Интервенция США в Доминиканской республике 1965 года. Глава 1. Забытый богом остров: Эспаньола и Доминиканская республика в 1492-1930 годах (Н. Н. Платошкин, 2012)

Глава 1. Забытый богом остров: Эспаньола и Доминиканская республика в 1492-1930 годах

В октябре 1492 года Христофор Колумб наконец-то открыл желанную «Индию». Хотя великий мореплаватель представлял себе ее обитателей богачами, индейцы араваки Кубы и Багамских островов ходили нагими, не знали металлов и колеса. 6 декабря 1492 года Колумб открыл новую землю, которую окрестил Эспаньолой – то есть «маленькой Испанией». Это был остров Гаити, на котором жили дружелюбные индейцы таино. Они, как и коренные жители других мест Нового Света, сочли испанцев божественными существами и оказали им самый радушный прием. Все таино (за исключением жителей крайнего запада острова) говорили на сходных языках и наречиях аравакской группы[1]. Колумб ошибочно истолковал их миролюбие как проявление слабости и желания подчиниться кастильским монархам. Он писал: «50 солдат достаточно для того, чтобы покорить их всех и заставить делать все, что мы хотим. Местные жители разрешают нам ходить, где мы хотим, и отдают нам все, что мы у них просим».

На самом деле таино были довольно воинственным народом и активно сопротивлялись экспансии индейцев карибе с Малых Антильских островов.

Колумб писал, что жители острова объединены в пять «королевств» во главе с вождями-касиками. Некоторые поселения индейцев насчитывали до трех тысяч жителей. Аборигены жили в полигамии, причем как мужчины, так и женщины. У индейца было обычно две-три жены (а у женщины – два-три мужа), вожди-касики имели до тридцати жен. Индейцы питались рыбой, грызунами (на острове не было крупных животных), но основу их рациона оставлял маниок (из него выпекали лепешки), который они возделывали с помощью деревянных мотыг.

Колумб искал на открытых землях прежде всего золото, и, к своему удовлетворению, заметил на таино украшения из столь желанного металла[2]. Поэтому испанцы решили основать на острове постоянное поселение, что оказалось смертным приговором для коренного населения Эспаньолы. Из частей потерпевшего кораблекрушение на коралловом рифе галеона «Санта-Мария» Колумб построил первое постоянное европейское поселение в Западном полушарии – Навидад (то есть «Рождество», поскольку эти события происходили в конце декабря 1492 года). Колумб оставил в Навидаде 39 человек и отплыл назад в Испанию, чтобы привезти на открытые им земли поселенцев.

Испанцы быстро показали на Эспаньоле свой буйный характер – они попытались сделать индейцев рабами и отбирали у них жен, причем даже у вождей, которые первоначально относились к пришельцам благожелательно[3]. При этом горстка испанцев умудрилась еще и перессориться друг с другом. 13 января 1493 года произошло первое вооруженное столкновение индейцев с испанцами, хотевшими отнять у аборигенов луки и деревянные палицы, чтобы отправить их в качестве сувениров в Испанию. Таино оказали сопротивление, и испанцам пришлось применить шпаги и арбалеты, в результате чего один индеец был убит, а другой ранен.

Один из вождей индейцев, Каонабо, возглавил восстание против испанцев, в результате которого Навидад был разрушен, а его обитатели убиты. Выжившие в сражении испанцы предпочли броситься в море, чтобы не попасть в плен. Главной причиной разрушения Навидада было насилие испанцев в отношении женщин таино. Индейцы надеялись, что белые бородатые люди больше никогда не появятся на их острове.

Они ошибались: в декабре 1493 года к Эспаньоле приплыла вторая экспедиция Колумба. На этот раз она состояла из 17 каравелл и трех карак, на борту которых были полторы тысячи поселенцев. С собой Колумб привез бойцовых собак – мастифов и грейхаундов, специально натренированных для охоты за индейцами.

В 70 милях к западу от руин Навидада Колумб основал уже постоянное поселение – факторию Изабелла, названную в честь тогдашней королевы Испании. Систему факторий Колумб позаимствовал у португальцев во время плаваний с ними в Африку. Фактория была торговым поселением, которое обычно возглавляли несколько партнеров-бизнесменов, занимавшихся торговлей с коренным населением. Они делили прибыль и нанимали необходимых для поселения ремесленников, получавших фиксированную заработную плату.

Из Изабеллы, расположенной на северном берегу острова, испанцы постепенно продвигались через горы на юг острова, и в 1496 году брат Колумба Бартоломео основал на южном берегу поселение Санто-Доминго-де-Гусман – будущую столицу Доминиканской республики.

С коренными жителями новые хозяева острова не церемонились: из примерно 400 тысяч индейцев Эспаньолы в результате планомерного массового истребления, болезней и непосильного труда к 1508 году в живых осталось не более 50 тысяч человек[4]. К 1535 году на острове осталось всего 6 тысяч таино.

С самого начала первое поселение европейцев в Америке раздирали противоречия. Во время Реконкисты[5] испанцы привыкли считать завоеванную территорию своей собственностью и обращать покоренных мавров в рабов, которые должны были безвозмездно трудиться на завоевателей. Но индейцы таино с этим согласны не были: они предпочитали рабству смерть. Поэтому Колумб как первый губернатор Эспаньолы заставил работать всех колонистов, невзирая на их дворянские титулы и былые заслуги перед испанской короной. Это вызвало взрыв недовольства – уже через месяц после основания Изабеллы многие ее обитатели предпочли вернуться на родину. Испанцы страдали от болезней, вызванных непривычным для них влажным тропическим климатом. В связи с сопротивлением индейцев поселенцы были вынуждены постоянно иметь при себе оружие.

После своего вторичного появления на Эспаньоле Колумб обложил всех таино данью: каждый индеец старше 14 лет должен был раз в три месяца передавать испанцам определенное количество золота. В обмен на драгоценный материал абориген получал жетон, дававший ему право жить в течение следующих трех месяцев. Того, кто не мог выплатить дань, казнили или калечили. Обычно индейцу отрубали кисти обеих рук, вешали их ему на шею и отправляли его умирать в родную деревню. Впоследствии испанцы, опасаясь полного истребления индейцев и нехватки рабочей силы (золота на острове оказалось мало), стали взимать дань хлопком (по 11 килограммов с взрослого индейца).

В 1498 году был издан закон о принудительном труде индейцев на завоевателей (система энкомьенды).

Поселенцы обвинили Колумба в неправильном управлении колонией[6], и ставленник первооткрывателя Америки Франсиско де Бобадилья был заменен в 1502 году на посту губернатора Эспаньолы Николасом де Орандо, который был преисполнен решимости сделать Эспаньолу центром колониального владычества Испании в Новом Свете, для чего стал с еще большей жестокостью истреблять таино.

Аборигены отчаянно сопротивлялись. Один из индейцев, прозванный испанцами Энрикильо, увел свой отряд в горы и в течение 14 лет нападал на завоевателей, оставаясь для них неуловимым. Испанцам, в конце концов, пришлось подписать с Энрикильо мирный договор, и в 1534 году непокорившимся даже предоставили отдельный город для проживания.

Столкнувшись с нехваткой дармовой рабочей силы, испанцы уже с 1503 года стали ввозить на Эспаньолу рабов-негров – сначала из Испании, а потом непосредственно из Африки. По этой причине негры и мулаты составляют большинство населения Эспаньолы (впоследствии Доминиканской республики). Труд негров использовали на плантациях сахарного тростника, завезенного на Эспаньолу с Канарских островов. В 1516 году было основано первое в Новом Свете предприятие по производству сахара.

В 1522 году вспыхнуло первое восстание рабов-мусульман, которым удалось пробиться в горы, где они образовали общины свободных поселенцев, так называемых маронов[7]. К 1530 году остров кишел «каштановыми» отрядами, и испанцы покидали города и укрепленные поселения только в составе больших вооруженных групп.

Испания очень дорожила своей колонией на Эспаньоле, которая превратилась в крупнейшего производителя сахара. Значение Эспаньолы определялось еще и тем, что именно там сначала формировались конвои судов, осуществлявшие всю торговлю между испанскими колониями в Америке и метрополией.

Испанские галеоны с золотом и серебром из Перу и Мексики привлекли внимание пиратов. С 40-х годов XVI века воды вокруг Эспаньолы кишели английскими, французскими (а позднее и голландскими) флибустьерами. В 1541 году испанцам пришлось обнести столицу острова Санто-Доминго крепостной стеной. Однако в 1561-м по экономическому процветанию Эспаньолы был нанесен сильнейший удар. Испанские конвои судов с золотом и другими товарами начали формироваться в Гаване, на Кубе, расположенной ближе к попутному испанцам течению Гольфстрим. В Мадриде стали терять интерес к своей первой колонии в Новом Свете. Словно подтверждая пословицу о том, что беда никогда не приходит одна, в 1564 году Эспаньола пострадала от сильнейшего землетрясения, разрушившего основные города острова. В конце века остров был охвачен всевозможными эпидемиями, которые, по некоторым данным, сократили население Эспаньолы чуть ли не вполовину.

Испанию интересовала только добыча золота и серебра на континенте, в результате чего плантационное хозяйство Эспаньолы постепенно приходило в упадок. Посевы сахарного тростника сокращались, импорт рабов прекратился. Центром производства сахара стала Куба, с ней конкурировала Бразилия. Все население Эспаньолы (как белое, так и цветное) жило очень бедно, скатываясь к натуральному хозяйству. На равнинном юге острова развивалось скотоводство, но заменой сахару оно стать не могло.

Общая бедность имела и расовые последствия: белые и негры (многие из них оказались свободными вследствие коллапса сахарной промышленности) активно смешивались друг с другом, и вскоре большинство населения острова состояло из мулатов.

После окончания «сахарной эры» главным бизнесом поселенцев Эспаньолы стала контрабандная торговля, наносившая испанской казне сильный урон, поскольку главным источником ее пополнения была монополия метрополии на торговлю с колониями в Новом Свете. Скотоводы Эспаньолы охотнее продавали свой главный экспортный товар – коровьи шкуры – пиратам, чем испанским купцам, так как поклонники «веселого Роджера» платили больше. По оценкам испанских властей, только в 1598 году жители Эспаньолы нелегально продали за границу более 80 тысяч шкур[8]. В то же время в столице колонии Санто-Доминго катастрофически не хватало мяса.

Неудивительно, что вскоре вокруг Эспаньолы, особенно на Тортуге – острове, находящемся на северо-западе от нее, – прочно обосновались французские и британские пираты. В 1586 году самый известный английский пират Фрэнсис Дрейк (получивший за свои подвиги в борьбе против испанцев дворянское достоинство от королевы Елизаветы) захватил порт Санто-Доминго и вернул его испанцам только после уплаты ими выкупа.

Архиепископ Санто-Доминго в 1594 году предупреждал мадридские власти, что если контрабандной торговле с протестантскими еретиками не будет положен конец, то вскоре вся Эспаньола отпадет от католической веры[9]. Он отмечал, что многие колонисты стали крестить своих детей по протестантским обрядам и выбирать крестных отцов среди сторонников Лютера и Кальвина.

Власти и сами, как по экономическим, так и по политическим (боязнь потерять Эспаньолу в пользу Великобритании или Франции) мотивам, не желали мириться с контрабандной торговлей своих поданных, и в 1605 году обрушились на собственную колонию с гораздо большей жестокостью, чем флибустьеры. Всех колонистов с северного побережья Эспаньолы (вдоль которого проходил главный морской путь из Кубы в Испанию) насильственным путем переселили на юг в район Санто-Доминго. Почти половина депортированных погибла от голода и лишений. Из 110 тысяч голов крупного рогатого скота до новых мест дошло не более 8 тысяч, из которых 2 тысячи позднее умерли от плохих кормов на новых пастбищах. В 1609 году страшный пожар уничтожил трущобы новых поселенцев в порту Санто-Доминго. Народ прозвал испанские меры «девастасьонес» (то есть «опустошение»).

Поведение испанцев играло на руку их европейским конкурентам. Франция в 1640 году официально объявила бывшую пиратскую республику Тортугу своей колонией, и оттуда французы стали постепенно проникать на обезлюдевшее северо-западное побережье самой Эспаньолы. Не отставали и англичане. В 1655 году диктатор Англии Оливер Кромвель отправил эскадру под командованием адмирала Уильяма Пенна для захвата Эспаньолы. Английские армия и флот считались тогда сильнейшими в мире. Проникнутый пуританским мессианизмом Кромвель предложил Государственному совету Английской республики начать войну с «неверной» католической Испанией: «…Бог не требует от нас сидения на месте; мы должны прикинуть, какую работу мы можем сделать в мире – так же, как и дома»[10]. Сомнения членов госсовета Кромвель отвел фразой: «На все воля Божья!»

Британцы рассчитывали на легкую и быструю победу: экспедиционной армии Пенна примерно в 13 тысяч человек (в том числе 120 кавалеристов) на 34 кораблях противостояли только 2400 испанцев. В апреле 1655 года англичане высадились примерно в 30 милях от Санто-Доминго и четыре дня пробирались к столице через труднопроходимую местность, страдая от нехватки пресной воды. Затем британцы попали в засаду, организованную несколькими сотнями доминиканских «ковбоев» – вакерос, и были наголову разгромлены. Не помогла англичанам и бомбардировка пушками эскадры крепости Санто-Доминго.

Встретив неожиданно упорное сопротивление колонистов и испанцев, флот Пенна вместо Санто-Доминго захватил Ямайку. Неудачная экспедиция на Эспаньолу обошлась доселе непобедимой армии Кромвеля в три тысячи убитых, раненых и умерших от болезней.

Однако судьба Эспаньолы была решена в далекой Европе. В конце XVII века армия французского «короля-солнца» Людовика XIV, сражаясь практически против всей Европы, нанесла Испании ряд поражений, и по Риксвикскому миру 1697 года Мадрид был вынужден уступить Парижу западную треть Эспаньолы, ставшей французской колонией Гаити.

Гаити быстро превратилась в самую богатую и экономически развитую колонию Франции. Главным источником благосостояния было все то же плантационное хозяйство по выращиванию сахарного тростника, основанное на рабском труде сотен тысяч рабов-негров. Вскоре население французской части острова превосходило население оставшейся под властью Испании Эспаньолы в 4-5 раз. Французским плантаторам не хватало земли, и они начинали заглядываться на соседские владения. Таким образом, Эспаньола жила в постоянном страхе перед возможной агрессией с запада.

В 1710 году в Мадриде вместо реакционной и традиционалистской династии Габсбургов к власти пришла «просвещенная» династия Бурбонов. Новые правители стремились развивать самостоятельную экономику в своих американских колониях, освобождая их от мелочной регламентации и всевозможных запретов со стороны Мадрида. Последний конвой испанских судов отбыл из Америки в Европу в 1737 году, и вскоре после этого морская торговля перестала быть монополией государства.

Реформы привели к возобновлению эмиграции на Эспаньолу (прежде всего с Канарских островов), и колонисты вновь заселили северную часть острова, где стали выращивать табак. Население колонии Санто-Доминго выросло с 6 тысяч человек в 1737 году до 125 тысяч в 1790-м. Из них примерно 40 тысяч были белыми землевладельцами, 2 5 тысяч – свободными чернокожими или мулатами, 60 тысяч – рабами-неграми. Однако, несмотря на послабления со стороны Мадрида, жизненный уровень испанских поданных был гораздо ниже, чем на французской части острова. Ликвидация торговой монополии Испании привела к тому, что основным рынком сбыта товаров испанской колонии Санто-Доминго (кожа, ценные породы дерева, говядина и табак) стал Гаити, точнее его разбогатевшая на рабском труде креольская знать.

В 1791 году на Гаити вспыхнула революция рабов под влиянием штурма Бастилии и ликвидации во Франции «старого режима». Революционеры во главе с талантливым вождем Туссеном Лувертюром[11] отменили рабство и запретили белым любое владение землей. Опасаясь «революционной заразы», многие богатые испанские семьи бежали из Санто-Доминго в метрополию. Скотоводы-вакерос остались, но потеряли свой основной рынок сбыта.

Испания попыталась при поддержке Англии и восставших на Гаити рабов захватить бывшую французскую колонию и снова объединить весь остров под своим господством. В 1793 году началась война между Испанией и революционной Францией, и отряды Туссена (около 4 тысяч бойцов) первоначально встали на сторону Испании, которая снабжала их оружием. Испанцы обещали в случае своей победы отменить рабство на всем острове. В то время как отряды Туссена с испанской помощью разгромили французов на севере Гаити, южную часть колонии, включая ее столицу Порт-о-Пренс, оккупировали британцы. Казалось, что вековому господству Франции на Гаити пришел конец.

Однако в феврале 1794 года якобинский Конвент отменил рабство, и Туссен перешел на сторону французского губернатора, который сделал его своим заместителем в звании бригадного генерала. Теперь Туссен столь же успешно громил своих былых союзников – испанцев и англичан. По Базельскому миру 1795 года Испания уступила весь остров Санто-Доминго Франции. К 1798 году Туссену удалось путем переговоров выслать с острова часть британцев. В январе 1801-го ставший полновластным хозяином Гаити Туссен Лувертюр вопреки желанию Наполеона совершил поход на Санто-Доминго, захватил эту испанскую колонию и отменил в ней рабство. В 1799 году правительство Туссена признали США, а в июле 1801 года на объединенном острове была принята конституция, объявлявшая Санто-Доминго автономной частью Франции. Туссен получил такое же звание, как Наполеон, став пожизненным консулом с правом назначения наследника. В письмах Туссен обращался к Наполеону «как первый среди черных к первому среди белых».

Бонапарт пытался избавиться от коллеги-негра, предлагая ему возглавить освободительную экспедицию на Ямайку, которая в условиях тотального господства на море британского флота неизбежно обернулась бы поражением Туссена[12]. В 1802 году Наполеону удалось заключить Амьенский мир с Англией, и он немедленно направил на Санто-Доминго мощную экспедиционную армию численностью в 31 тысяч солдат[13] на 86 кораблях (причем на одном из фрегатов было 120 орудий) во главе со своим шурином генералом Леклерком. После усмирения Туссена (что Наполеон считал «делом техники») Леклерк должен был проследовать в недавно перешедшую от Испании к Франции Луизиану (занимавшую территорию примерно в 2,5 миллиона квадратных километров в бассейне Миссисипи) и основать обширную колониальную империю Франции в Америке. Если бы Леклерк справился с возложенной на него задачей, возможно, США никогда не стали бы мировой сверхдержавой: Луизиана закрывала небольшим тогда Соединенным Штатам все пути для экспансии на запад и юг.

20 января 1802-го Леклерк высадился на Гаити. К лету того же года он установил контроль над Санто-Доминго, заверяя Туссена в самых искренних чувствах со стороны «первого консула» Франции. Сам Наполеон в то время уже отдал приказ о восстановлении рабства на всем острове[14]. Всех белых женщин, вышедших замуж за негров, Наполеон намеревался депортировать из Гаити, после чего закрыть на острове все школы. Бонапарт говорил: «Я за белых, потому что я белый… Просто, кто желает свободы черных, хочет и рабства белых»[15].

Туссен, в распоряжении которого были примерно 15 тысяч бойцов, оказал Леклерку сильное сопротивление. Однако мулаты и креолы перешли на сторону французов[16]. В мае 1802 года Леклерк заключил с Туссеном перемирие, торжественно пообещав не восстанавливать на острове рабство, однако 20 мая Наполеон Бонапарт выпустил указ о восстановлении на Санто-Доминго рабства. В июне Леклерк обманом захватил Туссена в плен, обвинив «черного консула» в подготовке восстания, и отправил его во Францию, где вождь рабов умер от пневмонии в заключении в замке Жу в апреле 1803-го.

Леклерк сообщал своему родственнику Наполеону, что для восстановления рабства на Санто-Доминго придется перебить всех чернокожих мужчин старше 12 лет, так как они уже привыкли к свободе: «Нельзя оставлять в колонии ни одного негра, который когда-либо носил эполеты».

Но уже осенью 1802 года на Гаити вспыхнула партизанская война против французов. Союзником повстанцев стала желтая лихорадка, от которой всего за два месяца погибли около 15 тысяч интервентов.

Французы подавляли сопротивление бывших рабов с крайней жестокостью. Они травили негров собаками, сжигали заживо, тысячами топили в море.

Мулаты, к которым французы стали относиться так же, как к неграм, начали переходить на сторону восставших. Оставшиеся в живых 8-10 тысяч французов боролись уже не за победу, а за выживание. Леклерк, спасаясь от желтой лихорадки, бежал на Тортугу, где 1 ноября 1802 года скончался. Сопровождавшая его жена (сестра Наполеона) Полина Бонапарт остригла свои волосы и положила их в гроб, сохранила сердце Леклерка в специальной урне и отправила останки во Францию.

18 ноября 1803 года один из генералов Туссена Жан-Жак Дессалин разгромил остатки французского экспедиционного корпуса, а к концу декабря последний французский солдат покинул Гаити. В это время опять вспыхнула война между Англией и Францией, и остаткам армии Леклерка пришлось сдаться в плен англичанам. Преемник Леклерка генерал Рошамбо провел 9 лет в плену у англичан. Общие потери французов на Санто-Доминго оставили примерно 65 тысяч человек[17]. На острове погибло более 20 генералов французской армии – на тот момент лучшей в мире. Это было первое поражение великого Наполеона. Позднее в заточении на острове Святой Елены Бонапарт, крайне неохотно признававший собственные ошибки, отмечал, что экспедиция на Гаити была такой же ошибкой, как и поход на Москву.

Потерпев страшное поражение на Санто-Доминго, Наполеон был вынужден за бесценок продать Луизиану Соединенным Штатам, которые таким образом сразу же увеличили свою территорию более чем наполовину[18].

1 января 1804 года Дессалин провозгласил бывшую колонию Санто-Доминго вторым независимым государством Америки после США под именем Гаити[19], а самого себя – пожизненным генерал-губернатором.

6 октября 1804-го он, подражая Наполеону, короновал себя императорской короной и стал Жаком Первым.

