Иностранные инвестиции. Российская история. Глава 1. Правовое регулирование иностранных инвестиций в России до 1917 г (Н. В. Курысь, 2003)

§ 1. Становление правового регулирования иностранного капитала до 60-х гг. XIX в.

Российское государство на всех стадиях своего развития остро нуждалось в свободных капиталах для развития национальной экономики. И когда внутренние финансовые источники иссякали, становилось актуальным привлечение иностранных инвестиций. Слово «инвестиция» в переводе с английского (investments) означает «капиталовложение»[1]. Современное российское законодательство определяет понятие «иностранные инвестиции» как «вложение иностранного капитала в объект предпринимательской деятельности на территории Российской Федерации в виде объектов гражданских прав, принадлежащих иностранному инвестору, если такие объекты гражданских прав не изъяты из оборота или не ограничены в обороте в Российской Федерации в соответствии с федеральными законами…»[2]. Теория вопроса об определении понятия инвестиций находит широкое отражение в советской (российской) юридической и экономической науке со времени введения его в научный оборот (примерно 70-е гг. ХХ в.)[3]. А. С. Гашимов в свое монографии «Регулирование инвестиционной деятельности на национальном уровне и в рамках двусторонних договоров» утверждает, что «понятие “инвестиции”, как оно применяется в большинстве договоров, сформулировано в 60-е гг. ХХ в. и с тех пор практически не изменилось»[4]. Далее автором приводится, скорее, экономическая, нежели юридическая трактовка: «Инвестиции – это любая форма активов». Но сам термин «иностранные инвестиции» нами был встречен в гораздо более ранней работе Л. Я. Эвентова «Иностранные капиталы в русской промышленности» времен заката нэпа. Автор использовал его наряду с синонимичным для него понятием «иностранный капитал»[5]. Вообще, вопрос о возникновении и трактовке инвестиционной терминологии может явиться отдельным научным теоретико-правовым исследованием. Тематика представленного труда определена иначе.

Современными учеными также прелагаются различные классификации иностранных инвестиций. Так, экономист Б. К. Бабасов выделяет два вида иностранного инвестирования: «а) государственное и б) частное (предпринимательское)»[6]. Государственным автор называет иностранное инвестирование в форме международных соглашений о займах и кредитах. Юрист Ю. И. Кормош говорит уже о трех видах: международные, государственные и частные[7]. «Международные инвестиции осуществляются на основе двусторонних соглашений между субъектами международного публичного права». Понятие государственных инвестиций в работе не приводится, а частные, по определению, – «принадлежащие иностранным компаниям, банкам, гражданам». Таким образом, при одинаковом основании классификации для первых двух видов – международных договорах – выделяются разные классификационные составляющие.

По объектам инвестирования наиболее известно деление на прямые и портфельные инвестиции. К прямым относят инвестиции непосредственно в народное хозяйство страны-реципиента, к портфельным – вложение капитала в акции, облигации, векселя и другие ценные бумаги. Грань, отделяющая портфельные инвестиции от прямых, по существу, очень тонкая. На практике такие формы инвестиций часто трансформируются друг в друга. Например, как указывает А. М. Фарукшин, приобретение контрольного пакета акций дает инвестору право непосредственного управления предприятием по многим направлениям: определение перспектив развития предприятия, инвестиционной политики, решении кадровых вопросов и т. п. В данном случае портфельные инвестиции превращаются в прямые[8]. А. С. Гашимов указывает, что большинство двусторонних договоров не проводит четкого разграничения между прямыми и портфельными инвестициями и касается обеих форм инвестирования[9]. Займы и кредиты, по общему правилу, не входят в разряд прямых иностранных капиталовложений. В реальный сектор экономики иностранные инвестиции поступали и поступают путем создания совместных предприятий (с долевым участием иностранных инвестиций), предприятий, полностью принадлежащих иностранным инвесторам, а также филиалов иностранных юридических лиц. Новейшие экономические исследования выделяют также финансовые (вложение средств в операции Центрального Банка) и интеллектуальные инвестиции (вложение капитала в нематериальные ценности: образование, исследовательские работы, ноу-хау и т. д.)[10]. Ранее, как отмечает А. С. Гашимов, права интеллектуальной собственности не включались в сферу регулирования двусторонних договоров. В настоящее время такое положение обусловливается возрастанием их значимости[11].

Дореволюционные ученые также обращались к проблеме классификации иностранных капиталов в «народно-хозяйственной деятельности страны». Выявленная нами классификация известного исследователя иностранных капиталов в Российской империи Л. Воронова «сведена к четырем основным категориям, находящимся в тесной связи». К первой категории он относит государственные займы, заключавшиеся как для специальных целей, например постройки железных дорог, так и для удовлетворения общегосударственных потребностей. Вторую категорию составляют долгосрочные займы общественных и частных учреждений, заключаемые на внешних денежных рынках. Автор поясняет, что эти займы преследуют достижение производительных целей, так как проценты и погашение по ним обеспечиваются только работой данных предприятий. В третью категорию входит иностранный капитал, появляющийся на внутреннем рынке в форме краткосрочных операций по учету векселей и ссуд, выполняемых при посредстве местных банковских учреждений. И четвертую категорию составляет иностранных капитал «вместе с иностранной предприимчивостью для непосредственной эксплуатации естественных богатств страны»[12]. Руководствуясь современными принципами деления иностранных инвестиций по объектам вложений, в представленной классификации легко найти и прямые, и портфельные инвестиции. К прямым, в чистом виде, относится четвертая категория. Но, в то же время, приведенное нами определение позволяет говорить о концессионной форме деятельности такого капитала (об этом чуть ниже). С долей условности к таковым можно отнести и вторую категорию, учитывая целевой производительный характер долгосрочных займов. Но, с другой стороны, как указывалось ранее, займы и кредиты (первая категория) не принято относить к прямым иностранным инвестициям. Поэтому в данном контексте ко второй категории применима оговорка «о доле условности». Третья категория однозначно относится к портфельным инвестициям. Деление на государственные и частные инвестиции в этой классификации не усматривается. Как будет сказано позже, даже займы российского правительства далеко не всегда были государственными с точки зрения заимодавца, а, напротив, носили, скорее, частный характер, где кредиторами выступали владельцы частных банков.

Относительно объектов, изъятых из оборота или ограниченных в обороте, действует так называемый концессионный порядок допуска и деятельности. Известный исследователь правового регулирования иностранных инвестиций Н. Г. Доронина считает концессии классической формой допуска иностранных капиталов, поскольку «концессия отражает в наиболее чистом виде содержание и правовую природу отношений между государством и иностранным частным лицом»[13]. Подробная регламентация вопроса о концессиях и концессионных договорах представлена в главе 2 данной работы.

Любая классификация иностранных инвестиций обусловлена потребностями в привлечении иностранного капитала и уровнем развития промышленного производства, если речь идет о промышленных инвестициях. Так, возрастающее значение объектов интеллектуальной собственности (исследовательские работы, ноу-хау) ставит их в один классификационный ряд с традиционными формами инвестирования. А выдвижение на первое место государственных займов в дореволюционной классификации Л. Воронова говорит о чрезвычайной актуальности этого вида привлечения иностранных капиталов.

Проведенное выше разъяснение теоретических аспектов поможет полноценному пониманию ретроспективы правового регулирования иностранного инвестирования в экономику России. Что касается терминологических аспектов, то эта работа в основном затрагивает историко-правовые особенности прямых иностранных промышленных инвестиций частных лиц, хотя, в силу указанных выше тенденций к переплетению прямых и портфельных инвестиций, также мы будем касаться вопроса об акционерном капитале и кредитной политике государства как подэтапе в развитии привлечения иностранного капитала в целом.

Ряд современных исследователей, например В. Прохоров и Г. А. Рокецкая, датируют появление иностранного капитала в России 1769 г., когда Екатериной II был произведен первый заем в Голландии[14]. И, хотя в труде Л. Воронова начала ХХ в. «Иностранные капиталы в России» нет упоминаний о первых промышленных инвестициях, заем 1769 г. называется в нем «государственным долгом России»[15]. Другие авторы, например А. Г. Донгаров, говорят о 50-х гг. XIX в. как об «открытии» России иностранным капиталом, ссылаясь на письмо Ф. Энгельса К. Марксу от 14 апреля 1856 г., отождествлявшего этот процесс с допуском к деятельности в России первой иностранной компании[16] (хотя данный факт является достаточно спорным). Этой же точки зрения придерживался и известный исследователь деятельности иностранных капиталов в России периода нэпа Л. Я. Эвентов. Он называл «первоначальной формой помещения капиталов за границей займы, предоставлявшиеся частными банкирскими фирмами иностранным правительствам, испытывавшим острые денежные затруднения»[17]. Этот факт имел место в истории развития иностранного капиталовложения других странах. Относительно России, очевидно, имелся в виду заем Екатерины II. Однако есть основания полагать иначе.

Дореволюционные исследователи определяли гораздо более раннюю дату начала проникновения в Россию иностранного капитала – XVI в.[18] А еще раньше, по данным И. И. Янжула, наша страна начала использовать опыт и знания иностранцев, восполняя недостаток необходимых технических сведений по горному делу. Для этой цели «они постоянно вызывались с весьма раннего периода истории». Кроме того, еще гораздо раньше, в летописи 1125 г., говорится о привлечении к работам мастеров-немцев: «Про Даниила Галицкого прямо упоминается, что он вызывал мастеров немцев, ляхов и др. иноязычников…»[19] Это были первые зачаточные попытки развития горного дела. Впоследствии в абсолютном большинстве случаев при зарождении и развитии новой отрасли промышленности использовались знания и опыт иностранцев.

Но такое положение отнюдь не означает, что сегодня мы должны целиком и полностью опираться на «опыт экономического развития на основе объективных законов, сформированных практикой, обобщающие критерии оценки эффективности инвестиционной политики и различных вариантов ее правового режима в отдельных странах», которые большинство стран накопило за прошедшее столетие[20]. Эти критерии, как пишут авторы, действительно, могут быть «вполне применимы сегодня и в России для определения уровня благоприятствования для частных отечественных и иностранных инвестиций и их роли в развитии экономики нашей страны»[21]. Но, на наш взгляд, учитывая «столетнюю» (на самом деле – бóльшую) историю других стран, нельзя забывать о нашей, российской инвестиционной истории, которая во многом богаче и самобытнее западной. Последнее немаловажно для России в свете особого экономического развития.

Итак, в отличие от современных исследователей, историки права начала XX в. датируют «открытие» России иностранным капиталом XVI в. Возникшее экономическое и финансовое сотрудничество между иностранными державами и Российским государством требовало его регулирования с помощью закона. Этот период можно считать началом формирования правового регулирования иностранной инвестиционной деятельности.

Развитие русского «концессионного права», как его называет Б. А. Ландау[22], представляется чрезвычайно интересным. Свое начало данный вид права берет от знаменитой экспедиции Виллугби и Ченслера в 1553 г., когда вместо северного пути в Индию был открыт морской путь в Московское государство, что создало новый рынок и торговые пути как для Англии, так и для Москвы.

