Глава VII
Семья Государя. Императрица. Рождение Наследника и его болезнь
В своем изложении всего того, что предшествовало непосредственным событиям настоящей работы, я подошел к тому месту, в котором необходимо подробно остановиться на личной жизни Государя, Его семье и в особенности на личности Государыни Императрицы Александры Федоровны.
Потеряв свою мать, Алиса Гессенская, дочь Великого Герцога Гессенского, воспитывалась у своей бабки – королевы Англии – Виктории. Ей было в то время только восемь лет. Ее старшая сестра Элла (Елизавета Федоровна) была замужем за Великим князем Сергеем Александровичем. 14-ти лет принцесса Алиса приехала впервые в Россию навестить свою сестру. Она знакомится с Наследником русского престола Великим князем Николаем Александровичем. Оба проявляют друг к другу симпатию. В следующий приезд принцессы Алисы взаимная симпатия переходит уже в серьезное чувство. Это не ускользнуло от внимания Державных Родителей Наследника, у которых были планы женить своего старшего сына на французской принцессе. Когда через год принцесса Алиса приезжает в третий раз в Россию, Наследнику запрещено с ней увидеться. Проходит несколько лет, но и Наследник Николай Александрович и принцесса Алиса продолжают любить друг друга. Когда Император Александр III заболевает болезнью, сведшей Его в могилу, встает вопрос о браке Наследника престола. Когда старший из Великих князей, Михаил Николаевич, спрашивает об этом Николая Александровича, Тот отвечает, что готов жениться, но только на принцессе Алисе, которую Его родители не хотят видеть своей невесткой. Ни на ком другом Он никогда не женится. Узнав об этом, больной Император согласился на этот брак. По-видимому, Императрица Мария Федоровна не смогла до конца изменить своего внутреннего отношения к будущей жене своего сына. Их отношения так и не стали более сердечными, чем требовал этикет и известные правила, существовавшие в Императорской Фамилии.
Вот что пишет Вел. кн. Александр Михайлович о приезде будущей Императрицы: «Невеста нового Императора, принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская, прибыла из Германии накануне кончины Александра III. Министр Двора был настолько потрясен болезнью Государя, что забыл отдать распоряжение о высылке на границу императорского поезда, и будущая Императрица Всероссийская путешествовала по России, как простая смертная. В церкви Ливадийского дворца состоялось ее крещение по православному обряду. Бракосочетание молодого Царя состоялось менее, чем через неделю после похорон Александра III. Их медовый месяц протекал в атмосфере панихид и траурных визитов. Самая нарочитая драматизация не могла бы изобрести более подходящего пролога для исторической трагедии последнего русского Царя» (Вел. кн. Алекс. Мих. «Книга воспоминаний»)[3].
Плохо зная русский язык и все сложные взаимоотношения придворной жизни, молодая Императрица невольно делала ошибки, которые обсуждались и осуждались высшим светом. Застенчивая от природы и терявшаяся в незнакомой обстановке, молодая Императрица была запугана отношением к ней Двора и это создало натянутость в ее обращении с окружающими. Ее сравнивали (и не в Ее пользу) со вдовствующей Императрицей Марией Федоровной, постигшей в совершенстве все трудности придворного этикета. Мария Федоровна отличалась любезностью и той простотой, которая доступна очень немногим, и своей приветливостью очаровывала своих собеседников. Сказывалось Ее долголетнее пребывание в качестве супруги Наследника престола в атмосфере Императорского Двора и высшего петербургского света. Она прошла нелегкую школу и ознакомилась с бюрократическим и светским Петербургом.
