Глава 2. Приемы, которые они применяют
У современной информационной войны свои законы и свои приемы. Они разнообразны и, как правило, примитивны. Сказанное не является попыткой ввязаться в международные информационные дебаты или стремлением унизить тех, кто в них участвует. Речь идет просто о констатации, не более того.
Главный закон информационной войны – враг должен быть разбит любой ценой. Это подразумевает вседозволенность и безответственность. Границ нет, этика забыта. Можно солгать или пустить в ход непроверенный материал. Быть некомпетентным. Передергивать факты. Нападать на православие, заявляя, что оно – «ошибка России».32
Можно открыто оскорблять целый народ и его президента. Вот заместитель руководителя Фонда «Потомак» Филлип Питерсен выступил с прямыми ругательствами в адрес президента России33. Хорошо, американский непризнанный стратег может себе позволить сказать глупость. И даже нагло себя повести. Другое дело – почему эту глупость с удовольствием печатает польская газета. А теперь давайте представим, что нечто подобное сказали бы любые российские СМИ в адрес польского президента. Или премьер-министра. Или вообще любого поляка.
Не будем обманываться, все это – игра без правил.
Еще один закон современной информационной войны – вести ее, не думая о настоящем и будущем. Подлинные политики, отдавая генералам приказ начать боевые действия, уже имеют в голове идеи о том, как их закончить и что в результате их изменится. В информационной войне, которую ведет Запад, о последствиях не думают. Можно, конечно, сослаться на отсутствие централизованного руководства. Но дело ведь не только в этом. Естественный вопрос: а чего добиваются традиционные СМИ, которые стремятся любой ценой опорочить Россию? Видимо, правильный ответ: отбросить ее к началу 1990-х, когда она послушно выполняла все требования Запада и следовала почти всем моделям либеральной демократии. Но это невозможно. Отсюда возникает еще один вопрос: а на чем же тогда закончить информационную войну? Она должна длиться вечность, так получается? Наверное, да, но это ошибка со стороны тех, кто ее развязал. И, разумеется, тех, кто в нее ввязался. Но это уже тема для другого автора.
Последствия этого просчета видны уже сейчас. Западные традиционные СМИ ввязались в бесконечные информационные наступления, которые постепенно становятся все более неинтересны их аудитории. Одна часть аудитории уже полностью уверилась, что Россия – первопричина всего плохого, что происходит на планете, поэтому настойчивые повторения этого тезиса вызывают раздражение. Другой части аудитории данная тема безразлична. Третья (и растущая) часть стала все больше сомневаться в справедливости антироссийских нападок и с подозрением начала смотреть за их постоянным повторением. Это то, что касается Запада.
В России информационная война вызвала нежелательные для ее инициаторов последствия. Произошло сплочение населения вокруг идеи национальной гордости. У части общества появилось озлобление против Запада. Возникло чувство, которое принято называть синдром «осажденной крепости», пусть оно и распространяется на ограниченную часть населения. Прозападные политические силы оказались либо изолированными, либо маргинализированными.
Все это еще раз косвенно доказывает один из моих тезисов, что западная аналитика в последние десятилетия провалилась. Она уже не способна ни оценивать ситуацию, ни ее прогнозировать. Ущерб от этого, конечно, несут обе стороны.
А теперь о приемах в идеологической войне. Первый из них можно условно назвать использование метода априори. Он самый распространенный. Исходит из посылки «все знают». Все знают, что Россия плохая и ведет плохую политику. А потом уже можно говорить и писать все, что угодно. Прием основан на «инстинкте толпы»: раз «все знают», то я чувствую потребность к этому общему знанию присоединиться. Причем некритически.
