Императорский московский воспитательный дом как центр охраны здоровья детей в Российской Империи (1813–1917 гг.). Глава 1. Организационные и структурные преобразования (С. А. Шер, 2011)

1.1. Из истории воспитательных домов

В древнем мире воспитательные дома – учреждения, предназначенные для приёма и призрения незаконнорожденных младенцев и подкидышей, отсутствовали. Необходимость охраны ребёнка человечество осознало гораздо позже.

Правовое положение ребёнка в Риме и у большинства народов древности определялось как «infans nondum homo», (ребёнок ещё не человек), поэтому младенцы были беззащитны и не находились под покровительством законов. В отношении к детям проявлялись жестокость и бессердечие, когда детоубийство не каралось юридически. Так, в Карфагене спустя 2 мес после родов матери представляли своих младенцев трибуналу, который по сходству с чертами лица отцов устанавливал законность ребёнка. Младенцев, признанных незаконными, убивали [1].

В Древней Греции законы предоставляли отцам возможность распоряжаться жизнью своих детей вплоть до подкидывания или продажи в рабство. Слабых или уродливых новорожденных мальчиков сбрасывали со скалы, поскольку считали, что для защиты отечества нужны только физически сильные воины. Устами жрецов боги требовали жертвоприношения детей.

Жестокость к детям описана и у римлян. Если отец не поднимал с пола положенного акушеркой к его ногам новорожденного ребёнка и отворачивался от него, младенца тотчас убивали или подкидывали на городской рынок. Если такой ребёнок не успевал попасть в зубы бродячих собак, то его «ожидали руки покупщиков невольников или ещё более грязные руки субъектов, которые воспитывали из такого подкидыша гладиатора, проститутку или изуродованного нищего, т. е. несчастное существо»[2].

Участь беззащитных младенцев изменилась с распространением христианской религии, призывавшей к любви и состраданию к ближнему.

Средневековые государства стали защищать личность ребёнка. Так, по немецким законам, за вытравливание плода назначался штраф, причём за девочку в 2 раза больший, чем за мальчика. За подкидышей не наказывали, за возвращение брошенного ребёнка матери давали вознаграждение.

Независимо от законодательства в защиту детей настойчиво и активно выступала церковь. С целью предупреждения детоубийства и подкидывания незаконнорожденных детей на Руанском соборе в IX веке при папе Григории ХIV было вынесено постановление, по которому при церквях устанавливали мраморные чаши, куда матери могли бы приносить своих детей. Никем не взятый младенец воспитывался при церкви, оставаясь её собственностью. Эти церковно-монастырские убежища были прототипами будущих воспитательных домов.

Первый воспитательный дом был открыт архиепископом Датеем в 787 г. в Милане; в 982 г. такой дом появился – в Бергамо, в 1198 г. – в Риме. В дальнейшем итальянский тип воспитательного дома целиком был перенесён во Францию. В 1362 г. воспитательный дом открыли в Париже. В католической Италии, Франции, Испании, Португалии, Бельгии и Австрии система воспитательных домов получила большое развитие. По особому декрету Наполеона I, который вёл «беспрестанные войны и нуждался в солдатах и подкидышах, пригодных в будущем для службы в войсках, в 1811 г. было открыто 300 новых воспитательных домов, которые содержались за счёт государственной казны»[3]. В Италии в конце 80-х годов XIX века было 130 тыс. призреваемых детей и 659 воспитательных домов. Приносимых детей оставляли в специальных «турах», представлявших собой корзину, которая с помощью специального механизма перевёртывалась внутрь приёмной, оповещая при этом звонком о появлении в Доме нового младенца.

В то же время в протестантской Англии, в Германии и Швейцарии отказались от этого способа призрения детей, считая безнравственным существование приютов для незаконнорожденных детей. В этих 3 странах, а позже также в Северной Америке воспитательных домов не было. Там законы разрешали матери предъявлять иск об отцовстве. Городские и общественные организации брали на себя заботу о таком ребёнке только на время розыска его отца, если мать из-за бедности не могла самостоятельно растить своего отпрыска. Что касается воспитательных домов в Швеции и Дании, то главное их отличие заключалось в оплате матерью воспитания ребёнка своим трудом. Это означало, что мать обязывали быть кормилицей в течение 8 мес, или Дом должен был получить денежный взнос от родителей или благотворительного общества. Безвозмездным оставалось воспитание лишь подкидышей, доставляемых полицией. Кроме того, в этих странах существовали семейные приюты и сельские колонии.

Изучая состояние дел в западноевропейских воспитательных домах, доктор Н. Ф. Миллер писал в 1886 г.: «В Австрии и во Франции испытывались меры благотворительности на дому: каждой матери выдавалась пенсия для воспитания ею самой её незаконнорожденного ребёнка. Пенсия давалась до тех пор, пока ребёнок не достигал 12-летнего возраста. Однако мера эта ни к чему не привела. Те матери не воспитывали своих детей, как это должно. Смертность их была велика, у 50 % оспа оказалась не привитой, и 25 % этих детей не были обучаемы».[4]

В России Императорский Московский воспитательный дом, а затем и Петербургский были организованы по образцу Лионского, поскольку их основатель И. И. Бецкой долгое время жил во Франции и изучал там деятельность воспитательных домов.

Начиная с первого воспитательного дома, все последующие, в том числе и российские, практиковали систему тайного приёма. В задачи воспитательных домов входило, во-первых, сохранение тайны девичьего стыда, сохранение тайны рождения и имени матери, а во-вторых, жизни малюток, рождённых вне брака. Первая задача решалась свободным приносом и тайным приёмом младенцев в воспитательный дом, когда не требовалось предоставлять какие-либо документы. Вторая задача достигалась тем, что Воспитательный дом брал на себя материнские обязанности, одна из которых заключалась в найме кормилиц для младенцев или в переводе их на искусственное вскармливание [2].

