Глава 1. Проблема определения понятия «моральный вред»
§ 1. Содержание понятия «моральный вред» в трудах российских цивилистов конца XIX – начала XX в. (дореволюционный период)
Данное современным законодателем определение морального вреда как физических и нравственных страданий (ст. 151 Гражданского кодекса РФ) было сформулировано еще в конце XIX в. в ходе активного обсуждения проекта нового Гражданского уложения России. Необходимость постоянно находить аргументы для ответа ярым противникам института морального вреда, в числе которых были авторитетнейшие юристы того времени (Л. И. Петражицкий, Г. Ф. Шершеневич и др.), стимулировала к всестороннему и глубокому анализу различных проблем, возникавших при определении содержания данного института.
В рамках исследования интерес представляет в первую очередь именно определение морального вреда, т. е. перечень существенных признаков этого понятия и доводы, которые были использованы как учеными-юристами, так и представителями законодательной власти того времени для обоснования именно такой формулировки данной категории.
Необходимо отметить, что само название «моральный вред» было не единственным, применяемым в теории. В качестве синонимов использовались такие названия, как нравственный, нематериальный, имматериальный, неимущественный, духовный и даже психический вред[1]. В данном параграфе они также будут рассматриваться как синонимы.
Основными доводами в пользу необходимости включения института морального вреда в проект Гражданского уложения были ссылки на наиболее прогрессивные законодательства ряда зарубежных стран: Англии, Швейцарии, Австрии, Германии, Франции, Италии и др. Нормы этих законодательств, а также научные труды ученых указанных стран стали одним из главных источников формирования основ института морального вреда в российском праве и, соответственно, отправной точкой в определении самого понятия «моральный вред».
В российской юридической теории и судебной практике также созрели необходимые предпосылки. Легальное определение термина бесчестье, данное в действовавших Законах гражданских, уже не удовлетворяло ни теоретиков права, ни практикующих юристов. Редакционная комиссия по составлению Гражданского уложения в первоначальном издании Законов гражданских 1832 г. (ст. 380) давала следующее определение: «Денежное вознаграждение, определяемое судом гражданским в удовлетворение за обиду, когда она не есть беда тяжкая, подлежащая суду уголовному, называется бесчестьем.
Примечание. Что именно по закону считается обидою и разделение обид на тяжкие, подлежащие суду уголовному, и легкие, ведомые в суде гражданском, в подробности определяется в Законах Уголовных».
Данная формулировка в общем виде повторяла ст. 16 и 18 Манифеста Екатерины II о поединках от 21 апреля 1787 г.[2] Отсылочный характер нормы ст. 380 и ее неконкретность дали основание Редакционной комиссии в издании Законов гражданских 1841 г. дать разъяснение основного понятия данной статьи (в издании 1841 г. это ст. 556). Бесчестье раскрывалось как вознаграждение или удовлетворение пострадавшего за обиду, составлявшую также вред, хотя и не имущественный, а нравственный[3]. Тем самым в российском гражданском законодательстве впервые появился термин «нравственный вред». Однако такое толкование бесчестья уже являлось существенной новацией для российского гражданского законодательства и не входило в задачи, поставленные перед Редакционной комиссией императором. В последующих редакциях закон определял бесчестье как платеж за обиду (ст. 667 в более поздних изданиях Законов гражданских)[4].
Однако позиция Редакционной комиссии, выраженная в издании г., нашла поддержку в судебной практике. Так, Комиссия по составлению проекта Гражданского уложения отмечала, что еще в г. в одном из решений Уголовного кассационного департамента указывалось, что под бесчестьем надо понимать как обиду, так и неимущественный вред, производимый ею[5].
Такое понимание термина закрепилось не только в судебной практике, но и в теории российского гражданского права. Например, В. И. Синайский раскрывал понятие бесчестья как причинение вреда посредством нанесения личной обиды или оскорбления[6]. Нравственный вред, согласно данному подходу, возникает как продукт личной обиды или оскорбления, содержанием которых может быть невиновное осуждение, похищение замужней женщины, нарушение чести и т. д.
Однако, указывая на то, что нравственный вред – это один из необходимых признаков бесчестья, российские юристы XIX в. не давали его определения. Дальнейшее развитие института неимущественных отношений требовало раскрытия понятия нравственный вред, т. е. выделения существенных параметров, входящих в его содержание. Это и было сделано авторами Проекта Гражданского уложения России.
В первую очередь был использован термин боль, который далее трансформировался в более широкое понятие физические страдания, хотя в то время под ними понимались только переживания, испытываемые лицом от нанесенного телесного повреждения. Применялся также термин страдание, трактовавшийся не только как результат физического вреда, но и, например, противозаконного лишения свободы и т. п. В итоге, в Проекте Гражданского уложения России появилось суждение о том, что удовлетворению подлежит не только имущественный вред, но и вред нравственный, «не имеющий имущественного значения, например, физические и нравственные страдания (курсив наш. – Б. Т.), проистекающие от телесных повреждений, лишения удобств жизни и т. п.»[7]. Это можно считать предпосылкой последующего формирования содержания понятия «моральный вред».
Следует отметить, что ст. 1092 Проекта Гражданского уложения России, призванная регулировать возмещение нравственного вреда, не содержит его определения. Приведем для примера такой текст: «В случаях причинения телесного повреждения, в особенности же обезображения, равно как в случаях лишения свободы или нанесения оскорбления, суд может, в особенности при злонамеренности виновного, назначить пострадавшему денежную сумму по своему усмотрению, хотя бы сей последний не понес никаких убытков (нравственный вред). Право на получение такого вознаграждения не переходит к наследникам пострадавшего и не может быть уступлено другому лицу»[8].
Однако Редакционная комиссия по составлению Проекта, давая в своих комментариях вышеприведенное определение нравственного вреда, как бы отвечала на существующие возражения противников данного института.
Приведем одно из таких возражений, включенное в Свод замечаний, составленный по итогам обсуждения Проекта. Оно характеризуется тем, что аккумулирует все основные аргументы юристов, негативно воспринявших нормы статей, регулирующих «неимущественные отношения». «Установление права потерпевшего от преступления лица требовать от виновника преступления денежного вознаграждения за понесенный нравственный вред, как это делает Проект (1092 и 1093 ст. ст.), права, имеющего весьма шаткие теоретические основания, так как нравственные блага по существу своему не могут иметь денежного эквивалента и проектированное вознаграждение, нисколько не удовлетворяя поруганных истинных нравственных чувств, скорее в состоянии их унизить, – не может быть признано желательным чисто с практической точки зрения, ибо, тогда как люди, дорожащие своими нравственными достоинствами и особенно чувствительные к нравственному вреду, едва ли согласятся на публичную денежную оценку их чести вообще и специальной женской чести в частности, – люди, не особенно дорожащие своей личной неприкосновенностью и честью, наоборот, в видах материальной выгоды пойдут навстречу нарушениям прав их личности, и таким образом им будут даны возможность и повод обратить охраняемое законом нравственное благо в источник легкой для них наживы, незаметно для постороннего глаза торгуя ими. Помимо этого введение института денежного возмещения нравственного вреда не может не повлечь за собою и учащение случаев ложных обвинений. Ввиду изложенного 1092 и 1093 ст. ст. проекта следовало бы исключить. (Чл. Усть-Медвед. Окр. Суда Д. И. Мерный)»[9].
Примененная составителями Проекта формула определения нравственного вреда позволяла разрешить эти проблемы, делая акцент на измерении страданий, а не на оценке чести и достоинства пострадавшего лица. В этом отношении она оказалась как бы ключевой. Снимался вопрос и о недобросовестности отдельных лиц, которые могли бы воспользоваться нормами данного института в корыстных целях, так как суд решал вопрос о наличии страданий у потерпевшего, а не просто принимал во внимание факт противоправного вторжения в духовную сферу личности. Такая позиция нашла поддержку и у правоведов. Так, И. А. Покровский отмечал: «Есть ли в данном конкретном случае подлинный нравственный вред или же только спекуляция на получение денежной суммы, разобраться в этом – естественная фактическая задача суда. Во всяком случае опасение подобных единичных неблаговидных притязаний не может служить основанием к тому, чтобы оставить без внимания все подлинные нравственные страдания людей. Без охраны нематериальных благ правовая защита сплошь и рядом окажется простой насмешкой»[10].
Важно подчеркнуть, что на позицию авторов Проекта нового Гражданского уложения России оказал влияние не только опыт зарубежных законодательств, но и специфика национального права. Негативной реакции на введение в России института морального вреда способствовало то, что выплата бесчестья за оскорбление по отечественному уголовному закону была альтернативной мерой ответственности по отношению к уголовному наказанию за данное преступление. Потерпевшему предоставлялось право выбора способа удовлетворения личной обиды.
