Интуиция. Как понять, что чувствуют, думают и хотят другие люди. Часть I. Чтение чужих мыслей и ошибки, совершаемые при этом (Николас Эпли, 2014)

Главная проблема: мы думаем, будто понимаем мысли других людей и свои собственные мысли лучше, чем это происходит на самом деле

Люди порой не понимают друг друга. Непонимание и вызванные им конфликты дают пищу журналистам и юристам, специализирующимся на бракоразводных делах. Разумеется, вы помните случаи, когда другие ложно интерпретировали ваши мысли, эмоции или намерения. Может быть, вы отправили шуточное письмо по электронной почте, а ваши коллеги восприняли его всерьез, и в итоге в их глазах вы выглядели не шутником, а неуравновешенным человеком? Или вашу серьезность ошибочно приняли за враждебность, застенчивость – за высокомерие, щедрость – за циничное манипулирование? Все мы когда-нибудь были в таком положении. Вы, вероятно, и сами иногда ложно истолковываете, неправильно интерпретируете поведение и действия людей, в том числе и тех, кого вы, казалось бы, должны понимать лучше других. Такое случается нечасто, но все же случается.

Впрочем, чаще всего наше шестое чувство побуждает нас испытывать подобное тому, что испытывал Дж. У. Буш: мы слишком уверены в нашей способности понимать других. После первой встречи с Владимиром Путиным у Буша сложилось ясное ощущение того, что он понял российского лидера. «Я посмотрел в глаза этому человеку. И нашел его очень откровенным и заслуживающим доверия… Я смог почувствовать его душу».[6] Наши первые впечатления, точные и ошибочные, формируются быстро и легко, а потому мы довольно уверенно держимся за них. Каких-нибудь 50 миллисекунд (а это – кратчайшее мгновение) нам достаточно для того, чтобы сформировать впечатление о компетентности человека.[7] Такие моментальные суждения важны. В одном эксперименте было установлено, что у политиков, выглядящих на первый взгляд более компетентными, чем их соперники, вероятность победы на выборах выше (примерно 70 %). Это, в свою очередь, дает основания предположить, что на самые высокие должности людей приводят моментальные суждения.[8] Ваше шестое чувство действует быстро и не склонно к переоценкам.

Насколько же точно мы понимаем мысли других людей? Психологи многие годы пытаются ответить на этот вопрос. Они просят участников экспериментов смотреть на фотографии людей счастливых или печальных, гордящихся или пристыженных, испытывающих подъем чувств или испуганных, и выясняют, насколько точно те распознаю́т эмоции, которые переживали изображенные на фотографиях люди.

Или же опрашивают группу людей (конфиденциально) на предмет того, насколько сильно вы им нравитесь, а потом просят вас предсказать, насколько сильно вы нравитесь каждому члену этой группы. Сравнив ваши предсказания с реальными оценками других людей, можно оценить точность ваших утверждений.

Насколько успешно мы проходим подобные испытания? Действительно ли мы настолько хорошо умеем жить в обществе, как думаем?

Чтобы вычислить меру развитости ваших подлинных способностей, начнем с попытки угадать, какое впечатление вы производите на другого человека. Считает ли вас умным ваш руководитель? Понимают ли ваши подчиненные ваши распоряжения? Считает ли сосед вас человеком, которому можно доверять? А ваша жена – любит ли она вас по-настоящему? А вот, пожалуй, даже более важный вопрос для молодого и одинокого человека: считают ли вас привлекательным окружающие?

Мы все хотим знать, что о нас думают другие. В одном из опросов Мэри Стеффел и я предложили 500 случайно выбранным американцам вообразить, будто мы изобрели некий прибор – «мозгоскоп», позволяющий читать чужие мысли и чувства. Затем мы попросили респондентов рассказать, что и у кого они хотели узнать. К нашему удивлению, участников опроса совершенно не интересовали мысли богачей, звезд или сильных мира сего. Большинство опрошенных хотели узнать мысли своих близких – мужей или жен, возлюбленных, а еще своих руководителей, родственников и соседей, то есть тех, кого они вроде бы знают лучше всего. Сильнее всего они желали выяснить, что думают эти люди именно о них. Большинство желало, чтобы «мозгоскоп» работал как магическое зеркало, эдакое «Нарцисс 2.0».

Это не такая уж плохая идея. Знать, как к тебе относятся по-настоящему, не так уж легко. Участников нескольких экспериментов, объединенных в группы, просили спрогнозировать, как оценивают их черты их сотоварищи.[9] Затем исследователи сравнили их прогнозы с реальными оценками. Выбранные для оценки качества: интеллект, чувство юмора, рассудительность, дружелюбие, склонность к самозащите и способность к лидерству менялись от эксперимента к эксперименту. Группы также менялись по степени знакомства их членов: некоторые виделись лишь однажды, на собеседовании при приеме на работу, другие же хорошо знали друг друга (например, долго прожили в одной комнате). У знакомых прогнозы и подлинные рейтинги хорошо соотносились друг с другом, у не знакомых друг с другом наоборот. Соотношение между этими двумя рейтингами и степень корреляции можно оценить статистически: полное совпадение двух рейтингов дает коэффициент корреляции, равный 1, полное отсутствие совпадения – коэффициент, равный 0. Чем ближе степень корреляции к единице, тем сильнее совпадают рейтинги.

Эксперименты дают основания полагать, что в целом люди довольно хорошо угадывают, как их в среднем оценивают другие члены группы. Общий коэффициент корреляции спрогнозированных впечатлений и средних реальных оценок в группе был достаточно высоким – 0,55. Другими словами, у вас есть вполне разумное представление о том, что о вас думают в среднем и общем.

Однако степень точности прогнозов по экспериментам в целом была немногим выше, чем при предсказании наугад (общий коэффициент корреляции между прогнозными и реальными оценками равнялся 0,13, что лишь немногим выше полного отсутствия корреляции). Хотя у вас есть, возможно, какое-то представление о том, как оценивают ваш ум коллеги, у вас, по-видимому, нет никакого ключа к пониманию того, кто из коллег считает вас умным, а кто – не считает. Как пишет один из авторов этого исследования, «у людей, кажется, есть лишь слабый проблеск прозрения в том, как их оценивают другие».[10]

Возможно, ваша способность читать чужие мысли оценивается по слишком высокому стандарту? В конце концов, дать точное определение интеллекту и надежности очень трудно, так что, пожалуй, нет ничего удивительного в том, что нам трудно угадать, как другие люди оценивают нас по этим характеристикам? А как с прогнозом чего-то менее сложного, скажем, того, насколько сильно вы нравитесь другим? Многие надеются, что тут-то их прогнозы будут более точными.

Увы. В ходе исследований обнаружилось, что люди угадывают, кому в группе они нравятся, а кому нет, лишь чуть-чуть лучше, чем при случайном отгадывании (средний коэффициент корреляции в данном случае равен всего 0,18). Та же чуть более высокая, чем при случайном угадывании, точность обнаружена и в экспериментах по изучению того, насколько хорошо случайно познакомившиеся люди могут оценить, хотят ли их новые знакомые продолжения отношений или нет. То же касается мнения соискателей работы об отношении к ним представителей компании-работодателя. Даже преподаватели лишь приблизительно оценивают свою популярность у учеников. Точность здесь лишь ненамного выше точности предсказаний, сделанных наугад.

