Глава 1
Становление категории морального вреда в отечественном праве
§ 1. Развитие теории компенсации морального вреда в отечественной дореволюционной юридической науке
Становление и развитие российского права продолжалось на протяжении многих столетий. При этом первоначально «исторически (и логически) генезис права осуществляется от казуса к общей норме. Такое положение совпадало с тенденцией государственной деятельности – государство постепенно переходило от спорадического участия в охране обычного права или судебного прецедента к довольно активной нормативной деятельности»[5].
Несмотря на отсутствие института возмещения морального вреда, как такового в русском законодательстве, в памятниках права была юридически закреплена возможность защиты личных неимущественных благ. Один из древнейших памятников – Русская Правда. В разных ее редакциях содержатся правовые нормы с элементами защиты и ответственности за причинение вреда, возникающего при посягательстве на нематериальные блага граждан. В ней не проводилось различий между уголовным и гражданско-правовым правонарушением. Всякое правонарушение рассматривалось Русской Правдой не как нарушение закона или княжеской воли, а как частная обида, т. е. причинение морального или материального ущерба лицу или группе лиц[6]. При этом за обиду следовало не наказание, а месть, отместка[7].
Важно отметить, что объектами правонарушений по Русской Правде признавалось не только имущество, но и личность. Все деяния против личности могли совершаться только посредством действия, называемого «бесчестием», которое рассматривалось как причинение физического вреда, оскорбление чести «словом» или действием. «Бесчестье» определялось и как требование денежного возмещения в пользу оскорбленного за совершенные действия[8].
Само понятие морального или неимущественного вреда в нормах Русской Правды, как и в других, более поздних источниках права, не встречается. Однако при исследовании системы наказаний того времени можно обнаружить элементы ответственности и защиты с компенсацией неимущественного вреда. Выражалось это в том, что одним из видов ответственности за действия, причинившие вред человеку или его близким родственникам, был штраф, подразделяющийся на два вида.
Одним из видов штрафов была вира – штраф, назначаемый только за убийство. Он поступал в княжескую казну. Родственникам потерпевшего уплачивалось так называемое головничество, равное штрафу. Сумма штрафа зависела от положения человека (40 гривен за убийство простого человека, 80 гривен за убийство привилегированного – ст. 19, 22 Краткой Правды, ст. 3 Пространной Правды). За остальные преступления против личности, в зависимости от их тяжести, виновные наказывались штрафом – «продажей», поступавшей в казну, а потерпевшему уплачивался «урок» – денежное возмещение за причиненный ущерб.
Двинская уставная грамота 1397 г. установила денежный штраф («продажу»), уплачиваемый в пользу потерпевшего или его родственников, в качестве одного из основных видов наказаний[9]. Денежные взыскания предусматривались в качестве ответственности за противоправное лишение жизни и согласно Белозерской уставной грамоте 1488 г. (исключение: убийство разбойничьими шайками)[10].
Со второй половины XV в. в зависимости от тяжести причиненного вреда и положения потерпевшего в обществе к виновному лицу применялись различные виды уголовного наказания: битье кнутом, арест на различные сроки, денежное возмещение в пользу оскорбленного.
Взыскание денежной суммы как один из видов наказания применялось и самостоятельно, и в совокупности с другими. Так, в параграфе 91 Соборного уложения царя Алексея Михайловича 1649 г., в главе X (О суде) указывалось: «…а будет боярина или окольничего или думного человека обесчестить стольник, или стряпчий, или дворянин Московской, или гость, или дьяк, или жилец, или дворянин, или сын боярский городовой, или иноземец, или дворовой человек, и на них боярам и окольничим и думным людям по суду или по сыску править бесчестье же. А будет кому из тех чинов боярину или окольничему или думному человеку за бесчестье платить нечем, и их бить кнутом»[11]. В данном случае за «бесчестье» из причинения вреда нематериальному благу чести, закон предусмотрел ответственность, хотя и примитивную. Тем не менее наличие Соборного уложения «оказывало постоянное воздействие на практику российского законодательства и в особенности на правосознание как носителей верховной власти, так и подданных»[12].
Считается, что дальнейшее развитие права ничего не изменило в возмещении вреда в целом и морального вреда в частности, однако привело к появлению гражданского права, и одного из важнейших его институтов – обязательств из причинения вреда.
По мнению отечественных цивилистов, начиная с первой половины XIX в., обязательства по возмещению вреда могли возникать только в силу правонарушения, т. е. причинения вреда неправомерными действиями другого лица, причем только виновными. Лицо, которому причинялся вред, имело право на возмещение. В некоторых случаях возмещение могло соединиться с уголовным наказанием, в других случаях оно могло наступить и отдельно: виновное лицо обязано было возместить вред и убытки, последовавшие от совершенных им действий, которые закон не считал преступлением[13].
Здесь, в первую очередь, речь идет о Законе от 21 марта 1851 г.[14] Именно в нем можно найти подобие компенсации морального вреда как одного из способов защиты гражданских прав личности. В частности, в ст. 644 и 684 говорится о «вреде и убытках», возникших от преступных и непреступных деяний. Правда, в литературе обращалось внимание на неясность того, что следует понимать под вредом, подлежащим возмещению: лишь имущественный или вред в более широком смысле. Однако следует отметить, что «действующее законодательство не запрещало компенсации неимущественного вреда… Потенциально закон открывал дорогу для функционирования института компенсации неимущественного вреда»[15].
В отечественном праве ко второй половине XIX в. сформировалось несколько правовых норм, которые могли служить основанием для требования о возмещении морального или нравственного (в дореволюционной правовой традиции) вреда. Положения о возмещении убытков за причиненный вред содержались в ст. 574 главы 6 «О праве вознаграждения за понесенный вред и убытки» части первой тома X Свода законов гражданских. Они были сформулированы следующим образом: «Как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред или убытки с одной стороны налагают обязанность доставлять, а с другой – производят право требовать вознаграждения». Вред, возмещаемый на основании ст. 574, толковался в судебной практике исключительно как имущественный.
Специальными нормами ст. 644–683 Свода законов гражданских устанавливались условия и порядок «вознаграждения за вред и убытки, причиненные преступлением и проступком». В ст. 667 указывалось: «Виновный в нанесении кому-либо личной обиды или оскорбления может по требованию обиженного быть присужден к платежу в пользу его бесчестья, смотря по состоянию или званию обиженного и по особым отношениям обидчика к обиженному, от одного до пятидесяти рублей». Плата за «бесчестье» взыскивалась по принципу вины, присуждалась в пользу потерпевшего, а ее размер, подобно размеру штрафа, определялся в законе путем указания нижнего и верхнего пределов. По каждому конкретному делу размер суммы в этих границах устанавливал суд в зависимости от обстоятельств, называемых законом. По выбору потерпевшего допускалось либо уголовное преследование обидчика, либо выплата вознаграждения в пользу пострадавшего в гражданско-правовом порядке (ст. 668–669).
Особо следует выделить ст. 670 части первой тома X Свода законов гражданских. В ней подчеркивалось, что «ежели, вследствие личной обиды или оскорбления, обиженный понес ущерб в кредите или в имуществе, то обидевший или оскорбивший его обязан вознаградить за сии потери и убытки по усмотрению и определению суда». На основании этого правила в случае ущерба «в кредите» вследствие личной обиды или оскорбления допускалось вознаграждение за нравственный вред. Других способов защиты чести, кроме возмещения имущественного и нравственного вреда, российское гражданское законодательство XIX – начала XX вв. не предусматривало.