В 1805 году Дессалин напал на бывшую испанскую часть острова, однако был вынужден отступить перед лицом французской эскадры. Отходя домой через северную часть испанского Санто-Доминго – долину Сибао, гаитяне сожгли и разграбили города Сантьяго и Мока, убив почти все население, что положило начало не преодоленной и по сей день вражде между обеими частями некогда единой Эспаньолы.

Французы держались в восточной части острова до тех пор, пока не были побеждены местными жителями в битве при Пало-Инкадо 7 ноября 1808 года[20]. Армию повстанцев из местных креолов и добровольцев с острова Пуэрто-Рико возглавил генерал Хуан Санчес Рамирес.

В Пало-Инкадо повстанцы внезапно напали на французский гарнизон под командованием губернатора колонии генерала Луи Феррана, который, не выдержав позора поражения, покончил жизнь самоубийством. Французы стянули основную часть своих сил – примерно 2000 человек – в столицу Санто-Доминго.

1650 доминиканцев и 300 пуэрториканцев Санчеса Рамиреса в ноябре 1808 года осадили Санто-Доминго. С моря повстанцам помогал британский флот. 28 июня 1809 года на помощь осаждавшим прибыли английские экспедиционные силы с Ямайки. Деморализованные и страдавшие от голода и болезней французы 1 июля 1809 года запросили перемирия. 7 июля англичане без боя оккупировали столицу острова и отправили французских пленных на Ямайку.

Формально восточная часть острова снова стала испанской колонией. Проблема была, однако, в том, что самой Испании тогда не существовало: страна до 1813 года была оккупирована французами. Поэтому период доминиканской истории, последовавший за «реконкистой 1809 года», получил название «Эспанья Боба» – «время глупой Испании». Фактически власть захватили богатые скотоводческие семьи юго-востока острова, на севере и в центральной горной части царили «законы мачете» – то есть право сильного. Наконец, 30 ноября 1821 года бывший вице-генерал-губернатор Санто-Доминго Хосе Нуньес де Касерес провозгласил независимость и назвал новое государство Испанским Гаити. Одновременно Нуньес де Касерес обратился к Симону Боливару с просьбой о включении Испанского Гаити в состав Великой Колумбии.

Просьба Нуньеса де Касереса была жестом отчаяния: в новом государстве со дня на день ждали вторжения чернокожих гаитянских войск. Подавляющее численное превосходство (и населения, и вооруженных сил) было на стороне Гаити. Помощи от Испании ждать не приходилось: в метрополии в 1820 году произошла революция, причем восстали солдаты испанской армии, не желавшие отправляться в Америку для подавления вспыхнувшего там движения за независимость. Таким образом, независимость Испанского Гаити была шагом вынужденным: только Боливар мог предотвратить неминуемый захват острова «французским» Гаити.

Именно поэтому независимость 1821 года получила в доминиканской истории название «эфемерной».

Однако Боливар в то время вел очень тяжелые бои с испанцами в Эквадоре и прийти на помощь не мог. Да он и не хотел этого делать, потому что когда-то жил в эмиграции на Гаити и не хотел ссориться с приютившей его страной.

Часть населения северной части нового независимого государства (долина Сибао) была против союза с Великой Колумбией и предпочитала объединение с Гаити, ожидая, что гаитяне наконец-то принесут в страну долгожданную политическую стабильность.

Опасения Нуньеса де Касереса были более чем оправданными. Сразу же после провозглашения независимости он получил от гаитянского президента Жан-Пьера Бойера[21] послание, в котором последний выражал горячее стремление к объединению всего острова в единое государство. Бойер утверждал, что только объединение острова сможет эффективно помешать попыткам Франции и Испании вернуть свои колониальные владения[22].

В Санто-Доминго уже несколько лет не было вообще никакой регулярной армии, а гаитянские войска имели боевой опыт 10-летней борьбы против французов.

В феврале 1822 года, предварительно заручившись поддержкой нескольких губернаторов приграничных районов Испанского Гаити, 50-тысячная армия Бойера пересекла границу. Сопротивления гаитяне практически не встретили. Бывшие рабы были на стороне своих собратьев из Гаити.

Нуньес де Касерес сдался, и 9 февраля 1822 года гаитянские войска оккупировали Санто-Доминго, будучи встречены большинством населения с энтузиазмом. Нуньес де Касерес торжественно передал Бойеру ключи от города.

Гаитяне ввели в новоприобретенной части своего государства воинскую повинность, проводили политику экспроприации поместий белых землевладельцев (они передавались гаитянским офицерам-неграм), ограничивали использование испанского языка. Согласно испанской традиции, многие земли находились в собственности общин, и попытки разбить их на участки и передать в частную собственность встречали сопротивление жителей, особенно скотоводов, терявших пастбища.

За подрывную деятельность был закрыт университет Санто-Доминго, самый старый в Западном полушарии. Католическая церковь потеряла всю собственность, а все священники-иностранцы (в основном, испанцы) были высланы из страны.

Такая политика насильственной ассимиляции только усиливала среди испаноязычных жителей острова осознание собственной культурной и национальной идентичности.

Бывшие белые землевладельцы массово эмигрировали на Кубу и Пуэрто-Рико, находившиеся в то время в составе Испании.

В 1825 году Бойер подписал с Францией договор о выплате 150 миллионов франков в обмен на признание независимости, и хотя эта гигантская сумма была снижена до 90 миллионов в 1838-м, ее выплата нанесла сильнейшей удар по экономике объединенной страны. Доминиканцев обложили тяжелыми налогами. Кроме того, гаитянские солдаты и офицеры обычно не получали регулярного жалованья и занимались повальными самочинными «реквизициями», активно используя оружие. Бывшие рабы не желали в принудительном порядке выращивать экспортные культуры, чтобы дать государству деньги, необходимые для расплаты с Францией.

Для выплаты долга (чтобы заплатить бывшей метрополии компенсацию, Бойеру пришлось занять у той же Франции 30 миллионов франков) гаитяне, по сути, ввели на всем острове крепостное право. Получавшие земли бывших белых плантаторов фермеры прикреплялись к своим участкам и должны были сдавать государству определенное количество сельскохозяйственной продукции.

Никакой демократии и стабильности гаитяне тоже не принесли. Формально в стране действовала скопированная с США демократическая конституция. Однако фактически испаноязычные жители были превращены в граждан «второго сорта»: они не имели права занимать высшие государственные должности, их свобода передвижения по стране была ограничена. Ночью действовал комендантский час, было запрещено передвигаться по острову большими группами.

Долгое время подавляющее военное превосходство гаитян не давало возможности бывшим жителям Испанского Гаити развернуть какую-либо оппозиционную, а тем более повстанческую деятельность. В 1838 году Хуан Пабло Дуарте, Рамон Матиас Мелья и Франсиско дель Росарио Санчес основали подпольное общество «Ла Тринитария» («Троица»)[23] с целью завоевания независимости от Гаити.

В 1843 году остров постигло очередное сильное землетрясение, которое послужило сигналом к восстанию населения франкоязычной части Гаити во главе с Шарлем Ривьер-Эраром. «Тринитарии» (число которых с 1838 года заметно выросло) поддержали восстание. 13 февраля 1843 года Бойер бежал на Ямайку, откуда перебрался во Францию.

Однако новый гаитянский президент Ривьер-Эрар отнюдь не желал предоставить бывшему Испанскому Гаити независимость. Общество «тринитариев» подверглось репрессиям, многие его члены были арестованы или эмигрировали. Бежавший с острова лидер повстанцев Дуарте обратился за помощью к Колумбии и Венесуэле, но получил отказ. В это же время торговец деревом и депутат гаитянского парламента Буэнавентура Баэс вел переговоры с французским генеральным консулом о переходе бывшего Испанского Гаити под протекторат Франции.

27 февраля 1844 года (с тех пор эта дата празднуется в Доминиканской республике как День независимости) повстанцы-«тринитарии» захватили крепость Осама в городе Санто-Доминго. Гаитянский гарнизон в панике бежал. В течение двух дней все гаитянские чиновники покинули Санто-Доминго. Повстанцы образовали временную правительственную хунту во главе с Рамоном Мелья. Главными силами хунты были крестьяне-батраки богатого скотовода Педро Сантаны, которых он снарядил на собственные средства.

Ривьер-Эрар тоже оказался человеком действия. Он быстро сформировал и повел на восток армию в 25 тысяч человек, чтобы восстановить контроль над мятежной половиной острова. Но гаитяне были разбиты Педро Сантаной в двух сражениях в марте 1844 года. Эрару пришлось отойти назад в Гаити, где против него вспыхнул мятеж[24]. Пока вожди «троицы» спорили в Санто-Доминго, кто должен занять пост президента, Сантана вернулся со своей победоносной армией в столицу и 12 июля 1844 года сам назначил себя главой государства. Лидеры «тринитариев» отправились в тюрьму.

6 ноября 1844 года Конституционная ассамблея приняла конституцию нового государства – Доминиканской республики, во многом скопированную с конституций США и Гаити. Провозглашались выборность всех государственных органов и разделение властей. Однако Сантана включил в основной закон статью 210, дававшую ему неограниченные полномочия на время войны с Гаити.

А война эта шла до 1845 года, когда гаитянская армия снова вторглась в Доминиканскую республику. 27 октября 1845-го в ущелье Белер в северной части острова (провинция Монтекристи) произошло решающее сражение. Гаитяне построили довольно мощные фортификационные сооружения (назвав их «форт Неприступный») и прикрыли свои фланги траншеями. Однако доминиканские войска под командованием генерала Сальседо тремя колоннами начали штурм форта, несмотря на сильный огонь противника. Перелом в сражении произошел тогда, когда штурмующих с кличем «Да здравствует Доминиканская республика!» возглавил сам генерал Сальседо. Гаитянские солдаты бежали на свою территорию, оставив победителям значительное количество ружей и боеприпасов. Определенную роль в победе при Белере сыграл новорожденный доминиканский флот: три шхуны блокировали все морские коммуникации форта «Неприступный».

После Белера независимость Доминиканской республики от Гаити стала свершившимся фактом, но этого никак не желали признать сами гаитяне. В 1849, 1853 и 1855-1856 годах гаитянские войска вновь пытались вновь установить свой контроль над восточной частью острова.

«Сильным человеком» молодой республики был герой войны против Гаити Педро Сантана. В 1848 году он проиграл президентские выборы, но постоянные нападения гаитян неизменно возвращали ему реальную власть.

Доминиканская республика в те годы представляла собой классическое «неудавшиееся государство». Прежде всего, не существовало единой экономики. На севере богатые фермеры выращивали на экспорт (в основном в Германию) табак. Они были отделены от южной части острова труднопроходимыми горами. На юго-востоке крупные помещики занимались скотоводством. Там царили полуфеодальные порядки – поместья-асиенды с пеонами-батраками. Соответственно, юг был политическим оплотом консерваторов, а север – либералов и прогрессистов.

Сантана поссорился с фермерами долины Сибао: под предлогом финансирования отпора гаитянской агрессии он выпускал много бумажных денег, за которые дешево скупал урожай фермеров. Затем деньги обесценивались, и фермеры оказывались на грани банкротства.

В 1849 году Сантана использовал очередное нападение гаитян для свержения президента Мануэля Хименеса. Под дулами ружей армии Сантаны конгресс Доминиканской республики избрал президентом уже упоминавшегося выше богатого торговца деревом Баэса[25]. Тот, однако, не хотел играть роль марионетки, поэтому Сантана «избрался» президентом сам. Это произошло в 1853 году, когда стране опять угрожали гаитянские войска. Баэсу пришлось уехать в эмиграцию.

Все время в перерывах между сражениями с Гаити Сантана не переставал вести с иностранными державами переговоры об установлении протектората над молодым государством. Видимо, Сантана (как впрочем, и подавляющая часть доминиканской элиты) не был уверен в том, что натиск гаитян удастся сдержать. Сантана предлагал протекторат над Доминиканской республикой Великобритании, Франции, США и Испании. В качестве приманки он был готов передать военно-морским силам этих стран глубоководную гавань в Самане.

В 1856 году (после очередного нападения Гаити) Сантане все же удалось согласовать с США договор о передаче американцам базы на полуострове Самана. Однако народу это решение пришлось не по вкусу, и перед лицом мощного недовольства населения Сантана в мае 1856 года был вынужден уйти в отставку. Из эмиграции вернулся его старый противник Баэс и охотно заменил генерала на посту главы государства.

Однако оригинальностью в своей политике Баэс явно не блистал. Он напечатал 18 миллионов ничем не обеспеченных песо (казна республики, как обычно, была пуста), скупил на них урожай табака 1857 года и продал его за границу за твердую валюту. Бизнесмен Баэс и его друзья без труда обогатились, однако фермеры из Сибао уже были не готовы терпеть фактическую экспроприацию своей собственности. В июле 1857 года они восстали и пригласили из эмиграции Сантану, чтобы он возглавил вооруженное сопротивление Баэсу. После длившейся чуть меньше года гражданской войны Сантана изгнал своего противника из столицы и опять стал президентом.

Гражданская война вновь оставила Доминиканскую республику в почти привычном состоянии банкротства. В январе 1859 года страдавший манией величия очередной гаитянский «император» Фостэн Первый[26] (нападавший на Доминиканскую республику в 1849, 1850, 1855 и 1856 годах), к счастью для доминиканцев, был свергнут. Новый президент Гаити Жеффрар заявил о готовности поддерживать с Доминиканской республикой добрососедские отношения. Однако никто в Санто-Доминго не был уверен в том, что сам Жеффрар долго удержится в президентском кресле.

Поэтому Сантана опять возобновил свои усилия по сдаче страны какой-нибудь державе, которая могла бы навести порядок и дать денег. В США вспыхнула гражданская война, и американцам было не до забытой богом и своим собственным населением Доминиканской республики.

Зато в Испании премьер-министр и генерал Леопольдо О'Доннел, лидер либералов, мечтал хотя бы частичного воссоздать некогда величайшую в мире колониальную империю. Испанцы расширяли свои владения в Марокко и приняли эмиссаров Сантаны весьма благосклонно. К тому же в составе Испании по-прежнему находились Куба и Пуэрто-Рико, и Мадрид мог быстро перебросить в Доминиканскую республику воинский контингент.

Еще в 1856 году, когда была реальной угроза перехода Доминиканской республики под протекторат США, генеральный консул Испании в Санто-Доминго Антонио Мария Сеговия предложил всем желающим доминиканцам подданство Испании.

Однако испанцы колебались: они боялись вооруженного сопротивления предстоящей аннексии со стороны населения. Кроме того, желания вести дорогостоящую партизанскую войну у Мадрида не было. Сантана, однако, заверил испанцев в том, что проведет необходимую пропагандистскую работу. На всякий случай потенциальных противников перехода под испанский суверенитет выслали из страны.

18 марта 1861 года Сантана спустил в Санто-Доминго национальный красно-сине-белый триколор и поднял испанский флаг[27]. Страна опять утратила независимость, и новым главой бывшей республики стала испанская королева Изабелла Вторая. Испанцы осыпали Сантану всевозможными титулами: он стал главой новой колонии (генерал-капитаном и гражданским губернатором), маркизом, генерал-лейтенантом испанской армии.

Однако народ с самого начала довольно недвусмысленно выразил свою точку зрения. В столице против аннексии публично выступил генерал Эусебио Мансуэта. В Сантьяго – втором по величине городе страны и центре либерально настроенного Севера – население манкировало церемонию поднятия испанского флага. В городе Сан-Франсиско-де-Макорис доминиканцы стреляли в воздух, кричали «Долой Испанию!», и флаг Изабеллы там поднять не удалось.

2 мая 1861 года патриоты во главе с полковником Хосе Контрерасом напали на городок Мока, захватили его и провозгласили восстановление республики. Движение за независимость должен был возглавить генерал Франсиско де Росарио Санчес[28], который во время аннексии находился за рубежом. Он перешел гаитянскую границу (президент Гаити Жеффрар оказывал борцам против испанского владычества помощь деньгами и оружием), однако был предан, схвачен и расстрелян. Последними его словами были: «Скажите доминиканцам, что умираю с родиной в сердце и за родину!»

В 1862 году Сантана поссорился с испанцами и ушел в отставку. У этого человека был потрясающий инстинкт самосохранения, и он, по-видимому, понял, что дни колониального господства Испании в Санто-Доминго сочтены.

26 февраля 1863 года был раскрыт республиканский заговор в Санто-Доминго во главе с поэтом Эухенио Пердомо. 17 апреля участников заговора расстреляли. По обычаю того времени приговоренным предложили проехать к месту казни на осле. Однако Пердомо ответил: «Когда доминиканцы движутся навстречу славе, они идут пешком».

Недовольство доминиканцев испанским господством объяснялось помимо соображений национального достоинства еще и тем, что испанцы не смогли создать в новой колонии стабильные экономические условия. Деньги продолжали обесцениваться, а налоги на содержание испанских войск выросли. Испания, как и в первые века своего колониального господства, ограничила экспортную торговлю острова, чем нанесла сильнейший удар по благосостоянию десятков тысяч фермеров и торговцев. К тому же испанцы открыто проявляли расизм по отношению к мулатам, составлявшим большинство населения Санто-Доминго.

16 августа 1863 года группа доминиканских патриотов во главе с Сантьяго Родригесом, Хосе Кабрерой, Бенито Монсионом и Педро Антонио Пиментелом перешла гаитянскую границу[29]. Было образовано временное правительство Доминиканской республики, и началась война с испанцами, вошедшая в историю страны как «национальная война за реставрацию (независимости)». Сантану временное правительство приговорило к смертной казни как изменника, но он умер в 1864 году от непонятной болезни и был похоронен на территории столичной крепости Осама[30].

Под натиском патриотов во главе с генералом Пиментелом войска испанского генерала Бусеты, базировавшегося на Сантьяго, стали сдавать свои позиции на севере острова. Чтобы задержать преследовавших его доминиканцев, Бусета разбрасывал на дороге золотые монеты. 6 сентября 1863 года доминиканцы осадили Сан-Луис – главную крепость Сантьяго. В отчаянии Бусета обстрелял зажигательными снарядами город, который превратился в огромный костер.

Тем не менее Бусете пришлось начать переговоры с доминиканскими генералами Григорио Лупероном и Гаспаром Поланко[31]. Патриоты соглашались отпустить испанцев на все четыре стороны при условии, что те сдадут оружие. Возмущенный испанец воскликнул: «Войска Ее Величества никогда не сдавали оружие, которое было им доверено, чтобы защищать ее честь!»

Испанцы стали отступать из Сантьяго на Пуэрто-Плату (крупнейшая экспортная гавань того времени). Постоянные атаки доминиканцев стоили Бусете более тысячи убитых и двухсот раненых.

После освобождения Сантьяго 14 сентября 1863 года было образовано «реставрационное правительство» Доминиканской республики во главе с Хосе Антонио Эспаильятом.

1864 год показал испанскому главнокомандующему на острове генералу Гандаре всю бесперспективность дальнейшей борьбы. Желтая лихорадка и пули патриотов стоили жизни примерно 10 тысячам испанцев. Гандара запросил разрешения Мадрида на начало мирных переговоров с доминиканцами. Свою роль в развитии событий сыграла и ставшая очевидной к тому времени победа Севера в гражданской войне в США. Испания боялась, что мощная и прекрасно вооруженная американская армия Линкольна прогонит «войска Ее Величества» не только с Эспаньолы, но и заодно с Кубы и Пуэрто-Рико[32].

Испанцы были бы разбиты уже давно, однако в стане самих патриотов бушевала борьба за власть между различными героями освободительной войны. Первый временный президент восстановленной Доминиканской республики Сальседо (сторонник Баэса) был смещен со своего поста генералом Поланко в сентябре 1864 года. Поланко, в свою очередь, отстранил через три месяца генерал Антонио Пиментел. В феврале 1865 года повстанцы собрались на общенациональный съезд, приняли новую конституцию (так называемую конституцию Второй республики) и утвердили Пиментела в должности президента.

В декабре 1864 года начались переговоры между испанцами и патриотами о выводе войск. 3 марта 1865 года королева Изабелла (бывший сторонник экспансии премьер О'Доннел к тому времени покинул пост) отменила свой собственный декрет об аннексии Санто-Доминго. 10 июля 1865 года испанские войска стали отплывать из страны, так что к концу месяца солдаты бывшей метрополии совершенно покинули доминиканскую землю.

Война опустошила восстановленную республику. Десятки городов и деревень лежали в руинах. Реальной центральной власти не было: примерно с десяток бывших (зачастую самозванных) генералов контролировали различные районы, опираясь на преданных им солдат. Среди царившей повсеместно политической смуты и беспорядков отчетливо проявлялась одна организующая сила – вражда между сторонниками Баэса и Сантьяго. На юго-востоке богатый скотовод Цезарео Гильермо собрал вокруг себя бывших генералов Сантаны. Хосе Мария Кабрал на юго-западе объединил сторонников Баэса, опираясь на богатых торговцев ценными породами дерева. Герой войны за независимость Грегорио Луперон контролировал север[33].

Либералы с севера, выступавшие за рыночные реформы и демократический режим, образовали «партию голубых» – на деле, скорее, не партию, а аморфное движение, опиравшееся на авторитет ряда генералов, в первую очередь Луперона. Помещики-скотоводы с юга стали называть себя «партией красных». Их возглавил Баэс, который по-прежнему не верил в независимость своей родины и был преисполнен решимости снова отдать ее под протекторат, предпочтительно американский. Будучи истинным патриотом, Луперон ненавидел Баэса, и тот отвечал ему взаимностью.

После ухода испанцев в 1865 году и до 1879 года в Доминиканской республике власть менялась 21 раз. Произошло около 50 вооруженных выступлений и мятежей. Страна по-прежнему оставалась «несостоявшимся государством».

Войска генерала Кабрала первыми вступили в Санто-Доминго, и Кабрал немедленно отстранил от власти Пиментела. Однако всего через несколько недель другой генерал, Гильермо возглавил мятеж против Кабрала и в поддержку Баэса, который и занял президентское кресло в октябре 1865 года. Весной 1866 года «красного» Баэса свергли «голубые» северяне под руководством Луперона. Последний вернул власть народу, и президентом в 1867-м снова стал Кабрал. Но составленный из «голубых» кабинет Кабрала не устроил «красных», которые восстали против президента и свергли его в 1868 году.