Возможно, мы слишком много требуем от нашего шестого чувства? Давайте выберем тест попроще. Сможете вы точно предсказать, насколько привлекательным вас сочтет представитель другого пола, посмотрев на вашу фотографию? В конце концов, вы проводите много времени в обществе, ежедневно видите свое отражение в зеркале и уделяете изрядное внимание своей внешности. Тем не менее, когда Тал Эйал и я провели ряд экспериментов, в которых просили участников предположить, насколько привлекательными по фотографиям их сочтут представители противоположного пола, мы установили, что точность прогнозов оказалась не выше, чем при случайных, сделанных наугад предсказаниях.[11] Общий коэффициент корреляции между предсказанными и реальными оценками в двух экспериментах равнялся нулю.

Главный «капкан» для вашего шестого чувства заключается в том, что внутренние помыслы других людей проявляются только в выражении их лиц, движении тел и в речи. С одной стороны, мы выработали и развили способность находить во внешности других ключи к тому, что на самом деле кроется за этой внешностью. С другой – выработали противоядие – движениями и словами вводить в заблуждение других, лгать и притворяться. Всякий, кому приходилось отвечать на вопрос: «Не слишком ли большая у меня задница в этих брюках?» – знает, что в ответ не всегда говорят правду. Неудивительно, что точность наших попыток понять, когда нам лгут, а когда – нет, чуть выше точности предсказаний при подбрасывании монеты. Встретившись с Владимиром Путиным, Джордж Буш счел, что, «прочитав» поведение бывшего агента КГБ, вроде бы многое понял в его душе. Я бы не стал делать ставку на Буша. Результаты исследований показали: в целом люди распознают ложь в 54 % случаев, а при подбрасывании монеты вероятность правильного ответа составляет 50 %.[12]

Эти ошибки – не повод для смеха. Иногда они влекут за собой очень серьезные последствия. В бытность премьер-министром Великобритании Невилл Чемберлен поверил в 1939 году заверениям Адольфа Гитлера и удержал чехословаков от мобилизации своей армии. «Несмотря на твердость и безжалостность, которые, как полагаю, я увидел в его лице, у меня сложилось впечатление, что передо мной человек, на которого можно положиться, если он дал слово», – сказал Чемберлен. Он ошибся. Гитлер на самом деле лгал. Немецкая армия уже была практически готова напасть на Чехословакию, Гитлеру требовалось просто выиграть время. Спустя 70 лет после мюнхенской сделки американские чиновники и политики, считавшие, что научились не доверять мерзавцам, не поверили Саддаму Хусейну, который убеждал их, что у него нет оружия массового уничтожения. И, как большинство американцев, сели в лужу.[13] Америка начала войну, ошибочно полагая, что Хусейн лжет, тогда как на самом деле он говорил правду.

Как бы то ни было, в повседневной жизни наш ум отлично «подстроился» под умы тех, кого мы знаем лучше всего: наших ближайших друзей, родственников, коллег и супругов. Люди, долгое время состоящие в браке, иногда знают друг друга настолько хорошо, что могут закончить предложение, начатое «второй половиной». Настоящее знание другого человека как бы «синхронизирует» вас с ним. Друзья, коллеги и возлюбленные считают, что понимают мысли друг друга лучше, чем мысли посторонних. Оправдана ли такая уверенность?

Ответ на этот вопрос, разумеется, отрицательный. Он содержит два посыла. Первый подтверждает: да, вы действительно способны понимать мысли близких друзей и любимых лучше, чем незнакомых, хотя и не настолько хорошо, как это кажется. Уильям Икс, пионер в области изучения точности понимания мыслей людей, пришел к выводу, что при просмотре видеозаписи «точность понимания чужих мыслей незнакомыми людьми составляет 20 %».[14] Затем тех же самых людей просили описать чужие мысли и чувства, как поток, с начала и до конца. «У близких друзей и супругов, – констатирует У. Икс, – точность доходила до 35 %». Да, вы действительно понимаете ваших близких лучше, чем незнакомых, но величина этого «лучше» удивительно скромна.

Второй же посыл таков: уверенность в том, что вам известны мысли близких друзей или возлюбленных, намного превышает реальную точность их понимания. Это касается даже супругов, проживших в браке долгую жизнь.[15]

Чтобы понять, что имеется в виду, представьте, что вы и ваш любимый человек участвуете в эксперименте наподобие «Игры молодоженов».[16] Вы сидите в разных комнатах. Вам говорят, что ваш любимый (или любимая) не узнает ответов, и предлагают длинный перечень вопросов о вас самих. Некоторые касаются вашего самоуважения. Вас спрашивают, например, согласны вы или нет с утверждениями вроде: «Я склонен недооценивать себя» и «Я очень доволен собой». Другие вопросы также содержат оценки – сравнение ваших интеллектуальных способностей, физической формы, общественных навыков и т. д. с другими людьми. Заключительные вопросы касаются ваших предпочтений. Вас спрашивают, насколько вам нравятся или не нравятся 24 разных вида деятельности (игра в карты, плавание, посещение друзей, стирка и т. п.). В соседней же комнате ваш партнер предсказывает ваши ответы и сообщает, насколько он (она) уверен в правильности своих прогнозов, используя шкалу вероятности от 0 до 100 %.

В эксперименте пары действовали именно по этому сценарию. Затем исследователи объединили ответы в таблицу, чтобы проанализировать, насколько же хорошо в реальности партнеры знают друг друга.

Каков итог? Партнеры предсказывали мысли друг друга лучше, чем можно было полагать исходя из фактора случайности. Например, в оценке вопросов о самоуважении использовалась шкала от 1 до 5 (единица означала резкое несогласие, а пятерка – полное согласие). Вероятность случайного правильного прогноза в данном случае составляла 20 %. В парах, показавших существенно более высокую точность предсказаний, эта цифра была 44 %. Это очень хороший показатель.

А вот разрыв между тем, насколько хорошо партнеры действительно знают друг друга, и тем, насколько они уверены в своем знании, даже превысил разрыв между точностью специально сделанных прогнозов и прогнозов, сделанных наугад. Так, оценивая степень самоуважения партнера, участники эксперимента давали правильные прогнозы чуть чаще, чем в 4 случаях из 10 (средний показатель составил 44 %). Причем они были уверены в правильности своих прогнозов в 8 случаях из 10 (в среднем этот показатель составил 82 %). Как видно на приведенной выше иллюстрации, такой же (или даже более высокий) уровень чрезмерной уверенности обнаружился и при оценке других качеств. Пары, участвовавшие в эксперименте, если следовать терминологии из бейсбола, забежали-таки на вторую базу, но при этом полагают, что сделали полный круг.

Исследователи – организаторы эксперимента также просили одного из партнеров предсказать, как «вторая половина» оценивает его (или ее) по разным показателям, в число которых входили самоуважение, оценка способностей и предпочтений. Белые столбцы показывают средний процент правильных предсказаний. Серые – процент совпавших с ними ответов. Точность предсказанных ответов партнеров, связанных интимными отношениями, оказалась выше, чем случайных предсказаний, но все равно не приближалась к той, на которую партнеры претендовали. Данный график иллюстрирует главную идею этой книги: чтобы сократить разрыв между серыми и белыми столбцами, следует признать, что наша способность читать чужие мысли ограниченна. Следует пользоваться возможностью ее улучшить.