Здесь следует отметить, что нормы о компенсации морального вреда были включены в проект Гражданского уложения, но его подготовка не увенчалась успехом. Тем не менее теории защиты нематериальных благ и компенсации морального вреда стали одной из наиболее актуальных и обсуждаемых проблем гражданского права конца XIX – начала XX в. В дореволюционной отечественной цивилистике были обозначены основные проблемные аспекты компенсации морального вреда, имеющие значение как для современной цивилистической теории, так и для практики.
Вопросы возмещения морального (нравственного) вреда встают в России и перед судебной практикой, которая до 1864 г. «не могла стать источником права, так как судебная власть не была отделена от законодательной и исполнительной»[16]. Так, в 1913 г. было опубликовано решение Сената № 46 по делу Дамбы за 1909 г. В нем Сенат развивает теорию возмещения нематериального вреда. По указанию Сената в этом решении закон, устанавливая ответственность за причиненный вред, не ограничивает понятие о вреде одним только материальным ущербом потерпевшего: наоборот, под понятием вреда, в отличие от убытков, надо разуметь всякий вред, всякое зло, причиненные потерпевшему. Далее, отмечает Сенат, хотя деньги в подобных случаях далеко не совершенный способ вознаграждения, но, тем не менее, они могут до известной степени компенсировать для лица зло, причиненное ему. Лишение же его всякого права на такую компенсацию не оправдывалось бы ни законом, ни справедливостью.
Рассмотренные положения законодательства и имевшие место судебные прецеденты вызвали широкие дискуссии относительно самой возможности, а также нормативного закрепления возмещения морального вреда. Например, К. П. Победоносцев отмечал, что «судебная практика сама не может вносить в закон чего в нем нет, и если закон страдает отсутствием идей, то практика не может их выработать собственными силами»[17].
Анализируя опубликованные работы дореволюционных отечественных ученых-юристов, можно выделить несколько основных позиций по рассматриваемому вопросу:
1) категорическое отрицание возможности компенсации, возмещения морального (нравственного) вреда и необходимости законодательного закрепления соответствующих конструкций (П. Н. Гуссаковский, Л. И. Петражицкий, Г. Ф. Шершеневич и др.);
2) признание возмещения морального (нравственного) вреда в качестве актуальной проблемы цивилистики и юридической практики и осознание необходимости ее разрешения, в том числе и на законодательном уровне (Е. В. Пассек, И. А. Покровский);
3) категорическое признание необходимости возмещения морального (нравственного) вреда и закрепление соответствующих механизмов гражданско-правового характера (С. А. Беляцкин).
Рассмотрим основные аргументы непримиримых противников возмещения вреда. Л. И. Петражицкий писал, что цивилизованное государство не может возлагать обязанность возместить моральный вред, так как нет случаев точно определенных деяний, совершение которых без какой-либо определенной потери имущества может влечь «лишение имущества». Но гражданское право должно считаться с каждым нарушителем «какого-либо из обширнейшей категории гражданских прав»[18]. Им обосновывался и «антисоциальный характер» института возмещения морального вреда, в связи с чем указывалось, что «если бы постановления проекта обязательственного права о вознаграждении за нематериальный вред были введены в закон, то это была бы серьезная реформа в пользу экономически сильных во вред слабым»[19].
Л. И. Петражицкий так же отмечал, что институт возмещения морального вреда представляет собой плутократическое право, так как он обременяет граждан при равенстве суммы возмездия прямо пропорционально их бедности, т. е. обратно пропорционально их богатству, и в то же время ведет к неравенству сумм возмездия прямо пропорционально богатству потерпевшего[20].
Достаточно категоричны и выводы по рассматриваемому вопросу Г. Ф. Шершеневича, пытавшегося доказать невозможность и нецелесообразность компенсации морального вреда. Так, он писал, что нравственный вред, причиненный нарушением чужого права, не поддающийся оценке на деньги, не может быть возмещен юридическими средствами: например, в случае личного оскорбления, так как между нравственным вредом и материальным вознаграждением нет общего мерила. Потому такие недозволенные нарушения субъективного права, которые не соединены с имущественным вредом, не подходят под понятие гражданского правонарушения: например, случай сожительства с чужой женой, хотя практика английских судов служит примером противоположного взгляда, допускающего искать убытки с любовника жены в пользу мужа[21].
Теоретические проблемы возмещения морального вреда поднимаются Г. Ф. Шершеневичем и в связи с рассмотрением понятия убытков в гражданском праве. Ученый отмечает, что вред, понесенный имуществом и состоящий в уменьшении его ценности, называется убытками, под которыми никак нельзя понимать нравственный вред (кас. реш. 1895, № 10) уже потому, что такое представление, несомненно, противоречит общему смыслу статей о вознаграждении. Вознаграждение со стороны виновника вреда должно равняться величине убытков, понесенных потерпевшим. Определение соответствия между этими величинами представляет значительные трудности, стоящие в зависимости от установления причинной связи между правонарушением и убытками. Необходимо поэтому принять во внимание различие убытков[22].
Г. Ф. Шершеневич не обходит стороной и проблемы возмещения ущерба (по Г. Ф. Шершеневичу – «способа вознаграждения») за личную обиду. По его мнению, личное оскорбление не допускает никакой имущественной оценки, потому что оно причиняет нравственный, а не имущественный вред, если только не отражается косвенно на материальных интересах, например на кредите оскорбленного (т. X, ч. 1, ст. 670). Помимо последнего случая, личное оскорбление можно преследовать лишь в уголовном порядке, требуя наказания виновного. Но закон наш, полагает Г. Ф. Шершеневич, «рядом с уголовным удовлетворением» (Устав о наказаниях, ст. 130–135), предоставляет на выбор потерпевшему право требовать в свою пользу платежа пени, являющейся остатком того времени, когда все наказания носили частный характер. Размер пени, или так называемого бесчестия, смотря по состоянию или званию обиженного и по особым отношениям обидчика к обиженному, не превышает 50 рублей. Преследование в гражданском порядке несовместимо с преследованием в уголовном. По мнению Г. Ф. Шершеневича, именно здесь с наглядностью выступает нецелесообразность принципа возмещения так называемого нравственного вреда материальными средствами[23].
Рассматривая проблемы общей теории права, Г. Ф. Шершеневич также обращает внимание на нравственный вред[24]. Он ставит методологически важные, на наш взгляд, вопросы о том, можно ли говорить о нравственном вреде как элементе гражданского правонарушения, можно ли признать допустимым денежное возмещение нравственного вреда?
По мнению Г. Ф. Шершеневича, сопоставление нравственного вреда и денежного вознаграждения полно внутреннего противоречия. Нравственный вред – это именно тот, который не поддается денежной оценке. Если он ей поддается, то это уже не нравственный вред, а только имущественный. Что же подразумевает в этом случае денежное вознаграждение? Наказать ли виновного, дабы другим неповадно было, или удовлетворить потерпевшего? Если первое, то этой цели служит наказание, выполняемое в интересах государства, а не в интересе потерпевшего, по общественному масштабу, а не по частному. Если второе, то удовлетворение нравственного вреда, соединенного с душевными страданиями от потери невознаградимого, невозможно[25].
Учеными также отмечается, что вознаграждение за нравственный вред открывает широкий простор судейскому произволу. По существу гражданского правонарушения суд при оценке имущественного вреда ставит своей задачей взять из имущества виновного эквивалент для покрытия изъяна в имуществе потерпевшего. Но во что может суд оценить на деньги нравственные страдания, испытанные от терзаний ревности, от потери любимого человека, от оскорбления личного достоинства? Оценит ли он переписку жены с любовником в 100 рублей или в 100 000 рублей? Может ли суд величину денежного вознаграждения ставить в зависимость от материального положения потерпевшего, поднимая вознаграждение для адвоката, ученого, помещика и понижая ее для рабочего, крестьянина? По самому существу вознаграждение за нравственный вред приобретает карательный характер с худшими его свойствами, потому что благо, отнимаемое от виновного в наказание, поступает в частную пользу потерпевшего[26].
