Вы здесь

Искривлённая история. Глава 11. Октябрьская революция – красная, или кровавая (Александр Строгов, 2018)

Глава 11. Октябрьская революция – красная, или кровавая

В юности я обнаружил, что большой палец ноги рано или поздно проделает дырку в носке. Поэтому я перестал надевать носки

А. Эйнштейн


1917 год стал для России, втянутой в Первую мировую войну, как показывает данная работа, до известной степени против собственной воли, суровым испытанием. Как бывает в большинстве случаев, испытания она этого не перенесла – из империи великая ещё недавно держава превратилась в республику, а затем и вовсе развалилась на множество враждующих между собой государственных образований. Тем не менее, падение одного режима всегда является началом восхождения следующего, более приспособленного к изменившимся условиям, и, как часто случается в подобных обстоятельствах, нашлись те, кто принялся отстаивать точку зрения о том, будто на самом деле свершилось чудо, и рабы, наконец, смогут вдохнуть чистого, свежего воздуха свободы, равенства и братства. Врать легко, если же ты владеешь словом, твоя ложь может приносить значительные прибыли. Типичным примером лжи в стратегических масштабах является деятельность революционеров нескольких поколений власти, сменившихся в 1917 г.

Например, та же стачка рабочих Путиловского завода, положившая начало Февральской революции – каковы были её причины? Социалисты требовали замены 10 – 12-часового дня 8-часовым, обещали рабочим улучшенное питание. Прекрасные требования. Революция свершилась – и оказалось, что продолжительность рабочего дня диктуется потребностями фронта (а они безграничны и имеют свойство только расти) и возможностями оборудования, наличием станков, сырья и т. д. Капиталисты, сочтя невозможным идти на сотрудничество с революционерами (а втайне и желая революции, но буржуазной, дающей более свободный доступ к госбюджету), ответили закрытием завода, чем вызвали бунт. Однако и при Временном правительстве фронт продолжает существовать, ему нужны пушки и снаряды. Кто платит за заказы? Государство, а оно, в свою очередь, получает кредиты от союзников, нуждающихся в продолжении войны. Но рабочие уже устали работать по 12 часов в день, питаясь блокадным пайком, получаемым по карточкам. 8-часовой рабочий день устанавливается «явочным порядком», то есть рабочие сами уходят из цехов по собственному желанию, подобно солдатам, дезертирующим с фронта; капиталисты отвечают «локаутами», закрывая предприятия. В конечном итоге, падает производство вооружений, и фронт, не получая даже самого необходимого, рассыпается буквально на глазах.

В конце концов, к власти придут большевики, обещающие «фабрики рабочим», и установят… всеобщую трудовую повинность. К чему платить деньги, если они обесценились и на них размещены империалистические и буржуазные символы? Работайте за совесть, товарищи рабочие, на благо Мировой революции, карточками мы вас обеспечим, а где и они не помогут – пошлём в составе пролетарских полков в деревню на продразвёрстку…и на фронты Гражданской войны.

Похожая, но куда более тяжёлая ситуация, сложилась на фронте. Солдаты не хотят гибнуть за «веру, царя и отечество», три бессмысленных слова, из которых два уже затёрто. Отечество, как показывали стремительно нарастающие политические события, также стремительно близилось к концу своего существования.

На Украине, начиная с 17 марта (н. ст.) 1917 г., существовал представительский орган власти – Украинская Центральная рада, – не подчинявшийся ни Петросовету, ни Временному правительству, хотя последнее и имело на него определённое влияние, со временем всё слабевшее. В отличие от Финляндии, представлявшей собой этнически и географически изолированный регион, к тому же малонаселённый, независимость Украины создавала перспективу настолько значительного ослабления России, что та вообще угрожала развалиться на ещё более мелкие составляющие (что в конечном итоге и произошло). Чёрная металлургия и каменный уголь Донбасса, а также хлеб – эти ресурсы были жизненно важны для фронта и государства. Украинцы составляли 38, 64%, или 3, 5 млн. чел., в вооружённых силах, и перспектива возникновения собственного независимого государства резко снижала их желание выполнять «союзнический долг». Возникновение УЦР, славшей в Петроград телеграммы о конфедеративной связи с Россией, но на деле саботировавшей указания Временного правительства, конечно, стало для них своеобразным маяком, весомым поводом забыть о войне и вернуться на родину. Независимая Украина, чьи земли до войны были разделены между двумя империями – Австро-Венгрией и Россией, – конечно, не могла возникнуть без подписания между ними мира, который в тех обстоятельствах мог быть заключён только после поражения России, уже более чем очевидного. Это изначально ориентировало политику украинского правительства на Центральные державы.

