Катрин Милле[61]
В последнее время я часто бываю в районе Монпарнас. Вдруг – что это? Молодая особа, похожая на Амели Нотомб. Чешет к метро. Нет, не может быть, чтобы это была она! Когда пишут в год по бестселлеру, на метро не ездят. Окликаю: Амели! Оборачивается: все-таки она, вероятно, идет из издательства «Альбен Мишель». С головы до пят упакована в черное, на голове берет, на ногах – бутсы-вездеходы. Извиняюсь перед ней, что набросился без предупреждения.
Ф. Б. При виде вашего прикида я подумал: либо это Амели Нотомб, либо двойник какой-нибудь.
А. Н. Вы тоже удачно подражаете самому себе. Итак, вы опять что-то пишете?
Ф. Б. Ну да, и мы снова выйдем одновременно, в сентябре этого года.
А. Н. Свят-свят! Это значит, мы снова с вами столкнемся на этих ужасных книжных салонах!
Ф. Б. Боюсь, что так.
А. Н. Ну что ж, до встречи, мой дорогой. Я замерзла.
И она юркнула в метро, а я остался стоять как вкопанный перед «Куполь»,[62] где у меня назначена встреча с Катрин Милле. Я должен побеседовать с ней для журнала «Бордель». Черт! Совсем забыл спросить Амели, как она относится к открытию публичных домов. Катрин заказала столик в глубине ресторана слева, в тихом уголке. Сразу протянула мне последний номер «Арт-Пресс» с фотографиями Беттины Реймс[63] под заголовком «Комнаты свиданий». Эти работы были выставлены в галерее Жерома де Нуармона и представляют собой фотографии накачанных наркотиками девиц с панели, которых Беттина запечатлела в гостиничных номерах с задраенными окнами. Таким образом, мы сразу коснулись основной темы нашей беседы.
Ф. Б. Мы готовим к выпуску коллективный сборник под названием «Бордель», но прежде чем о нем говорить, хотелось бы задать вопрос, касающийся итогов сексуальной жизни Катрин М…
К. М. Вот черт! Итоги моей сексуальной жизни? Ну ладно; карманное издание выходит сейчас в Америке, и я должна ехать туда для промоушена.
Ф. Б. Как вы объясняете успех вашей книги за океаном?
К. М. У них там очень сильное феминистское движение в поддержку секса и порнографии. Американский феминизм гораздо развитей и разнообразней, чем французский. Здесь у нас феминистское движение делится на два русла: традиционалистки и прогрессистки.
Ф. Б. Манифест, который вы подписали в «Монд» 8 января 2003 года, – «Ни грешница, ни жертва: проституция как свободный выбор» – и реакция на него общественности показывают, какая пропасть разверзлась внутри феминистского движения.
К. М. Да, это очень увлекательное занятие – подсчитывать сторонников. Текст написала Марсела Якуб,[64] под ним свои подписи поставили Катрин Роб-Грийе,[65] я, Кристин Анго, Аньес Б.,[66] ОРЛАН,[67] Алина Рейес,[68] Камилла Лоранс,[69] Катрин Брейа…[70]
Ф. Б. Три Катрин получается?
К. М. Да, и все три настоящие!
Ф. Б. Еще подписали Ариэль Домбаль,[71] Режин Дефорж[72] и Клер Дени.[73]
К. М. Совершенно верно! Кроме того, Соня Рикель и Аннет Мессаже.[74] Но они подписали слишком поздно, и мы не успели опубликовать их подписи в газете.
Ф. Б. Вы расцениваете этот Манифест как продолжение политической линии, заявленной в вашей книге?
К. М. Нет, это скорее продолжение «Манифеста 343 шлюх», написанного в тот исторический момент, когда обсуждалось право на аборт. (Маленькая историческая справка для наших совсем юных читателей: 5 апреля 1971 года еженедельник «Нувель обсерватёр», который в ту эпоху отличался куда большей свободой нравов, чем в наши дни, опубликовал текст, подписанный женщинами, заявлявшими, что все они прибегали в своей жизни к искусственному прерыванию беременности. Среди подписанток фигурировали Симона де Бовуар, Маргерит Дюрас, Франсуаза Саган, Мишель Мансо,[75] Жизель Алими[76] Антуанетта Фук,[77] а также народные любимицы Катрин Денёв, Жанна Моро, Мари-Франс Пизье, Брижит Фонтен… – Примеч. Ф. Б.) Так вот, мы с Катрин Роб-Грийе были в Зальцбурге и устроили следующую акцию: прихватив с собой красный фонарик, отправились гулять к публичному дому. На нем висела табличка: «Здесь вас ждут приятные молодые женщины». И тут нам пришло в голову составить текст, который подписали бы одни только женщины и который был бы ответом на ограничительную политику Саркози[78] и на пуританскую линию все большего количества активных феминисток.
Ф. Б. Вы ожидали, что реакция будет такой бурной?
