Глава IV
Японская война. Витте. Заключение мира. Революция 1905 г. Манифест 17 октября. Государственная Дума
Говоря об Императоре Николае II нельзя обойти молчанием Его почин в деле создания международной политической системы, которая если и не исключала бы войн, то ограничила бы рост вооружений. Но обращение Государя к великим державам успеха не имело. Вильгельм II, например, заявил, что «в своей практике я и впредь буду полагаться и рассчитывать только на Бога и на свой острый меч». В менее резкой форме так же высказались и государственные деятели других стран. И все же Гаагская конференция 1899 года сыграла свою роль в мировой истории. С. Ольденбург пишет: «Когда собралась 9 ноября 1921 года Вашингтонская конференция по вопросу о морских вооружениях, североамериканский президент Гардинг в своей вступительной речи вспомнил, кому принадлежал первый почин в этом деле. Предложение ограничить вооружения путем соглашения между державами – не ново, сказал американский президент. При этом случае быть может уместно вспомнить благородные стремления, выраженные 23 года назад в Императорском рескрипте Его Величества Императора Всероссийского». И процитировав почти целиком «ясные и выразительные» слова русской ноты 12 августа, президент Гардинг добавил: «С таким сознанием своего долга Его Величество Император Всероссийский предложил созыв конференции, которая должна была заняться этой важной проблемой» (С. Ольденбург «Царствование Имп. Ник. II»).
Значительным событием в царствование Императора Николая II была война с Японией и последовавшие после нее революционные события. Война эта была неизбежной. С самого почти начала своего царствования Государь уделял особое внимание вопросам Дальнего Востока, или так называемой большой азиатской программе. Государь понимал, что такая Великая Держава, как Российская Империя, не может быть запертой на континенте и не иметь выхода к Тихому океану. И Государь сделал все возможное (это «безвольный» и «бесхарактерный-то» человек!), чтобы добиться своей цели – выхода к океану. Но, как всегда, русское общество и здесь оказалось не на высоте.
Ольденбург пишет: «Примечательно и трагично – что “большая азиатская программа”, оцененная по достоинству иностранной дипломатией, встречала полное непонимание в русском обществе, которое что-то лепетало о “маньчжурской авантюре” и готово было искать причины русской политики на Д. Востоке, единой в течение всего первого периода царствования Государя, в материальной заинтересованности каких-то “царских адъютантов”… в лесных концессиях на территории Кореи. Это поняли задним числом и представители русского “марксизма”… “Нет более убогого взгляда на вопрос, чем взгляд буржуазных радикалов, сводивших все дело к концессионной авантюре на Ялу”, – пишет коммунистический “Красный Архив” (№ 52) и повторяет в другом месте: “Концепция об авантюризме различных придворных клик является не только недостаточной, но и убогой». (С. Ольденбург «Царствование Имп. Николая II»). И, конечно, Япония была главным препятствием на этом пути русского продвижения. Но Государь не хотел столкновения до того времени, когда будет закончен Великий Сибирский путь. Понимала это и Япония, которую всячески поддерживала Англия, и без объявления войны (обычная тактика Японии) она начала военные действия против России.
Военные неудачи вызвали кампанию против власти под флагом критики ведения войны.
Враги власти, пользуясь общим настроением недовольства, преувеличивали недочеты, извращали факты. А в Париже произошла в это время первая встреча «конституционалистов» с революционными партиями. С одной стороны кн. П. Долгоруков, П. Милюков, П. Струве и с другой стороны Чернов, Натансон и… Азеф. Какое трогательное единение! Впрочем, удивляться нечему, как мы увидим позже, масонство объединяло и не только этих лиц. На совещании вынесли резолюции об «уничтожении самодержавия» и об его замене «свободным демократическим строем», а также о «праве национального самоопределения» народностей, населяющих Россию. Здесь налицо все элементы государственной измены: и ниспровержение существующего строя, и раздел России, т. е. все то, чего так страстно добивались интернациональные силы. Пусть не удивляет на этом совещании присутствие Рюриковича – позже мы увидим, как участвовали в гибели нашей Родины члены Династии.
