). В ЭСТ он упаковал «свой» опыт йоги, дзен, тренингов чувств и encounter-терапию в новый продукт, продающийся за 250 долларов на двухнедельных семинарах. Согласно отчетам за 1975 год, уже 6 000 искателей спасения прошли эти семинары с большой прибылью для ЭСТ. Очень мало, по сравнению с ТМ, однако это показывает, что не только индус, но и бывший эксперт по личной мотивации из пригорода Филадельфии может войти в этот бизнес.


Я посвятил так много места этим движениям, так как думаю, что в этом есть важный урок. Основой любого подхода к самотрансформации есть все повышающееся познание реальности и отход от иллюзий. Иллюзии отравляют даже наиболее широко известные учения, делая их вредными. Я здесь не имею в виду возможность ошибок той или иной школы. Учению Будды не вредит то, что кто-то не верит в переселение душ; библейский текст также остается неизменным, хотя он противоречит более реалистичным знаниям по истории Земли и эволюции человека. Существуют, однако, явная ложь и заблуждения, которые загрязняют учение, например, заявления о том, что больших результатов можно достичь без серьезных усилий, что жажда власти может идти рядом с отрицанием собственного «эго» или что методы массового внушения совместимы с независимостью.

Быть наивным и легковерным недопустимо именно сейчас больше, чем когда бы то ни было, когда превалирующая неправда может привести к катастрофе, потому что она делает людей слепыми в оценке реальных опасностей и реальных возможностей.

«Реалисты» считают, что стремятся к добру, что хотят хорошего, но они полны иллюзий – коротко говоря, глупцы. Они не во всем неправы. Но многие из тех, кто питает отвращение к насилию, ненависти и эгоизму, слишком наивны. Им нужны их убеждения в природной «доброте» каждого, чтобы поддержать свою веру. Их вера не настолько сильна, чтобы верить в богатые возможности человека, не закрывая глаза на уродство и греховность отдельных людей и групп. Пока они так поступают, их попытки достичь оптимального здоровья провалятся; любое серьезное разочарование убедит их в том, что они были неправы, или приведет их к депрессии, так как они не будут знать, во что верить.

Вера в жизнь, в самого себя, в других должна быть построена на твердой основе реализма, так сказать, на способности видеть зло везде, где оно есть, видеть мошенничество, разрушительность и эгоизм не только там, где они очевидны, но и под многими масками и в различных модификациях. В самом деле, вера, любовь и надежда должны идти рядом с такой страстью видеть реальность во всей ее наготе, что посторонний будет склонен назвать это «цинизмом». Но цинизм – это когда мы принимаем из-за боязни попасть впросак ту сладкую и приятную ложь, которая покрывает практически все, что говорится и во что верится. Но этот вид «цинизма» все же не цинизм, это бескомпромиссная критика, отказ играть по правилам системы обмана. Майстер Экхарт выразил это кратко и сжато, говоря о просто одном (которого учил Иисус): «Он не обманывал, но и не обманывался»[9].

В самом деле, ни Будда, ни пророки, ни Иисус, ни Экхарт, ни Спиноза, ни Швейцер не были мягкотелыми. Напротив, они были убежденными реалистами, и большинство из них было казнено и оклеветано не потому, что они проповедовали добро, а потому что они говорили правду. Они не уважали власть, титулы или славу, они знали, что король голый, и они знали, что власть может убить «правдолюбцев».

3. Простой разговор

Одно из многих препятствий в изучении искусства жить – это сведение всего к тривиальному разговору.

Что такое тривиальный? Дословно означает «имеющий общее место» (от латинского trivia – точка пересечения трех дорог); он обычно отличается пустотой, банальностью, отсутствием знаний или моральных качеств. Можно также определить «тривиальность» как установку на поверхностный подход, а не на причины или глубинное содержание, когда не делается различий между важным и несущественным или проявляется склонность к смешению этих качеств. В дополнение можно сказать, что тривиальность происходит от безжизненности, нечуткости, безразличия или от всего, что не имеет отношения к главной задаче человека: родиться полностью.

В этом смысле Будда определил тривиальную беседу так. Он сказал:

«Если монах собирается заговорить, то он должен подумать следующим образом: “Я не должен вовлекаться в низкие разговоры, которые вульгарны, многословны и бесполезны, не ведут к отрешенности, бесстрастности, уравновешенности, прямому знанию, просветлению, нирване, а выливаются в беседу о королях, ворах, министерствах, армиях, о голоде и войне, еде, питье, одежде и жилье, о почестях, славе, родственниках, о средствах передвижения, деревнях, городках, городах и странах, о женщинах и вине, об уличных слухах и здоровье, о предках и различных пустяках, о происхождении мира и морей, о том о сем и т. п.” И ему все станет ясно.

