Глава 6. Сон наяву или жизнь в светлом Ашраме
Наступило то самое, последнее воскресенье перед началом курса для учителей йоги в Пармат Никетане. Я решила, что пора включаться, и переехала в Ашрам. Мне достался милый простой номер с горячей водой на втором этаже корпуса «Ямуна». Было почти восемь утра, и приветливый мальчик на ресепшн предложил позавтракать сразу после заселения. Это было очень кстати! Закинув рюкзак в комнату, я поспешила в указанном направлении. И что же я увидела? Огромный зал и – как и в Дели – ни одного белого лица. Индусы принялись смотреть на меня, как на загадочного зверька из зоопарка – стало немного не по себе. Где же все европейцы? Неужели каждого ученика здесь встречают с таким недоумением на лице? Непостижимо! Но голод уже громко напоминал о себе, и я прошла к большим котлам. Там оказались не популярные в Индии рис и дал, а лепешки. Взяв одну из них и полив ее какой-то странной густой массой, оказавшейся, кстати говоря, необычайно вкусным кокосовым сиропом, я налила в свободную жестяную кружку чай с молоком и присела за столик в самом дальнем углу. Однако это меня не спасло от сотни глаз и потока постоянно сменяющихся собеседников за тем крохотным столиком, явно рассчитанным на одного седока. Все расспрашивали, что я тут делаю, а я честно отвечала, что приехала учиться йоге. Наконец, все это закончилось. Чай был выпит, лепешка съедена и, попрощавшись с последним интересующимся, я поспешила на воздух.
И тут меня разобрал хохот! Я решила сдать ключи и уже стояла у ресепшн, когда увидела толпу иностранцев у входа в какое-то помещение. Несколько шагов – и все стало ясно: вот она столовая для гостей! Я 10 минут сидела, жевала лепешку, и никто не проронил и слова, о том, что я ошиблась дверью. Обожаю Индию!
После курьезного завтрака захотелось посмотреть Ашрам.
Там оказалось несколько корпусов для мальчиков-санньясинов, изучавших санскрит, корпус для иностранных студентов, дома для персонала и – в отдалении за автостоянкой – трехэтажный тихий корпус, предназначенный для занятий йогой, медитацией и пранаямой. Все вполне удобно, не считая того, что каждое утро, день и вечер дорога в зал для занятий будет проходить через парк, в котором хозяйничают дикие обезьяны. Но я решила об этом просто не думать и вышла к Ганге.
Ганга всегда великолепна, а особенно утром. Солнце отражается в каждом ее серебряном изгибе и вселяет уверенность в своих силах. Я твердо решила, что все получится – я закончу курс и стану делиться знаниями, путешествуя по всему миру… но тут мои светлые грезы оборвал громкий чих – это был Слава, и совесть напомнила о себе… За всем этим переселением в Ашрам, я совсем позабыла о нашей встрече с ребятами. Мы хотели пойти на водопады, и Слава даже успел организовать трансфер, но Влад, по всей видимости, проспал, да и я совсем потеряла счет времени. Как славно, что Слава случайно оказался в нужное время в нужном месте.
На самом деле, не увидев никого у моста, где мы втроем договаривались встретиться, Слава покачал головой и пошел на завтрак в лучшее для этого место – Офис.
«Офис», как не сразу можно догадаться из названия – известное на весь Ришикеш кафе, где можно одновременно наслаждаться фруктовым салатом и любоваться Гангой. А я как раз стояла на набережной той самой реки, где друг меня без труда и обнаружил. Мы взяли по масала чаю и уселись на террасе. Отличный вид, милый мальчик Кришна, ловко колдующий над салатами и соками, и конечно же, «изюминка» заведения – фруктовые самосы (жареные пирожки), появившиеся здесь когда-то благодаря какому-то веселому австралийцу, сделали так, что в этот «Офис» ходили все охотнее, чем даже в самый головокружительный бизнес-центр.