Пришедший к власти Баэс[34] вернулся к своему излюбленному проекту, предложив США присоединить Доминиканскую республику. Луперон бежал из страны, чтобы за границей всячески этому противодействовать. Баэсу, однако, удалось убедить госсекретаря США Сьюарда (который только что купил у России Аляску) в необходимости аннексии, и соответствующий договор был подготовлен. Сначала предполагалось отдать США под военно-морскую базу полуостров Самана.

Во время своего «карибского круиза» в 1867 году госсекретарь Сьюард вел переговоры об аренде базы в Самане и аннексии всей Доминиканской республики. Однако сильная оппозиция в конгрессе по поводу недавней покупки Аляски (которую сенаторы снисходительно называли «Моржовией»[35] и «глупостью Сьюарда») уже тогда помешала заключить договор об аннексии. 13 января и 1 февраля 1869 года палата представителей конгресса США дважды отвергала проект резолюции, дававшей полномочия правительству на аннексию Доминиканской республики. Но в июле 1969 года бригадный генерал армии США Бэбкок подписал с Баэсом два договора: один об аренде Саманы, другой – об аннексии Санто-Доминго. Баэс был готов уступить всю страну за полтора миллиона долларов[36]. Таким образом, у конгресса США появлялся выбор.

Президент США Грант[37] был сторонником аннексии полуострова Самана, который ранее характеризовался правительством США как самая выгодная в стратегическом отношении военно-морская база в Карибском бассейне. 29 ноября 1869 года ad referendum была подписана американо-доминиканская конвенция о сдаче американцам в аренду полуострова.

В декабре 1869 года Грант направил сенату послание с обоснованием договора. Он пугал сенаторов, что если Саману не купят США, то это сделают европейские державы. «В случае войны приобретение Санто-Доминго позволит нам держать в подчинении все упомянутые острова (острова Карибского моря) и, таким образом, не допустить неприятеля на наши собственные берега»[38].

Сенат сомневался (видимо, парламентарии не совсем понимали, с кем США должны воевать в Карибском море), и в 1870 году Грант направил новое послание. На этот раз аннексия Санто-Доминго мотивировалась тем, что в противном случае республика попадет в кабалу к европейским кредиторам.

В 1871 году Баэс активизировал свои попытки отдать страну под протекторат США, так как мятежи против него поддерживали гаитяне и вероятность повторной аннексии республики со стороны Гаити представлялась весьма высокой. Американская агентура в республике сообщала, что якобы подготовлена аннексия Саманы и всей Доминиканской республики со стороны Пруссии, которая вот-вот начнет поставлять Баэсу оружие.

Луперон посылал гневные письма протеста в американский сенат и пытался мобилизовать в поддержку Доминиканской республики общественное мнение стран Латинской Америки.

Одновременно он снарядил экспедицию революционеров на корабле «Телеграф» и высадился на родине, чтобы свернуть Баэса. Однако отряд Луперона потерпел поражение, и ему пришлось вновь бежать из страны. Тем не менее его деятельность в защиту независимости родины оказалась не напрасной: комитет сената США по международным вопросам при активном участии его председателя, прогрессивного сенатора-аболициониста Чарльза Самнера в 1871 году отверг аннексионистский договор. 28 членов комитета голосовали «за» и столько же – «против». Согласно регламенту это означало, что договор обсуждаться в сенате не будет.

В 1873 году «голубым» удалось свергнуть Баэса, и после череды переворотов и контрпереворотов новый президент Эспаильят в 1876 году назначил Луперона военным и морским министром. Однако уже через 10 месяцев армия вернула к власти Баэса. Но и его свергли вооруженным путем – в сентябре 1878 году президентом стал Цезарео Гильермо, которого отстранил от власти Луперон в декабре 1879-го. Луперон возглавил временное правительство, центр которого находился в родном городе генерала – Пуэрто-Плата.

Четырнадцать месяцев правления Луперона были для Доминиканской республики долгожданным периодом гражданского мира и стабильности. Страна переживала экономический бум, главным образом за счет роста поставок табака в Германию. Луперон добился изменения конституции, куда было включено положение об ограничении президентского срока двумя годами. Это должно было упорядочить смену власти, которая до сих пор происходила только вооруженным путем. При Лупероне началось строительство первой в стране железной дороги, которая вела из города Ла-Вега на полуостров Самана.

В это же время на Кубе началась десятилетняя война за независимость от Испании, которая приобрела ожесточенный характер. Многие владельцы плантаций сахарного тростника на Кубе бежали от военных действий в Доминиканскую республику, привозя с собой рабов и оборудование для производства сахара. Луперон поощрял расселение кубинских плантаторов на юге острова, и вскоре эмигранты построили первую в стране фабрику по производству сахара.

Вслед за кубинцами в республику прибыли предприниматели-сахарозаводчики из Италии, Германии и Пуэрто-Рико. Эмигранты активно заключали браки с местными богатыми семьями, и вскоре именно «сахарные» латифундисты приобрели наибольшее влияние в обществе, сместив на второй план помещиков-скотоводов.

В 1880 году в республике прошли первые более или менее законные выборы президента, которым при поддержке Луперона стал священник Фернандо Артуро де Мериньо. Луперон с сознанием исполненного долга отправился с дипломатической миссией в Европу.

На родине правой рукой Луперона считался генерал Улисес Оро, тоже уроженец Пуэрто-Платы (родился в 1845 году), сын негра-гаитянина (отец Оро переехал на Гаити с Виргинских островов). Генерала называли Лилис, он благодушно свыкся с прозвищем и не обижался на него[39]. Оро тоже свободно говорил по-английски и французски, а во время войны за независимость был помощником Луперона. Именно он возглавил мятеж 1876 года в Пуэрто-Плате, когда к власти был приведен лидер «голубых» – Эспаильят. Оро активно боролся против Баэса, и во многом именно благодаря его усилиям этого сторонника аннексии удалось навсегда исключить из политической жизни страны.

Когда в 1879 году Луперон стал временным президентом, он, как уже упоминалось, предпочел остаться в своем родном городе Пуэрто-Плата, где имел процветающий бизнес по продаже табака, а всю власть в столице передал Оро. При президенте Мериньо Оро стал министром внутренних дел и «серым кардиналом» всего правительства. Мериньо соблюдал конституцию (несмотря на то, что его вновь пытались свергнуть сторонники Баэса) и 1 сентября 1882 году передал полномочия президента Оро.

Первое президентство Оро по доминиканским меркам было периодом стабильности: произошел только один вооруженный мятеж. Однако обстановка обострилась в 1884 году, в 1884 году, когда Лаперон – лидер партии «голубых», по-прежнему остававшийся самым авторитетным в стране человеком, – разошелся с Одо в вопросе о том, кого поддержать на президентских выборах 1884 года. В том же году Доминиканская республика впервые почувствовала на себе капризы мирового капиталистического рынка: упали мировые цены на сахар, ставший к тому времени основным экспортным товаром страны вместо табака. Пришлось заморозить зарплату рабочим, а потом ввезти в страну дешевую негритянскую рабочую силу с Виргинских и британских Малых Антильских островов. Приезжих прозвали «коколос»: расистские настроения среди доминиканцев были сильны.

В этих непростых условиях Оро заверил Луперона, что поддержит кандидатуру его протеже генерала Имберта, если тот выиграет выборы. Однако сам Оро организовал массовые фальсификации, которые позволили занять пост главы государства его ставленнику генералу Франсиско Грегорио Биллини. Тем не менее, став президентом 1 сентября 1884 года, Биллини отказался играть роль простой марионетки в руках Лилиса. Последний стал распускать слухи, что новый президент готовит заговор с целью отстранения Луперона от руководства партией «голубых». Биллини пришлось подать в отставку 16 мая 1885 года. Вице-президент Алехандро Восс-и-Хиль стал новым главой государства до следующих выборов, а Оро снова очутился в привычной для себя роли «сильного человека» и «серого кардинала».

Оро подавил мятеж генерала Гильермо (смертельного врага Луперона), что привело к сближению двух уроженцев Пуэрто-Платы. Луперон поддержал кандидатуру Лилиса на президентских выборах 1886 года. Фальсификации на этих выборах достигли таких размеров, что соперник Оро Казимиро де Мойя отказался признать их результаты и поднял восстание в долине Сибао. Однако с помощью Луперона Оро жестоко подавил мятеж, и в Доминиканской республике на долгие годы воцарился гражданский мир.

Правда, стабильности была принесена в жертву демократия – до самой своей смерти «Лилис» уже не выпускал бразды правления из своих рук, являясь президентом в 1889-1899 годах. Уже в 1888-м он отправил в вынужденную эмиграцию Луперона, а на следующий год распустил конгресс и изменил конституцию – теперь никаких ограничений по переизбранию главы государства не было (ранее президент не имел права избираться более чем на один срок). При этом выборы президента Лилис сделал уже не прямыми, а косвенными – так их было легче фальсифицировать. Сторонниками ликвидации демократии были «красные», по инициативе которых конгресс присвоил Лилису почетный титул «Умиротворитель отечества»[40].

Для преодоления многолетней политической вражды Оро включил в свой кабинет как «красных», так и «голубых». Но держался новый режим не столько на национальном примирении, сколько на разветвленной сети шпионов и осведомителей президента, что позволяло пресекать любые замыслы заговоров и мятежей. Пойманных заговорщиков (даже потенциальных) Оро без суда убивал или отправлял в вынужденную эмиграцию. У президента был собственный телеграф и секретный код, с помощью которого он поддерживал связь с полицией и армией по всей стране.

О Лилисе ходил анекдот: «Житель одной деревни, увидев проезжавшего мимо президента (он был мулатом, причем довольно темнокожим), якобы саркастически воскликнул: „Какое темное небо!“ Оро не растерялся и ответил: „И гроза тоже не за горами!“» После этого он приказал перебить всех селян. Документальных данных, подтверждающих достоверность этих событий, нет, но мнение народа о характере своего президента анекдот передает превосходно.

Наиболее влиятельных и тем самым опасных местных политиков и генералов Оро привлекал на свою сторону раздачей разного рода доходных мест, как на государственной службе, так и в бизнесе (часто это было одно и то же).

Новый «сильный человек» Доминиканской республики начал вкладывать большие средства в модернизацию экономики и инфраструктуры. При Лилисе была электрифицирована столица страны Санто-Доминго. Там же был построен мост через реку Осама, сделавший столичный город крупным мегаполисом. Страна обзавелась современными экспортными портами, было начато строительство железной дороги между Сантьяго и Пуэрто-Плата.

Все эти впечатляющие успехи были достигнуты мерами, которые в скором времени чуть было не привели к потере Доминиканской республикой независимости. Лилис начал активно занимать деньги у европейских и американских банков. С одной стороны, это удовлетворяло местных промышленников и бизнесменов, так как власти первоначально отказались от вредной привычки выпускать огромные массы ничем не обеспеченных бумажных денег, однако, как известно, любой кредит надо возвращать.

Сразу же после прихода к власти Лилис столкнулся с привычной нехваткой денег в казне и послал видного деятеля «красных» генерала Хенеросо де Марчену в Европу искать потенциальных кредиторов. Через еврейскую общину на принадлежавшем Голландии антильском острове Кюрасао Марчена вышел на финансовые круги Нидерландов.

В 1888 году через Марчену Оро занял 770 тысяч фунтов стерлингов (огромная по тем временам сумма) у банкирского дома «Вестендорп» из Амстердама под 6 % со сроком погашения в течение 30 лет. В обмен на это Оро фактически заложил новым бизнес-партнерам 30 % доходов от доминиканских таможен. Часть кредита пошла на уплату прежнего внешнего долга страны, возникшего при Баэсе, другая часть – на погашение внутренних займов. Но больше всего средств Оро использовал для поддержания механизма своего политического господства (например, для закупки вооружения и амуниции для армии, а так же боевых кораблей, способных быстро перебросить войска в любую часть острова для подавления возможного мятежа).

Запуганный Оро конгресс в октябре 1888 года ратифицировал кабальное соглашение. Однако лидеры «голубых» справедливо видели в нем начало полного порабощения страны. Они пригласили вернуться в страну Луперона, который заявил, что выдвинет в том же 1988-м свою кандидатуру на пост президента.

Лилис схитрил и направил бывшему ментору письмо, полное заверений в поддержке кандидатуры Луперона. Последний начал активную предвыборную кампанию, не сомневаясь в успехе. Отследив всех возможных активных сторонников Луперона, Оро сам выдвинул свою кандидатуру на пост президента и одновременно обрушил на оппозиционеров волну репрессий и запугивания. Луперон понял, что честных выборов не будет, и сделал заявление о выходе из борьбы. Из ста тысяч зарегистрированных избирателей отдали свои голоса только 11 тысяч – все они были куплены Оро[41]. Горожане и либералы практически полностью бойкотировали превратившееся в фарс голосование.

Сторонники Луперона уговаривали его возглавить восстание против фактически диктаторского режима Лилиса. Но генерал не хотел нового кровопролития, к тому же все его деньги ушли на избирательную кампанию, а значит, было не на что закупать необходимые оружие и боеприпасы. В этих условиях Луперон попросил Оро выдать ему заграничный паспорт и уехал из страны.

Теперь ратификации кредитного соглашения с «Вестендорпом» уже никто не мог помешать.

В 1892 году выяснилось, что «Вестендорп» вместе с доверенными лицами Лилиса фальсифицировал доходы таможни, обманывая таким образом многих кредиторов голландского банкирского дома. Разразился мощный скандал, и «Вестендорп» обанкротился.

Американцы почуяли прекрасную возможность если не аннексировать, то купить Доминиканскую республику. Долг страны «Вестендорпу» перекупил консорциум бизнесменов из США, назвавший себя «Компанией по улучшению Санто-Доминго»[42]. На кабальных условиях американцы предоставили Доминиканской республике два кредита на суммы в 1,2 миллиона долларов и 2 миллиона фунтов стерлингов, из которых Лилис должен был оплатить долговые облигации европейских заемщиков «Вестендорпа». Новые кредиты были выданы под залог доходов от таможенных сборов страны.

Оро предоставил американским бизнесменам монополию на перевозку пассажиров между Доминиканской республикой и Нью-Йорком. Ходили упорные слухи, что Лилис хочет сдать в аренду американцам полуостров Самана, а возможно – и всю страну. К этим слухам тревожно прислуживались в Берлине и Париже.

Кроме того, Лилис брал у американцев тайные займы, которые использовал на поддержание своей репрессивной машины.

Европейские кредиторы Доминиканской республики отнюдь не желали перехода этой страны под контроль США. Синдикат европейских владельцев облигаций доминиканского долга, куда входили немцы, голландцы, бельгийцы, испанцы и англичане, решил поддержать на выборах 1892 года того самого Марчену, который в 1888 году и организовал кредит «Вестендорпа»[43]. Европейцы надеялись, что, став президентом, Марчена в залог долга именно им сдаст в аренду Саману, и таким образом полуостров будет вырван из рук американцев.

Лилис в преддверие президентской гонки прибегнул к уже опробованной хитрости – он объявил, что устал и хочет дать дорогу более молодым политикам. На самом деле Оро просто отслеживал тех, кто посмеет бросить ему вызов. Финансируемая американцами репрессивная машина не дала сбоя и на этот раз: Оро снова стал президентом, а его противники были отправлены в эмиграцию и тюрьмы.

К концу XIX века Доминиканская республика очутилась на грани полного дефолта по внешним долгам. Страна оказалась фактически полностью заложенной американцам без каких-либо внятных перспектив по погашению долга.

Лилис не стал изобретать велосипед и напечатал ничем не обеспеченных бумажных денег в пересчете примерно на 5 миллионов долларов. Инфляция нанесла экономике сильнейший удар. Как обычно, больше всего пострадали завязанные на экспорт фермеры – производители табака из долины Сибао.

Там созрел заговор, и в июле 1899 года Лилис был убит в местечке Мока. Возможно, он остался бы в живых, если бы согласился на просьбу северной буржуазии о выделении местным фермерам экстренного кредита. С другой стороны, казна республики была не просто пустой: долг к 1899 году составлял 35 миллионов песо, что в 15 раз превышало средний годовой бюджет страны.

Если до прихода Оро к власти республика жила за счет экспорта табака, дерева и скота главным образом в Европу, то к 1899 году – уже за счет вывоза сахара в США, причем таможенные пошлины фактически принадлежали все тем же американцам. Северные фермеры и плантаторы стали активно культивировать кофе и какао-бобы опять же из расчета на американский рынок. Не будет преувеличением сказать, что Оро превратил страну в американский протекторат, хотя пока только в экономическом смысле.

Смерть Лилиса ознаменовала очередной период политической нестабильности в республике. За шесть лет в Доминиканской республике произошло четыре «революции» и сменилось пять президентов.

Поначалу власть захватили вожди заговора против Оро: президентом стал Хуан Исидро Хименес (самый богатый плантатор и торговец табаком в стране), вице-президентом – генерал Орасио Васкес. Однако они быстро поссорились из-за дележа государственной власти, и теперь страна оказалась разделенной на два лагеря: «хименистов» и «орасистов».

Поначалу Васкес, чьи войска заняли столицу 4 сентября 1899 года, восстановил свободу печати и пригласил всех политических эмигрантов вернуться на родину. Бумажные деньги Оро были выведены из обращения и установлен твердый обменный курс: пять доминиканских серебряных песо за один доллар США[44]. На президентских выборах 1899 года был выдвинут единый кандидат от всех сил, свергнувших Лилиса – Хименес (который к моменту убийства Оро находился в эмиграции). Васкес должен был стать вице-президентом, однако этому помешала его ссора с Хименесом.

Новое правительство сразу же попыталось пересмотреть кабальные соглашения с «Компанией по улучшению Санто-Доминго», прежде всего, вернуть контроль над таможнями. Такие меры диктовались не только чувством собственного достоинства, но и бедственным финансовым положением: поскольку таможенные сборы были заложены американцам, правительство получало доходов не более 60 тысяч песо в месяц[45].

Общественное мнение республики и новые власти считали, что все контакты с американцами потеряли силу, так как были заключены диктатором Оро, незаконно находившимся у власти. Американцы, естественно, настаивали на том, что договоры имеют законную силу и должны выполняться. К тому же выяснилось, что американцы (уже тогда промышлявшие финансовыми деривативами) выпустили под доминиканский государственный долг облигации и продали их малограмотным крестьянам в Италии, Франции и Бельгии. Последние думали, что покупают некие бумаги католического ордена в Доминиканской республике, чем способствуют укреплению на острове католической веры.

В 1900 году внешний долг страны составлял почти 24 миллиона песо, внутренний – более 10 миллионов. При этом доходы от таможенных сборов (а это был практически единственный источник для государственного бюджета) не превышали 2 миллиона песо в год.

Как только за границей узнали о смерти Лилиса, владельцы облигаций в Европе стали требовать от своих правительств надавить на Доминиканскую республику, чтобы она погасила долг и по номиналу облигаций, и по процентам. Однако новое правительство в Санто-Доминго при всем желании не могло этого сделать, так как таможенные сборы были заложены американцам. Поэтому президент Хименес попросил «Компанию по улучшению Санто-Доминго» отвести часть таможенных сборов на погашение европейских облигаций.

Между тем европейские правительства угрожали направить к берегам Доминиканской республики боевые корабли и силой взыскать долг. Перед лицом этих угроз Хименес объявил 10 января 1901 года, что у американцев отобран контроль над таможнями и что отныне 40 % поступлений от внешней торговли будут идти на погашение облигаций европейским вкладчикам. «Компания по улучшению Санто-Доминго» немедленно обратилась за поддержкой в госдепартамент США, и там решили действовать.

К началу XIX века Соединенные Штаты под благовидным предлогом отстаивания свободы и стремления к процветанию вступили в соперничество с более опытными европейскими конкурентами. Уже в 1898 году США развязали войну против Испании и захватили у Мадрида Кубу, Гуам, Пуэрто-Рико и Филиппины. В этой кампании лично участвовал будущий президент Теодор Рузвельт, чье правление вошло в историю как «имперское». Рузвельт был преисполнен решимости воплотить «доктрину Монро» в жизнь и окончательно выдавить всех европейских конкурентов из Латинской Америки.

В 1904 году Рузвельт официально выступил с поправкой к «доктрине Монро». В «поправке Рузвельта» провозглашалось право США наводить порядок в финансах латиноамериканских стран, чтобы те не попадали в зависимость к европейским кредиторам. В мае 1904 года в письме по случаю второй годовщины независимости Кубы Рузвельт писал: «Если нация умеет с достоинством вести себя в вопросах индустрии и политики, если она способна поддерживать у себя порядок и выполняет свои обязательства, то ей нечего бояться вмешательства со стороны Соединенных Штатов. И напротив, дикость и порочность или беспомощность, которые ведут к всестороннему ослаблению связей в цивилизованном обществе, могут в конце концов вызвать интервенцию цивилизованной страны, и Соединенные Штаты здесь, в Западном полушарии не смогут игнорировать этот долг»[46].

Но действовать в духе «поправки Рузвельта» американцы начали еще до ее официального провозглашения. В 1902 году Вашингтон направил к берегам Венесуэлы мощный флот, который практически сорвал попытку англо-германской эскадры взыскать с этой страны долги.

Рузвельт в сентябре 1901 года занял пост президента (его предшественник Мак-Кинли погиб от руки террориста) и активно формировал экспансионистскую политику Соединенных Штатов в Латинской Америке и в других частях мира. Позднее сам же Рузвельт назвал свою внешнюю политику «политикой большой дубинки»: «Говори мягко, но носи с собой большую дубинку, и ты далеко пойдешь»[47].

Между тем Доминиканской республике было не до погашения долга. В апреле 1902 года Васкес поднял вооруженное восстание против Хименеса, и президенту пришлось бежать из страны. Однако самого Васкеса отстранил от власти генерал Алехандро Восс-и-Хиль, который, впрочем, решил сам стать президентом. Восс-и-Хиль флиртовал с хименистами, но на самом деле за его спиной стояли сторонники Лилиса, вырвавшиеся в ходе мятежа из столичной тюрьмы. Васкес во время мятежа был с войсками на севере, подавляя очередное восстание. Он и Восс-и-Хиль начали противоборство, вылившееся в кровавую гражданскую войну. После гибели в боях многих своих генералов Васкес 23 апреля 1903 года отказался от должности президента.