“Но в разговорах, которые помогают вести жизнь аскета, полезны для ясности ума, которые ведут к отрешенности, бесстрастности, уравновешенности, прямому знанию, просветлению и нирване; разговорах об умеренности, содержательности, одиночестве, уединении, приложении энергии, добродетели, сосредоточенности, мудрости, избавлении, о знаниях и взглядах, дарующих спасение, – в таких разговорах я должен участвовать”. И ему все станет ясно[10]».

Некоторые из этих примеров тривиальных разговоров могут не выглядеть таковыми для небуддистов, например, вопрос о происхождении мира, или буддист может сказать, что разговор о голоде, если он ведется серьезно и с намерением помочь, никогда не будет тривиальным для Будды. Однако наверняка весь список, вся совокупность вопросов, некоторые из которых для кого-то священны и дороги для многих, производит впечатление, потому что он передает дух банальности. Великое множество разговоров велось в последние годы об инфляции, Вьетнаме, Ближнем Востоке, Уотергейте, выборах и т. д., и как редко эти разговоры выходили за рамки очевидного – жесткой фанатичной точки зрения – и доходили до корней и причин обсуждаемого явления. Кое-кто склонен верить, что большинству людей войны, преступления, скандалы и даже болезни нужны только для того, чтобы было о чем поговорить, то есть чтобы иметь причину общаться друг с другом пусть даже на тривиальном уровне. В самом деле, когда человеческие существа собираются вместе, могут ли их беседы быть нетривиальными? Смогли бы продукты на рынке, если бы они могли говорить, не разговаривать о покупателях, поведении продавцов, о собственных надеждах на хорошую цену и своих разочарованиях, если бы стало ясно, что их не продадут?

Возможно, самый банальный вариант – это необходимость говорить о себе самом, то есть на нескончаемые темы здоровья и болезней, детей, путешествий, успехов, о том, что сделано, и о бесчисленных каждодневных вещах, которые кажутся важными. Так как человек не может говорить о себе все время, не рискуя показаться занудой, он должен обменивать эту возможность на готовность слушать, как о себе говорят другие. Небольшие собрания людей (и часто также встречи всяческих ассоциаций и групп) – это маленькие рынки, где люди обменивают свою потребность поговорить о себе и желание быть выслушанными, на потребность других людей, которые добиваются того же. Многие люди уважают такой порядок вещей; те же, кто этого не делает и больше хочет говорить о себе, чем слушать других, являются «жуликами», их обижают, и они вынуждены выбирать компанию более слабых людей, чтобы их терпели.

Трудно переоценить потребность людей рассказать о себе и быть выслушанными. Если бы это желание было свойственно только очень нарциссическим людям, которых заботят лишь они сами, это было бы легко понять. Но оно существует и в обычном человеке по причинам, свойственным нашей культуре. Современный человек – это человек массы, он высоко «социализован», но очень одинок. Дэвид Райзман выразил этот феномен удивительно ясно в названии своей книги 1961 года «Одинокая толпа» (New York: Free Press). Современный человек отчужден от других людей и стоит перед дилеммой: он боится близкого контакта с другим человеком и так же боится остаться один и не иметь никакого контакта. Обычный разговор выполняет функцию ответа на вопрос: «Как жить одному, но не одиноким?»

Разговоры становятся привычкой. «Пока я говорю, я знаю, что существую, что я не никто, что у меня было прошлое, что у меня есть работа, что у меня есть семья. И говоря обо всем этом, я утверждаю себя. Однако мне нужен слушатель; если я буду говорить лишь сам с собой, я сойду с ума». Слушатель дает иллюзию диалога, хотя на самом деле это все равно монолог.

С другой стороны, неподходящим обществом может быть не только компания обычных людей, но и людей злых, садистски и деструктивно настроенных по отношению к жизни. Но чем, можно спросить, опасно общество плохих людей, если только они не пытаются повредить вам тем или иным образом?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сформулировать закон человеческих отношений. Не существует контактов между людьми, не влияющих на обе стороны. Ни одна встреча между двумя людьми, ни один разговор между ними, за исключением, может быть, самых бытовых, не оставляют каждого из них неизменным – хотя эти изменения могут быть почти незаметны и проявляться лишь накапливаясь, если такие встречи часты.