В то же время сам процесс выбора побуждал оценивать его мотивы. Общественное мнение склонялось в пользу уголовного наказания, считая его более приемлемым способом заглаживания душевных переживаний. Напротив, выбор в пользу денег сопоставлялся с продажей доброго имени. Довольно эмоционально по этому поводу на одном из судебных процессов по делу об оскорблении личности высказался Ф. Н. Плевако: «Есть у нас пословица, что иногда надо бить рублем, а не дубьем. Эта горькая истина об относительной тяжести кары высказана теми, кто забит жизнью до нечувствительности духовного бича и кто тяжким путем добывает себе заработную плату, связывая с каждой копейкой капли кровавого пота»[11]. В комментарии к Проекту давалась аналогичная оценка: «Ныне действующий закон (ст. 668 и 669 т. X ч. 1 и п. 2 ст. 138 Уст. Наказ., налаг. Мир. Суд.) лишает того, кто просит о взыскании бесчестья, права требовать наказания оскорбителя, так что лицо, предпочитающее взыскать в свою пользу денежную сумму вместо привлечения виновного к уголовной ответственности, действительно не может быть признано уважающим свое нравственное достоинство»[12].
Понятно, что такие общественные установки не способствовали популярности денежной формы вознаграждения за бесчестье, и, в частности, этим объяснялось незначительное количество исков такого рода, особенно со стороны образованных и состоятельных людей. В Проекте нового Гражданского уложения предполагалось выплачивать денежную компенсацию за личные обиды независимо от возможности уголовного преследования. В общественное сознание внедрялся этический постулат о том, что одно лишь уголовное наказание за оскорбление не может обеспечить полное удовлетворение оскорбленного. В доказательство приводились доводы, во многом не потерявшие актуальности и до сих пор: «Бывают обиды, и в особенности клеветы, которые, подобно неизгладимому обезображению на лице, надолго и даже навсегда оставляют более или менее заметные следы как во внутреннем чувстве оскорбленного, так и в общественном мнении. Лицо, подвергшееся, например, клевете, не может предъявлять каждому приговор суда о наказании виновного в доказательство лживости распространенного о нем слуха, хотя многие, до которых дошел такой слух, часто не знают о последовавшем по суду восстановлении доброго имени оскорбленного. Вследствие сего опозоренное клеветой лицо, кроме переносимых им нравственных страданий, нередко лишается возможности получить занятия, вступить в брак и вообще терпит даже имущественный вред, который не может быть предвиден и доказан во время преследования клеветника и который наступает иногда уже после истечения давности на предъявление исков о вознаграждении. Подобные же последствия могут иметь и простые обиды. Таким образом, приговор суда об осуждении за обиду или опозорение, несмотря даже на возможность опубликования такого приговора (ст. 1047 и 1536 Улож. Наказ., ст. 469 Проекта Угол. Уложения), не всегда может служить достаточным удовлетворением оскорбленного».[13]
Таким образом, сформулированное составителями Проекта Гражданского уложения России определение нравственного вреда не только удовлетворяло потребность дальнейшего развития отечественного гражданского законодательства, но и способствовало коррекции общественного сознания по отношению к новому правовому институту. В таком виде оно стало широко использоваться в юридической теории. В 1910 г., выступая на заседании Санкт-Петербургского юридического общества, С. А. Беляцкин уже говорил: «Как известно, под моральным вредом, подлежащим возмещению, разумеют страдания и лишения физические и нравственные, причиненные потерпевшему неправомерной деятельностью делинквента».[14]
Позднее, в начальный период советского времени, Б. Утевский указывал, что моральный вред, например, заключается в нравственном и физическом страдании[15]. Это свидетельствовало о прочном вхождении в понятийный аппарат юридической теории удачно найденной трактовки данной правовой категории. Подобная трактовка содержания морального вреда имеет место и в более поздних трудах ученых советского периода[16].
В целом для дальнейшего анализа можно выделить три основных этико-правовых положения, взятых за основу при формулировании норм о компенсации нравственного вреда, которые не утратили своей важности до сих пор: 1) нарушение неимущественных прав – должна даваться общественная оценка и обеспечиваться юридическая защита; 2) денежное вознаграждение за нравственный вред – это не плата за честь, не денежная ее оценка, а способ компенсации страданий при посягательстве на нее, которые и подлежат измерению; 3) способ и форма защиты личного неимущественного права или нематериального блага не должны унижать потерпевшего.
§ 2. Определение физических и нравственных страданий в современной правовой литературе
Дискуссия, развернувшаяся по поводу введения в Проект Гражданского уложения России института компенсации морального вреда, позволяла теоретически разрешить некоторые проблемы, возникшие в ходе его обсуждения. В то же время и доводы сторонников указанного института, и аргументы его противников по объективным причинам не прошли проверку практикой.
Современный российский законодатель, принимая в 1991 г. формулировку морального вреда как физических и нравственных страданий[17], не только обозначил свою позицию в вопросе содержания данной категории, но и обеспечил возможность проверки правильности данного подхода в ходе реальной судебной практики. Потребность практического разрешения конкретных судебных дел поставила дальнейшую проблему – раскрытие содержания признаков, входящих уже в определение морального вреда.
В современной правоведческой литературе в основном сложилось единое понимание того, что должно входить в содержание понятия «физические и нравственные страдания». Проиллюстрируем это на примерах, для наглядности представив требуемую информацию в форме таблицы (см. табл. 1).
В Особенной части Гражданского кодекса Республики Казахстан[18], вступившей в силу с 1 июля 1999 г., дано легальное определение физических и нравственных страданий как унижения, раздражения, подавленности, гнева, стыда, отчаяния, физической боли, ущербности, дискомфортного состояния и т. п. (п. 1 ст. 951). Тем самым из ряда доктринальных определений законодательно было выделено одно, что, безусловно, внесло некоторую определенность в понимание содержания данного термина, но не сняло трудностей в его практическом применении.
Как видно из приведенных определений, выделенные разными авторами признаки понятий «физические» и «нравственные страдания» сами довольно сложны по содержанию и требуют дальнейшей интерпретации. Это обстоятельство побудило А. М. Эрделевского пойти по пути отказа от рассмотрения содержательной стороны физических и нравственных страданий.
Таблица 1
Содержание понятий «физические» и «нравственные страдания» в работах некоторых российских юристов
1Малеин Н. С. О моральном вреде // Государство и право. 1993. № 3. С. 33.
2Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. М.: Инфра-М, 1997. С. 130.
3Голубев К. И., Нарижный С. В. Компенсация морального вреда как способ защиты неимущественных благ личности. СПб.: Юридический центр Пресс, 2000. С. 93–94.
4Малеина М. Н. Личные неимущественные права: понятие, осуществление, защита. М.: МЗПресс, 2001. С. 48.
5Анисимов А. Л. Гражданско-правовая защита чести, достоинства и деловой репутации. М.: ВЛАДОС ПРЕСС, 2001. С. 48.
6Гущин Д. И. Юридическая ответственность за моральный вред. СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. С. 165.
Аргументируя свою позицию, он, в частности, пишет: «…не представляется возможным и целесообразным ни теоретически, ни практически ввести какое-либо объективное соотношение между тошнотой и удушьем, зудом и головокружением, страхом и горем, стыдом и унижением… Поэтому… для определения размера компенсации следует учитывать не вид (характер) нравственных или физических страданий, а характер и значимость тех нематериальных благ, которым причинен вред, поскольку именно их характер и значимость для человека определяют величину причиненного морального вреда»[19]. Для разрешения проблемы он предложил ввести в оборот зарубежную концепцию среднего разумного человека[20], согласно которой средний человек в сравнимых обстоятельствах должен испытывать определенные страдания. Сами страдания, а также их интенсивность, при этом презюмируются. Ученый разработал также специальную таблицу, согласно которой сумма компенсации за моральный вред коррелирует с системой штрафных санкций, предусмотренных за преступления, в результате совершения которых может возникнуть моральный вред.
Подход А. М. Эрделевского представляется привлекательным по ряду оснований. Во-первых, несмотря на трудности в оценке собственно физических и нравственных страданий, он не призывает отказываться вообще от этого признака в определении морального вреда, как это делают некоторые другие ученые[21], а предлагает ввести правило презюмирования страданий при нарушении личных неимущественных прав. Во-вторых, задаются объективные критерии для расчета справедливой суммы компенсации морального вреда: судейское усмотрение получает материальную опору в виде специальных расчетных таблиц. В-третьих, предусматриваемое правило презюмирования морального вреда позволяет сделать менее напряженной этико-психологическую проблему описания потерпевшим своих страданий. Доказывая силу и характер своих переживаний, потерпевший часто испытывает вторичный моральный вред как из-за самого воспоминания психотравмирующей ситуации[22], так и из-за необходимости посвящать неопределенный круг лиц в сферу своего личного сознания, раскрывая его мотивационно-потребностную и ценностную составляющие, или, говоря обычным языком, «обнажать свою душу», рассказывая о своих страданиях не узкому доверительному кругу, а лицам, предписанным законом, в число которых входят также причинитель вреда и его защитники.