Вместе с тем тайный приём приводил к чрезмерному переполнению воспитательных домов детьми, что способствовало высокой смертности детей, лишённых естественного вскармливания. Так, главный врач Московского воспитательного дома Н. Ф. Миллер в медицинском отчёте указывал, что в течение 1885 г. было принято 16 144 грудных детей, из них 15 937 – незаконнорожденных и 207 законных. Доктор Н. Ф. Миллер назвал Московский воспитательный дом «громадным центром или складочным местом для незаконнорожденных детей». Он писал, что от 20 до 25 % поступавших детей привозили из других губерний, где давно надо было устроить свои губернские воспитательные дома. «Увеличение числа приноса не говорит в пользу воспитательного дома как филантропического учреждения, этим он не только достигает своей цели, но прикрывая разврат, поощряет население в большей безнравственности, отвращает от брака и этим влечёт за собой увеличение числа незаконнорождений, а также большую болезненность детей и смертность. Статистические цифры ясно доказали, что безнравственность и болезненность не имеют никакой связи с воспитательными домами».[5]

В тех европейских государствах, где функционировали воспитательные дома, на 7 728 000 рождений приходилось 700 589 незаконнорожденных, что составляло 9,9 %, (для сравнения: в государствах, где таких домов не было, – Германия, Норвегия, Нидерланды, Швейцария – этот процент был почти таким же – 9,29 %). В Австрии насчитывалось 36 воспитательных домов, во Франции – 101, в Великобритании – 2, в России – 2 (c больницами) и несколько приютов, в Швеции – 1, в Дании – 1, в Бельгии – 9, в Испании – 49, в Португалии – 21 и в Италии – 131 при общем народонаселении в 207 млн человек.

Закрытие тайных приёмов в воспитательных домах пагубно отражалось на смертности детей, больше становилось мертворождений и тайных детоубийств. Как показали труды французского исследователя Брошара, когда во Франции закрыли так называемые «туры», т. е. колыбели для тайного приноса младенцев, в течение 25 лет количество незаконнорожденных детей и мертворождений выросло с 9 до 22 %.

Смена тайного приёма детей в 1891 г. на явный в Российских воспитательных домах первоначально дала докторам надежду на улучшение ситуации в этих учреждениях, на снижение заболеваемости и смертности среди воспитанников.

Когда тайный приём младенцев стал уступать место явному, появилась возможность привлекать матерей к кормлению собственных детей, гарантируя нормальное питание, а вместе с ним и повышая шансы на сохранение жизни принятого ребёнка. Однако после введения явного приёма улучшение было недлительным, и кардинально положение дел в воспитательных домах не изменилось, причём не только в России, но в странах Западной Европы. В этом убедился главный врач Московского воспитательного дома А. Н. Устинов, направленный в 1902 г. Комиссией по вопросам призрения покинутых и беспризорных детей при Обществе русских врачей в память Н. И. Пирогова, в командировку для ознакомления с работой нескольких европейских воспитательных домов.

Доктор А. Н. Устинов сообщил, что «ни в Австро-Венгрии, ни в Италии не отказались от устаревшего принципа воспитательных домов принимать на себя несвойственную им роль матерей и избавлять последних от вскармливания собственных детей. Улучшения были только частичные, подобно нашим воспитательным домам, и направлены они главным образом на ограничение числа поступлений, да ещё Венский воспитательный дом в последние два года сделал попытку организовать семейное воспитание детей: он устроил два домика в деревне, где поселились по паре супругов, которым отдали на воспитание по 8 детей».[6]

Комиссией по вопросам призрения покинутых и беспризорных детей при Обществе русских врачей в память Н. И. Пирогова в 1904 г. была выработана программа по снижению смертности в воспитательных домах, в которой шла речь о расширении прав незаконнорожденных детей, о необходимости устранения недостатков существовавшей системы призрения, организации мелких приютов и семейном попечении покинутых детей, о передаче воспитательных домов с соответствующими средствами земствам и городским управлениям. По мнению комиссии, приюты должны были служить только тем детям, матери которых по болезни либо другой уважительной причине не в состоянии вскармливать своего ребёнка. Наряду с пособием экономически не обеспеченной матери необходимы были организация яслей на фабриках и заводах, освобождение в последние 2 недели беременности и 6 нед после родов рабочих женщин от тяжёлого труда для сохранения здоровья и жизни детей и охраны материнства.

Пожелания, высказанные комиссией, частично были реализованы благодаря принятому 3 июня 1902 г. новому закону о внебрачных детях, в котором указывалось, что вместо наименования «незаконные» дети установлен термин «внебрачные». Мать внебрачного ребёнка по этому закону подчинялась обязанностям, определённым в постановлениях о власти родительской. С согласия матери и ее отца, если он был жив, внебрачный ребёнок мог именоваться фамилией матери, принадлежавшей ей по рождению. В соответствии с новым законом, были «установлены права внебрачных детей на наследование после матери в благоприобретённом ею имуществе». В обязанность отца внебрачного ребёнка входило «доставлять ему содержание до совершеннолетия», но при условии, что «такое содержание не может доставлять ему мать».[7] Таким образом, новый закон сыграл положительную роль в судьбе внебрачных детей, значительно улучшил их правовое положение и сделал более защищёнными в обществе.