У Славы было чудесное качество – он никогда ни на кого не обижался. По крайней мере, о моем опоздании он забыл уже через минуту, а Влад, как и следовало ожидать, «случайно» зашел к нам, едва мы пригубили обжигающий чай. Влад был на мосту Рам Джула в назначенное время, но Слава его каким-то мистическим образом не заметил. Только потом мы, наконец-то, поняли, что наш рассеянный художник был не на мосту, а под мостом – на той самой третьей ступеньке. Мы пригласили друга на подушки, служившие здесь креслами, и стали продумывать путь к водопаду. В итоге, победил Слава, убедив нас воспользоваться услугами местных такси, и мы впоследствии были признательны ему за настойчивость.
Путь на водопады оказался не настолько прост. Таксист довез нас до какой-то горы, и однозначно дал понять, что дальше – мы как-нибудь сами. Нам предстоял пеший подъем на неизвестную тогда высоту. Было очень жарко, мы лихо взбирались вверх, но все, кто встречался нам на пути, уверенно отвечали, что путь к водопаду перекрыт. А мы все равно шли и шли. И вдруг поняли, в чем дело – примерно на середине горы индусам взбрело в голову самое необычное – укладывать асфальт! Зачем это делалось на очень небольшом участке в предгорьях Гималаев ответить было сложно, но пройти было еще сложнее, однако, самым сложным было вернуться назад теперь, когда мы уже слышали чарующий шум мощной струи водопада. Надо сказать, что в наш паломнический поход мы отправились босиком – все же священна эта земля. Да и вьетнамки не очень для трекинга подходили. И вот перед нами раскаленный асфальт, растерянные лица рабочих и больше ничего. Первый пошел Слава, потом Влад, следом за ними – я. Мы, как мистические йоги, шли по дымящейся дороге, не спеша, осознанно, и – о чудо! Дорога оказалась не горячей, а теплой. Рабочие, конечно, смотрели на нас, мягко говоря, с удивлением, но ничего не сказали. Так мы оказались у прекрасного водопада: теперь нас обжигали ледяные струи воды, смывая усталость пути и наполняя силой.
А на следующий день, после обеда, начались постоянные дежавю.
Первый день занятий – всем студентам предлагают сесть в круг. Второй – раздают толстые тетради с мантрами11 и их переводом. Все бы ничего, если бы открыв свою тетрадь, я не увидела совершенно белые страницы.
Сразу вспомнился сон и те три вопроса, записанные в пустые толстые тетради.
Дальше – больше! Каждый день вмещал в себя весьма насыщенное расписание.
В пять утра – подъем, стакан воды и обязательный прохладный душ. В шесть, с класса пранаямы, начинались занятия. И понеслась! С семи до восьми тридцати мы гнулись на хатха йоге. Потом собирались за долгожданным завтраком, состоящим преимущественно из аюрведических каш (самых неожиданных сочетаний бобов, круп и специй), чая с молоком (как выяснилось позже, многие студенты предпочитали упрямо верить в то, что это был хоть и слабенький, но все-таки кофе) и даже фруктов, что было большим исключением, сделанным для нашей прихотливой группы. Обычно на завтрак отводилось примерно полчаса. Оставалось еще минут пятнадцать-двадцать перевести дух, чтобы уже в девять тридцать углубиться в изучение курса по методике преподавания йоги, после которого, без лишних проволочек, ровно в десять тридцать начиналось пение мантр или чантинг. Чантинг плавно перетекал в лекцию по чтению и толкованию первоисточников («Бхагавад Гиты»12 и «Йога-сутр»13 Патанджали) – мы просто меняли книжечки с мантрами на внешне примерно такие же – с сутрами. С двенадцати до тринадцати был час карма-йоги (бескорыстное служение: мытье полов и прочая уборка), а затем в час дня нас ждал заслуженный сытный обед. И все бы было просто чудесно за этой поистине желанной трапезой, если бы не одно условие – вкушать пищу в полной тишине.