Принцип презюмирования морального вреда особенно значим, когда речь идет о такой группе потерпевших, как несовершеннолетние. Само судебное разбирательство может стать для них источником формирования еще более сильной психической травмы[23].
Между тем концепция А. М. Эрделевского не решает всех проблем, возникающих в процессе применения норм института морального вреда. Так, и на это справедливо указывала Л. О. Красавчикова[24], в рамках данного подхода довольно формально учитываются индивидуальные особенности личности потерпевшего. Например, предлагается при наличии у потерпевшего индивидуальной особенности сумму компенсации увеличивать вдвое[25]. Но почему именно вдвое? Понятно, что различные индивидуальные особенности по-своему влияют на силу испытываемых переживаний. Поэтому было бы несправедливо пользоваться единой меркой во всех случаях.
Далее нужно отметить, что, вводя правило презюмирования морального вреда с целью избавления потерпевших от дополнительных страданий, вовсе не обязательно оставлять попытку раскрытия содержания нравственных и физических страданий в рамках научного исследования, чтобы обеспечить суду возможность осознанно делать выводы о силе, характере, длительности и т. п. переживаний потерпевшего. Современное состояние психологической науки позволяет это сделать довольно корректно[26]. В противном случае возможна ситуация произвольного судейского усмотрения, когда оно, по словам лорда Кэмдена, превращается в право тирана: «Оно всегда в неизвестности, оно различно у разных людей, оно случайно и зависит от конституции и страсти. В лучшем случае оно временами своенравно; в худшем – оно любой порок, глупость, безрассудство, к которым склонна человеческая натура»[27].
В практике Европейского Суда по правам человека сложился определенный подход к оценке презумпций, лежащих в основе судебных решений, который может быть использован и в российской судебной практике. Суд считает, что презумпции должны относиться к классу неопровержимых, а также быть достаточно серьезными и точными[28].
Теоретическая и практическая апробация норм действующего Гражданского кодекса о компенсации морального вреда выявила еще ряд проблем, которые возникли именно из-за данного современным законодательством определения морального вреда как физических или нравственных страданий. Формулировка бесчестья, имевшаяся в Законах гражданских в XIX в., таких трудностей не порождала.
Основная из них – это то, что без защиты в рамках рассматриваемого института осталось несколько групп граждан. В первую очередь, как указывают отдельные авторы[29], на компенсацию морального вреда не могут рассчитывать лица с умственной отсталостью, не способные понимать характер позорящей их информации или действий, так как они не испытывают при этом физических или нравственных страданий. Далее, к этой же группе лиц можно отнести и несовершеннолетних, которые в силу возрастных особенностей также могут не понимать содержания оскорблений, направленных на унижение их достоинства, или осознавать ущемление своих иных личных неимущественных прав, например права на развитие[30]. В дореволюционной России интересы ребенка, потерпевшего бесчестье, защищал, как правило, его отец, поскольку по действующему в то время законодательству для получения суммы компенсации за бесчестье требовалось доказать только факт нанесения личной обиды. Такое же представительство, по-видимому, возможно было и в случае бесчестья умственно отсталых лиц, а также психически больных. К сожалению, трудно найти судебные документы, подтверждающие наличие соответствующей судебной практики. Однако формально логическое толкование ст. 667 Законов гражданских, а также действовавшего в то время закона о сумасшедших[31], позволяет сделать вывод о возможности защиты личных прав этой категории граждан.
Кроме указанных выше лиц, на компенсацию морального вреда не могут претендовать такие потерпевшие, которые в результате нанесенного им причинителем вреда психотравмирующего воздействия потеряли память или даже рассудок и в силу этого обстоятельства не могут вспомнить саму психотравмирующую ситуацию и, соответственно, не испытывают ни физических, ни нравственных страданий по поводу произошедшего.
Следующей проблемой, обусловленной современной трактовкой понятия морального вреда, можно считать несправедливость в оценке последствий, нанесенных причинителем вреда, и ограниченной возможностью их осознания и оценивания потерпевшим. Речь идет, например, о причинении физического вреда умственно отсталым и психически больным. Они не всегда способны правильно оценить значение этих факторов для своего здоровья.
Речь в данном аспекте может идти также о лицах, на систему морально-нравственных установок которых психотравмирующие обстоятельства в силу, например, длительности воздействия оказали такое значительное влияние, что произошла их существенная трансформация. Такие потерпевшие стали, по выражению Ф. Н. Плевако, «духовными бичами[32]» и, несмотря на значительные моральные потери, испытывают не соответствующие им по силе страдания. К примеру, это могут быть бывшие заложники, долгое время пребывавшие в данном качестве, или подчиненные, которые в силу обстоятельств не могли изменить своего статуса и вынуждены были терпеть унижения от руководителя, а также иные зависимые лица: военнослужащие, воспитанники детских домов, заключенные и т. д. О возможности деформации системы ценностей у несовершеннолетнего в результате правонарушения, допущенного родителями, писал А. В. Шичанин[33].
Таким образом, законодательство дореволюционной России, выбирая в качестве критерия оценки бесчестья существо нарушенного нематериального блага, порождало, как указывалось выше, комплекс этических проблем. Действующее законодательство Российской Федерации, делая акцент на критерии физических или нравственных страданий, оставляет без защиты некоторые группы потерпевших, которые или вообще не испытывают страданий от посягательства на их личную неимущественную сферу, или, даже понеся значительные моральные потери, претерпевают переживания незначительной степени в силу причин, не зависящих от них, как правило, по вине причинителя вреда.
Думается, что выходом из данного положения может служить учет обоих признаков при определении суммы компенсации за моральный вред. В типичных ситуациях это позволит более качественно охарактеризовать страдания потерпевшего, так как в большинстве случаев сила и длительность страданий действительно зависят от существа нарушенного блага[34]. Можно предположить, что не случайно в определениях морального вреда, формулируемых советскими правоведами до появления в Гражданском кодексе РСФСР и далее в Гражданском кодексе РФ соответствующих норм, первостепенное значение придавалось факту умаления нематериальных благ, поскольку именно этот фактор не только является причиной страданий потерпевшего, но и определяет их специфику[35]. Если же потерпевший не способен осознавать происходящее, а также в случае явного несоответствия страданий потерпевшего понесенным моральным потерям по указанным выше причинам, логично присвоить ему статус специального субъекта и оговорить в законе особые правила его защиты в рамках института морального вреда.
При таких обстоятельствах главным критерием оценки должны быть не только реальные физические или нравственные страдания, а существо и степень нарушенного нематериального блага или личного неимущественного права. В этом плане заслуживает внимания позиция Г. Г. Горшенкова[36], предлагающего ввести в оборот термин «субъективные потери». В состав таких потерь включаются:
– различные страхи;
– чувство угнетенности;
– интеллектуальные потери (например, ухудшение памяти);
– субъективные потери, связанные с утратой политических, трудовых, иных прав и свобод и т. д.
Наличие любого из этих показателей, по мнению указанного автора, должно выступать основанием компенсации морального вреда.
В плане обобщения можно сформулировать несколько тезисов.
1 Признаки понятия «моральный вред» – физические и нравственные страдания – требуют своего дальнейшего раскрытия, так как их содержание в данном варианте вызывает трудности интерпретации и практического применения.
2 Полноценная оценка степени физических и нравственных страданий затруднена без учета индивидуальных особенностей потерпевшего. Однако до сих пор не предложено неформального, содержательного способа такого учета.
3 Некоторые группы граждан не могут использовать средства защиты, предусмотренные институтом морального вреда, вообще или в полной мере в силу своих индивидуальных особенностей.
И все же представляется, что позиция законодателя, определившего моральный вред как физические и нравственные страдания, является продуктивной. В пользу сторонников понимания морального вреда как физических и нравственных страданий можно привести еще один аргумент. Имеются в виду случаи диссонанса, возникающего при посягательстве на нематериальное благо (в частности, на честь и достоинство лица), когда оно, вопреки стараниям делинквента, не только не умаляется, а напротив, увеличивается, например, авторитет лица еще больше укрепляется. С. Амброз описывает подобный факт из биографии Дуайта Эйзенхауэра. Несмотря на то, что моральный авторитет генерала вопреки диффамации, имевшей место в ходе президентской избирательной кампании, только вырос, тем не менее он глубоко переживал клевету, распространяемую в отношении как его самого, так и близких ему людей[37]. Было бы несправедливо оставить подобные переживания без компенсации.