Удивительно, что чрезмерная уверенность в знании своего спутника жизни возрастает пропорционально продолжительности совместной жизни. Чем дольше люди живут вместе, тем больше они уверены в том, что знают друг друга. На самом деле, длительность отношений не имеет никакой корреляции с результатами, полученными в ходе эксперимента, проведенного Уильямом Иксом и его коллегами. Продолжительность совместной жизни не влияет на степень точности предсказаний. Она лишь создает у людей иллюзию этой точности.[17]

Иллюзия способности проникновения в мысли других людей может иметь опасные последствия. В ходе еще одного эксперимента добровольцы просматривали видеозаписи, на которых люди или лгали, или говорили правду о том, что они больны СПИДом. Участники эксперимента, уверенные в том, что в состоянии определить, когда человек лжет, утверждали, что дали правильные ответы в 70 % случаев. В действительности же точность их ответов была не выше, чем при случайном выборе: только 52 % (случайный выбор ответа дает 50 %). По мере того как участники эксперимента получали больше информации о том или ином человеке, ответы становились все более уверенными и категоричными. Но ничуть не более точными. Когда в разгар эпидемии СПИДа один из первых идеологов его профилактики хирург Чарльз Эверетт Куп призывал американцев «знать своих партнеров», он, надо полагать, имел в виду все-таки точные знания, а не их иллюзию.[18]

Проблема шестого чувства заключается не в том, что оно ошибочно. Оно оказывается далеко от совершенства, когда мы «проверяем» его в сложных обстоятельствах. Но оно же в целом дает более высокие результаты, чем случайное отгадывание. А по сравнению с умственными способностями других обитающих на земле видов наше шестое чувство обеспечивает и наше превосходство. Проблема заключается в нашей уверенности в этом чувстве, которая намного превосходит его подлинную способность, и в том, что мы не всегда отдаем себе отчет в том, насколько мы точны в наших суждениях.[19]

Чтобы лучше оценивать свои объективные способности, бейсболист исходит из среднего процента отбитых им мячей. Когда речь идет о чтении чужих мыслей, у нас нет подобного показателя. Поэтому и суждения о других людях колеблются в таком широком интервале. Некоторые из них даются нам так же легко, как бросок питчера-новичка, тогда как другие суждения – намного труднее, как мощный крученый бросок звезды Высшей лиги бейсбола. Иногда понять, что думает и чувствует другой, действительно легко, поскольку ключи к пониманию очевидны: человека, который сидит, скрючившись, у вас в кабинете и рыдает, определенно выгнали с работы, а не приняли на работу. В других случаях понять человека трудно, поскольку ключи к пониманию его мыслей очень неопределенны: у вашей жены (или мужа) много убеждений, мнений и мыслей, которыми она (или он), возможно, никогда с вами не делилась.

Можете подвергнуть вашу уверенность в себе еще одному испытанию. Вы уверены, что любите жену (она славная), что ненавидите рекламные паузы в телепрограммах (они раздражают). Вы убеждены, что к мужчинам и женщинам следует относиться как к равным, знаете, что ваши политические убеждения основаны на информированности и тщательно продуманы. Вы считаете разговор с попутчиками в автобусе приятным развлечением. Возможно, у вас нет прямого контакта с мыслями и убеждениями других людей, но у вас есть канал связи между участками вашего собственного мозга.

Вы – не единственный, кто испытывает подобное чувство. Рене Декарт был так уверен в своей способности к самоанализу, что сделал эту способность условием собственного существования, как и существования Бога, провозгласив знаменитый тезис: «Мыслю, следовательно, существую». Готфрид Лейбниц утверждал, что самоанализ – такое же надежное чувство, как зрение, и оно позволяет наблюдать за работой собственного мозга. Неудивительно, что при такой уверенности в способности к самоанализу психологическая лаборатория, основанная отцом американской психологии Эдвардом Титченером при Корнельском университете, базировалась на принципе использования самоанализа как основы психологии в целом. У первых психологов не было другого способа понимания работы мозга, кроме как рассказа о том, что происходит в этом самом мозгу. «В сфере психологии, – писал Титченер, – самоанализ – последняя и единственная апелляционная инстанция. Психологическое свидетельство не может быть ничем другим, кроме как свидетельством самоанализа».[20]

Да, мы определенно вглядываемся в самих себя. Но ключевой вопрос заключается в следующем: оправдана ли наша уверенность в самоанализе? Оправдана ли питаемая вами, Декартом, Лейбницем и Титченером (а все они, разумеется, были очень умными людьми) вера в способность человека познать собственное сознание?

И да, и нет. Чтобы объяснить свои ответы, мне нужна следующая глава.

Уильям Джеймс не смог надолго сдержать изучение способности к самоанализу. Движение науки к исследованию того, насколько хорошо человек читает свои собственные мысли, началось спустя всего 30 лет после того, как Джеймс написал приведенные выше слова. Начал это движение социолог из Стэнфорда по имени Ричард Лапьер, который на видавшей виды машине проехал почти 10 тысяч миль. На путешествие Лапьера вдохновил опыт, полученный когда он вместе с молодой китайской супружеской парой проезжал через городок, известный «глубоко укоренившимся нетерпимым отношением жителей к выходцам из Азии».[21] В период между двумя мировыми войнами нетерпимость к лицам азиатского происхождения была, к сожалению, распространена на большей части территории США. Не без некоторой тревоги Лапьер направился в самый шикарный отель городка, чтобы заказать места для себя и пары супругов-китайцев. К его немалому удивлению, никаких трудностей с этим у него не возникло. Очевидно, клерк в гостинице был не так нетерпим к азиатам, как предполагалось по устоявшейся в обществе репутации городка.

Случайное стечение обстоятельств привело Лапьера в тот же городок менее чем через два месяца. Из любопытства он позвонил в тот же отель, сказал клерку, что, возможно, в ближайшем будущем снова посетит город проездом в компании «очень важного джентльмена-китайца», и спросил, предоставит ли им номера гостиница. Клерк, ни секунды не колеблясь, резко ответил: «Нет». Такое несоответствие заинтриговало Лапьера. Может ли человек, думающий как расист, не совершать расистских поступков? Может ли человек не понимать собственные мысли?

На основании одного случая Лапьер не мог ответить на эти вопросы, но он сообразил, что может узнать нечто важное, если опросит сотни гостиничных клерков. И опросил 251 клерка, которым задал один и тот же вопрос. В течение двух следующих лет Лапьер, заручившись помощью двух китайских друзей, совершил эпическое путешествие по всем Соединенным Штатам, во время которого обратился за услугами в 184 ресторана и 67 отелей. Частью эксперимента было то, что его китайские друзья были в европейской одежде. Иногда он лично делал заказ, но чаще предоставлял такую возможность китайской паре. И педантично фиксировал реакции обслуживающего персонала на их обращения. В конце концов друзей Лапьера это путешествие изрядно озадачило – из «уважения к их чувствам» Лапьер не сказал им, что они участвуют в эксперименте.

Как вы думаете, сколько раз из 251 попытки им отказали в обслуживании?

Прежде чем отвечать на этот вопрос, вам следует знать, что Лапьер проезжал через территорию, где господствовало враждебное отношение к лицам азиатского происхождения. Через полгода после посещения каждого населенного пункта Лапьер отправлял туда письмо с вопросом: «Примете ли вы в свою гостиницу азиатов?» Ответ «Нет» дали в 91 % отелей и 92 % ресторанов. Американцы продолжали соответствовать своей репутации «нетерпимых расистов».