Итак, все лгали по-своему, надеясь ухватить кусок пожирнее. Наиболее забавный пример лжи подал в тот период В. Ленин (В. Ульянов), заявивший: «Партия – не пансион для благородных девиц». Видимо, именно поэтому Военно-революционный комитет (ВРК) во главе с самим В. Лениным (В. Ульяновым) разместился в Смольном, здании… пансиона благородных девиц. К тому времени, когда вождь присоединился к Л. Троцкому (Л. Бронштейну), фактически, создавшему ВРК и осуществившему львиную долю работы по подготовке революции, её успех был предрешён. Как же действовали большевики? Их тактика, нужно признать, представляла собой неподражаемый и совершенно гениальный образчик лжи. Они изначально не поддерживали войну – и теперь настал их час пожинать плоды собственной политики. К тому моменту войной уже пресытились все, кроме горстки генералов, бесконечно заседавших в штабах и упоённо продолжавших играться в солдатиков.

Благодаря наличию сети полковых выборных комитетов, всячески покрывавшей дезертирство и срывавшей все попытки вступить в бой, большевики легко могли влиять на солдат. К моменту Октябрьской революции им принадлежало 40% мест в комитетах: достигая минимума на относительно успешных Кавказском и Румынском фронтах, большевизация на фронтах, противостоящих исключительно германской армии (Северном и Западном) составляла 62% и 65% соответственно. Трудно обвинять солдат в желании спасти собственную шкуру – они лишь поддерживали тех кандидатов, которые обещали прекратить безнадёжную войну (это своё обещание большевики выполнили, однако война от этого только перешла в стадию гражданской, во многом ещё более разорительной). Конструктивной «платформы» они не выдвигали, да и не пытались этого сделать, прекрасно сознавая, что это не даст никаких ощутимых результатов в стране, которая стремительно катится в пропасть.

Предпарламент (Временный совет Российской республики), впервые собравшийся 6 октября н. ст., в конечном итоге насчитывал 555 мест, из которых 58 выделили большевикам; это было весьма щедро со стороны А. Керенского, ведь в 50 губернских городах у их было лишь 7% мест, а в 413 уездных – и того меньше, 2%. Наибольшее количество мест у большевиков было в Петроградской думе – 33,5%. Такой расклад сил свидетельствовал о том, что в случае, если буржуазная демократия в России состоится, то никому и дела не будет до построения коммунизма. Однако ЗЕМГОР и порождённая им государственная система уже являлись вчерашним днём: победа большевиков как раз потому и была неизбежна, потому что они никоим образом не связывали свою судьбу с «либерально-демократическими ценностями» (англо-французскими военными займами) и истекающей из них необходимостью вести войну «до победного конца».

20 октября (н. ст.) Л. Троцкий (Л. Бронштейн), выступая в Предпарламенте, заявил о том, что большевики порывают с данным предприятием. Данное заявление сопровождалось свистом с трибун и выкриками: «Скатертью дорога!». Любопытно, что на собрании ЦК Л. Троцкий (Л. Бронштейн) и прочие сторонники бойкота оказались в меньшинстве – они собрали только 50 голосов против 77. Последнюю группу, стоявшую на соглашательских позициях, возглавлял Л. Каменев, и данный случай, а также позицию Л. Каменева, я моему читателю рекомендую запомнить; революционеры в РСДРП27 (б) возобладали лишь после того, как Л. Троцкого (Л. Бронштейна) поддержал В. Ленин (В. Ульянов).

Успех же самой революции, напротив, оказался предрешён: менее чем через неделю после создания ВРК (25 октября н. ст.), 31 октября н. ст., совещание представителей полков приняло резолюцию о неподчинении гарнизона Временному правительству; исполняться могли только те приказы штаба военного округа, которые подтверждены солдатской секцией Петроградского совета. Если учесть, что 90% мест в Петросовете принадлежало большевикам, речь следует вести о согласии солдатских комитетов подчиняться ВРК.

7 ноября (н. ст.) временное правительство оказалось изолированным в Зимнем дворце; все государственные учреждения уже были заняты патрулями, подчинявшимися комиссарам ВРК. Революция к тому времени проходила относительно спокойно, в ситуации «двоевластия» воинские подразделения из двух взаимно противоречащих приказов, отдаваемых ВРК Петросовета и Временным правительством, всегда предпочитали первый.

