Глава 4
МАКЕДОНСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЕ ГРАНИЦЫ ДО СМЕРТИ АЛЕКСАНДРА (323 гг. до н. э.)
Персидскую империю можно разделить на три части, отличающиеся друг от друга своим населением, производимой продукцией и предшествующей историей. Проведя линию от внутреннего угла Средиземного моря возле Исса к Черному морю у Трабзона (совр. название, в то время – Трапезунт. – Ред.), мы отделим всю Малую Азию, обширную территорию, где живет много людей разных национальностей и характеров. Это греки и разные азиатские народы, торговцы и пираты на побережье, пастухи и разбойники в горах. К западу от нее, географического центра империи, располагались примыкающие к морю Сирия и Палестина, к востоку – горы Мидии и Персии, сама же Месопотамия – богатая и плодородная аллювиальная равнина, образованная наносами Тигра и Евфрата. Эта часть имела все, что необходимо для обеспечения суверенитета, но в ней, несмотря на господство арийских горцев Персии и Мидии, преобладал семитский элемент. Здесь жили самые преданные слуги великого царя, и здесь же находились главные города империи. Из Ниневии и Вавилона исходили приказы, веками оказывавшие влияние на Азию. Если провести линию от устья Персидского залива к нижнему краю Каспийского моря, пройти с запада на восток можно или по узкому горному проходу к югу от Каспия, который с древности носит название Каспийский проход (Гирканские Ворота), или по прибрежной Гедросии (совр. Белуджистан. – Ред.). Это путешествие стоило Александру большой части его армии – он отправился на восток, преследуя Дария III, по первому пути, а вернулся в Вавилон по второму. На востоке великой персидской пустыни находится еще одна часть империи – верхние провинции, южные из которых – Дрангиана, Арейя, Арахосия и Гедросия никогда не играли заметной роли в мировой истории, являясь только пограничными землями, за которые боролись великие завоеватели. А северные провинции, Бактрия и Согдиана, граничившие с землями диких степных татар (тогда здесь никаких «татар» и даже тюрок не было. Были ираноязычные народы, в частности саки и массагеты. – Ред.), всегда имели воинственное население, и здесь во времена Александра жили полунезависимые правители, служившие великому царю. Они пользовались значительной свободой.
История покорения этих трех частей Александром ясно показывает их характер. Малая Азия, по крайней мере греческая, охотно отделилась от империи Дария III, за исключением нескольких прибрежных городов, удерживать которые помогал персидский флот. Но два крупных сражения и триумфальное шествие армии Александра по ее территории окончательно решили вопрос. Когда речь заходит о семитской (семитизированной) центральной части, бросается в глаза любопытный контраст между упорным сопротивлением прибрежных городов – осады Тира и Газы были тяжелыми – и полным крахом сопротивления после сражения при Арбелах (Гавгамелах). Имела место попытка военачальников Дария III заблокировать Персидские Ворота – проходы и перевалы из Суз в Персеполь и Экбатаны, но перед этим народы Месопотамии согласились с победой Александра. А Египет даже назвал его освободителем.
Все было совсем не так, когда Александр сделал попытку завоевать восточные провинции. Южные провинции, как я уже сказал, не имели особого значения, но северные – Бактрия, Согдиана и, пожалуй, еще Арейя – восстали, их лидеры, такие как Спитамен, одержали ряд побед над македонцами. Они доставили Александру так много неприятностей и продемонстрировали такое свободолюбие и личное достоинство, что он был вынужден принять самые суровые меры, направленные и на подавление, и на умиротворение непокорных. Он практически уничтожил вооружившееся против него население (возможно, тем самым повлияв на мировую историю, поскольку была разрушена преграда от Северного Турана) и женился на дочери самого гордого из вождей Согдианы. Царица – Роксана – славилась своей красотой, но вряд ли это был союз по любви. Этот брак был чисто политическим решением, призванным заставить бунтарскую провинцию почувствовать себя частью империи. Новая царица, разумеется, имела собственную свиту, состоящую из ее самых знатных соотечественников, в задачу которых входило использовать ситуацию наилучшим образом.
В нашу задачу не входит перечисление мелких подробностей о маневрах и контрманеврах, сумятице и беспорядках, сопутствовавших этим кампаниям. Мы хотим показать читателю лишь суть вещей, обозначить влияние происшедшего на мировую историю. Взглянув на карту походов Александра, мы сразу увидим, какие удивительно большие расстояния проходила его армия и какие чудесные новшества он открыл потрясенным европейцам в прежде неизвестных, сказочных землях. Если сегодня средний обыватель знает очень мало о пустынях Ирана, Герате, Мерве (совр. Мары. – Ред.) или Кандагаре, и все сведения черпаются из отчетов периодических британских или русских экспедиций, каким же полным невежество было в те времена, когда не было карт и путеводителей? Однако тогда эти провинции были богаче и более населенными, чем в наше время, возможно, климат был более умеренным. В любом случае македонцы и греки нашли там, по крайней мере, материальную цивилизацию, достигшую намного более высокого уровня, чем их собственная. В наибольшей степени превосходство выражалось в обработке золота и серебра, закалке стали, производстве тканей и украшений, выращивании деревьев и цветов. В общем, состоятельные люди окружали себя изысканной роскошью, доселе неведомой пришельцам. Македонцы начали остро ощущать свою примитивность, невоспитанность и вульгарность, но вместе с тем превосходство в вооружении. И был сделан первый шаг в соединении политики и интеллекта эллинизма с утонченными манерами и элегантной роскошью Востока.