Аналогичные примеры можно привести и относительно физических страданий. Как показали исследования физиологов, наш организм устроен таким образом, что некоторая доля физических испытаний необходима человеку для здоровья, так как эти нагрузки и ограничения не только закаливают организм, но и являются естественным условием его полноценного функционирования. Бездеятельность, малоподвижность, отсутствие раздражителей и препятствий, которые предстоит преодолеть, угнетают человека больше, чем изнурительный труд. Более того, по мнению известного канадского физиолога Ганса Селье, физические нагрузки успокаивают и даже помогают переносить душевные травмы. Г. Селье отмечает также, что физические воздействия и ограничения только тогда приносят вред организму, если они чрезмерны или сопряжены со стрессом, причина которого имеет социальный характер, например, в случае «стресса рухнувшей надежды»[38].
Между тем судить о причиненных физических страданиях с точки зрения их конечного отдаленного положительного результата невозможно, так как результат такого рода непредсказуем. Таким образом, понимание морального вреда как фактически перенесенных страданий, установленное в Гражданском кодексе РФ, представляется наиболее объективным.
§ 3. Нравственные страдания как признак морального вреда
Законодатель в ст. 1101 Гражданского кодекса РФ установил, что размер компенсации морального вреда определяется судом в зависимости от характера причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий. В то же время характер физических и нравственных страданий оценивается судом с учетом фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего. Таким образом, согласно буквальному толкованию ст. 1101, учет индивидуальных особенностей потерпевшего может осуществляться только после определения характера его физических и нравственных страданий. Индивидуальные особенности потерпевшего и фактические обстоятельства причинения морального вреда являются факторами, уточняющими характер переживаемых страданий.
На схеме это можно представить следующим образом (см. схему 1):
Схема 1
Пунктирная стрелка на схеме означает, что возможна ситуация, когда в отсутствие юридически значимых индивидуальных особенностей потерпевшего и фактических обстоятельств причинения морального вреда единственным критерием оценки степени физических и нравственных страданий потерпевшего будет только их характер.
Вина причинителя вреда и его материальное положение являются факторами, учитываемыми судом при расчете суммы компенсации за причиненный вред, но они не имеют существенного значения в определении силы страданий потерпевшего.
В законе не дано определение рассматриваемого понятия. В то же время проведенный выше анализ ст. 1101 ГК РФ дает основание выделить некоторый аспект в понимании того, что может выступать под «характером физических и нравственных страданий». Это должен быть такой показатель, который, с одной стороны, действительно может значимо влиять на степень переживаемых страданий возможного потерпевшего; с другой – может или увеличиваться, или уменьшаться в зависимости от наличия юридически значимых индивидуальных особенностей потерпевшего и (или) фактических обстоятельств причинения морального вреда. Исходя из этого содержание самого понятия «страдание» должно быть таково, чтобы можно было говорить о его различном характере.
«Страдание» – категория, достаточно разработанная в теории этики. Под страданием понимается состояние, периодически переживаемое человеком в процессе его физического и духовного бытия. Нравственно-этическая сторона страдания заключается в первую очередь в готовности к личным жертвам при выполнении обязательств, предусмотренных различными кодексами поведения. С точки зрения этики здесь проявляется положительная функция страдания. В этом смысле страдание – необходимый и естественный элемент человеческого бытия. Противоестественным, нарушающим нормы морали является поведение, вызывающее наиболее грубые и унижающие человеческое достоинство страдания[39].
Таким образом, в этическом плане страдание рассматривается как элемент нравственного сознания, позволяющий оценивать поступки конкретных людей как позитивные или негативные с точки зрения общественной морали, причем такая оценка осуществляется не на логическом, а на чувственном уровне. Очевидно, что этический подход, подразумевающий деление страданий на указанные два вида, невозможно применить для решения задачи оценки степени испытываемого морального вреда, так как здесь требуется более детальное рассмотрение только негативного проявления страданий, что не является предметом изучения этики.
Авторы современных учебников по этике в случаях, когда нужен иной план анализа таких этических категорий, как стыд, унижение, страдание и т. п., совершенно справедливо делают отсылку к психологическим исследованиям[40]. Эту точку зрения разделяют и некоторые правоведы[41].
В традиционных психологических исследованиях не используется такой термин, как «страдание». Однако есть другие психологические понятия, которые можно считать его аналогами. Совершенно очевидно, что речь идет об эмоциональной сфере личности человека и о ее нарушениях, связанных с травматическими воздействиями на нее. В психологии, изучающей кризисные состояния человека, выработан специальный терминологический аппарат, с помощью которого обозначаются элементы кризисных состояний. К ним относятся, во-первых, понятие психической травмы, под которой понимается своеобразный психологический феномен, проявляющийся в дезорганизующей вредности воздействия на личность человека, характеризующийся определенной функциональной организацией и определенным отношением к другим элементам сознания[42]. Это тяжелые, иногда сверхсильные, для личности переживания, сопровождающиеся отрицательными эмоциональными реакциями[43]. В психоаналитической литературе этот феномен называется личностным комплексом[44].
Другим понятием, характеризующим кризисное состояние человека, можно считать термин «психотравмирующая ситуация», под которой понимается необычное событие, способное вызвать тяжелый психологический стресс, сопровождающийся чувствами страха, ужаса, беспомощности, униженности и т. д. (кстати, длительная психотравмирующая ситуация рассматривается как один из квалифицирующих признаков убийства в состоянии аффекта (ст. 107 УК РФ).
Психотравмирующая ситуация может стать источником как нравственных, так и физических страданий. В данном параграфе будет рассмотрено влияние психотравмирующей ситуации на образование нравственных переживаний.
В научной литературе встречается также термин «моральные потери», под которым понимается умаление личных неимущественных прав и (или) нематериальных благ[45]. В утратившем юридическую силу Законе РСФСР «Об охране окружающей природной среды» от 19 декабря 1991 г. (ст. 89)[46] был использован термин «моральная травма» в значении умаления личных неимущественных прав и нематериальных благ, который закрепился в правовой литературе[47]. Для дальнейшего анализа изучаемой проблемы, безусловно, необходимо разведение данных понятий. Далее будут использоваться термины: «моральная травма» как факт умаления личных неимущественных прав и (или) нематериальных благ; «психическая травма» как результат негативного морально-психологического или физического воздействия, фиксирующийся в психике человека в виде психических переживаний типа личностных комплексов, навязчивых состояний: фобий (страхов) и т. д.[48]
Использование категории «психическая травма» позволяет оценить физические и нравственные страдания с точки зрения их силы, а также определить характер этих страданий, различающихся, как правило, в зависимости от вида личностного комплекса, ставшего продуктом моральной травмы. Вместе с тем вид образовавшегося комплекса напрямую связан с индивидуальными особенностями потерпевшего, такими, например, как пол, возраст, социальное положение, социальный статус и т. д., что, в свою очередь, облегчает установление связи характера переживаемых страданий с индивидуальными признаками потерпевшего.
Сила переживаемых страданий будет разной в зависимости от того, что стало результатом моральной травмы: простая эмоция, которая со временем забывается, или глубокий личностный комплекс, коррекция которого требует больших душевных затрат и специальной квалифицированной психологической помощи. Кроме того, каждый вид комплекса обладает своей степенью тяжести с точки зрения глубины образуемой психической травмы и сложности при коррекционной работе. Также важно иметь в виду, что одна и та же ситуация может порождать у потерпевшего два и более личностных комплексов, увеличивая степень его страданий. Все эти моменты надо учитывать при характеристике вида страданий человека, претерпевшего моральный вред.
В свете вышесказанного можно уточнить содержание понятия «нравственное страдание», придав ему необходимый юридико-психологический смысл, облегчающий его применение в юридической теории и практике. Нравственное страдание – родовой термин, обозначающий негативные эмоции и эмоциональные состояния (например, личностные комплексы), вызванные неправомерным вторжением в сферу нравственного сознания личности.
Нет необходимости подробно описывать, что значит простая эмоция: гнев, обида и т. п.; для данного исследования важно, что она быстро проходит и проста в коррекции. Поэтому более подробно рассмотрим понятие личностного комплекса и его видов. Общее определение комплекса в наиболее развернутом виде дано у К. Г. Юнга: «Комплексы – это психические величины, которые лишены контроля со стороны сознания. Они отщеплены от него и ведут своего рода существование в темной сфере души, откуда могут постоянно препятствовать или же содействовать работе сознания. Комплексы всегда содержат в себе нечто вроде конфликта или, по крайней мере, являются либо его причиной, либо следствием. Во всяком случае комплексам присущи признаки: конфликта, шока, потрясения, неловкости, несовместимости. Это так называемые «больные точки», о которых не очень хочется вспоминать и еще меньше хочется, чтобы о них напоминали другие, но которые зачастую самым неприятным образом напоминают о себе сами»[49].