Как вы думаете, сколько раз Лапьеру и его спутникам реально отказали в обслуживании? В 90 % случаев? В 92 %? Нет, эти показатели даже близко не лежат с реальными результатами. Лапьеру и его спутникам отказали в обслуживании лишь однажды, в «довольно второсортном кемпинге», в который они «заехали на очень старой, разбитой машине». Только один-единственный раз! Более 90 % сотрудников гостиниц и ресторанов, с которыми Лапьер и его спутники вступали в контакт в ходе эксперимента, считали, что надо вести себя так, как закоренелые расисты, но на самом деле вели себя более чем дружелюбно.

У эксперимента Лапьера есть недостатки, но он вдохновил энтузиастов на десятилетия исследований. Их результат был поразителен: между тем, что люди думают о себе, и тем, как они на самом деле себя ведут, может существовать значительный разрыв. После путешествия Лапьера это отсутствие связи между поведением и убеждениями было выявлено множество раз. Со времени путешествия Лапьера отношение американцев к расовым различиям претерпело драматические изменения, но люди по-прежнему не могут предвидеть, как поведут себя в ситуациях, несущих значительный «расовый заряд». В настоящее время подавляющее большинство американцев отдает предпочтение равенству, а не дискриминации. Поэтому неудивительно, что участники одного из недавно проведенных экспериментов заявили, что будут возмущены любым проявлением явного расизма, особенно расистскими замечаниями или шутками. Но когда те же самые люди в ходе того же самого эксперимента на деле сталкивались с явно расистскими замечаниями, подавляющее большинство сторонников расового равноправия просто делали вид, что ничего страшного не происходит. Те из участников эксперимента, кто сталкивался с несомненно расистскими замечаниями, сообщали, что встревожены меньше, чем участники эксперимента, которые только прогнозировали свою реакцию на такие замечания.[22] То же самое относится к вопиющему сексизму. В одном из экспериментов люди, представившие, что стали свидетелями проявления сексизма, полагали, что такая выходка возмутит их. На деле же никакого возмущения сексистские выходки у них не вызывали.[23] Неужели люди не знают своих подлинных мыслей?

Перечень подобных научных демонстраций велик. Например, известное исследование Стэнли Мильграма о повиновении власти. Большинство из нас убеждено в том, что мы – независимые мыслители с добрыми сердцами, и если нам в ходе эксперимента велят дать разряд электрического тока, достаточный, чтобы убить человека, большинство из нас откажется выполнять такой приказ. Действительно, разные группы участников эксперимента сразу же заявили Мильграму, что их рука никогда не поднимется нанести другому человеку удар током напряжением более 300 вольт, а большинство участников эксперимента в вовсе сказали, что остановятся задолго до достижения этого показателя. Но, проведя эксперимент, Мильграм обнаружил, что все его участники охотно «отпускали разряд» по команде, причем добрые 62,6 % участников эксперимента нажимали на переключатель, когда им приказывали подать даже разряд в 450 вольт. Такое напряжение намного превышало мощность разряда, который может убить человека.[24]

Подобные результаты интересны, но, судя по моему опыту, они редко и мало кого убеждают в том, что способность человека к самопознанию слабее, чем принято думать. Легко вообразить, что уж вы-то знаете себя гораздо лучше, чем горе-участники экспериментов. Тогда давайте поговорим об эксперименте, в котором вы неоднократно принимали участие. Мы можем провести его прямо сейчас.

Я хотел бы, чтобы вы подумали о важной задаче, которую вам надо выполнить в течение нескольких следующих недель. Может быть, вам надо написать доклад, сделать презентацию – или закончить читать книгу (вроде этой)? Чем важнее задача, тем лучше. Поставили задачу?

Теперь в пустой строке (она приведена ниже) или на каком-нибудь клочке бумаги запишите, когда вы собираетесь завершить выполнение этой задачи. Пожалуйста, будьте честны и конкретны! Запишите дату и даже время, к которому, по-вашему, вы должны завершить дело. Да-да, предельно честно.

Сделав это, уделите немного времени размышлению о том, когда вы смогли бы выполнить задачу в лучшем случае, то есть настолько быстро, насколько это возможно. И запишите результат вашего размышления.

Наконец, потратьте еще минуту и оцените, сколько времени займет у вас выполнение поставленной задачи в худшем случае, если все, с чем сопряжено ее выполнение, пойдет настолько скверно, насколько возможно. И запишите это тоже.

Теперь я хочу заключить с вами пари. Не о том, что вы не выполните наилучший прогноз – я собираюсь поспорить с вами на то, что вы не выполните даже наихудший прогноз. Это звучит удручающе. На самом-то деле я – оптимист. Просто знаю, о чем говорю. Люди сплошь и рядом недооценивают время, которое требуется для выполнения задач, так что психологи придумали этому явлению название – ошибочность планирования.

Известные мне данные получены от группы психологов, просивших своих лучших студентов сделать в отношении дипломных работ тот же прогноз, о котором я только что просил вас.[25] Студенты эти находились на середине работы – до завершения им оставалось месяца два. Их просили спрогнозировать, сколько еще дней им понадобится в лучшем случае, при реалистичном сценарии и в худшем случае. Предсказанные сроки составляли 27 дней в лучшем случае, 34 дня при реалистичном сценарии и 45 дней в худшем случае.

А сколько же в среднем дней ушло у этих студентов на завершение дипломных работ на самом деле?

55 дней.

Большинство не смогло уложиться даже в самые пессимистичные сроки. В исследованиях этот результат воспроизводится снова и снова.[26] В другом эксперименте только 45 % работ оказались выполнены в сроки, спрогнозированные их исполнителями с равной (99 %) степенью уверенности в возможности их достижения. Как выяснилось, даже худшие сценарии имеют свойство быть чрезмерно оптимистичными.

Любопытно не то, что люди при планировании совершают ошибки, а то что, несмотря на богатый опыт совершения таких ошибок, мы упорно думаем, что наши ошибки – дело прошлое, мы их больше никогда не повторим. И это – гарантия того, что ту же самую ошибку мы будем совершать снова и снова.

Почему вы думаете о себе одно, а истина оказывается другой? Ответ прост: вы не знаете конструкции. Вы признаёте лишь конечные продукты вашего ума: осознанные установки, убеждения, намерения и чувства, но не осмысливаете процессы, которые происходят у вас в мозгу при выработке этих конечных продуктов, а потому и не можете признать ошибки, совершаемые по ходу самих процессов.

Позвольте объяснить, что я имею в виду.