Ох, сложно передать, как непросто нам давались эти немые минуты столь редкого свободного времени. Так хотелось поделиться своими маленькими открытиями, сделанными во время практики, обменяться впечатлениями и вообще узнать друг друга получше, но мы просто наполняли тарелки, садились в падмасану14 и принимались за еду. Однако позже все мы смогли оценить неоспоримые плюсы этого молчания. Благодаря осознанности за обедом многие из нас забыли (конечно не сразу) про переедание и умудрились сохранить в порядке желудок, но самое главное – мы научились чувствовать вкусы еды. И именно вкусы, а не вкус.
Есть такое правило в аюрведе – для хорошего усвоения пищи и насыщения физического, духовного и эмоционального тела, еда должна сочетать в себе шесть вкусов: кислый, сладкий, горький, жгучий или острый, соленый и терпкий или вяжущий. Потребность эта вполне обоснована: все эти виды вкусов присутствуют в плазме крови. Так что если трапеза состоит преимущественно только из сладкого, соленого или каких либо других одного-двух-трех или даже четырех вкусов, поесть, конечно, можно, но это будет из серии компромиссов с собственным организмом. Но, как известно, желудок, как и мозг, не любители компромиссов. Они тот же час уличат вас в обмане и вскоре попросят чего-нибудь новенькое. В те дни мне сразу стали понятны рецепты многих индийских блюд и даже напитков. Оказывается, пряный чай, сладости, состоящие из круп, специй, фруктов, овощей и орехов одновременно и даже стремление уличных торговцев посыпать свежий огурец всем на Свете, а именно: солью, перцем, сахаром, в довершение сдобрив лимоном – вовсе не причуды, а просто мудрое влияние аюрведы! Но вернемся к нашему обеду. Казалось бы, стандартное сочетание: рис, дал, сабджи и чапати. Но рис, оказывается, на самом деле не пресный, а чуть сладковатый. Овощное сабджи: кисло-сладко-соленое, а если добавить бамию (овощ с телом фасоли и вкусом зеленого перца и кабачка одновременно) – с приятной горчинкой и вяжущее. Дал вообще идеален: он и соленый, и в меру острый, горький и терпкий. Его основной ингредиент – бобы – сами по себе сладковаты, а наличие помидора дает кислинку. Ну а постные чапати совсем скоро стали казаться и вовсе особым лакомством наподобие тонких французских блинчиков. Все это могло остаться за кадром, если бы не мудрое условие тишины и осознанности. И что уж точно было бы нереально, если бы мы, за увлекательным разговором, мели все с тарелок, так это встать и всего час спустя легкой походкой отправиться в зал для йоги, где в 14.00 нас уже ожидали на втором, более прикладном занятии для будущих преподавателей с проработкой мельчайших деталей асан. И снова в бой! В 15.30 мы просто убирали тетради (но не коврики) и приступали к полноценной полуторачасовой практике йоги. Разомлевшие после шавасаны (позы расслабления) мы спешили в душ, чтобы в 17.30 успеть застать еще одно чудо – Аарати.