В определении К. Г. Юнга сфокусированы все основные признаки комплексов, которые традиционно выделяются в психоанализе: а) бессознательное воздействие комплексов на поведение человека; б) связь содержания комплекса с аффектом; в) невозможность избавиться от комплексов путем простого забывания; г) в целом негативный характер воздействия комплексов на актуальную жизнь человека. Самый негативный результат наличия комплекса состоит в том, что аффективные переживания, связанные с моральной травмой, возникают каждый раз, когда что-либо даже косвенно напоминает о психотравмирующей ситуации и человек многократно повторно претерпевает физические и нравственные страдания, получая вторичный, третичный и n-ный моральный вред.
Рассмотрим наиболее типичные личные комплексы, возникающие вследствие моральных травм.
Содержание комплекса неполноценности довольно подробно раскрыто в психологической литературе. А. Адлер, который ввел понятие комплекса неполноценности в психоанализ, отмечал, что чувство неполноценности возникает в связи с конкретными неудачами в определенных жизненных областях. Это могут быть неудачи при реализации стремления к власти, высокому социальному положению, другим социальным отличиям[50]. Современное понимание содержания комплекса неполноценности отражено в «Психологическом словаре». Согласно представленной в нем информации, суть этого комплекса состоит в появлении чувства неполноценности, свойственного всем людям, сталкивающимся с жизненными трудностями. «Вместо реального преодоления трудностей и развития своих умений и способностей невротики, например, стремятся избежать самих переживаний чувства неполноценности»[51]. При этом они убеждают себя либо в своей никчемности, либо в своем превосходстве над людьми, этим оправдывая свое устранение от реального преодоления трудностей.
В литературе описаны факты возникновения комплекса неполноценности в связи с нанесением неправомерного вреда зависимому лицу. Это в первую очередь исследования дидаксогенных неврозов, появляющихся у учеников из-за некорректных, антипедагогических действий учителя[52].
Одной из особенностей комплекса неполноценности является то, что он чаще всего появляется в детстве, когда у детей еще не сформирована адекватная самооценка и их оценка самих себя целиком зависит от мнения окружающих. Детский возраст не только сензитивен к появлению данного комплекса, но это еще и фактор, затрудняющий оказание ребенку психологической помощи. Поэтому данный комплекс может сохраняться у ребенка до тех пор, пока он не станет взрослым и не будет способен воспринимать психокоррекционную программу. Такая индивидуальная особенность, как несовершеннолетний возраст потерпевшего, является одной из ключевых при оценке степени морального вреда, возникшего при нанесении психической травмы в виде образовавшегося комплекса неполноценности.
Степень тяжести моральной травмы в случае комплекса неполноценности будет также зависеть от вида нематериального блага, подвергнувшегося умалению (вида моральных потерь). Оценить степень психической травмы здесь будет проще, если учесть, насколько легче компенсируется комплекс неполноценности в каждом конкретном случае. Например, в ситуации умаления чести и достоинства конкретным объектом нападок, вызывающих у потерпевшего состояние унижения, может быть его интеллект, внешние способы выражения социальных ролей (мимика, жесты, манера одеваться и т. п.), социальное или материальное положение и т. д., т. е. все то, что составляет признаки приобретенного социального статуса. В рассматриваемом ракурсе, оценивая, что легче поддается коррекции (т. е. быстрее снимаются страдания потерпевшего), на первом месте, очевидно, будут схемы поведения, которые легче изменить, чем, например, интеллект или материальное положение. Под характером страданий в ситуации формирования комплекса неполноценности, таким образом, следует понимать содержание нравственных переживаний, например, типа: «Я – глупый, у меня нет способностей, меня за это презирают» (в случае унижения достоинства ученика).
[53]
Данный комплекс похож на комплекс неполноценности, но имеет собственное содержание. Комплекс неполноценности порождается неадекватной самооценкой: заниженной или завышенной. Смысл коррекции этого комплекса состоит в формировании адекватной самооценки, т. е. такого состояния личности, когда человек претендует на решение задач, которые способен решить или наличными силами, или, учитывая возможности зоны ближайшего развития, в ближайшем будущем и не претендует на решение задач заведомо выше уровня его возможностей (завышенная самооценка), не испытывает страха перед задачами, соответствующими его возможностям (при заниженной самооценке).
Но, как показывает практика, есть ситуации, когда у человека – адекватная самооценка, но присутствует глубокое недовольство собой, вплоть до сильных аффективных переживаний. Суть комплекса неполноценности – в боязни получения неприятной социальной оценки, которая маскируется вызывающим поведением при завышенной самооценке и проявляется в скованности, неактивности в ситуации заниженной самооценки. Комплекс неполноценности можно снять, повысив уверенность в себе, и за счет повышенной уверенности достичь более высоких результатов в деятельности. В ситуации же адекватной самооценки нет чувства неуверенности, а есть точное знание того, что человек никогда не повысит свои результаты. И это, по сути, вызывает более серьезные переживания, способные «искорежить» жизнь человека.
Следует также отметить, что комплекс неполноценности корректируется легче, чем комплекс личностного образца, так как он связан с признаками приобретенного статуса, в то время как причиной появления комплекса личностного образца являются признаки наследственного статуса: внешние данные, социальное происхождение, национальность и т. д., т. е. то, что часто практически не корректируется, тем самым усугубляя страдания потерпевшего в случае, если причиной страданий стало наличие указанных признаков.
В общем виде комплекс личностного образца можно определить следующим образом: это аффективные переживания по поводу неустранимых несоответствий конкретного человека какому-либо общественному образцу. Так, существует ряд факторов, которые имеют в жизни человека существенное значение, но обладают качеством данности от природы или неизменности по другим причинам. Это – происхождение, место рождения, национальность, внешние данные (черты лица, рост, пропорции тела, раса и др.), т. е. то, что составляет содержание наследственного статуса. Отличие от принятого образца вызывает сильнейшие страдания у людей. Психотравмирующие обстоятельства в связи с неправомерным нанесением психической травмы в виде комплекса личностного образца могут заключаться в обезображивании человека, нанесении различных увечий, оскорблении по поводу имеющихся от рождения физических недостатков, нанесении оскорбления по мотивам расовой, национальной, религиозной нетерпимости и др. Иными словами, по содержанию можно выделить целую группу комплексов личностного образца в зависимости от причины его образования.
[54]
Данный комплекс является продуктом посягательства на авторитет личности. Авторитет – уважение, доверие к лицу, обстоятельство, обеспечивающее в ряде случаев влияние на людей, т. е. это благо, которым люди дорожат. Авторитет – это, по сути, форма чести и достоинства личности, а умаление его является унижением человека.
Описаны и иные личностные комплексы. Например, комплекс вины может возникнуть как результат неправомерного убеждения человека в совершении им неблаговидных поступков или бездействия, за которое можно осудить[55].
Для наглядности проиллюстрируем содержание анализируемых в данном параграфе понятий на примере нарушения трудовых прав (см. табл. 2).
Понимаемый таким образом характер нравственных страданий отвечает логике, заложенной законодателем в конструкции ст. 1101 ГК РФ. Так, можно выделить три степени нравственных страданий в зависимости от их характера:
1) уровень простых эмоций: обиды, стыда, страха и т. д., которые носят кратковременный и легкоизживаемый характер;
Таблица 2
Возможное содержание морального вреда и иных сопутствующих категорий при нарушении трудовых прав
2) нравственные страдания в виде личностных комплексов, которые обладают большим стрессогенным зарядом, закладываются в структуру личности на длительное время и все это время оказывают патогенное деформирующее влияние на нее. В то же время у личности сохраняются психологические защитные механизмы, направленные на нейтрализацию патогенного действия психической травмы. Это – вытеснение аффективно заряженных мыслей в подсознание, их рационализация (т. е. нахождение удобных, приемлемых для человека объяснений происходящего, облегчающих страдания) и др. Этот уровень психической травмы получил в психотерапии название субклинического[56];
3) уровень разрушения психологических защит, когда результатом психотравмирующего воздействия становится психическая болезнь или психические расстройства в форме пограничных психических состояний (психогений) или такая степень переживаний, которую Г. Селье назвал дистрессом (в отличие от стресса)[57], а Е. К. Краснушкин – шоковой психической травмой[58]. На этом уровне сознание человека еще способно к нравственным переживаниям, сопоставимым с переживаниями нормального человека. Следующая степень психической травмы приводит к такому разрушению личности человека, что можно говорить только о болезненных переживаниях, имеющих особый характер и иную природу, чем у нормального человека (подробнее об этом см. § 4 главы 3).