С. Ольденбург пишет: «Внутренние волнения в России были необходимы Японии, как воздух. Несомненно, она дорого дала бы, чтобы их вызвать. Имела ли она возможность это сделать и в какой мере она это делала? Следует различать два понятия: неверно было бы утверждать, что революцию делали за иностранные деньги. Люди, отдававшие все свои силы делу революции, готовые отдать за нее и жизнь, делали это не ради получения денег от кого бы то ни было. Но в известной мере революция делалась на иностранные деньги: внутренние враги русской власти не отказывались от помощи ее внешних врагов. Об одном факте такого рода, относящемся к зиме 1904/05 г., открыто пишет в своих воспоминаниях руководитель боевой организации (генерал БО – Р. Гуль) с. р. Б. Савинков («Былое», 1917 г., № 3) “Член финской партии активного сопротивления, Конни Циллиакус, сообщил центральному комитету, что через него поступило на русскую революцию пожертвование от американских миллионеров в размере миллиона франков, причем американцы ставят условием, чтобы эти деньги пошли на вооружение народа, и распределены были между всеми революционными партиями. Ц.К. принял эту сумму, вычтя 100.000 фр. на боевую организацию”. (В «Новом Времени» – писал далее Савинков – весною 1906 г. утверждали, что это пожертвование сделано не американцами, а Японским правительством, но нет оснований сомневаться в словах Конни Циллиакуса…) Английский журналист Дилон, – определенный враг царской власти, – написал в своей книге “Закат России”: “Японцы раздавали деньги русским революционерам известных оттенков, и на это были затрачены значительные суммы. Я должен сказать, что это бесспорный факт». “О том же свидетельствует в своих мемуарах б. русский посланник в Токио, барон Р. Розен» (С. Ольденбург «Царствов. Имп. Ник. II.»).
Так много описываемое «кровавое» 9-е января было спровоцировано Гапоном, который под влиянием Рутенберга (который позже его и «казнил») и других вожаков социалистов, повел тысячные толпы забастовавших рабочих ко дворцу с заведомо невыполнимыми требованиями. Власть не могла допустить этой провокации, и в результате были убитые и раненые. Это было как бы началом революции. Волнения возрастали, и дворянские собрания и земцы вели себя вызывающе, забыв, что страна ведет тяжелую войну с внешним врагом. В общем это была генеральная репетиция Февральской революции 1917 года, благополучно все же закончившаяся, не в пример 1917 году, когда не оказалось таких людей в армии, как Мин и Дубасов, и в управлении такого человека, как П.Н. Дурново. Вместо этих преданных Государю и Родине людей, в «армии на верхах была дыра» (по красочному выражению И. Солоневича), а в управлении и при Дворе то, что написал А. Суворин в своем дневнике: «У нас нет правящих классов. Придворные – даже не аристократия, а что-то мелкое, какой-то сброд» («Дневник»).
Все военные неудачи на море и суше, как взятие Порт-Артура, Цусимская катастрофа, поражение при Мукдене, русское общество принимало с почти нескрываемым злорадством. Для Государя на первом плане было доведение до успешного конца исторической борьбы, для общества – борьба против власти во имя коренных преобразований всего строя. Политическое возбуждение охватило самые разнообразные круги. Это было всеобщим помрачением. Был образован Союз Союзов, в который входил целый ряд свободных профессий. Одним из руководителей его был проф. П. Милюков. В земстве одержало победу левое крыло, которое тоже требовало конституции. В это время по почину Вильгельма II, который вызвал американского посла и просил передать президенту Рузвельту предложить России свое посредничество, Государь согласился на переговоры, но только при условии, что и Япония предварительно согласится на эти переговоры. Государь ни в коем случае не желал, чтобы создалось представление, что Россия просит мира. В это время только Государь (как, впрочем, всегда) думал о чести России. Япония сейчас же согласилась, так как она достигла предела своих сил, в то время как Россия заметно оправлялась от нанесенных ей поражений. Но беспорядки продолжались как в центральной России, так и в царстве Польском и перекинулись во флот (броненосец «Потемкин»). За это время произошел целый ряд политических убийств: Вел. кн. Сергия Александровича (московск. ген-губерн.), В.К. Плеве, министра внутренних дел (оба еще до событий) и гр. Шувалова, московск. градоначальн. Государь и здесь заявил: «революционные проявления дольше не могут быть терпимы, вместе с тем не должны дозволяться самоуправные действия толпы».
