Как приходит тема?
ВОПРОС: Как к вам приходит тема? Есть ли такой толчок, после которого вы уже знаете – будет новая книга?
В.П.– Писатель, пишущий о современности, едет искать тему в колхоз или на завод, командировку ему оплачивают. Я, исторический романист, сижу дома, и тема приходит от изучения тех книг, тех материалов, за приобретение которых мне никогда и никто не платит, наоборот, я сам плачу немалые деньги. Например, мой гонорар за роман «У последней черты» не смог окупить тех средств, что я истратил на приобретение редчайших изданий о «распутинщине». Именно из освоения новых исторических материалов и рождается новая тема – новая книга…
ВОПРОС: У Пикуля нет пока подражателей. Может быть, это потому, что подражать вам трудно, поскольку нужна неимоверная работоспособность? Особенно в той части, что вам каждое слово, вероятно, нужно подтвердить документом, преданием, историческим фактом?
В.П. – Вопрос о подражателях. О подражателях ничего сказать не могу, но сам я имею отличные образцы для подражания. Это – Александр Малышкин, который произвел на меня огромное впечатление, и я до сих пор по-доброму завидую его умению владеть языком.
Это Франсуа Рабле с его гиперболическими формами, близкими к гротеску.
Наконец, Салтыков-Щедрин с его умнейшей, глубокой сатирой, который в «Истории одного города» близок к формам Рабле. Люблю писателей-народников, особенно Г. Успенского с его прекрасной книгой «Нравы Растеряевой улицы». Люблю В. Шишкова с его точной подачей самого сложного исторического материала…
ВОПРОС: Странная вещь. Читатель уже давно относится с беззаветной преданностью к Пикулю, к каждому его произведению. А критика никак не может определить настоящее место писателя В. Пикуля в нашей литературе. Хотя можно вполне определенно сказать, что каждое произведение ваше влияет на формирование нынешнего читателя. Как вы сами относитесь к этому парадоксу?
В.П. – Самым лучшим критиком для меня является жена, которая все исторические материалы прочитывает вместе со мною. Потому ее критика существенна и основана на точных знаниях тех фактов, которые употреблены мною в работе. Критик же способен только ругать меня, но критиковать – не может, ибо ему незнакомы материалы. Все сводится или к огульному охаиванию, или же к «ловле блох». Критику я презираю, ибо она у нас попросту безграмотна. Много я встречал на своем веку бездарных писателей-неудачников, которые стали у нас критиками только потому, что сами ничего не умеют делать. Я буду согласен только тогда с критикой, если увижу, что критик знает в истории то, что привелось узнать мне. Мой последний роман «Каждому свое» (о французском генерале Моро) обошли полным молчанием, ибо не знают критики об оппозиции Наполеону со стороны его же генералитета…
Дополню, что обо мне не только «брюзжат», но и сплетничают. Например, будто я завел катер и бежал на нем в Швецию. Или – жена моя «гребет» деньги из швейцарских банков. Все это вранье, я ни разу и за границей-то не был. Не был и не тянет туда, ибо за рабочим столом мне гораздо интереснее, нежели болтаться «галопом по Европам».
Что же касается того, портит ли дурная критика мне настроение, я отвечу так: никакая критика не мешает мне жить, ибо ни хороших отзывов, ни тем более дурных я никогда не читаю.
С тех пор как у меня стало весьма неважно со здоровьем, жена взялась оградить меня от критики. Она все и читает. Может быть, она права. Во всяком случае, я ей подчиняюсь, и выходит, что критики портят теперь настроение не мне, а ей…
ВОПРОС: Некоторые из моих друзей (в том числе и я) считают, что Пикуль для своего времени значит больше, чем Дюма для своего. Потому что Дюма современная ему Франция просто-напросто «устала» читать, а Пикуля сейчас не хватает. Хотя работоспособность, пожалуй, одинакова, а тиражи ваши бывают и побольше.
В.П. – Оставлю на вашей совести сравнение с Дюма. А что касается существа, то отвечу так. Разница тут большая. Дюма стремился к развлекательности, я же свою задачу вижу в том, чтобы пробудить в читателе чувство патриотизма, основанного на знании отечественной истории…
ВОПРОС: Считаю, что ваша заслуга значительна уже тем, что вы изобрели, если так можно выразиться, наиболее современный стиль, даже жанр произведения, наиболее приближенного к духу документа. То, что особенно нужно читателю, к чему он тянулся. Ваши книги заполнили эту часть потребностей. Может, отсюда и такой успех? Вы сознательно стремились к подобному стилю, или это получается случайно?