Даже бытовая встреча может иметь значительное влияние. Кто хотя бы раз не был тронут добротой лица человека, которого он видел только минуту и с которым никогда не говорил? Кто не испытывал ужаса, вызванного по-настоящему злым лицом, которое вы видели всего лишь миг? Многие помнят такие лица и произведенные ими впечатления долгие годы, если не всю жизнь. Кто, пробыв с определенным человеком какое-то время, не чувствовал себя веселее, ожившим, в лучшем настроении или в некоторых случаях вами овладевал кураж и в голову приходили светлые мысли, даже если содержание вашей беседы никак этому не способствовало; с другой стороны, многие люди на себе испытали, как после встречи с определенными людьми они чувствовали себя подавленными, усталыми, потерявшими надежду, но не могли найти в имевшем место разговоре причину таких перемен. Я не говорю здесь о роли людей, в которых кто-то влюблен, которыми восхищаются, которых боятся и т. п. Очевидно, что они могут иметь большое влияние тем, что они говорят и как ведут себя по отношению к людям, попавшим под их чары. Я говорю о влиянии людей на тех, кто не связан с ними каким-либо образом.

Все эти соображения приводят к заключению, что следует избегать и обычной, и злой компании, если только вы не можете постоять за себя и таким образом заставить другого человека изменить свою позицию.

Поскольку никто не может избежать неподходящего общества, мы не должны позволять вводить нас в заблуждение: мы должны видеть неискренность за маской дружелюбия; деструктивность за маской бесконечных жалоб на несчастья; нарциссизм за очарованием. Мы также не должны действовать под влиянием обманчивой внешности, чтобы избежать самообмана. Мы не должны говорить о том, что видим все это, но мы и не должны пытаться убедить их в нашей слепоте. Великий еврейский философ XX века Мозес Маймонидес, описывая эффект плохой компании, сделал решительный вывод: «Если вы живете в стране, чьи жители злы, избегайте их общества. Если вас попробуют заставить общаться, уезжайте из страны, даже если это значит – уехать в пустыню».

Если другие люди не понимают нашего поведения – так что? Их желание, чтобы мы делали только так, как они понимают, это попытка диктовать нам. Если это означает быть «асоциальным» или «нерациональным» в их глазах, пусть. Больше всего их обижает наша свобода и наша смелость быть самими собой. Мы не обязаны давать никому отчета или объяснений, если только наши действия им не вредят или не посягают на их права. Сколько жизней было разрушено этой необходимостью «объяснять», которая обычно подразумевает, чтобы вас «поняли», то есть оправдали. Пускай судят по вашим поступкам, и по ним – о ваших истинных намерениях, но знайте, что свободный человек должен объяснять что-либо лишь самому себе – своему уму и сознанию – и тем немногим, у которых есть право требовать объяснения.

4. Без усилий, без боли

Другим барьером на пути обучения искусству жить является доктрина «без усилий, без боли». Люди убеждены, что все, даже самые сложные, задачи должны решаться с минимумом усилий или совсем без них. Эта теория так популярна, что она вряд ли потребует долгих объяснений.

Возьмем наш метод обучения в целом. Мы убеждаем наших молодых людей, мы практически умоляем их получить образование. Во имя «самовыражения», «подвигов», «свободы» мы делаем каждый изучаемый курс настолько легким и приятным, насколько это возможно. Единственным исключением являются естественные науки, где нужны реальные усилия и где мы не можем преподавать предмет в форме «легких уроков». Но в общественных науках, искусстве и на уроках литературы, и в начальной, и в средней школе наблюдается та же тенденция. Преподавайте легко и учитесь легко! Профессора, который требует упорных занятий, называют «авторитарным» или старомодным.

Причины для такой тенденции сегодня легко обнаружить. В условиях растущей потребности в техническом персонале, в полуобразованных людях, которые работают в сфере услуг, от рядовых клерков до мелких начальников, нужны люди с поверхностными знаниями, каких наши колледжи и производят. Во-вторых, вся наша социальная система лежит на фиктивной уверенности, что никого не принуждают делать что-либо, а самому человеку нравится делать это. Замена явной власти анонимной находит свое выражение во всех сферах жизни: сила прячется за согласие, а согласие достигается методами массового внушения. Как следствие учебу также нужно воспринимать как приятное, а не навязанное занятие, тем более в областях, где потребность в серьезных знаниях минимальна.