Приведенный обзор становления системы воспитательных домов в Западной Европе и России не дает полного представления об их функционировании и значимости в истории общества. Вместе с тем можно сделать вывод, что при всех недостатках отечественные воспитательные дома позволили социально защитить беднейшие слои подрастающего поколения, сохранить жизнь и здоровье младенцев. Опыт деятельности воспитательных домов явился фундаментом для создания с 1918 г. домов ребёнка, детских домов, интернатов, что было чрезвычайно важно в нашей стране после первой мировой и гражданской войн. Московский воспитательный дом стал основой для организации такого лечебно-профилактического и педагогического учреждения, как Дом охраны младенца, преобразованного в 1925 г. в Государственный научный институт охраны материнства и младенчеств.

1.2. Структура Московского воспитательного дома

Из десятилетия в десятилетие Императорский Московский воспитательный дом претерпевал различные изменения и преобразования, касавшиеся как введения новых правил приёма детей, так и их обучения, структуры Дома, включая организацию в его составе новых подразделений, учреждений, в том числе медицинских.

В XIX столетии Императорский Московский воспитательный дом представлял собой «совокупность нескольких обширных учреждений», подразделявшихся на городские и деревенские. Первые находились в ведении Городского управления, а последние – Управления округами. Городскому управлению подчинялся непосредственно Московский воспитательный дом; Управлению округами – сельские.

C 1796 г. Московский воспитательный дом вместе с Санкт-Петербургским входил в Ведомство учреждений Императрицы Марии. Все учреждения Московского воспитательного дома находились в ведении Московского опекунского совета под управлением почётного опекуна и особого Правления, состоявшего из директора, главного врача воспитательного дома и начальника округов, а также директора Родовспомогательного заведения, где шла речь о Родильном госпитале или Повивальном институте [3]. В 1873 г. московский и петербургский опекунские советы были объединены. На рис. 1 представлена схема управления Московским воспитательным домом.

На рис. 2 схематично представлены основные учреждения, входившие в состав Московского воспитательного дома вплоть до его реорганизации в 1918 г. В начале XIX века в состав Воспитательного дома входили грудные отделения, малолетнее отделение, Окружная больница. Кроме того, построенная в 1805 г. по инициативе Императрицы Марии Фёдоровны Мариинская больница для бедных, также относилась к ведомству Московского воспитательного дома.

Рис. 1. Схема управления Московским воспитательным домом

Рис. 2. Основные учреждения Московского воспитательного дома в XIX–XX вв.

Спустя 100 лет после учреждения Московского воспитательного дома в его состав входили: 1) грудные отделения для здоровых и больных детей; 2) приемное отделение; 3) карантинное отделение; 4) оспопрививательное отделение; 5) окружная больница для питомцев, кормилиц и прислуги; 6) поликлиника для приходящих детей; 7) родовспомогательное заведение с состоящим при нем Повивальном институте и гинекологическом отделении; 8) малолетнее отделение; 9) Александрийский сиротский институт; 10) Николаевский сиротский институт с Николаевским женским училищем. [4] Кроме того, в ведомство Московского воспитательного дома в разные годы входили Мариинская больница для бедных, детская больница на Бронной, фельдшерская школа, учительская семинария, ремесленное техническое училище и другие учебные заведения.

Московскому воспитательному дому также принадлежал Загородный двор, находившийся за Дорогомиловской заставой на речке Сетунь. Это была своего рода ферма на 107 десятинах земли, где косили сено, выращивали овощи и содержали небольшое стадо. В конце XVIII века Загородный двор использовали для оспопрививания методом вариоляций питомцев в летние месяцы, для изоляции инфекционных больных. В XIX веке на Загородном дворе построили летние палаты, где на каникулах отдыхали воспитанницы Николаевского сиротского института [5].

С годами Александринский сиротский институт, а затем Малолетнее отделение и Николаевский сиротский институт с Николаевским женским училищем перешли в Ведомство управлений сиротских учебных заведений. Из состава Московского воспитательного дома вышло и Родовспомогательное заведение, получив самостоятельность. Детская Бронная больница была закрыта. Фельдшерскую школу перевели в Голицынскую больницу. Так, в составе Московского воспитательного дома остались только грудные отделения и Окружная больница, т. е. те учреждения, которые давно имели медицинский профиль. По-видимому, это во многом предопределило реорганизацию Московского воспитательного дома в Дом охраны младенца, имевший в большей степени медицинское, чем воспитательное направление.

1.3. Структура округов Московского воспитательного дома

Управление питомцами, воспитывавшимися в сельской местности, осуществляло Управление округами Московского воспитательного дома. Площадь, населённая питомцами Московского воспитательного дома в 1869 г. составляла 43,563 квадратных вёрст и занимала территорию 7 губерний – Московской и смежных с ней: Тульской, Рязанской, Владимирской, Тверской, Смоленской и Калужской, где в деревнях размещались питомцы Дома. Местность с размещёнными на ней сельскими питомцами в 1869 г. разделили на 15 округов; в 1870 г. – на 20 округов, еще позже на 23, с подразделением на 41 участок. Для оказания амбулаторной помощи питомцам были открыты лечебницы в 4 округах – Гжатском, Подольском, Рузском и Тульском [6].

В разные годы в округах насчитывалось 30–34 тысяч сельских питомцев от грудного до 17-летнего возраста [3].

Распределение числа питомцев по округам было неравномерным: так, в самом населённом питомцами Звенигородском округе (3,5 кв. версты) насчитывалось 4377 детей, тогда как в Богородском и Александровском округах площадью более 10 тыс. квадратных верст, – только 301 и 303 питомца соответственно [7].

За воспитание питомцев производилась оплата, причём до 10-летнего возраста она была больше, а в старшем возрасте – меньше. От воспитателей требовалось, чтобы они содержали питомцев, как своих родных детей. Они должны были давать питомцам обычное сельское воспитание, учить ведению домашнего хозяйства, рукоделию. За обучение питомцев грамоте давалось дополнительное вознаграждение [5].