В.П. – Когда-то Ю. Тынянов говорил: «Где кончается документ, там я начинаю». У меня все наоборот. Я почти не могу писать без документа, пусть даже незначительного.
Может, тем и объясняется внимание читателя к моим романам, что он ощущает в них наличие подлинного факта.
О своем стиле ничего сказать не могу. Стиль – это характер самого автора, самого человека…
ВОПРОС: Немного о творческом распорядке. Что могут означать слова «творческая дисциплина» по отношению к В. Пикулю?
В.П. – Пока не закончу работу – от стола не отрываюсь: нет ни праздников, ни выходных. Уже несколько лет все праздники встречаю за рабочим столом…
ВОПРОС: Что бы вы могли посоветовать молодому писателю, который взял так называемую «трудную» тему, не угодил критике?
В.П. – Вопрос понял… Такому писателю я советую взять другую трудную тему и, если не угодит вкусу читателя, пусть берется за третью… Мнение критики не всегда совпадает со вкусом читателя…
ВОПРОС: Мы часто спрашиваем авторитетных людей о том, какая мысль должна быть сегодня главной, какому завету надо следовать молодежи, чтобы честь и в самом деле не испачкать смолоду. Со временем из этого может сложиться своеобразная «книга назиданий». Какую мысль вы могли бы предложить для нее?
В.П. – Главное в человеке – это и в самом деле честь, а поддерживать свою честь надо не словами, а делом. Ненавижу в людях тщеславие, зато уважаю людей честолюбивых…
ВОПРОС: Какое из описанных вами исторических лиц наиболее вам симпатично, и наоборот?
В.П. – В молодости я любил поручика Карабанова (из романа «Баязет») и мичмана Вальронда (из романа «Из тупика»). Сейчас мои любимые герои – сильные личности: Исполатов (роман «Богатство»), Полынов (роман «Каторга»). Не люблю тех героев, которые мне не удались, а характеры их по каким-то причинам мною едва намечены…
ВОПРОС: Двадцатый век в большей части уже принадлежит истории. Есть ли в нем такой период, который вы бы хотели, как говорится, копнуть?
В.П. – Я уже копнул его достаточно. Можно вспомнить романы «Моонзунд», «Три возраста Окини-сан», «Крейсера», «Из тупика», «У последней черты»…
Сейчас буквально погружен в освоение трудного материала о Сталинградской битве.
ВОПРОС: Бытует мнение, что Пикуль весьма неохотно встречается с журналистами. С чем это связано?
В.П. – У меня нет времени для разговоров до такой степени, что не всегда удается поговорить с женой, к тому же я не сторонник того, чтобы имя писателя часто мелькало в печати – пусть это имя чаще повторяется при выходе новых книг…
ВОПРОС: Мне, как патриоту своей республики, хочется задать и такой вопрос: нет ли у вас в запасе сюжета из истории Казахстана?
В.П. – Вы знаете, есть. Сейчас у меня в работе историческая миниатюра, действующее лицо которой – печально знаменитый генерал Анненков. Активно изучаю события, связанные с его черными делами на территории вашей республики, в частности – геройскую эпопею Черкасской обороны…
ВОПРОС: Ценители вашего творчества знают, что вы перенесли тяжелую болезнь. Как вы себя чувствуете сейчас? Продолжаете ли работать?
В.П. – После болезни врачи поместили меня в санаторий. Скажу, что на любой гауптвахте мне было бы веселее, нежели в санатории. Удивляюсь, что в них хорошего? Вернулся в подавленном состоянии и долго не мог оправиться именно после санатория. Мне там нечего было делать – это главное! Вернувшись домой, я поправился лишь тогда, когда снова оказался за письменным столом и начал писать. О болезни думаю тогда, когда оторвусь от работы. Именно труд – лучший лекарь. Больных я бы посылал не в санатории, а куда-нибудь на работу. Там бы они живо поправились…
ВОПРОС: Последний вопрос такой: любите ли праздники? Меняется ли со временем отношение к торжественным мелочам жизни?
В.П. – Праздники ненавижу, ибо они мешают работе. Несколько лет, как уже говорил, встречаю Новый год за рабочим столом. Если мне хочется создать праздничное настроение, я могу любой будний день превратить в праздник. Но если говорить честно, то у меня есть только одни праздники – это когда поставлена последняя точка в романе и голова в такие моменты освобождается для восприятия новой темы. К каждой новой теме я подхожу в праздничном настроении…