Идея легкого обучения имеет еще одну причину: технический прогресс серьезно уменьшил количество физической энергии, необходимой для производства товаров. В ходе первой индустриальной революции физическая энергия людей и животных была заменена энергией машин. В ходе второй индустриальной революции мышление и память человека были заменены машинами вплоть до компьютеров. Освобождение от тяжелой работы подается как величайшее достижение современного «прогресса». Это и есть достижение, но при условии, что освобожденная человеческая энергия направляется на другие, более сложные и творческие задачи. Однако в данном случае не так. Освобождение от машин привело к идее абсолютной лени, к страху, как бы не сделать какое-либо усилие. Хорошая жизнь – это беззаботная жизнь; необходимость прикладывать большие усилия считается средневековым пережитком; и человек делает их, только если его заставляют сделать это, не добровольно. Вы едете на машине в продуктовый магазин за два квартала от дома, чтобы не ходить; клерк в магазине набирает три цифры на калькуляторе, чтобы избежать умственных усилий не складывать.

Связана с доктриной отсутствия усилий и доктрина отсутствия боли. Это тоже относится к фобии: избегать при любых обстоятельствах боли и страданий, физических и особенно умственных. Современный прогресс привел человека в обещанное царство безболезненного существования. У людей выработалась устойчивая боязнь боли. Мы имеем здесь в виду боль в самом широком смысле слова, а не только физическую и умственную боль. Ведь больно заниматься часами музыкой, изучать неинтересный предмет, хотя он и нужен для приобретения знания, в которых человек заинтересован, больно просто сидеть и учиться, когда вам хочется встретиться с подружкой, просто прогуляться или повеселиться с друзьями. На самом деле это все маленькие боли. Люди, наоборот, должны воспринимать их с радостью, без раздражения, если хотят выучить то, что необходимо, или хотят как-то изменить свое общественное положение. Если же говорить о более тяжелых страданиях, следует сказать, что быть счастливым – это участь немногих, а страдания – участь всех людей. Опыт разделения своих переживаний с переживаниями всех служит самым прочным фундаментом человеческой солидарности.

5. «Антиавторитаризм»

Другим препятствием является страх перед всем, что считается авторитарным, так сказать «давит» на человека и требует дисциплины. Этот страх воспринимается сознанием как желание свободы, полной свободы самому принимать решения. (В своей концепции свободы Жан-Поль Сартр дал философское объяснение этому идеалу.) У этого страха много оснований. Во-первых, это социально-экономические оснований. Капиталистическая экономика основана на принципе свободы, чтобы иметь возможность продавать и покупать без любого вмешательства или ограничения, свободы действовать вне каких-либо рамок, налагаемых моральными или политическими принципами – за исключением четко определенных законом, которые в большинстве своем направлены на предотвращение причинения намеренного вреда другим людям. Но даже с учетом того, что буржуазная свобода имеет экономический фундамент, мы не сможем понять страстный характер тяги к свободе, если не примем во внимание, что это желание зиждется на сильной глубинной потребности: потребности быть самим собой, а не средством, используемым другими в своих целях.

Это экзистенциальное желание свободы потихоньку было подавлено, но в условиях необходимости защищать свою собственность на смену подлинному желанию свободы пришла идеология. В последние десятилетия мы видим ту же парадоксальную тенденцию. Параллельно с уменьшением фактической свободы человека в западных демократиях значительно уменьшился и авторитаризм. Но изменился не сам факт зависимости, а ее форма. В XIX веке те, кто правил, действовали открыто, через прямое правление: короли, правительства, священники, начальники, родители, учителя. С изменением методов производства в основном благодаря увеличению роли машин, а также вследствие замены концепции тяжелой работы и экономии на концепцию потребления («счастья») явное подчинение определенной персоне было заменено подчинением структуре – бесконечному конвейеру, гигантским предприятиям, правительствам, которые убедили человека в его свободе, в том, что все делается в его интересах, что он, народ, и есть реальный начальник. Именно из-за гигантской силы и размеров бюрократического аппарата государства, армии, промышленности, замене персонифицированного начальника неперсонифицированной бюрократией человек стал еще более бессилен, чем был раньше, но сейчас он не осознает свое бессилие.

Для защиты от такого индивидуально и социально раздражающего знания человек создал идеал абсолютной, неограниченной «личной» свободы. Одним из проявлений этого стало установление сексуальной свободы. Как молодые люди, так и их немногим более старшие родители пытались реализовать идеал свободы, отрицая любые ограничения в сфере сексуальных отношений. Уверен, это был в целом здоровый процесс. После 2 000 лет религиозного поношения сексуальные желания и их удовлетворение перестали считаться греховными, а затем уменьшились постоянное чувство вины и постоянная готовность искупить эту вину путем обновленного повиновения. Но даже принимая во внимание историческую важность «сексуальной революции», мы не должны игнорировать ее менее приятные «побочные эффекты». Она старалась установить свободу прихоти вместо свободы.

Конец ознакомительного фрагмента.