Молодая Царица незаслуженно была обвинена в снобизме, чего на самом деле, конечно, не было. Ей приписывалась надменность, а на самом деле это было чувство собственного царского достоинства. Она была подлинной Императрицей, в лучшем смысле этого слова, как в свое время была подлинной Королевой Мария-Антуанетта. И одну и другую роковым образом постигла одна и та же судьба. К прискорбию нужно отметить, что Императрица Мария Федоровна не старалась помочь своей невестке разобраться во всей сложности отношений в новой для Нее обстановке и всячески старалась оставаться на ролях царствующей Императрицы. Император Николай II все это близко принимал к сердцу и это не улучшало отношений между Двором и обществом. Молодая Государыня не заслуживала такого отношения к себе, так как Она была на голову выше как и всего придворного окружения, так и многих членов Императорской Фамилии. Очень немногие знали, что у молодой Государыни была хроническая болезнь (воспаление седалищного нерва), которая причиняла Ей часто сильные боли и заставляла Ее на приемах ограничиваться формальной частью и скорее удаляться во внутренние покои. Впоследствии у Государыни начала развиваться и серьезная сердечная болезнь, которая приковывала Ее большую часть дня к кушетке. В домашней обстановке Государыня совершенно менялась. К людям, находившимся в Ее личном услужении, Она относилась внимательно и ласково, заботливо входила в нужды Ее окружающих. Няня Наследника Цесаревича Вешнякова называла Государыню святой женщиной.
В своем очень интересном очерке «Памяти последнего Царя» Архимандрит Константин пишет о двух сановниках Российской Империи, Владимире Гурко и С. Сазонове, в очень лестных для них выражениях. О первом Архимандрит Константин пишет: «Показательна в этом отношении честная и умная книжка В.И. Гурко “Царь и Царица”[4]. Автор ее – один из лучших сынов ушедшей России, один из столпов ее государственного строительства. Человек редкого ума и исключительного образования, он был украшением сановной русской бюрократии». Позволю себе не согласиться с мнением глубокоуважаемого автора цитируемого очерка. Уже сам Архимандрит Константин на стр. 14 пишет о Гурко: «Но, высоко расценивая моральный облик Царя, Гурко не находит ключа к пониманию Его личности…» В плане государственном и для Гурко Царь – «маленький» человек, не стоящий на уровне задач, ставившихся Ему действительностью! По мнению Гурко, Царю вообще была чужда широкая картина – он был «миниатюристом», «способным осознавать только детали». Архимандрит Константин пишет о Гурко, что «пав жертвой интриги, он оказался при проведении реформы (земельной реформы Столыпина. – В. К.) в жизнь, обреченным на относительное бездействие, но не озлобился и не превратился в будирующего оппозиционера». Так ли это? Действительно ли все эти Гурко, Сазоновы, Наумовы были на высоте и во время своей деятельности до революции в России, и в своих высказываниях в воспоминаниях, вышедших уже за рубежом? Позже я коснусь вопроса о Сазонове в связи с высказываниями о нем и Архимандрита Константина, и других его современников. Я заговорил о Владимире Гурко, позже я буду говорить о его брате – генерале Василии Гурко и его «вкладе» в февральскую революцию. Гурко не озлобился, пишет Архимандрит Константин. Я сейчас процитирую выдержки из его «честной» книжки, где он говорит о Государыне: «Императрица Александра Федоровна, представлявшимся Ей дамам, в том числе и пожилым, протягивала руку для целования прямо к губам, что у многих порождало возмущение. Недовольные говорили: “Императрица Мария Федоровна, пользующаяся всеобщими симпатиями, неизменно старается, невзирая на свой возраст, не допускать дам до целования своей руки, а вчерашняя принцесса захудалого немецкого княжества, где даже умерших хоронят стоя, иначе они окажутся за пределами своей родины, демонстративно на этом настаивает”.
Дальше, описывая внешность Государыни, которая была на редкость красивой женщиной, Гурко пишет: «Не привлекала к тому же симпатий и наружность Государыни. В красивых, правильных чертах Ее лица, определенно германского типа, не сказывалась порывистая страстность Ее натуры, в них отражалась величавая флегматичность. Впрочем, с годами и на этом лице можно было заметить перемену: опущенные углы рта, – вероятно, следствие пережитых разочарований в людях и накопившейся в душе горечи, – сообщили чертам Императрицы еще большую холодность и даже оттенок презрительности».