Другой известный противник возмещения нравственного вреда – П. Н. Гуссаковский – утверждал, что вознаграждение за испытанную боль или страдания, т. е. за так называемый нравственный вред, немыслимо. По его мысли, подобно тому как немыслимо вознаградить за лишение жизни того, кто ее лишился, точно так же невозможно вознаградить потерпевшего за обезображение его или за те страдания, которые он испытал вследствие причинения ему телесных повреждений[27]. Как бы ни была велика сумма, уплаченная потерпевшему, она не может устранить последствий совершенного деяния и не может привести к тому, чтобы свершившееся не существовало. Путем денежного вознаграждения можно увеличить в известной мере имущественное благосостояние пострадавшего, но невозможно вычеркнуть из его жизни те страдания, которые были им испытаны вследствие совершения недозволенного деяния… т. е. трудно или, лучше сказать, совсем невозможно соразмерить это, воспользоваться ст. 670 для того, чтобы ценой собственного достоинства получить мнимое возмещение? Разве закон этот не стоит препятствием на пути укрепления в каждом человеке уважения к личности, поддерживая в малосостоятельных лицах, например в лакеях при ресторанах, надежду «сорвать» некоторую сумму денег за поступки богатого купчика, которые должны были бы возбудить оскорбление нравственных чувств и заставить испытать именно нравственный вред? Отмена такого закона, по мнению П. Н. Гуссаковского, стала бы крупным шагом вперед[28].
Отрицательно относясь к возложению имущественного возмещения морального вреда, П. Н. Гуссаковский исходил из того, что если право позволяет путем денежного вознаграждения удовлетворить потерпевшему нравственный вред, то «такое положение говорит не об учете важности вреда или о степени участия злой воли причинителя, а об учете состоятельности пострадавшего лица»[29].
Обобщая позиции противников внедрения института возмещения морального (нравственного) вреда в отечественное гражданское право, можно выделить следующие их основные аргументы:
1) аморальность или безнравственность законодательно установленной возможности денежного возмещения морального вреда;
2) невозможность возмещения морального вреда юридическими средствами в результате совершенно различной природы морального вреда и юридических норм;
3) невозможность определения размера компенсации;
4) опасность чрезмерного расширения судейского усмотрения и произвола судей.
Несмотря на сравнительно меньшее число правоведов, придерживавшихся противоположной точки зрения, их позиция – позиция сторонников развития института возмещения морального (нравственного) вреда не только доказала свой прогрессивный характер, но уже на тот период времени была подкреплена реалиями развития гражданского законодательства и опытом правоприменительной практики.
К умеренным сторонникам теории возмещения морального (нравственного вреда) можно отнести, например, Е. В. Пассека. Он отмечал, что «в доказательство ничтожности таких обязательств в большинстве случаев указывают на невозможность оценить в деньгах действие, стоящее вне всякой связи с имуществом. Однако это имеет только практические препятствия по осуществлению. Нет никаких оснований признавать недействительными обязательства, лишенные имущественного интереса»[30].
И. А. Покровский рассматривал проблему нематериальных интересов как одну из актуальных проблем гражданского права рассматриваемого периода[31]. По его мнению, пренебрежение к духовным интересам является лишь психологическим отголоском старого времени. Рост духовной стороны человеческой личности требует для этих интересов такого же признания, каким пользуются интересы имущественные. На его взгляд, совершенно правильно подметила это германская комиссия, пересматривавшая проект Уложения и отметившая, что у высококультурного народа обязательство имеет своей задачей обеспечивать не только материальные блага, но и блага идеальные, значение и ценность которых растут вместе с ростом культуры[32].
По мнению И. А. Покровского, с аналогичной борьбой воззрений мы встречаемся и в другом вопросе, связанном с духовными, нематериальными, интересами, а именно в вопросе о возмещении так называемого морального вреда. Мы видели, что этот вопрос сплетается с только что рассмотренным вопросом о значении обязательств на действия неимущественные, хотя отнюдь с ним не совпадает. Неисполнение договора даже имущественного содержания может причинить контрагенту, кроме материального вреда, еще нематериальные неприятности; любое обыкновенное правонарушение (деликт) может быть источником глубоких нравственных потрясений для того, против кого оно было совершено. Хозяин гостиницы не предоставил вам обещанного по телеграфу номера, вследствие чего вам, быть может, с семьей, пришлось провести ночь на улице. Какой-либо злоумышленник украл у вас материалы для подготовлявшегося вами сочинения или уничтожил последнюю фотографическую карточку вашей покойной матери и т. д., и т. п. И вот перед правом возникает трудный вопрос: можно ли во всех подобных случаях игнорировать нематериальный вред этого рода, ограничиваясь исключительно стороной имущественной?[33]
Самым ярким сторонником теории защиты неимущественных интересов личности в начале XX в. был С. А. Беляцкин. Выступая в 1910 г. на заседании Петербургского юридического общества с докладом по рассматриваемой проблеме, он отмечал, что «общегуманное чувство диктует необходимость приватной компенсации со стороны виновного для униженного и оскорбленного… постоянное упорное игнорирование морального вреда и моральных интересов, равнодушное отношение к ним со стороны суда подрывает в людях уверенность в личном праве и личном благе»[34]. Представляется, что основная заслуга С. А. Беляцкина состоит в последовательном отстаивании необходимости внедрения гражданско-правового механизма защиты нематериальных благ личности путем соответствующих компенсаций (его основные идеи актуальны и сегодня).
Он доказывал, что имущественная прибыль из чужого проступка может пойти только на благо обществу и его членам, особенно стоящим внизу социальной лестницы, и что по преимуществу право на возмещение морального вреда есть право униженных и оскорбленных, изувеченных и соблазненных, право эксплуатируемых писателей, артистов и служащих[35].
Разрешение проблемы возмещения морального вреда С. А. Беляцкин считал прерогативой «культурных стран», поскольку идея возмещения морального вреда предполагает известное развитие правового чувства и среду, в которой личность и личные права пользуются достаточным уважением.
Возмещение морального вреда, по мнению С. А. Беляцкина, если бы и явилось у нас некоторой новизной, то, во всяком случае, не большей, чем усвоение многих других институтов гражданского права, нередко совершенно незнакомых нашим гражданским законам[36]. При этом он критиковал тех ученых, чьи «единичные голоса раздаются за сокращение или полное исключение из кодексов» возмещения нематериального ущерба.
Прогрессивное развитие отечественного гражданского права привело к последовательной реализации принципа возмещения морального вреда. Особенно ярко это отразилось в проекте Гражданского уложения, внесенном в Государственную Думу в 1905 г., но так и не принятом. Одна из статей проекта предусматривала, что в случаях причинения обезображения или иного телесного повреждения, равно как и в случае лишения свободы, суд может назначить потерпевшему денежную сумму по справедливому усмотрению, принимая во внимание, была ли со стороны виновного обнаружена злонамеренность и другие обстоятельства дела, хотя бы потерпевший не понес никаких убытков (нравственный вред).