6 февраля 1555 г. король Филипп и королева Мария утвердили Устав нового общества для торговли с Москвой. В свою очередь, англичанам был предоставлен ряд привилегий от Ивана Грозного. Так, привилегия 1569 г., упоминание о которой сохранилось только в английском переводе и которая является, по словам И. И. Любименко, «кульминационным пунктом в истории успехов, достигнутых компанией у русской верховной власти»[23], давала следующие экономические преимущества: право беспошлинной свободной торговли по всей России (п. 1 и 5) (причем особо укрепляется за обществом исключительная торговля с Казанью, Астраханью (п. 3) и Нарвой (п. 28), в ущерб всем остальным англичанам, не принадлежавшим к компании); право свободного проезда через Россию для торговли с Персией и др. На Вычегде компании было разрешено вести поиски железной руды и построить для ее обработки завод, причем в пользование компании отводился большой участок леса. Полученное железо она могла вывозить в Англию, «уплачивая по одной денге за фунт пошлины» (п. 11). Таким образом, уже в XVI в. зарождается процесс вложения иностранного капитала в промышленность России в виде концессии. Кроме того, все другие товары англичане имели право вывозить беспошлинно. Все дома, которыми они успели обзавестись в России, закреплялись за ними (п. 4), и сверх того разрешалось строить новые там, где они найдут для себя удобным (п. 8.), был отведен участок в Вологде для постройки нового дома по соседству с канатной фабрикой (п. 10). Для облегчения ведения дел в России англичанам было дано право чеканить свою монету на русских монетных дворах (п. 25).

Помимо экономических преимуществ, компания получала право внутреннего суда и управления. Русское государство брало под свою защиту от пиратов на море и разбойников на суше.

Однако преимущества, данные английской компании царем, не были односторонними. В свою очередь, царь имел право выбора привезенных английских товаров для покупки в царскую казну (п. 2), а также право покупки для казны выделанного в России железа по назначенной цене (п. 12). Английские рабочие, выписанные для заводов в Вычегде, должны обучать русских своему ремеслу (п. 11). Последние два пункта практически идентичны современным концессионным договорам, имевшим место уже в XX в. Кроме того, англичанам предоставлялось исключительное право вывозить за границу «заповедный товар» – воск, продажа которого за границу обычно запрещалась. Наделение английской компании подобным исключительным правом лишний раз указывает на концессионный характер договора между русской верховной властью и иностранной компанией и дает представление о первой концессии иностранцам. Таким образом, первыми иностранными инвесторами и концессионерами-иностранцами в России были английские купцы.

Известный историк Н. И. Костомаров в своем труде «Русская история в жизнеописании ее главнейших деятелей» также упоминает английских торговцев и основные, как положительные, так и отрицательные, аспекты их деятельности в России: «Пустынные и дикие берега Северного моря оживлялись и заселялись»[24]. Но при предоставленных беспрецедентных льготах для английской компании «самим русским плохо от этого делалось… А деятельность компании (торговая. – примеч. Н. К.) превращалась в монополию, которая была неприятна для русских, так как выгода торговли отклонялась в сторону иноземцев»[25]. Интересно, что относительно завода в Вычегде Н. И. Костомаров считал, что, так как не было найдено дальнейших сведений о нем, «дело это не состоялось»[26].

Открытие и колонизация новых земель требовали включения их в хозяйственный оборот. Особенно это касалось краев, богатых полезными ископаемыми, где необходимо было развивать добывающую и обрабатывающую отрасли промышленности. Так, например, за 32 года царствования Михаила Федоровича Романова (1613–1645) русские владения в Сибири, словно в возмещение уступок, сделанных на западе шведам и полякам, выросли почти втрое, охватив площадь свыше 4 млн кв. верст[27], что соответствует 4,24 млн кв. км.[28] В царствование Михаила Федоровича возобновились отношения с иностранными державами, было обращено внимание на просвещение и развитие в России промышленного дела. Именно развитие промышленности порождало новые объекты для капиталовложения. Постепенно выдаются разрешительные грамоты на занятие солепромышленностью и горнозаводским делом. Источником немалых финансовых средств, необходимых для разработок, часто служил иностранный капитал.

В XVII в. горнозаводское дело привлекает особое внимание правительства и иностранных предпринимателей. Именно тогда был выдан ряд новых концессий. В 1632 г.[29] голландский купец Виниус получает разрешение на постройку железных заводов около Тулы, и с этого момента почти беспрерывно выдаются грамоты, дающие право разным лицам (Виниусу, Марселису, Акеме и др.) строить горные заводы. По свидетельству Костомарова, заводы эти были так хороши, что произведенные ими пушки выдержали испытания даже в Голландии. Немаловажен тот факт, что многие иностранцы, например голландец Виниус, приняли впоследствии русское подданство[30]. Характерны условия, на которых давались разрешения, так, в 1644 г. Петру Марселису и Филимону Акеме разрешено «заводы заводить своими деньгами – на Ваге, Костроме и Шексне на Великого Государя порозжих, а не на мирских и не на поместных землях, безоброчно и беспошлинно на двадцать лет». Безоброчные годы велено считать с того момента, как заводы начнут действие. Выделанное железо поступает в казну, и только не принятое туда может быть продано на сторону. По истечении льготных лет «с тех заводов, со всякой плавильной печи, велено в Великого Государя казну имать оброку по сто рублей в год и пошлины со всякого железа по указу»[31]. Существование этих заводов послужило школой для обучения мастеров, которые впоследствии, в 1696 г., построили на средства казны Невьянский завод на Урале. В 1674 г. основаны первые заводы в Олонецком уезде, где уже существовала добыча железа. А в царствование Алексея Михайловича олонецкие железные руды были отданы на откуп датчанину Бутенанту фон Розенбуту[32].

Законодательство этого периода регламентировало также торговые права иностранцев в России. В Полное собрание законов Российской Империи вошли два подобных законодательных акта. Один из них регламентировал «ограничение права торговли иностранцев в России»[33], другой – «изъяснение прав и привилегий, в разное время предоставленных торговым иноземцам»[34]. Указание на нормотворческую деятельность в области торговли с иностранными державами и предпринимателями мы считаем немаловажным, так как, основываясь на вышеприведенном примере первой иностранной концессии английской компании в России, можно сказать, что ясно виден преемственный характер торговых и промышленных отношений, в том числе в инвестиционном аспекте. Как отмечал русский исследователь деятельности иностранных капиталов на территории России В. С. Зив: «Товарный обмен часто являлся формой или следствием обмена капиталами. И наоборот – на почве товарного обмена может легко возникнуть обмен капиталами»[35].

Царствование Алексея Михайловича ознаменовалось активной протекционистской политикой для развития русского частного предпринимательства. В 1649 г. отменены торговые привилегии английским купцам, дарованные Иваном Грозным. В интересах русских купцов была установлена единая пошлина в размере 5 % от цены проданного товара вместо множества торговых пошлин (явочной, мостовой, полозовой и др.). На 2 % повысились пошлины, взимаемые с иностранных купцов, которые отправляли товары внутрь страны.

В 1667 г., с принятием Новоторгового устава, резко ограничивалась торговая деятельность иностранцев в России, особенно внутри страны, в провинциях. В этом «крупном памятнике по истории русского таможенного законодательства», как говорил И. И. Янжул[36], были резко отделены внутренние пошлины от внешних и «обнаруживался протекционистический характер». Импортная пошлина составляла в русском порту 6 % от цены товара. Привозимые в Архангельск товары подвергались строгому таможенному досмотру, с записью всего привезенного в таможенные книги. Все привезенные товары иностранные торговцы могли продавать только жителям того города, в котором им был разрешен торг, и только оптом. В Москву допускались лишь купцы, имеющие царские жалованные грамоты. Если иностранцы везли товар в Москву или другие города, то платили еще дополнительную пошлину в размере 10 %, а при продаже товара на месте – еще 6 %. Таким образом, пошлины достигали 22 % цены товара, не считая расходов по перевозке. В противовес иностранцам, русским купцам везде в России разрешалось торговать вольно.

Такую ярко выраженную протекционистскую политику проводил «любимец царя Алексей Михайловича», видный государственный деятель XVII в. А. Л. Ордин-Нащокин. Его деятельность была направлена на активную поддержку торговой деятельности посадских людей и их высших корпораций – «гостей» и «сотен». Он ратовал за выдачу льготных ссуд торговым товариществам, чтобы те могли противостоять конкуренции со стороны богатых иностранцев. Им предпринимались шаги по налаживанию торговых связей с Персией и Средней Азией, А. Л, Ордин-Нащокин снаряжал посольство в Индию, мечтал о колонизации казаками Приамурского края.

Несмотря на политику, активно ущемляющую права иностранных купцов, царь Алексей Михайлович был заинтересован в притоке иностранных специалистов-промышленников. В 1660 г. он поручил англичанину И. Гебдону выслать в Россию инженеров, артиллеристов, минеров, архитекторов, скульпторов, а также стекольных мастеров. Это было связано с необходимостью развивать в России новые отрасли промышленности. Тому же И. Гебдону было приказано доставить в Москву книги воинского устава, фортификации, артиллерии и др.

Таким образом, привлечение иностранных специалистов в Россию было начато задолго до Петра I и продолжено при его отце.

Однако становление промышленности и дальнейшее развитие предпринимательства в России наиболее активно происходило в период царствования Петра I[37]. Достаточно сказать, что до 1719 г. в России не было особого органа управления промышленностью и наблюдения за фабриками. И только при общей реорганизации административного управления в 1718 г. было создано учреждение для заведования промышленностью под названием «мануфактур-коллегия»[38].

В эпоху реформ Петра I наибольшее развитие приобретает горное дело. По поручению Петра грек А. Левандьян еще в 1696 г. открыл железную руду, и ему было поручено основать в Томске железную фабрику[39]. Позже государь нашел себе деятельного помощника – немца де-Геннинга, которому он и доверил управление всем уральским горным делом. До Петра на Урале почти ничего, кроме соли, не добывали. Под управлением иностранца были построены многие новые заводы и реконструированы старые, для чего были приглашены опытные мастера из-за границы. Де-Геннингом основана в Екатеринбурге горная школа, имевшая большое влияние на развитие горного дела в России. Ко времени Петра I относится и первая серьезная попытка добычи золота, которая была произведена Блюэром в Олонецкой губернии, но вследствие несовершенства технических средств и приемов не дала благотворных результатов. При помощи иностранцев Петр Великий устроил заграничную торговлю русским железом, которое вывозилось в значительном количестве, в том числе в Англию. Он избрал комиссионером голландца Любса и передал впоследствии это дело иноземным купцам Шифнеру и Вульфу. Вышеприведенные факты доказывают, что привлечение иностранных специалистов всегда было во благо политическим, национальным и экономическим интересам страны. «Русь всегда была уверена в том, что она обладает достаточной ассимиляционной силой и достаточным политическим могуществом, чтобы растворять в себе все иноземные элементы, извлекая из них необходимую для себя пользу»[40].

По Указу от 4 марта 1702 г. создается прецедент – передача Верхотурского железного завода частному лицу в целях развития военного производства. Завод снабжается из казны топливом (лесом) и рабочей силой, продукты производства сдаются в казну по условленным ценам, принятое в казну не разрешается продавать на сторону, за особо указанными исключениями. Правда, пока концессионером становится не иностранец, а русский подданный Никита Демидов, но подобные указы определяют общие правила вложения капитала в горную промышленность. Кроме того, петровское законодательство устанавливает: недра принадлежат государству, а их эксплуатация возможна лишь путем концессии. Это закрепляется в Берг-привилегии 1719 г., где также вводится общий порядок заявки о добытой руде в Берг-Коллегию, которая «должна чинить скорое решение». Огромное значение этого «замечательного акта», проводившего два начала – горную регалию и горную свободу[41] для развития горнопромышленного дела, отмечал много лет спустя С. Ю. Витте[42]. Регалия являлась основой всех исключительных прав государства на осуществление какого-либо вида деятельности, например эксплуатации недр, чеканки монет, определенного вида торговли и т. д.