Здоровье деревенских питомцев контролировали окружные надзиратели. Заболевших в деревнях питомцев воспитатели привозили на лечение в больницу Московского воспитательного дома или в его окружные лечебницы, в уездные больницы, которым руководство Дома дополнительно платило за питание кормилиц, находившихся с больным воспитанником [3].

1.4. Указ Николая I о реформировании Императорского Московского воспитательного дома

Переломным для Императорского Московского воспитательного дома стал 1837 г. По указу Николая I от 25 июня 1837 г. благотворительность Воспитательного дома получила новое направление, соответствовавшее требованиям того времени. Согласно этому указу, все учебные классы воспитательного дома закрывались для незаконнорожденных детей и преобразовывались в Институт для получения образования исключительно осиротевших детей обер-офицеров военной и гражданской службы, а с 1851 г. – и для штаб-офицерских сирот. Воспитанников-мальчиков готовили к гражданской службе, девочек – к званию домашних наставниц. В каждом отделении насчитывалось по 300 человек. Указом от 25 июня 1837 г. незаконнорожденных питомцев решено было обращать в сельское сословие, поскольку они все должны были воспитываться исключительно в деревнях [4].

1.5. Изменения в Воспитательном доме, связанные с отменой в России крепостного права

Принцип воспитания питомцев непременно в деревне, введённый указом 1837 г., оставался неизменным в течение всего XIX столетия. Изменения, касавшиеся правил приёма младенцев, их раздачи в деревни, надзора за ними, зависели частично от взглядов руководителей Дома, частично – от факторов, имевших государственное значение. К последним относились, прежде всего, отмена крепостного права, а также развитие железных дорог в стране, подъём отечественной промышленности, введение общей воинской повинности. Так, с введением свободы для крестьян увеличилось количество кормилиц, имевших право уехать в воспитательный дом, или взять себе из Дома ребёнка (раньше крепостным это было запрещено). С другой стороны, освобождённые крестьянки, теперь имели возможность отдавать в воспитательный дом своих незаконнорожденных детей, т. е. потенциально возрастало и число питомцев.

Развитие сети железных дорог привело к тому, что в Москву относительно несложно можно было попасть из отдалённых уголков страны, откуда ещё больше стали привозить незаконных детей. К тому же императором Николаем I был издан закон, запрещавший открывать в России новые воспитательные дома, и «в тайную приёмную Московского воспитательного дома повезли детей особые, вновь народившиеся специалистки-доставщицы, повезли не в одиночку, а гуртом, целыми корзинами».[8] За такую доставку, в результате которой эти женщины привозили в Дом по 5–7 полуголодных, полуживых, а порой уже и мёртвых младенцев, они получали гонорар. В результате в Дом, рассчитанный на 500 детей, за 1889 г. поступило более 17 тыс. младенцев [8].

Развитие отечественной промышленности и отмена крепостного права способствовали тому, что крестьяне стали выезжать из сельской местности в город для работы на заводах и фабриках, где у бывших крестьянок складывались более свободные, чем в сельской местности, отношения с противоположным полом, что не могло не привести к повышению уровня рождаемости незаконнорожденных детей.

1.6. Изменения правил приёма детей в Воспитательном доме на протяжении XIX века

1.7. Малолетнее отделение Московского воспитательного дома

Малолетнее отделение Московского Воспитательного дома как отдельное самостоятельное заведение было учреждено 15 августа 1842 г., хотя фактически оно существовало с 1797 г., всегда было неразрывно с воспитательным домом, помещаясь в одном с ним здании, с единым начальством. Разница между вновь созданным и прежним Малолетним отделении заключалась в контингенте детей: раньше в отделении воспитывались только незаконнорожденные дети, а в созданное в 1842 г. отделение стали принимать сирот штаб- и обер-офицеров [15].

Рис. 3. Возраст детей при поступлении в Московский воспитательный дом в первые десятилетия XX века

В 1838 г. император Николай I посетил Воспитательный дом. Обнаружив чрезвычайную скученность детей в этих заведениях, он распорядился немедленно принять меры по улучшению условий жизни офицерских сирот младшего возраста. Управлявший в то время воспитательным домом почётный опекун князь А.П. Оболенский предложил для данной цели использовать приобретённый Опекунским Советом на Гороховой улице громадный дом с обширным садом, принадлежавший некогда графу А.К. Разумовскому и первоначально предназначенный «для устройства в нём богадельни для увечных и престарелых питомцев». Однако реализовать предложение князя А.П. Оболенского удалось не сразу, поскольку дом графа в то время был занят больными военнослужащими.

25 апреля 1841 г. в Московский воспитательный дом пришло письмо (№ 707), в котором комиссия сообщила, что «распоряжение о передаче бывшего дома Графа Разумовского в ведомство воспитательного дома от своего начальства ещё не получала. Комплект больных в Московском военном госпитале пополнен низшими чинами до 1800 человек и офицерами до 40 человек». И лишь полгода спустя (7 ноября) пришло сообщение: «департамент Военных поселений отношением № 813 уведомил: находящихся в доме Графа Разумовского больных нынче вывести в Военный госпиталь, а дом этот передать ведомству Московского воспитательного дома».[17]

Только 2 января 1842 г., когда из бывшего дома графа А. К. Разумовского было выведено Военно-госпитальное глазное отделение, а затем проведён ремонт, он был передан в ведомство Воспитательного дома.

В феврале 1843 г. началась фактически новая жизнь открытого заведения, которое 2 октября того же года удостоилось посещения императора. Сирот разделили на две возрастные группы: к младшей относились дети в возрасте до 7 лет, старшей – дети от 7 до 10–11 лет. Детей младшего возраста поместили в одно общее отделение, а из мальчиков и девочек старшего возраста сформировали 2 класса. Для занятий с детьми пригласили учителей для преподавания основ русского, французского и немецкого языков, чистописания, арифметики и Закона Божия [15].