Согласно ст. 2627 проекта этого Уложения женщина, потерпевшая от прелюбодеяния (что наказывалось в соответствии со ст. 517, 520, 522 Уголовного уложения), или девушка, обольщенная обещаниями на ней жениться, если виновный не исполнит своего обещания, имели право обратиться в суд с иском о возмещении нравственного вреда.
Предлагалось введение дополнения к ч. 2 ст. 1655, согласно которому должник умышленно или по грубой неосторожности не исполнивший своих обязательств, кроме имущественных убытков может быть присужден к возмещению нравственного вреда (убытков, не подлежащих точной денежной оценке).
По мнению И. А. Покровского, названный проект обязательственного права шел по тому же пути, что и его западные аналоги, хотя и не совсем согласно с ними. Так, прежде всего, по примеру Германского уложения, он предусматривал возмещение нематериального вреда при некоторых определенных деликтах[37]. Ученый считал: эти факты свидетельствуют о том, что игнорировать нематериальный вред чем далее, тем более делается невозможным. Самые исключения, допущенные новейшими кодификациями из принятого ими общего начала о невозместимости этого вреда, в корне подрывают аргументацию в пользу этого начала[38].
В качестве основных контраргументов сторонников внедрения института возмещения морального (нравственного) вреда можно выделить следующие:
1) юридически закрепленная возможность возмещения морального вреда никоим образом не характеризует уровень «культурности» государства. Напротив, «начало возмещения морального вреда проникает в официальные кодексы», а среди цивилистов принимать этот правовой институт стало почти нормой[39];
2) обращение за взысканием морального (нравственного) вреда является не обязанностью, а правом потерпевшего, от которого он может и отказаться. Таким образом, умаления достоинства потерпевшего не должно происходить. Иными словами он может и не согласиться на «размен неимущественных благ, ценностей на деньги»;
3) даже при возмещении имущественного ущерба далеко не всегда можно точно произвести «математическое исчисление убытков». Поэтому С. А. Беляцкин характеризовал возмещение нематериального ущерба как «удовлетворение» того, что не подлежит даже приблизительной оценке. Это «удовлетворение» должен определить суд, «сообразуясь со степенью и силой вреда, наличностью поводов, искренностью страдания, имущественной сферой тяжущихся, местными условиями и нравами и т. д.»;
4) даже при несовершенстве гражданско-правовой защиты, она будет лучше, чем ничто. «Даже несовершенная защита содержит напоминание о необходимости бережного отношения к нематериальным интересам людей; даже такая защита будет иметь поэтому огромное воспитательное и предупредительное значение», – отмечал И. А. Покровский[40].
Все это еще раз подтверждает тезис о том, что основы проблематики института возмещения морального (нравственного) вреда были заложены еще в дореволюционной отечественной цивилистике. При этом представляется, что высказываемые в ходе научных дискуссий аргументы и контраргументы по вопросам юридического закрепления возможности возмещения морального вреда учитывали обычаи и традиции отечественной юридической практики, а также моральные и нравственные устои русского общества, а в современном понимании и отечественного менталитета.
Итак, в дореволюционной отечественной цивилистике были обозначены основные проблемные аспекты компенсации морального вреда, которые являются значимыми и для современной цивилистической теории и практики.
В ходе прогрессивного развития отечественного права ко второй половине XIX в. появилось несколько правовых норм, которые могли служить основанием для требования о возмещении морального или нравственного (в дореволюционной правовой традиции) вреда. Данные положения законодательства и имевшие место судебные прецеденты вызвали широкие дискуссии относительно самой возможности, а также нормативном закреплении возмещения морального вреда.
§ 2. Восстановление института компенсации морального вреда в современном гражданском законодательстве
Учитывая дореволюционные цивилистические исследования, а также принимая во внимание позиции советских юристов по рассматриваемым вопросам, можно сделать вывод о том, что в современном гражданском праве произошло фактическое восстановление института компенсации морального вреда.
Дело в том, что в советской юриспруденции юридически закрепленная возможность возмещения морального вреда в денежном эквиваленте практически полностью отвергалась, по крайней мере, до 60-х гг. XX в. (принятие Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г.).
По мнению А. М. Зейца, получившему в те годы широкое признание, охрана личных неимущественных прав и нематериальных благ может осуществляться только нормами уголовного права, но не гражданского законодательства. Иная позиция не может иметь места в советском праве как чуждая социалистическому правосознанию. Допущение исков о возмещении морального вреда создаст у потерпевших соблазн использовать факт причинения морального вреда в качестве некоего источника дохода[41]. С сожалением приходится признать, что в данной части суть мнения А. М. Зейца в настоящее время постоянно подтверждается[42]. Более подробно данный вопрос исследуется в главе 2 настоящей работы.
С методологических позиций важно отметить, что в дискуссиях о категории морального вреда, которые так или иначе все-таки имели место, в содержание категории «моральный вред» вкладывались те отрицательные последствия, которые наступают при нарушении исключительно личных неимущественных благ. Поэтому возникал вопрос: что следует относить к понятию морального вреда? Нередко оно подменялось понятием неимущественного вреда.
Основное внимание в этом направлении было сосредоточено на том, каким образом можно возместить вред, причиненный таким личным неимущественным благам, как жизнь и здоровье. По мнению Е. А. Флейшиц, имущественное возмещение неимущественного вреда, по существу, представляет собой перевод на деньги таких благ, как жизнь, здоровье, творческие достижения человека. Следовательно, подобное возмещение несовместимо с основными воззрениями советского общества, с высоким уважением к личности человека[43]. А. М. Зейц в этой связи указывал, что возмещение вреда должно пониматься как «восстановление состояния, которое имело или могло иметь лицо, которому причинен вред, если бы таковой причинен не был. Состояние же лица определяется его трудовым доходом»[44].
Данная позиция находила подтверждение и в руководящих разъяснениях. Так, в п. 3 Циркуляра Народного комиссариата юстиции от 3 мая 1927 г. № 81 «О порядке привлечения к уголовной ответственности рабселькоров» подчеркивалось, что «при неосновательных возбуждениях уголовных дел против рабселькоров за клевету, все понесенные последними убытки, в связи с выездами в судебно-следственные органы и с отвлечением их от занятий, должны оплачиваться за счет лиц, возбудивших против рабселькоров неосновательное обвинение»[45]. При этом, очевидно, речь шла исключительно о возмещении материального, но не морального вреда.
Охрана неприкосновенности личности, в целом, большинством советских юристов воспринималась как задача уголовного права, поскольку гражданское право традиционно регулировало отношения собственности и обмена, ему была чужда задача кары и возмездия. При этом имущественное возмещение морального вреда считалось институтом карательного характера.
Тем не менее в советской судебной практике 20-х гг. иногда предъявлялись иски с требованием компенсации морального вреда. Правда, они не удовлетворялись[46].
Обобщая позиции противников юридического закрепления института возмещения морального вреда, можно сформулировать два их принципиальных аргумента:
1) идеологический (возмещение морального вреда чуждо социалистическому правосознанию);
2) оценочный (моральный вред не может быть оценен и поэтому не может быть возмещен в деньгах).
В противовес официальной доктринальной линии высказывались предложения о восстановлении некоторых элементов института возмещения морального вреда. Так, еще в 20-х гг Б. Лапицкий высказывал мнение о том, что деньги в случае возмещения морального вреда выполняют функцию не эквивалента душевных страданий, а удовлетворения, позволяющего их облегчить[47]. Б. С. Утевский в качестве формального основания для юридического признания морального вреда рассматривал нормы уголовного права (ст. 44 УК РСФСР 1926 г.), в которых на осужденного возлагалась обязанность «загладить вред», а также нормы гражданского права (ст. 403 ГК РСФСР 1922 г.), в соответствии с которыми подлежал возмещению вред, причиненный личности. Б. С. Утевский считал, что само понятие «личность» обладает нематериальными свойствами и связано не только с физической оболочкой, но и с духовной сферой человека. Поэтому он полагал, что должен возмещаться не только имущественный, но и моральный вред, причиненный личности, так как этот вред часто более чувствителен и заставляет потерпевшего страдать сильнее, чем вред имущественный[48].