Восс-и-Хиль при поддержке хименистов был избран президентом и приступил к исполнению обязанностей в августе 1903 года. Хименеса новое правительство назначило специальным финансовым агентом в Европе – ключевой пост, если учесть, что проблема внешнего долга была главной для республики.

Однако Восс-и-Хиль не желал выполнять своих обещаний по назначению на ключевые посты сторонников Хименеса. Последние стали подозревать бывшего сторонника Лилиса в попытке насадить в стране диктатуру по образцу Оро. Уже осенью 1903 года вспыхнул мятеж хименистов против Восса-и-Хиля, и в ноябре того же года последний был вынужден покинуть свой пост. Новый вождь очередной «революции» Карлос Моралес тоже не собирался возвращать власть законному президенту Хименесу. Он вступил в союз с орасистами, чем вызвал новое восстание сторонников Хименеса.

Избравшись в 1903 году президентом, Моралес быстро вступил в конфликт со своим вице – Рамоном Касересом[48] (родственником Васкеса) и большинством кабинета. Следует отметить, что США направили к берегам страны флот, чтобы поддержать орасиста Моралеса. В феврале 1904 года американский крейсер бомбардировал позиции повстанцев на подступах к столице. Американцы считали хименистов слишком патриотично настроенными и подозревали их в проевропейской ориентации. В обмен на помощь США Моралес подтвердил все финансовые обязательства своей страны и разрешил американцам построить на побережье Доминиканской республики маяки для сопровождения навигации в ту сторону, где позже был открыт Панамский канал. Полуостров Самана после приобретения Америкой Пуэрто-Рико и превращения Кубы в протекторат США Вашингтон больше не интересовал.

Между тем, не желая ждать окончания внутренней доминиканской междоусобицы, Бельгия, Германия и Италия направили к берегам Доминиканской республики боевые корабли, чтобы силой оружия взыскать со страны внешний долг. Первый раз это случилось уже в 1900 году, второй раз – в 1903-м.

Однако европейский флот натолкнулся на первое применение «поправки Рузвельта» на практике.

В июне 1904 года было предложено арбитражное соглашение между Доминиканской республикой и «Компанией по улучшению Санто-Доминго». Согласно этому документу Доминиканская республика должна была выплатить компании в качестве компенсации за ее собственность в стране единовременную сумму в размере 4,5 миллиона песо. Одновременно правительство США получало контроль над важнейшими таможнями страны для обеспечения выплаты долга европейским держателям доминиканских облигаций.

Соглашение не устроило ни европейских кредиторов, ни капиталистов севера Доминиканской республики. Первых – потому что все доходы от экспорта товаров, кроме сахара, поступали в счет долга «Компании по улучшению Санто-Доминго», а товары эти экспортировались главным образом в Европу. Последние справедливо опасались, что американский управляющий таможней может помешать их торговым отношениям с европейскими странами. К тому же все без исключения доминиканцы (и европейцы) были возмущены тем, что правительство США назначило управляющим доминиканскими таможнями Джона Эббота – топ-менеджера «Компании по улучшению Санто-Доминго»[49].

В январе 1905 года Моралес все-таки подписал с США упомянутое выше кабальное соглашение, по которому к американцам опять переходил контроль над всеми доминиканскими таможнями. США назначали главного управляющего таможней, который в свою очередь передавал 55 % сборов европейским кредиторам[50]. В соглашении специально оговаривалось, что вплоть до полной выплаты внешнего долга Доминиканская республика не имеет права менять ставки таможенных пошлин без согласия президента США. Также США «соглашались» помочь Доминиканскому правительству «улучшить» управление страной, чтобы обеспечить выплату внешнего долга. Таким образом, было четко закреплено право Вашингтона на вмешательство во внутренние дела Карибского государства. Мало кто сомневался, что американцы не преминут этим правом воспользоваться.

Соглашение было настолько корыстным даже по меркам того времени, что Рузвельту пришлось объяснять сенату США его необходимость тем, что оно препятствует подпадению Доминиканской республики под влияние вропейских конкурентов США, которые, в свою очередь, могут помешать навигации по жизненно важному для Америки Панамскому каналу (который был, правда, введен в действие только в 1914 году). В конечном итоге соглашение было введено в действие исполнительным указом президента.

К концу 1905 года Моралес, дискредитированный соглашением с США, уже не контролировал собственное правительство, члены которого слушали только вице-президента орасиста Касереса. Чтобы укрепить положение Моралеса, американцы опять направили на рейд Санто-Доминго боевые корабли. Вооруженные пулеметами морские пехотинцы на лодках патрулировали протекавшую через столицу реку Осаму. В ответ на это орасисты пригрозили убить любого американского морпеха, который попытается высадиться на берег.

В декабре 1905 года Моралесу все же пришлось подать в отставку (он пытался организовать переворот против собственного же правительства), и президентом стал Касерес, избранный в 1906-м на новый срок. Касерес соблюдал соглашение о долге с США (его называли «модус вивенди»). Доминиканская республика исправно выплачивала долги, сократив их в 1905-1907 годах с 40 до 17 миллионов песо. При этом посланный Рузвельтом в Доминиканскую республику для выявления истинных размеров долга финансовый агент Холландер признавал, что из 40 миллионов песо кредиторами документально подтверждены права не более чем на половину этой суммы.

Тем не менее было понятно, что при годовых доходах доминиканских таможен не более чем в 2 миллиона долларов (каждый месяц республика переводила на счета «Нэшнл Бэнк оф Нью-Йорк» по сто тысяч в счет уплаты долга) внешний долг европейцам можно выплатить очень не скоро. Тогда американцы решили стать единственным кредитором Доминиканской республики, чтобы раз и навсегда исключить для европейских конкурентов предлог для вмешательства во внутренние дела республики и закрепить это право лишь за собой.

В сентябре 1906 года Рузвельт навязал европейцам реструктуризацию доминиканского долга, который был уменьшен до 17 миллионов песо. Одновременно правительство США поддержало «просьбу» Доминиканской республики о займе в размере 20 миллионов песо в американском банкирском доме «Кун, Леб энд Компани», который и пошел на полную выплату долга европейским кредиторам. В декабре 1906 года практически все европейские кредиторы согласились немедленно получить деньги и отказаться от всех иных претензий.

Тем самым США превратились в единственного кредитора Доминиканской республики. «Поправка Рузвельта» была блестяще реализована на практике.

После 1906 года суверенитет Доминиканской республики был более чем призрачным. Американцы по-прежнему контролировали все таможни страны. 50 % таможенных сборов следовало переводить на депозитные счета в Нью-Йорке в счет уплаты долга теперь уже американским кредиторам. 5 % резервировались для уплаты заработной платы служащим таможни (в том числе и американцам), 45 % передавались правительству Доминиканской республики. 3 мая 1907 года новую доминикано-американскую конвенцию, содержавшую все эти положения, одобрил конгресс Доминиканской республики.

Американцы считали, что конвенция 1907 года дает им полное право на вмешательство во внутренние дела Доминиканской республики, чтобы обеспечить аккуратное исполнение ей своих долговых обязательств. Президент Теодор Рузвельт дал следующие указания министру ВМС США: «В том, что касается доминиканского вопроса, скажите адмиралу Брэдфорду, чтобы он не допускал на острове революции. Я предлагаю поддерживать там статус-кво, пока сенат найдет время принять решение по договору (конвенции 1907 года. – Прим. автора) и буду рассматривать всякое революционное движение как попытку нарушить модус вивенди. Я совершенно уверен, что все это законно, хотя и предвижу трудности технического порядка и даже намеренную волокиту»[51].

Президентство Касереса на время вернуло в Доминиканскую республику политическую стабильность и экономический рост. Касересу удалось добиться внесения изменений в конституцию, согласно которым срок президентских полномочий увеличивался с двух до шести лет. Пост вице-президента упразднялся (в условиях Доминиканской республики вице-президент был обычно главным противником самого президента, так как мечтал занять его кресло). Губернаторы провинций (также традиционные организаторы всевозможных мятежей, восстаний и «революций») теряли полномочия командующих войсками в провинциях, оставаясь только гражданскими администраторами. В бюджете была создана специальная статья для выплаты жалованья генералам, «находившимся в распоряжении президента республики». Так Касерес подслащал пилюлю отстраненным от реального командования войсками генералов.

Помимо пряника Касерес при необходимости прибегал и к кнуту. Всю северо-западную часть республики (долину Сибао) контролировали хименисты во главе с Дезидерио Ариасом. Во главе армии Касерес оккупировал Сибао как вражескую территорию. Для подрыва экономической основы непокорного региона он даже приказал перегнать в глубинные районы страны весь скот. Касерес обычно предлагал вождям мятежных отрядов встречаться на «нейтральной территории» для обсуждения перемирия. Собравшихся «каудильо» окружали солдаты, стрелявшие на поражение.

Фактически Касерес создал из разрозненных отрядов различных вождей периода нестабильности единую армию. Однако он не доверял ей и поэтому организовал в качестве противовеса республиканскую гвардию, преданную лично президенту.

На остававшиеся от американского кредита деньги Касерес пытался осуществлять в стране масштабные экономические и инфраструктурные проекты. Количество школ при нем выросло с 200 до 525. В лице «Ройял Бэнк оф Кэнада» в стране появился первый частный банк. Было развернуто активное строительство дорог и мостов.

По совету американцев Касерес освободил от всех пошлин производителей сахара. Американские компании стали немедленно скупать землю для выращивания сахарного тростника. К 1925 году компании и граждане США владели в Доминиканской республике 438 тысячами акров, то есть, четвертью лучших земель страны[52]. Постепенно Доминиканская республика превращалась в монокультурное государство, целиком зависевшее от экспорта только одного товара – сахара. Все это было на руку американцам: скота и табака у США и так хватало, а вот сахара производилось недостаточно. Касерес всячески поощрял приобретение американцами земли в стране и разрешал американским компаниям импортировать дешевую рабочую силу для сокращения издержек производства.

То, что было выгодно американским сахарным латифундистам, означало разорение для тысяч доминиканских крестьян. У многих из них не было никаких документов, подтверждающих право на владение землей. Поэтому американцы либо сгоняли крестьян с земли, либо вынуждали их продавать свои участки за бесценок.

19 ноября 1911 года Касерес ехал в карете, сопровождаемый только одним кучером. Его остановила группа неизвестных, которые открыли огонь. В завязавшейся перестрелке Касерес погиб. За убийцами стоял генерал Луис Техера.

В стране начался очередной период междоусобиц. Первоначально власть захватила «гражданская хунта», которую, однако, направлял командующий армией генерал Альфредо Виктория. Накопленные Касересом 4 миллиона песо были израсходованы на борьбу с различного рода мятежами. Практически вся страна оказалась охваченной гражданской войной. Генерал заставил конгресс избрать президентом своего дядю Эуладио Викторию, но его быстро заменили более приемлемым для многочисленных враждующих фракций архиепископом Адольфо Нуэлем. Но и служитель церкви смог продержаться в президентском кресле только четыре месяца. Его сменил депутат конгресса орасист Хосе Бордас Вальдес, вступивший в союз с хименистами и бывшим министром обороны Ариасом. Во время правления Касереса Ариас жил в эмиграции, но, получив известия об убийстве президента, вернулся и объединился с Васкесом для борьбы против правительства Виктории.

Американцы активно вмешались в междоусобицы в Доминиканской республике. Предлог был самым что ни на есть благовидным: гражданская война ставила под угрозу выплату внешнего долга американским кредиторам. 24 сентября 1912 года президент США Тафт направил в Санто-Доминго своих представителей для посредничества между враждующими политическими силами. Американских визитеров сопровождали 750 вооруженных морских пехотинцев. Именно американцы заставили уйти в отставку президента Альфредо Викторию и настояли на компромиссной фигуре архиепископа Нуэля.

При этом первоначально американцы поддерживали жестокое подавление Викторией своих политических оппонентов, предоставляя ему положенные по договору 1907 года 45 % таможенных поступлений. На эти деньги генерал развязал самую кровавую в и без того неспокойной истории страны гражданскую войну. Тюрьмы были заполнены оппозиционерами. Широко практиковались расстрелы без суда и следствия. Но в США надеялись, что такими методами Виктория быстро подавит оппонентов и возобновит бесперебойное обслуживание внешнего долга[53].

Однако уже к середине 1912 года Виктории не хватало денег для войны. Пришлось приостановить выплату жалованья госслужащим. Соперник центрального правительства генерал Дезидерио Ариас захватил ряд таможен на северном побережье, используя их ресурсы для оснащения собственной армии. Соседняя Гаити тоже воспользовалась беспорядками: гаитянские войска стали систематически вторгаться на территорию Доминиканской республики.

Гражданская война временами приобретала характер борьбы всех против всех и получила в народе прозвание «Война двенадцати» – столько различных вождей сражались друг против друга.

Посланная Тафтом комиссия посредников пыталась удержать Викторию и его дядю у власти хотя бы до 1914 года, но оппозиционеры были на это не согласны. Нуэль должен был занимать президентское кресло в течение года (до ноября 1913-го) и подготовить свободные и честные выборы. Однако временного президента не признал Ариас, лидер хименистов, к тому времени крепко державший в руках север страны, включая второй по значению город республики Сантьяго.

Как уже упоминалось, Нуэля по требованию хименистов заменил конгрессмен Бордас, также призванный всего лишь подготовить новые выборы. Но Бордас явно стал готовить почву для фальсификации голосования в свою пользу. Он, будучи орасистом, назначил химениста Ариаса правительственным делегатом (фактически наместником) в долине Сибао, что вызвало гнев других орасистов. К тому же Бордас с аукциона продал одному из сторонников Ариаса центральную железную дорогу за 130 тысяч песо (ранее дорогу контролировали орасисты), а покупатель никаких денег не заплатил и, как полагали, похоже, не собирался этого делать. Доходы от этой железной дороги позволяли владевшей ей политической фракции покупать голоса избирателей и откладывать деньги на случай возобновления гражданской войны.

Американцы хотели было предоставить Бордасу кредит в 1,5 миллиона песо на неотложные нужды (чтобы заплатить армии и госчиновникам), но, видимо, засомневались в его способности контролировать положение в стране.

Между тем Васкес вернулся с Пуэрто-Рико и 1 сентября 1913 года начал вооруженное восстание против Бордаса, вошедшее в историю как «железнодорожная революция» (все понимали, что речь идет, прежде всего, о контроле над прибыльной и стратегически важной центральной железной дорогой). Однако обладавший изрядным военным талантом Ариас быстро подавил мятеж. Сыграло свою роль и то, что на стороне центрального правительства оказались американцы. США официально предупредили Васкеса, что не признают (даже де-факто) его правительство и не станут отчислять ему причитающиеся властям Доминиканской республики доходы от таможен. Одновременно американцы взяли на себя посредничество в урегулировании снова вспыхнувшей гражданской войны. Сторонники Васкеса обещали сложить оружие в обмен на обещание американцев обеспечить проведение честных выборов в местные органы власти и конституционную ассамблею уже в 1913 году. Нескольких лидеров орасистов в качестве жеста национального примирения назначили на государственные посты.

Выборы действительно состоялись 6 декабря 1913 года. Но ничего честного и тем более свободного в них не было. Бордас активно использовал армию для разгона митингов своих противников. Из урны вынимали одни бюллетени и заменяли их другими. В этих условиях признать легитимность конституционной ассамблеи отказались даже хименисты: они опасались, что Бордас с их помощью хочет установить в стране диктаторский режим личной власти.

Однако у Бордаса не было денег. К началу 1914 года его правительство было должно госслужащим 386 тысяч песо. Еще 740 тысяч требовалось для удовлетворения насущных нужд страны[54]. Даже члены новоизбранной ассамблеи отказались работать до тех пор, пока им не выплатят зарплату. Американцы дали указание своему главе доминиканской таможни предоставить Бордасу в виде аванса 40 тысяч песо.

В июне 1914 года президент США Вильсон выдвинул соперничающим доминиканским фракциям настоящий ультиматум: в стране должен быть избран признанный всеми политическими силами президент. В противном случае США сами назначат главу государства.

В октябре 1914 года новым президентом был избран Хименес, назначивший Ариаса военным министром. Ариас попросил Хименеса выплатить жалованье своим людям, составлявшим костяк верных правительству вооруженных сил. Но в казне денег не было, и Хименесу пришлось обратиться к США, контролировавшим доминиканские таможни.

Американцы почуяли, что пришло время окончательно и в юридически обязательной форме закрепить экстерриториальное положение своих должностных лиц в Доминиканской республике, и «предложили» Хименесу назначить генерального контролера (гражданина США), который формировал бы государственный бюджет и одобрял все расходы правительства. Кроме того, якобы для прекращения постоянной гражданской войны, США настаивали на создании новой доминиканской армии под командованием американских офицеров.

Хименес маневрировал: он обещал американцам положительно решить все эти вопросы, но потом неожиданно передал их на усмотрение конгресса. Естественно, в феврале 1915 года депутаты отвергли фактически полную ликвидацию реального суверенитета страны. Хименесу угрожали импичментом в случае подписания соответствующих обязательств.

В ответ на это правительство США само назначило генерального контролера, предписав ему оставаться в республике помимо воли ее правительства. Контролер должен был подписывать все расходные чеки правительства, а в случае неодобрения им тех или иных расходов просто не передавать властям доходы от таможни. По сути, контролер становился финансовым диктатором Доминиканской республики.

Чтобы заставить Хименеса действовать по указке Вашингтона, американцы угрожали направить в Доминиканскую республику вооруженные силы для наведения порядка. Одновременно (играя уже в «хорошего полицейского») США давили на орасистов, требуя от них прекратить сопротивление правительству Хименеса.

Сам Хименес отказывался пойти на главное требование американцев – замену армии во главе с Ариасом на национальную гвардию под командованием американских офицеров. Было ясно, что в этом случае Ариас может легко свергнуть правительство.

Дипмиссия США в Санто-Доминго сообщала в Вашингтон в январе 1915 года, что американский генеральный контролер Бакстер ведет себя по отношению к доминиканскому правительству вызывающе, назначая чиновников таможни без всяких консультаций с этим самым правительством. Зачастую эти назначенцы не имели никакой профессиональной подготовки. Хименес был готов учитывать рекомендации Бакстера при назначении чиновников, но отказываться от своего права как президента назначать людей в своей собственной стране на государственные должности он не желал.

9 января 1915 года американский посланник в Санто-Доминго Салливан сообщил в Вашингтон, что «сильный человек» в правительстве Хименеса Ариаса подал в отставку, протестуя против усиления американского влияния и угрожая объединиться с орасиситами[55]. Хименес попросил совета у американской дипмиссии и через три дня получил ответ: правительство США окажет ему всяческую поддержку в случае осуществления реформ, предложенных американцами. Посланнику поручили передать лично Ариасу и Васкесу, что США возложат на них персональную ответственность, если возникнет очередной мятеж.

В апреле 1915 года Хименес оказался между молотом и наковальней: доминиканский конгресс требовал удаления из страны генерального контролера США Джонсона, угрожая президенту отстранением от должности, а американцы столь же настойчиво требовали немедленной реорганизации армии. 18 апреля Хименес попросил у США 30 тысяч песо для подавления грозящего мятежа орасистов. Однако американцы решили держать Хименеса на коротком поводке и вместо денег предложили свое вооруженное вмешательство, что означало бы военную оккупацию Доминиканской республики[56].

В июле 1915 года несколько генералов-орасистов подняли мятеж, требуя предоставления им выгодных должностей или подрядов. Сам Васкес восстание не поддержал и даже уговаривал своих сторонников сложить оружие. Он понимал: американцы только и ждут предлога, чтобы снова вмешаться во внутренние дела страны, тем более что именно в июле 1915 года якобы для умиротворения и наведения порядка морская пехота США оккупировала Гаити. Соединенные Штаты действительно не замедлили предупредить Васкеса, что не останутся безучастными к событиям в республике. Мятеж удалось подавить через несколько месяцев, предоставив восставшим генералам ряд прибыльных должностей.

Еще 17 августа 1915 года американская дипмиссия сообщала из Санто-Доминго, что хрупкое здоровье и преклонный возраст Хименеса вкупе с интригами против него со стороны Васкеса и Ариаса могут создать в Доминиканской республике ситуацию наподобие гаитянской. Миссия просила держать наготове в пределах «короткой дистанции» боевые корабли с достаточным контингентом морской пехоты (и, возможно, расквартированным в Пуэрто-Рико полком регулярной армии США) на борту[57]. При этом миссия признавала, что политическая ситуация в стране улучшается, однако финансовая внушает опасения. 23 августа 1915 года к Санто-Доминго был направлена канонерка ВМС США «Мариэтта»[58].

Не случайно такая внешняя политика США получила во всем мире название «дипломатия канонерок».

В сентябре 1915 года в Санто-Доминго прибыл новый американский дипломатический представитель Уильям Рассел. Он привез с собой печально известную в доминиканской истории ноту № 14 (врученную 19 ноября), по содержанию больше походившую на ультиматум. В ноте содержались безапелляционные требования подтвердить статус американского генерального контролера, распустить республиканскую гвардию и создать заново армию и полицию под командованием американских офицеров[59].

Характерно, что сам Рассел сообщал в госдепартамент 22 октября 1915 года, что не видит в настоящее время для США необходимости в таких же дейстивях как на Гаити[60]. Но уже 29 октября 1915 года он послал в госдепартамент алармистское донесение, характеризуя финансовую ситуацию в Доминиканской республике как «отчаянную». Ежедневная нехватка средств правительства составляла 3000 песо. При этом сам Рассел признавал, что таможенные доходы за 1915 год (примерно 4 миллиона песо) плюс внутренние налоги позволяли правительству спокойно оплачивать все государственные расходы[61]. Проблема была лишь в том, что таможенные доходы принадлежали не доминиканскому правительству, а генеральному контролеру США, поэтому долг властей республики приближался к 5 миллионам песо. Причем значительную часть его составляли требования владельцев ассигнаций (Рассел называл их «спекулянтами»), выпущенных ранее с «огромным» дисконтом, а затем выведенных из обращения. Правительство было должно госслужащим примерно 200 тысяч песо в счет задержанного жалованья.