Наконец, Манифест от 30 июля 1720 г. «О допущении иностранцев к строению и размножению рудокопных заводов»[43] официально предоставил иностранным подданным возможность участвовать в российском производственном процессе. Текст Манифеста прямо указывает на взаимосвязь с Берг-привилегией 1719 г.: «…за благо рассудим не только 10 дня Декабря публикованную Берг-привилегию Нашим верным подданным к рудному строению прямую любовь и охоту сделать, но и всех чужестранных охотников, какого бы народа они ни были, к рудокопным делам сею Нашею откровенную грамотой ко употреблению предупомянутой привилегии допущаем, и призываем, и равно им яко же Нашим природным подданным соизволяем рудокопные заводы строить, новые компании заводить, к заведенным приступать, из прибыли отдав десятину, и уступя первую Нам продажу свободную, и безопасную диспозицию, яко истинное свое стяжение в свои пользы употреблять; к тому ж мы таких чужеземцев и охотников рудокопных дел Нашею милостивою протекцией особливо обнадеживаем…»[44].

Из текста Манифеста следует, что наряду с российскими подданными к организации и строительству рудокопных заводов допускались и иностранцы, из прибыли в казну отчислялась 1/10 часть, казна имела привилегию первой покупки произведенного товара, иностранные предприниматели пользовались покровительством со стороны государства. При этом не делалось никаких изъятий из действующего законодательства относительно условий деятельности, размеров получаемых земель, прав наследования, т. е. иностранцам предоставлялся национальный режим деятельности на территории России. По Берг-привилегии 1719 г. каждый, имевший привилегию или жалованную грамоту на разработку руды, получал участок 250×250 сажень, на котором имел право вести разработку и строить необходимые постройки. Заводы и участки переходили по наследству при условии исправного их действия и довольства работающих на предприятиях работников. Кроме того, в течение первых лет после организации дела горнопромышленникам предоставлялись различные льготы. Из того, что недра объявлялись собственностью государства, следовало, что руды можно было искать как на своих, так и на чужих землях. Но горная свобода, просуществовавшая 60 лет, была отменена Манифестом Екатерины II в 1782 г.

Необходимо отметить, что экономическая политика Петра была направлена на развитие российской промышленности, для чего и привлекались иностранные специалисты с опытом и знаниями, а потом и капиталами. Поэтому монарх ограждал зарождающуюся промышленность от конкуренции со стороны аналогичной иностранной продукции. Петр не желал, чтобы иностранная торговля вредила отечественной промышленности, и придерживался покровительственных пошлин. Вместе с тем использовался механизм высокого обложения налогами тех иностранных товаров, производство которых уже успело появиться в России. Поощрялся импорт товаров, производство которых не было налажено в стране, а продукты, необходимые для собственных мануфактур, облагались высокими экспортными пошлинами или совсем запрещались к вывозу, например шерсть. Совокупность мер по развитию российского производства во всех отраслях к концу царствования Петра I привела к тому, что Россия, по разным сведениям, имела от 100 до 250 фабрик и заводов, а многие товары, произведенные на них, сделались предметом экспорта, например холст, полотно, железо[45].

Таким образом, Петр продолжил протекционистскую политику отца во благо развития отечественного производства. В будущем этим же путем пойдет С. Ю. Витте. Привлечение иностранных умов и капиталов в сочетании с активной протекционистской политикой не раз давало в истории положительные результаты. Думаем, этот рецепт следует активно применять и сегодня.

Примеры приведенных законодательных актов, начиная с привилегии Ивана Грозного и заканчивая петровскими Берг-привилегиями, отражают ярко выраженную тенденцию в развитии государственно-правового регулирования привлечения иностранного капитала в экономику России и допуска иностранцев к предпринимательской деятельности на ее территории. Если грамоты царя Ивана Грозного выдавались конкретным юридическим и физическим лицам по их личному обращению (Общество для торговли с Москвой, купцы Виниус, Марселис, Акема), то Петр Великий издает законодательные акты общего характера. Например, его Манифест допускает к рудному делу «всех чужестранных охотников (курс. мой. – Н. К.)» и на общих условиях. Такой всеохватывающий характер документа основывается на уровне развития промышленного производства, который во времена Петра I стал гораздо выше, чем при его предшественниках.

Таким образом, уже в петровскую эпоху начала формироваться система общих принципов допуска иностранцев и иностранного капитала к осуществлению предпринимательской деятельности в отдельно взятой отрасли промышленности на территории России, что находит частичное отражение и в современном законодательстве. Конечно, говорить о системе правовых норм, их кодификации, еще рано, но зарождение общих принципов правового регулирования иностранного инвестирования берет начало в XVI в., приобретая более отчетливые черты в XVII в., развиваясь далее, пусть не столь интенсивно и не всегда в соответствии с требованиями времени.

После смерти Петра I Россия несколько приостановилась в своем развитии. Но промышленность, основанная им, требовала управления и не могла стоять на месте. Преемники Петра Великого следовали сначала его политике и относились к горной промышленности с особым вниманием. Однако, как говорил И. И. Янжул, «благодаря отсутствию той твердости, того строгого определенного взгляда, которые являются характерными чертами деятельности Петра, законодательные мероприятия этих государей в этой, как и в других отраслях экономической политики, отличались крайним непостоянством и вследствие этого вносили беспорядочный и шаткий характер в развитие горного дела, задерживали и тормозили его даже там, где оно начиналось»[46].

При Петре II частная инициатива в горном деле получила дальнейшее поощрение. Указом от 26 марта 1727 г. отменено «право первой купли»[47]. Государство теперь не могло первым покупать все продукты, добытые частными предпринимателями из недр, по определенным ранее законом ценам. Казна была обязана принимать золото, серебро и медь только по просьбе самих промышленников. Также был изменен порядок взимания еще одного важного государственного налога – горной десятины, т. е. сбора 1/10 части всех продуктов, добытых из недр. Теперь новые заводы были освобождены от этого платежа в течение первых 10 лет.

При Анне Иоановне указом от 3 марта 1739 г. все казенные заводы, за исключением горы Благодать и медных рудников Лапландии, переданы в управление частных лиц и компаний. Горная десятина была уничтожена, а «право первой купли» возобновлено в более жестком варианте, так как теперь оно распространялось на неблагородные металлы. Покровительство частной промышленности выразилось в постановлении, согласно которому первый открывший рудник не только имел преимущество перед собственником земли, но и в случае богатства месторождения получал ссуду от правительства на дальнейшую разработку. В 1731 г. был пересмотрен таможенный тариф в сторону увеличения протекционистских налогов[48]. В 1735 г. Баку был возвращен Персии, хотя еще после перехода Бакинского ханства в руки русских в 1723 г. Петр отмечал его значение в качестве торгового пути на Восток и в связи с нефтяными источниками. Только в 1813 г. Бакинское, Кубинское и Дербентское ханства были окончательно присоединены к России, что послужило хотя и медленному, но развитию нефтепромышленности.

Елизавета Петровна старалась следовать в своих делах по стопам отца, возрождая многие его начинания, в том числе в области промышленности. Сначала количество горных заводов значительно возросло, и отрасль начала процветать. Но непоследовательность в законодательной области привела к изданию ряда противоречащих принципам горной свободы норм. Например, в 1744 г. было запрещено заводить рудники ближе, чем в 50 верстах от существующих. Постепенно горное дело приходило в упадок. Зато при Елизавете широко развивалась внутренняя торговля, чему способствовало упразднение с 1 августа 1754 г. почти всех внутренних пошлин (кроме пятенной пошлины), с переходом их бремени на внешние таможенные взимания путем прибавления в размере 13 копеек на рубль. Протекционистская политика государства ужесточалась, в том числе с помощью дополнительных запретительных норм в отношении иностранцев, с целью устранения их конкуренции в некоторых направлениях внешнеторговой деятельности[49]. Для привлечения иностранцев и их капиталов в российскую промышленность и на российский рынок законодательством дозволялось иностранцам записываться в российское подданство и купечество[50]. В дальнейшем состояние иностранцев в российском подданстве или купеческой гильдии будет играть основную роль в возможности осуществления ими деятельности на территории Российской Империи и применении своего капитала.

Не лучшие времена переживало и мануфактурное производство. После смерти Петра I монопольный характер некоторых фабрик достиг ужасающих размеров, что не позволило развивать производство и основывать новые фабрики. В течение почти 50 лет мануфактурная промышленность находилась под строгой опекой Мануфактур-коллегии. Такое положение было заведено еще при Петре I, который считал, что заводы и фабрики должны развиваться под сильной государственной опекой. Без разрешения Мануфактур-коллегии никто не мог открывать новые фабрики и заводы под страхом конфискации. Волокита при выдаче разрешений сковывала предпринимательскую инициативу, что также негативно повлияло на приток иностранных специалистов и их капиталов.

Существенные преобразования в отечественной промышленности произошли в царствование Екатерины Великой. В 70-х гг. XVIII в. был отменен монопольный характер мануфактур, принцип свободы труда дал право каждому организовывать фабричное производство. В 1779 г. была упразднена Мануфактур-коллегия, что избавило отрасль от жесткой административной опеки. Поощрялась частная инициатива при организации и эксплуатации фабрик и заводов. Под конец царствования Екатерины в России насчитывалось около 2000 фабрик и заводов. Кроме них возникло так называемое кустарное производство, получившее широкое распространение у крестьянства[51].

Упадок горной промышленности привел к неутешительным выводам специальной комиссии Екатерины II для исследования причин уменьшения добычи металлов. По заключению комиссии, причины заключались в нерадивости, небрежности и невежестве горнозаводчиков. Над исконно казенными заводами было возобновлено государственное управление. Берг-коллегия была уничтожена, а управление заводами поручено казенным палатам[52].

Как было сказано ранее, горная свобода просуществовала до 28 июня 1782 г., когда Манифест Екатерины II практически уничтожил ее. Статья 1 отождествляла право собственности на поверхность земли с правом собственности на недра, таким образом уничтожая горную регалию. Статья 13 устраняла горную свободу, так как запрещала строить заводы и разыскивать полезные ископаемые без согласия собственника земли. В связи с этим И. И. Янжул говорил: «Под влиянием чуждых дотоле нашей стране экономических доктрин Запада был уничтожен один из плодотворнейших для народного хозяйства институтов русского права». Попытка частично изменить положение относительно каменного угля в подмосковном районе в 1798 г. Павлу Петровичу не удалась. Забегая вперед, отметим, что это положение изменилось лишь в 1887 г., с принятием правил о частной горной промышленности на казенных землях. Производство горного промысла на свободных казенных землях теперь разрешалось лицам всех сословий, обладающих гражданской правоспособностью, причем как русским подданным, так и иностранцам[53].

При Екатерине произошло издание нового таможенного тарифа, который продолжил и даже усилил протекционистскую политику государства. Ставки налогов были увеличены.

Наконец, Екатериной Великой в 1769 г. был взят первый внешний заем в Голландии, который положил начало консолидированному долгу России. Этот факт уже упоминался в настоящей работе в связи с отождествлением данного события с «открытием» иностранным капиталом России. Но это был всего лишь первый российский государственный внешний заем как одна из форм притока иностранного капитала (по Л. Воронову). Промышленный капитал проник в нашу страну гораздо раньше, о чем говорилось выше, в XVI в., совместно с первыми инвесторами. Но с первым иностранным кредитом в России закончился период, когда капитал эмигрировал в Россию вместе с предпринимателем, т. е., по словам Л. Я. Эвентова, «чисто пионерский период» притока иностранного капитала[54].

Государственный внешний долг России образовался вследствие крупных военных расходов второй половины XVIII в., требовавших значительных средств для их покрытия. Первый заем был заключен на сумму в 7,5 млн гульденов. Позже займы осуществлялись в Антверпене, через банкиров Вольф, четыре – в Генуе, через маркиза Мавруция и банкиров Реньи, остальные – в Амстердаме, через банкиров Гопе, которые были главными посредниками по кредитным операциям русского правительства за границей. В 1798 г. внешний долг достигал 88,3 млн гульденов. Беспрерывные войны начала XIX в. задержали погашение долга и выплату процентов, вследствие чего к 1815 г. внешний долг был равен 100,6 млн гульденов. В 1816 г. долг сократился почти наполовину – до 51,1 млн. Это стало возможным благодаря английскому и голландскому правительствам, которые в благодарность России за участие в восстановлении европейского мира приняли на себя обязательства об оплате по 25 млн гульденов нашего внешнего долга[55]. В царствование Екатерины II было положено начало государственному внутреннему долгу, средства которого шли на разнообразные цели: военные нужды, восстановление бюджетного равновесия, поддержку вексельных курсов, развитие железнодорожных сетей и т. д.