Заведение стало именоваться Малолетним отделением обер-офицерских сирот Императорского Московского воспитательного дома. При изложении проекта первоначального устройства Малолетнего отделения было упомянуто, что непосредственное управление этим заведением как частью Воспитательного дома, возлагалось на почётного опекуна и главного надзирателя дома, статского советника И. Е. Богданова, ставшего директором Малолетнего отделения. В других корпусах дома графа Разумовского были открыты ещё два заведения: Богадельня для призрения увечных и престарелых питомцев Воспитательного дома и Фельдшерская школа для питомцев того же Дома, управление которыми также было возложено на И. Е. Богданова [15].

С преобразованием Александринского и Николаевского сиротских Институтов, о которых речь пойдёт ниже, число воспитанников в Малолетнем отделении увеличилось со 180 до 220, из которых 90 составляли мальчики. В Малолетнее отделение поступали для призрения и воспитания штаб- и обер-офицерские сироты от 2,5 до 9,5 лет [15].

В учебно-воспитательном отношении все дети были разделены на 14 групп и 4 класса: девочки были распределены в 11 групп и 2 класса, мальчики – в 3 группы и 2 класса. Классы были разделены на младшие и старшие отдельно для девочек и для мальчиков. Малолетних детей постепенно приучали к школьной жизни. Нередко дети не проявляли умственных способностей, что объяснялось «заброшенностью несчастных сирот» вследствие смерти родителей и неблагоприятных условий, «в корне повредивших зачатки их телесных и душевных сил».[18]

Личный состав Малолетнего отделения состоял из 17 воспитательниц, (из них одна была главная), 8 классных дам, 1 врача, 2 фельдшеров и 1 надзирательницы лазарета [16].

По штату 1849 г. должность врача Малолетнего отделения приравнивалась к ставке старшего доктора Воспитательного дома, при этом жалование было несколько меньше, несмотря на большое количество детей, обширные обязанности и большую ответственность. Тогда князь А. П. Оболенский «признал справедливым повысить оклад врача и направил ходатайство о присвоении ему содержания наравне со старшим врачом Воспитательного дома в специально созданный Комитет, который сделал соответствующие изменения в штате заведения».[19]

После 10-летнего возраста для получения дальнейшего образования девочек из Малолетнего отделения переводили в Николаевский сиротский институт при Московском воспитательном доме, а мальчиков – в Александринский сиротский институт, в военно-учебные заведения; не способные к военной службе поступали в гражданские гимназии [3].

С 1847 г. Малолетнее отделение, помещавшееся в отдельном здании, стало относительно самостоятельным учреждением, оставаясь, в сущности, частью Московского воспитательного дома и подчиняясь одному с Домом почётному опекуну [15].

В 1879 г. Малолетнее отделение вышло из-под управления Воспитательного дома, и было переименовано в Александринское сиротское малолетнее училище в память об императрице Александре Фёдоровне.

1.8. Александринский сиротский институт

В связи с кончиной 14 октября 1828 г. императрицы Марии Фёдоровны, под покровительством которой Московский воспитательный дом находился в течение 31 года, сын её, император Николай I указом от 26 октября того же года принял под своё непосредственное и особое попечение воспитательные дома в Москве и Петербурге. Все дела, прежде решавшиеся императрицей, теперь по своему усмотрению должен был решать Николай I. В соответствии с завещанием матери император издаёт 6 декабря 1828 г. указ, согласно которому Воспитательные дома передаются под покровительство его супруге императрице Александре Фёдоровне.

С Высочайшего разрешения, последовавшего 22 октября 1830 г., для призрения и содержания сирот чиновников, умерших от свирепствовавшей в Москве в тот год эпидемии холеры, на средства Московского Опекунского совета был открыт «Дом для призрения сирот чиновников, умерших от холеры», который разместили в доме, принадлежавшем с 1807 г. графу С. С. Апраксину. В этом доме, располагавшемся на углу Арбатской площади и Знаменки, дважды был пожар: в 1812 г. – во время вторжения наполеоновской армии в Москву и в 1815 г. В восстановленном после пожара большом доме С. С. Апраксин жить не стал, а устроил в нём крепостной театр. С 1814 по 1818 годы там выступал Московский Императорский театр, а затем итальянская труппа. В 20-е годы XIX столетия после смерти графа С. С. Апраксина его вдова продала дом Московскому Опекунскому совету. Так в 1831 г. дом перешел в казну и был перестроен для сиротского учреждения, куда стали принимать детей тех, кто погиб во время эпидемии холеры 1830 г.

В 1831 г. это сиротское заведение было взято под особое покровительство императрицей Александрой Фёдоровной и стало называться Александринским сиротским институтом [16]. Попечение о беззащитных сиротах в нём было поручено Московскому воспитательному дому [4]. Рассчитанный сначала на 300, а потом на 400 детей, институт стал принимать осиротевших детей дворян, штаб- и обер-офицеров. Для обеспечения содержания института по Высочайшему повелению было решено делать отчисления из прибылей сохранной казны (из общих доходов Воспитательного дома), создавая неприкосновенный капитал, достигший к 1843 г. солидных размеров [16].

Со временем в Александринский сиротский институт стали принимать детей-сирот с 7-летнего возраста как мальчиков, так и девочек, причём не только дворян, офицеров, чиновников, но и солдат. Дети благородных родителей изучали Закон Божий, русский, французский и немецкий языки, математику, историю, географию, музыку и пение. Солдатские сироты обучались в писарских классах.

Допуск этих сирот в классы Воспитательного дома был предвестником последующих преобразований, открывших новую эпоху в истории этого учреждения.