Покорив все страны, которые ранее завоевали персидские (а до них – мидийские. – Ред.) цари, Александр почувствовал, что ему нечем заняться. Надо было определить другие территории, которые можно было бы покорить. Народные предания приписывают ему планы установления собственного господства не только над обитаемым миром, но и проникновения за пределы всего, что было известно и знакомо. Утверждают, что он желал достичь места, где на востоке встает солнце, фонтана жизни и убежища ночи. Все эти преувеличения не являются чистой воды выдумками, а лишь говорят о том, что окружавшие его люди чувствовали в нем жажду странствий, стремление к новому, неизведанному. Александр уделял больше внимания не вопросам управления своими обширными владениями, а грезам о новой ошеломляющей славе. Его влекло к таким пространствам, которые ни одно человеческое существо не сможет контролировать. До сих пор на всех своих территориях он устанавливал режим военной оккупации, при котором сбором налогов занимались гражданские чиновники. Его столицей была не Пелла, Александрия или Вавилон, а полевой лагерь, в котором была роскошная мебель, проводились помпезные церемонии и выполнялись сложные правила этикета, которым Александр научился у своих врагов. У нас нет оснований полагать, что он остановился бы (если, конечно, войска не начали бы роптать, как на окраине Индии), пока не прошел через Индию и Бирму или Китай до Желтого моря, поскольку жажда новых завоеваний становилась лишь сильнее, став страстью, с которой он не мог справиться.
Когда Александр покорил Согдиану и Бактрию, он оказался перед преградой – высокими горными хребтами Гиндукуша; он слышал, что южнее нес свои воды Инд и раскинулось плато Декан. Там, за горами, жили великие народы, со слонами и колесницами, иной культурой, языками и религией. Ни горы, ни реки не могли остановить Александра. Он перешел Гиндукуш вместе со своей большой армией – на подобное вряд ли решится и современный военачальник, ему покорились перевалы и Хайберский проход. Он переправился через Инд и Гидасп (совр. Джелам. – Ред.), причем на виду у большой вражеской армии. Он покорил нового врага и получил всех его слонов, в его руках оказался весь Пенджаб, и он уже был готов двинуться в глубь Индии, но его армия – македонские войска – отказались следовать за ним. Они устали от боев и прочих трудностей, очень страдали из-за климата, особенно от летних муссонных ливней, а также от снега азиатских высоких гор. У них было больше богатств, чем можно было унести, то есть более чем достаточно, чтобы жить в роскоши до конца своих дней. Но самое главное, они видели, что тех, кто стал жертвами случайностей войны, сменяли азиаты. Так что, когда больше не станет ветеранов, Александр возвратится домой из дальних стран со странными людьми, которые станут командовать в его владениях.
И Александр был вынужден отступить. Но мы можем не сомневаться, что он поклялся рано или поздно призвать к порядку свое мятежное войско и продолжить дело своей жизни. Его возвращение южным путем, плавание по Инду и марш через Гедросию были скорее географическими экспедициями, чем военными кампаниями, даже несмотря на то, что на Инде не обошлось без боевых действий. А однажды, штурмуя город Малли, он не только первым взобрался по лестнице, но и ворвался в город, где был тяжело ранен и едва не погиб раньше, чем его воины успели прийти ему на помощь. Однако подобные приключения были для него тем же, что охота на крупного зверя у обычных людей.
Рассказывая об империи Александра, мы не станем акцентировать внимание на ее индийских провинциях, за исключением тех, где прослеживается эллинистическое[3] влияние, – а таковых немного. Даже Бактрия очень скоро отказалась от единства с Западом и начала проводить собственную политику. Если Александр не присоединил надолго Пенджаб – Пятиречье – к территории бывшей империи Дария III, он, по крайней мере, познакомил индийцев с западным могуществом и предприимчивостью. Он заставил их перейти к обороне и опасаться вторжения, то есть вступить в длительное противоборство, которое по сей день продолжается между азиатами и наследниками империи франками.