Штурм Зимнего дворца, вопреки ряду источников, всё-таки имел место, и затянулся с 21 час. 7 ноября н. ст. до 2 ч. 8 ноября н. ст. Однако едва ли здесь следует говорить о кровопролитных боях, скорее, о противостоянии увечных мыслью с калеками. Рабочие и солдаты, активно заседавшие в комитетах, настроены были крайне пассивно, например огромный Путиловский завод дал только 80 бойцов (!), и наступление началось лишь с появлением вечером 7 ноября н. ст. нескольких тысяч революционных балтийских матросов. Те, не решаясь перейти в атаку по правилам сухопутного боя (их можно понять, заседать в подпольных матросских комитетах в кочегарках «дредноутов» этим героическим парням было привычнее), обрушили на стены Зимнего винтовочные залпы. Из окон им ответили тем же: три роты юнкеров, женский ударный батальон (197 чел.) и 40 Георгиевских кавалеров-инвалидов, возглавляемых штабс-ротмистром на протезах. Перед этим оборонительные позиции покинули:

а) юнкера-артиллеристы, отозванные начальством училища (молодым людям нужно было выспаться перед завтрашними занятиями или что-то вроде этого);

б) казаки, требовавшие усиления пулемётами, пехотой и броневиками, чтобы избежать потерь, подобных тем, что они понесли в июле;

в) броневики, так как у них заканчивался бензин (видимо, холодное время года и суток вынуждало экипажи включить двигатели, чтобы те работали вхолостую, из-за чего горючее вскорости закончилось).

Наступательная операция имела солидную огневую поддержку: по Зимнему вела огонь артиллерия Петропавловской крепости (канониры умышленно брали выше) и крейсера «Аврора» (последний был расположен на рейде настолько неудачно, что снаряды, выпущенные из его орудий, попросту не могли достичь цели, поэтому стрельба велась холостыми). Самое смехотворное в этой истории то, что матросы ворвались в Зимний дворец с чёрного хода, который не охранялся (оборона не была организована, вероятно, юнкера и инвалиды были более заняты общением с женщинами-«ударницами». Они прошли туда вслед за куда более предприимчивыми и решительными мародёрами, обнаружившими возможность лёгкой поживы.

Арестовав министров Временного правительства (А. Керенский куда-то исчез), матросы принялись за «ударниц». Проведённое следствие выявило факт изнасилования троих; одна застрелилась, оставив нелепого содержания предсмертную записку, в которой говорилось о «крахе идеалов». Впрочем, едва ли остальные женщины остались без моряцкого внимания; просто они предпочли не заявлять о случившемся, ввиду поражения правительства, которое защищали.

А. Керенский, впрочем, не сдавался: собрав то, что недавно было 3-м кавалерийским корпусом, в котором числилось по 12 тыс. шашек и более, он, с 700 казаками (!), атаковал Гатчину и Царское село. Там они столкнулись с отрядами матросов, возглавляемых П. Дыбенко. Последний, уже успевший побывать под трибуналом за мятеж на линкоре «Гангут» в 1915 г. и выпросивший прощение ценой перевода в «добровольческий» отряд, воевавший на суше, со свойственной ему простотой и непосредственностью предложил обменять «ухо на ухо» (В. Ленина (В. Ульянова) на А. Керенского). А. Керенский, фактически, отстранённый от переговоров, немедленно смекнул, куда ведут такие речи – ещё немного, и казаки могли выдать его матросам, удовлетворившись тем, что «ухо» (власть) в Петрограде сменилось. Переодевшись матросом (а отнюдь не женщиной, безопасность которых в те дни была никоим образом не гарантирована), он бежал.

Приход к власти большевиков ознаменовал распад России: 20 ноября н. ст. Украина провозгласила независимость, создав Украинскую Народную Республику, 6 декабря н. ст. её примеру последовала Финляндия. Совет Народных Комиссаров (Совнарком) признал её независимость уже 31 декабря н. ст.; вскоре этому примеру последовали правительства Франции и Германии. Здесь легко заметить разницу: Финляндия, весьма слабо связанная с Россией во всех отношениях, Совнарком абсолютно не интересует, в то время как о признании независимости Украины не идёт и речи. Нетрудно заметить, что большевики в своих действиях более руководствуются здравым «геополитическим» смыслом, нежели идеями о грядущем коммунистическом мире и Мировой социалистической революции, что приписывает им ряд авторов, преимущественно также коммунистов, включая бывших, например, В. Суворова (В. Резуна).