С 1842 г. в Александринский сиротский институт стали направлять мальчиков-сирот из Малолетнего отделения Московского воспитательного дома, достигших 10-летнего возраста.

В апреле 1846 г. «Государь Император, удостоив Высочайшего посещения институты: обер-офицерских сирот при Московском воспитательном доме и Александринский сиротский, изволил заметить крайнее неудобство в совместном воспитании взрослых детей обоего пола в Институтах обер-офицерских сирот при Воспитательном доме и Александринском сиротском институте… Было бы удобнее и полезнее, чтобы то и другое заведение преобразовать таким образом, чтобы в одних из них впредь воспитываемы были одни только сироты мужского пола, а в других – только женского…».[20]

Император дал надлежащие распоряжения по переустройству этих заведений, и «немедленно приступили к выработке проекта начертанных государственных преобразований» [3].

Начались пространные рассуждения, касавшиеся преобразования сиротских институтов. Из докладной записки Главного надзирателя, действительного статского советника И. А. Штрика почётному опекуну Московского воспитательного дома князю А. П. Оболенскому стало известно, что невозможно отдать здание Квадрата Женскому институту, поскольку в нём находились отделения грудных детей, крестовая с приёмным отделением, помещение для оспопрививания и столовая для кормилиц. Он предлагал оставить Воспитательный дом только для младенцев, «…ибо количество грудных детей, кормилиц, нянек и необходимой прислуги простирается от 1500 до 2000 человек. Начальство вынуждено ограничивать приют и время первоначального питания сроком, часто весьма недостаточным для необходимого укрепления дитяти и правильного хода оспопрививания, по прошествии которого дети отсылаются по деревням. Очевидно, что такая вынужденная мера ведёт к вреду для здоровья призреваемых детей. С выводом из Воспитательного дома Женского отделения помещение Грудных детей получит гораздо больше простора…».[21]

Тем не менее, после многочисленных дискуссий по поводу преобразования институтов было принято решение поместить всех девочек в одно из зданий Воспитательного дома, ставшее в дальнейшем Николаевским сиротским институтом; сирот же мужского пола перевести в здание, занимаемое Александринским сиротским институтом. Подготовительные классы решено было упразднить, а находившихся в них детей перевести в малолетнее отделение Воспитательного дома.

27 января 1850 г. Указом было решено преобразовать Александринский сиротский институт в Александринский сиротский кадетский корпус, который вышел из ведомства Московского воспитательного дома. В 1863 г. Александринский сиротский кадетский корпус реорганизовали в Александровское военное училище, просуществовавшее до 1901 г. [17].

1.9. Николаевский сиротский институт

Московский Николаевский сиротский институт начал своё существование в 1837 г. под названием Сиротского института для обер-офицерских сирот численностью по 300 детей каждого пола. С 1847 г., когда его мужская половина была соединена с Александринским сиротским институтом, а женскую половину продолжали воспитывать в стенах этого учреждения, он стал Женским сиротским институтом, а после кончины Николая I – Николаевским сиротским институтом [14].

Рассчитанный на 700 девочек, Николаевский сиротский институт занимал часть Квадрата и Корделожи Московского воспитательного дома. В журналах канцелярии Опекунского совета имеется запись под № 398 от 3 февраля 1847 г.: «…Грудные отделения, занимающие ныне весь 5-й этаж Квадратного здания, предполагается оставить в настоящем помещении; для крестовой сохранить 2-й этаж того же здания со стороны Москвы-реки, устроив тут же столовую с буфетом для кормилиц, больницу для грудных младенцев. Затем всё помещение, занимаемое, как в 3-м и 4-м этажах Квадратного здания со стороны Москвы-реки, так и в 4-м и 5-м этажах Корделожи обратить для распространения женского института… 4-й этаж всего Квадрата и Корделожи предназначен был для классов, учебных и рекреационных зал, а 3-й этаж всего Квадрата и 5-й этаж Корделожи для спален воспитанниц и лазарета; 2-й этаж Квадрата сохраняется для столовой девиц».[22]

В соответствии с правилами приёма, в Московский Николаевский сиротский институт принимали осиротевших дочерей штаб- и обер-офицеров военной и гражданской службы. Преимущества имели девочки, являвшиеся круглыми сиротами в возрасте от 9 до 13 лет. Вне очереди принимали дочерей-сирот состоявших при Александринском сиротском кадетском корпусе штаб- и обер-офицеров, а также дочерей умерших чиновников, «беспорочно прослуживших по ведомству Опекунского совета не менее 15 лет». Если при поступлении круглых сирот оставались вакансии, на эти места принимали полу-сирот дочерей офицеров военной и гражданской службы. Кроме того, принимались «полу-сироты, наравне с круглыми, когда отец или мать их подвергались помешательству в уме, потере зрения или параличу и когда о таковой болезни представлялось медицинское свидетельство».[23]

Для приёма сирот в Институт необходимо было предоставлять: метрическое свидетельство о рождении и крещении; медицинскую справку о здоровье сироты и вакцинации против оспы; аттестат о службе отца сироты или указ об отставке; свидетельство о бедности для лиц дворянского происхождения, проживавших в уездах, от уездного предводителя дворянства; для дворян и лиц других сословий в зависимости от места жительства просителей: в столицах – от обер-полицмейстеров, в губернских городах – от полицмейстеров, в уездных городах – от городничих, в уездах – от земских исправников; для детей, родители которых состояли на Государственной службе, – от начальства ведомств; свидетельство о смерти одного из родителей [3].

Учебная программа воспитанниц Института включала Закон Божий, российскую, французскую и немецкую словесность, математику, физику, географию, историю; им преподавали изящные искусства: рисование, музыку, церковное и итальянское пение, танцы, изящное и хозяйственное рукоделие.

