Вы здесь

Инструктор ОМСБОН. Глава 5 (Михаил Гуткин, 2012)

Глава 5

Я вручила пакет командарму, ответила, как могла, на его вопросы и уже хотела было двигаться назад, как меня вдруг позвали к телефону, точнее к ВЧ. На другом конце был сам Жуков.

– Товарищ Северова. На обратном пути сначала поезжайте в 13-ю бомбардировочную авиадивизию.

Там завтра будут судить трибуналом замкомдива по техническому обслуживанию подполковника Шостака. Я знал его еще по Халхин-Голу как очень старательного командира. Поэтому хочу лично утвердить или не утвердить решение трибунала. Вам надлежит присутствовать на самом заседании, а потом, взяв решение трибунала, вместе Шостаком и его конвоем выехать в штаб фронта. Вопросы?

– Вопросов нет, товарищ генерал армии.

– Тогда выполняйте.

Вот еще одна головная боль! Интересно, что же такого натворил там этот Шостак, если его решили отдать под трибунал. Наверное, очень крупно накосячил, тем более что у подполковника возможностей накосячить намного больше, чем, скажем, у капитана. Я связалась с командиром 13-й БАД и договорилась, что без меня заседание трибунала они не начнут. Теперь небольшая арифметика. Заседание назначено на девять утра. Дорога туда займет примерно полтора часа. А сейчас час ночи. Значит, пять часов для сна у нас есть. Прекрасно. Мы с Лешей и Костей отъехали немного в сторону от штаба армии, вытащили многострадальный и слегка изрезанный парашют и залегли. Ух, здорово!

Для того чтобы выспаться, нам хватило трех часов, поэтому в 13-ю БАД мы выехали даже раньше запланированного времени. Наверное, это было правильно, так как в утренние сумерки вероятность бомбежек меньше. Немцы воюют строго по расписанию – ночью предпочитают спать. В результате к семи утра вся наша компания уже была в авиадивизии. Я представилась комдиву и сразу пошла искать трибунальцев. Состав трибунала, насколько я поняла, был более или менее стандартным: начальник особого отдела, воен-юрист и комиссар дивизии. Я по привычке сунулась к начальнику особого отдела. Капитан-особист выслушал меня без особой радости, но и кривиться не стал. В конце концов, его дело – обеспечить доставку подсудимого на суд, а потом, если что, привести приговор в исполнение. Если приговор хочет утвердить сам комфронтом, то капитану же проще. Сдал подсудимого мне, оформил, как положено, и свободен. Потом это уже будут мои заботы. Я попыталась выяснить, что же вменяют в вину подполковнику, но этого особист не знал – он просто выполнил приказ комдива. За подробной информацией можно обратиться к комдиву или к комиссару, но лучше подождать, так как на заседании трибунала обязательно все будет изложено самым подробным образом. Я решила послушать опытного человека и на время отстала со своими вопросами.

Ровно в девять утра все уселись в небольшом окопчике под навесом из масксети и привели арестованного. Вид у подполковника был еще тот: небритый, взгляд потускневший, мешки под глазами. Если бы я не была уверена в противоположном, то сказала бы, что он сильно пьян. Встал комиссар и зачитал обвинение, суть которого сводилась к тому, что подполковник Шостак давал своим подчиненным неправильные указания по установке на бомбардировщики Пе-2 направляющих для реактивных снарядов РС-82. В результате этого снаряды не только не попадали в цель, но и каким-то образом ухитрились поразить два собственных самолета. Я вспомнила последние дни боев и буквально закипела от злости. Вот типичный вредитель, если не шпион. Сама бы тут же пристрелила. Тем временем встал военюрист и предложил Шостаку сказать что-либо в свое оправдание. Тот сказал, что все работы выполнялись строго по инструкции, и почему такое происходит при стрельбе эрэсами, он совершенно не понимает. Подполковника спокойно выслушали и предложили конвойным отвести его в сторонку, а сами стали решать, что и как с ним делать. Неожиданно комиссар сказал, что ему тоже не вполне понятно, что происходит. Давать подчиненным явно неправильные приказы и при этом не пытаться скрыться – полная чепуха. Ясно как божий день, что такое вредительство моментально раскроют и выведут виновных на чистую воду. А вдруг инструкции не совсем правильные? У военюриста на это было стандартное возражение: стрельба пошла неправильно, кто за эти вещи отвечает? Шостак. Значит, виноват. Какой приговор? В мирное время получил бы несколько лет, а сейчас, да еще в такой обстановке, приговор однозначен – расстрел. Особисту было все равно, поэтому он тоже высказался за расстрел. Только отметил, что приговор будет утверждать комфронта лично, и кивнул при этом на меня. Я подтвердила его слова, а потом попросила объяснить мне чуть более подробно, в чем именно виноват подполковник Шостак, поскольку я в авиации вообще ни бум-бум, а товарищ Жуков может задать мне какие-нибудь вопросы по сути дела.