Такое понимание в подходе к решению изучаемой проблемы в общем виде просматривается и в зарубежном праве. Так, в гражданском законодательстве Израиля дается легальное определение малозначительных действий, которые не должны «рассматриваться как незаконные действия, в отношении которых обычный разумный человек в данных обстоятельствах не подал бы жалобу в силу их малозначительности» (пункт 4 части Б Ордонанса о возмещении вреда)[59]. Тем самым высказывается отношение к компенсации малозначительного, в том числе малозначительного морального, вреда, который, по мнению законодателя Израиля, не может быть предметом рассмотрения. В австралийском праве подобным вредом считается вред, «который вызван применением силы и воздействием и находится в границах того, что разумно приемлемо к: (с) социальному воздействию; или (d) жизни в обществе» (дефиниции к части 7, 8 «Причинение вреда и др.» Уголовного кодекса Австралии)[60]. В английском гражданском праве за незначительный моральный вред присуждается символическая плата[61].
В зарубежной судебной практике при оценке степени последующих переживаний встречается также критерий психической травмы, возникшей у потерпевшего в результате причиненного психического вреда[62]. Степень причиненного психического вреда различается в зависимости от значительности его воздействия на психику человека: “psychological injury” (психический вред), который не деформирует сознание и личность человека, и “psychiatric injury” (психиатрический вред), продуктом которого являются патологические изменения в личности человека. Различаются также “ordinary shock” (обыкновенный шок, обыкновенное потрясение), когда нет значимых психологических изменений в психике и личности потерпевшего, и “nervous shock” (нервный шок, нервное потрясение), когда воздействие на психику человека приводит к серьезным нервным расстройствам[63].
Особой проблемой является вопрос о возможности компенсации психического вреда лицам, у которых в результате психотравмирующего воздействия произошел распад личности и они в силу этого уже не способны адекватно отражать окружающую действительность[64].
Таким образом, очевидно, что однородность психологических проявлений нравственных страданий, а также использование в их анализе похожего научного инструментария (например, понятийных конструкций психоаналитического направления психологии) приводят к сравнимым результатам как в российском, так и в зарубежном подходах к проблеме оценки степени морального вреда. В этом смысле представляемая в данной работе позиция является достаточно обоснованной.
Разрешение проблемы об определении понятия «нравственные страдания» имеет еще один аспект, обсуждавшийся в научной литературе: Это вопрос означивания физических и нравственных страданий. Некоторые авторы предлагают вместо понятия «моральный вред» ввести в оборот термин «психический вред», мотивируя это тем, что «моральный вред находит выражение в негативных психических реакциях потерпевшего»[65]. Другие авторы по тем же основаниям считают более правильным использовать термин «эмоциональные страдания»[66]. Но основная дискуссия развернулась вокруг сравнения преимуществ двух терминов: «неимущественный» и «психический вред». Оппоненты разделились в основном на два лагеря. Одни считают более приемлемым термин «неимущественный вред», другие – «психический»[67]. Автор данного исследования присоединяется к сторонникам понимания физических и нравственных страданий как психического вреда. Психика – это способ отражения как внешней реальности, например, в форме нравственных негативных эмоций (нравственных страданий), так и внутреннего состояния человека, в том числе в виде негативных ощущений: боли, удушья и т. д. (физических страданий). Неимущественный вред – все-таки более широкое понятие, включающее как моральный, так и физический вред.
Вместе с тем представляется, что мнение М. Е. Матросовой о том, что более целесообразно пользоваться термином, который закреплен в действующем законодательстве (т. е. «моральный вред»), так как это позволит избежать дополнительных трудностей в правоприменительной деятельности и судебной практике[68], является более целесообразным.
К аргументам М. Е. Матросовой можно добавить еще один. Введение в оборот термина «психический вред» создаст дополнительный дискомфорт лицам, которые захотят воспользоваться нормами, устанавливающими право компенсации за психический вред. Термин «психический» в бытовом сознании многих людей тождествен понятию «психиатрический». Человеку, требующему компенсации психического вреда, могут «навешиваться» ярлыки о его психической несостоятельности. Такие примеры были (и есть), когда в школах в массовом порядке стали вводить должность школьного психолога. Над детьми, которые приглашались на консультацию к психологу, насмехались их одноклассники. Термин «моральный вред» имеет более благородное звучание, и в этом смысле он практически более приемлем.
Далее, некоторые правоведы, разводя содержание указанных выше понятий, делают логический вывод о невозможности измерить психический вред и предлагают вместо измерения страданий оценивать моральный вред в виде степени умаления личных неимущественных прав и нематериальных благ[69].
Отдельные исследователи вообще полагают, что разница в содержании психических (эмоциональных) и моральных переживаний столь велика, что причина страданий не оказывает влияния на их сущность[70]. Аналогично Г. Г. Горшенков указывает на невозможность сопоставления переживаемых человеком эмоций с моральным чувством «стыда»[71].
Очевидно, что такой подход является смешением двух уровней анализа: психологического и физиологического. Указанные авторы неосознанно используют физиологический способ анализа. Действительно, с физиологической точки зрения безразлично, чем вызвана физиологическая реакция: формы протекания ее в разных случаях схожи. Но психология и физиология эмоций – это различные феноменологические проявления. Нравственные переживания с физиологической точки зрения – это, с одной стороны, соматовегетативные последствия или физиологические корреляты эмоций: вегетососудистые изменения, мышечные проявления и т. д. (см. табл. 2), с другой стороны, биофизические процессы на клеточном уровне[72].
Нравственные переживания с психологической точки зрения – вид нравственных чувств (эмоций), т. е. особый способ отражения объективной реальности, имеющий связь с нравственным сознанием личности, предполагающий участие мышления в эмоциональном отражении объектов нравственных чувств. Характер нравственных переживаний напрямую связан с объектом, их вызывающим[73]. Психическая травма – это также синтез эмоций и мышления, так как психотравмирующее воздействие осмысляется личностью, определяется его значимость для нее. В психотерапии это называется семантическим аспектом психической травмы[74]. В свете вышесказанного, очевидно, что нельзя противопоставлять нравственные переживания психологическим, если они вызываются социально значимым объектом. По сути, это одно и то же. Нравственные переживания и нравственные чувства – разные названия одного и того же понятия.
Характер нравственных переживаний не только связан с их объектом, но и определяется индивидуальными особенностями личности. В психотерапии выделяется критерий значимости содержания стрессогенных явления для индивидуального сознания. Так, описываются особо патогенные психические травмы, нарушающие «порядок» в области идеологии, мировоззрения, этических норм, личностных индивидуальных отношений и т. п. Нарушение «порядка» в наиболее значимом является патогенным для конкретной личности[75]. Сила нравственных переживаний, таким образом, непосредственно связана с их содержанием и значимостью для личности. Душевный комфорт – это требование известного уровня определенности, известной степени порядка в окружающем нас мире (и в нашем сознании)[76]. Нравственные переживания в широком смысле (они могут быть как положительными, так и отрицательными) – это синтез эмоциональных реакций и эмоционально заряженных мыслей по поводу значимых для конкретной личности социальных объектов. Нравственные страдания – аффективно заряженные мысли по поводу нарушения «порядка» в значимых для определенного человека социальных проявлениях. «Значимое», по образному определению психотерапевтов, является «жалом» или «ядром» психической травмы[77].
Психологический ракурс исследования, примененный в данном параграфе для выяснения содержания понятия «нравственные страдания», можно считать уместным, поскольку трудно юридически грамотно обеспечить защиту личных неимущественных прав и нематериальных благ в рамках института морального вреда, не осознавая содержание ключевого понятия данного института. По аналогии можно привести пример разрешения проблемы определения понятия интереса в гражданском праве. В. П. Грибанов вначале сформулировал психологическое определение понятия «интерес», а затем показал взаимосвязь интереса и субъективного гражданского права[78].
Обобщая изложенное, можно попытаться раскрыть содержание основных понятий данного параграфа.
Разрабатывая схему расчета сумм компенсации морального вреда, законодатель вначале использовал критерий степени физических и нравственных страданий (ст. 151 ГК РФ). Затем во второй части Гражданского кодекса, введенной в действие значительно позже, этот критерий был заменен на другой – «характер физических и нравственных страданий» (ст. 1101 ГК РФ). Содержательный анализ показывает, что новый термин является более широким по объему, но в то же время и более адекватным, поскольку позволяет точнее оценить причиненный моральный вред.