К. М. В общем, да. Но, как и в случае с моей книгой, реакция была поразительной в обоих направлениях. Прежде всего, это было, разумеется, безумие морального порядка, которое тем более изумляло, что охватило феминистские и социалистические круги. С другой стороны, поразил боевой дух многочисленных представителей всех социальных и политических слоев общества. Такого рода акции полезны, чтобы выявить, что же на самом деле думают люди, и оказалось, что, несмотря на выступления «новых реакционеров», Май сильно изменил менталитет.
Ф. Б. Дебаты о проституции позволили выявить два лагеря: те, кто выступает за запрет и уничтожение публичных домов, и те, кто ратует за их легализацию. Журнал «Бордель», как и вы, поддерживает второй лагерь, который считает нужным вернуть этой профессии официальный статус.
К. М. Но ведь закон Саркози абсурден по сути: он наказывает проститутку, но не запрещает проституцию.
Ф. Б. А если санкциям подвергать клиентов? Что вы на этот счет думаете?
К. М. Я тут на днях видела по ИТВ Филиппа Кобера.[79] Он признался, что является клиентом. Пора писать «Манифест 343 кобелей».
Ф. Б. Я в любой момент готов подписать.[80]
К. М. По-моему, заявить об этом публично – очень смелый шаг. Но представьте, что меры обернутся против клиентов: можно подумать, если убрать спрос, то исчезнет предложение. Разве можно подавить сексуальное желание? Это же чистой воды тоталитаризм!
Ф. Б. Что касается шлюх, я провел опрос через «Мари-Клер». Оказалось, я в одиночестве, никто меня не поддержал – все высказались против проституции. «Мари-Клер» хоть и феминистский журнал, но не считает, что Саркози перегибает палку.
К. М. Это правда, сейчас женские глянцевые журналы все чаще занимают морализаторские позиции. Возьмите «Эль» – когда-то это был очень вольный, игривый журнал. Сегодня там пишут невероятные вещи: например, что порнография – это варварство. Так через дебаты на какую-нибудь невинную тему выявляются глобальные тенденции в обществе.
Ф. Б. Например, отношение к сексу.
К. М. Да, к сексуальной свободе, к сексуальности вообще в наше время. Общество пока что упорно не желает приравнивать занятие сексом к любому другому занятию.
Ф. Б. В таком случае почему вы сами против открытия публичных домов?
К. М. Потому что в публичных домах проститутки были низведены до положения рабынь – как девицы из восточноевропейских стран на окружных парижских бульварах. С нашей точки зрения, проституция – это свободная профессия, что в первую очередь означает, что проститутка вольна не брать клиента, который ей не нравится. Я склонна ратовать за «альтернативные дома», которые управляются самими проститутками.
Ф. Б. Вы не считаете, что ваш «Манифест» может быть выгоден нежелательным элементам общества, ведь нелепо отрицать существование сутенеров? Да и других опасностей в этой профессии хватает.
К. М. Проститутки, устроившие манифестации, говорили, что Саркози только усложняет ситуацию. Они требуют для себя статус свободной профессии.
Ф. Б. Наравне с врачами и психоаналитиками?
К. М. Вот именно! Надо позакрывать все психоаналитические кабинеты и открыть вместо них «кабинеты интимных услуг». (Смеется.)
Ф. Б. У вас есть дочь?
К. М. Нет. Но у Кристин Анго есть.
Ф. Б. Как вы думаете, ей понравилось бы, если бы ее дочь стала шлюхой?
К. М. Надо будет ее спросить. Однако я догадываюсь, к чему вы клоните…
Ф. Б. Это коронный аргумент Патрика Бессона[81] и Жан-Мари Руара.[82] Должен признаться, что мне нравятся девушки по вызову, но, если бы моя дочь занялась этим, я был бы вне себя.
К. М. Со своей стороны хочу сказать, что, если бы у меня была дочь и она бы по влечению сердца выбрала эту профессию, я бы рассудила, что это лучше, чем мести улицы.
Ф. Б. Возможно, что выбор не так узок…
К. М. Я хочу этим сказать, что надо сначала понять, почему женщины выбирают эту профессию. Достаточно лицемерить! Прежде всего это социальная проблема, а потом уже нравственная.
Ф. Б. Что вы ответите тем, кто называет проституцию «торговлей телом»?
К. М. Да, я прочла этот контраргумент в «Мари-Клер». Но в том же номере была реклама дамских сумочек: модель демонстрировала их в чем мать родила. Это что, не «торговля телом»? Разница в количестве, остальное – то же самое. Подавляющее большинство людей продают свои руки. Почему руки можно продавать, а гениталии – нет? По мне, так нет никакой разницы между мышцами и интимной плотью. Я не понимаю, почему одно лучше, а другое хуже.
Ф. Б. За критикой «торговли телом» стоит идея, что секс – это что-то сокровенное, неприкосновенное.
К. М. Вот именно. Когда-то неприкосновенными были узы брака. Теперь таковыми являются сексуальные отношения. Тот же довод используется против порнографии: якобы она искажает представление о сексуальных отношениях. Как если бы сексуальные отношения следовало идеализировать. Я считаю, что порнография гораздо реалистичней, чем романтические комедии, к примеру!
Ф. Б. А вы не считаете, что любая работа – это форма проституции?
К. М. Даже хуже. Иной раз хочется торговать скорее телом, нежели мозгами.