В середине XIX века врачи и психологи начали изучать точность восприятия людьми осознанного опыта. Американский психолог Гренвилл Стэнли Холл писал: «Мы искали в интеллекте подлинное “я”, но его там нет. Ядро интеллекта находится ниже грани сознания. Ошибка теоретиков “я” подобна ошибке тех, кто считает, что айсберги лучше всего изучать по их поверхности, тогда как на самом деле около девяти десятых массы айсбергов находятся под водой, и поэтому плывут айсберги под воздействием глубинных, более стабильных океанских течений».[27]

Сравнение ума с айсбергом, в общем, распространенное, но оно вводит в заблуждение. Во-первых, такая метафора создает миф о том, что мы используем только 10 % нашего мозга. Этот миф принят физиками, поскольку позволяет предположить, что люди способны на выдающиеся интеллектуальные прорывы, если смогут включить в работу те 90 % мозга, которые остаются «под водой». «Наши умы способны на замечательные, невероятные достижения, но мы не используем их полную мощь, – утверждает иллюзионист Ури Геллер, провозгласивший себя еще и физиком. – В сущности, большинство из нас использует около 10 % своего мозга. Остающиеся 90 % – вместилище нетронутого потенциала и неведомых возможностей».[28] Наш ум действительно способен на выдающиеся достижения, но утверждение, что 90 % человеческого мозга – нетронутый потенциал, ложное. Неосознанные процессы протекают в мозгу ежесекундно в течение всей жизни, почти всецело управляя человеческим поведением в режиме разумной адаптации. Сознание работает лишь в малой частице того, что человек делает час за часом. Но это не означает, что остальная часть человеческого мозга – неиспользуемый потенциал.

Во-вторых, сравнение с айсбергом вводит в заблуждение тем, что предполагает наличие прочной связи между протекающими в мозгу сознательными и бессознательными процессами. При этом предполагается, что бессознательные процессы каким-то образом дают толчок осознанным или, по крайней мере, прочно связаны с ними. Собственно говоря, в связи сознательного и бессознательного нет вообще никакой необходимости. Бессознательные процессы отвечают, по-видимому, за бо́льшую часть наших действий в повседневной жизни, а осознанные процессы – за понимание того, что мы делаем, и позволяют объяснять наши действия самим себе и окружающим.

Человеческий ум корректнее сравнивать с домом: распознать дом в законченном виде можно совершенно точно, но его конструкция будет при этом оставаться скрытой от глаз. Например, мой собственный дом построен в 20-х годах ХХ века и с тех пор несколько раз перестраивался. На втором этаже у нас три спальни, две ванные комнаты и кабинет. На первом этаже находится кухня, окна которой выходят на улицу, а окна нашей главной спальни – в садик, расположенный на заднем дворе. Можете поверить моему описанию дома. Я знаю его изнутри и вижу его каждый день собственными глазами.

И при этом наш дом – головоломка. Некоторые внутренние перегородки сделаны не из дерева, а выложены из кирпича и облицованы деревом. В одну из стен замурована стальная балка, что не имеет никакой очевидной причины, а в подвале за бетонной стеной есть скрытый проход, который навевает мысли об Аль Капоне. На чердаке имеются фрагменты старой внешней облицовки, под нынешней кровлей сохранились элементы прежней крыши, а посередине дома есть дыра размером с секцию светофора, и из этой дыры из какого-то неведомого воздуховода всю зиму несет жутким холодом. Фасад нашего дома выстроен из кирпича с закругленными углами, а задняя часть – из кирпича с острыми углами. Почему наш дом был построен таким образом, с начала и до конца, кто и когда участвовал в процессе его строительства – остается для меня полной загадкой.

Я могу смотреть на наш дом каждый день и видеть законченный продукт. Но, даже проведя самый тщательный осмотр и археологические раскопки, я не могу представить себе процесс строительства, в результате которого дом стал таким, каков он есть. Я могу очень подробно описать внешний вид дома, но могу лишь гадать о том, почему дом выглядит именно так.

Человеческий мозг не похож на айсберг; он подобен дому. Мы осознаём законченные продукты умственной деятельности, начиная с чувственных ощущений страдания и удовольствия и заканчивая осознанием контроля, свободы воли и твердыми убеждениями и установками. Мы осознанно контролируем свое поведение, когда делаем выбор, какой фильм будем смотреть, мы чувствуем свою беспристрастность, когда говорим учителям, какие у нас умные дети. Мы твердо предпочитаем одного кандидата на выборах другому. Но мы можем лишь догадываться о том, что происходит в наших собственных головах при построении этих осознанных переживаний. Мы чувствуем себя счастливыми, но можем лишь догадываться о причинах нашего счастья. Мы можем говорить, что любим наших жен или мужей, но лишь догадываться, почему мы их любим. И мы можем считать, что продумываем важные решения, которые сопряжены с серьезным выбором, но, пытаясь объяснить, почему выбираем вариант А, а не вариант Б, снова начинаем гадать. Самоанализ слеп к построению конечных продуктов мышления. Хотя и при выборе одного из многих вариантов ответа на вопрос здесь тоже можно угадать правильно. Сказанное означает, что вам следует скептически относиться к точности пришедших в голову догадок.

Чтобы понять, насколько ограничен наш самоанализ, начнем с одной из самых важных функций мозга – зрения. За зрение отвечает добрая треть вашего мозга, и не потому, что преобразовать световые волны в нервные импульсы так уж сложно, а потому, что воспринимаемые вами световые лучи настолько двусмысленны, что мозг должен выполнить огромную конструктивную работу для того, чтобы создать чувственный образ. Любой из виденных мной вводных учебников психологии включает главу, посвященную зрению, и в каждой из этих глав бывает рисунок, подобный приведенному ниже. На нем изображено, как ваш мозг позволяет вам видеть мир.

Этот рисунок показывает зрение как процесс, в котором линзы глаза воспринимают зрительный образ, превращают его в нервные сигналы. Последние проходят через мозг и в конце концов проецируются в перевернутом виде на участок коры головного мозга, отвечающий за зрение как правильное отображение внешнего мира.

Это – великолепные рисунки. Проблема лишь в том, что они двухмерны. Поэтому на них не фигурирует бо́льшая часть человеческого мозга – лобные доли большого мозга и остальная часть участка, отвечающего за зрение, которые интерпретируют световые волны, достигающие сетчатки глаза. Собственно говоря, картинка перед вами – продукт невидимого конструирования, происходящего в вашем мозгу и создающего – докажите это! – завершенный, законченный образ для вашего осознанного восприятия. Кажется, что ваше зрение – реалистичное отражение образа внешнего мира, тогда как в действительности это сконструированный мозгом продукт.

Чтобы понять описываемый процесс, посмотрите на рисунок, приведенный ниже. Что на нем изображено?

Да, это слон. Хороший рисунок. Рассмотрите его с более близкого расстояния. В какой-то момент вы замечаете ноги слона. Насколько быстро может бежать это животное? Если зрение и видение – всего лишь отражения внешнего мира, вы бы рассмотрели ноги слона сразу же. Но видение – на самом деле конструкция, которая начинается с уже известной вам информации – скажем, с представления о том, как выглядит нормальный слон. Эта информация нужна для того, чтобы избавить вас от подробного, дотошного изучения изображения. А поэтому большинство людей замечает ноги только при втором, более внимательном рассмотрении.

А что вы скажете о следующей иллюстрации? Кто на ней изображен?

Да, это тоже правильный ответ. Это – бывший президент США, лицо настолько знакомое, что узнать Дж. У. Буша можно даже на перевернутой фотографии. А теперь возьмите книгу в руки и переверните ее вверх ногами…

Ух ты! Что получилось? Одна фотография сделана до того, как Буш был избран на первый президентский срок, а другая – после того, как закончился второй срок. Обратите внимание: независимо от ваших политических пристрастий, когда снимок перевернут, на левом кадре характерные черты лица Буша не так заметны. То, что ваше восприятие лица так зависит от его расположения, просто показывает, что в образ, который возникает перед вашими глазами, заложено нечто большее.