Немаловажен еще один интересный факт времен императора Павла I. По данным Л. Воронова, в это время, а точнее 8 июля 1799 г., была учреждена первая акционерная российско-американская компания с капиталом 1 122 600 рублей[56]. Так было положено начало акционерному делу в России. В начале XIX в. оно развивалось медленно. Только в середине 30-х гг. последовал всплеск учредительства, и за три года, с 1835-го по 1838-й, было учреждено 33 компании. После этого учредительская деятельность оживилась лишь в конце 50-х гг. XIX в., что объясняется промышленным подъемом и развитием промышленного производства.

Вопросы правового регулирования положения иностранцев и иностранных купцов в Московском государстве вызвали широкий научный интерес в XIX и ХХ вв. Так, в 1854 г. в Санкт-Петербургском университете было представлено к защите «рассуждение» канд. юрид. наук И. Е. Андреевского «О правах иностранцев в России до вступления Иоанна III Васильевича на престол великого княжества Московского»[57]. В начале ХХ в. из-под пера другого исследователя, Александра Сергеевича Мулюкина, вышли две научные работы. В 1909 г. в Санкт-Петербурге к защите было представлено его исследование на соискание степени магистра «Приезд иностранцев в Московское государство. Из истории русского права XVI–XVII вв.»[58], а в 1916 г. в Харьковском университете им же была защищена диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук по теме: «Очерки по истории юридического положения иностранных купцов в Московском государстве»[59]. Однако работы, посвященные истории правового регулирования самого иностранного капитала, не встречаются.

Промышленное производство не стояло на месте. Изобретение железных дорог создало новый объект для вложений промышленного иностранного капитала в России, и в частности в виде концессий. В 1825 г. Стивенсон пустил первый локомотив по дороге Стоктон-Дарлингтон в Англии, а уже в 1834 г. русскому правительству был предложен проект покрыть всю Россию сетью железных дорог на средства иностранного капитала. В 1836 г. Николаем I было утверждено Положение об учреждении общества акционеров «для сооружения железной дороги от С.-Петербурга до Царского Села с ветвью до Павловска». Это была первая концессия в области железнодорожного дела в России, которая дала свои плоды. В 1838 г. была введена в эксплуатацию первая и единственная на тот момент железная дорога в стране «Петербург – Царское Село – Павловск» длиной 27 км. Построил ее немец Антон фон Герстнер[60].

Следует отметить, что условия предоставления этой концессии во многом отличались от последующих. Первое отличие заключалось в бессрочности концессии. Устроенная компанией дорога оставалась в ее собственности неограниченное время, но по истечении десяти лет на том же пространстве могла быть проведена другая линия иным соперничающим предприятием. Другая важная особенность – предоставление компании права свободно, без всяких ограничений, устанавливать плату за проезд и за провоз. Мотивом такого отношения к тарифам было то обстоятельство, что провоз по существующей дороге оставался свободным, вследствие чего не могло произойти чрезмерного повышения провозной платы. Далее компания обязывалась покупать железо у русских заводчиков при том условии, что последние согласятся поставлять его не более чем на 15 % дороже стоимости иностранного железа в Петербурге. Если же русские заводчики этого условия не примут, компании дозволяется беспошлинный привоз иностранного железа, однако с тем условием, что ввозимое железо не будет обращено ни на какую иную надобность[61]. Но, по данным В. Витчевского, это условие не осуществилось, следовательно, остался невыполненным соответствующий пункт данной концессии. При уничтожении по каким-либо обстоятельствам построенной железной дороги компания была обязана перевезти за границу выписанное иностранное железо. Также компании разрешался беспошлинный ввоз паровых экипажей, вагонов и прочих машин, необходимых для эксплуатации дороги. Заслуживают внимания постановления первой русской концессии об отчуждении земель под железную дорогу. Компании были предоставлены все преимущества казенных работ, «как бы работы производились непосредственно от правительства». Земли казенные и состоявшие во владении казенных крестьян уступались компании бесплатно, причем в последнем случае правительство принимало на себя обязанность отвести крестьянам другие земли и вознаградить их за все убытки, которые будут причинены им таким обменом. Относительно земель частных лиц, при отсутствии добровольного соглашения, установлено было обязательное отчуждение по узаконенной оценке. Однако, чтобы не задерживать работ, компании дозволено было приступать к ним, не дожидаясь окончания оценки и лишь внеся в присутственное место сумму денег, равную цене, уплачиваемой за подобные участки в окрестностях. По окончании же оценки компания обязывалась доплатить всю ту сумму, какая будет следовать по оценке.

Несмотря на невиданные льготные условия, эксплуатация дороги, вследствие ее «придворного» назначения, не дала дивидендов, акции падали, и железнодорожное дело остановилось на этом первом неудачном частном опыте строительства.

Именно поэтому дальнейшее железнодорожное строительство велось на средства казны. 1 февраля 1842 г. Высочайшим повелением приказано построить железную дорогу между С.-Петербургом и Москвой за счет правительства. Такой шаг явился следствием, в том числе, неподвижности и недостаточности частных капиталов в России, с одной стороны, и недоверия иностранных капиталов к последствиям эксплуатации и выгоды от российских дорог – с другой. При императоре Николае I все дороги, за исключением первой, строились на средства казны. Строительство велось медленно, и количество путей было малочисленным. Так называемая «Николаевская линия», получившая свое название 8 сентября 1857 г. (СПб – Москва), открылась только 1 ноября 1851 г. при громадных затратах на строительство, в том числе из-за инженерной неопытности при постройке. Совокупный строительный капитал состоял из пяти заграничных займов, четырех займов из заемного банка, ссуд из петербургской и московской сохранной казны, билетов государственного казначейства. Верста дороги обошлась в 200 тыс. рублей[62]. Эта сумма включала в себя иностранный материал для строительства. Когда в 1842 г. началась постройка Николаевской дороги, высочайшим указом министру финансов было велено, чтобы для постройки этой дороги употреблялся исключительно русский материал. В силу безуспешной попытки организовать «предприятия для фабрикации стальных рельсов», для Николаевской дороги, в конце концов, были выписаны рельсы из-за границы[63].

С развитием железнодорожного строительства целый ряд условий, имевшихся в первой концессии, был изменен: установлены сроки выкупа железных дорог, определены железнодорожные тарифы и т. д. Вместе с тем изменялись и условия железнодорожных концессий. Как известно, в последнюю четверть XIX в. усилилось государственное железнодорожное строительство, и был принят ряд мер к переходу частных железных дорог в казну.

Железнодорожные концессии вызвали целый ряд чрезвычайно спорных вопросов, связанных с необходимостью выяснить, что именно является предметом концессии, каков ее объект, какие именно предметы принадлежат концессионерам на правах собственности, какие права сохранены за правительством[64].

Основываясь на приведенных выше условиях первой железнодорожной иностранной концессии, можно выделить закономерность, имевшую место не только в железнодорожном строительстве, но и в других отраслях промышленности. Она заключается в предоставлении максимального количества законодательно закрепленных льгот для осуществления определенного вида деятельности на начальном этапе вложения в него иностранного капитала. В случае с указанной концессией это и ее бессрочность, и свобода тарифов на перевозку, и возможность искать наиболее выгодные условия приобретения сырья, и все преимущества казенных работ, а также беспошлинный ввоз оборудования, упрощенный и явно ущемляющий права собственников порядок отчуждения земель под строительство и многое другое.

Следует отметить, что подобная льготная политика в отношении привлечения иностранного капитала все-таки была оправдана и спустя много лет окупилась «железнодорожным чудом»[65], основой которого были иностранные инвестиции. Подтверждением тому, что строительство железных дорог в России было основано на иностранном инвестиционном капитале, служит тот факт, что Указом от 26 января 1857 г. при участии иностранных финансистов было образовано «Главное общество Российских железных дорог». Его Устав, по мнению исследователя российского железнодорожного дела А. А. Борзенко, был первой российской железнодорожной концессией, а составная часть Устава – «Правила для сооружения первой сети железных дорог в России» – условиями данной концессии. Исследователи железнодорожного права конца XIX в. отмечают, что условия данной концессии соответствуют аналогичным условиям французских концессий. Сопоставив статьи российских условий с издававшимися во Франции в разное время законами и повелениями, они делают вывод о рецепции французского права русским правом[66].

«Главное общество Российских железных дорог» должно было соорудить четыре линии железных дорог за десятилетний срок, протяженностью 3900 верст: С.-Петербург – Варшава, Москва – Нижний Новгород, Москва – Феодосия, Орел (или Курск) – Любава, и получило правительственную гарантию в размере 5 % на строительные капиталы[67]. Учредителями «Общества» являлись в основном значительные российские и западные банкиры и директоры железных дорог: петербургские – барон Штиглиц и К˚, лондонские – братья Беринг и К˚, французские – братья Перейра, берлинские – Мендельсон и К˚ и др. (возглавлял их директор железной дороги Париж – Лион Исаак Перейр). Но в данном случае ставка на опыт и капитал иностранцев не оправдала себя, хотя часть обязательств была выполнена. Расточительство и откровенное «срывание барышей» руководителей с акций «Общества» привело к провалу дела[68]. Не помогли даже предоставление новых льгот, уступка Николаевской железной дороги и освобождение от постройки Феодосийской и Любавской железных дорог. Деятельность «Общества» негативно отразилась на притоке иностранных капиталов в Россию, который прекратился в 1859 г., после очередного падения акций «Главного общества». Основной причиной неуспеха назывались злоупотребления и хищения «иностранных пришельцев»[69]. Таким образом, иностранные умы и их капиталы не являлись панацеей в развитии той или иной отрасли промышленности для нашей страны, а были одной(!) из движущих сил. К вопросам стратегических отраслей всегда требовался индивидуальный подход, который позднее мы будем наблюдать в деятельности С. Ю. Витте.

Вообще развитие железнодорожного дела в России – это борьба частного и государственного начал в финансировании строительства и эксплуатации. И завершилась эта борьба только 22 апреля 1897 г., когда Комитет министров (правительство) еще раз выслушал доводы Министерства финансов и согласился с применением системы смешанного железнодорожного хозяйства. На этом закончилось четвертое, с 1862 г., обсуждение преимуществ частного и государственного железнодорожного строительства и эксплуатации. Споры о сравнительных преимуществах каждый раз разрешались на почве практических соображений. Смешанная система хозяйствования с элементами централизации в железнодорожной отрасли подтвердила свою состоятельность и в начале ХХ в.[70]

Итак, потребности экономики и промышленного развития вызвали к жизни значительное количество законодательных актов, регулирующих торгово-промышленную сферу. Анализ Полного собрания законов Российской Империи показал, что, наряду с основными законодательными актами, регулирующими торгово-промышленную сферу в рассматриваемый период, в отношении иностранных предпринимателей действовали отдельные постановления. Так, с 1806 г. регламентировались гражданские и торговые права иностранного купечества в России[71]. А с 1808 г. было узаконено принятие просьб императором от «иностранцев, желающих пользоваться правами российского купечества», в котором отдельно упоминалась обязанность таких иностранцев платить «узаконенные проценты с объявленных капиталов непременно с начала года»[72]. В 1827 г. регламентированы «права и повинности иностранцев, вступающих в подданство России не в качестве колонистов, но для торговли, промыслов и ремесел»[73]. В 1832 г. иностранцам предоставлялись «выгоды… за устроение в России суконных фабрик»[74]. А особые дозволения «иностранцам покупать земли вне городов для устройства фабрик»[75] и «приобретать участки из земель лесного и межевого института»[76] были выданы, соответственно, в 1839 и 1851 гг. И хотя уровень экономического развития страны настоятельно требовал свободы права заниматься торговлей и промышленностью как в своем отечестве, так и в чужих странах, «до великой эпохи реформ» 1860-х гг. это правило не получило признания в России.