Подготовка к мирным переговорам между тем шла полным ходом, и русским уполномоченным был назначен бывший всесильный министр финансов СЮ. Витте. После описания мирных переговоров и назначения его первым председателем Совета министров уже после манифеста 17-го октября мы коснемся более подробно этой «зловещей фигуры». Между прочим, уже проезжая через Берлин, Витте виделся со своим другом, банкиром Мендельсоном, и говорил ему, что России, конечно, придется отдать Японии Сахалин и заплатить большую контрибуцию. Опасаясь сопротивления со стороны Государя, он просил устроить так, чтобы германский император повлиял на Него в сторону уступок (С. Ольденбург «Царств. Имп. Ник. II»). Еще раньше в беседе с германским канцлером Бюловым Витте говорил: «как политик, я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они бы сделали руководящие с. – петербургские круги слишком заносчивыми… России следует еще испытать несколько военных неудач». Это было сказано в начале июля 1904 года. В то же время Государь на телеграммы, присылаемые группами русских людей с просьбой не заключать мира, недостойного чести России, отвечал: «Русские люди могут положиться на меня. Я никогда не заключу позорного или недостойного Великой России мира» (С. Ольденбург). Зато заграничное «Освобождение», сыгравшее позорнейшую роль с самого начала своей деятельности, все время твердило об уступках Японии. Земский съезд, собравшийся в Москве, устами Петрункевича заявил, что «…революция – факт. Идти с петициями надо не к Царю, а к народу». Государь увидел, что земские круги также заражены этим помрачением, каким была больна почти вся русская общественность.
Между тем начались совещания по поводу проекта Государственной Думы, о которой Государь говорил еще раньше, 6 июня, заявив, что «Моя Воля – воля Царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и всею Русью, общение между мной и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам» (С. Ольденбург). Этот проект совещательного народного представительства получил прозвание «Булыгинской Думы».
На Портсмутской конференции, которая открылась 27 июля, японцы предъявили свои условия. Они были в некоторых пунктах неприемлемы для Государя. Он заявил, что ни о контрибуции, ни об уступках территории не может быть речи. Витте настаивал на уступках. В конце концов Государь согласился отдать южную часть Сахалина с обязательством не возводить на острове укреплений и, конечно, отказался окончательно от выплаты какой-либо контрибуции. И Рузвельт, и Вильгельм, и Витте были уверены в отказе Японии на эти условия. Япония согласилась на все предложения Государя. «Присутствующие, – и в том числе сам Витте, – были ошеломлены. Никто не ожидал, что японцы откажутся от контрибуции и согласятся безвозмездно возвратить половину захваченного ими острова! Витте весьма быстро освоился с положением и уже в беседе с журналистами умело приписывал себе всю заслугу этого успеха» (С. Ольденбург).
Но несмотря на окончание войны, после короткого перерыва начались опять волнения. На этот раз впервые была использована всеобщая забастовка. Забастовали железнодорожники почти всех дорог. Они прекращали работу, повинуясь своему руководящему центру, не предъявляя никаких требований. Уже через несколько дней была объявлена всеобщая забастовка, так что Москва была отрезана от внешнего мира. Затем железнодорожники явились к Витте и предъявили ему требования бастующих, которые сводились к Учредительному собранию, отмене военного положения и свободе стачек, союзов и собраний, а также 8-часовому дню на железных дорогах. После этого Витте, при помощи Гурлянда, подал программную записку Государю. В этой записке он предлагал отмену всех исключительных положений, введение «свобод», конституцию, расширение избирательного права, автономию Польши и Грузии и… экспроприацию частной земельной собственности. Он также добавил, что есть и другой исход – «идти против течения», но сам он участвовать в этом не будет.
В это время бастующие начали устраивать уличные демонстрации. Происходили вооруженные столкновения толпы с войсками. Государь послал Витте телеграмму: «Поручаю вам объединить деятельность министров, которым ставлю целью восстановить порядок повсеместно». Трепову (петербургскому генерал-губернатору) поручил поддержание внешнего порядка. Витте, до принятия назначения, настаивал на принятии его программы. Государь колебался, и тут появилась роковая для судеб России фигура Вел. кн. Николая Николаевича, который всецело и решительно встал на сторону Витте. В Петербурге появился совет рабочих депутатов. 17 окт. они выпустили «Известия Совета Рабочих Депутатов». Государь в это время совещался с И. Горемыкиным, который составил манифест, где, хотя и не было противоположностей к проекту Витте, были выражения «даруемые Нами ныне населению государства Нашего права народного представительства». После подписания манифеста Государь записал: «Это страшное решение, которое я принял тем не менее совершенно сознательно. После такого дня голова стала тяжелой и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, усмири Россию».