Собственно говоря, объем конструктивной работы, которую бессознательно выполняет человеческий мозг, огромен. В нем около ста миллиардов нейронов, и у каждого из них – от тысячи до десяти тысяч синаптических связей с соседними нейронами. «На основании этих цифр, – пишет невролог В. С. Рамачандран, – подсчитано, что количество возможных состояний мозга, теоретически возможных вариантов последовательностей соединений и комбинаций действий превосходит количество элементарных частиц во Вселенной».[29]

Разумеется, нейроны связаны не случайным образом, а в соответствии с некоторым шаблоном, отражающим частоту обычной активации двух нейронов в связке друг с другом. Чем чаще один нейрон активируется одновременно с другим, тем крепче связь этой пары. Если нейроны соединены таким образом, активация одного нейрона вызывает активацию другого, связанного с ним. Вот почему всякий раз, когда происходят два события, обычно связанные друг с другом, мысль об одном имеет свойство вызывать мысли и о другом. Инь и ____. Д-р Джекил и м-р _______. Арахисовое масло и _______.

Ассоциация существует не только между мыслями, но и между типами поведения. Прочитайте следующий список слов:

Рвота

Рвотные массы

Неудержимая рвота

Жидкие выделения

Сопли

Слюни

Слизь

Если при чтении этих слов у вас хотя бы чуть-чуть дрогнет верхняя губа от отвращения (хотя ничего такого на самом деле у вас перед глазами нет), то вы понимаете, в чем дело. Мысли вызывают поведенческие реакции, обычно связанные с такими словами. Так, выражение отвращения сопровождается чувствами, которые вызывают эти слова. Как только активируются мысли о жидкостях, таящихся в человеческом теле, естественно возникают связанные с ними и вызванные ими типы поведения, причем возникают автоматически, без какого-либо нашего вмешательства. Психологи знают, что для управления поведением сознание не нужно, поскольку одни и те же реакции вызывают только мельком увиденные слова – и вызывают настолько быстро, что люди даже не понимают, видели ли они эти слова или нет.[30]

Знание об ассоциативной природе человеческого мозга абсолютно необходимо для понимания причин, по которым так трудно узнать определенные аспекты работы мозга. На протяжении эволюции вашему генетическому коду в наследство достались некие ассоциативные сети, которые помогают вам прожить достаточно долго для того, чтобы передать ваш генетический материл детям. Эти ассоциативные сети не должны быть доступны сознанию. Ярчайший пример – таинственное чувство привлекательности. Одни люди поразительно привлекательны, а другие – нет. Вы понимаете это мгновенно. Но как вы понимаете это? Можно заняться самоанализом и прийти к некоторым догадкам вроде: «Мне нравятся блондины» или «Он в хорошей физической форме», но при этом вы, вероятно, упустите из виду более фундаментальную причину.

Несмотря на все умозаключения, красота на самом деле – не зависит от особенностей взгляда смотрящего. Люди по всему миру, в общем, сходятся в основополагающих критериях относительно того, кто привлекателен, а кто нет.[31] Одна из детерминант привлекательности – сигнал, сообщающий о том, что человек нашел здорового и подходящего партнера, с которым можно иметь детей. Этот сигнал подтвердил свою полезность на протяжении тысячелетий. Знаете, что это за сигнал? Большие мускулы? Широкая улыбка? Большие груди? Да, для кого-то эти особенности могут стать сигналом, но есть еще один, намного более последовательно действующий во всем мире: билатеральная симметрия. Это – степень одинаковости левой и правой сторон человеческого тела.[32] Но этот сигнал не осознаётся потому, что мозг так хорошо оценивает симметричность, что конструирует у вас чувство влечения почти мгновенно. Самоанализ полностью упускает из виду этот процесс конструирования. Итак, если вы спросите, почему тот-то находит некую супермодель привлекательной, могу поклясться, что никто, кроме профессиональных эволюционных психологов, не произнесет слово «симметричность».

Привлекательность – мощное чувство, о котором можно говорить совершенно определенно, но у нас нет осознанного понимания как оно строится. Это удивление хорошо схвачено в старом детском стишке:

Если эволюция создает нейронные сети, передавая их по наследству, то повседневная жизнь совершенствует эти сети с помощью практической деятельности и неоднократного воздействия: и то и другое работает до тех пор, пока не сформирует неосознанные привычки, которые управляют нашим поведением – при этом мы даже не понимаем, почему поступаем так, а не иначе. Когда ваш коллега по пути к лифту спрашивает, как ваши дела и самочувствие, вы, возможно, отвечаете: «Хорошо, а как вы поживаете?» – даже не подумав о том, как на самом деле обстоят у вас дела и как вы себя чувствуете. Вы держитесь на расстоянии двух футов от приятеля, не прибегая к помощи линейки, потому, что такое расстояние между двумя людьми считается правильным: чуть меньшее расстояние будет выглядеть неприличным, а чуть большее – признаком холодности отношений. Входя в кабину лифта, вы инстинктивно смотрите в пол, а не по сторонам и делаете это, не колеблясь. Нейронные связи создают привычки, которые, как невидимые руки, управляют нашими действиями. Мы ведем себя умно, но при этом нисколько не размышляем.

Мой любимый пример заимствован из эксперимента по изучению стандартных сценариев, которым люди следуют в случаях, когда просят других о помощи.[34] Эти сценарии вам уже известны. Сначала вы просите, например: «Мне надо, чтобы вы сегодня надолго задержались на работе», а потом объясняете причину просьбы: «…потому что мы запаздываем с выполнением этого проекта». Нельзя ограничиться одной лишь просьбой – ее необходимо обосновать.

Важность связи просьбы с обоснованием ее причины хорошо иллюстрирует эксперимент, в котором экспериментатор обращается с просьбой к людям, стоящим в очереди к копировальной машине: «Извините, у меня тут пять страничек. Можно сделать копии без очереди, потому что я страшно спешу?» Этот сценарий соответствовал обычному порядку, и 94 % людей любезно пропускали экспериментатора без очереди, что, в общем, само собой разумеется. Во втором случае обоснование просьбы было опущено, и просьба звучала так: «Извините, у меня тут пять страничек. Можно сделать копии без очереди?» Гм… Такая просьба нарушает стандартный порядок, поскольку у нее нет обоснования. Как и ожидалось, в этом случае любезность проявило намного меньше людей (всего около 60 %). Самым интересным был третий вариант просьбы – просьба плюс ее нелепое обоснование: «Извините, у меня тут пять страничек. Можно без очереди сделать копии потому, что мне их надо сделать?» Да-да, просьба была обоснована именно так: «потому что мне надо сделать копии». Это стандартный сценарий просьбы, за исключением того, что обоснование бессмысленно. Конечно, вам надо сделать копии, иначе вы бы здесь не появились. Но так как просьба построена в соответствии со стандартным сценарием, она автоматически вызвала согласие стоявших в очереди людей. И сработала вполне надежно: добрых 93 % людей оказали любезность, а этот показатель статистически тождественен результату, который был получен при разумно обоснованной просьбе.

Ассоциативные сети управляют не только нашим поведением по отношению к другим людям без участия нашего сознания. Они также управляют нашими мыслями о самих себе. Назовите, например, людям слова «я», «меня», «мной», и они, скорее всего, продолжат их словом «добро», поскольку люди обычно ассоциируют это слово с собой чаще, чем любое другое, особенно если оно связано с негативными коннотациями.