Дальше пишет «незлобный» Гурко: «Императрица всех обдавала холодом и вызывала у своих собеседников отнюдь не симпатичные к себе чувства. Она не умела покорять сердца, даже наиболее склонные преисполняться любовью и благоговением к царствующим особам. Так, например, в женских институтах, состоявших в ведении вдовствующей Императрицы, где всегда господствовала традиция экзальтированного преклонения перед членами Царской Семьи, Александра Федоровна при своих посещениях оставалась холодна как лед. От Государыни Александры Федоровны воспитанницы института не слышали ни одного приветливого слова, не видели ни одного ласкового жеста».
В этих высказываниях Гурко мы видим и неприязнь, и мелочность, и то, что так характерно было для высшего света – пересуды о Государе и Государыни, ну совсем как в свое время было в лакейской, где слуги сплетничали о своих барах.
По счастью, есть и другие отзывы о Царской Чете. Генерал М. Дитерихс, под руководством которого происходило следствие об убийстве Царской Семьи, пишет в своей книге следующее: «Рассматривая Императора Николая II, как носителя и охранителя Божественности происхождения власти русского Государя, нельзя отделять Его от Его Жены Императрицы Александры Федоровны. В браке Государя и Государыни вполне оправдались слова Христа: “так что они уже не двое, но одна плоть”. Слияние Их было действительно полным; верой в святость самодержавной власти в Помазанничество Божье Они горели оба с равной силой и с равным самоотвержением, но своей громадной волей и твердым характером Императрица Александра Федоровна дополняла в природе Русского Царя то, чего недоставало в натуре Императора Николая Александровича. Как люди они тяготились своей властью, своим державным положением, но как Царь и Царица России, унаследовав Престол Русского Государства и приняв самодержавную, Богом прославленную историческую власть русских Государей, Они уверовали в истинность и соответствие ее идеологии русского народа всею силой своих православных христианских сердец и недюжинных разумов. Слившись друг с другом «в одну плоть», Они слились с русской идеей о Верховной Власти в одну душу. Они глубоко исповедывали, что высшее право над русским народом, представляемое Им самодержавной властью, заключается для них в высших обязанностях перед народом: “если только нужно для России, Мы готовы жертвовать и жизнью и всем”, – говорила Императрица Александра Федоровна. И это были не слова» (М. Дитерихс «Убийство Царской Семьи»).
Несмотря на то что брак Государя с Государыней был счастливым, первые десять лет, когда родились четыре дочери, были омрачены тем обстоятельством, что у Царской Четы не было сына, т. е. Наследника престола. Наконец в 1904 году родился сын. Какая это была радость и для Государя и Государыни и для всей России! Ребенок был на редкость красив, обаятелен и с малых лет стал проявлять Свою волю. Сильную волю Он унаследовал от Деда, обаяние от Отца, красоту от Своей Матери. От Матери же Он унаследовал и неизлечимую болезнь – гемофилию. Началась ужасная трагедия Государыни. Она понимала, что Она является виновницей болезни Своего обожаемого сына, неизлечимой и ужасной болезни Наследника престола.
Американец Robert К. Massie в своей книге «Nicholas and Alexandra» пишет, что причиной появления этого труда явилось обнаружение гемофилии у его сына. Интересуясь наследственностью этой болезни, он стал изучать все известные случаи этой болезни, что и привело его к мысли ознакомиться ближе с семьей последнего русского Царя, сын которого был болен гемофилией. В своей книге (местами интересной, но не без «гафф», столь свойственных нерусским исследователям) он приводит диаграмму распространения этой болезни в нескольких европейских династиях. Эта болезнь передается через женщин (сами они не больны, а только являются передатчицами этой болезни) своим сыновьям.