Трудно сказать, насколько хорошо осознавали большевики (особенно вожди) утопичность собственных идей. Однако, полностью отрицая существующий порядок вещей, они терпеливо ожидали, пока кризис доведёт их оппонентов до окончательного политического банкротства. Толпа полуграмотных солдат, изъеденных вшами, с готовностью ухватилась за лозунги, обещающие им мир и раздачу земли. Первый, кстати, противоречил основополагающим тезисам коммунизма, утверждающим, что социалистическое государство должно сражаться с капиталистическими, а второй отражал позиции анархистов и эсеров, но уж никак не большевиков, всегда отстаивавших право государства на землю. Это был просто вынужденный ход, взятка солдатам, большей частью происходящим из числа крестьян: возвращайтесь домой с фронтов и делите землю между собой. Так была обеспечена лёгкая победа революции.

Большевики превосходно осознавали, что для революции сложились самые благоприятные обстоятельства и, отлично понимая механику процесса, с блеском ими воспользовались. Однако, ставя перед собой вопрос, являлись ли обстоятельства благоприятными для создания социалистического общества, Л. Троцкий (Л. Бронштейн) впоследствии, уже пребывая в очередной эмиграции, категорически отвечает: нет. По его мнению, социализм можно построить лишь в развитой капиталистической стране, к которым Россия не относилась, а власть там удалось захватить как раз по причине упадка капиталистических отношений и возникновению в связи с этим революционной ситуации.

Вообще, здесь мы подошли к самому сложному вопросу: как же так случилось, что люди, посвятившие всю свою жизнь борьбе за права трудящихся, пришли к власти лишь затем, чтобы окончательно разрушить то, что ещё существует, и закабалить этих самых трудящихся узами, рабства, не имеющими аналогов в современной истории? Это непростой и весьма сложный вопрос, содержащий в себе множество противоречий. Однако я полагаю, что могу объяснить, почему оказалось, что белое, сдобренное алой пролетарской кровью, в итоге стало чёрным.

Улучшение условий труда наёмных работников (их всегдашняя мечта) не всегда выгодно их нанимателю. Зачастую дело обстоит как раз наоборот: снизив расходы на производство, в том числе и на оплату труда, можно снизить цену и на сам товар, а значит, сделать его более конкурентоспособным. Если рабочие выйдут из строя, их легко заменить, наняв новых. Именно так поступают все капиталисты; высшего уровня эта тенденция достигла в ХХ веке, когда на заводах Г. Форда была внедрена конвейерная сборка, существенно снижавшая требования к квалификации работников. Вместо ремесленников, подыскать замену которым весьма нетрудно, к станкам и к конвейеру стали работники, прошедшие лишь самое поверхностное обучение. Однако современные машины, благодаря своей мощности заменяющие ручной труд, далеко не всегда оказывались безопасными. Выполняя одну и ту же операцию бессчётное количество раз за день, рабочие уставали – и, утратив на секунду концентрацию внимания, получали тяжелейшие производственные травмы. Г. Форд был исключительно умным человеком. Чтобы избежать исков, он построил для своих рабочих больницы, а когда те выздоравливали, вновь ставил их в строй. В своих мемуарах он с гордостью указывает на то, сколько операций на его заводах может быть выполнено безрукими, сколько – безногими, а сколько – слепыми. Данная политика, несмотря на её видимую бесчеловечность, по тогдашним меркам считалась достаточно прогрессивной и вполне заменяла современные социальные гарантии, ведь зарплата на заводах Г. Форда всегда была очень высокой. Он не выбрасывал людей на улицу как отработанный материал, а наоборот, использовал их снова и снова, извлекая из этого немалую прибыль.

К Г. Форду мы ещё вернёмся; сейчас важнее понять, что капиталисту выгодно поддерживать лишь тот уровень расходов на рабочую силу, который необходим для оптимизации производства. В период, когда зарождались коммунистические партии (во второй половине ХIХ века), отношение к рабочим было куда более жестоким; рабочий день длился 14 – 16 часов. Искалеченные на производстве безжалостно увольнялись; им приходилось побираться или зарабатывать себе на жизнь преступным путём. Нередки были бунты и волнения; образованные люди, обычно студенты, по тем или иным причинам отчисленные из высших учебных заведений или оставшиеся по каким-либо иным причинам «за бортом», брали на себя функцию «правозащитников», составляя петиции и т. п. Сам К. Маркс, виднейший теоретик коммунизма, представлял собой живое воплощение данной тенденции, развившейся вследствие увеличение численности высших учебных заведений и, соответственно, учащихся там студентов. Похожая судьба и у членов семьи Ульяновых, давшей целую группу революционеров, и у многих других. Униженные, угнетённые и оскорблённые – все они собирались вместе; изначально, несмотря на различное происхождение и цели, они имели общего противника – власть предержащих, оттеснивших их с тёплых местечек под солнцем.