В Ришикеше нет кино и театров, да они там и не нужны, но без чего уж точно не представить столицу йогов – это без Ганга Аарати. Набережная напротив Пармат Никетана издалека начинает казаться укрытой небывалых размеров цветным покрывалом: санньясины в оранжевом, студенты в белом, гости со всего мира во всех его цветах заполняют каждый квадратный сантиметр ступеней, ведущих к священной реке. На закате, когда зрительный зал полон, начинается оно – сказочное представление! Звучат мантры, пуджари (ведущий мероприятия) зажигает волшебную лампу, и совершает ею круговые движения вокруг алтаря. Затем освященное пламя предлагается присутствующим. И сотни людей, вместо того, чтобы толкать друг друга, по очереди протягивают руки к огню, чтобы «умыться» им: очистить уязвимое физическое тело от болезней, ум – от непостоянства и вечно бегущих мыслей, а сердце наполнить теплом Божественного света. И тогда становится совершенно ясно, что все это не представление, на «трибунах» сидят не зрители и пуджари не просто «ведущий». Это священный ритуал почитания Бога пламенем живого огня, и каждый участник здесь не случаен. Каждый вечер все эти люди приходят сюда, как на свидание с Богом, чтобы самозабвенно петь мантры, хлопать в ладоши и благодарить Его за все, что у них есть. В руках у многих маленькие корзиночки из банановых листьев с лепестками роз и крохотными свечками. Быстрая Ганга с любовью принимает каждый подарок, и вот солнце садится, а свет не гаснет: он продолжает жить с трепетом маленьких, но ярких свечей, зажженных от божественного огня и от чистого сердца.
Так мы встречали закат и провожали еще один светлый день.
Наполненные духовно, для пущей гармонии, мы шли наполняться физически: в 19.30 был ужин. Хоть целый час мы могли просидеть в столовой, продолжая тему наполнения или отправиться на прогулку, но не более, чем на час! Ведь в полдевятого всех гулен и гурманов собирала медитация. И, в общем-то, не удивительно, что в 21.30 открывая глаза после «внутреннего созерцания», мы спешили их снова закрыть, только уже на подушках и в горизонтальном положении.
И все было бы великолепно, если бы не одно «но»: все это расписание и даже набор асан повторялись изо дня в день. Все шло по кругу. Мне стало интересно – что же я выберу на самом деле – наяву, а не во сне, где я ухожу из ашрама и нахожу себя в ночном клубе в Москве с тремя вопросами (хорошо, не пулями) в голове и ощущением бессмысленности побегов – ведь ничего не меняется, просто круги становятся побольше.
Мы все постоянно возвращаемся в свою «Москву» – набор привычных действий, людей, которых мы тащим за собой целую жизнь и очень переживаем, когда хоть кто-то из них все же находит смелость выйти из круга и идти своей дорогой. Сразу думаем, что-то с ним не так: он уже не пьет виски, не ест мясо, не спешит подсидеть начальника – да не иначе как сошел с ума! Однажды моя близкая подруга детства сказала с тяжелым вздохом сожаления, что с тех пор, как я стала заниматься йогой и встретила своего первого учителя, я уже не та, а я молча смотрела на нее и думала, что как раз именно тогда и началась моя жизнь.
Но что меня ожидает здесь, в светлом ашраме Parmarth Niketan?
А ожидало – много тепла и искренних людей! Весь наш разношерстный курс в возрасте от 20 до 45: из Бразилии, Латвии, Израиля, Канады, США, Франции, России, Мексики, Южной Африки, Германии и самой Индии – можно было без труда отличить по белоснежным одеждам и веселым улыбкам. Мне повезло жить под одним потолком с самой заботливой на всем белом Свете американкой Меган и дружить с самой душевной израильтянкой Джулией, рожденной в перестроечной России. Меган, как родная сестра, тихонько будила меня в 5.15 и угощала чаем с имбирем и лимоном, который умудрялась бесшумно заварить, в то время как я силилась разлепить веки, лежа на жесткой монастырской кровати. Тем не менее, не проснуться было невозможно: ровно в пять в здании прямо под нашими окнами начинали петь монахи, прерывая любую фазу сна. А как только мозг начинал свои утренние интерпретации, лежать становилось бессмысленно: он живо и очень правдоподобно рисовал картины будущих занятий и трубил во все гудки о приближении нового чудного, неповторимого, наполненного открытиями дня.