Объяснять стал комиссар – все-таки он один тут был летчиком. Оказывается, Пе-2 сзади или, говоря по-научному, в задней нижней полусфере, оказался почти беззащитен, потому что пулемет ШКАС, стреляющий обычными пулями, зачастую не может пробить лобовую броню немецких истребителей. Немцу достаточно просто зайти сзади, и бомбардировщик практически обречен, чем немцы и пользуются. Поэтому для усиления оборонных возможностей бомбардировщика какие-то умельцы предложили поставить в хвост направляющие для реактивных снарядов РС-82. Тогда бомбардировщик хотя бы некоторое время мог обороняться, пуская эти снаряды в зашедшего в хвост истребителя. Так вот именно эти направляющие для реактивных снарядов техники под командованием Шостака ставили неправильно. У меня возник естественный вопрос:

– Товарищ комиссар, но ведь реактивная струя может повредить бомбардировщик?

Комиссар улыбнулся моей некомпетентности и сказал:

– Видите ли, товарищ лейтенант госбезопасности, PC стартует мгновенно, но набирает полную скорость за несколько секунд. За это время самолет успевает отлететь на безопасное расстояние.

Вот тут меня и проняло.

– Товарищи члены военного трибунала. Тогда получается, что подполковник Шостак совсем не виноват!

При этих словах они уставились на меня, как на восьмое чудо света.

– Как это не виноват?

Сказали все трое в один голос.

– Эти ваши PC летят строго в соответствии с первым законом Ньютона и законами аэродинамики.

Не поняли. Лица у всех вытянулись. Ладно, воен-юрист и особист – они могут и не знать физику, но комиссар-то летчик. Их обязательно физике учат. Придется всем сейчас прочитать небольшую лекцию.

– Товарищи! В соответствии с первым законом Ньютона любое тело находится в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения до тех пор, пока на него не подействует сила. Теперь посмотрите, что происходит со снарядом, пока он прицеплен к самолету. Он летит вместе с самолетом со скоростью самолета и в направлении движения самолета. С этим согласны?

Все трое дружно кивнули.

– Предположим, что самолет летит в некотором направлении со скоростью триста километров в час. Значит, и реактивный снаряд летит с этой же скоростью и в этом же направлении. Что произойдет в тот момент, когда снаряд отделится от самолета, а его реактивный двигатель только начнет разгоняться? Сила реактивной тяги пока минимальна – ее, можно сказать, практически нет. Поэтому по инерции снаряд полетит хвостом вперед. Как при этом будут работать его стабилизаторы полета? Вы можете предсказать траекторию полета снаряда, летящего хвостом вперед?

До комиссара дошло, а особист и военюрист оказались в полных непонятках. Пришлось дополнительно пояснить:

– Когда вы пускаете снаряд по ходу самолета, скорости самолета и снаряда просто складываются, снаряд летит по направлению движения самолета, и стабилизаторы это направление поддерживают. Поэтому стрелять вперед эрэсами можно без проблем. А когда вы пускаете снаряд против хода самолета, то скорости вычитаются, и, пока скорость реактивной струи мала, снаряд летит против нормального направления своего полета. В это время стабилизаторы при всем желании ничего не могут поделать, и, куда полетит снаряд, никто не знает.

– Товарищи члены военного трибунала, – заговорил комиссар. – Все это очень неожиданно, но я полностью согласен с товарищем лейтенантом госбезопасности. Вот только в протоколе нам обязательно нужно отразить это разъяснение, так как в других авиачастях тоже могут предпринимать подобные рационализации.