Манифест 17-го октября начинался так: «Великий обет Царского служения повелевает Нам всеми силами разума и власти Нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для государства омуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, Мы, для успешнейшего выполнения общих преднамечаемых Нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего правительства. На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли: 1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. 2) Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку, и 3) Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей. Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиной, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с Нами напрячь все силы к восстановлению тишины и миpa на родной земле».
Но Государь не слагал, как это многие думали, с себя ответственности: Он сохранял за собой право последнего решения. Он оставил в своем ведении военное, морское и иностранных дел министерства. Но Витте он предоставил министров и широкие полномочия.
Манифест вызвал двоякие чувства – у революционных партий продолжать борьбу с еще большим ожесточением, у широких масс чувство радости, что пришел конец забастовкам и смуте. Появились демонстрации и с национальными и красными флагами, и дело доходило часто до драки. По всей России прокатились беспорядки, спровоцированные левыми кругами, а навстречу им антиреволюционные демонстрации как стихийное народное движение. Но кто оказался полным банкротом, это Витте. На него возлагалось столько надежд, Государь оказал ему полное доверие, поручив сформировать первое правительство реформированного строя. Но он оказался совсем не сильным человеком, каким представлялся очень многим, он принимал земские делегации, которые уже настаивали на Учредительном Собрании, амнистии, удалении войск, организации народной милиции и прочих атрибутах подлинной революции. Государь писал в своем дневнике: «Странно, что такой умный человек ошибся в своих расчетах на скорое успокоение». Государь сам назначил управляющим министерством внутренних дел П.Н. Дурново. В это время Совет рабочих депутатов почувствовал себя «начальством» и безнаказанно печатал свои «Известия». Появились новые газеты и журналы, где писали «корифеи», как Горький, Белый, и даже столь любимый нашими интеллектуалами Бальмонт писал: «Рабочий, только на тебя – Надежда всей России».
После введения военного положения в Польше, где происходили крупные беспорядки, левые партии ответили опять всеобщей забастовкой. Как же реагировал на это Витте? Он выпустил воззвание. Ольденбуг приводит текст этого воззвания: «Братцы рабочие, станьте на работу, бросьте смуту, пожалейте ваших жен и детей. Не слушайте дурных советов. Дайте время, все возложенное для вас будет сделано. Послушайте человека, к вам расположенного и желающего вам добра. Граф Витте».
«Пролетарии ни в каком родстве с графом Витте не состоят… Совет Рабочих Депутатов не нуждается в расположении царских временщиков, – отвечал на это петербургский совет» (С. Ольденбург).
Государь писал Своей Матери: «…Ты мне пишешь, милая мама, чтобы я оказывал доверие Витте. Могу тебя уверить, что с моей стороны делается все, чтобы облегчить его трудное положение… Но не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется сразу за водворение порядка прежде всего… Между тем, действия кабинета Витте создают “странное впечатление какой-то боязни и нерешительности”». А Крыжановский, ставший впоследствии статс-секретарем, а в то время получивший поручения от Витте пишет: «В голове его был хаос, множество порывов, желание всем угодить, и никакого определенного плана действий. Вообще вся его личность производила впечатление, не вязавшееся с его репутацией. Может быть в финансовой сфере, где он чувствовал почву под ногами, он и был на высоте, но в делах политики и управления производил скорее впечатление авантюриста, чем государственного деятеля» (С. Крыжановский «Воспоминания»).