Американский посланник подчеркивал, что министр финансов республики «очень честный человек». Рассел предлагал предоставить Доминиканской республике экстренный кредит. Однако госдепартамент 4 ноября 1915 года ответил своему представителю, что вопрос о кредите может обсуждаться только в случае согласия Доминиканской республики на требования США, причем это согласие должно быть закреплено в форме дополнения к конвенции 1907 года. Эту инструкцию подписал лично госсекретарь США Лансинг.

24 ноября 1915 года президент США Вильсон направил Хименесу личное послание, в котором убеждал его, что создание новой армии под американским командованием только укрепит позиции правительства и самого президента Доминиканской республики. Вильсон требовал также начать применять на практике закон 1911 года о размежевании земель и об оформлении всех кадастровых прав[62]. Этот шаг, по его словам, должен был увеличить сельскохозяйственное производство, а значит, и доходы правительства. При этом от закона выигрывали в основном американские компании, занимавшиеся выращиванием сахарного тростника, – закон позволял им сгонять с земли крестьян, у которых не было документов на земельные участки. При согласии Хименеса с американскими предложениями Вильсон обещал ему предоставление займа.

К моменту получения американской ноты от 19 ноября престарелый Хименес отдыхал за пределами столицы. Вернувшись через два месяца, он собрал правительство, Васкеса и депутатов для обсуждения американского ультиматума. Прибывший в столицу Васкес был встречен овацией толпы, скандировавшей: «Долой янки!»[63]. На сей раз ненавидевшие друг друга политические группировки были единодушны – все они сочли американские требования несовместимыми с суверенитетом республики.

8 декабря 1915 года Хименес направил американцам ответную ноту, в которой подчеркивалось, что доминиканский народ не потерпит вмешательства во внутренние дела страны[64]. В ноте говорилось также, что ее принятие «неизбежно вызовет волнения, протесты, вооруженные столкновения, что еще более обострит нынешнюю обстановку»[65]. 9 декабря Рассел сообщал, что вся Доминиканская республика полна негодования против американцев (проходят патриотические митинги, образовываются антиамериканские общественные организации), хотя правительство не опубликовало полного текста ноты США от 19 ноября, опасаясь настоящего восстания.

19 января 1916 года Рассел предупредил Вашингтон, что надо готовиться к осложнению обстановки в Доминиканской республике в самое ближайшее время[66]. При этом американцы сами же и осложняли эту обстановку: оппозиция упрекала Хименеса в том, что он ведет секретные переговоры с США и готов пожертвовать национальным суверенитетом. Сам же Хименес боялся публиковать полный текст американских требований, так как они подразумевали именно ликвидацию суверенитета.

24 января 1916 года госдепартамент поручил Расселу передать Хименесу, что правительство США готово силой помочь доминиканским властям подавить возможное восстание. При этом Хименесу лицемерно рекомендовали не нагнетать обстановку и избегать любых шагов, способных привести к его импичменту сенатом. К Доминиканской республике был направлен военный корабль США «Кастин» для защиты «американских сахарных интересов» в провинции Сейбо от «бандитов»[67].

В апреле 1916 года Хименес попытался арестовать нескольких соратников военного министра Ариаса и подчинить себе окончательно северо-запад страны, где Ариас был некоронованным королем. Весьма вероятно, на этот рискованный шаг Хименеса спровоцировали американцы, критикуя его «слабую» политику и требуя наведения порядка в стране. В ответ Ариас поднял восстание. Его сторонники в конгрессе объединились с орасистами и выдвинули требование импичмента Хименеса по обвинению в нарушении конституции и растрате государственных средств[68]. Сторонники Ариаса и Васкеса взяли под контроль столицу, и Хименесу пришлось отступить с верными ему войсками в предместье Санто-Доминго Сан-Херонимо.

В порт Санто-Доминго немедленно вошел «Кастин»[69], хотя Ариас предупредил Рассела, что никакого восстания не поднимал, а всего лишь, как и большинство парламентариев, протестует против незаконных действий президента. Фактически никаких боевых действий в стране не происходило: обе стороны конфликта были готовы к компромиссу. Ариас лично сказал американскому посланнику, что примет его посредничество. Сам Рассел сообщал в Вашингтон, что в случае бегства Хименеса конгресс изберет президентом именно Ариаса. «Все спокойно», – писал Рассел в госдепартамент 16 апреля 1916 года[70]. При этом в точном соответствии с «дипломатией большой дубинки» посланник попросил на всякий случай прислать в Санто-Доминго еще один боевой корабль ВМС США.

Американцы активно раздували конфликт, отговаривая Хименеса уходить в отставку и не желая видеть главой государства Ариаса (они полагали, что давить на боевого генерала им будет сложнее, чем на престарелого и сломленного Хименеса). При этом Рассел признавал, что Ариас полностью контролирует ситуацию в стране и в любой момент может отстранить Хименеса силой, если только пожелает это сделать. 27 апреля 1917 года Рассел сообщал, что советует Хименесу не уходить в отставку, а тот во всем слушается его советов. «Все мои усилия направлены на удержание президента от отставки и предотвращение прихода к власти Ариаса»[71]. Для подкрепления своей «дипломатии» Рассел требовал уже присылки линкора с «достаточным» десантом на борту. Лансинг немедленно передал главкому американских оккупационных войск на Гаити адмиралу Капертону указание быть готовым к поддержке «конституционных властей» Доминиканской республики.

1 мая 1916 года нижняя палата доминиканского конгресса постановила начать слушания по импичменту Хименеса. Рассел считал, что США должны поддержать Хименеса, несмотря на любые действия парламента. Американский посланник прервал все контакты с Ариасом, так как они, по его словам, только ослабили бы престиж Соединенных Штатов. 2 мая на рейд Санто-Доминго (видимо, для подкрепления престижа США) прибыл вспомогательный крейсер ВМС США «Прэри»[72]. У крейсера уже был «боевой» опыт: он принимал участие в оккупации США мексиканского порта Веракрус в 1914 году.

Тем не менее в тот же день, 2 мая 1916 года сенат доминиканского конгресса подтвердил обвинения нижней палаты в адрес Хименеса и провозгласил, что президент фактически перестал исполнять свои обязанности. По совету Рассела Хименес объявил все решения парламента незаконными (поскольку якобы принятыми под угрозой применения силы Ариасом) и со своими войсками покинул столицу. Сам Ариас всячески демонстрировал свое миролюбие: он прибыл на борт «Прэри» и подчеркнул, что действует в полном соответствии с конституцией Доминиканской республики.

Однако Рассел нагнетал обстановку: он сообщал в Вашингтон, что хотя Ариас полностью контролирует ситуацию в столице, Санто-Доминго патрулируют «безответственные» солдаты и вооруженные группы гражданских лиц[73]. Таким образом, был найден желанный повод для интервенции: Рассел попросил высадки морской пехоты в Санто-Доминго для охраны американской дипмиссии. Ссылаясь на то, что этот шаг «не поймут» в других районах страны, он потребовал направить в основные порты страны военные корабли США для защиты жизни и собственности американских граждан.

3 мая 1916 года командующий американскими силами на рейде Санто-Доминго капитан Кросли выступил с обращением к населению Доминиканской республики, предупредив, что любое сопротивление будет подавлено американцами силой. Подстрекаемый американцами Хименес начал наступление на столицу, потребовав немедленной капитуляции всех оппозиционных сил. Теперь Рассел наконец мог сообщить в Вашингтон, что в Санто-Доминго начались боевые действия, и жизнь американских дипломатов находится под угрозой.

4 мая 1916 года в Санто-Доминго был высажен отряд морской пехоты США численностью около 150 человек, который захватил таможню и занял оборону вокруг дипломатической миссии США. Так как конгресс формально отстранил от должности Хименеса (которого США формально еще признавали президентом, но которого не было в столице), американцам выразил протест председатель Верховного суда Федерико Энрикес де Карвахаль[74], исполнявший обязанности главы государства: «Это посягательство на нашу территорию и ничем не спровоцированное оскорбление суверенитета доминиканского народа»[75].

Американцы, разглагольствуя о своем нейтралитете и стремлении к установлению порядка, явно поддерживали Хименеса, который наступал на столицу. Отряд морской пехоты США вышел к американской дипмиссии в арьергарде хименистов. В Вашингтоне полагали, что при поддержке стоявших на рейде Санто-Доминго боевых кораблей ВМС США Хименес быстро разобьет Ариаса, и тогда ему уже можно будет продиктовать любые условия.

Но этот сценарий не сработал. Уже 6 мая 1916 года Рассел сообщил, что Хименес не в состоянии взять столицу, так как у него кончились боеприпасы. При этом Хименес якобы попросил Рассела, чтобы столицу захватили американские войска. Но если бы дело было только в боеприпасах, американцы легко могли бы предоставить их Хименесу. Видимо, народ был отнюдь не на стороне низложенного президента, и Рассел просто заставил Хименеса «попросить» о прямой военной помощи.

В тот же день, 6 мая американцы направили два эсминца к северным портам Доминиканской республики, в частности в Пуэрто-Плату. В распоряжение главкома американскими оккупационными силами на Гаити адмирала Капертона поступили соответствующие силы ВМС.

Но Хименес, в последний момент решив, что не стоит пытаться удерживать власть с помощью американских штыков, того же 6 мая подал в отставку. Американская интервенция была на грани срыва. Рассел признавал, что ситуация в столице нормальная и доминиканский парламент в соответствии с конституцией должен избрать нового временного президента и подготовить проведение выборов главы государства[76]. В США об отставке Хименеса стало известно примерно в 9 вечера. В 7 часов утра 7 мая Рассел отправил в Вашингтон депешу, в которой вынужден был сообщить, что причиной этого шага стало нежелание Хименеса брать на себя ответственность за «человеческие жертвы и разрушительные последствия, которые возникнут в результате захвата города» американцами, и что «в последний момент» Хименес отказался от военной помощи США.

При этом Рассел дал госдепартаменту более чем странный совет: «Это не конец, а начало неприятностей, и я решительно советую пока оставить силы (американские) там, где они находятся сейчас»[77].

Ответ, полученный в тот же день Расселом от госсекретаря Лансинга, был вообще почти абсурдным с точки зрения элементарной логики. Нехотя признав, что желательно избежать кровопролития, Лансинг одновременно повторял указание всеми силами содействовать сохранению президентского поста за… Хименесом, так как импичмент в его отношении был якобы незаконным. Госсекретарь сообщал о посылке Капертону новых подразделений морской пехоты[78]. Получалось, что американцы хотели видеть Хименеса президентом даже против его собственной воли.

Рассел проявлял чудеса дипломатической изобретательности и откровенной наглости. Он заявил Ариасу, что американцы признают состоявший к тому времени из четырех человек кабинет министров Хименеса в качестве законной власти даже без самого Хименеса, хотя кабинет назначался президентом и не имел никаких самостоятельных полномочий. Посланник всего-навсего тянул время: на тот момент в доминиканской столице было всего 500 морских пехотинцев США, и Рассел опасался, что они просто не смогут установить реальный контроль над Санто-Доминго. Глава дипмиссии требовал срочной присылки целого полка морской пехоты.

Одновременно американцы пытались поссорить Ариаса с орасистами, чтобы конгресс не избрал его временным президентом. 8 мая 1916 года доминиканский конгресс выдвинул на пост главы государства председателя Верховного суда Карвахаля, который и так временно исполнял обязанности президента. Все было сделано в соответствии с конституцией страны.

13 мая за умиротворение Доминиканской республики взялся военный губернатор Гаити адмирал Капертон. Он прибыл в Санто-Доминго и пригласил в гаитянское посольство Ариаса и других лидеров «мятежников» (по американской терминологии). В 11:50 Капертон предъявил Ариасу ультиматум: все силы под контролем генерала должны были до 6:00 15 мая сдать оружие американским войскам. В противном случае адмирал угрожал оккупировать столицу и разоружить людей Ариаса силой[79]. В качестве причины столь наглого заявления опять выдвигался странный аргумент: желание США восстановить в Доминиканской республике «конституционную власть».

Тем временем единогласно выдвинутый доминиканским парламентом на пост президента Карвахаль, находясь на Кубе, рвался на родину. Ариас не стал подвергать опасности жителей столицы и 14 мая 1916 года со своими сторонниками покинул Санто-Доминго, отступив на северо-запад, чтобы организовать там сопротивление оккупантам. В тот же день американские войска без единого выстрела заняли столицу Доминиканской республики. Рассел сообщал об антиамериканском настрое жителей.

Американцы не пустили в город войска Хименеса, которого якобы защищали. Не хотели они и допустить выборов конгрессом нового президента. Рассел писал, что парламент наверняка изберет Ариаса, и тогда усилия американцев «будут сведены к нулю». Получалось, что «поборников демократии» уже не устраивал и свободно избранный парламент Доминиканской республики. Рассел предлагал не давать конгрессу обсуждать кандидатуру нового президента страны до тех пор, пока США не «ликвидируют Ариаса» как «политический фактор»[80].

Капертон издал «Уведомление к доминиканскому народу», в котором сообщал, что «силы Соединенных Штатов Америки установили контроль над городом» якобы в виду нахождения там вооруженных мятежников против законной власти. Всем горожанам Капертон предписывал оставаться в городе и «сотрудничать» с ним в деле «защиты жизни и собственности и поддержания порядка». Заканчивалось уведомление строгим запретом продавать алкогольные напитки американским солдатам.

В соответствии с указанием Лансинга Рассел оказал давление на доминиканский конгресс, потребовав от парламентариев прекратить процедуру избрания нового президента до тех пор, пока в стране не будут восстановлены «нормальные условия»[81]. Однако нижняя палата не послушалась и 17 мая остановила свой выбор на судье Верховного суда Энрикесе Карвахале, предложенном орасистами. Теперь дело оставалось за сенатом.

Естественно, ситуация в доминиканском конгрессе отражала настроения в стране, а они были жестко антиамериканскими. Повсюду проходили патриотические митинги и формировались хунты для организации отпора оккупантам. В Вашингтон стали поступать чрезвычайные просьбы американских компаний, желавших немедленного прибытия морской пехоты для защиты своей собственности. Отошедшие на север отряды Ариаса были готовы к боям против оккупантов.

Рассел ссылался на то, что 9 из 12 доминиканских провинций якобы уведомили его о том, что не признают выбор конгресса, каким бы он ни был. Поэтому-де избрание Энрикеса приведет к «мощной революции в стране». Рассел и Капертон все еще пытались безуспешно гальванизировать Хименеса, но уже 16-17 мая поняли, что это бесполезно.

Теперь у американцев появился новый повод для вмешательства: защита жизней высадившихся на берег без приглашения морских пехотинцев. 30 мая 1916 года Капертон отдал приказ занять ключевые северные порты Пуэрто-Плата и Монтекристи. Он сообщал в Вашингтон, что не ожидает никакого сопротивления.

Однако Капертон ошибся: плохо вооруженные и страдавшие от недостатка боеприпасов доминиканские отряды оказали местами довольно ожесточенное сопротивление. Но в начале июня 1916 года американцы все-таки захватили некоторые портовые города страны.

Тем временем Рассел никак не мог заставить сенат прекратить слушания по кандидатуре нового президента. Отчаявшись, «поборник конституционализма» приказал кабинету министров Хименеса просто арестовать четырех сенаторов, которые были сторонниками Ариаса. Однако арест вызвал такой взрыв возмущения населения, что Расселу пришлось в тот же день (6 июня) дать указание освободить сенаторов.

Кроме того, Рассел заставил Энрикеса снять свою кандидатуру. После этого сенат 14 июня избрал временным президентом сроком на один год сенатора Кастро, сторонника Васкеса. Теперь Кастро должна была одобрить нижняя палата.

18 июня 1916 года в Доминиканскую республику прибыл 4-й полк морской пехоты США. Его задачей была оккупация в случае необходимости всех северных районов, включая второй по величине город Сантьяго, и разгром отрядов Ариаса. Необходимость возникла, и уже 19 июня полк выступил из Санто-Доминго в направлении городов Монтекристи, Мока и Сантьяго. Капертон обратился к доминиканскому народу с прокламацией, в которой говорилось, что поход американцев на север вызван всей той же благородной миссией – защитой конституционного строя страны от революционеров. У США, утверждал Капертон, нет цели захвата доминиканской территории и нарушения суверенитета республики, но войска США останутся в стране до тех пор, пока не «вырвут с корнем» все революционные движения и не проведут реформы, «необходимые для обеспечения грядущего благосостояния» страны[82].

26 июня американцы подошли к Сантьяго, где столкнулись с ожесточенным сопротивлением. На помощь морским пехотинцам пришлось перебрасывать экспедиционные войска из Пуэрто-Платы. В боях оккупанты потеряли трех солдат убитыми, были ранены тринадцать бойцов младших чинов и два офицера. Ариас выразил готовность прекратить борьбу, чтобы избежать ненужных жертв, и обратился к архиепископу с просьбой обеспечить его приезд в Сантьяго для политического урегулирования ситуации в стране. Однако Рассел и Капертон которым в действительности принадлежала власть в Санто Доминго, не пустили генерала в столицу.

Интервенты надеялись, что до окончания своей сессии 27 июля 1916 года доминиканский конгресс не сможет избрать нового главу государства, и тогда они уже без оглядки на власти страны начали проводить на острове свои «реформы».

Однако 25 июля конгресс единогласно утвердил Франсиско Энрикеса де Карвахаля временным президентом республики. Все политические лидеры страны призвали своих сторонников не оказывать сопротивления американцам, чтобы не давать им предлога для продолжения оккупации страны. Карвахаль требовал вывода американских войск, но у него не было ни армии, ни денег.

Американцы колебались, признавать ли им Карвахаля. Рассел считал, что его избрание является победой Ариаса, и что Карвахаль настроен антиамерикански. 9 августа Рассел встретился с Карвахалем и прямо спросил его, является ли президент сторонником Ариаса, и как он относится к США. Карвахаль уклончиво ответил, что с помощью США готов обеспечить порядок и спокойствие в стране. Одновременно, не доверяя Расселу и Капертону, Карвахаль хотел отправить делегацию в Вашингтон для переговоров о выводе американских оккупационных войск. Этот шаг был тактически правильным: в самих США многие сенаторы, СМИ и общественные организации протестовали против оккупации Доминиканской республики.

Рассел 25 августа 1916 года направил в госдепартамент срочную депешу, предлагая не принимать доминиканскую делегацию и все переговоры проводить в Санто-Доминго, опираясь на штыки морской пехоты. Основой для «переговоров» Рассел считал безоговорочное принятие всех требований, изложенных в пресловутой ноте от 19 ноября 1915 года, тем более что, по его словам, военная оккупация Доминиканской республики США сделала существование национальной армии в стране «бесполезным»[83]. Проводя политику свершившихся фактов, американцы просто прекратили выплачивать денежное содержание армии и полиции и начали формировать некие «сельские силы правопорядка» под командованием своих офицеров. В обмен на выполнение американского ультиматума Рассел предлагал «немедленно» признать администрацию Карвахаля.

25 августа 1916 года Рассел встретился с Карвахалем и предложил ему провести все американские требования декретом президента (посланнику было ясно, что парламент за них никогда не проголосует). Карвахаль отказался, заметив, что именно оккупация не дает ему возможности провести в стране неотложные реформы. 29 августа госсекретарь Лансинг согласился со всеми предложениями Рассела: доминиканскую делегацию было решено не пускать в США, а от президента Карвахаля следовало по-прежнему требовать либо декрета, либо юридически обязательной декларации о выполнении американского ультиматума. Ариаса надлежало держать под наблюдением и немедленно арестовать, если он попробует вернуться в политику.

В начале сентября Карвахаль выступил с компромиссным предложением. Он был готов в обмен на признание со стороны США дать письменное указание министру финансов не чинить препятствий работе американского генерального финансового инспектора. От последнего, в свою очередь, требовалось перечислять доминиканскому правительству причитающуюся ему часть таможенных сборов и действовать по законам Доминиканской республики, а значит, согласовывать все назначения на должности в таможне с властями страны.

Что касается армии, то Карвахаль был готов «попросить» президента США направить «технического» специалиста для реорганизации доминиканской армии на «научных основах». Этот специалист должен был работать на основании контракта с доминиканским правительством, и предполагалось, что помогать ему станут только латиноамериканцы (например, кубинцы). До окончания реорганизации армии Карвахаль настаивал на сохранении части нынешних вооруженных сил и республиканской гвардии. В течение 30-60 дней после признания со стороны США Карвахаль обещал начать переговоры о новой редакции доминикано-американского договора 1907 года. Рассел сообщал, что в случае отказа США признать его Карвахаль уйдет в отставку, и тогда альтернативой будет либо хаос, либо «полный контроль» с американской стороны[84].

Естественно, американцы предпочитали второе.

Карвахаль в начале сентября 1916 года распустил два батальона армии и дал указание зачислить солдат в формируемую американцами «сельскую полицию». Однако полностью упразднить вооруженные силы и декретировать вместо них создание новой армии он отказывался. Рассел счел уступку президента недостаточной на том основании, что Карвахаль предварительно не согласовал с ним роспуск двух батальонов. Но при этом посланник сообщал в Вашингтон, что «надо немедленно что-то делать»: «…прекратив платежи (солдатам и госслужащим), мы создаем обстановку внутренних беспорядков, которые нам же придется подавлять, и, кроме того, невинные люди страдают от отказа этого правительства выполнить наши требования»[85].

18 сентября 1916 года доминиканцы сами арестовали Ариаса и ряд его сторонников. У американцев оставалось все меньше и меньше предлогов для нахождения в стране. Доминиканский конгресс не собирался самораспускаться, и большинство в нем по-прежнему составляли противники оккупации. В начале октября Рассел попросил разрешения прибыть в Вашингтон для обсуждения сложной ситуации в Доминиканской республике.

Ситуацию запутали сами же американцы. С каждым днем ненависть к ним среди населения республики росла. Попытки морских пехотинцев проводить аресты неугодных США политиков наталкивались на вооруженное сопротивление. 26 октября 1916 года было совершено нападение на патруль морской пехоты в составе двух солдат неподалеку от одного из игорных заведений Санто-Доминго. Американцы открыли огонь и убили троих человек. Лансинг телеграфировал Капертону, предложив рассмотреть введение в Доминиканской республике военного положения (правда, госсекретарь сомневался, что это кардинально изменит ситуацию). Президент Карвахаль логично возложил всю ответственность за инцидент с патрулем морской пехоты на американцев: доминиканцы не понимают, что делают в их стране иностранные войска.