Военюрист несколько секунд подумал и согласился. Особист, понятное дело, не возражал. Снова подозвали Шостака. Военюрист встал и скучным голосом зачитал, что трибунал 13-й БАД в составе таких-то и таких-то, в присутствии порученца командующего фронтом такой-то, рассмотрел дело подполковника Шостака и не нашел в его действиях состава преступления. В связи с чем подполковник Шостак полностью оправдан и может приступить к выполнению своих служебных обязанностей. Трибунал также рекомендует временно прекратить установку на бомбардировщики Пе-2 направляющих для реактивных снарядов РС-82 для защиты хвостовой части самолета.

Шостак радостно вскинулся, но потом вдруг побледнел и упал. Я подскочила и послушала пульс. Слава богу, пульс был, хотя и слабый. Вспомнила про активные точки на руке и провела небольшой массаж. Через пару секунд лицо подполковника порозовело, и он зашевелился.

– Ну вот, – раздался за моей спиной голос комиссара, – его оправдали, а он тут же, как гимназистка, в обморок падает. Скажи вот спасибо лейтенанту. Это она тебя оправдала.

– Никак нет, товарищ комиссар. Это не я, а сэр Исаак Ньютон.

– Вы вовремя об этом законе вспомнили. Жаль только, что те рационализаторы, которые предложили эту идею с эрэсами, про этот закон не знали или забыли.

– Знаете, товарищ комиссар, мне вот тут пришла в голову мысль, что за незнание некоторых основополагающих законов природы тоже неплохо было бы отдавать кое-кого под трибунал.

– Вы слишком уж строги, товарищ лейтенант. Так вы нас совсем без командиров оставите. Но в данном случае товарищу Шостаку здорово повезло.

– Так точно, товарищ комиссар. Повезло. Большое спасибо вам, товарищ лейтенант госбезопасности. – Это уже Шостак включился.

– Большое пожалуйста, товарищ подполковник. Вот только что мне делать с приказом товарища Жукова? Он ведь распорядился доставить вас к нему вместе с резолюцией трибунала. Товарищ Жуков сказал, что будет лично утверждать это решение. Так что пойду звонить и испрашивать новые указания.

Шостак с комиссаром пошли по своим делам, а я двинулась в штаб дивизии. Там я снова связалась с товарищем Жуковым и доложила, что трибунал Шостака полностью оправдал. Товарищ Жуков заинтересовался моим участием в таком решении. Я ответила, что да, участвовала, но для принятия оправдательного решения использовала не авторитет комфронта, а авторитет Исаака Ньютона. Вот тут Жуков даже закашлялся. Потом понял, что лучше выяснить это при личной беседе, и велел, прихватив протокол, срочно ехать в штаб, тем более что в конце дня уже намечено перебазирование штаба в окрестности Могилева. Шостака разрешил не привозить.


К обеду наша команда благополучно вернулась в штаб фронта, причем в одном из направлявшихся на переформирование полков мне удалось прихватить несколько кусков слегка порванной маскировочной сетки. Леша их соединит, и мы сможем в случае чего маскировать наш автомобиль. По прибытии ребят я отправила отдыхать, а сама, как водится, пошла докладывать. Но товарищ Жуков проводил какое-то важное совещание, в присутствии на котором порученцев никакой необходимости пока не было. Это меня порадовало, так как появилось время для составления отчета. Надо же как! Меньше чем за три месяца составление отчетов вошло у меня в привычку, которая, как известно, вторая натура. Мне вдруг пришла в голову парадоксальная мысль, что если так пойдет и дальше, то скоро я даже после встречи с Васей на следующее утро первым делом побегу писать отчет. Какая только чушь не лезет в голову! А впрочем, хотя и чушь, но можно будет при случае приколоться. Напишу подробный отчет о том, как я провела предыдущий вечер, и вручу своему начальнику, то есть Васе. Интересно, как он отреагирует. Размышляя на подобные темы, я тем не менее всего за час справилась с отчетом, сдала его в особый отдел и снова пошла на ковер к начальству. Посмотрев на мою довольную физиономию, Жуков заподозрил неладное и задал традиционный для меня вопрос:

– Так. Кажется, и во время ночной поездки у вас что-то произошло? Доложите.

Я поняла, что о ночных диверсантах ему еще не сообщили, а может быть, и не должны были. В конце концов, не будут же командующему целым фронтом докладывать о каждом чихе во вверенных ему войсках. Но если ему это интересно, то пожалуйста.

– Когда полк находился на марше, товарищ генерал армии, к нему пытались присоединиться немецкие диверсанты, с целью помешать выполнению боевого задания. Диверсанты были выявлены и частично захвачены, а частично уничтожены.