Так, под степенью нравственных страданий, по-видимому, следовало бы понимать меру их влияния на психическое и физическое благополучие личности. Условно можно было бы, к примеру, выделить четыре степени негативных нравственных переживаний:
1-я степень – легкие страдания;
2-я степень – страдания средней тяжести;
3-я степень – тяжкие страдания;
4-я степень – особо тяжкие страдания.
Однако очевидно, что далее требовалась бы расшифровка того, чем отличаются легкие страдания от средних и т. д. Здесь был бы недостаточен показатель силы и длительности негативных переживаний, так как иногда даже вроде бы чрезмерные страдания в дальнейшем не оставляют в психике человека сколь-нибудь значительного следа. С этой точки зрения более продуктивным был бы показатель, отражающий не только силу и длительность переживания, но и его уровень, т. е. фиксирующий качественные различия в воздействии на психику человека. Характер нравственных страданий как раз и является таким комплексным показателем. Это понятие как более широкое по объему включает в себя ряд существенных для оценки морального вреда признаков: а) силу страданий; б) их длительность; в) их уровень и содержание (например, вид личностного комплекса, так как разные личностные комплексы имеют разную перспективу и трудности в их коррекции).
Для сравнения можно привести критерии определения степени психического вреда, заложенные в Тарифной схеме компенсаций за вред, причиненный преступлением, действующей в Великобритании с 1994 г. (см. табл. 3).
Таблица 3
Тарифная схема компенсаций за психический вред[79]
В основу оценки положено два основных признака: а) длительность расстройства; б) степень утраты жизненной активности, т. е. учитываются не только количественные (длительность), но и качественные изменения в деятельности потерпевшего.
В целом можно констатировать, что с учетом характера нравственных страданий можно выделить следующие их степени.
1-я степень – легкие страдания, выражающиеся в обычных ситуативных нравственных эмоциях; кратковременные и не оставляющие глубокого следа.
2-я степень – страдания средней тяжести, длительные по продолжительности, оказывающие влияние на психическое и физическое благополучие личности в ситуациях, вызывающих воспоминание о вредоносном воздействии, не приводящие к болезненным психическим изменениям.
3-я степень – тяжкие страдания, имеющие симптоматику пограничных психических расстройств, требующие специального психолого-психиатрического лечения.
4-я степень – особо тяжкие страдания, приводящие к трансформации личности человека (психическая болезнь с возможными моментами ремиссии или частичным осознанием произошедшего).
5-я степень – страдания заблокированы ситуацией полного распада личности (способ компенсации за такое последствие вредоносного воздействия рассматривается в § 4 главы 3).
Индивидуальные особенности потерпевшего и фактические обстоятельства причинения вреда оказывают влияние на характер нравственных страданий следующим образом:
а) в зависимости от значимости для конкретной личности произошедшего у нее в качестве психологической реакции может возникнуть или обычная эмоция, или личностный комплекс, или пограничное нервное расстройство, или психическая болезнь; для другой личности, с иными индивидуальными особенностями, это может быть другой уровень нравственных реакций;
б) фактические обстоятельства причинения вреда, например его публичность, могут изменить характер страданий, по сравнению с иными случаями, например, вместо обычной эмоции может возникнуть личностный комплекс и т. д.
Оценку степени и характера нравственных страданий, а также их зависимость от индивидуальных особенностей потерпевшего и фактических обстоятельств причинения вреда можно производить с помощью судебно-психологической, судебно-психиатрической, комплексной судебной психолого-психиатрической и судебно-патопсихологической[80] экспертиз.
§ 4. Физические страдания как признак морального вреда
Содержание понятия «физические страдания» как негативных ощущений в виде боли, тошноты, дискомфорта и т. п. является установившимся в доктринальной литературе, поскольку разделяется многими правоведами (см. § 2 данной главы). В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» от 20 декабря 1994 г. № 10 в качестве одного из признаков морального вреда указывается боль[81]. В зарубежной судебной практике к физическим страданиям также относят головные боли, потерю сна и т. п.[82] Рассматривается вопрос о вторичных физических страданиях как результате нравственных страданий и болезненных изменений в организме как продукте развития заболевания на почве первичных физических страданий[83]. В то же время остается без внимания значение термина «характер физических страданий». Как отмечалось в § 3 данной главы по поводу содержания понятия «характер нравственных страданий», в термин «характер физических страданий» должно быть вложено такое содержание, чтобы оно полностью отвечало логической конструкции ст. 1101 Гражданского кодекса РФ. Можно согласиться с М. Н. Малеиной в том, что при оценке степени испытываемых потерпевшим физических страданий при нанесении вреда здоровью можно использовать критерии, применяемые в уголовном праве[84]. Действительно, при квалификации степени тяжести причиненного здоровью потерпевшего вреда не всегда используется только критерий общественной опасности деяния. Наряду с ним оценивается и степень такого вреда.
Сравнительная оценка степени причиненного физического вреда является базовой для определения степени физических страданий человека, поскольку у обычного человека эти показатели взаимосвязаны. Это обстоятельство зафиксировано как основополагающее для учета размера компенсации морального вреда в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О судейской практике по делам о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья» от 28 апреля 1994 г. № 3. В нем, в частности, говорится, что размер возмещения морального вреда определяется судом, исходя из степени тяжести травмы, иного повреждения здоровья, других обстоятельств, свидетельствующих о перенесенных потерпевшим физических и нравственных страданий (п. 36 Постановления)[85].
Боль является охранительной реакцией организма на неблагоприятные изменения в нем. Выполняя сигнальную функцию, боль, кроме информации о факте негативных изменений, сигнализирует и об их силе. Аналогичную роль в жизнедеятельности организма выполняют и иные негативные ощущения: тошнота, физический дискомфорт, удушье и т. п.
Однако оценка физических страданий только в соотнесении с критерием причиненного физического вреда является недостаточной, если речь идет не об обычном человеке. Здесь не учитываются индивидуальные особенности потерпевшего, например, индивидуальная повышенная или пониженная чувствительность к боли. Поэтому нельзя, как это предлагают некоторые исследователи, отождествлять термины «физические страдания» и «физический вред», подменяя один другим[86].
Физический вред является многоплановым показателем, включающим как негативные изменения в телесной организации человека, так и биохимические, термодинамические, нервно-гуморальные и иные неблагоприятные изменения в органах и тканях индивида. Это продукт воздействия на человека как представителя биологического вида. В уголовных кодексах разных стран аналогами этого понятия являются: «телесное повреждение» (УК ФРГ[87]; УК Японии[88]); «вред здоровью» (УК РФ[89]); оба вышеприведенных признака «телесное повреждение и иной вред здоровью» (УК Австрии[90]; УК Швейцарии[91]; УК Аргентины[92]; УК Республики Молдова[93]). В Уголовном кодексе Испании[94] уточняется, что под вредом здоровью понимается вред как физическому, так и психическому здоровью (ст. 147). В Уголовном кодексе Австралии[95] психическая болезнь признается психическим вредом.
В Российском уголовном законодательстве вместо использовавшегося в УК РСФСР[96] понятия «телесные повреждения» введен термин «повреждение здоровья» как более широкий по объему, охватывающий не только вред здоровью в виде телесных повреждений, но и вред, возникающий от воздействия других факторов среды (например: термодинамических, биохимических, облучения, инфекций и т. д.). Вместе с тем сохранили свое действие Правила судебно-медицинского определения степени тяжести телесных повреждений от 11 декабря 1978 г.[97] Хотя наряду с ними приказом Министерства здравоохранения РФ от 10 декабря 1996 г. № 407 утверждены правила судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью[98], но они не были зарегистрированы в установленном порядке Министерством юстиции и поэтому пока не имеют юридической силы.
Для большей объективности можно провести сравнительный анализ показателей, применяемых для квалификации степени тяжести причиненного физического вреда в уголовных законах разных стран. В известном смысле это как бы продукт коллективного разума, синтез юридических и медико-биологических доктрин, заложенных в основу уголовных норм (см. табл. 4, 5).
Таблица 4
Критерии оценки степени тяжести причиненного физического вреда в уголовных законах различных стран
Таблица 5
Содержание критерия «степень физического вреда» в уголовных законах различных стран
Таблица 5 (Продолжение)
Таблица 5 (Продолжение)
Анализ зарубежного и российского уголовного законодательства дает основание определить содержание понятий «степень» и «характер физических страданий», предусмотренных логическими конструкциями ст. 151 и 1101 Гражданского кодекса РФ. Очевидно, что под степенью физических страданий следует понимать их силу и длительность. Параметры длительности страданий могут коррелировать с показателем «степень утраты работоспособности», принятым в уголовных законах некоторых стран, в том числе Российской Федерации. К ним относятся: а) количество календарных дней, в течение которых человек не может выполнять свои профессиональные функции и б) степень утраты трудоспособности в объемных показателях (см. табл. 6). Кроме того, в отношении неработающих лиц можно использовать критерий «длительность последствий» (УК Австрии, УК Польши и др.); «степень беспомощности» (УК Швейцарии, УК Австралии); «длительность утраты функций органов тела» (УК Польши); «степень расстройства умственной деятельности» (УК Аргентины). В УК Австралии выделен и собственно критерий наличия болевых реакций (см. табл. 4).