По генеалогии можно проследить, что начало этой болезни исходит от Королевы Англии Виктории. Она передала эту болезнь своему сыну Леопольду (который умер 31 года), а две ее дочери, Алиса и Беатрисса, были передатчицами этой болезни своим сыновьям. Принцесса Алиса вышла замуж за Великого Герцога Гессенского Людвига IV. От этого брака было пять дочерей и два сына. Один из сыновей (Фридрих) умер от гемофилии 3 лет, и две дочери, Ирена и Алиса были передатчицами гемофилии своим сыновьям. Принцесса Ирена вышла замуж за принца Генриха Прусского. Оба сына ее были больны гемофилией. Принц Вальдемар умер 56 лет и принц Генрих – 4 лет. Принцесса Алиса вышла замуж за Императора Николая II. Их Сын был болен гемофилией. Это был Наследник Цесаревич и Великий князь Алексей Николаевич. Ему было 14 лет, когда Он вместе со своими Державными Родителями и четырьмя сестрами был зверски убит изуверами и врагами нашей Родины. От дочери Королевы Виктории Беатриссы гемофилия через ее дочь Викторию-Евгению, Королеву Испании перешла к двум сыновьям последней – принцу Альфонсу (умер 31 года) и принцу Гонзало (умер 20 лет.). Пишу я об этом так подробно, чтобы показать, что лица, больные гемофилией, могут жить и очень мало и дожить до 56 лет (принц Вальдемар Прусский).
Для Государыни болезнь сына была Голгофой. В особенности, когда у Наследника вследствие ушибов бывали внутренние кровоизлияния, которые причиняли ребенку невероятные страдания. Не меньше Его страдала и Его Мать и морально и физически, так как сердечная болезнь Государыни стала очень быстро развиваться. Я приведу несколько выдержек из воспоминаний П. Жильяра, швейцарца, воспитателя Наследника, который не в пример очень многим русским отправился с Царской Семьей в изгнание и позже всегда с благоговением вспоминал и писал о семье Царственных Мучеников. Как мне всегда стыдно читать воспоминания русских «сановников», генералов, адмиралов, протопресвитеров, полковников и прочих, которые порой с иронией, порой с развязностью дурно воспитанных людей и снисходительностью, а порой и с наглостью и злобой отзываются о Священной Особе Государя Императора и Государыни Императрице. Понимали ли они, эти «монархисты» (как они себя называют), что значит Священная Особа Государя? Верили ли они действительно, что Государь Помазанник Божий и что «власти Монарха повиноваться не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает»? Не думаю. В своих воспоминаниях они пишут только о том, как они все предвидели, понимали, знали, и что если бы их «послушался» бы Государь, все было бы в порядке. Затем спохватившись и вспомнив, что Государь и Его Святая Семья прияли Венец мученический, очень коротко заявляют, что после отречения Государь и Государыня действительно заслуживают преклонения перед их мученическим подвигом.
Вернемся к выдержкам из воспоминаний Жильяра. «Мы кончали урок с Вел. кн. Ольгой Николаевной, когда Императрица вошла в комнату с Наследником на руках. Она шла к нам с явным намерением показать мне Его. Она вся сияла беспредельной радостью матери, заветная мечта которой наконец осуществилась. Она была счастлива и гордилась красотой своего ребенка. Цесаревич был действительно прелестный мальчик с чудными белокурыми локонами и большими серо-синими глазами, оттененными длинными ресницами. У Него был свежий цвет лица здорового ребенка, и когда Он улыбался, две ямочки показывались на Его щечках. Он смотрел на меня серьезно и застенчиво и, когда я подошел, с трудом решился протянуть мне свою пухленькую ручку. Во время этого первого свидания я заметил, как неоднократно Императрица прижимала сына к груди, точно охраняя Его или боясь за Его жизнь. Этот жест и сопровождавший его взгляд обнаруживали острое внутреннее страдание и глубоко поразили меня в это время. Только гораздо позже я понял все значение этого взгляда. Вскоре я узнал, что Он страдает болезнью, о которой говорят неохотно и точный характер которой никто мне не мог определить. Только осенью 1913 г., когда я был назначен воспитателем Алексея Николаевича, я узнал от д-ра Деревенко, который при Нем состоял, в чем заключается эта болезнь. Он мне сказал, что Наследник Цесаревич страдал гемофилией. Он мне пояснил, что малейшее ранение могло повлечь за собой смерть ребенка, так как кровь гемофилитика не имеет свойства сгущаться как у нормального организма. Кроме того, стенки артерий и вен такого больного до того хрупки, что всякий ушиб или даже чрезмерное усилие может вызвать разрыв сосудов и повлечь за собой кровоизлияние со смертельным исходом. Вот в чем состояла страшная болезнь Алексея Николаевича – постоянная угроза его жизни» («Царская Семья». Воспоминания П. Жильяра).