Воспитанницы Николаевского института прекрасно знали литературу; обладали глубокими знаниями в области истории не только Российской империи, славянских народов, но и древнего Востока, Греции, Рима, Средневековья; свободно говорили на французском языке [4].

По степени полученного педагогического образования воспитанниц Николаевского института делили на 3 разряда: 1) кандидатки, получающих дипломы университета; 2) домашние учительницы, обучающие началам наук, языков и искусств; 3) надзирательницы при малолетних детях с правом обучения чтению и письму [5].

С 1869 г. при Николаевском сиротском институте создали Николаевское женское училище, обязанное своим возникновением почётному опекуну Александру Карловичу Пфелю, который представил свои соображения о переустройстве Николаевского института с целью уменьшения числа учениц, улучшения гигиенических условий их проживания, изменения способа укомплектования воспитанниц. В 1871 г. его проект был утверждён, и в одном из зданий Московского воспитательного дома было открыто в виде опыта на 3 года Николаевское женское училище на 100 воспитанниц, отобранных из разных классов и не способных продолжать более сложный курс обучения в Николаевском институте [15].

Из воспитанниц Николаевского женского училища готовили гувернанток, домашних мастериц. По сравнению с Николаевским институтом здесь была более упрощённая и сокращённая программа, но вместе с тем воспитанницы учили историю, литературу, иностранный язык. Так, только на изучение творчества Карамзина отводилось 18 ч. Французский язык они учили 6 ч. в неделю в течение 5 лет. Учащиеся принимали заказы на рукоделие от населения, а выручка направлялась в банк на счёт воспитанницы [4].

Николаевский сиротский институт с Николаевским женским училищем, первоначально входившие в состав Воспитательного дома, в 1878 г. вследствие изменения их предназначения отошли под отдельное управление, хотя оставались в одном с Воспитательным домом здании.[24]

1.10. Изменения в обучении питомцев

В 1815 г. в Московском воспитательном доме к существовавшим двум трёхгодичным латинским классам, после которых питомцы могли слушать курс медицинских наук в Московском университете, добавили ещё 2 класса с двухгодичным курсом, причём учебные предметы в них соответствовали программе гимназий того времени.

В 1826 г. в связи с увеличением числа учащихся все классы были разделены на 2 отделения, так что вместо прежних латинских классов получились 2 полные гимназии с 10-летним курсом, по окончании которых воспитанники могли поступать на медицинский, а потом и на другие факультеты университета.

Начиная с 1837 г., всех незаконнорожденных детей, для которых изначально был учреждён Воспитательный дом, стали отправлять в сельскую местность, где за их воспитанием осуществлялся надзор. Разрешено было доучиться в классах Воспитательного дома наравне с офицерскими сиротами только тем питомцам, кто уже учился в этих классах во время принятия Указа.

Поскольку у руководства Воспитательного дома существовали разные точки зрения на получение образования питомцами, то соответственно, возникали различные новые учебные заведения, куда они направлялись по достижении 17-летнего возраста. Те из воспитанников, которые не имели призвания к университетским занятиям, по окончании курса гимназии шли на службу; другие поступали в ремесленное училище, земледельческую школу, в учительскую семинарию, школу садоводства, получали фельдшерское образование. Одни питомцы учились в сельских школах ведомства Воспитательного дома и получали звание казённых крестьян, составляя сельское сословие, другие готовились к различным должностям в учреждениях Министерства государственных имуществ, в Женском училище при Николаевском институте для образования прислуги [4].

Ещё 1826 г. Императрица Мария Фёдоровна «высочайше повелеть соизволила учредить большие мастерские разных ремёсел» для подготовки искусных мастеров из числа питомцев Воспитательного дома. С этой целью под руководством московского архитектора Д. И. Жилярди был отстроен сгоревший во время пожара 1812 г. Слободской дворец в Лефортово, принадлежавший в XVIII веке канцлеру Елизаветы Петровны А. П. Бестужеву-Рюмину и перешедший в 1826 г. в ведение Воспитательного дома. В 1830 г. император Николай I утвердил «Положение о Ремесленном учебном заведении», и в 1832 г. училище было открыто. В 1857 г. при Ремесленном училище было организовано высшее технологическое отделение с кафедрами практической механики и химической технологии, которое с 1868 г. получило название Императорского технического училища. Так, при Московском воспитательном доме родилось учебное заведение, которое впоследствии стало одним из крупнейших в стране, – Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана. [18].

Обучая бесплатно своих питомцев в собственных учебных заведениях, Воспитательный дом готовил их к будущей самостоятельной жизни, а также создавал кадры для своих учреждений: учителей для сельских школ, фельдшериц – для своих больниц, акушерок – для Родильного госпиталя [4].

1.11. Фельдшерская школа

Фельдшерская школа Императорского Московского воспитательного дома была учреждена «в силу Высочайше утверждённого устава 1840 г.» с целью получения воспитанниками «низшего специально-врачебного образования», по окончании которого они получали фельдшерское звание и работу в больницах, лечебницах и аптеках учреждений Императрицы Марии, в земских управах и других гражданских ведомствах [19].

Школа находилась под непосредственным руководством почётного опекуна и управляющего Воспитательным домом и Малолетним отделением. Прежде чем её открыли в бывшем доме графа Разумовского, у школы были те же организационные проблемы с помещением, что и у Малолетнего отделения.