Американцы решили пока не вводить в Санто-Доминго осадное положение, опасаясь очередного взрыва народного недовольства. 31 октября в Вашингтоне состоялось совещание по положению в Доминиканской республике с участием представителей госдепартамента и министерства военно-морского флота. Было решено ничего не предпринимать до президентских выборов в США, намеченных на начало ноября 1916 года. Выборы вновь принесли победу демократу Вудро Вильсону, и американцы решили окончательно ликвидировать и без того призрачную самостоятельность Доминиканской республики.

Между тем в самой республике в ноябре 1916 года проходили выборы коллегий выборщиков, которым позднее предстояло избрать президента страны. Кроме того, избирали депутатов конгресса, чьи полномочия истекли. Американцы с тревогой отмечали, что большой популярностью пользуются сторонники Ариаса. Дипмиссия США в Санто-Доминго предсказывала, что президентом наверняка изберут Карвахаля, а это будет означать полный контроль над правительством со стороны Ариаса.

22 ноября 1916 года госсекретарь направил президенту Вильсону письмо о ситуации в Доминиканской республике, приложив к нему мнение госдепартамента[86]. Даже по американским меркам документ был крайне циничным.

Госдепартамент отмечал, что ситуация в Доминиканской республике обострилась, так как Карвахаль созвал коллегии выборщиков по выборам новых сенаторов и депутатов (!). Заметим, что ранее даже сама дипмиссия США в Санто-Доминго признавала, что временный президент действует в полном соответствии с конституцией страны. Новые депутаты, отмечал госдепартамент, наверняка будут сторонниками Ариаса, который не вызывает доверия. К тому же Карвахаль отказывается выполнять американские требования относительно передачи США полного контроля над финансами и полицией страны. «Непредоставление правительством Соединенных Штатов денежных средств (правительству Доминиканской республики) на том основании, что Энрикес (Карвахаль) не был официально признан, привело к экономическому кризису в стране, который обостряется с каждым днем и за который нынешнее правительство (Доминиканской республики) не хочет считаться ответственным».

На этом основании (то есть для того, чтобы ликвидировать кризис, который американцы сами же и спровоцировали) госдепартамент по согласованию с ВМС США предлагал объявить в Доминиканской республике осадное положение и ввести там прямое военное управление США. Главой военной администрации предполагалось назначить командующего военно-морскими силами США в доминиканских водах капитана Нэппа[87].

26 ноября 1916 года президент Вильсон, как утверждали американцы, крайне неохотно санкционировал предложение Лансинга о военной оккупации Доминиканской республики. «Но я убежден, что это наименьшее зло в этой крайне запутанной ситуации»[88]. В цинизме и лицемерии Вильсон (один из самых «идеалистических» президентов, по версии американской историографии) ничуть не уступал своему госсекретарю. Он вычеркнул из проекта прокламации Нэппа положение о праве американского военного губернатора снимать и назначать судей. Даже если к этой мере и придется прибегнуть, то необязательно, считал Вильсон, упоминать ее в первой же декларации американского хозяина Доминиканской республики.

29 ноября 1916 года Доминиканская республика в третий раз утратила свою независимость. Прибывший в Санто-Доминго на флагманском крейсере своей эскадры «Олимпия» капитан Нэпп объявил о роспуске правительства Карвахаля, объявлении военного положения и переходе всей полноты власти к военному губернатору США. В качестве юридического обоснования ликвидации независимости суверенного государства американцы ссылались на статью 3 договора 1907 года, в которой говорилось, что доминиканское правительство не может увеличивать свой долг без консультации с США. Правда, эта статья вовсе не давала США никакого права на военное вмешательство. К тому же американцы сами спровоцировали финансовый кризис, перестав передавать доминиканскому правительству причитавшуюся ему часть таможенных сборов (чем, кстати, нарушили то же соглашение 1907 года).

2 декабря 1916 года Нэпп в публичной декларации отметил, что будет править на основании законов чрезвычайного положения (как мы помним, США очень заботились о судьбах демократии в Доминиканской республике). «Оккупационные войска США, находящиеся под моим командованием, будут действовать в соответствии с Военным законом, определяющим их права и обязанности, относясь с должным уважением к правам и собственности доминиканских граждан и всех проживающих в Санто-Доминго иностранцев и неизменно поддерживая доминиканские законы в тех случаях, когда они не противоречат целям, ради которых предпринята оккупация»[89].

Нэпп быстро показал, что американцы понимают под демократией. Первым делом всем доминиканцам было запрещено владение и ношение огнестрельного оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ. Поиски оружия сопровождались арестами, задержаниями без суда и пытками.

Вторым указом Нэпп ввел жесткую цензуру печати. Все сообщения газет, так или иначе затрагивавшие оккупантов, подлежали предварительному одобрению цензоров. Статьи, способные «разжечь враждебность или сопротивление военному правительству», запрещались[90]. Также запрещались все публикации, содержавшие «неблагоприятную точку зрения» на политику США.

В качестве «пряника» американцы заплатили доминиканским госслужащим зарплату за июнь и июль 1916 года. Причем платили только чиновникам низшего и среднего звена, пытаясь таким образом противопоставить госаппарат политическому руководству. Зарплата высшим служащим ставилась в зависимость от их дальнейшего поведения. Впоследствии заработную плату госслужащим платили без задержки.

4 декабря 1916 года доминиканский посланник в Вашингтоне по поручению правительства заявил официальный протест против интервенции[91]. В документе, в частности, разоблачалась ссылка американцев на статью 3 договора 1907 года. Даже если доминиканское правительство и увеличило бы свой долг без согласия США, последние имели право только на судебный иск, но никак не на военную оккупацию. Отвергался и предлог в виде «внутренних беспорядков»: доминиканцы абсолютно точно воспроизвели в своем протесте хрестоматийную истину международного права: ни одно государство не имеет права вмешиваться во внутренние дела других государств.

Соединенные Штаты быстро отреагировали на протест. 8 декабря 1916 года Нэпп официально распустил правительство республики и объявил министерские посты вакантными. Позднее министрами были назначены офицеры морской пехоты США.

Первоначально американцы не столкнулись с серьезным военным сопротивлением. В городах, по мнению американской дипмиссии, обстановка была «удовлетворительной». Лишь губернатор провинции Пасификадор генерал Лико Перес во главе отряда из сотни бойцов попытался отбить город Сан-Франсиско-де-Макорис. Отряд Переса был разбит американской морской пехотой.

В начале декабря 1916 года в Доминиканскую республику вернулся Рассел. В своем отчете о первых впечатлениях он утверждал, что недовольство оккупацией выражают только «мелкие политики». По его словам, как минимум год страной должна управлять американская администрация (чтобы провести «реформы»), а потом власть можно передать хунте из «лучших местных элементов». Никаких выборов «демократ» Рассел не желал: по его мнению, они были бы «разрушительны» для страны[92]. Доминиканская республика, по его словам, не была к ним не готова. Рассел писал о «прекрасном эффекте» цензуры печати, которую следовало бы продлить на неопределенное время.

После первоначального умиротворения страны Нэпп приступил к реформам. Были возобновлены все инвестиционные проекты правительства, осуществление которых прервалось после убийства Касереса в 1911 году. В частности, американцы поощряли строительство дорог (например, было построено шоссе от Санто-Доминго до Сантьяго), тем более что это позволяло быстро перебрасывать войска с юга на север.

Впервые доминиканское государство стало осуществлять масштабные инфраструктурные проекты при президенте Оро. Касерес разработал целостную программу развития инфраструктуры, особенно транспортной, которая начала реализовываться под руководством американских специалистов. Британская компания приступила к строительству железной дороги («Скоттиш Рейлроуд») от города Мока до порта Санчес. В это же время в республике начали строиться современные автомобильные дороги. Очевидно, что доминиканское правительство было в состоянии позаботиться о развитии транспортной сети страны и без иностранной оккупации.

Американцы в 1917 году взялись было за разработку плана активного развития инфраструктуры в Доминиканской республике с учетом опыта Филиппин и Пуэрто-Рико. Финансировать все проекты планировалось за счет доминиканского бюджета, который, в свою очередь, зависел от мировых цен на сахар. В конце Первой мировой войны (подробнее см. ниже) эти цены резко упали, и оккупационные власти свернули все строительство на острове.

Например, планировавшиеся к постройке бетонные мосты заменялись деревянными, а некоторые объекты так и остались на бумаге. К октябрю 1922 года, когда американцы вновь передали управление временному доминиканскому правительству, в стране были построены лепрозорий, тюрьма, несколько второстепенных дорог, таможней и верфей. Однако из крупных проектов можно выделить лишь автомагистраль национального значения Санто-Доминго – Сантьяго, которая пересекала остров с юга на север. Если раньше с южного на северное побережье Доминиканской республики добирались только морским путем, занимавшим до трех дней, то теперь из Санто-Доминго до Сантьяго можно было доехать по автостраде за 12 часов. У жителей столицы впервые в истории появилась возможность получать свежие продукты из внутренних районов республики.

Транспортное сообщение между восточной и западной частями страны было так же затруднено, как и к моменту прибытия интервентов в Доминиканскую республику (на момент ухода американцев эта дорога находилась еще в стадии строительства). В основном транспортная инфраструктура была закончена в 1924-1930 годах (в то же время деревянные мосты в стране были заменены на бетонные).

В США до сих пор считают именно эту деятельность оккупантов благородной миссией, однако тогда американцы аргументировали строительство дорог соображениями безопасности (можно было быстрее перебрасывать войска в отдаленные районы страны).

Следует подчеркнуть, что строительство велось за счет доминиканского бюджета и еще неизвестно, сколько дорог построили бы доминиканцы на собственные деньги, не будь американской интервенции.

Видный деятель демократической партии США и соратник Франклина Рузвельта Самнер Уэллес писал в 1922 году: «Несомненно, в 1917, 1918 и 1919 годах сотни тысяч долларов доминиканских денег были выброшены на строительство общественных сооружений. Это было, конечно, временем процветания[93], и военное правительство (США в Доминиканской республике) взялось за осуществление экстравагантной и неэффективной программы в области общественных работ… которую никогда не разрешили бы осуществлять в самих Соединенных Штатах»[94].

Американцы упорядочили внутреннее налогообложение и фактически ввели всеобщее начальное школьное образование для ликвидации неграмотности в стране.

Первоначально военное правительство учредило комиссию из шести авторитетных доминиканских общественных деятелей для анализа ситуации в сфере образования и создания «такой системы сообразования, которая в наилучшей степени отвечала бы интересам народа республики»[95]. К моменту начала американской оккупации неграмотными были примерно 90 % из 750 тысяч жителей Доминиканской республики. Из 200 тысяч детей школьного возраста в школах числились только 14-18 тысяч, из которых реально занятия посещали не более 40 %. Подавляющее большинство доминиканских детей было вынуждено с самого раннего возраста зарабатывать деньги, чтобы помочь своим отнюдь не богатым родителям. Полное школьное образование существовало только в Санто-Доминго и Сантьяго. В маленьких городках и поселках обычно была только начальная школа, в которой один или два учителя преподавали все предметы. В деревнях школ, как правило, не имелось совсем. Реально образование было доступно только очень зажиточным семьям, которые могли себе позволить отдать отпрысков в платные частные школы.

Формально с начала XX века школьное образование в Доминиканской республике было бесплатным, светским и доступным для детей обоего пола. Проблема заключалась лишь в абсолютно неадекватном финансировании как самих школ, так и учителей.

К концу 1917 года созданная американцами комиссия закончила свою работу, подготовив шесть законов по реформе системы образования. В них провозглашалось, что образование для детей от 7 до 14 лет является обязательным и бесплатным и должно вестись на испанском языке (в Пуэрто-Рико и на Филиппинах США пытались насадить в школах английский язык)[96]. Были утверждены программы обучения и создан Национальный совет по образованию, призванный контролировать всю систему государственных учебных заведений.

Американское военное правительство делало упор на полномасштабный охват начальным образованием как можно большего количества детей школьного возраста. Американцы считали, что грамотность (особенно на селе) создаст в республике основы гражданского общества и укрепит стабильность. Высшее образование, на базе которого обычно возникает национальная элита того или иного государства, оккупационные власти заботило мало.

К 1920 году, по данным военного правительства, в школы была записана половина детей школьного возраста – примерно 100 тысяч человек, из которых ежедневно школу посещало 85 %. Особенно разительные перемены произошли на селе. Если в 1916 году в деревнях было всего 30 школ, то в 1920-м – 647 школ и 50 тысяч учеников[97].

Проблему острой нехватки учителей американцы решили за счет существенного увеличения заработной платы педагогов. К началу оккупации зарплата учителя варьировалась от 8 до 60 песо в месяц. Это было очень мало, и даже выпускники педагогических училищ предпочитали не работать по специальности. К 1920 году учитель получал уже от 15 до 150 песо. Это был серьезный рост, но следует учитывать и сильно увеличившуюся в годы Первой мировой войны инфляцию.

Однако в системе образования осталось и много проблем. Школ не хватало, а многие сельские учебные заведения были расположены в совершенно не подходивших для занятий зданиях. В двух третях школ не имелось даже досок и парт[98]. Мест там не хватало даже зарегистрированным 100 тысячам школьников. Шансов принять оставшихся 100 тысяч детей школьного возраста не было никаких. Большинство учителей на селе были малоквалифицированными, зачастую сами не получившими законченного школьного образования. Американское военное правительство явно не тратило на образование много денег, а без резкого роста ассигнований все реформы были обречены на то, чтобы остаться косметическими.

Еще в 1918 году американский военный губернатор Нэпп «извинился» за то, что у оккупационных властей не хватает денег на образование. Между тем это время было чрезвычайно благоприятным для экономики Доминиканской республики: Первая мировая война привела к резкому росту спроса на товары доминиканского экспорта и, соответственно, к росту доходов властей. После окончания войны начался глобальный экономический спад, и ситуация в доминиканском образовании превратилась из плохой в катастрофическую. Заработную плату учителям урезали сначала на 20 %, а потом еще на 50 %.

В 1921 году из-за нехватки финансирования американцы начали закрывать школы, что вызвало протесты населения. В последующие три года школы то открывались, то закрывались. На селе в целях экономии многие школы были закрыты окончательно, а в городах они перешли на двухсменное обучение. По данным самой же военной администрации США, «экономия» привела к тому, что за пределами системы образования остались 30 тысяч бывших школьников.

Ни о каком нормальном образовании в этих условиях не могло быть и речи.

При этом следует подчеркнуть, что недостаток финансирования был результатом именно политики американской военной администрации. До оккупации школы в Доминиканской республике финансировались за счет патентного сбора (то есть фактически платы за регистрацию коммерческой деятельности) местных бизнесменов. Такая система финансирования делала образование фактически независимым от конъюнктурного цикла в мировой экономике.

Американцы в целях развития предпринимательства вообще упразднили патентный сбор и стали финансировать школы из совокупных доходов правительства. А доходы эти зависели от мировой конъюнктуры на важнейшие товары доминиканского экспорта, особенно сахар.

Сначала конъюнктура была превосходной, что позволяло американцам выступать в роли благодетелей доминиканцев за их же счет. Первая мировая война привела к росту цен на сахар с 5,5 доллара за 45,6 кг (100 фунтов) в 1914 году до 22,50 доллара – в 1920-м. Естественно, экспорт сахара вырос: с 122,6 тысячи тонн в 1916 году до 158,8 – в 1920-м. В 1920 году Доминиканская республика заработала на вывозе сахара 45,3 миллиона долларов. Однако после окончания войны Европа возобновила производство сахара из сахарной свеклы, и в 1921-м мировая цена на сахар упала до 2 долларов за 45,6 кг.

Чтобы спасти систему образования (да и всего государственного управления) от полного коллапса, американцы попытались исправить свою ошибку, но сделали лишь очередной промах. Они решили финансировать школы из введенного при оккупации налога на имущество. Однако этот налог из патриотических соображений бойкотировало большинство доминиканцев. В результате в школы стало поступать еще меньше средств. Опять последовала волна закрытий учебных заведений, многие учителя уходили из профессии, так как не получали заработную плату.

После окончания оккупации временное доминиканское правительство снова ввело патентный сбор. Ситуация начала выправляться, но еще к концу 20-х годов в школах республики было меньше учащихся, чем в 1920 году. В 1930-м в стране было 526 государственных школ, в которых числилось 50 тысяч учеников, то есть примерно столько же, сколько и в 1918 году, когда началась американская реформа системы образования[99].

Таким образом, эта «прогрессивная реформа» «цивилизованных» американских оккупантов в «нецивилизованной» стране закончилась полным провалом, принеся больше вреда, чем пользы.

Оккупанты считали одной из основных проблем отсталой, с их точки зрения, Доминиканской республики бедственное состояние системы здравоохранения и гигиены. В стране действовал закон от 1912 года о создании системы общественного здравоохранения, но он в основном оставался на бумаге в связи с нехваткой финансирования. Американские офицеры с брезгливостью отмечали, что доминиканские города очень грязные, а в немногих больницах мало медикаментов и оборудования.

Чтобы показать свою озабоченность проблемами здравоохранения, уже через месяц после оккупации американцы назначили хирурга ВМС США Гаррисона главным санитарным врачом республики. Однако Гаррисон в основном только советовал – денег он не давал. Американские военные коменданты на местах заставляли жителей подметать улицы и вывозить мусор, а также устраивать более комфортабельные общественные уборные.

Гаррисон разработал амбициозный план реформы системы здравоохранения, но для его осуществления были нужны солидные ассигнования. Военное правительство в Санто-Доминго отказалось их санкционировать, и вопрос был передан на рассмотрение в Вашингтон. Однако там не собирались улучшать жизненный уровень доминиканцев за счет американского бюджета. Проект Гаррисона пылился в различных правительственных кабинетах, и в этих условиях главный санитарный врач попытался действовать самостоятельно. Он издал массу законов и предписаний, касавшихся отдельных сторон функционирования системы здравоохранения, однако без адекватной финансовой подпитки они оставались на уровне благих пожеланий.

В частности, Гаррисон легализовал проституцию, чтобы хотя бы как-то сдержать распространение венерических заболеваний, и усилил контроль над оборотом лекарств (пусть и только на уровне нормативных актов).

В конце 1919 года американцы издали закон о здравоохранении, который превращал всю систему, до тех пор главным образом муниципальную, в единый государственный аппарат. Целью этого была унификация системы здравоохранения в стране. Закон устанавливал поголовную вакцинацию населения от оспы, запрет проституции, регламентировал карантинные меры и упорядочил сбор статистических данных об инфекционных заболеваниях. Также провозглашалось обязательное строительство новых общественных зданий с адекватной системой вентиляции и канализации.

Однако, по большому счету, закон так и остался на бумаге. Все эти благие (и, безусловно, правильные) меры нельзя было реализовать без весьма значительных ассигнований. К тому же все шаги по улучшению санитарно-гигиенической обстановки предпринимались в основном в городах. На селе не изменилось практически ничего.

Врачи были очень плохо подготовлены и часто мало чем отличались от знахарей. В 1918 году американцы рассматривали вопрос о повышении требований к тем, кто хотел получить лицензию на медицинскую деятельность. Однако эта мера была отвергнута, так как большинство бедных доминиканцев были не в состоянии платить за услуги высококвалифицированного персонала. Наоборот, американские власти часто снижали требования к медицинскому персоналу, чтобы таким незамысловатым (и экономичным) образом увеличить количество врачей в республике.

Была у оккупационных властей и не менее оригинальная идея по улучшению системы здравоохранения. В 1917 году было решено придать каждой части формировавшейся Национальной гвардии медика, который не только следил бы за здоровьем солдат, но и выступал бы в роли санитарного врача той местности, где было расквартировано подразделение. Таким образом американцы хотели заодно повысить крайне низкий престиж военнослужащих своих марионеточных формирований, которых большинство доминиканского населения считало предателями. Однако патриотически настроенные доминиканские врачи не желали иметь ничего общего с Национальной гвардией. В конце концов, пришлось дать разрешение американским военным медикам на занятия частной практикой.

Нехватку врачей (которая, в свою очередь, была вызвана нехваткой адекватного финансирования их подготовки) американцы попытались восполнить поощрением конкуренции в системе продажи лекарств. Цель была более чем благородной – сделать медикаменты более доступными для бедной части населения. Чтобы сломить монополию аптек, во многих населенных пунктах оккупанты выдавали лицензии обычным торговцам, которые могли теперь продавать помимо прочих товаров еще и медикаменты. Это тоже привело к неожиданным для оккупантов результатам. Многие доминиканцы (в том числе и торговцы) превратились в самозваных докторов и рекомендовали покупателям лекарства, не зная точно, от чего они, собственно, помогают. Главным их мотивом было заработать деньги, а не помочь пациенту. На этом фоне не более чем иронией выглядело зафиксированное в новом законе о здравоохранении стремление освободить население от предрассудков, шарлатанства и культа вуду[100]. Несмотря на то, что знахарям и всякого рода шаманам по новому закону грозил год тюрьмы, для большинства доминиканцев их услуги оставались единственно доступной формой медицинской помощи.

Иногда новый закон нарушал и самые элементарные права доминиканцев. Например, американцы стали заставлять бедняков в трущобах Санто-Доминго за свой счет проводить у себя канализацию и водопровод. Но денег у большинства обитателей лачуг не было, и тогда американские власти стали сносить дома, лишая людей крыши над головой.

В 1921 году американская реформа здравоохранения, как и реформа образования, потерпела крах из-за падения мировых цен на сахар. Централизовав систему здравоохранения, американцы лишили всех стимулов доминиканских бизнесменов и богатых людей, которые раньше иногда финансировали в порядке благотворительности (или в расчете на поддержку на предстоявших выборах) местные больницы на своей малой родине. Теперь все деньги шли из Санто-Доминго, но суммы были еще меньше, чем те, что муниципалитеты выделяли на здравоохранение до оккупации. Если в 1920 году созданное американцами министерство здравоохранения имело бюджет в 253 тысячи песо, то годом позже – только 63 тысячи[101]. С такими деньгами министерство едва могло финансировать само себя. Американские офицеры отмечали, что на местах вся санитарно-гигиеническая деятельность была фактически прекращена.

