Что такое современность?
Современность – не состояние или этап, а структура отношений, которые позволяют субъекту не просто участвовать в процессе изменений, но обладать авторскими функциями по отношению к жизни, которой он живет.
Авторство по отношению к жизни – не привилегия или награда, а своего рода социальная функция, с которой после прихода модерна соотносятся все остальные социальные функции. Авторство по отношению к жизни – это отношение отношений, не просто позволяющее человеку быть собой, но увязывающее эту возможность с умением хотя бы в малой степени управлять временем и определять его облик. Модерн – эпоха начала массового производства идентичностей. Однако это и эпоха, в которой каждый получает хотя бы минимальные права на участие в этом производстве.
Модерн – это эпоха обобществленного времени, предельно насыщенного и вязкого, служащего к тому же матрицей любых форм социальной сегрегации. Мысль представляет собой чистую метафору времени, поскольку соединяет в себе длительность и необратимость. Практика как результирующая от осуществления общественных ролей и воспроизводства отношений соотносится со временем метонимически, поскольку составляет динамический элемент временной неотвратимости и временного постоянства (из времени нельзя выпрыгнуть).
Интеллектуальный класс не потому главный герой модерна, что он берется всех «просвещать», а потому, что, соединяя практику и мысль, он устанавливает двойную связь с современностью – метонимическую и метафорическую одновременно. Кризис интеллектуального класса, грозит ли он «эпистемическими» или «социальными» последствиями, в итоге оборачивается неспособностью поддерживать эту связь. Подобный расклад незамедлительно сказывается на качестве самого времени, которое приходит к деградации по меньшей мере двух своих аспектов —
становления и вечности.
Именно это мы с большой отчетливостью наблюдаем сегодня: в качестве подручного заменителя вечности выступает замусоренное пространство виртуальных коммуникаций, подручным аналогом становления оказывается новостная лента. Описанная безрадостная картина дополняется специфическими красками для тех, кто встал на путь так называемой догоняющей модернизации, так как не просто принял чужую современность за свою, но отказал себе в возможности быть современным.
Развилка, на которой находится Россия, связана с модернизацией прежней модели «догоняющей модернизации» (то есть фактически с борьбой одного фронта модернизации против другого фронта). «Догоняющая модернизация» сводится к экспорту: (а) принципиально устаревших, (б) неадаптируемых к местным условиям форм современности. Этот экспорт осуществляется обычно в рамках признания того, что местные условия «принципиально не модернизируются», которое легитимирует дальнейшее отторжение модернизационных ценностей и технологий.
Суть «догоняющей модернизации» совсем не в тиражировании современности через преодоление косной реальности, а в навязывании западной модели ускорения временных потоков. Применение этой модели ведет к двойной ошибке:
1) ошибка принципиального неравенства – невозможно быть на равных с теми, кто превращает модернизацию вставку исторической игры на опережение,
2) ошибка ложного следования образцам – невозможно модернизироваться, если свести современность к сумме шаблонов для подражания, ибо это ведет к добровольной колонизации (любые образцы создаются для того, чтобы быть неподражаемыми).
Современность – это не веяние или свойство, не статус и не тренд. Это организованная коллективная способность управлять будущим.
Реализация этой способности оборачивается большими издержками: любой аспект повседневности оказывается чреват неопределенностью и риском, несчастье и «злой рок» превращаются в предмет статистики, невозможность противостоять ускорению происходящего сопутствует каждому человеческому шагу. При этом способность к управлению будущим связана с достижением автономии, причем не столько интеллектуальной, о которой так заботился И. Кант, или политической, о которой так пекся К. Шмитт, сколько автономии исторического участия. Именно современность (модернити) открывает нам, что даже присутствие на задворках истории является предметом борьбы, целью которой в конечном счете выступает определение облика самой истории.