Однако эти позитивные ассоциации могут затруднять вам правильное, точное понимание самих себя. В сущности, они могут даже затруднять узнавание вами изображения вашего собственного лица. Эрин Уайтчерч и я обнаружили это в результате эксперимента, в ходе которого мы фотографировали людей и затем, на 10 % изменяя черты их лиц, делали изображения как более привлекательными, так и более отталкивающими. На следующей странице можно увидеть наши с Эрин модифицированные изображения. Затем «владельцам» показывали все 11 вариантов изображения их лиц – подлинные лица, модификации со знаком «плюс» и «минус». Изображения были предъявлены в случайном порядке, после чего участников эксперимента просили опознать себя на снимках. Все выбирали свои улучшенные изображения, считая себя привлекательнее, чем они являются в действительности.[35] Тот образ самого себя, который человек носит в своем сознании, – это (по крайней мере, отчасти) функция ассоциаций, сложившихся у человека о самом себе, а не просто образ, видимый им в зеркале. Теперь вы знаете, почему большинство фотографий, где вы изображены, кажутся вам такими плохими.

За много десятилетий до того, как психологи сделали эти открытия о подлинных масштабах неосознанных процессов, Карл Юнг писал о том, что в каждом из нас есть другой человек, которого мы не знаем.[36] Но Юнг не ведал и половины того, что теперь известно нам. По словам Тимоти Уилсона, мы в некоторых отношениях «сами себе чужие».[37] Когда вы думаете о себе одно, а на самом деле все обстоит совсем не так, как вы думаете, то что вы в себе не можете увидеть? Теперь мы знаем ответ. Люди упускают из виду контекстуальные пусковые факторы и бессознательные ассоциации, действительно отвечающие за бо́льшую часть наших мыслей и поступков. Клерки из отелей и ресторанов, к которым обращался Лапьер (я писал об этом в начале главы), знали о своем сознательном отношении к лицам азиатского происхождения, но упускали из виду поведенческие реакции, включающиеся автоматически, когда настоящий азиат, улыбаясь, мягко просил у них номер в гостинице. Представляя, как бы вы отреагировали на просьбу ударить другого человека разрядом тока (как в исследовании Мильграма), вы ставите на первый план свое сознательное отвращение к причинению боли другому, но упускаете из виду, насколько трудно говорить «нет» лицу, наделенному явной властью. Вы игнорируете пусковые факторы и вступающие в действие нервные процессы, заставляющие вас поступать так, как вы поступаете, и думать так, как вы думаете. Мы понимаем самих себя далеко не идеально, поскольку имеем доступ только к части того, что происходит у нас в голове.

Если какая-то часть работы мозга скрыта от сознательного самоанализа, то почему мы не чувствуем себя так, как Вейнеры? Я имел в виду – как Энтони Вейнер? Вейнер, конгрессмен от 9-го округа штата Нью-Йорк, сделал снимок своего паха и разместил его на всеобщее обозрение на своей страничке в Twitter. Потом он заявил, что кто-то взломал его страницу. Но после недели интенсивных допросов, которые учинили Вейнеру журналисты, он признался, что сделал снимок сам, чтобы послать его некоей женщине в Сиэтл. А в Twitter разместил снимок по ошибке. Да, по ошибке! Когда кто-то из журналистов спросил Вейнера, о чем он думал, способность к самоанализу Вейнеру не помогла. Он ответил: «Не знаю, о чем я думал… Если вы ищете какого-то глубокого объяснения, то его у меня нет, хотя я очень сожалею о произошедшем». Вейнер впервые говорил правду. Если мы просто гадаем о том, как работает наш мозг, то почему не совершаем ошибки в отношении самих себя чаще?

Причина этого заключается в том, что мы анализируем свой ум так же, как анализируем ум других людей на основании теории, которая придает смысл нашему собственному поведению даже в тех случаях, когда нам непосредственно недоступны его подлинные причины. Эта теория работает быстро, автоматически и попросту не учитывает того, что нам неизвестно. Если вы не знаете о себе реальных фактов, ваше сознание составляет убедительную историю из фрагментов знаний. Это очень похоже на то, как вы пытаетесь читать мысли других людей, чтобы понять, почему они ведут себя так, а не иначе. Не ведая о конструктивных процессах, которые на самом деле управляют нашими мыслями, чувствами, эмоциями и решениями, мы сохраняем иллюзию того, что знаем о своем уме больше, чем знаем в действительности.

Рассмотрим простой эксперимент, в котором посетителей торговых центров просили объяснить, почему они выбирают те или иные товары. Сначала покупателям показали четыре пары носков и просили выбрать наиболее приглянувшуюся пару. Обнаружилось, что порядок размещения образцов имел значение: покупатели отдавали предпочтение паре, лежащей последней справа, в четыре раза чаще, чем той, что лежала первой слева. Таким образом, они оценивали крайнюю справа пару носков в последнюю очередь, а пару, лежавшую крайней слева, – в первую. Тем не менее, когда тех же покупателей просили объяснить свой выбор, ни один человек не упомянул о порядке, в котором были размещены товары. Исследователи сообщили, что на прямой вопрос, повлиял ли на выбор порядок размещения пар носков, «практически все участники эксперимента сказали, что этот порядок на их решение не повлиял. Но при этом они обычно бросали на интервьюера встревоженный взгляд, который означал: они считали, что или не поняли вопрос, или имеют дело с сумасшедшим.[38] Предпочтения покупателей были определены порядком размещения носков, но, по-видимому, люди не осознавали воздействия этого фактора на их умы.

Длинный список экспериментов подобных описанному изменили стиль работы психологов. Никто из них больше не просит интервьюируемых объяснить причины, по которым они думают или поступают так, а не иначе, если только речь не идет о механизмах их психологического повествования. Людей можно спрашивать, что они думают, чувствуют или хотят (иными словами, о конечных продуктах мыслительных процессов), и ожидать внятных ответов, но спрашивать их о том, почему они думают, чувствуют или хотят именно так, а не иначе, значит обрекать их на бесплодные теоретические гадания.

Удивительно, как легко самоанализ порождает у нас ощущение знания того, что происходит у нас в головах, даже в тех случаях, когда мы этого не знаем. Мы просто слабо осознаём, что плетем истории, а не излагаем факты. Например, вы проводите целый день в автомагазине, разглядывая машины, и в конце концов выбираете автомобиль, на который наиболее точно указывали все ваши помыслы. Уезжая из торгового центра, вы понимаете, что ведете именно ту машину, которую выбрали, а не какую-то другую. Разве нет? Ведь это самая блестящая машина из всех. Или она кажется лучшей. Или у нее самый мощный двигатель. Разве такие объяснения не оправданы?

Оправданы, но необязательно. Мир изредка все же подстраивает вам дьявольские подвохи. Например, вы намереваетесь достать из холодильника бутылку содовой к завтраку. Ваши действия точно соответствуют вашим намерениям: вы хотите содовой – и берете ее. Это совпадение намерения и действия создает видимость, что причины вашего желания разумно обоснованы. Но что, если в мире больше сатанинского? Пока вы тянетесь к бутылке содовой, дьявол, поселившийся в вашем холодильнике, вместо содовой подсовывает вам под руку бутылку пива. Когда жена спрашивает, зачем это вы пьете с утра пиво, вы удивляетесь: неужели это пиво? И говорите: «Нет, нет, я хотел взять содовую» или «Черт попутал!» Так ведь?