Деятельность иностранцев и иностранных компаний в торговле и промышленности на территории России в основном, кроме вышеперечисленных законодательных актов, определялась Торговым уставом, действовавшим в первой половине XIX в.[77], и Уставом о промышленности фабричной и заводской, 1857 г. издания. Правила торговли для иностранных подданных носили ограничительный характер. Дабы устранить конкуренцию со стороны иностранцев, Торговый устав запрещал «тайно или явно торговать с таким же иностранцем в России» (ст. 186), «высылать товары в другие российские города… для продажи на собственный счет, исключая трех главных ярмарок: коренной, нижегородской и ирбитской» (ст. 206), «торговать в розницу никакими товарами не только в лавке, или магазине, или в погребе, но и в квартире своей, а также разносом» (ст. 210)[78] и т. п. Иностранцам запрещалось вступать в гильдии и записываться в мещане без принятия русского подданства[79] (только в 1859 г. всем иностранцам дозволено будет «в южных портах России записываться во 2-ю и 3-ю гильдии купечества»[80]). Так как ввиду международных отношений нельзя было совершенно устранить иностранцев от участия в торговле, им была разрешена оптовая торговля в портовых и пограничных городах, но с условием записи в установленные для них особые торговые разряды иностранных гостей и заезжих иностранных купцов. Приписка к разряду иностранных гостей считалась равносильной вступлению в «неполное гражданство»[81] данного города с обязательством отбывать все местные повинности, кроме натуральных (ст. 183, 184, 191, 205, 216–219).

Ограничительный порядок торговли иностранцев в России сочетался с такими же правилами в отношении открытия ими фабрик и заводов. Право открывать и содержать мануфактуры, фабрики и заводы было предоставлено по общему правилу лишь русским подданным, записанным в купеческие гильдии[82]. Иностранцам дозволялось заводить, приобретать и содержать фабрики, заводы и мануфактуры с особого Высочайшего разрешения, причем разрешение это выдавалось тем иностранцам, которые были записаны в иностранные гости и лишь в том случае, если «будет признана польза» тех заведений, на открытие и содержание «коих испрашивается дозволение»[83]. Исключение составляли только те иностранцы, «которые уже известны за границей как значительные капиталисты или искусные мастера». Таким лицам губернатор разрешал записываться в гильдию для устройства фабрик и заводов на 10 лет. По истечении этого срока они обязаны были принять русское подданство или же продать свое заведение[84].

Хотя, как отмечал Л. Е. Шепелев[85], в 1826–1827 гг. были несколько расширены торгово-промышленные права иностранных подданных, тем не менее черты «дореформенного порядка» существенно ограничивали развитие иностранного инвестирования в промышленность России. Некоторые правила, запрещающие приобретать недвижимость, возводить постройки, заводы и фабрики на таком значительном пространстве, как 50 верст от границы, вели к тому, что предприятия учреждались по другую сторону границы[86]. Таким образом, искусственно поощрялось развитие заграничной промышленности в приграничных местах, где отсутствовал надзор российских таможенных властей. Законодательство в этом случае не способствовало развитию иностранного инвестирования в экономику России, а препятствовало ему. С. Ю. Витте видел и другие причины бедности России капиталами в рассматриваемый период. Строительство страны, по его словам, «поглощало все усилия… – было не до экономического устройства». И во внутренней жизни Россия, вплоть до шестидесятых годов, переживала крепостное право, существенно тормозившее такую постановку труда, которая является «необходимым условием современного строя народного хозяйства»[87].

Таким образом, изучение вопроса о становлении правового регулирования деятельности иностранного капитала до 60-х гг. XIX в. позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, зарождение процесса вложения иностранного капитала в экономику России в виде концессии имело место уже в XVI в. Следовательно, к этому же времени относится и становление правового регулирования деятельности иностранного капитала в России. Первым известным правовым актом является сохранившаяся только в английском переводе привилегия 1569 г., которая давала торговые и концессионные преимущества английскому обществу для торговли с Москвой. Таким образом, первыми иностранными инвесторами и концессионерами в России были английские купцы.

Во-вторых, в эпоху Петра I начала формироваться система общих принципов допуска иностранцев и иностранного капитала к осуществлению предпринимательской деятельности в отдельно взятой отрасли промышленности на территории России. Примером тому служит Манифест от 30 июля 1720 г. «О допущении иностранцев к строению и размножению рудокопных заводов».

В-третьих, торговое и промышленное законодательство, существовавшее в начале – середине XIX в., не соответствовало требованиям, выдвигаемым развитием промышленности и торговли, было пронизано духом кастовой и сословной исключительности. Архаичность и неполнота законодательных норм постоянно отмечались всеми министрами финансов во многих официальных документах. Деятельность иностранных капиталов в России никак не выделялась и попадала под юрисдикцию страны их приложения[88]. Их владельцы дискриминировались до тех пор, пока они не принимали российского подданства. Подобное положение изменилось лишь с проведением крупномасштабных реформ в 60-х гг. XIX в., которые закономерно коснулись правового положения иностранного капитала и условий деятельности иностранных предпринимателей на территории России.

§ 2. Развитие правового регулирования иностранного капитала в пореформенный период и до конца XIX в.

Как известно, в пореформенные годы сохранилась система права, сложившаяся еще в первой половине XIX в. в результате кодификации, проведенной под руководством М. М. Сперанского. Основными источниками права по-прежнему являлись Полное собрание законов и Свод законов Российской Империи. Однако развитие экономических отношений, а также реформы 60–80-х гг. вызывали необходимость внесения существенных изменений в законодательство. Так, несмотря на сохранение в основе своей дореформенной правовой системы, стали закладываться важнейшие принципы права демократического общества, и среди них – равенство граждан (подданных) перед законом, направленное против сословных и иных привилегий и ограничений прав человека. Соответствующие изменения коснулись и положения иностранных предпринимателей на территории Российской Империи, а также инвестируемого ими капитала.

Здесь необходимо заострить внимание на очень важной проблеме определения принадлежности предприятий к иностранным или русским и, следовательно, отнесения вложенного в них капитала. Как следствие, этот вопрос порождает и другой – размер иностранных капиталов, вложенных в экономику. Как отмечает П. А. Хромов, большая путаница наблюдалась еще в дореволюционной статистической и экономической литературе при отнесении обществ к иностранным или российским[89]. Некоторые статистики, экономисты и правоведы считали иностранными лишь те общества, правления которых находились за границей. Одни авторы признавали отдельные акционерные предприятия русскими, другие считали их иностранными и т. д. В литературе нередко смешивали вложение иностранного капитала с его влиянием в той или иной отрасли хозяйства. Забегая немного вперед, необходимо отметить, что дискуссия по указанному вопросу имела продолжение уже в начале ХХ в. Именно в это время, на основе изученного ранее было дано наиболее интересное и полное разъяснение понятия «иностранная компания», принятое дореволюционной научной доктриной. Оно принадлежит В. Максимову[90]. По его словам, для признания компании иностранной не имеет значения национальность акционеров, так как подписчиками всякого учреждаемого в России общества могут быть иностранцы, а с другой стороны, при легкости сбыта акций первоначальные акционеры – русские подданные – «могут тотчас же замениться иностранцами и наоборот». В. Максимов говорит также, что не играет роли и место учреждения общества, так как тогда «национальность общества зависела бы от произвола учредителей». Национальность общества не зависит и от места нахождения его правления, в силу того что это обстоятельство обусловлено усмотрением самого общества. Согласно В. Максимову иностранными обществами могут быть признаны только те общества, центр деятельности которых находится за границей, что выражается в местонахождении правления общества или его имущества. В этом случае акционерные общества, учреждаемые хотя бы и иностранными подданными (следовательно, с использованием иностранного капитала. – Примеч. В. М.) для эксплуатации кавказских нефтяных источников или донских каменноугольных залежей, для освещения электричеством Москвы и т. п., не могут считаться иностранными и при своем возникновении должны «сообразовываться» с русскими законами. В представленном определении понятия «иностранная компания» совершенно не имеет значения собственно иностранный капитал, с помощью которого и на который организовываются эти общества. То есть, по-прежнему, деятельность иностранных капиталов в России никак не выделялась, и законодательно регулировалась лишь деятельность «иностранных компаний». Поэтому совершенно логично, что в поле зрения нашего исследования попадает законодательство, регулирующее их деятельность.

Исследователь иностранных капиталов Л. Воронов также рассматривал вопрос об определении иностранного предприятия с экономической и юридической точек зрения. Так, согласно экономической трактовке, иностранными предприятиями в России признавались те, которые целиком или в большей части принадлежали иностранным капиталистам. С юридической точки зрения упор делался на местонахождении устава и общего собрания за границей и не опубликовании уставов в Собрании Узаконений и Распоряжений Правительства. Эта точка зрения в целом совпадала с мнением В. Максимова. Юридическая классификация не обращала внимания на капитал, руководствуясь внешними признаками, и относила к категории национальных те многочисленные иностранные предприятия, уставы которых утверждены в России[91]. Поскольку большинством частных исследователей была принята юридическая классификация, размер иностранного капитала, по мнению Л. Воронова, был существенно занижен.

Что касается учета иностранного капитала, работавшего в России, то из общей его суммы легче всего оценить иностранный капитал в акционерных предприятиях в противоположность иностранному капиталу единоличных предприятий, так как начиная с 1887–1888 гг., был налажен централизованный учет первых[92]. Но, поскольку единоличные иностранные предприятия и предприниматели также прилагали свой капитал для деятельности в России и регулирование их деятельности не подпадало под акционерное законодательство, в данной работе рассматриваются как законодательные акты, определяющие порядок допуска и деятельности иностранных акционерных предприятий, так и другие вышеозначенные формы предпринимательства.

Сразу после реформы 1861 г. взаимоотношения предпринимателей регламентировались «Уставом торговым», который представлял собой переизданный без изменений, но переименованный «Свод учреждений и уставов торговых» 1832 г. Незначительные изменения в законодательстве не отвечали интенсивно развивающимся рыночным отношениям, поэтому Устав был предварен статьей, в которой указывалось, что «в случае недостатка этих законов применяются законы гражданские и принятые в торговле обычаи»[93]. Но обращение к таким гражданским законам на практике помогало мало[94]. В связи с бурным развитием промышленного производства требовались новые законодательные акты, отменяющие ограничения, запреты и дискриминацию, отрицательно влияющие на экономическое развитие. «Положение о пошлинах за право торговли и других промыслов»[95] от 1 января 1863 г. должно было изменить ситуацию и устранить препятствия для развития торговли и промышленности.

Прежний принцип, согласно которому «торговля и промышленность есть право одних лишь русских подданных купеческого состояния»[96], уступает место новому принципу: право заниматься торговлей и промышленностью в России есть право всякого человека, будь то русский подданный или иностранец. Статья 21 Положения говорит, что купеческие и промысловые свидетельства «могут быть выдаваемы лицам обоего пола, русским подданным всех сословий и иностранцам».