Далее он пишет о Государыне: «Мать целовала Его волосы, лоб, глаза, стараясь лаской своей облегчить Его страдание и вернуть частицу тех жизненных сил, которые постепенно Его оставляли. Какой пыткой было для матери беспомощно присутствовать при мучениях своего ребенка, зная, что Он страдает из-за Нее, что Она сама передала Ему эту страшную болезнь, перед которой наука бессильна. Только тогда я понял всю скрытую трагедию этой жизни и мне стали ясны этапы Ее крестного пути» (там же).
Вкратце я коснусь вопроса, который часто подымался во многих воспоминаниях людей самых различных взглядов – влияние Государыни на государственные дела. В течение долгого времени Государыня ограничивалась тем, что в домашнем быту старалась всячески, чтобы Государь отдыхал от государственных забот. В первый период Своего царствования Государь часто советовался со Своей Матерью, Императрицей Марией Федоровной. Впервые Государь стал говорить со Своей Супругой о государственных делах во время революции 1905 года.
Государыню интересовал вопрос уже тогда о незыблемости самодержавия. Но Она не находилась тогда непрерывно в курсе государственных дел. Государыня была всегда склонна к мистицизму. Приняв православие, Она не стала, как большинство принцесс, вышедших замуж за членов русской Императорской Фамилии, исполнять только необходимые обряды, но всей Своей ищущей натурой обратилась к основам нового для Нее вероисповедания. Болезнь Сына заставила Государыню обратиться к духовенству, прося их молитв, а затем к поискам «праведных молитвенников», которые своими молитвами выпросили бы у Бога чуда, которого так ждала несчастная мать – исцеления неизлечимо больного сына. В это время появляется Григорий Распутин. В то время Государыня была еще в дружеских отношениях с Вел. княгинями Милицей и Анастасией (женами Вел. князей Николая Николаевича и его брата Петра). Наследнику Цесаревичу в те годы приходилось переживать кризис за кризисом, грозившие Ему смертью. Чуда, которого так ждала Государыня, еще не было. Тогда обе Вел. кн. Милица и Анастасия, которые уже принимали у себя Распутина как «старца», посоветовали Государыне принять его у себя. Распутину удалось убедить Государыню, что его молитвы помогут Алексею Николаевичу. И действительно, после его визита бедному страдальцу стало лучше. С тех пор каждый раз, когда Распутин появлялся во дворце во время болезни Наследника, Алексею Николаевичу становилось сразу лучше.
Камер-юнгфера Государыни Тутельберг оставила следующий исторически ценный рассказ: «Распутин попал к Царской Семье впервые, как мне помнится, в Спале. С Алексеем Николаевичем произошло несчастье. Он резвился в бассейне и ушибся. У него отнялась тогда одна нога и Ему было очень худо. Его тогда лечили профессор Федоров, д-р Острогорский, д-р Боткин и д-р Деревенко. Ему было настолько худо, что у Него очень плохо работало сердце и был плохой пульс. Все опасались за Его жизнь и Алексей Николаевич страдал ужасно; сильно кричал. Тогда супруга Вел. Кн. Николая Николаевича Анастасия Николаевна указала Ее Величеству на Распутина, как на человека, имеющего особую силу – его молитва исцеляет. Он был у нас, молился о выздоровлении Алексея Николаевича и Алексею Николаевичу тогда же стало легче. После этого Распутин бывал у нас во Дворце неоднократно, но вовсе не так часто, как это говорили. Он бывал у нас тогда, когда бывал болен Алексей Николаевич. Сама я видела его за все время только один раз» (М. Дитерихс «Убийство Царской Семьи»).
Камердинер Волков показал следующее: «Распутина я за все время видел во дворце сам два раза. Его принимали Государь и Государыня вместе. Он был у них минут 20 и в первый, и во второй раз. Я ни разу не видел, чтобы он даже чай у них пил» (там же).
Жильяр рассказал следующее: «Относительно роли Распутина в жизни Царской Семьи я могу показать следующее. Распутин появился у Них, должно быть в 1906 году. Мои многолетние наблюдения и попытки объяснить причину его значения у Них, довели меня до полного убеждения, которое мне кажется истиной, или очень близким к истине, что его присутствие во Дворце тесно связано с болезнью Алексея Николаевича. Узнав Его болезнь, я понял тогда силу этого человека» (там же).