Сейчас нам важно рассмотреть организационные мероприятия, которые провел Александр, вернувшись в Вавилон, ставший на короткое время его столицей. Вероятно, первым делом он занялся реорганизацией армии, вводом в нее азиатов, которых обучал воевать по-македонски. Постепенно их стало больше македонцев, которые опять взбунтовались, но справиться с монархом уже не смогли. Он сразу уволил их со службы, тем самым усмирив. Александр приказал всем ветеранам вернуться в Европу – после долгих и изнурительных военных кампаний они стали менее боеспособными и одновременно более опасными, поскольку проявляли недовольство. Имея новую армию и новую организацию – очевидно, он сделал боевые порядки пехоты более свободными и легкоуправляемыми, чем грозные, но неповоротливые фаланги, – Александр собирался начать новые завоевания. Мы не знаем, хотел ли он покорить Аравию, а потом двинуться к Карфагену и Геркулесовым столбам, или он был наслышан о римлянах и их упорной пехоте и думал, что путь к славе лежит через Италию. Патриот Ливий считает, что римляне тогда сумели бы его остановить[4]. Мы, смотрящие на вещи беспристрастно, уверены, что Рим был бы покорен довольно быстро, хотя это было бы связано с кровопролитными сражениями и большими потерями. Если Ганнибал достаточно уверенно поначалу разбил римлян, которые в его дни были намного сильнее, легионы не смогли бы устоять под ударами армии Александра. К тому же македонцы располагали осадными машинами для штурма крепостей, которых не было у Ганнибала. Поэтому мы имеем все основания утверждать, что Рим бы пал. Но с той же уверенностью мы заявляем, что после смерти Александра он вернул бы независимость и все вернулось бы на круги своя, с той лишь разницей, что эллинистическая культура проникла бы в Италию четырьмя поколениями раньше.
Вряд ли Александр считал, что эта кампания сравнима с его военными кампаниями на Востоке, где чудеса великолепной и неизвестной цивилизации лишь слегка приоткрылись перед его жадным и удивленным взором. Что такое Тибр и По в сравнении с Гангом и Брахмапутрой?
Ясно одно: прежде чем пускаться в новые авантюры, Александр должен был навести порядок на уже завоеванных территориях. А порядка там не было. Он обнаружил, что авантюристы греки и даже македонцы, которых он сделал губернаторами провинций, оказались слабы перед искушениями. Они слышали о его триумфальном шествии на Восток и, очевидно, не ожидали его возвращения, по крайней мере скорого. Они разоряли царские гробницы, угнетали подданных, всеми способами накапливали сокровища и даже брали на себя царскую власть. Конечно, эти губернаторы во время длительных отлучек Александра должны были обладать существенной властью. Антипатр в Македонии и Антигон во Фригии были давно проверенными близкими людьми. Они уже давно обзавелись собственными придворными. До Александра доходили жалобы на, мягко говоря, спорные действия Антипатра, на что он неизменно отвечал, что доверяет Антипатру и никому не позволит вмешиваться. Вавилонский казначей Гарпал присвоил деньги и бежал в Афины, где его появление с сокровищами и подкуп чиновников вызвали беспорядки, закончившиеся бегством Демосфена. До нас также дошла информация о том, что в Египте грек, отвечавший за финансы, повел себя неподобающим образом – всячески вымогал и отнимал средства у подданных. В общем, все указывает на то, что в империи были необходимы реформы и, помимо военных губернаторов и фискальных чиновников, была необходима некая гражданская централизованная система управления империей.
Монета Филиппа II Македонского
Доселе монаршей столицей фактически был лагерь Александра, который перемещался по мере ведения кампаний часто в самые отдаленные территории. В этом лагере было все – домашняя челядь, секретари, которые вели записи ежедневных событий, военный штаб с адъютантами и ординарцами. Александр садился ужинать с пятьюдесятью или шестьюдесятью гостями, и, пока он предавался чревоугодию и возлияниям, пронзительные звуки труб возвещали об этом всей армии. Излишества этих застолий были широко известны. За едой велись разговоры о храбрости великого полководца, его успехах в охоте и войне. Обычно пиршества длились до утра. Дневные труды и ночные излишества плохо сказывались и на самых здоровых людях. Молодые быстро старели, старые – умирали. В дошедших до нас рассказах об Александре в возрасте 32 лет он предстает зрелым мужчиной, давно позабывшим о веселье юности, израненным, несдержанным и забывающим о заботах только во время ночных загулов. Не нужно никаких предзнаменований, чтобы окружающие его люди поняли: такая жизнь не может продлиться долго. После возвращения Александра в Вавилон последовало несколько ночей беспробудного пьянства, и у него началась лихорадка. Народ встревожился. До нас дошли бюллетени о состоянии здоровья героя, распространявшиеся в армии. Друзья призвали оракулов, которые не смогли сказать ничего хорошего. Македонцы попрощались с монархом, который впал в беспамятство и не мог произнести ни слова. Потом народу сообщили, что Александр умер, и империя лишилась хозяина.
Даже самых стойких охватил ужас. И пока тело Александра лежало в лагере, покинутое потрясенной челядью, тишину города нарушили возбужденные крики. В кромешной тьме повсюду сновали люди с факелами, желая получить хотя бы какую-нибудь информацию о ситуации, понять, что будет утром. Многие громко стенали, но не горюя об умершем монархе, а предвидя несчастья, ожидающие их впереди.
Хуже всех было азиатам. Александр был их отцом и защитником против тирании македонцев и греков. Но даже македонцы, которые в последнее время постоянно выражали недовольство и бунтовали, втайне знали, что настоящий источник их превосходства над другими людьми теперь иссяк.