Однако это правило не было проведено последовательно в законодательстве, чему мешала, в свою очередь, невыдержанность принципа бессословности при занятии торговлей и промышленным производством. Наряду с мелочной и разносной торговлей, мещанские промыслы были разрешены как русским, так и иностранным подданным (ст. 12 «Положения о пошлинах за право торговли и других промыслов» от 9 февраля 1865 г., являющегося исправленным и дополненным изданием одноименного Положения 1863 г.[97]). Необходимо отметить, что еще в начале XIX в. в 1818 г. иностранным ремесленникам было разрешено заниматься «ремеслами в Столицах» с выплатами податей[98], а позже – в 1825 г. – разрешено заниматься ремеслами во всех городах Российской Империи с податью в казну по 20 рублей ежегодно[99]. Но устройством фабрик и заводов, а также оптовой и розничной торговлей, могли заниматься все лица купеческого сословия. Это указывало на то, что если до закона от 9 февраля 1865 г. иностранные подданные в случае устройства в России фабрик и заводов обязаны были в течение первых 10 лет записываться во 2-ю и 3-ю гильдии без вступления в русское подданство, а по окончании этого срока вступать в подданство или продавать заведения, то теперь иностранные предприниматели и купцы уравнивались в правах и обязанностях с русскими подданными, т. е. им предоставлялся национальный режим для осуществления данных видов деятельности. Исключение составляло лишь право на каботажное судоходство, которое оставалось привилегией русских граждан. Для обладания правом занятия фабрично-заводской промышленностью или оптовой торговлей необходимо было причислиться в купеческое сословие путем приобретения купеческого гильдейского свидетельства, которое, кроме вышеперечисленных прав, предоставляло купеческое звание и связанные с ним личные преимущества. Таким образом, сословный порядок в отношении фабрично-заводской промышленности и оптовой торговли сохранялся до 1898 г., что препятствовало экономическому развитию страны и широкомасштабному притоку иностранных капиталов.

И только 3 июня 1898 г. Положение о государственном промысловом налоге[100] окончательно отвергло сословное начало в торговле и промышленности. «Право производства всех видов торговли и промышленности обусловливается выборкою промысловых свидетельств, которые сами по себе никаких сословных преимуществ не предоставляют»[101]. Таким образом, право на занятие торговлей и промышленностью лишь в самом конце XIX в. стало независимым от права приписки к купеческому сословию.

Данное Положение вводило ограничения для занятия торгово-промышленной деятельностью определенным категориям русских подданных: духовенству, государственным чиновникам и членам их семейств и т. д., а также в крупной промышленности – и для иностранцев. Несмотря на то, что частные заводы и фабрики могли быть учреждаемы частными лицами, товариществами и компаниями[102], согласно Положению, иностранцы не допускались к приобретению недвижимого имущества, необходимого для создания предприятий. Этот принцип был законодательно закреплен постфактум в «условиях деятельности» иностранных акционерных обществ в России. Большая часть остальных ограничений касалась разных видов горного промысла, добычи золота, каменного угля, нефти и т. д.[103] Эти условия также нашли свое отражение в акционерном законодательстве об иностранных компаниях, о чем мы поговорим ниже. Специальные ограничения для деятельности иностранцев были вызваны соображениями военной безопасности государства. Так, ст. 265 Устава о промышленности[104] устанавливала, что собственниками и содержателями, а также управляющими пороховых заводов, могут быть лишь русские подданные. Но в частных заведениях для приготовления капсюлей к охотничьему оружию «собственниками и содержателями, а также управляющими оных могут быть как русские подданные, так и иностранцы»[105]. Но, тем не менее, исключительной заслугой Положения о государственном промысловом налоге 1898 г. являлась отмена сословного начала в торговле и промышленности. Прогрессивные ученые конца XIX в. высказывали надежду на то, что «XX век покончит с пережитками дореформенного порядка и осуществит в жизни принцип, который положен в основу закона 1 января 1863 г., что каждый человек имеет право свободно заниматься всеми дозволенными промыслами на всем пространстве Империи»[106].

Иностранные капиталы, как таковые, в рассматриваемых законодательных актах никак не выделялись и попадали под юрисдикцию страны их приложения. Законы акцентировали внимание лишь на их владельцах. Но веяния времени и пореформенные изменения требовали заострения внимания правительства на этом вопросе. Возникновение его в поле зрения чиновников было связано с реформированием акционерного законодательства в начале 60-х гг. XIX в. Тогда, в связи с заключением специальных конвенций с Францией, Бельгией, Италией и Австрией о правовом положении в России учрежденных за рубежом компаний, в очередной законопроект об акционерных обществах был добавлен пункт о том, что иностранные акционерные компании «пользуются… в России всеми их правами, сообразуясь с законами Империи»[107].

Необходимо отметить, что наши законы об иностранных акционерных обществах были созданы под прямым влиянием французского права, как и первые железнодорожные концессии. Необходимость законодательного регулирования бурно развивающейся акционерной формы предпринимательства возникла во Франции и Бельгии, начиная с середины XIX в. Именно французский закон от 30 мая 1857 г. избрал принцип признания акционерных иностранных обществ по отдельным государствам, причем условием такого признания ставился принцип взаимности, т. е. предварительное или одновременное признание иностранным государством французских акционерных обществ[108]. Посредством специального императорского декрета (ч. 2 Закона) признавались акционерные общества почти всех европейских стран. Тот же принцип признания акционерных обществ по отдельным государствам под прямым воздействием французского права был принят и русским правительством. На его основании были заключены конвенции с ведущими европейскими державами.

Вопрос о деятельности в России иностранных компаний (согласно толкованию, принятому в рассматриваемое время, – компаний, учрежденных в других странах в соответствии с их законодательством[109], а в современном понимании – предприятий, полностью принадлежащих иностранным инвесторам, их дочерних предприятий и филиалов иностранных юридических лиц) впервые возник в 1863 г., при обсуждении в Государственном совете проекта образования Англо-Русского банка. Предполагалось, что акционерная компания для организации этого банка будет основана в Англии. Сам же банк должен был действовать в России. В этой связи Государственный совет усмотрел две проблемы, требующие решения.

Первая из них заключалась в установлении самого порядка возникновения и деятельности в России иностранных компаний. Поскольку такие компании учреждались по законам других государств, не исключалась возможность, что они дадут «повод» этим государствам «к каким-либо политическим… притязаниям» к стране, где действуют эти компании «под видом заступничества за интересы своих подданных»[110]. Однако было признано, что подобные притязания могут быть направлены «сильною державою к слабой», что не отражало взаимного положения Англии и России. Следующее опасение – о возможности Англии с образованием Англо-Русского банка влиять на хозяйственные дела и общественное мнение России и была отвергнута как не имеющая оснований. В политическом отношении образование Англо-Русского банка не вызывало возражений. Вместе с тем было признано, что иностранные компании могли действовать в России лишь с особого разрешения правительства.

Вторая проблема, подвергшаяся рассмотрению, – это выяснение экономического значения для России иностранных капиталов в целом. Во многих инстанциях было признано желательным скорейшее образование банка, а также исключительная польза для России иностранных капиталов. Но были и разногласия, которые положили начало дискуссии, длившейся многие десятилетия, о пользе и вреде иностранных инвестиций для экономического развития страны. Этот вопрос будет рассмотрен подробнее ниже. Тем не менее, Государственный совет одобрил организацию Англо-Русского банка, хотя банк так и не был создан вследствие отказа от этой идеи самих учредителей. Вместе с тем, были одобрены общие принципы правительственной политики по отношению к иностранным капиталам вообще и к иностранным компаниям в частности.

Фактически только в 80-х годах ХIХ в. в России начала регулироваться деятельность иностранных акционерных компаний. При этом иностранные предприниматели, помещая свои капиталы в России, создавали обычно акционерные компании. А последние являлись той формой промышленной организации, в которой «индивидуальность» не играет столь существенной роли, как в единоличных предприятиях. И уже внешняя форма организации иностранного капитала в нашей стране сама по себе в дальнейшем содействовала образованию синдикатов в России[111], которые, наряду с трестами, являлись основным видом объединения в различные организации наиболее значимых отраслей промышленности в начале ХХ в.[112] Появление иностранных акционерных компаний в большинстве своем относится к 1860-м гг. Их права в то время ничем не определялись. Как уже было отмечено, в 1863 г. подписана первая конвенция о правовом положении в России учрежденных во Франции компаний, причем ее текст почти дословно повторял аналогичный закон, принятый во Франции в 1857 г. Затем такие же конвенции (все на началах взаимности) были заключены с Бельгией и Германией (1865 г.), Италией (1866 г.), Австрией (1867 г.), Англией (ранее 1874 г.), Грецией (1887 г.)[113], а позднее – со Швейцарией (1903 г.), СевероАмериканскими Соединенными Штатами (1904 г.), Соединенным королевством Великобритании и Ирландии (1904 г.)[114] и некоторыми другими странами. В 1878 г. значение первых конвенций было разъяснено Министерством иностранных дел. В разъяснении указывалось, что за иностранными обществами в России признавалась лишь их правоспособность в качестве юридических лиц. Что же касается их дееспособности, то для производства операций в России они должны были испросить и получить Высочайшее разрешение. Такое разрешение давалось в форме утверждения так называемых «условий деятельности» данного общества в России, с опубликованием этих условий в Собрании Узаконений и Распоряжений Правительства. Последнее было вправе отказать в таком разрешении, выдвинуть требование изменить статус компании в части, относящейся к операциям в России, и определить условия ее деятельности в стране. Таким образом, к иностранным компаниям в России применялся разрешительный порядок деятельности. Но он не был полностью претворен в жизнь, и вплоть до 1887 г. множество иностранных компаний действовали в России без всякого разрешения. Тем не менее, именно с этого времени, а не с 20-х гг. ХХ в., как указывала Н. Г. Семилютина[115], разрешительный порядок становится определяющим в деятельности иностранных предприятий на территории России. Уже в начальный период, как мы увидим позже, разрешительный, или иначе – концессионный[116], порядок создания и деятельности конкретных предприятий отвечал всем условиям: наличие нормативного акта, устанавливающего орган, уполномоченный на выдачу требуемого разрешения, основания, на которых такие разрешения выдавались, и контроль за тем, чтобы хозяйственная деятельность организации не выходила за рамки разрешенной.

Между тем, главный вопрос при рассмотрении положения иностранных компаний заключался, по мнению юриста В. Максимова, именно в установлении условий, при которых они могут пользоваться правом производства в другой стране своей торговли и судебной защитой: должна ли их дееспособность обсуждаться по законам их возникновения или по законам места заключаемых сделок[117]. Решение этого вопроса ставилось в зависимость от того, рассматривалось ли акционерное соединение в качестве договорного отношения или в качестве юридического лица. В первом случае международное право признавало, что форма сделки должна сообразовываться с местом ее заключения, поэтому акционерное общество, «составленное» согласно требованиям национального права, должно иметь силу и в других государствах. Но договорный характер, как отмечал В. Максимов, отступал перед личным значением акционерного общества как корпорации. Поскольку в то время международное право твердо не определилось в вопросе правового положения иностранных юридических лиц, их дееспособность чаще всего устанавливалась на основании договоров между государствами.