Однако деятельность, направленная на защиту интересов рабочего класса, не может быть единичным случаем, ведь адвокат, добившийся успехов в суде на процессе против крупного капиталиста, чем-то ущемлявшего своих работников, или пылкий оратор, умело организовавший забастовку – они теперь пребывают в «чёрном списке». Куда им податься? Идти на завод? Разумеется, они просто вынуждены сделать свою деятельность постоянным источником дохода. Такая деятельность гораздо эффективнее, если осуществляется группой лиц, имеющих далеко идущую программу действий. Их цели не могут ограничиваться частными соглашениями с фабрикантами, улучшающими условия труда на том или ином заводе, ведь подобное соглашение легко нарушить, как только спайка пролетарских рядов ненадолго ослабнет. Необходимо принятие законов, дающих гарантии рабочему классу, а значит, должна быть создана партия, представленная в парламенте.

Настолько хорошие идеи нашли сильную оппозицию, особенно в Европе, где парламентаризм как таковой только-только зарождался. Капиталисты использовали всё: полицию, частную полицию, тайную полицию, а где полиции всех сортов не хватало – армию. Они подкупали коммунистических вожаков, внедряли в пролетарскую среду провокаторов, организовывали показательные судебные процессы над зачинщиками стачек. Коммунисты были объявлены вне закона. Л. Троцкий (Л. Бронштейн), например, специальным судебным решением был лишён всех гражданских прав; он кочевал по Европе – и повсюду подвергался насильственной экстрадиции. В конце концов, британские власти в Канаде выдворили его даже из концлагеря, где он провёл успешную агитацию среди немецких военнопленных, побудив тех встать на защиту собственных прав. Только став проблемой и в концлагере, в 1917 г. Л. Троцкий (Л. Бронштейн) получил возможность вернуться на родину.

Оказавшись в подполье, коммунисты были просто вынуждены строить планы, ставившие целью насильственный захват власти. Вполне естественная мысль о том, что изменённое насильственным образом законодательство и попранные права частной собственности вызовут реакцию в соседних странах, которые немедленно объединятся против революционного государства, как это уже было в случае с Францией после 1789 г., вынуждала разрабатывать соответствующие, далеко идущие программы. Национализация заводов и фабрик, всеобщая мобилизация равноправных отныне граждан на борьбу с внешним врагом – в этом не было ничего нового. Как ни странно, «Манифест Коммунистической партии» уже не содержал такого пункта как повышение уровня жизни трудящихся – его сменила необходимость резкого, скачкоподобного роста производительных сил. Так, начиная с борьбы за интересы рабочего класса, коммунистическая партия пришла к осознанию необходимости ещё более интенсивной его эксплуатации.

Тут нет ничего необычного: каждый игрок, не имея возможности побить карту противника, задействует козыри, или, выражаясь языком военных, применяет тяжёлую артиллерию. Грубо говоря, имея недостаточно сил для решения возникших проблем и поставленных задач, революционеры ставили более радикальные цели и расширяли круг задач, привлекая к их решению всех, кого только возможно. Иногда это помогало, и отдельно взятые капиталисты пасовали перед объединённым натиском активистов, профсоюзов, анархистов и разного рода «деклассированного элемента», привлечённого возможностью участия в восстании, грабежах и поджогах. В большинстве случаев победа оставалась за силами реакции, ведь, строя самые широкие планы, коммунисты сталкивались с растущим пропорционально сопротивлением системы.

Не имея достаточной поддержки в родных странах, революционеры искали её за рубежом, благо появление телеграфа и железных дорог в значительной степени ускорило обмен информацией, позволяя не только общаться с единомышленниками за рубежом, но и собираться на мероприятия, получившие статус международных конгрессов. Осуществляемые ими акции протеста, попадая на передовицы газет, увеличивали тиражи последних, принуждая владельцев периодических изданий искать способы подогревать формально враждебную им «общественную активность». Возникали явления, которые можно бы было назвать до известной степени глобальными, касающимися более сознания, нежели экономики – своеобразное единство революционеров, озабоченных общими для пролетариев ряда стран вопросами.