Виток научных дискуссий по проблемам возмещения вреда 20— 30-х гг. был в целом завершен потерей интереса к этой теме. Хотя за внедрение института возмещения морального вреда выступали и некоторые иные ученые, в частности И. Л. Брауде и Б. С. Утевский[49].
Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает подход к данной проблеме Н. С. Малеина, который в рамках советского законодательства выделял юридически закрепленные случаи оценки жизни и здоровья граждан в денежном выражении. Так, им упоминался существующий институт личного страхования граждан, в частности, правило, в соответствии с которым убийца наследодателя не наследует после убитого, т. е. «моральный» момент влечет имущественные последствия[50]. И. Л. Брауде тоже отмечал, что неимущественный интерес при нанесении вреда имуществу может вылиться в так называемый «интерес особого пристрастия» потерпевшего к данному поврежденному имуществу[51].
Б. С. Утевский полагал, что ст. 403 ГК 1922 г. и ст. 44 УК 1926 г. дают основания и для возмещения морального вреда, поскольку понятие личности охватывает духовную сферу человека, носит нематериальный характер[52]. M. М. Агарков выступал за дополнительное возмещение, связанное с длительными страданиями или лишениями. При этом он отметил, что деловой анализ проблемы часто подменялся «фразеологическими упражнениями»[53].
Новые дискуссии по проблемам возмещения морального вреда начались после принятия Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. Вопросы категории морального вреда, основания его возмещения, критерии оценки поднимались в работах А. М. Беляковой[54], Н. С. Малеина[55], Л. А. Майданик[56], М. Н. Малеиной[57], Н. Ю. Сергеевой[58], В. А. Тархова[59], М. Я. Шиминовой[60] и др.
Среди сторонников закрепления института возмещения морального вреда преобладали две основные позиции. Представители первой допускали возмещение морального вреда в самом широком объеме, независимо от того, был ли причинен потерпевшему имущественный ущерб. Придерживавшиеся второй позиции считали возможным возмещение неимущественного вреда только наряду с имущественным и лишь в случаях повреждения здоровья, повлекшего длительные страдания или лишения.
Один из сторонников первого подхода, С. Н. Братусь, высказывал мнение, что человек имеет право на денежное возмещение в случаях умаления его нематериальных благ, в частности, «томительной потери часов на бесплодное ожидание представителя стороны, обязанной произвести работы»; «оглушающих производственных шумов и вибраций, доносящихся из мастерских, организованных вопреки требованиям санитарного контроля в подвалах жилых домов, в магазинах, находящихся на 1 этажах»; «паров, поступающих в квартиры по причине неисправности изоляционных устройств», и т. п.
С. Н. Братусь в целях укрепления законности и усиления охраны прав граждан предлагал признать за ними право на оплату потерянного ими времени. При этом он отмечал, что если нет возможности в принудительном порядке пресечь действия, нарушающие покой граждан или влекущие пустую трату их времени, «следует воздействовать на нарушителя рублем, не столько, может, для компенсации морального ущерба, сколько для специальной и общей превенции»[61].
Характерным представителем второго подхода был М. М. Агарков. Он допускал возмещение неимущественного вреда только наряду с имущественным и лишь в случаях повреждения здоровья, повлекшего длительные страдания или лишения. По мнению М. М. Агаркова, дополнительное возмещение, а также его размер должен определять суд, а само возмещение может выплачиваться в виде прибавок к периодическим платежам при возмещении утраты трудоспособности[62]. М. Я. Шиминова, придерживаясь аналогичных позиций, также полагала, что возмещение морального вреда возможно и желательно, прежде всего, в отношениях, возникших вследствие причинения вреда жизни и здоровью граждан (при устойчивой утрате трудоспособности, длительных страданиях, причинении неизгладимого обезображения, а также в случаях потери кормильца)[63].
К. Б. Ярошенко считала возмещение других видов неимущественного вреда, кроме случаев повреждения здоровья, в принципе возможным. При этом она признавала это делом неопределенного будущего, поскольку для положительного решения вопроса об имущественном возмещении неимущественного вреда, выразившегося в нравственных страданиях (здесь понимаются страдания, вызванные посягательствами на честь, достоинство, личную свободу и т. п.), должна быть накоплена определенная практика применения норм о возмещении неимущественного вреда за причинение физических страданий[64].
Таким образом, в поддержку целесообразности и необходимости возмещения морального вреда приводились следующие доводы:
а) признавая в качестве предмета гражданско-правового регулирования личные неимущественные права, связанные и не связанные с имущественными отношениями, необходимо допускать и ответственность за причинение морального вреда (Ю. X. Калмыков, М. Я. Шиминова)[65];
б) институт возмещения морального вреда юридически закреплен в законодательстве ряда зарубежных стран (Великобритании, США, ФРГ, Японии и др.), в том числе и некоторых социалистических (на тот период времени) – Болгарии, Польши, Чехословакии (Н. С. Малеин, М. Я. Шиминова)[66];
в) возмещение морального вреда справедливо и находилось бы в полном соответствии с общей гуманистической направленностью советского законодательства (А. М. Белякова, М. Я. Шиминова)[67];
г) действующее гражданское законодательство в ряде случаев связывает имущественные последствия с моральными факторами (Ю. X. Калмыков, Н. С. Малеин)[68].
Следует отметить, что советское гражданское законодательство до 1990 г. не содержало норм о компенсации морального вреда. Но и при отсутствии в законодательстве этого института предпринимались попытки в некоторых специальных случаях установить штрафы при его причинении. Так, за оскорбление Президента СССР был предусмотрен штраф до 3 тыс. рублей; за оскорбление судьи или народного заседателя в связи с их деятельностью по отправлению правосудия – штраф до 300 рублей. Однако эти штрафы являлись административным наказанием за нравственный вред, но не его компенсацией, поскольку денежные суммы подлежали взысканию в бюджет, а не в пользу потерпевшего лица.
Первым реальным шагом на пути восстановления института компенсации морального вреда стало принятие Закона СССР от 12 июня 1990 г. «О печати и других средствах массовой информации»[69]. В ст. 39 Закона было установлено, что «моральный (неимущественный) вред, причиненный в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина, либо причинивших ему неимущественный вред, возмещается по решению суда средством массовой информации, а также виновными должностными лицами и гражданами». В соответствии с этой же статьей Закона «размер возмещения морального (неимущественного) вреда в денежном выражении определялся судом». Следует отметить крайне неудачные формулировки данной правовой нормы. Во-первых, согласно определению, данному в ст. 2 того же Закона, средство массовой информации не является субъектом гражданских правоотношений, а лишь представляется редакциями и др. Во-вторых, исходя из смысла Закона, теоретически допускалась и компенсация морального вреда в имущественной форме, но не разъяснялось, кто эту форму вправе определить. Тем не менее, в целом, данная норма была достаточно прогрессивной для своего времени.
Значительным шагом на пути развития института возмещения морального вреда следует признать и принятие Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 31 мая 1991 г.[70] (Действие Основ было распространено на территории Российской Федерации с 3 августа 1992 г.). Статья 7 Основ имела наименование «Защита чести, достоинства и деловой репутации». В соответствии с п. 6 этой статьи «гражданин или юридическое лицо, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением».