После 1921 года американцы все еще пытались как-то бороться с эпидемиями тифа и оспы, но с каждым годом ассигнования на эти цели падали вместе с мировыми ценами на сахар. В 1923 году, когда власть перешла от оккупантов к временному доминиканскому правительству, бюджет министерства здравоохранения не превышал смехотворной суммы в 35,8 тысячи песо. Несколько улучшали положение только доходы от лотерей, предназначенные для развития (а, точнее сказать, поддержания) здравоохранения, которые составили в том же 1923 году 75 тысяч песо. На муниципальном уровне, который американцы фактически лишили собственных средств, положение было ужасающим. Персонал больниц и медпунктов не получал заработную плату месяцами.

Таким образом, к моменту прекращения оккупации положение в здравоохранении Доминиканской республики не сильно отличалось от 1916 года. Наследием американцев можно было признать разве только новое законодательство и несколько построенных в 1916-1924 годах больниц (которые, возможно, построили бы в любом случае, так как оккупационные власти обычно лишь завершали начатые на декабрь 1916-го объекты).

Что касается налоговой реформы, то главный источник поступлений американцы первоначально увидели в алкоголе. Они ввели акцизные марки для всех производителей рома и прочих спиртных напитков и заставили их перевести свои предприятия в крупные города (прежде всего провинциальные центры), где их можно было легче контролировать. Налоговая реформа вызвала широкий протест, но американские цензоры запретили печатать соответствующие материалы в прессе.

В 1918 году американцы создали службу по взиманию внутренних налогов, а в 1919-м ввели налог на имущество. В целом сбор внутренних налогов вырос с 450 тысяч долларов в 1915 году до 2,99 миллиона в 1924-м. Однако, хотя по внешнему долгу Доминиканской республики за время оккупации было выплачено 9 миллионов долларов, он даже вырос – до 14,8 миллиона долларов в 1922 году[102].

Несмотря на разговоры о демократических и прогрессивных реформах, проводимых якобы в интересах плохо управлявшегося до сих пор доминиканского народа, американцы заботились в основном о собственных экономических интересах на острове.

В январе 1920 года оккупационное правительство снизило импортные таможенные пошлины в среднем на 38 %[103]. Так американцы создали своим товарам (производившимся в расчете на длительную войну и оказавшимся невостребованными в 1919-м) прекрасный рынок сбыта в Доминиканской республике. При этом товары доминиканского экспорта (сахар, табак, кофе) новый таможенный тариф никак не ограждал.

В 1920 году американцы решили упорядочить систему землевладения на острове. С колониальных времен многие земельные участки находились в общественной собственности муниципалитетов, и, по мнению США, это мешало свободной купле-продаже земель (в чем были заинтересованы крупные американские сахарные компании, стремившиеся увеличить свои латифундии за счет окрестных фермеров). У многих землевладельцев не было вообще никаких документов на землю, и они владели участками потому, что ими владели их предки. Еще в 1911 году был принят закон о разделе общественных земель, но именно американская администрация активно проводила его в жизнь.

1 июля 1920 года американцы учредили так называемый Земельный суд, который должен был разрешать тяжбы, возникавшие из-за проведения в жизнь введенного оккупантами земельного законодательства. Согласно новому закону полновластным собственником земли становился тот, кто, начиная с 1 января 1921 года, владел ею в течение последних 10 лет[104]. Тем самым были легализованы недавние события, когда американские компании по бросовым ценам скупили многие земли на острове.

Благодаря социально-экономической политике американской оккупационной администрации, опиравшейся на штыки морской пехоты США, американский бизнес стал в стране полновластным хозяином.

Об этом свидетельствовала первая перепись населения, проведенная окупантами в 1920 году в Доминиканской республике. На тот момент в стране проживало 894 665 человек, в том числе 148 894 – в городах. Самыми крупными городами были столица Санто-Доминго (38 тысяч жителей) и Сантьяго (20 тысяч).

На долю США приходилось 77,2 % экспорта и 81,1 % импорта Доминиканской республики (экспорт состоял в основном из сахара, какао и кофе, импорт – из нефтепродуктов и оборудования для сахарной промышленности). Из 25 сахарных заводов страны американцам принадлежали 12, два представляли собой смешанные американо-доминиканские компании, пятью владели итальянцы, еще 4 были итало-доминиканскими предприятиями и только два завода могли похвастаться хозяевами-доминиканцами. Из 438 182 акров земли, на которых выращивался сахарный тростник, американцам принадлежали 362 189 акров земли[105]. Капиталовложения США в доминиканскую экономику выросли с 7,5 миллионов долларов в 1912 году до 69 миллионов – в 1925-м[106].

Вступив в 1917 году в Первую мировую войну, США запретили Доминиканской республике торговлю с Германией, которая была традиционным покупателем табака и других товаров доминиканского экспорта. Тем самым экономике республики был нанесен чувствительный ущерб. Протесты подавлялись силой. За выражение симпатии к Германии полагалось тюремное заключение. Со ссылкой на требования военного времени (хотя Доминиканская республика формально в войну против Германии не вступала) была учреждена специальная комиссия по контролю над импортом для пресечения любых поставок из Германии, в том числе и через третьи страны. Естественно, эти меры только усилили экономическое доминирование США в оккупированной ими стране.

В апреле 1917 года США учредили Национальную гвардию, к которой должен был перейти контроль над страной после ухода оккупантов. Национальная гвардия заменила собой прежние армию и полицию. Командирами подразделений были морские пехотинцы США, которые должны были обеспечить боевую подготовку доминиканцев в точном соответствии с американскими военными уставами. Тем самым Национальная гвардия должна была превратиться фактически во вспомогательное подразделение оккупационных войск. В ее ряды после тщательного отбора принимали как бывших военнослужащих доминиканской армии и полиции, так и безработную молодежь.

Американцы создавали Национальную гвардию якобы как полностью деполитизированную структуру, которая не будет участвовать в возможных военных переворотах и не станет инструментом той или иной политической группировки. В апреле 1917-го был издан приказ № 47 оккупационных властей, предусматривавший выделение 500 тысяч долларов на формирование гвардии[107]. Она замышлялась как сугубо полицейская структура, то есть американцы лишали республику национальных вооруженных сил. В американской администрации даже возник спор по этому поводу. Командование морской пехоты предлагало все же воссоздать доминиканскую армию (естественно, под командованием американских офицеров), однако Нэпп считал, что достаточно полиции. Глава оккупационной администрации утверждал, что Доминиканская республика в финансовом отношении не может себе позволить иметь собственные вооруженные силы. Нэпп также говорил, что никакой внешней угрозы Доминиканской республике не существует, к тому же она всегда может положиться на «моральную и физическую» поддержку США[108].

На самом деле американцы просто боялись, что хорошо вооруженная, пусть и созданная ими, армия в один прекрасный день повернет штыки против самих оккупантов. Полиция же должна была иметь только легкое стрелковое оружие. Тогда в случае повторной оккупации страны она не представляла бы проблемы для морской пехоты США.

Формально Национальная гвардия должна была охранять границы и порядок внутри страны, но главным образом – бороться против развертывавшегося на востоке страны партизанского движения. Ее формирование продвигалось очень медленно. Никак не удавалось обучить 1200 человек, а бойцы гвардии сначала носили старую форму республиканской гвардии и были оснащены устаревшим вооружением (на новую форму не хватало денег).

Костяк новой гвардии составили бойцы гвардии старой – республиканской гвардии (которая как раз была политизированным воинским объединением предоккупационного времени). Помимо них в гвардию шли в основном бедняки из сельской местности, мечтавшие хотя бы таким образом получить постоянную оплачиваемую работу. Им обещали 15 долларов в месяц, бесплатное питание, медицинское обслуживание и проживание[109]. Однако никакой военной подготовки у новых рекрутов не было. Американские офицеры докладывали, что только немногие гвардейцы умеют читать и писать.

Оккупанты считали, что доминиканцы из-за недостатка образования и неподходящих политических взглядов не могут занимать в Национальной гвардии никаких офицерских должностей кроме самой низшей – второго лейтенанта. Все вышестоящие должности были зарезервированы за американскими офицерами. Однако не хватало и американских офицеров. Тогда в капитаны и даже майоры Национальной гвардии стали производить сержантов и капралов (а иногда и рядовых) морской пехоты США. Это еще больше роняло престиж тех доминиканцев, кто записывался в марионеточную гвардию оккупантов.

Создание Национальной гвардии совпало по времени с вступлением США в Первую мировую войну, и многие из офицеров морской пехоты, которых предполагалось использовать в качестве инструкторов, были отправлены в Европу. Поэтому подразделения Национальной гвардии бросали в бои против партизан зачастую без особой боевой и политической подготовки. Даже американцы отмечали, что «гвардия нового образца» ведет себя по отношению к гражданскому населению не лучше, чем прежняя Республиканская гвардия. Зверства американских воспитанников вынуждали оккупантов применять против гвардейцев суды военного трибунала, чтобы окончательно не восстановить против себя всех доминиканцев.

В 1921 году бригадный генерал армии США Гарри Ли, посланный командовать бригадой морской пехоты в Доминиканскую республику, а заодно и проинспектировать Национальную гвардию, докладывал: «Офицеры и солдаты не имеют подготовки… их ценность как боевой силы равна нулю»[110]. Ли поручили «демократизировать» и «доминиканизировать» Национальную гвардию. Было у генерала и задание расистского характера: он должен был немного «осветлить» цвет кожи гвардейцев, то есть принять на службу больше белых и светлых мулатов[111]. Ведь до тех пор в гвардию набирали бедняков и деклассированный элемент – а в Доминиканской республике цвет кожи прямо коррелировал с имущественным положением. Обычно чем больше негроидных черт наблюдалось во внешности человека, тем беднее он был.

Ли создал учебную школу и принял в гвардию на офицерские должности 30 доминиканцев. Таким образом, в «национальной» гвардии впервые появился национальный командный состав (естественно, не высшего, а низшего звена). Из 30 офицеров подготовку успешно завершил 21, и в декабре 1921 года эти командиры были направлены в подразделения.

Были изданы новые приказы о численности гвардии, установившие ее списочный состав: 1200 солдат и сержантов и 88 офицеров. Так как за четыре года слово «гвардия» успело вызвать ненависть среди населения, ее переименовали в Национальную доминиканскую полицию. Предполагалось позднее увеличить ее состав до 3000 бойцов, подготовкой которых должны были руководить 246 офицеров-инструкторов (в основном американцев). Сначала американцы хотели оставить своих инструкторов на командных должностях на «неопределенное время» даже после прекращения статуса оккупации.

Однако в середине 1922 года под напором национально-освободительного движения доминиканцев американские оккупанты все же решили уйти совсем и поручили Ли срочно завершить боевую подготовку национальной полиции.

В октябре 1922-го формальное командование над полицией американцы передали временному доминиканскому правительству. Но два тренировочных центра, через которые должны были пройти все полицейские, по-прежнему оставались под контролем оккупантов. На момент вступления в должность первого конституционного президента постоккупационного периода летом 1924 года в гвардии насчитывалось примерно 1300 солдат и офицеров. При этом на это небольшое формирование, не превышающее по численности обычный полк, шло гораздо больше денег из бюджета, чем до 1916 года на доминиканскую армию и полицию вместе взятые: от 21 до 26 % всех государственных расходов первой половины 20-х годов[112].

Резюмируя, можно сделать вывод, что американцы не смогли создать ни высокоэффективное, ни деполитизированное воинское формирование. Они добились лишь того, что командный состав гвардии был им предан, часто относясь к собственному населению как к гражданам враждебного оккупированного государства.

Движение сопротивления против американской оккупации началось уже в начале 1917 года. Оно приобрело характер настоящей партизанской войны на востоке страны. Там в разное время американцам противостояли 8-12 партизанских отрядов общей численностью примерно в 600 человек. Командовали этими крестьянскими отрядами популярные вожди локального уровня, например Висенте Эванхелиста, Эустасио Рейес и Рамон Натерес.

Партизаны пользовались поддержкой населения, которая только росла по мере того, как жители ощущали на себя последствия социально-экономической политики оккупантов. Естественно, больше всего недовольства вызывало земельное законодательство, которое вело к всевластию американских сахарных компаний на местах. Ведя тяжбы с окрестными фермерами, американские плантаторы и сахарозаводчики охотно вызывали себе на подмогу морских пехотинцев.

Обычно американские латифундисты сначала «предлагали» окрестным крестьянам уступить им земельные участки по бросовым ценам. Если те сопротивлялись, им, как правило, объявляли, что их документы на землю недействительны. Если крестьяне опять не шли на уступки, компания вызывала свою вооруженную полицию: людей избивали и иногда даже помещали в организованные на плантациях «частные» тюрьмы. А протесты против такого обращения с местным населением подавляла уже морская пехота США.

Жестокость и расизм со стороны оккупантов делали сопротивление более ожесточенным, на что американцы также отвечали ужесточением террора.

Комитет конгресса США по расследованию оккупационной политики на Гаити и в Доминиканской республике, характеризуя обстановку в последней в годы оккупации, отмечал в своих материалах: «Выборы и собрания запрещены; тысячи морских пехотинцев рассредоточены по всей стране с неограниченными правами; города и поселки бомбардируются с воздуха; жилища обстреливаются и некоторые поджигаются; местные жители подвергаются пыткам и расстреливаются; созданы ужасные концентрационные лагеря… протестующие штрафуются или заключаются в тюрьмы, а если они защищаются или оказывают сопротивление, то применяются штыки; критика декретов военного режима не разрешается»[113].

В отчете командования американских оккупационных войск за 1919 год отмечалось, что в 1917-1918 годах две тысячи морских пехотинцев третьего и четвертого полков Второй бригады постоянно вели борьбу с партизанами на севере и юге Доминиканской республики, и «хотя потери были небольшими, тем не менее им приходилось многократно участвовать в боях, попадать в засады, вести смертельные поединки с враждебно настроенными доминиканцами»[114].

В 1917-1921 годах американские оккупанты потеряли убитыми 26, а ранеными 84 человека. За это же время в примерно 300 боях были убиты и ранены около 1900 доминиканских партизан. По данным министерства ВМС США (в ведение которого формально входила американская оккупационная администрация), в 1916-1922 годах только на востоке страны погибли и были ранены в ходе борьбы с партизанами 1137 доминиканцев[115].

Сравнительно небольшие потери интервентов объяснялись, в частности, тем, что сразу же после начала оккупации американцы провели масштабные операции по конфискации огнестрельного оружия у населения. По некоторым данным, было изъято около трех миллионов единиц холодного и огнестрельного оружия.

Партизан было больше всего именно на востоке Доминиканской республики из-за относительной изолированности этого региона от столицы. Транспортных артерий, соединявших этот регион с другими частями страны, фактически не было. Еще со времен войны против гаитян и испанцев на востоке сформировалась дуалистическая система местной власти: с одной стороны – губернаторы провинций и мэры городов (то есть власть официальная), с другой – неформальные лидеры-«каудильос», которые могли быстро мобилизовать крупные вооруженные отряды своих сторонников. Перед оккупацией официальные власти принимали во внимание этих неформальных лидеров, предоставляя им выгодные должности или подряды.

Мятежные настроения были распространены на востоке и перед американским вторжением. Тамошние вожди в 1915 году поддержали движение Ариаса против президента Хименеса, однако с помощью уступок и подкупа некоторых лидеров властям удалось вернуть на восток страны относительный покой.

Та же тенденция сохранилась и во время оккупации: упоминавшийся выше американский генерал Ли упрекал доминиканские власти за их терпимость и пассивность по отношению к местным вождям.

«Прогрессивные» американцы решили прекратить господство неформальных элементов на востоке страны и отправили туда для наведения «конституционного порядка» отряды морской пехоты. Интересно, что первоначально против подобной меры возражали даже местные американские сахарные компании. Они, конечно, платили вождям неформальные налоги, зато в обмен могли вести свой бизнес спокойно.

Прибытие морских пехотинцев, собственно, и спровоцировало на востоке полномасштабную партизанскую войну. Она приобрела затяжной характер именно потому, что в этом регионе американские сахарные компании наиболее активно наступали на земельные участки окрестных крестьян. Согнав крестьян с земли и превратив их в сельскохозяйственных рабочих, американские компании сами создали постоянные кадры для партизанской борьбы. Ведь уборка сахарного тростника была сезонным занятием, а остальную часть года бывшие крестьяне предоставлялись своей нелегкой участи, и им не оставалось иногда ничего другого, кроме как взять в руки оружие. Иногда бывших фермеров лишали и малооплачиваемой сезонной работы: американские плантаторы стали импортировать более дешевую рабочую силу с Гаити.

Многие рабочие плантаций сахарного тростника шли в партизаны, чтобы свести счеты со своими хозяевами, иные из которых несли прямую ответственность за потерю крестьянами земли.

Партизаны обычно боролись недалеко от своих деревень или поместий, где они трудились. Все лидеры повстанцев были доминиканцами, хотя на плантациях сахарного тростника работало много гаитян и иммигрантов с британских островов Вест-Индии.

Американцы пытались представить партизан обычными уголовными преступниками, которые занимались грабежом с целью личного обогащения. На самом деле у малограмотных (или вовсе неграмотных) партизан прослеживается четкая политическая мотивация. Они брались за оружие, чтобы противостоять изменению привычного для них жизненного уклада, который рушили американские сахарные компании и морская пехота США. Многие партизанские командиры считали себя революционерами и провозглашали политические цели борьбы – освобождение страны от иностранной оккупации. Они пытались организовать в контролируемых ими районах параллельную власть, собирали налоги, издавали указы и осуществляли правосудие[116].

Партизан на востоке страны (главным образом, в провинции Сейбо) называли «гавильерос». Несмотря на репрессии, «гавильерос» удавалось продолжать борьбу, так как они хорошо знали местность и пользовались поддержкой местного населения. Даже американские сахарные компании снабжали партизан продовольствием, чтобы избежать нападений с их стороны. Пленение и казнь лидера повстанцев Висенте Эванхелисты также не сломила волю повстанцев к сопротивлению.

Ситуация изменилась для оккупантов к лучшему после того, как на восток прибыли первые отряды марионеточной Национальной гвардии. Ее бойцы неплохо знали местность и тактику партизан. К тому же они творили над мирным населением такие зверства, каких «прогрессивные» американцы чурались из соображений пресловутой политкорректности. Партизан постепенно оттеснили в глухие районы.

На востоке страны, в районе границы с также оккупированной американцами Гаити доминиканские партизаны пытались наладить контакты с гаитянскими партизанами «какос». Одним из неформальных партизанских командиров в этом регионе был местный лекарь, служитель культа вуду Либорио, боровшийся против американцев до своей смерти в 1922 году.

После окончания Первой мировой войны, в ноябре 1918 года капитан Нэпп был произведен в контр-адмиралы и отправлен в Европу. Оккупационную администрацию в начале 1919 года возглавил контр-адмирал Томас Сноуден. Он считал слабовольными действия Нэппа по вовлечению доминиканских чиновников в процесс управления и провозглашал, что оккупация продлится еще как минимум 20 лет, поскольку научить отсталых доминиканцев управлять собственной страной за более краткий срок нельзя[117].

Однако после Первой мировой войны уже не только крестьяне востока страны, но и горожане, и доминиканская элита стали оказывать активное политическое противостояние американской оккупации. Бывший временный президент Доминиканской республики Карвахаль, низложенный американцами, в 1919 году отправился в Париж, чтобы поставить доминиканский вопрос на Версальской мирной конференции. Большинство латиноамериканских делегаций на конференции поддержали требование Карвахаля о прекращении американской военной оккупации.

В июне 1919 года в Нью-Йорке была создана Доминиканская националистическая ассоциация во главе с Карвахалем и Уреньей. Она вела активную пропагандистскую работу по оказанию влияния на американское общественное мнение. В самой республике с требованием окончания оккупации выступил созданный в декабре 1919 года Доминиканский национальный союз во главе с Э. Техерой и А. Луго[118].

Доминиканцы изрядно портили имидж американской внешней политики, лицемерно требовавшей в то время для всех наций (особенно для тех, кто ранее входил в состав Российской империи) права на самоопределение. Республиканская партия США в преддверии намеченных на ноябрь 1920 года президентских выборов резко критиковала демократическую администрацию Вильсона за ненужный интервенционизм во внешней политике и требовала окончания оккупации Доминиканской республики. В Европе против оккупации выступала Франция, возмущенная тем, что США выступали за сокращение суммы причитавшихся Парижу репараций с побежденной Германии.

В сентябре 1919 года госдепартаменту пришлось начать переговоры с Карвахалем об условиях вывода американских войск с острова. Карвахаль требовал безговорочного вывода, но американцы соглашались лишь на создание двусторонней комиссии, которая определит порядок прекращения оккупации.

Для объединения усилий патриотически настроенной общественности 20 марта 1920 года был создан Доминиканский национальный союз под руководством видного и уважаемого интеллектуала Эмилиано Техеры. В августе 1920 года кандидат в президенты от Республиканской партии Гардинг выступил с речью, в которой подверг критике практику направления американских вооруженных сил в страны Карибского бассейна против воли проживавших там народов.

В ноябре 1920 года Гардинг выиграл выборы, а в декабре того же года уходивший со своего поста Вильсон отдал Сноудену приказ либерализовать политический режим в Доминиканской республике. Были сняты цензурные ограничения и разрешены политические собрания, что только усилило борьбу доминиканцев за вывод оккупационных войск. 24 декабря, исполняя директиву Вильсона, Сноуден объявил о готовности начать с доминиканскими политиками переговоры о быстром выводе войск.

Однако американцы сами подобрали себе партнеров по переговорам – людей, тесно связанных с оккупантами, таких, как крупный сахарозаводчик Пейнадо. Карвахаля и Луго от участия в работе двусторонней американо-доминиканской комиссии отстранили[119]. США ставили главным условием вывода войск безусловное признание всех законодательных и практических мер, осуществленных американской военной администрацией. Доминиканский национальный союз на это не соглашался, заявив: «США не имели никакого права оккупировать своими вооруженными силами Доминиканскую республику и еще меньше права (имеют) оставаться здесь, диктовать и видоизменять ее законы, создавать избирательную комиссию, ставя ее под контроль вооруженных сил… Доминиканцы требуют, чтобы им возвратили свободу и права так же, как их и узурпировали, то есть немедленно»[120].