Вот что в результате получается. Дженнифер Рубин утверждает, что Россия «все чаще осуществляет агрессии за рубежом и проводит репрессии внутри страны».34 Откуда ей пришла в голову эта идея неясно. Доказывать она ее не собирается. Анализировать – тоже. Почему «все чаще» и что за «репрессии» – подвисает в воздухе. Но это неважно. Она просто начала с данного тезиса свою статью. Дальше можно не читать – и так все понятно. Очень хороший прием в плане информационной войны: вы начинаете с какого-то тезиса, который не собираетесь доказывать, а потом что-то пересказываете.
Более умно, на мой взгляд, подошел к делу французский геополитик Жан-Сильвестр Монгренье. Он справедливо пишет об огромном значении Черного моря для России.35 Причем совершенно убедительно. Интересен и вывод: значит, НАТО должно укрепить свое присутствие в этом регионе. То есть Россия априори является врагом, интересы которого надо нарушать даже в наиболее болезненных для него с геополитической точки зрения районах. Считаться с ее интересами нужно, однако только для того, чтобы их ущемить.
Довольно типичное проявление этого приема в западной прессе в информационной войне против России состоит в следующем. Никаких доказательств злокозненности Москвы в киберпространстве немецкими спецслужбами не получено, однако они все равно продолжают их поиск.36 Иными словами, Россия априори виновата во всем, даже в том, что она неизвестно, совершала ли, поэтому надо противодействовать ей.
The New York Times в декабре 2016 года37 описал ситуацию, когда британская полиция нашла на компьютерах диссидента Владимира Буковского детскую порнографию. Предположение газеты: речь идет о русских хакерах. Поверили. Примерно такой же случай был с бывшим чешским президентом Милошем Земаном. Только вызванные специалисты по компьютерной безопасности установили, что кибератака проводилась хакерами из американского штата Алабама.
Я о программах, которые позволяют «подбросить» на жесткий диск чужого компьютера детскую порнографию, ничего не знаю. Но это ничего не значит, потому что я многое не знаю. Зато твердо знаю одно: популярный в определенных кругах в прошлом веке диссидент сегодня абсолютно не играет никакой роли в политической и общественной жизни России. Стало быть, «русским хакерам» проводить такую сложнейшую операцию не было никакого смысла. Не забудьте еще, что надо было оповестить о наличии детской порнографии на компьютере Буковского лондонскую полицию, причем не из Москвы или Санкт-Петербурга. Я верю, что автор этого газетного материала недостаточно умен, чтобы подумать об этом. Но верю также, что в The New York Times есть редакция, которая проверяет подобные материалы хотя бы на примитивную логику. И если она пропускает такие статьи с подобными предположениями, то речь идет об идеологической войне против России, а не о случайном ляпе.
В январе 2017 года Молли Маккью публикует в Politico статью с очень характерным подзаголовком: «Если вы понимаете, что Кремль собирается делать, то новости печальные».38 Типичный прием, который рассчитан на то, чтобы с самого начала разделить аудиторию на два лагеря: тех, кто понимает, что автор этого материала прав и опять же с самого начала разделяет его антироссийские позиции, и тех болванов, которые хотят сначала немного подумать, а потом уже выбрать свою точку зрения. Вот именно на этой основе и действует американская пресса последние годы. К моему глубокому сожалению, потому что прежде я ей искренне симпатизировал и даже у нее учился в бытность мою журналистом.
Специфические информативные вопросы: повлияла ли какая-то иностранная держава на американские выборы, действительно ли у Москвы есть компромат на Трампа или тайные связи с ним и хотел ли Кремль его победы на выборах. Затем опять же очень характерное признание с опять же очень характерным выводом: мы не уверены, что эти вопросы поставлены правильно, да и основные ориентиры, все эти встречи, досье, твиты сами по себе не имеют особого смысла. А вот в совокупности они, как утверждает американская журналистка, свидетельствуют о последовательной кампании, которую Россия уже пробовала организовать в других местах.
Давайте разберемся. В очередной раз все решено уже с самого начала. Это первое. Формулировка вопросов вызывает сомнение у самого автора. Это второе. Основные предположения не имеют особого значения. Это третье. Однако все в совокупности заставляет подозревать, что это делала Россия. Это уже четвертое.