В соответствии со ст. 131 Основ («Возмещение морального вреда») моральный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, возмещался причинителем при наличии его вины. Моральный вред возмещался в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемых судом, независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда. Правда, данная норма тоже представляется не вполне совершенной: в ней речь идет исключительно о возмещении морального вреда в связи с совершением определенных виновных действий. Однако несложно смоделировать ситуацию, при которой страдания у конкретного лица могут возникнуть или усугубиться именно из-за бездействия, например, в случае безучастного наблюдения постового милиционера за избиением гражданина.
Последующую динамику развития института возмещения морального вреда можно проследить по принятию отдельных нормативных правовых актов, в основном законов. Среди актов, имеющих общее значение, назовем Гражданский кодекс РСФСР (в ред. от 21 марта 1991 г.). Статья 7 Кодекса в соответствующей редакции («Защита чести и достоинства») среди прочих вопросов защиты чести и достоинства предусматривала, что «моральный (неимущественный) вред, причиненный гражданину в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина либо причинивших ему иной, неимущественный вред, возмещается по решению суда средством массовой информации, а также виновными должностными лицами и гражданами в размере, определяемом судом»[71].
Нормативные акты специального, по отношению к ГК, характера также устанавливали нормы о возмещении морального вреда. Так, ст. 62 Закона РСФСР «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 г. (введен в действие с 8 февраля 1992 г.)[72] определила, что «моральный (неимущественный) вред, причиненный гражданину в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина либо причинивших ему иной неимущественный вред, возмещается по решению суда средством массовой информации, а также виновными должностными лицами и гражданами в размере, определяемом судом».
Закон РСФСР «Об охране окружающей природной среды» от 19 декабря 1991 г. (введен в действие с 3 марта 1992 г.)[73] предусматривал нормы о возмещении вреда, причиненного здоровью граждан неблагоприятным воздействием окружающей природной среды. В частности, в ст. 89 устанавливалось, что «вред, причиненный здоровью граждан в результате неблагоприятного воздействия окружающей природной среды, вызванного деятельностью предприятий, учреждений, организаций или отдельных граждан, подлежит возмещению в полном объеме».
Особо следует отметить попытки установления законодательных критериев определения размера компенсации за причиненный моральный вред. Так, в п. 2 ст. 89 названного Закона предусматривалось, что «при определении величины вреда здоровью граждан учитываются: степень утраты трудоспособности потерпевшего… иные расходы, в том числе упущенные профессиональные возможности… а также потери, связанные с моральными травмами, невозможностью иметь детей или риском рождения детей с врожденной патологией».
Закон Российской Федерации «О защите прав потребителей» от 7 февраля 1992 г. (введен в действие с 7 апреля 1992 г.)[74] закрепил институт компенсации морального вреда, причиненного потребителю вследствие нарушения прав потребителя. В ст. 13 (ст. 15 того же Закона, действующей с 16 января 1996 г.) устанавливалось, что «моральный вред, причиненный потребителю вследствие нарушения… прав потребителя… подлежит компенсации причинителем вреда при наличии его вины. Размер компенсации морального вреда определяется судом и не зависит от размера возмещения имущественного вреда». При этом в Законе подчеркивалось, что компенсация морального вреда осуществляется независимо от возмещения имущественного вреда и понесенных потребителем убытков.
В Законе Российской Федерации «О статусе военнослужащих» от 22 января 1993 г. (введен в действие с 1 января 1993 г.)[75] было закреплено, что «государство гарантирует военнослужащим возмещение морального и материального ущерба, причиненного противоправными действиями должностных лиц… а также других лиц в результате: незаконного привлечения к уголовной или иной ответственности; незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу; незаконного осуждения; незаконного снижения в должности или воинском звании; несоблюдения условий контракта; незаконного лишения прав и льгот» (п. 5 ст. 18 «Страховые гарантии военнослужащим. Право на возмещение ущерба»).
Большое значение для юридической практики приобрели Правила возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей, принятые 24 декабря 1992 г.[76] (утв. постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 24 декабря 1992 г. № 4214-1). В ст. 25 Правил закреплялась обязанность работодателя возместить потерпевшему моральный вред. В ст. 30 устанавливалась обязанность работодателя возместить семье, потерявшей кормильца, моральный вред.
Системный анализ этих источников права показывает, что нормы института возмещения морального вреда оказались разбросаны по актам самой различной отраслевой принадлежности. Причем далеко не все из них соответствовали общим нормам ГК.
Вместе с тем проведенный анализ материалов правоприменительной практики показал, что требования о возмещении морального вреда стали активно заявляться гражданами с начала 90-х гг. В 1991–1994 гг. было несколько характерных судебных прецедентов. Так, в 1991 г. гражданин Р. В. Котык обратился в Конституционный Суд Российской Федерации с требованием признать не соответствующим Конституции России обыкновение правоприменительной практики, в соответствии с которым решением Ленинградского районного народного суда г. Москвы от 14 января 1991 г. ему было отказано в возмещении морального вреда, причиненного действиями государственных органов и должностных лиц в результате незаконного привлечения к уголовной ответственности.
Конституционный Суд отметил, что ни ч. 3 ст. 56 Конституции РСФСР (в редакции от 12 апреля 1978 г.), предусматривавшая право граждан на возмещение ущерба, причиненного незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей, ни Положение «О порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда», утвержденное Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г., не дают оснований для расширительного толкования понятия «право граждан на возмещение ущерба».
По мнению судей Конституционного Суда России, обыкновение правоприменительной практики, которое нашло свое отражение в судебных постановлениях, упомянутых в жалобе Р. В. Котыка, сложилось при отсутствии в законодательстве норм о возмещении государством морального вреда. В настоящий момент оно не может иметь места. Дело в том, что 21 апреля 1992 г. Конституция России была дополнена ст. 67-2, согласно которой каждый гражданин имеет право на возмещение государством всякого вреда, т. е. не только материального, но и морального[77]. Кроме того, согласно п. 1 постановления Верховного Совета Российской Федерации от 14 июля 1992 г. «О регулировании гражданских правоотношений в период проведения экономической реформы», на территории Российской Федерации применялись Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик, принятые 31 мая 1991 г., в частности ст. 131 «Возмещение морального вреда» – как не противоречащая Конституции и иным законодательным актам Российской Федерации[78].
В 1992 г. появляются и первые результаты обобщения судебной практики по делам о защите личных неимущественных благ, рассмотренным с учетом новых взглядов на институт возмещения морального вреда.
18 августа 1992 г. принято постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от № 11 «О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан и организаций»[79]. В этом постановлении Верховный Суд обратил внимание на то, что «право граждан на защиту чести, достоинства, деловой репутации является их конституционным правом, а деловая репутация юридических лиц – одним из условий их успешной деятельности. Это обязывает суды при рассмотрении споров о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц глубоко анализировать все обстоятельства каждого дела данной категории» (п. 1 постановления).
Верховный Суд разъяснил, что в силу п. 5, 7 ст. 152 ГК гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию, а также юридическое лицо, в отношении которого распространены сведения, порочащие его деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением. Компенсация морального вреда виновным должностным лицом или гражданином либо средством массовой информации определяется судом при вынесении решения в денежном выражении. При определении размера такой компенсации суд принимает во внимание обстоятельства, указанные в ч. 2 ст. 151 первой части ГК. Здесь следует предварительно заметить, что данное разъяснение имело и негативные последствия для практики, так как впервые и в противоречии с действовавшими в то время федеральными законами допускало возможность заявления требований о компенсации морального вреда в пользу юридических лиц[80].