Новая республиканская администрация в Вашингтоне, назначив военным губернатором контр-адмирала Робинсона, не торопилась выполнять свои предвыборные обещания. Прибывший в Санто-Доминго в июле 1921 года Робинсон выступил с изложением плана окончания оккупации. Сначала под надзором военных властей должны были пройти выборы президента. Затем президенту следовало признать законными все меры американской военной администрации начиная с 1916 года, а также сохранение американского контроля над Национальной гвардией и после окончания оккупации. После принятия этих условий США были готовы приступить к выводу войск[121]. Доминиканский национальный союз организовал в июле 1921 года серию массовых митингов, на которых план Робинсона был единодушно отвергнут. Тогда военный губернатор отложил намеченные выборы до тех пор, пока доминиканцы не согласятся с условиями прекращения оккупации.

В конце 1921 года на остров отправилась комиссия сената США для изучения положения дел. Комиссия была вынуждена признать, что доминиканцы единодушно требуют прекращения оккупации, а сообщения военной администрации из Санто-Доминго обратного толка не имеют под собой никаких оснований. Губернатор восточной провинции Сейбо Перес заявил комиссии сената, что вверенные ему территории разрушены не в результате мятежей и революций до 1916 года (на что намекали сенаторы), а вследствие жестоких операций американской морской пехоты против партизан.

Между тем упоминавшийся выше резкий спад мировых цен на сахар в 1921 году поставил американскую военную администрацию на Санто-Доминго на грань банкротства. Ей пришлось взять экстренный кредит в размере 6,7 миллиона долларов[122], возвращать который, естественно, должно было уже доминиканское правительство.

Американцы заторопились с выводом войск: тратить собственные средства на содержание своих же солдат в Доминиканской республике они явно не желали. 30 июня 1922 года госсекретарь США Хьюз подписал с «доминиканскими политиками» (от их имени подпись поставил Пейнадо) договор об условиях вывода войск. По сути, это был не договор, а диктат. Все меры оккупационных властей сохраняли силу, а американский инспектор по-прежнему контролировал все таможни страны, так как оставался в силе американо-доминиканский договор 1907 года. Финансовый контроль американцев над Доминиканской республикой продлевался до тех пор, пока доминиканское правительство не вернет кредиты, взятые оккупационными властями в американских банках в 1918 и 1922 годах.

Правда, доминиканским переговорщикам все же удалось добиться исключения из разработанного американцами проекта конституции самых унизительных требований. Например, присутствия в Доминиканской республике на постоянной основе отряда морской пехоты США для «защиты» американкой дипмиссии. Было отвергнуто и требование США о контроле американского финансового инспектора над взиманием внутренних налогов в целях погашения внешнего долга. Отказались доминиканцы и от присутствия в республике постоянной военной миссии США для контроля над вооруженными силами.

21 октября 1922 года было образовано временное правительство Доминиканской республики во главе с крупным сахарозаводчиком Хуаном Висини Бургосом. Отец Висини Бургоса был иммигрантом из Италии, быстро преуспел на близкой и родной американцам ниве сахарного бизнеса и поддерживал очень тесные отношения с диктатором Лилисом, что и явилось одной из причин стремительного обогащения. Когда будущий марионеточный президент Доминиканской республики стал самостоятельной личностью, он унаследовал две плантации сахарного тростника и сахарный завод «Анхелита». Продукция империи Висини Бургоса шла в США, поэтому именно на этом человеке и остановили свой выбор оккупанты, когда размышляли над тем, кому передать власть после ухода морской пехоты[123].

14 марта 1924 года под надзором американцев в Доминиканской республике прошли президентские выборы, и главой государства стал Орасио Васкес. Интересно, что в 1916 году американцы считали его одной из тех политических фигур, которые сеют беспорядки и мятежи в стране. Уж если бы США действительно хотели уберечь Доминиканскую республику от диктатуры и внутреннего противостояния, то Васкес был бы последним, на кого следовало бы делать ставку.

Давно привыкший обещать всем все, Васкес не скупился на националистические лозунги и был избран как борец против оккупантов. К тому же противником его был Пейнадо, ставший одиозной личностью после выработки им кабального соглашения с США о выводе войск. Сами оккупанты прекрасно знали цену заверениям Васкеса и против избрания этого человека не возражали.

За Васкеса голосовали 72094 избирателя, за Пейнадо – 31 187. Таким образом, к урнам пришли около 100 тысяч избирателей, что было на 50 % больше, чем во время любых предыдущих выборов.

Сторонники Васкеса после выборов 1924 года имели большинство и в доминиканском парламенте (помимо президента выбирали членов конституционной ассамблеи для утверждения продиктованной американцами конституции). Заметим, что президента, вице-президента и депутатов парламента выбирали не прямым народным голосованием, а через коллегии выборщиков, по американскому образцу. У блока Васкеса – Веласкеса (вице-президент) было 25 из 31 места в нижней палате парламента и 10 из 12 мест в сенате.

После инаугурации Васкеса американцы стали постепенно выводить войска. 18 сентября 1924 года последний американский солдат покинул доминиканскую землю.

Васкес попытался хотя бы частично ликвидировать наследие оккупации, прежде всего в экономической области. Был изменен таможенный тариф 1919 года, открывавший страну для американских товаров и душивший на корню слабую обрабатывающую промышленность республики. Он также издал указ об ограничении размеров площадей для американских компаний, выращивающих на острове сахарный тростник[124]. Наоборот, местным национальным мелким землевладельцам были предоставлены определенные льготы. Хорошая мировая конъюнктура на сахар позволила Васкесу существенно улучшить финансовое положение страны. Если в 1924 году в казну поступило 10,3 миллионов долларов, то в 1929-м – 15,4 миллионов.

Однако Васкес быстро вернулся к своим диктаторским замашкам[125]. Уже в 1926 году многие газеты и близкие к президенту политики стали активно обсуждать легитимность предстоявших в 1928 году президентских выборов (навязанная оккупантами конституция предусматривала сокращение срока президентских полномочий с шести до четырех лет). Высказывалась точка зрения, что Васкес и новый состав конгресса были избраны еще по конституции 1908 года, предусматривавшей шестилетний срок полномочий президента (новая конституция 1924 года была провозглашена после выборов президента в марте). Получалось, что переизбирать в 1928 году надо было только вице-президента Федерико Веласкеса, который занял свой пост после вступления в силу нового основного закона страны.

Планы Васкеса по пролонгации своего президентского срока активно поддерживал сенатор Альфонсека (сам хотевший стать президентом)[126]. За это Васкес обещал ему пост вице-президента.

Американцы внимательно следили за перипетиями назревавшего политического кризиса в Доминиканской республике. Они были не столько против Васкеса, сколько против любых попыток ревизии навязанной США конституции 1924 года. 8 марта 1927 года американский посланник Янг навестил Васкеса и сообщил ему, что, по мнению Вашингтона, продление президентского срока «нежелательно»[127]. Васкес «внимательно и вежливо» выслушал Янга и заявил, что хочет остаться у руля еще на два года только для того, чтобы продлить эпоху стабильности и благоденствия, воцарившегося в республике при его власти. По итогам беседы Янг пришел к выводу, что Васкес является марионеткой в руках мощных кругов в бизнесе и политике, которые толкают его на пролонгацию срока полномочий, чтобы остаться у кормушки. Даже сам Васкес в ходе беседы признал, что многие сторонники пролонгации действуют исходя из сугубо материальных личных соображений.

Американский посланник сообщал в Вашингтон, что только настойчивый официальный протест США может побудить Васкеса отказаться от своих планов. Однако в этом случае США, считал Янг, будут ответственными за все то «зло», которое станет следствием избрания президентом Альфонсеки. Янг предлагал госдепартаменту «соломоново решение»: убедить доминиканцев отказаться от фактического введения шестилетнего президентского срока, но сделать это, не прибегая к излишне грубым формам дипломатического давления, – достаточно будет «дружеского совета». Также он предложил вызвать доминиканского посланника в США в госдепартамент и передать ему эту точку зрения американского правительства. Но в Вашингтоне сочли этот шаг абсолютно бесполезным – доминиканский посланник был твердым сторонником Васкеса и продления срока его полномочий. Госдепартамент дал Янгу инструкцию попытаться устно убедить Васкеса отменить пролонгацию, но предупредить, что только он как президент будет отвечать за возможные негативные последствия этого шага[128] (например, за вспышку мятежа или гражданской войны).

Васкесу удалось побудить конгресс одобрить конституционность продления срока своих полномочий с четырех до шести лет (хотя он был приведен к присяге уже после провозглашения конституции 1924 года). 9 января 1929 года была пересмотрена конституция, и президент получил «законное право» оставаться у власти до 1930-го. Считалось, что его наследником станет Альфонсека.

Но, как и предполагали американцы, у пролонгации появилась масса противников среди политиков, чьи собственные президентские амбиции оказались перечеркнутыми. Естественно, против продления срока полномочий был и вице-президент и лидер Прогрессистской партии Федерико Веласкес. Лидеры Республиканской и Либеральной партий – Рафаэль Эстрелья Уренья и Дезидерио Ариас – тоже метили в президентское кресло.

У Альфонсеки были противники в рядах самой Националистической партии Васкеса. Они начали кампанию по переизбранию Васкеса в 1930 году на новый срок. Альфонсеке пришлось скрепя сердце поддержать своих однопартийцев, чтобы не прослыть диссидентом[129], хотя он и надеялся, что Васкес сам не будет выдвигать свою кандидатуру.

Васкес же чувствовал себя более чем уверенно: страна под его руководством процветала, и почвы для массового недовольства народа вроде бы на горизонте не наблюдалось.

Этому процветанию неожиданно пришел конец вместе с крахом нью-йоркской биржи в октябре 1929 года, ознаменовавшим начало Великой депрессии. Мировые цены на сахар упали с 5 сентаво за фунт до 3,8 сентаво. В стране началась экономическая паника, которая обычно предвещала политические беспорядки.

В стране созрел заговор против Васкеса, во главе которого стоял лидер Республиканской партии Рафаэль Эстрелья Уренья[130]. Уренья договорился о сотрудничестве с командующим Национальной гвардией[131] Леонидасом Трухильо Молиной. Заговорщики выбрали момент, когда престарелый Васкес только что возвратился из США, где перенес хирургическую операцию, и подняли мятеж 23 февраля 1930 года. Как это часто бывало и раньше, мятеж вспыхнул в долине Сибао, в главном городе севера Сантьяго. У повстанцев было мало оружия, но оно было без лишнего шума предоставлено Трухильо. Без этой помощи мятежники не могли бы рассчитывать даже на успешное продвижение к столице.

Новый посланник США в Доминиканской республике Чарльз Кертис (он прибыл в страну за пять недель до «революции») также был захвачен мятежом врасплох.

Васкес отдал Трухильо приказ подавить мятеж, но командующий армией вместо этого раздал мятежникам оружие, и они начали наступление на столицу. Васкес решил прекратить сопротивление, хотя многие сторонники убеждали его собрать собственные вооруженные силы, отправить предателя Трухильо в отставку и продолжить борьбу.

Трухильо был реальным лидером мятежа, так как у него были виды на президентское кресло. Ему удалось обмануть не только Васкеса, но и американцев. 24 февраля 1930 года госдепартамент в срочном порядке запросил дипмиссию в Санто-Доминго, какова позиция Трухильо и Национальной армии по отношению к вспыхнувшему в стране мятежу. В тот же день в полдень американский посланник Кертис ответил, что Трухильо и Национальная армия верны президенту[132]. Интересно, что Кертис запросил немедленную присылку крейсера на рейд Санто-Доминго под уже не раз использовавшимся предлогом защиты жизни и собственности американских граждан. Однако государственный департамент на это не пошел, пообещав лишь держать неподалеку от Доминиканской республики несколько кораблей ВМС США на случай осложнения обстановки[133]. Видимо, в Вашингтоне безусловно доверяли вскормленной оккупантами доминиканской армии и ее командующему Трухильо. Если бы в столице вспыхнули вооруженные столкновения, то задачей Кертиса было бы создание в Санто-Доминго «зоны безопасности» для иностранцев. Забегая вперед, заметим, что именно так американцы и поступят в 1965 году.

24 февраля 1930 года Васкес и его жена попросили политического убежища в американской дипмиссии, которое было им, хотя и неохотно, предоставлено. Трухильо находился в господствовавшей над столицей крепости Осама, оставаясь хозяином положения (причем американцы еще 26 февраля считали, что он на стороне Васкеса). Кертис прозрел только около двух часов дня 26 февраля. Он с негодованием сообщил в Вашингтон, что вопреки усердным заверениям, данным его, Кертиса, предшественникам, «теперь абсолютно ясно, что генерал Трухильо участвовал в заговоре вместе с лидерами революции[134] и неоднократно предавал правительство. Ввиду этого в высшей степени желательно, чтобы генерал Трухильо не был выдвинут в качестве кандидата ни от одной из партий… Необходимо, чтобы генерал Трухильо… был удален из армии, однако это вряд ли достижимо без содействия миссии (США)»[135].

Немного позже Кертис отослал развернутую аналитическую оценку «февральской революции» 1930 года, в которой, в частности, говорилось: «Можно абсолютно уверенно завить, что если бы генерал Трухильо был по-настоящему лоялен правительству, революция не победила бы, она, вероятно, вообще бы не произошла»[136].

Однако в ответ на предложение убрать Трухильо из армии Кертис получил из госдепартамента указание воздержаться от каких-либо шагов до прояснения расстановки политических сил. Кертис, тем не менее, заверил Уренью, что США не потерпят в Доминиканской республике правительства во главе с предателем Трухильо. Последний обещал американцам, что не будет баллотироваться в президенты. Однако Кертис прекрасно знал цену словам этого человека: «План Трухильо стать временным президентом (после отставки Васкеса. – Прим. автора) заблокирован (американской дипмиссией). Однако он все же может попытаться вступить в борьбу за пост президента на выборах вопреки достигнутому соглашению»[137].

В здании американского дипломатического представительства 27 февраля состоялись переговоры между Уреньей и Васкесом о процедуре передачи власти. Им удалось без особых проблем договориться: последний обещал назначить Уренью министром внутренних дел (третий по значимости пост в отсутствие вице-президента, который вместе с президентом должен был подать в отставку), а это означало, что именно он станет преемником Васкеса на выборах 1930 года.

2 марта 1930 года Васкес и его вице-президент Альфонсека подали в отставку, и на следующий день Уренья был приведен к присяге в качестве главы государства. Еще через два дня Васкес и Альфонсека отправились в эмиграцию на Пуэрто-Рико.

Такое развитие событий лишь придало дополнительный накал предвыборной кампании – ведь намеченных на 16 мая 1930 года президентских выборов никто не отменял. Кандидатом от блока прогрессистов и сторонников Пейнадо в 1924 году («коалиционистов») стал Уренья, не сомневавшийся в своем избрании, тем более что дипломатическая миссия США объявила, что не поддержит правительство во главе с Трухильо. Американцы, видимо, все же извлекли урок из оккупации 1916-1924 годов и не обманывались насчет настроения подавляющего большинства доминиканцев по отношению к США. Кертису было дано строгое указание избегать даже видимости вмешательства Вашингтона в предвыборную кампанию: «…это последнее, чего мы хотим»[138].

Между тем Трухильо оправдывал самые худшие опасения Кертиса. Он был выдвинут вместе с Уреньей кандидатом в президенты, но 18 марта 1930 года, чтобы не злить американцев, снял свою кандидатуру. Однако его солдаты активно вмешивались в борьбу. Например, обыскали делегацию парламентариев, которые хотели посетить временного президента Уренью, и отобрали оружие у их водителей, хотя у них было разрешение, подписанное самим же президентом.

18 марта 1930 года Кертис провел длительную беседу с Уреньей, и тот честно признался, что «генерал (Трухильо) доминирует над ним» и сделает невозможным честное голосование в армии, а значит, и на выборах в целом. Уренья фактически заклинал Кертиса, чтобы дипмиссия США публично провозгласила неприемлемость для Америки любого правительства Доминиканской республики во главе с Трухильо. Кертис был с ним вполне согласен и изложил свое мнение Вашингтону: «Пока мы не ликвидируем[139] Трухильо, революция от его имени или против него неизбежна. Президент этого сделать не сможет. Сделает ли государственный департамент заявление по данному вопросу или даст полномочия миссии (в Санто-Доминго) сделать это самостоятельно? Прошу срочного ответа»[140]. «Срочный ответ» поступил уже на следующий день, 19 марта 1930 года и начинался фразой: «(Государственный) департамент сожалеет, что не может дать вам разрешения на требуемое заявление»[141]. Отказ аргументировался тем, что США после шести лет оккупации хотят избежать любого вмешательства во внутренние дела Доминиканской республики (!). Госдепартамент, правда, соглашался с мнением Кертиса о нецелесообразности избрания командующего армией президентом (ведь это нарушило бы как раз те принципы, ради которых США формально оккупировали Доминиканскую республику в 1916 году: стремление установить в стране конституционное гражданское правительство). Поэтому Кертису разрешили конфиденциально и в максимально «дружественной манере» побеседовать с Трухильо и дать ему «личный совет» (якобы не связанный с мнением правительства США) не участвовать в выборах.

При этом в депеше госдепартамента Кертису признавалось, что Трухильо вряд ли можно убедить отказаться от власти «личным советом». Поэтому Кертису, если генерал все же станет президентом, рекомендовали поддерживать самые дружественные отношения с ним и его правительством и не мешать его работе. Далее американского посланника ставили в известность, что США намерены признать правительство Трухильо де-юре в случае победы на выборах.

В той же депеше-инструкции содержалось и довольно прозрачное объяснение странной нежности, которую Вашингтон испытывал к генералу-предателю, попирающему демократические свободы и честные выборы. Кертису рекомендовали в разговоре с генералом сослаться на полковника морской пехоты США Ричарда Каттса (находившегося тогда на Гаити), который во времена американской оккупации был офицером-инструктором Трухильо: «(Государственный) департамент знает, что Трухильо консультируется с Каттсом по самым важным вопросам, касающимся его (Трухильо) личного поведения и взглядов… Полковник Каттс может прибыть на автомобиле в течение нескольких часов»[142].

Таким образом, наивному борцу за высокие идеалы демократии Кертису открытым текстом дали понять из Вашингтона, что Трухильо со времен оккупации является человеком США и трогать его не надо. 21 марта 1930 года Кертис получил дополнение к инструкции от 19 марта: ему опять настойчиво советовали дружить с Трухильо.

Каттс приехал в Санто-Доминго и поговорил с Трухильо, но слухи об этой встрече просочились в прессу и изрядно навредили имиджу командующего доминиканской армии. Между тем к концу апреля 1930 года Уренья ушел в отпуск, так как по закону не мог совмещать пребывание на посту президента с участием в избирательной кампании (он боролся за пост вице-президента). Трухильо стал фактическим хозяином страны и официальным кандидатом правящей партии на пост главы государства.

23 апреля 1930 года доминиканский посланник в Вашингтоне Браче посетил госдепартамент и прямо пожаловался на Кертиса, который вставляет палки в колеса политической карьеры Трухильо. О последнем он отозвался так: «…очень способный человек, хороший организатор, очень умный и интеллигентный, а также честный». «Посланник заметил, что генерал Трухильо горячий друг Соединенных Штатов и особенно хочет наладить тесное сотрудничество с (государственным) департаментом. Он думает, что ради того, чтобы не потерять дружбу госдепартамента, Трухильо даже откажется от поста президента»[143]. Враче попросил госдепартамент изменить позицию по отношению к Трухильо. Ведь хотя США и не осудили генерала публично, всем в стране широко известно, что госдепартамент выступает против Трухильо как возможного президента Доминиканской республики.

В ответ Враче было заявлено, что «ничего личного» против Трухильо государственный департамент не имеет. Это принципиальная позиция: военные не должны стремиться к высшим должностям в стране. Тогда Враче предложил, чтобы Трухильо баллотировался на пост вице-президента, а не президента. Но доминиканскому визитеру ответили, что США не намерены предлагать его стране конкретных кандидатов на различные выборные должности.

Визит Враче в госдепартамент был не более чем пробным шаром, запущенным Трухильо. Генерал-предатель выяснил, что Вашингтон не будет препятствовать ему в занятии высшего поста в государстве. Сантименты же государственного департамента по поводу участия военных в политической жизни мало интересовали прилежного ученика полковника Каттса.

Итак, презрев мнение Кертиса, Трухильо выдвинул свою кандидатуру на пост президента. Уренья баллотировался вместе с ним как претендент на должность вице-президента. Формально Трухильо выдвинула некая группа политиков, чей суммарный политический вес в стране по оценке временного поверенного в делах США в Доминиканской республике Кэбота равнялся «весу утонувшего персидского котенка»[144]. Генералу противостоял союз двух самых сильных партий страны – Национальной и Прогрессистской (этот предвыборный блок кратко именовали Альянсом).

16 мая 1930 года в Доминиканской республике состоялись президентские выборы, проходившие под угрозой вмешательства армии в случае неизбрания Трухильо. Посланник США в Санто-Доминго Кертис не без сарказма отмечал в своей депеше в Вашингтон от 19 мая, что за Трухильо якобы проголосовали 223 851 человек – больше, чем было зарегистрировано избирателей в стране: «…дальнейшие комментарии по поводу честности выборов вряд ли необходимы»[145]. Причем Кертис писал, что, возможно, обошлись и без масштабной фальсификации в день голосования – уже перед выборами сторонников оппозиции так запугали, что те просто боялись голосовать. Главные оппозиционные партии (то есть Альянс) еще перед выборами заявили, что не хотят участвовать в фарсе, и призвали бойкотировать «голосование».

Итак, в мае 1930 года впервые в Доминиканской республике к власти пришел человек, подобранный, воспитанный и обученный Соединенными Штатами. Правда, пришел он к власти недемократическим путем. Но это для США в то время значило так же мало, как и впоследствии.