– Какое конкретно участие в этом приняли лично вы?

– Я случайно установила, что имеем дело с диверсантами, и тут же доложила об этом командиру полка и начальнику его особого отдела. А они уже организовали задержание и уничтожение диверсантов.

– Хорошо, что сама не полезла их задерживать, а то у тебя бы и на это ума хватило, – проворчал Жуков.

Я при этом подумала, что если бы он расспросил меня о деталях, то его тон был бы далеко не таким мирным. Наверное, у нас с Жуковым установилась какая-то телепатическая связь, потому что он вдруг, кинув на меня подозрительный взгляд, продолжил:

– Уверен, что ты и в этом случае подставляла свою голову, но не хочу вникать в детали, чтобы не портить себе нервы. Теперь доложи о трибунале.

Я рассказала о том, как проходило заседание. Шостак был практически не виноват (разве что сам должен был сообразить, что PC в самом начале могут полететь хвостом вперед). Жуков, выслушав все это, только покачал головой. Потом уточнил, что материалы с рекомендациями буду разосланы по всем авиачастям, и, наконец, отпустил меня с миром.

Я моментально выскочила из кабинета и первым делом разыскала Серафимова. С гордостью вручила ему пару цейссовских биноклей, предупредив, правда, о строгом их учете, чтобы не возникли ненужные подозрения. Нужно было видеть лицо Серафимова, когда он буквально трясущимися руками брал эти бинокли. К сожалению, я к этому моменту еще не придумала, что бы такое слупить взамен. Пристроив бинокли, воспользовалась тем, что появилась малая толика свободного времени и стала прикидывать варианты дальнейшего развития событий. Ну не нравится мне, когда события ведут меня, а не наоборот.

Итак, что меня ждет в ближайшем будущем? Я мотаюсь по штабам армий и корпусов. Иногда попадаю и в дивизии. Всюду суматоха и дерготня – война, однако. Мы постоянно сдаем назад, хотя и крепко огрызаемся. До сих пор еще ни одно крупное войсковое соединение не попало в полное окружение, но ежу понятно, что постоянно так везти не будет. Немцы вот-вот разгадают хитроумные планы Жукова и подчиненных ему командармов, и тогда мало не покажется, тем более что ресурсов у нас все меньше и меньше. Не успевает пока наша промышленность компенсировать потери в самолетах, танках и грузовиках. А только людьми много не навоюешь. Тем более что немцы, имея существенное превосходство в воздухе, могут позволить себе такую роскошь, как воевать строго по расписанию, то есть начинать после того, как рассвело, и заканчивать в сумерки. А нашим бойцам приходится пешкодралом по ночам перебазироваться из пункта А в пункт Б. Ясно, что уставшие за ночь бойцы не могут днем хорошо воевать. Это нам, штабистам, пока хорошо живется – успеваем хоть и немного, но высыпаться. Впрочем, чувствую, что это тоже ненадолго. И какой из этого вывод? Очень печальный – скоро струна может лопнуть. Нужно готовить линии обороны, на которых уже можно было бы крепко задержаться. Наверняка в тылу сейчас именно такие линии готовят, но нам пока от этого не легче. Значит, скоро начнутся и окружения, и, чего греха таить, сдачи в плен.

Что же касается меня, любимой, то лично мне в плену ничего не светит, кроме пыток и пули. Это я и без слов Жукова прекрасно понимала. А с другой стороны, шансы при выполнении какого-либо поручения попасть в окружение все возрастают. Об этом, кстати, еще в Москве говорил мне Берия. Следовательно, нужно готовиться к действиям в окружении. Понятное дело, что одна я много не навоюю, поэтому можно в качестве некоторых исходных данных предположить, что выходить из окружения я буду в составе какой-либо группы бойцов и командиров. В первую очередь приходит на ум моя собственная группа: Леша и Костя. Почему я о них подзабыла? Пару месяцев назад радовалась, что могу целую роту тренировать, а тут о своих подчиненных не озаботилась. Сегодня же начну с ними ускоренную подготовку. Нужно только подобрать правильный комплекс упражнений для такой подготовки. Потом вооружение. Со стрелковым оружием все в норме, а вот насчет всего остального… Да, есть ящик гранат. Могу достать еще один ящик. И все? А мины? При случае мины очень даже могут пригодиться – например, чтобы сбивать со следа тех, кто станет нас преследовать. Плохо только, что мин у нас нет. Нет ни в штабе фронта, ни в армиях – все пустили на минирование дорог при отступлении, и сейчас на всем фронте почти по нулям. Я сама для Ипполитова последние на складе выскребала. Правда, есть взрывчатка. Для моих личных нужд генерал Васильев десяток-другой толовых шашек выделит. Несколько килограммов у него всегда найдутся. Теперь нужно еще подумать о том, как мы все наши грузы будем перемещать, то есть, попросту говоря, тащить. Машину в любой момент могут капитально повредить, и тогда все придется тащить на себе. А ведь все не утащим. Значит, нужно составить список первой очереди и список второй очереди. Вот этим я и занялась.