Если не соответствующие действительности порочащие сведения были распространены в средствах массовой информации, – отмечалось в постановлении, – суд, определяя размер компенсации морального вреда, вправе также учесть характер и содержание публикации, степень распространения недостоверных сведений и другие заслуживающие внимания обстоятельства.
Кроме того, Верховный Суд разъяснил, что моральный вред, хотя и определяется судом в конкретной денежной сумме, признается законом вредом неимущественным. Следовательно, государственная пошлина должна взиматься на основании подп. «д» п. 1 ст. 3 Закона Российской Федерации «О государственной пошлине», а не в процентном отношении к сумме, определенной судом в качестве возмещения понесенного истцом морального вреда. Требование о возмещении морального вреда может быть заявлено и самостоятельно, если, например, редакция средства массовой информации добровольно опубликовала опровержение, удовлетворяющее истца.
Позднее в названное постановление был внесен ряд изменений, и оно утратило силу лишь в связи с принятием нового постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации юридических лиц» № 3 от 24 февраля 2005 г.[81]
С 1994 по 1996 г. число дел о возмещении морального вреда, рассматриваемых судами, продолжало увеличиваться. Так, в 14 районах Санкт-Петербурга только за 9 месяцев 1994 г. было рассмотрено 183 дела, связанных с компенсацией морального вреда. Из них: по делам о защите чести и достоинства – 13; по трудовым спорам – 27; по делам о защите прав потребителей – 28; по иным делам – 112[82].
20 декабря 1994 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял постановление № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда»[83]. В постановлении констатировалось наличие серьезных проблем с применением названного законодательства, связанных, в первую очередь, с несовершенством системы правового регулирования соответствующих отношений. Так, Пленум признал, что многообразие законодательных актов, регулирующих отношения, связанные с причинением морального вреда, различные сроки введения их в действие, а также принятие первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, которая вводилась в действие с 1 января 1995 г., породили множество вопросов, требующих разрешения. К сожалению, следует признать, что ни данное постановление, ни последующие не дали ответов на все актуальные вопросы, на что обращалось внимание в ряде публикаций[84].
Тем не менее в постановлении подчеркивалось, что под моральным вредом понимаются нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, деловую репутацию, неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну и т. п.) или нарушающими его личные неимущественные права (право на пользование своим именем, право авторства и другие неимущественные права в соответствии с законами об охране прав на результаты интеллектуальной деятельности) либо имущественные права гражданина.
Моральный вред, по мнению Пленума, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с утратой родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий и др.
Говоря о пробелах в правовом регулировании возмещения морального вреда, Пленум обратил внимание и на то, что отсутствие в законодательном акте прямого указания на возможность компенсации причиненных нравственных или физических страданий по конкретным правоотношениям не всегда означает, что потерпевший не имеет права на возмещение морального вреда.
Например, в соответствии с п. 3 ст. 1 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, к трудовым отношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., может быть применена ст. 131 названных Основ, регулирующая ответственность за нанесение морального вреда по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда. Это возможно, поскольку отношения, связанные с компенсацией морального вреда, не урегулированы трудовым законодательством. В частности, суд вправе обязать работодателя компенсировать причиненные работнику нравственные, физические страдания в связи с незаконными увольнением, переводом на другую работу, необоснованным применением дисциплинарного взыскания, отказом в переводе на другую работу в соответствии с медицинскими рекомендациями и т. п.[85]
Подобной позиции придерживается и автор этой книги, полагая, что хотя в законодательстве отсутствует прямое указание на возможность требовать компенсацию морального вреда по конкретным правоотношениям, например, в области семейного права, ознакомления с печатной или видеопродукцией, содержащей ненормативную лексику и др., это не означает, что потерпевший лишен права на компенсацию морального вреда[86].
В 1994 г. обобщаются материалы судебной практики и в иных сферах отношений по причинению вреда. В частности, Пленум Верховного Суда Российской Федерации принимает постановление от 28 апреля 1994 г. № 3 «О судебной практике по делам о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья»[87]. В подобных актах обобщения судебной практики отдельное место занимали вопросы возмещения морального вреда. Так, в названном постановлении особо оговаривалось, что в соответствии с ч. 1 ст. 3, ст. 25, 30 Правил предприятие обязано возместить потерпевшему работнику моральный вред, причиненный источником повышенной опасности, независимо от своей вины. В остальных случаях, согласно ст. 4 Правил, ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик условием возмещения морального вреда является вина причинителя вреда. Это правило применяется и тогда, когда вред причинен источником повышенной опасности, если потерпевший не состоял с причинителем вреда в трудовых отношениях. При этом предприятие, которому принадлежит источник повышенной опасности, обязано возместить моральный вред потерпевшему, если он причинен, например, виновными действиями работника предприятия (ст. 445 ГК РСФСР).
Размер возмещения морального вреда определяется судом в решении, исходя из степени тяжести травмы, иного повреждения здоровья, других обстоятельств, свидетельствующих о перенесенных потерпевшим физических и нравственных страданиях, а также с учетом имущественного положения причинителя вреда, степени вины потерпевшего и иных конкретных обстоятельств (п. 36).
На вопросы возмещения морального вреда обращалось и внимание военных судов. Были изданы Примерные методические рекомендации о порядке рассмотрения жалоб военнослужащих в соответствии с Законом Российской Федерации «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан». Там были обобщены: а) действия органов военного управления и воинских должностных лиц, подлежащие судебному обжалованию; б) принятие жалобы и подготовка дела к судебному разбирательству; в) рассмотрение жалобы; г) решение суда по жалобе; д) вопросы обжалования и опротестования решения суда; е) исполнение решения суда по жалобе.
Очередным этапом становления института возмещения вреда стало принятие частей первой и второй Гражданского кодекса Российской Федерации.
В части первой ГК предусматривается защита неимущественных благ, определены способы защиты гражданских прав, введен такой способ, как компенсация морального вреда (ст. 12), указаны исходные начала защиты имени гражданина (ст. 19). Глава 8 полностью посвящена нематериальным благам и их защите, ч. 5 ст. 152, являясь новой нормой, предусматривает возможность для гражданина, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением.
Следует заметить, что до введения второй части ГК проблема компенсации морального вреда была решена не полностью в отношении морального вреда, причиненного в результате умаления имущественной сферы. Пункт 2 ст. 1099 ГК исправил ситуацию.
Часть вторая ГК установила относительно новую юридическую регламентацию защиты неимущественных прав и других нематериальных благ граждан и организаций. В частности, главой 59 «Обязательства вследствие причинения вреда» предусмотрено «возмещение гражданам в полном объеме не только имущественного, но и морального вреда, причем на достаточно жестких для причинителя условиях»[88].
Появилась возможность требовать компенсации морального вреда, если он причинен в результате незаконных осуждения, привлечения к уголовной ответственности, применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ. «Раньше, – подчеркивалось в отдельных публикациях, – во всех подобных случаях гражданин не мог требовать возмещения морального вреда, а получал… в отдельных случаях лишь небольшую денежную компенсацию»[89].
Статьи 1100 и 1101 ГК установили основания компенсации морального вреда, а также способ и размер компенсации.
После вступления в силу частей первой и второй ГК институт возмещения морального вреда можно считать сформированным в современном виде. Несмотря на это, представляется, что в федеральном законодательстве до сих пор имеют место существенные пробелы, связанные с рассматриваемой проблемой. Один из таких пробелов был восполнен лишь недавно. В связи с введением в действие части четвертой Гражданского кодекса России ГК дополнен ст. 152-1 «Охрана изображения гражданина»[90]. Но, к сожалению, пробелов в законодательстве еще немало.