Есть тут какая-то логика? Нет, вы неправы, она есть – убежденная русофобия. Неважно, что нет доказательств, главное: я, автор статьи, права и Россия является агрессором, который стремится повлиять на Соединенные Штаты. Естественно, априори.
Еще один прием западных традиционных СМИ в информационной войне – однозначность выводов и изложения материала. Вторая сторона дела как будто не существует. Все очень жестко и односторонне. Впрочем, начну с другого примера. Бывают относительно осторожные и несколько более профессиональные утверждения. Так, политический обозреватель Süddeutsce Zeitung Хуберт Ветцель в декабре 2016 года39 предпочел следующую формулу: после того, что стало известно в последнее время, можно с уверенностью сказать, что Россия, вероятнее всего пыталась оказать влияние на предвыборную кампанию в Соединенных Штатах с целью оказать поддержку Дональду Трампу. Здесь хотя бы есть «вероятнее всего», то есть не «абсолютно точно». Правда, этот намек на сомнение полностью нейтрализуется последующей «уверенностью» автора. Беда в том, что полной уверенности у него не может быть хотя бы потому, что нет ни одного доказательства того, что Россия пыталась повлиять на президентские выборы в США.
В других случаях ситуация хуже. Например, постоянно повторяется тезис о том, что Россия собирается оккупировать Прибалтику в результате блицкрига.40 Откуда такая уверенность, непонятно. Никаких данных об этом нет. Есть только сообщения о том, что этого события боится подавляющая часть прибалтийских политических кругов. Однако задам классический вопрос: а для чего ей, то есть России, это делать? Выход в Балтийское море у страны есть и так, зачем надо присоединять к себе заведомо недружелюбно настроенные страны? Да еще платить за их содержание, как это делает сейчас ЕС. Ну и пусть это делает дальше. Мне кажется, никто об этом просто не хочет подумать. Однако тезис о том, что Россия собирается вернуть себе прибалтийские земли, напрочь утвердился в информационной войне. И даже привел к переброске символического контингента НАТО в эти три государства.
Вот статья Эндрю Рота из The Washington Post о резком обострении ситуации в украинской Авдеевке в конце января – начале февраля 2017 года. В ней приводятся несколько цитат, однако решающее значение имеют слова временного поверенного в делах Кейт Бернс (США), сказанные на экстренном заседании Постоянного совета ОБСЕ. Она винит во всем случившемся «объединенные российско-сепаратистские силы», а потом призвала именно Россию остановить насилие и прекратить попытки захвата новых территорий за пределами линии соприкосновения.41 И это притом, что сама украинская сторона незадолго до этого признала, что начала постепенно занимать «серую зону» между противниками. Кейт Бернс известна своим антироссийским настроем, хотя для дипломата это в принципе неприемлемо. Однако The Washington Post с удовольствием опирается на ее высказывание. Однозначность и отсутствие мнения другой стороны стали, к сожалению, неотъемлемыми признаками западных СМИ. Во всяком случае тогда, когда речь идет о информационной войне против России.
Лауреат Пулитцеровской премии Сеймур Херш в The Intercept в январе 2017 года высказал мнение, что американскому разведывательному сообществу не удалось доказать, что президент Владимир Путин лично распорядился провести хакерскую операцию, которая должна была привести к победе Дональда Трампа на президентских выборах.42 Никого это мнение, впрочем, не смутило. Вина России была однозначно определена в американских СМИ. Это как в «Крестном отце»: я уже вынес вердикт, так что обжалованию он не подлежит.
Еще один прием западных СМИ в информационной войне – откровенная пристрастность. Любой русофоб может получить место в прессе, если его статья достаточно злобная, писал датский исследователь Ларс Эренсверд в Politiken в декабре 2016 года. Добавлю к этому, что желательно, чтобы в заголовке и в статье использовался термин «подлый».
Конец ознакомительного фрагмента.