Сразу выяснилось, что все вооружение мы пару-тройку километров, конечно, протащим, но, чтобы вот так на марше, а точнее, по лесным тропинкам – это никак. Какое же оружие с собой точно надо тащить? СВТ-40 – это без обсуждения, «парабеллум» тоже. Вальтер? Он тоже очень даже пригодится. А вот наган мне уже не слишком будет нужен. Его – во второй список. Гранаты. Три или четыре штуки на каждого.

В атаку с ними вряд ли побежим – значит, достаточно взять только Ф-1, в просторечии именуемую лимонкой. К гранатам неплохо бы иметь по два-три куска тола. Они не тяжелые, зато вкупе с гвоздями и гайками самое оно. А также веревочки и тряпочки для совместного увязывания. С ножами попроще. У каждого из нас есть по неплохому ножу, которым и хлеб можно нарезать, и как оружие использовать. И еще не забыть про патроны. Сотня на винтовку и по пятьдесят на пистолет. А это, между прочим, уже приличный вес. И еще еда, аптечка, средства гигиены, одежда и обувь. Что касается одежды – шинель в начале июля не сильно нужна, поскольку достаточно тепло, а вот плащ-палатка – самое оно. В ней и от дождя укрыться можно, и поспать. Теперь про обувь. В какой-то книге о партизанах я читала, что очень хороши лапти. Но к ним, кажется, нужны какие-то обмотки. Да и сами лапти неизвестно где достать, а делать их мы не умеем. Хотя надо бы ребят расспросить – вдруг кто из них и может. Леша-то деревенский. Но лапти хороши в лесу, а если, скажем, лазать по камням и т. п., то тут только сапоги, поэтому про лапти забыли. Ой, а ведь обязательно нужны лопаты и топор. Лопатка нужна каждому для окапывания, зато топора хватит одного. Конечно, хорошо бы и арбалеты взять, но это как фишка ляжет. Их во второй список. Туда же масксеть и некоторые другие полезные, но не жизненно нужные предметы.

Тут мне пришла еще одна важная мысль. Если мы поедем на машине и вдруг попадем под обстрел или бомбежку, то надо уметь быстро выпасть из машины, не забыв при этом багаж из первого списка. Вот еще одна обязательная тема для тренировки. Полезно также прикинуть, как наша группа должна будет располагаться при обороне, если вдруг придется отстреливаться: кто в центре, кто справа и кто слева. Собственно, в центре, наверное, все-таки я. Помнится, у чеченцев снайпера всегда сопровождали двое: пулеметчик и гранатометчик. Гранатометов и подствольников у нас нет, но гранаты будут. Значит, примерная схема будет такой: я в центре со своей «светкой»[8], справа – Леша с автоматом и гранатами, а слева Костя с пулеметом. Вот и хорошо, вот и ладушки. Пора к ребятам.

Я быстро нашла своих бойцов и с ходу устроила им нелегкую жизнь. На закуску изложила свои мысли о ближайшем будущем. С этими мыслями они полностью согласились. Потом объяснила, чему и как буду их обучать, а затем, не откладывая в долгий ящик, тут же провела часовую тренировку по рукопашному бою. Оказалось, что Костя кое-что умеет – опыт финской войны для него даром не прошел. А Леше, кроме хорошей физической подготовки, похвастать было нечем. Зато метание гранат у них сразу пошло на ура. Посмотрев, как они уверенно и достаточно далеко кидают гранаты, я со спокойной душой отдала им почти весь свой запас. Затем мы набили машину вещами и стали тренироваться в быстром выскакивании из машины. При этом я заметила, что кое-кто из штабных работников с интересом следит за нашей тренировкой. Пусть наблюдают – мне не жалко.