Ф. Б. Раскол в рядах феминисток напоминает мне дебаты по поводу новых реакционеров. Вы можете сказать, что ваши оппонентки – «реакционные феминистки»?
К. М. Мари Деплешен,[83] Анни Эрно,[84] Женевьев Бризак[85] демонстрируют довольно наивное восприятие сексуальности. Для них половой акт неотделим от любви.
Ф. Б. Двухтысячелетнее промывание мозгов не проходит даром!
К. М. Согласна. Тем не менее очень важно воспринимать любовь и сексуальность как самостоятельные, не зависящие друг от друга вещи. Но это вовсе не значит, что их надо непременно разделять! У нас принято утверждать, что женщине, чтобы испытывать желание, нужны чувства. Ложь! Просто им удобно, чтобы про них думали, будто они не могут заниматься любовью, не любя.
Ф. Б. Если женщины хотят быть равными мужчине, они должны быть равными ему во всем?
К. М. Они не хотят быть, они ЕСТЬ равные. Мы такие же, как и вы. Иногда мы любим, иногда просто хотим потрахаться!
Ф. Б. Это была главная идея вашей книги. Я хочу показать вам кое-что. Вот, я принес последнюю книгу Пьера Буржада…[86]
К. М. Он в этом месяце дал интервью «Арт-Пресс».
Ф. Б. Умные люди всегда друг друга найдут! Его книга называется «Человек-предмет» (издательство Галлимар, серия «Бесконечность», 2003). Он там объясняет, что в садомазохизме раб расценивается как человек-предмет.
К. М. Пока он в своем уме и готов отвечать за свои поступки, пусть делает что хочет. Смысл нашего Манифеста в том, чтобы остановить тех, кто пытается решать за других. Остановить тех, кто лучше самих проституток знает, что им надо. Кто лучше женщин знает, что надо женщинам? В целом их концепция выглядит так: проститутки все дуры, бессловесные жертвы, надо их спасать вопреки их желанию!
Ф. Б. В качестве эпиграфа к «Борделю» взята фраза Фридриха Дюрренматта «Мир сделал из меня шлюху, я хочу сделать из мира бордель». Что вы думаете об этой фразе?
К. М. Я не согласна. Шлюхами рождаются. И делает из нас кого-то вовсе не мир. Я, знаете ли, католичка и знаю, что такое первородный грех. Я придерживаюсь концепции Марии Магдалины…
Ф. Б. Я тоже, и это многое объясняет. Давайте теперь поговорим немного о литературном стиле. Мало кто из критиков отметил вашу работу над языком и ваш холодный взгляд на секс. Я хочу вам прочесть одну цитату из «Ста двадцати дней Содома»: «Он заставил испражниться девицу А и девицу Б. Затем заставил Б есть экскременты А, и наоборот. Затем они обе испражнились, и он ел их экскременты». Вы понимаете, что, как бывшего председателя «Дерьмо-клуба», эта фраза не оставляет меня равнодушным. Буржад говорит, что эта фраза «строга и красива, как математическая формула». Мне лично она скорее напоминает ваши перечисления в «Сексуальной жизни Катрин М.».
К. М. Очень мило с вашей стороны. Единственное, что в моей книге, пожалуй, стоит запомнить, – это тело-робот, отделенное от существа, которое в нем живет. Можно любить, страдать, думать – но тело при этом, как машина, живет своей жизнью. Садовская страсть к арифметике мне очень даже импонирует. Как и он, я люблю точность, детали, сантиметры.
Ф. Б. Что вы теперь собираетесь написать?
К. М. Я полагала, что эта книга будет чем-то вроде скобок, но я никак не могу эти скобки закрыть. В общем, я хочу рассказать обо всем, что со мной происходило после выхода книги: письма, встречи, споры и прочее.
Ф. Б. Что-то вроде «Покинуть город» Кристин Анго?
К. М. Да, но без знака «минус». Этот опыт не был для меня болезненным. Даже напротив, было забавно, что моя книга вызвала такое бурление страстей – одни за, другие против. Это как если бы я выставила свою сексуальную жизнь на всеобщее обозрение как предмет…
Ф. Б. Человек-предмет?
К. М. Именно. Катрин М. – это предмет и знает, что она предмет. Но она может также выйти из игры, крикнуть: «Я в чуриках!»
Ф. Б. И последний вопрос, прежде чем мы разойдемся. Как по-вашему, почему не существует мужской проституции на потребу женщин?
К. М. Ну, вообще-то, есть «эскорт-бои», только это редкое явление… Это, конечно, фундаментальный вопрос, касающийся всего человечества.
Ф. Б. Но ведь существует «Чиппендейлс-шоу»?[87]
К. М. Да, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что существует для мужчин.
Ф. Б. Если бы был публичный дом для женщин, вы бы пошли?
К. М. Я, вообще-то, не очень инициативна, но один из моих фантазмов – это засунуть банкноту в трусы парня-стриптизера… Для меня это значило бы перейти известную черту. Так или иначе, я могу об этом мечтать…
Ф. Б. Надо мне открыть такой клуб![88]