Дискуссия на тему, является ли субъектом права юридическое лицо, учрежденное в другом государстве, и обладает ли оно процессуальной правоспособностью вне зависимости от заключения конвенций, продолжилась во время Первой мировой войны. Будет целесообразным привести основные точки зрения на данную проблему в этом разделе работы, так как они касались особенностей правового положения иностранных подданных и юридических лиц в мирное время. Многие авторы не без основания полагали, что если в условия деятельности конкретного общества входила обязанность этого общества по всем спорам, возникшим в связи с его деятельностью в России, «судиться в русских судебных установлениях», следовательно, независимо от конвенции о взаимном признании акционерных обществ, всякое иностранное общество, получившее разрешение производить операции в России, пользуется правом судебной защиты[118]. В правоприменительной практике известны случаи, когда акционерные общества, принадлежащие государствам, с которыми Россия не заключала конвенции и которые не имели разрешения на ведение деятельности в России, выступали в российских судах в качестве ответчиков (по сделкам, заключенным в России и для России). Это было связано с тем, что иск должен был предъявляться в России, как это было допущено разъяснениями Сената (таким обществам можно предъявлять иск «по месту постоянных занятий общества, обзаведения или недвижимого имущества его по месту совершения или исполнения сделки или обязательства, или по месту нахождения спорного имущества»)[119]. Возникали закономерные вопросы: может ли такой ответчик предъявить встречный иск и вправе ли суд считаться с таким лицом как с ответчиком, если оно лишено «судебной правоспособности»? Такие вопросы, как правило, решались положительно, и эти решения ни сомнений, ни протестов не вызывали. Наконец, теория разрешения и признаний потерпела в практике Сената полное крушение, когда в качестве истца в российском суде выступило иностранное государство (Греция). Здесь, конечно, не могло быть и речи о «дозволении». Сенат высказал свое мнение: «Если действующий закон не воспрещает иностранным государствам как юридическим лицам приобретать имущество в России, вступать на русской территории в частно-правовые сделки, то, очевидно, они не могут быть лишены и права судебной защиты в русских судебных учреждениях»[120]. Тем не менее, сенатская практика в исследуемый период отрицала право судебной защиты по отношению к государствам, с которыми не заключены конвенции о признании юридических лиц. В то же время, суды продолжали придерживаться точки зрения судебной свободы, а иностранные юридические лица по-прежнему допускались в качестве истцов и ответчиков невзирая на многочисленные решения Сената, отрицавшие это право[121]. Такой же точки зрения придерживались юристы-теоретики, основывавшие свои рассуждения на изначальном определении правоспособности, данном еще Победоносцевым и Шершеневичем[122]. Иначе говоря, возник юридический казус, который не нашел своего разрешения в России вплоть до революции 1917 г. При этом в правоприменительной практике некоторых зарубежных стран данная проблема была решена намного раньше. Например, 18 мая 1873 г. в Бельгии был издан закон, согласно которому все иностранные общества и юридические лица могут свободно производить операции и действовать в суде Бельгии. Ввиду этого отпала всякая необходимость в международной регламентации[123]. Однако заслуга русских судов и юристов заключалась в том, что была найдена верная линия рассуждений: конвенции, упоминающие о взаимном праве судебной защиты, не устанавливают новый порядок, а только подтверждают существующий[124].

Свои сторонники и противники были и у административной опеки в виде правительственного разрешения функционирования иностранных акционерных компаний в России. Кстати, в Европе к 1914 г. административная санкция уже нигде не требовалась, так как печальный опыт показал не только ее бесполезность, но и вред[125]. В тех странах, где было необходимо правительственное утверждение, обычно отрицалась дееспособность иностранных компаний, возникающих без него. В подтверждение этой позиции указывалось то обстоятельство, что собственные подданные, при отсутствии указанной правительственной опеки, ставились в худшее положение, нежели иностранцы, что административное разрешение устанавливалось ввиду охраны общественного интереса, который не мог страдать от того или иного взгляда иностранного законодательства, что акционерные общества других стран могли пользоваться свободой торговли и судебной защиты только при заключении между государствами особых договоров. Сторонники иной позиции приводили в доказательство ущемленное положение собственных подданных, выраженное в отсутствии у них права преследовать в судебном порядке иностранные общества, заключившие с ними сделки, в невозможности признания акционерных компаний других государств ответчиками, в свою очередь – невозможность этих компаний предъявить иск[126]. По установленному официальному порядку акционерные компании стран (Франции, Бельгии, Италии, Австрии, Германии, Греции, Швейцарии, Северо-Американских Соединенных Штатов и Соединенного королевства Великобритании и Ирландии), которые имели соответствующие конвенции с Россией на основе взаимности, свои конторы и вступали только в отдельные сделки с русскими подданными, признавались российским законодательством и пользовались правом судебной защиты. Но признание ограничивалось только судебной дееспособностью и не давало права на промыслы, то есть промышленную деятельность. Внешние же действия этих товариществ, сделки, заключенные ими, должны были соответствовать положениям русского законодательства, в то время как внутренние отношения обществ (споры акционеров с самим обществом), будучи подведомственными русским судебным установлениям, должны были рассматриваться в соответствии с законами, действовавшими в месте их образования. В дальнейшем эти принципы нашли отражение во всех комментариях и разъяснениях, в частности в последующих изданиях и переизданиях Закона «О товариществах по участкам, или компаниях на акциях», § 2, 3 разъяснений к ст. 2139[127].

Таким образом, дееспособность иностранных компаний наступала с момента выдачи разрешения российским правительством на производство операций в России, а правом судебной защиты в нашей стране, согласно официальной трактовке, могли пользоваться законно учрежденные акционерные общества и товарищества только тех иностранных государств, с которыми от имени России были заключены особые конвенции, основанные на правиле взаимности, т. е. такой же принцип должен был применяться «иностранными правительствами» по отношению к акционерным обществам и товариществам, законно учрежденным в России. Особо отмечалось, что принцип взаимности служил руководящим началом для международных соглашений о правах, учреждаемых с надлежащего разрешения акционерных обществ и других ассоциаций. Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о том, что взаимоотношения между странами, возникающие, в частности, на основе притока иностранных капиталов, заключались не в подчинении, а в союзе. Это, в свою очередь, опровергает положение, до недавнего времени господствовавшее в нашей исторической науке и культивируемое в настоящее время, согласно которому Россия становилась зависимой от иностранного капитала и обретала неравное положение по отношению к странам-донорам.

В конце 1871 г. министерствами финансов, внутренних дел и иностранных дел были выработаны одними из первых «условия деятельности» в России иностранных обществ, в частности страховых. Условия эти были довольно строги и отражали сдержанное отношение российского правительства к деятельности в стране иностранных страховых обществ.

Относительно деятельности в России основной массы торгово-промышленных акционерных компаний применялись, как отмечает Л. Е. Шепелев[128], весьма простые условия. Так, для Английского общества Балтийского судостроительного, машинного и механического завода в 1874 г. было установлено всего три пункта условий: во-первых, об учреждении в России ответственного агентства; во-вторых, о порядке разбора споров с обществом; в-третьих, о порядке приобретения им Балтийского завода.

Затем произошло последовательное и закономерное усложнение этих условий, что было отмечено еще в предыдущем параграфе данной главы, и увеличение разного рода предусматриваемых ими ограничений. К 1887 г., когда впервые были введены ограничения иностранного землевладения, «условия деятельности» насчитывали, как правило, уже десять пунктов. Согласно им, иностранная компания подчинялась всем действующим в России законам и постановлениям, общим или специально относящимся к акционерным предприятиям, особенно определявшим права иностранцев на промысловую деятельность и владение недвижимостью. Для управления делами иностранной компании в России должно было учреждаться ответственное агентство, которое было обязано публиковать ежегодные отчеты и представлять их в соответствующее министерство и местное губернское податное присутствие, а также извещать через печать о времени, месте и предметах занятий собраний акционеров. Специально оговаривалось, что объединение компании с другими, а также любое изменение устава могло иметь место только с особого разрешения российского правительства (подобное правило стало применяться под влиянием иностранного права, в частности германского)[129]. Компанию обязывали внести в Государственный особый банк залог в размере, устанавливаемом по соглашению Министерства финансов и Министерства внутренних дел. Долги компании и разного рода другие претензии к ней по операциям в России подлежали преимущественному удовлетворению за счет принадлежащего ей имущества и следующих в ее пользу платежей. Разбор споров по операциям в России должен был проводиться в русских судебных учреждениях на основании русских законов. Все эти достаточно суровые условия дополнялись еще одним, ставящим иностранные компании в полную зависимость от российского правительства: последнее оставляло «за собой право во всякое время… взять назад выданное разрешение на производство операций в России и потребовать их прекращения без всякого объяснения причин»[130].

В том же 1887 г. была проведена регистрация всех действовавших в стране иностранных компаний, и те из них, которые не располагали утвержденными «условиями деятельности», были обязаны ходатайствовать об их оформлении. Необходимость этого шага назрела, исходя из практики деятельности иностранных обществ. Дело в том, что в то время для образования русского акционерного общества и открытия им своей деятельности необходимо было пройти сложную процедуру, предписанную законом, и получить Высочайшее утверждение. Многие иностранные акционерные общества производили свои операции в России без всякого разрешения или с разрешения местной администрации, которая неправильно толковала законы и конвенции, предоставляя этим обществам безусловное право функционировать в России, уплачивая лишь соответствующие налоги. Вследствие этого Положение Кабинета министров от 9 ноября 1887 г. «О принятии мер для применения действующих постановлений к иностранным обществам, производящим свои операции в России»[131] разрешило всем иностранным акционерным обществам, производившим свои операции в России «без особого на сие Высочайшего разрешения, коим выданы были торговые документы на 1887 г., получить таковые и на 1888 г.» а также «испросить особого разрешения» на продолжение производства операций в России путем возбуждения ходатайств до 1 мая 1888 г. Те общества, которые не возбудят ходатайств «по сему предмету», должны будут прекратить свою торговую и промышленную деятельность в России к 1 января 1889 г. Во избежание принятия новых законодательных актов по каждому поводу в отношении иностранных акционерных обществ, в Кабинете Министров возник вопрос о необходимости принятия общего законоположения, определявшего порядок разрешения открытия деятельности в России иностранных акционерных обществ. Министерство иностранных дел отмечало, в частности, что «фактическое несоответствие в положении разрешенных у нас в разное время иностранных обществ одинаковых категорий, служит поводом… заключать совершенно неправильно о наших внутренних распоряжениях, может вместе с сим весьма неблагоприятно отражаться на наших международных интересах»[132]. Однако бывший в то время министром финансов И. А. Вышнеградский отклонил это предложение, и, как отмечала Канцелярия Комитета министров, «дальнейшая выработка условий для деятельности иностранных обществ в России продолжалась при рассмотрении каждого отдельного случая». Такая позиция И. А. Вышнеградского объяснялась неблагоприятным отношением в то время некоторых ведомств (особенно внутренних дел и юстиции) к деятельности в России иностранных акционерных компаний. Издание законодательных актов по частным вопросам о деятельности иностранных акционерных обществ не прекращалось. Для массы акционерных предприятий, чья деятельность в России сводилась к продаже своих или чужих изделий, было утверждено Положение Кабинета министров от 8 июля 1888 г. «О допущении некоторых акционерных обществ к производству своих операций в России без испрошения на сие особого высочайшего разрешения», которое освобождало от ходатайства на разрешение для проведения операций в России «те иностранные промышленные акционерные общества, деятельность которых в России ограничивается исключительно продажей изготовляемых за границей предметов, а также иностранные судоходные предприятия, основанные на судоходных началах, занимающиеся перевозкой грузов и пассажиров непосредственно между иностранными и русскими портами». Таким обществам предписывалось осуществлять свою деятельность в соответствии с общими для всех приказчиков иностранных купцов правилами и законами[133]. А между тем, создание сепаратного законодательства по вопросам всех (или хотя бы основных) аспектов деятельности иностранных предприятий позволило бы избежать разночтений и неправильных суждений о внутренних государственных распоряжениях, о чем говорил И. А. Вышнеградский.

Проведенная в 1887 г. регистрация всех действовавших в стране иностранных компаний и налаженный с 1887–1888 гг. их централизованный учет позволили получить наиболее достоверные данные о количестве таких компаний в России. До этой даты сведения такого порядка были неполными. Л. Е. Шепелев указывает на следующее число (табл. 1) иностранных компаний, возникших на 1897 г.

Таблица 1

Иностранные акционерные компании, действовавшие на территории России[134]

Поскольку под централизованный учет ранее не подпадали данные, указанные в таблице с 1869 по 1884 г., невозможно было обозначить количество учрежденных и реально открытых компаний. Данные о размере иностранного капитала в промышленности России и по отраслям представлены ниже.