Таблица 6
Содержание критерия «степень утраты работоспособности» в уголовных законах различных стран
Таким образом, можно условно выделить степени физических страданий:
1-я степень – физические страдания кратковременны и практически не оставляют последствий в организме;
2-я степень – физические страдания имеют длительный характер, но ограничены обозримыми временными рамками;
3-я степень – страдания непредсказуемы по длительности;
4-я степень – страдания, согласно прогнозу медиков, переживаются всю оставшуюся жизнь.
Под термином «характер физических страданий» можно понимать, во-первых, их уровень. Уровень страданий – комплексный показатель, отражающий качество переживаемых страданий в их сопряженности со степенью переживаний. Согласно анализу зарубежных уголовных законодательств и российского уголовного закона можно выделить следующие уровни физических страданий:
1-й уровень: физические страдания незначительны, так как являются продуктом физического вреда, практически не имеющего последствий для организма – ткани и функции легко и быстро восстанавливаются;
2-й уровень: физические страдания являются результатом деформирующего воздействия на организм, но ткани и функции восстанавливаются за счет взаимозаменяемости;
3-й уровень: физические страдания являются следствием таких нарушений в организме и его функциях, которые восстанавливаются только частично (см., например, признаки вреда средней тяжести в табл. 5);
4-й уровень: физические страдания являются результатом невосстановимых нарушений в организме (см., например, признаки степени тяжкого вреда в табл. 5);
5-й уровень: физические страдания сопряжены с полной беспомощностью пострадавшего.
К «характеру физических страданий» можно отнести также их специфику, качество болезненных переживаний, связанных с источником, породившим их. В этом смысле можно выделить физические страдания, возникшие вследствие нарушения телесной целостности организма, страдания, вызванные лучевой болезнью, заражением ВИЧ-инфекцией, иной инфекцией и т. д. Уровень страданий в рассматриваемом ракурсе может зависеть от перспективы лечения.
Под характером физических страданий можно понимать также характер негативных физических переживаний, составивших содержание психической травмы, ставшей последствием травмирующего воздействия на организм человека. В § 3 настоящей главы были рассмотрены особые психические травмы, ставшие результатом воздействия на личность человека, систему его ценностных ориентаций, социально-ролевых установок и т. д. Психическая травма в широком смысле может стать продуктом различных психотравмирующих событий, которые выходят за рамки нормального человеческого опыта и ведут к сильнейшим переживаниям. Это могут быть события, воздействующие в первую очередь на человека как на индивида, как на биологический объект: например, физическое насилие в его различных вариантах[99], техногенные катастрофы, боевые действия, теракты и т. д. Впервые психическую травму «индивидного» плана описал в своих исследованиях великий русский физиолог И. П. Павлов. Так, упавшая с лестницы лабораторная собака затем панически боялась лестничных пролетов.
Симптомокомплекс нарушений, развивающихся после психотравмирующего воздействия, специалисты называют посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР)[100]. Эта симптоматика является системой как физических, так и психологических переживаний. Поэтому в качестве критерия степени физических страданий уровень психотравмирующего воздействия представляется вполне приемлемым.
В современной психологии выделены факторы, которые позволяют оценить разрушительное действие психической травмы на организм человека. Это: а) особенности самого психотравмирующего события; б) состояние защитных сил организма; в) дополнительные факторы риска.
К особенностям психотравмирующего события относятся: внезапность, отсутствие похожего опыта, длительность, недостаток контроля и др[101]. Перечисленные здесь признаки могут иметь также статус оцениваемых обстоятельств причинения морального вреда в виде физических страданий.
Состояние защитных сил личности – это ее способность противостоять травматическому событию, вырабатывать конструктивное поведение в экстремальной кризисной ситуации. Чувствительность человека к психотравмам определяется уровнем его стрессоустойчивости. В настоящее время разработаны некоторые методики измерения стрессоустойчивости[102].
На индивидуальную чувствительность человека к психотравмам могут оказывать влияние: пол; возраст; уровень умственного развития; актуальная структура личности (наличие таких свойств, как незрелость, гиперчувствительность, зависимость, склонность к чрезмерному контролю, стремление к подавлению эмоций, склонность выступать в роли жертвы, стремление к удерживанию травматического опыта); генетическая предрасположенность; физиологическое состояние в момент получения травмы (особенно при истощении, нарушении режимов сна и питания), силовая устойчивость, которая определяется как показатель уровня физиологического состояния готовности организма к выполнению физических нагрузок, превышающих нормальный уровень, в том числе в стрессовых ситуациях[103].
К дополнительным факторам риска, снижающим способность личности к преодолению травматических стрессовых переживаний, психологи относят такие индивидуальные особенности потерпевшего, как:
– предшествующий травматический опыт (например, в связи с перенесенным физическим насилием в детстве, несчастными случаями в прошлом);
– наличие алкогольной или наркотической зависимости;
– множественность стрессов на определенном временном отрезке;
– неопределенность отдаленных последствий экстремального события и др.[104]
Очевидно, что понимание уровня физических страданий как состояния психической травмы позволяет оценить их степень с учетом индивидуальных особенностей потерпевшего. Другими словами, этот показатель отвечает требованиям логической конструкции ст. 1101 Гражданского кодекса РФ.
Представляется, что вторичный моральный вред должен оцениваться по тем же основаниям, что и первичный. Рассмотрим, к примеру, нравственные негативные переживания, ставшие продуктом физических страданий. Нет смысла доказывать очевидное положение о том, что болезненные изменения в организме переживаются и на личностном уровне. Еще в античных учениях здоровье рассматривалось как нравственное благо[105]. Потери, связанные с этим благом, являются переживаниями в виде нравственных чувств.
Ели речь идет о телесных повреждениях, то мера нравственных страданий связана с социальной значимостью части тела, подвергшейся вредоносному воздействию. В Салической правде это обстоятельство нашло отражение в дифференциации наказания за телесный вред. В главе «О нанесении увечий» указывается, что «если кто вырвет другому глаз, присуждается к уплате 62,5 сол; если оторвет нос, присуждается к уплате 45 сол; если оторвет ухо, присуждается к уплате 15 сол»[106].
В Уголовном кодексе Австрии к тяжкому вреду относится только бросающееся в глаза обезображивание, что говорит о намерении законодателя в большей мере защитить потерпевшего как личность. Видимое другими увечье, обезображивание лица формируют у человека комплекс личностного образца – один из самых трудных для психологической коррекции. В таких случаях имеет место не просто телесное повреждение, а умаление такого нравственного блага, как телесное совершенство, если использовать термин Сократа[107]. Поэтому очевидно, что степень нравственных страданий в случае причинения физического вреда потерпевшему должна оцениваться по тем же правилам, что и первичные нравственные страдания.
Физические переживания, сопряженные с нравственными страданиями, выступающие также как вторичный моральный вред, должны оцениваться по правилам оценки первичных физических страданий. В медицине давно известны случаи, когда моральные травмы делали человека инвалидом.
Определенная специфика в оценке степени морального вреда присутствует в ситуации, где потерпевший претерпевает одновременно как физические, так и нравственные страдания, поскольку один вид переживаний может увеличивать степень другого переживания. Так, истязания в присутствии близкого человека могут увеличить физические страдания истязаемого. В судебной практике Елецкого городского суда было рассмотрено дело о причинении побоев музыканту. В материалах дела было отмечено, что физические страдания пострадавшего увеличились из-за ситуации произошедшего, поскольку его одновременно унизили и как личность. Побои были совершены скрипкой – инструментом, который был лично дорог пострадавшему. Истец считал, что подобными действиями унижено и его профессиональное достоинство[108].
Представляется, что в таких случаях надо отдельно определять степень как физических, так и нравственных страданий, а сумма компенсации должна представлять собой общий итог от сложения суммы за физические и нравственные страдания. В то же время результаты судебно-медицинской экспертизы, оценивающей физический вред, и судебно-психологической, которой подлежит оценка физических и личностных переживаний, должны соотноситься друг с другом и дополнять одна другую. Судебно-психологическую экспертизу такого рода, по нашему мнению, должны выполнять медицинские психологи.