Хорошенько взбодрившись под холодным душем, пока в жестяной кружке лениво остывал ароматный чай, я спешила к другой монастырской сестренке – Юле (той самой Джулии), для того, чтобы передать эстафетную палочку пробуждения, подняв ее с постели. Однако не всегда эффективно. Зачастую, Юля подбежав к двери с бодрым криком: «уже бегу!», вселяющим надежду на ее серьезный настрой отправиться на пранаяму, вновь отходила ко сну, что и не удивительно, ведь накануне в десять вечера она гуляла с каким-то древним бабОй (святым человеком), ходила на Гангу, пела полюбившиеся ей мантры – в общем, до полуночи была занята.
В монастыре мне повстречался еще один хороший человек. В один из первых дней Олег подошел ко мне у священной реки, но я была в таком безупречном состоянии счастья от созерцания всего этого праздника жизни, именуемого Аарати, что просто на него посмотрела и не смогла сказать ни слова в ответ. А через несколько дней сон опять напомнил о себе. Мы сидели в кругу после вечернего занятия по йоге и беседовали. Каждый из нас рассказывал о себе: увлечения, цели, профессия. Тогда и выяснилосье, что на нашем курсе многие, как и в московском сне – это актеры, бизнесмены, писатели. В общем, в тот вечер пришлось мне сознаться, что я бывший директор кадрового агентства, а Олегу, что он бывший генеральный менеджер крупной компании. Тем не менее, из всей группы, мы с ним оказались единственными, кто все же ушел из бизнеса, поняв, что есть и другая жизнь, помимо офиса, и как-то ненавязчиво начали общаться. Олег сразу поразил меня своим честным взглядом, желанием брать ответственность тогда, когда многие все же неохотно на это шли и, конечно же, тем, как он мыл полы!
Однажды я пришла на занятие пораньше, когда еще трудились карма-йоги, чья очередь была мыть полы в тот день, и увидела настойчивую капель со второго этажа. Это был Олег. Он просто вылил ведро воды – и разом все очистилось, а потом хорошенько прошелся шваброй. Пол блестел, а мы смеялись и восторгались эффективностью этого простого флотского метода.
А еще у нас были незабываемые завтраки с видом на Гангу. Олег перехватывал меня перед самым входом в столовую, не дав наесться какой-нибудь дурацкой каши с фасолью, и, порой даже подтаскивая меня волоком, заставлял оказаться у панорамного окна в его улучшенном номере, для того, чтобы насладиться солнечными плодами манго, бархатистой папайей и крепким имбирным чаем. В те редкие минуты свободы от расписания, мы часто завтракали на его подоконнике и болтали о всякой возвышенной ерунде, обсуждали Бхагавад Гиту и сутры. Одно утро мне запомнилось особенно – мы ели нежнейшую красно-оранжевую папайю, но не она оказалась незабываемой, а просто брошенная Олегом фраза. Глядя в окно на спокойно разгуливающих индийских садху и бедных торговцев, он, оставаясь как всегда невозмутимым, тихо сказал:
– Знаешь Оль, смотрю я на них, вроде бы живут в говне, а так хорошо!
Почему-то сразу отбросило в Россию. При ее неустроенности почти на всей огромной территории, там – просто хорошо. Тоскливые березки и преимущественно грязные речки – а люди спешат на природу. Вспомнились мои родители, живущие в своем доме с огромным садом, почти в самом центре Санкт-Петербурга, но упрямо посещающие русскую баню и так и не установившие душ в коттедже, потому что и так хорошо. Ох уж это «хорошо»! Возможно, это и есть пребывание здесь и сейчас, сантоша или удовлетворенность, но живем-то в говне! Индия обнажает и заставляет посмотреть на то, что в России спряталось за вынужденной цивилизацией больших городов – нежелание перемен и боязнь всего нового.