§ 3. Понятие морального вреда и основания его компенсации
Само понятие морального вреда, а также его содержание являются важной теоретической проблемой современной цивилистики. При этом данные вопросы имеют и несомненное практическое значение.
Представляется методологически верным подойти к анализу понятия и содержанию категории морального вреда с позиций краткой характеристики личных неимущественных благ, которым причиняется вред, рассмотрения общего понятия вреда, а также соотношения морального вреда с иными видами вреда, в первую очередь имущественного.
В современном отечественном праве моральный вред определяется как физические и нравственные страдания, причиненные гражданину действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага (ст. 151 ГК России). Кроме того, из этой же статьи следует, что моральный вред (физические и нравственные страдания) может возникнуть и не в результате вышеназванных действий, а «в других случаях, установленных законом».
Данное определение нельзя признать вполне удачным, поскольку оно порождает немало теоретических и практических вопросов, на которые далеко не всегда даны ответы.
Тем не менее из законодательного определения следует, что:
а) моральный вред есть определенные страдания;
б) эти страдания могут быть причинены лишь гражданину;
в) страдания возникают вследствие определенных действий;
г) возмещения морального вреда можно требовать лишь в определенных случаях, связанных с нарушением личных неимущественных прав, с посягательством на нематериальные блага и с прямым указанием закона.
Остановимся подробнее на этих аспектах:
а) Первый связан с понятием «страдания». В соответствии с нормами русского языка страдания – физическая или нравственная боль, мучения[91], но не, скажем, переживания или неудобства. Таким образом, закон говорит именно о боли и мучениях, а не о некоем случайном дискомфорте.
Правда, на наш взгляд, в отдельных случаях продолжающиеся неудобства могут привести (и приводят) именно к страданиям, мучениям.
Так, в 1994 г. Красногвардейский районный суд Санкт-Петербурга рассмотрел дело по иску гражданки Н. к Управлению Федеральной почтовой связи Санкт-Петербурга. Истица пользовалась абонентским ящиком. УФПС заявило об увеличении арендной платы под угрозой «снятия с обслуживания». Суд отказал в удовлетворении иска в части возмещения морального вреда, отметив, что почта продолжает обслуживать истицу на условиях заключенного договора, в связи с чем нельзя говорить о причинении ей страданий. Дело было обжаловано в кассационном порядке в части возмещения морального вреда. В кассационной жалобе, в частности, отмечалось, что «причинение физических или нравственных страданий может выражаться не только в насилии или оскорблении, но и в заведомом создании для потерпевшей стороны состояния дискомфорта, выведении ее из душевного равновесия с использованием своего монопольного положения»[92].
Действительно, как установил суд, постоянные угрозы почты прекратить абонентское обслуживание, многочисленные обращения истицы к УФПС и т. д. повлекли нравственные страдания истицы, а не просто переживания. Городской суд Санкт-Петербурга изменил решение Красногвардейского суда и принял решение о взыскании с УФПС 100 тыс. рублей в пользу истицы в качестве компенсации за причиненный ей моральный вред.
То, что моральный вред может заключаться в «переживаниях», подчеркивалось и Пленумом Верховного Суда России в п. 2 его постановления № 10 от 20 декабря 1994 г.[93] Но, как представляется, в данном постановлении под «переживаниями» подразумеваются не некие неудобства, а именно боль, мучения, обусловленные «утратой родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь» и т. д.
Данную позицию определенным образом поддержал и Европейский суд по правам человека. Принимая решение о компенсации морального вреда в пользу 3. П. Аршинчиковой, суд учел «природу нарушения в данном деле, а именно два года неопределенности из-за отмены решений, вынесенных в пользу заявителя… и оценив моральный вред на основе принципа справедливости»[94].
Тем не менее содержание понятия «страдания» нуждается в дополнительном теоретическом изучении. А на практике, как представляется, при рассмотрении конкретных дел следует выяснять, в чем страдания (переживания) конкретно выражались. Об этом же говорится и в абз. 2 п. 2 названного постановления Пленума Верховного Суда России.
б) Некоторые полагают, что моральный вред может быть причинен не только гражданину, но и юридическому липу. В подтверждение своей позиции сторонники возможности компенсации морального вреда юридическому лицу нередко ссылаются на п. 7 ст. 152 ГК, где сказано, что правила этой статьи «о защите деловой репутации гражданина соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица». Затем они обращаются к п. 5 названной статьи, декларирующему, что «гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его… деловую репутацию, вправе… требовать возмещения убытков и морального вреда…».
На подобную позицию, трактуя закон, к сожалению, встал и Пленум Верховного Суда России, подчеркнув, что «правила, регулирующие возмещение морального вреда в связи с распространением сведений, порочащих деловую репутацию гражданина, применяются и в случаях распространения таких сведений в отношении юридического лица»[95].
Данная позиция давно представляется ошибочной[96], несмотря на то, что мы не отрицаем возможность компенсации нематериального (но не морального!) вреда, причиненного юридическому лицу. По нашему мнению, компенсация морального вреда в пользу юридического лица невозможна, поскольку оно не может испытывать ни физических, ни тем более нравственных страданий, составляющих суть морального вреда[97].
в) В ст. 151 ГК России говорится, что моральный вред может возникнуть лишь вследствие определенных действий. Но на практике возникает вопрос: может ли быть моральный вред причинен бездействием? Представляется, что на данный вопрос следует ответить положительно. Ведь страдания могут быть обусловлены именно бездействием: например, неустранением неисправности автотранспорта, повлекшим травму пешехода; несвоевременной публикацией опровержения (или просто молчанием после получения претензии) и др.
При этом из-за очевидной законодательной недоработки в определении понятия морального вреда в отношении бездействия придется руководствоваться ст. 6 ГК, допускающей применение аналогии права, и, соответственно, ст. 151 ГК, устанавливающей ответственность за причинение морального вреда, причиненного «действиями». На возможность причинения морального вреда именно путем бездействия прямо указывает и Верховный Суд Российской Федерации, что подтверждает нашу позицию по данному вопросу[98].
г) При характеристике охраняемых законом личных неимущественных прав и других нематериальных прав граждан следует исходить из того, что они перечислены в Конституции и в нормах международного права. Часть конституционных норм повторяется в ст. 150 ГК и в других законах.
Тем не менее законодательный перечень личных неимущественных прав и нематериальных благ граждан не является исчерпывающим. Так, в ст. 150 ГК указаны личные неимущественные права и нематериальные блага: жизнь, здоровье, достоинство личности, право на имя и т. д. При этом в ч. 1 ст. 55 Конституции России подчеркивается, что это перечисление основных прав и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина.
В соответствии с п. 2 ст. 150 ГК упомянутые права и блага защищаются в предусмотренных гражданским законодательством случаях и порядке, а также в тех случаях и тех пределах, в каких использование способов защиты гражданских прав (ст. 12 ГК) вытекает из существа нарушенного нематериального блага и характера последствий этого нарушения. При нарушении этих прав и при посягательстве на названные блага предусмотрена возможность компенсации морального вреда. Однако в российском законодательстве прямо не названы такие личные нематериальные блага, как внешность (лицо), голос, а равно (до последнего времени) собственное изображение. Тем не менее компенсация морального вреда при посягательстве на личные неимущественные блага и при нарушении личных неимущественных прав, прямо не названных в законе, также представляется возможной и обоснованной.
Конец ознакомительного фрагмента.