Беспорядки продолжались; кроме военных бунтов в Севастополе (Шмидт), Кронштадте, начались «аграрные» беспорядки. Террористы убивали всех энергичных представителей власти для «торжества революции». В Москве опять начались железнодорожные забастовки и вожаки революции добивались перехода войск на сторону революции. По всему городу строили баррикады, и началась по существу «партизанская» война – подстреливали городовых, проходящих офицеров. Тогда новый Московский генерал-губернатор адмирал Дубасов обратился к Государю. Государь отправил в Москву Семеновский полк. Благодаря энергии Дубасова и ген. Мина попытка вооруженного восстания в Москве была сломлена. Ген. Меллер-Закомельский с отрядом только из двухсот человек навел порядок на протяжении всего Великого Сибирского Пути, где растерявшиеся и потерявшие голову Куропаткин и Линевич совершенно выпустили из рук командование. Эвакуация запасных проходила в атмосфере полного отсутствия дисциплины. Отряд Меллер-Закомельского расстрелял на двух станциях стачечные комитеты, повыгонял распоясавшихся солдат, рассевшихся в офицерских купе, и обстрелял революционную толпу, запершуюся в ж. д. депо. Ген. Ренненкампф в свою очередь без боя взял Читу, где красные бесчинствовали около трех месяцев. Революция была подавлена. Что же делал прославленный Витте? Государь писал Своей Матери: «Теперь Витте хочет всех вешать и расстреливать. Я никогда не видел такого хамелеона. Благодаря этому свойству своего характера, почти никто ему больше не верит, он окончательно потопил себя в глазах всех… Дурново действует прекрасно… Остальные министры – люди sans imprortance!» Между прочим, принимая депутацию Иваново-Вознесенской самодержавно-монархической партии, Государь сказал: «Передайте всем, что реформы, Мною возвещенные 17 октября, будут осуществлены неизменно, и права, которые Мной даны одинаково всему населению, неотъемлемы, Самодержавие же Мое останется таким, как оно было встарь» (С. Ольденбург).
В это время образовалась партия к. д. (Конституционные демократы). Она была образована из Союза Освобождения, земцев-конституционалистов и Союза Союзов. Когда происходили выборы в I Государственную Думу, большинство голосов получили кадеты. Это было большим разочарованием и для власти и для правых и умеренных партий. В Царском Селе происходило обсуждение проекта основных законов. Спорным вопросом была 4-я статья: «Императору Всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть». Раньше в тексте было «самодержавная и неограниченная». Но каждое слово имеет свой смысл, и тот факт, что в новом тексте слово «самодержавная» осталось, говорит за то, что Государь остался Самодержцем.
Вскоре был уволен Витте. С ним ушел и весь кабинет (вернее, тоже уволен), так как Государь хотел, чтобы с Думой работал бы новый состав правительства. О Витте Государь опять писал Своей Матери: «Нет, никогда, пока я жив, не поручу я этому человеку самого маленького дела! Довольно с меня прошлогоднего опыта» (2.XI.1906). Теперь несколько слов о Витте: безусловно умный и талантливый человек, он, еще будучи министром финансов и проведя несколько, казалось, полезных реформ (золотое обращение, развитие промышленности), в то же самое время поставил впервые в истории России развитие наших финансов в зависимость от иностранного капитала, биржи; защищая развитие промышленности, он отказывал в финансовой помощи, нужной для нашего сельского хозяйства, в своем трактате о «Самодержавии и земстве», доказывая несовместимость выборного местного самоуправления с самодержавным строем, он давал сильный довод в руки оппозиционным кругам, совершив в 1902 г. поездку на Д. Восток, он заявлял, что русское дело там проиграно, и советовал крайние уступки, будучи уполномоченным Государя на Портсмутской конференции, он держал себя так, что можно было думать, что он представитель Японии, и, наконец, став главой правительства в тяжелый момент русской смуты, он или не сделал ничего для ее подавления, или своим двусмысленным поведением поощрял революционные выступления. Мнение Государя о нем мы знаем. В своих воспоминаниях Витте говорит о Государе с нескрываемой злобой, называя его «маленьким полковником». Спрашивается, почему Витте почти за всю свою долголетнюю государственную деятельность проводил такую двойственную политику? И сейчас же напрашивается другой вопрос. Был ли он свободен в своей деятельности? Не был ли он связан чем-то, что шло вразрез с интересами России?
Позже мы увидим, что и другие сановники поступали не в интересах России, а кого-то или чего-то другого. И думается, что это не случайность, а принадлежность к тому сообществу, которое веками ниспровергало через своих членов и государственные и моральные устои человечества. Когда придет последовательная очередь, будет указано в моем исследовании, как много было этих или беспринципных или одураченных людей во всех слоях русского общества, когда уже разразилась настоящая катастрофа 17-го года и гибель исторической России.
Когда новые Основные законы были опубликованы, Милюков на съезде к. д. провел резолюцию: «Накануне открытия Гос. Думы правительство решило бросить русскому народу новый вызов. Гос. Думу, средоточие надежд исстрадавшейся страны, пытаются низвести на роль прислужницы бюрократического правительства. Никакие преграды, создаваемые правительством, не удержат народных избранников от исполнения задач, которые возложил на них народ» (С. Ольденбург).