А в неустроенный нищий Ришикеш просто приятно возвращаться. Люди здесь рождаются и сразу начинают преодолевать бедность, голод и болезни, но в их глазах не видно злобы – они радуются простым вещам: солнцу, теплу, кусочку чапатти и маленькому стаканчику масалы. Нам есть чему у них поучиться! Конечно, они все не прочь разбогатеть, но тем не менее, довольны малым. Многие живут на улицах – им нечего терять, и потому они никогда не будут похожи на изнеженных европейцев, которые просят налить индийский чай в одноразовый стакан. Они верят в перерождение и бесконечность, поэтому никогда не торопятся, иногда раздражая своей медлительностью – зато всегда присутствуют в том, что делают! Индия как исправное зеркало в королевстве кривых зеркал лести многих развитых стран. Ее люди не плохие и не хорошие – они просто живые и честные. Здесь сразу пропадает желание выделиться, занять какой-либо пост, красиво разодеться – в Индии хочется быть собой: откровенно посмотреть на себя и осознать, кто ты есть на самом деле. Ты не профессия, не уровень достатка, не жена или муж, не брат и не сестра и даже не человек. Ты – просто Бог, а Богу не нужно что-то кому-то доказывать.
Идее написания этой книги я тоже отчасти обязана Олегу. Однажды, сидя на коврике перед лекцией, я решилась поведать другу о своем сне. Он с интересом выслушал, не перебивая, а потом просто сказал:
– Слушай, да тебе уже свой ашрам открывать надо!
Я естественно посмеялась над удачной шуткой и решила, что Ашрам – это уж слишком, а рассказать о том, чему научила меня Индия, мысль вполне стоящая. И начала записывать в ту самую толстую пустую тетрадку, полученную в первые дни обучения, самые ценные моменты моего путешествия.
Вместо молодого гуру из сна, моим учителем стала юная, но очень серьезная немка по имени Дженни. Она не жалела ни сил, ни времени для того, чтобы мы стали настоящими учителями йоги, а не безразличными к судьбе будущих учеников псевдомастерами. Дженни сразу стала для меня примером человечности, внимательности и безжалостности к себе.
У нас не было панибратских отношений, т. к. она всегда старалась соблюдать грань и оставаться для группы учителем – иначе мы перестали бы перенимать ее знания и просто хихикали бы дни напролет. Но мне нравились ее настрой и манера вести занятия. Каждое утренняя практика начиналась со звука «Аум», открывающей мантры, несложной разминки, шести кругов Сурья Намаскар, асан из комплекса великого мастера Шивананды, шавасаны и закрывающей мантры, ведущей к истинному знанию и свету. Дневное занятие было очень похоже на утреннее, но более интенсивное и без элементарной разминки. И, как я писала ранее, каждый день оба урока повторялись. Но – что меня поразило – ни один йога-класс не оказался скучным! Во сне я сбежала из Ашрама на десятый день, а здесь хотелось быть всегда. Самое удивительное, что при одинаковом наборе асан, каждое занятие казалось уникальным. Тогда я поняла простую вещь – асаны не меняются, но меняемся мы. Я сегодняшняя никогда не стану мной вчерашней. Именно поэтому даже оказавшись на любимом острове где-нибудь в Сиамском заливе, вдруг понимаешь, что он так же хорош и уютен, но уже не тот, что прежде. Тогда спрашиваешь себя: неужели так сильно изменился остров? Да не особенно. Меняемся мы сами. Наш мир внутри меняет мир снаружи.
И все же среди всех этих неповторимых картинок калейдоскопа разноцветных занятий, состоящих из одинаковых стеклышек, одно мне показалось особенно прекрасным.
Однажды Дженни принесла ситар и сообщила о том, что нас всех, включая ее, ждет сюрприз. Это занятие она назвала – кундалини. И оно очень отличалось от всех занятий по кундалини йоге15, которые были в моей жизни прежде. Мы также входили в привычные асаны, но оставались в них не одну-две минуты, а шесть или даже десять. Та же самая ришикешская серия Шивананды превратилась в глубокую медитацию. Вместе с тем, это был и самый музыкальный класс – во время каждой асаны Дженни повторяла мантру, направленную на соединение с той чакрой, которую мы особо задействовали в данном положении тела, и играла на ситаре. Однако несмотря на все эти звуки или благодаря им, именно тогда я впервые поняла, что это значит, наполниться тишиной.