Правительство также продолжало формировать условия для деятельности иностранных обществ в России при рассмотрении каждого конкретного случая. В рассматриваемый период было утверждено множество положений об условиях деятельности, которые в полном виде входили в Собрание Узаконений и Распоряжений Правительства. В этих «условиях» в основном соблюдались главные принципы, изложенные выше. Так, в Положении «Об условиях, на которых разрешено Французскому акционерному обществу под наименованием “Компания рудников Ахталы” производить свои операции в России»[135] указывалось и условие подчинения общества всем действующим и «имеющим быть изданным в России законам и правилам» (п. 2) и особые права иностранцев на владение недвижимостью, чтобы всякое приобретение недвижимой собственности совершалось на основании действующих в Империи законов «и притом исключительно для надобностей предприятия, по предварительному удостоверению местным губернаторским начальством, основанном на согласии с местным горным начальством, действительной потребности в таком приобретении» (п. 4). Для управления делами компании в России учреждалось ответственное агентство, обязанное публиковать ежегодные отчеты и представлять их в соответствующее министерство и местное губернское податное присутствие, а также извещать через печать о времени, месте и предметах занятий собраний акционеров (п. 5, 6, 7). Слияние или соединение компании с другими могло иметь место только с особого разрешения российского правительства (п. 9); претензии к компании по операциям в России подлежали преимущественному удовлетворению за счет принадлежащего ей имущества (п. 3); разбор споров по операциям в России должен был проводиться в русских судебных учреждениях на основании русских законов (п. 8). А вот условия об обязанности компании внести в Государственный особый банк залог, а также право российского правительства «во всякое время… взять назад выданное разрешение на производство операций в России и потребовать их прекращения без всякого объяснения причин» не оговаривались.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в конце XIX в. при легализации деятельности иностранных обществ в России имел место субъективизм, выражавшийся в определении условий деятельности для каждого отдельного иностранного предприятия. Следует подчеркнуть, что полностью равных условий для деятельности компаний подобного рода, а также национальных, не существовало. В Законе «О товариществах по участкам, или компаниях на акциях» по усмотрению правительства учреждение компании на акциях разрешается в трояком виде: «или 1) дается одно простое дозволение составить компанию, без присвоения ей каких-либо изъятий из общего порядка; или 2) предоставляются вместе с тем некоторые особые преимущества в виде временных изъятий из общих правил, как то льготы в податях и повинностях и т. п.; или же 3) даруется компании привилегия, т. е. исключительное право действия, с воспрещением того же предприятия, в течение известного срока, всем другим»[136]. То есть компании, как русские, так и иностранные (что говорило о национальном режиме деятельности последних), чья деятельность признавалась особенно полезной (однако критерии этой полезности нигде не были указаны), получали право на монопольную деятельность в этой области и на другие льготы в течение известного срока. Например, освобождение от тех или иных налогов и сборов (как в случае с французской «Компанией рудников Ахталы») или же прямые субсидии. Кроме того, на иностранных инвесторов распространялась та же система налогообложения, что и на российских предпринимателей[137]. Для поддержки некоторых компаний правительство приобретало их акции (небольшие пакеты), а затем передавало их в пользу компаний[138].

В октябре 1888 г. при рассмотрении в Кабинете министров вопроса о разрешении операций в России одного из иностранных обществ (австрийского акционерного общества «Фабрика пистонов и патронов, бывшая Селлие и Белло») И. А. Вышнеградский счел необходимым высказать и обосновать свое принципиальное мнение относительно привлечения в Россию иностранных капиталов вообще и иностранных компаний в частности: «Эксплуатация естественных богатств страны, а затем и ведение всякого торгово-промышленного предприятия посредством национальных капиталов в экономическом отношении представляют несомненные преимущества сравнительно с тем порядком вещей, который создается при привлечении к делу иностранных капиталов. Так, в первом случае прибыль от предприятия остается внутри страны, увеличивая национальные капиталы, а во втором прибыль эта обращается за границу, обогащая иностранные государства, тем не менее, при сравнительном недостатке в России капиталов и существующей вследствие сего дороговизне на них, затруднение доступа иностранным капиталам к производству промышленных предприятий в России представлялось бы нежелательным для дальнейшего развития отечественной промышленности»[139]. Необходимо отметить, что время опровергнет тезис Вышнеградского об обращении прибыли иностранных предприятий исключительно за границу. Дискуссионные вопросы о пользе и вреде иностранных инвестиций в экономику России будут рассмотрены нами ниже. Но при всем неблагоприятном отношении правительственных кругов к деятельности иностранных компаний И. А. Вышнеградский признавал необходимым условием развития отечественной промышленности привлечение иностранных капиталов, что будет способствовать не только усовершенствованию в различных отраслях производства, но и способствовать распространению в рабочем населении полезных технических знаний.

Ставка Министерства финансов на сепаратное законодательство относительно иностранных компаний в конечном счете себя оправдала. Канцелярия Комитета министров имела основания констатировать, что практика рассмотрения каждого из «условий деятельности» в отдельности «в существе своем привела к исключению в большинстве случаев некоторых более стеснительных для обществ условий», о чем говорилось выше. Как это имело место в отношении русских компаний, льготы в первую очередь были предоставлены горнопромышленным предприятиям. В частности, из «условий деятельности» исключался тот пункт, согласно которому российское правительство оставляло за собой право в любое время прекратить деятельность иностранных компаний без объяснения причин. В общем порядке это правило было отменено 3 декабря 1898 г., вследствие того, как разъясняла та же Канцелярия, «что оно вызывало весьма неблагоприятные толкования в заграничных промышленных и коммерческих сферах, порождая недоверие к устойчивости правил, определяющих положение иностранных компаний в России»[140].

В итоге к концу XIX в. сложилось такое положение, при котором для деятельности иностранных компаний в России существовали более льготные условия, чем для отечественных. В качестве общего подтверждения этого Канцелярия Комитета министров указывала на случаи отказа некоторых иностранных компаний реорганизовываться в российские для получения частных привилегий. Напротив, Министерство финансов было осведомлено о фактах обращения учредителей – русских подданных к образованию для эксплуатации в России компаний по иностранным уставам, так как этим способом легче и скорее достигалось учреждение обществ. Более того, германские акционерные предприятия создали «общность интересов», заключая между собой договоры о взаимодействии с целью преодоления конкуренции российских предприятий[141]. Это шло вразрез с интересами русского народного хозяйства, мешало ассимиляции германских предприятий в России[142]. Перегибы в решениях относительно допуска к деятельности в России предприятий с иностранными инвестициями в виде, с одной стороны, права российского правительства в любое время прекратить деятельность иностранных компаний без объяснения причин, а с другой – не принятия мер к ограничению конкуренции иностранных обществ российским производителям вели к несбалансированности и нестабильности политики в области привлечения иностранного капитала. Более устойчивым этот процесс становится в начале ХХ в.

Как отмечает А. Г. Донгаров, образование собственных компаний было «не единственной и не главной формой иммиграции иностранного капитала». По его сведениям, на такую форму в рассматриваемый период приходилось чуть больше 40 % общего размера иностранных инвестиций. Остальной капитал был вложен в акции российских обществ (в современном определении – предприятий с долевым участием иностранных инвестиций, их дочерних предприятий и филиалов). Следует оговориться, что приводимые в изученных литературных источниках данные, как о статистике форм организации иностранного капитала, так и о размерах прямых иностранных инвестиций, не могут считаться абсолютно полными и точными. Главная трудность при их подсчете, как отмечал Л. Я. Эвентов, «заключается в крайней текучести и неуловимости самого объекта статистической фиксации – денежного капитала в его разновидности»[143]. В связи с этим точно не определена доля иностранного участия в российских акционерных обществах. Не случайны и расхождения между данными различных исследователей о размерах иностранных капиталовложений в экономику России. Тем не менее, известно, что капитал разных «национальностей» имел свои предпочтения: французский и бельгийский капиталы применяли обе формы инвестирования (создание собственных компаний и приобретение акций русских обществ), германский капитал вкладывался на ³/₄ в акции российских обществ и лишь ¹/₄ – в создание собственных компаний; что же касается английского капитала, то он преимущественно (на ²/₃) стремился к созданию своих компаний[144].

Образование совместных акционерных компаний и определение условий их деятельности, возникших и действовавших на основе утвержденных в России уставов, происходило в соответствии с принятым акционерным законодательством относительно русских компаний. По общему правилу, действовавшему в отношении всех акционерных компаний, уставы акционерных обществ и паевых товариществ (с обозначением учредителей) подлежали опубликованию в Собрании Узаконений и Распоряжений Правительства. А отчеты и балансы предприятий, обязанных публичной отчетностью, публикации о созыве общих собраний, об уплате дивидендов и об открытии действий новых предприятий, а также отчеты об общих собраниях акционерных и паевых предприятий, биржевые бюллетени и разные сведения об означенных предприятиях в дореволюционной России публиковались в «Вестнике Финансов», «Торгово-Промышленной газете», «Биржевых Ведомостей» или «Биржевой газете»[145].

С 1871 г. правительство фактически отказывается от запрещения выпуска безымянных акций. Разрешение на выпуск этих акций давалось и раньше, что обосновывалось большими удобствами привлечения иностранных капиталов, хотя владение иностранцев предъявительскими акциями не запрещалось. Именные акции сохранялись лишь для сравнительно немногих в те годы компаний, акционерами которых по закону могли быть только русские подданные, – компаний каботажного судоходства по Каспийскому морю (с 1869 г.)[146]. Впоследствии иностранцам вообще было запрещено заниматься каботажным судоходством вдоль берегов России, так как это препятствовало созданию русского каботажного флота[147].

В 1870-х гг. были введены ограничения по составу администрации железнодорожных и пароходных акционерных обществ: в уставы внесено требование о том, чтобы все или часть лиц их администрации были русскими подданными. С начала 1880-х гг. те же требования выдвигались уже и в отношении администрации страховых, горнопромышленных и некоторых других акционерных обществ. Законом от 14 марта 1887 г. в губерниях Царства Польского, а также в Бессарабской, Виленской, Витебской, Волынской, Гродненской, Киевской, Ковенской, Курляндской, Лифляндской, Минской и Подольской губерниях иностранным подданным и иностранным компаниям (что специально оговаривалось) были вообще запрещены приобретение и аренда земли и управление недвижимой собственностью вне городских поселений[148]. Вследствие этого, приобретение земли в районах, которые подпадали под действие данного закона, стало разрешаться русским подданным лишь в том случае, если в составе их акционеров не имелось дискриминируемых лиц. Поэтому акции таких компаний могли быть только именными. Постепенно в уставы большинства компаний, расположенных на указанных территориях, стала вводиться оговорка о том, что в случае приобретения земли акционерами компаний могли быть лишь лица, имевшие право владения землей в этих районах. Закон обратной силы не имел, чем в немалой степени усиливался хаос в правовом положении даже вполне однородных компаний[149]. С 1892 г. для нефтепромышленных компаний устанавливалось правило, согласно которому участие в составе акционеров иностранных подданных и приобретение этими компаниями нефтеносных земель должно было особо разрешаться Министерством государственных имуществ. Законом от 29 ноября 1893 г.[150] в вышеприведенный список губерний, где приобретение земли иностранным подданным и иностранным компаниям было запрещено, был включен Туркестанский край. При этом акционерные компании печатного и издательского дела могли иметь лишь именные акции, однако без ограничения состава акционеров. Подобного рода ограничения коснулись и финансово-кредитной сферы, например «Устав Лудзинской биржи»[151] определял, что «в число членов Биржевого Комитета не могут быть избираемы иностранные подданные».

Конец ознакомительного фрагмента.