Принимая во внимание драматически узкие пределы возможностей самоанализа, психологи утверждали бы, что вы, возможно, просто не обратили внимания на то, что берете в холодильнике, – но ведь это как раз та история, которую вы придумали в оправдание своей ошибки! Эти психологи не обменивают содовую на пиво; скорее, они делают маленький фокус. Участников эксперимента просили взглянуть на фотографии двух очень непохожих друг на друга людей и выбрать снимок, показавшийся им более привлекательным. Тут-то и происходит волшебство. Экспериментатор переворачивал выбранную фотографию вверх ногами и снова отдавал участнику. Иногда незаметным движением руки он подменял понравившееся фотоснимком другого человека (того, которого участник счел менее привлекательным) и просил участника объяснить, почему тот счел именно этого человека более привлекательным.

Любопытны две детали. Во-первых, на удивление мало людей (всего 27 % от общего числа участников) заметило подмену, хотя времени на повторное изучение им давалось достаточно. Во-вторых, когда участников эксперимента просили объяснить сделанный ими выбор, никакой разницы между теми, кто объяснял свой действительный выбор, и теми, кто обосновывал выбор подмененного снимка, не было. Жертвы подмены приводили вполне убедительные доказательства в пользу того, почему они выбрали то… что на самом деле не выбирали.[39]

При попытке читать собственные мысли мы попадаемся на ту же удочку, что и при чтении чужих. Наблюдая, как улыбается человек, рассматривающий карикатуру, мы полагаем, что он находит карикатуру забавной. Когда и вы сами улыбаетесь, глядя на карикатуру, пусть даже случайно, потому что держите шариковую ручку в уголке рта, вы, скорее всего, сочтете карикатуру забавной.[40] Увидев ссутулившегося человека, вы, естественно, предположите, что он не испытывает особого подъема духа. Попробуйте ссутулиться так же, как он, хотя бы потому, что читаете мелкий-мелкий текст за низким столом, и, возможно, вы тоже почувствуете подавленность.[41]

Единственная разница между тем, как мы рационализируем работу нашего ума и как понимаем мысли других людей, заключается в том, что мы знаем: в отношении других мы строим догадки. Ощущение привилегированного доступа, который есть у нас, к деятельности собственного ума, к причинам и процессам, управляющими нашими мыслями и поведением, оказывается, по-видимому, иллюзией.

Иллюзии важны не просто потому, что они интересны, а потому, что они имеют последствия. Способность к самоанализу, к «ощущению себя думающим существом», как сформулировал это философ и психолог Уильям Джеймс, порождает иллюзию того, что мы знаем себя лучше, чем это есть на самом деле. У этой иллюзии есть одно внушающее беспокойство последствие: она создает ощущение, что в умственном отношении мы превосходим других людей.

Чтобы понять, каким образом это происходит, вернемся к зрению. Если у вас отличное зрение, то, глядя на мир, вы автоматически и мгновенно видите широкий спектр цветов – серебряный, появляющийся на мониторе компьютера, неоново-зеленую обложку книги, ярко-красное яблоко. Вся работа по восприятию цвета, которую выполняет ваш мозг, осуществляется словно по волшебству, вне вашего сознания. Цвет – не объективность; он появляется в сознании, в процессе интерпретации мозгом световых волн определенной частоты. (Дальтоники, например, интерпретируют те же самые частоты световых волн иначе и поэтому видят другие цвета.) Но без осознания всех конструктивных процессов, происходящих у нас в мозгу и позволяющих видеть цвета, вам кажется, что этот цвет существует во внешнем мире, а не в вашей голове. Вы уверены, что лежащее перед вами яблоко – действительно красное, а не просто представляется вам красным в результате волшебной работы нейронов. В итоге возникает то, что психологи называют наивным реализмом: интуитивное чувство того, что вы видите внешний мир таким, каков он есть на самом деле, а не таким, каким он вам представляется.[42]

Если человек думает, что видит мир таким, каков он есть, то что происходит, когда он сталкивается с другим человеком, который видит мир иначе? Когда ваш друг утверждает, что красное яблоко на самом деле коричневое, кому из вас надо обращаться к офтальмологу? Наивный реализм предлагает ответ: консультация офтальмолога нужна другому, но никак не вам. Это вызывает в памяти знаменитую фразу комика Джорджа Карлина: «Замечали, что всякий, кто ведет машину медленнее вас, – идиот, а всякий, кто гонит быстрее, чем вы, – маньяк?»

Споры о цвете яблока или скорости на шоссе сравнительно тривиальны, но споры о праве на аборт, о религии, однополых браках, контроле над оружием или по любому другому важному вопросу, мнения по которому резко расходятся, – дело серьезное, и горючее наивного реализма разжигает конфликты. Если ваши иллюзии относительно вашего мозга приводят вас к убеждению, что именно вы видите мир таким, каков он на самом деле, а другие – искаженно, то именно они плохо информированы, невежественны, неразумны или злы. Мысли такого рода о разуме других вызывают эскалацию различий мнений и превращают возникающие различия в принципиальные, за которые стоит сражаться, а порой и умирать.[43]

Следы наивного реализма находишь в центре почти любого различия мнений. Возбужденную против себя процедуру импичмента Билл Клинтон считал результатом заговора правых. Когда Сару Пэйлин призвали к ответу за ее сомнительные заявления на политических митингах, она обвинила «увечные и старомодные» СМИ в предвзятом освещении и митингов, и ее заявлений. Это – не отдельные случаи; и правым, и левым свойственно порой рассматривать умеренные СМИ как предвзятые, настроенные против их собственной позиции просто потому, что умеренные мнения отличаются от более крайних. Это явление называют «враждебностью СМИ». Когда с Национального общественного радио США уволили комментатора Хуана Уильямса, сенатор-консерватор Джим Деминт разместил в Twitter запись: «Инцидент с Хуаном Уильямсом напоминает нам о том, что поддерживающие свободу слова либералы поддерживают свободу только такого слова, с которым они согласны».

Когда другие люди не разделяют ваших взглядов, наивный реализм очень часто заставляет нас думать: «Я прав, а вы мыслите предвзято».[44] Я надеюсь, что две последние главы помогут вам осознать, что ваше шестое чувство порой подталкивает вас к ложным выводам. Более точное, более правильное понимание требует признать, что ваша точка зрения может быть ошибочной или что вы, по крайней мере, ошибаетесь чаще, чем думаете.

Если мне удалось убедить вас проявить скромность в своих суждениях, то теперь наступает время доказать свою скромность на практике. Понимание того, как действует ваше шестое чувство, критически важно для понимания ошибок, которые присущи этому чувству. Самая первая ошибка – неспособность включать это чувство тогда, когда следует. Понимание чужих мыслей требует прежде всего включения вашей способности к чтению чужих мыслей. Отказ включить шестое чувство может удержать вас от «понимания» чужих мыслей так же, как опущенные веки не позволяют видеть. Как вы узнаете из следующих глав, при определенных условиях отказ от включения шестого чувства может привести даже к появлению ощущения, что у других людей, возможно, немного ума, а то и вовсе его нет.