Однако было в этом Коммунистическом интернационале нечто, изначально являющееся чистой пропагандой, вернее, ложью. Интересы немецкого рабочего абсолютно те же, что и у русского, французского или британского – до чего правдивы в этом плане были лозунги социалистов! Но вот реализованы интересы всех рабочих одновременно быть не могут, поскольку их правительства конкурируют за доступ к стратегическим ресурсам сырья, рабочей силы – и к рынкам сбыта.

Рабочий какой-то из стран, участвующих в переделе мира, неизбежно окажется ущемлённым в своих интересах, начнёт недоедать – и станет в таких обстоятельствах лёгкой добычей агитатора. Голодный, физически истощённый человек, удерживающий себя в рамках единственно силой воли, весьма подвержен влиянию извне, так как его разум уже не в состоянии адекватно оценивать обстановку – более того, он сам подсознательно ищет возможность прекратить исполнение столь тяжких для него обязанностей. Разумеется, облечённое в умные фразы (построенные так же умно и гладко, как у директора завода) предложение агитатора на митинге, подкреплённое единогласным рыком товарищей, не говоря уже о дармовой выпивке – всё это позволяет с лёгкостью убедить рабочего в том, что выходить на работу завтра не нужно. Действительно, достаточно всем рабочим перестать работать – и уже завтра война прекратится, так как солдаты не получат необходимых для этого патронов и снарядов. Однако вторую половину правды агитаторы благоразумно скрывали от рабочих ушей: отнюдь не все заводы им удастся остановить, наиболее благополучные продолжат работу – и принесут победу в войне своим владельцам. По иронии судьбы, наиболее благополучные заводы располагались в наиболее развитых капиталистических странах, где социалистические преобразования, согласно теориям самих же коммунистов, были наиболее вероятными – и отчасти уже произошли.

Разумеется, существовала и ещё одна правда, о которой революционеры не спешили распространяться и в своём интернационалистическом кругу. Народная истина гласит: дружба дружбой, а табачок врозь. Так и коммунисты всего мира, несмотря на то, что объединялись в различные интернационалы, оставались членами собственных национальных компартий, сформированных по законам, написанным капиталистами. Революционные преобразования, проще говоря, революции в отдельно взятых странах, оставались делом коммунистов этих стран. Например, революции в России победила – это всем хорошо известно. Но победила ли в России Мировая социалистическая революция, пришла ли к власти Всемирная коммунистическая партия? Нет, конечно – к власти пришли российские социал-демократы («большевики»), возглавляемые В. Лениным (В. Ульяновым), российские же граждане. Даже захватив власть, большевики ни одного швейцарца или француза в правительство не пригласили – они создали правительство Советской России. Уже один только этот факт сам по себе свидетельствует о том, что Мировая социалистическая революция как историческая перспектива не рассматривалась коммунистами всерьёз, по крайней мере, до конца в неё никто не верил. Верили лишь в то, что в наиболее слабых странах, пошатнувшихся под двойным гнетом фронта и внутренних проблем, революция свершится.

Царская Россия, отсталая в индустриальном отношении, косная, пропитавшаяся зловонием реакции, представляла собой весьма благоприятную среду для развития революционных идей и для распространения их в неграмотной крестьянской и рабочей среде. Здесь запрещённые социалистические и коммунистические партии, свободно, среди бела дня убивавшие членов правительственного кабинета, премьер-министров и даже царей, достигли наибольших успехов. Тут, где демократические реформы и преобразования шли слишком медленно, в условиях кризиса, вызванного войной, назрела острая необходимость – и благоприятная возможность – для революции. Революция же лишь дала возможность максимально упростить и централизовать государственное управление – с целью увеличения производительных сил, к тому времени пришедших в совершенный упадок.

Вожди революции вполне осознавали, в насколько сложных обстоятельствах приняли развалившееся в том числе и благодаря их усилиям государство – и некоторые из них даже пытались что-то сделать для широких слоёв населения, которому столько наобещали. Кто-то из вождей лгал время от времени, кто-то – постоянно, кто-то хотел построить социалистическое государство, которое со временем станет раем на земле, кто-то хотел рая только для себя. Этой лжи, достигшей уровня пропаганды, и посвящена моя книга.