Когда закончилось занятие, совсем не хотелось говорить или бежать, как частенько бывало ранее, – хотелось молча плыть и созерцать. Очень хотелось не расплескать это чудесное состояние. Медитация мигом перенесла в совершенно другой – параллельный мир, наполненный присутствием. Как просто быть собой, никуда не спешить, не растрачивать слова на пустую болтовню… и как сложно. Как редко мы бываем такими! В эти минуты понимаешь, что нет смысла сотрясать воздух без особой надобности. Мы так мало знаем о мире – нужно просто смотреть, слушать, дышать. Это самое бОльшее, что можно сделать сейчас – просто быть…
Помимо йоги, у нас были занятия по философии, пранаямам и пение мантр, и все это время было заполнено любовью и глубиной другой удивительной женщины. Мы звали ее Матаджи16, и она, действительно, была как мать всем жителям Ашрама. Очень многое поражало меня в Садви Абха Сарасвати (таково ее духовное имя). Ее стопы – всегда чистые и розовые, как у младенца, несмотря на то, что она ходила исключительно босиком. Ее самоотрешенность: еще в юные годы она поняла свое предназначение, но у нее уже был муж и маленький ребенок, поэтому Матаджи ушла в монастырь, только воспитав детей. Даже теперь, будучи матерью для тысяч душ, она не перестает помогать растить внуков, а они у нее чудесные! Ее мягкая улыбка была тем «волшебным пинком», который заставлял нас встать в 5 утра и прийти, на самом деле, не на урок пранаямы, а просто – к ней. Однако самое странное переживание, вызванное ее образом, произошло у меня в день посвящения на курс. Была ягья17: мы просили милости у солнечного пробуждающего к новым знаниям Савитара18 для успеха в занятиях, а потом всем студентам Матаджи завязывала веревочку на руке. Когда очередь дошла до меня, я посмотрела в ее глаза – и чуть не отшатнулась! Там была бездна. Таких глубоких глаз я не видела больше нигде и никогда.
Пример Матаджи научил меня принимать неизбежное, а взгляд ее бездонных глаз еще раз убедил, что я на верном пути. А еще она учила нас правильно понимать Бхагавад Гиту: не осуждать господа Кришну за безжалостные наставления воину Арджуне перед неминуемой битвой на Курукшетре. Матаджи рассказывала о них, как о реальных персонажах, но было очевидно, что это символы. Правитель Арджуна представляет собой человечность, а вместе с тем, неизбежную одержимость эмоциями и жалости к людям – ему не хочется проливать кровь, тем более своих братьев. Его возница Кришна – голос души, который говорит, что войны не избежать – самое важное, следовать своему предназначению, какие бы непростые решения не пришлось принять. Как бы тяжело не было терять самое дорогое – даже свое благородное лицо, если душа говорит оставить это и пойти своим путем, надо встать и идти, не оглядываясь назад.
Как ни по-детски звучит, но мне это чувство неизбежности знакомо по простой чашке кофе. Ты еще не уверен будешь ли его пить, но проходя мимо кафе берешь капучино зачем-то. Ты еще не коснулся губами стаканчика, но кофе «уже выпит». Он был выпит в тот момент, когда тебе протянули сдачу, а вернее, еще раньше, когда ты только остановился у кафе. Выбор сделан – значит, событие состоялось. Ты держишь чашку в руке, и кажется, что пить его вовсе не обязательно – ты можешь случайно пролить или просто отдать стаканчик бродяге, но где-то внутри, ты точно знаешь, что он будет выпит и выпит именно тобой. И самое потрясающее во всем этом то, что даже твоя спонтанная остановка у кафе, давно решенный вопрос.