Об одном случае пишет в своих воспоминаниях А. Вырубова: «…последующие три недели Он находился между жизнью и смертью, день и ночь кричал от боли; окружающим было тяжело слышать его постоянные стоны, так что иногда, проходя Его комнату, мы затыкали уши. Государыня все это время не раздевалась, не ложилась и почти не отдыхала, часами просиживала у кровати своего маленького больного сына, который лежал на бочку с поднятой ножкой – без сознания. Ногу эту Алексей Николаевич потом долго не мог выпрямить. Крошечное, восковое лицо с заостренным носиком было похоже на покойника, взгляд огромных глаз был бессмысленный и грустный. Как то раз, войдя в комнату сына и услышав его отчаянные стоны, Государь выбежал из комнаты и запершись у себя в кабинете, расплакался. Как-то раз Алексей Николаевич сказал своим родителям: “Когда я умру, поставьте мне в парке маленький каменный памятник”. Из Петербурга выписали доктора Раухфуса, профессора Федорова с ассистентом, доктором Деревенко. На консультации они объявили состояние здоровья Наследника безнадежным. Министр Двора уговорил Их Величества выпускать в газетах бюллетени о состоянии здоровья Наследника. Доктора очень опасались, что вследствие кровоизлияния начнет образовываться внутренний нарыв. Раз, сидя за завтраком, Государь получил записку от Государыни. Побледнев, он знаком показал врачам встать из-за стола: Императрица писала, что страдания маленького Алексея Николаевича настолько сильны, что можно ожидать самого худшего. Вечером после обеда, когда мы поднялись наверх в гостиную Государыни, неожиданно в дверях появилась Принцесса Ирина Прусская, приехавшая помочь и утешить сестру.
Бледная и взволнованная, она просила нас разойтись, так как состояние Алексея Николаевича было безнадежно. Я вернулась обратно во дворец в 11 ч. вечера; вошли Их Величества в полном отчаянии. Государыня повторяла, что ей не верится, чтобы Господь их оставил. Они приказали мне послать телеграмму Распутину. Он ответил: “Болезнь не опасна, как это кажется. Пусть доктора его не мучают”. Вскоре Наследник стал поправляться» (А. Танеева (Вырубова) «Страницы из моей жизни»).
Из приведенных мной выдержек становится совершенно понятным, что Государыня считала Распутина святым, который облегчал, а иногда и прекращал страдания Ее Сына. Когда же Ей говорили о недостойном поведении Распутина, Государыня, не доверяя никому, считала все клеветой, тем более что данных у Нее было немало – Она испытала это с самого начала своего пребывания в России.
Позже, когда мы ближе будем к роковым событиям, я покажу из многочисленных данных, имеющихся в моем распоряжении, как одни сознательно, а другие бессознательно использовали легенду о «всемогуществе» Распутина и Вырубовой для достижения своей цели – уничтожения Монархии, а вместе с ней и Российской Империи «Calomniez, calomniez, il en reste toujours quelque chose!» – говорил за полтораста лет до февраля 17-го года старый циник. И русская общественность от Императорской Фамилии до социалистов всех мастей схватилась за эту мерзкую клевету и с каким-то диким садизмом разрушала все устои нашей тысячелетней государственности и устремлялась в пропасть. А где-то в тиши своих кабинетов главари международных заговорщиков смеялись над одураченными русскими, успешно и стремительно проводящими их планы.
Приблизительно в 1910 году впервые в печати стало появляться имя Распутина. Целый ряд газет («Московские Ведомости», «Речь», «Новое Время») помещали заметки о «старце» Григории, который пользуется большой популярностью в некоторых придворных кругах, где производит впечатление человека праведного с большим религиозным вдохновением, а затем, попадая в другую среду, предается диким страстям и ведет себя зазорно. Сам Распутин на политическое влияние не претендовал, и только значительно позже, незадолго до катастрофы, им старались воспользоваться всевозможные карьеристы для достижения своих целей.