Арджуна воин, воин должен сражаться, а значит, его ждет битва и иначе быть не может.
***
Однажды Дженни нездоровилось и занятие по йоге взялась провести Шанти Ма. И тут меня снова отослало ко сну ощущение параллелей с происходящим наяву в Индии. В зал вошла та самая пожилая женщина с небесно-голубыми глазами! Шанти Ма когда-то была заметным американским адвокатом, для которой йога стала намного большим, чем упражнениями. Жизнь сложилась так, что она приехала в Пармат Никетан, да тут и осталась. Именно она вела регулярные занятия для всех желающих в 6 утра круглый год без единого выходного, вдобавок помогая в офисе, и именно на ее мягком занятии, я впервые по-настоящему ощутила, какой может быть «поток» в Сурья Намаскар. Она просто сказала: «Представьте, что вы одни и дышИте так, как хочется» – и этого было достаточно. Мне не терпелось рассказать ей о московском сне и ее роли в нем, но случай представился, как это ни курьезно, только когда мы подметали пол во время карма-йоги. Все ребята ушли, а Шанти Ма попросила принести метелку, забытую кем-то в углу, и собиралась закрыть дверь зала. Мы остались одни. Она внимательно выслушала мой рассказ, а потом тихо произнесла:
– Знаешь, болезнь может прийти и не по нашей воле, но то, как скоро мы из нее выйдем – в наших руках.
Затем мы закрыли дверь, вышли на улицу и увидели Дженни: она несмотря на больное горло пришла помочь. Мы с Шанти Ма улыбнулись друг другу – как же она была права!
А потом взяли Дженни под руки и повели пить горячую масалу в ее любимое кафе – «Офис».
Вообще «Офис» всегда был местом встреч. Однажды я пришла туда за фруктовым салатом и увидела знакомого Сашу. Он смотрел на меня и убеждал, что по Ришикешу бродит такой же энерджайзер, как и я, и нас обязательно надо познакомить. И как это почти всегда и бывает в Индии, Вселенная моментально реагирует на сказанное вслух, – и в кафе залетает тот самый парень и тоже – Саша. Сказать, что он юла – не сказать ничего! Он одновременно объясняет что-то в телефон, жмет руки практически всем собравшимся, небрежно дает миллион поручений, связанных с его завтраком, хозяину заведения Аппи, и, наконец, усаживается напротив меня:
– Александр!
– Оля. А почему именно Александр? (В Ришикеше редко кто-либо представляется полным именем, даже если ему перевалило за пятьдесят).
– Потому что Александр Великий, девочка моя!
– Вообще-то, я не твоя девочка!
– Но это Санек уже не слышит, а рассказывает нашему общему знакомому о том, как он только что побывал… в Раю.
Саша вернулся из монастыря, выросшего на высоком светлом холме в предгорьях Гималаев. Там обитают сотни ароматных цветов и повсюду кружат белоснежно-лимонные бабочки. Жители Ашрама пьют родниковую воду прямо из-под крана, а внизу струится чистейшая река. Все это напоминало сказочную идиллию, кроме одного: Саше туда вход заказан. Настоятель ашрама уже не первый год отказывал ему в праве находиться там более нескольких часов, что еще больше разжигало в Александре Великом желание остаться там и обучаться у Рахи Бабы (так звали основателя монастыря). И тут взгляд возбужденного рассказчика упал на меня.
– А ты такая хорошая, светлая, с тобой меня точно пустят.
Я в голос рассмеялась от его откровенной наглости – ну и Санек!
– А что, я серьезно! – не унимался он.
Пришлось встать из-за стола и попрощаться.
И в эту секунду на плите у Аппи убежало молоко.
– Закипело! – воскликнул самоуверенный Саша, улыбаясь и глядя мне прямо в глаза.
И действительно – закипело.