«Вследствие отношения господина почётного опекуна Опекунского совета тайного советника князя А. П. Оболенского, от 26 происшедшего февраля 1842 г. № 9 господину Министру Государственных имуществ: Просим господина Военного министра о передаче в ведение Московского воспитательного дома, находящегося при доме графа Разумовского и занимаемого ныне Военным госпиталем для помещения в оном вновь учреждённой по Высочайшему Его Императорского Величества повелению школы для образования фельдшеров для казённых селений».[25]

Рассчитанная на 250 мест, Фельдшерская школа открылась в 1845 г. в двухэтажном флигеле бывшей городской усадьбы графа Разумовского, занимаемом Малолетним отделением.

Это была одна из первых в России фельдшерских школ, где учились преимущественно сельские питомцы Московского воспитательного дома в возрасте от 14 до 17 лет. Кроме того, сюда принимали учащихся из всех сословий с оплатой за учёбу 150 руб. в год, а также сыновей умерших фельдшеров, прослуживших в ведомстве Опекунского Совета не менее 15 лет, с платой за них из общих доходов Воспитательного дома. Ко всем поступавшим в школу ученикам предъявлялись требования: «должны быть здорового телосложения и иметь достаточно развитые способности. Учащиеся школы учились основам латыни и общеобразовательным дисциплинам. Среди изучаемых предметов были: фармакогнозия, фармакология, фармацевтическая химия, рецептура, анатомия, физиология, общая, частная и хирургическая патология с учением о переломах и вывихах, оперативная хирургия, десмургия, гигиена».[26]

В январе 1848 г. по ходатайству почётного опекуна князя А. П. Оболенского при Фельдшерской школе открывается больница для практического образования питомцев. В ней воспитанники Дома учились оказывать больному первую медицинскую помощь. В больнице работали 2 врача, 1 аптекарь, 10 старших фельдшеров из числа питомцев, окончивших в школе полный курс обучения, и около 40 учеников старшего класса.

В данном лечебном учреждении принимали всех больных, независимо от возраста, пола и состояния с 8 ч. утра до 1 ч. дня. Если пациентов было много, больница закрывалась позже. Для экстренных случаев (переломы, вывихи и другие острые состояния) в больнице открыли костоправное отделение на 10 коек, где круглосуточно дежурили медицинские работники. Осмотр больных, процедуры, медицинские рекомендации и лекарства были бесплатными. Больные при необходимости могли оставаться в больнице до окончательного выздоровления на полном обеспечении Фельдшерской школы.

Кроме того, ежедневно воспитанников Фельдшерской школы направляли на практические занятия в Московский военный госпиталь, где они учились под руководством специально приглашённых докторов.

Медикаменты закупало руководство школы, лекарства растительного происхождения собирали сами питомцы в ботаническом саду, разбитом при школе.

Больных всегда было предостаточно. Так, в 1848 г. в больнице было принято около 8 тыс. человек. «Месяц от месяца больше и больше прибегает народ за помощью; по праздникам, когда простой, рабочий народ свободен от обычных занятий своих, число больных часто простиралось за сто, в будничные дни до сорока и более».[27]

«Сначала 1873 г. почётный опекун Воспитательного дома Александр Карлович Пфель, желая ещё более усилить практическое образование воспитанников, разрешил принимать в костоправное отделение, кроме больных с переломами и вывихами, больных с другими наружными болезнями, преимущественно с теми, которые требуют оперативного пособия».[28]

На объединённом собрании «обоих присутствий Опекунского совета учреждений Императрицы Марии от 30 и 31 мая 1875 г. было предложено перевести Фельдшерскую школу в Голицынскую больницу, а в занимаемом здании открыть Учительскую семинарию».[29]

Так, в 1876 г. во флигель, занимаемый Фельдшерской школой, переехала Учительская семинария, в которой учились исключительно воспитанники сельских школ Воспитательного дома, а Фельдшерская школа была переведена в Голицынскую больницу, входившую в состав Ведомства Учреждений Императрицы Марии, благодаря чему учащиеся стали получать лучшую клиническую практику [18]. На новом месте «классные комнаты помещали 300 воспитанников. Помещение больных было роскошно, больничные палаты внутри здания. Благоприятная особенность больницы заключалась в том, что не было скопления больных в операционных».[30]

1.12. Благотворительность

Ежегодно более миллиона рублей расходовалось на содержание Московского воспитательного дома, включая средства на медицинскую помощь, призрение детей в самом Доме и сельской местности, их первоначальное обучение. Однако этих средств было недостаточно «для дальнейшего развития питомцев, обучения и воспитания, более выдающихся из них людей с целью дать им впоследствии лучшую зарплату и лучшее будущее».[31]

В 1888 г. управляющий Московским воспитательным домом Б. А. Нейдгарт «ходатайствовал об учреждении Благотворительного общества при Доме для привлечения частной благотворительности в помощь тем средствам, которые Монаршими щедротами отпускались на содержание означенного Дома…».[32]

Императрица положительно отнеслась к предложению создать новое благотворительное общество, устав которого был утверждён Опекунским советом 23 июля 1888 г., а 16 сентября того же года при Московском воспитательном доме состоялось его открытие. Новое общество было названо Николаевским и причислено к учреждениям Императрицы Марии.

Создание при Московском воспитательном доме Николаевского благотворительного общества было встречено с особым сочувствием со стороны частной благотворительности, которая давала пожертвования в виде как ежегодных, так и единовременных крупных взносов. За первый год деятельности общества было собрано 26 тыс. рублей, из которых 800 руб. пошло непосредственно «нуждающимся в попечении увечным питомцам, равно как и тем из здоровых, которые выдающимися способностями окажутся достойными дальнейшего образования и воспитания, могущего дать им возможность стать со временем полезными деятелями на поприще государственной службы».[33]

Благотворительностью занимался также Дом призрения штаб- и обер-офицеров графини М. П. Шереметевой. «Этот дом был основан согласно завещанию и воле покойной жертвовательницы Марии Петровны Шереметевой на оставленный ею капитал» и «имел назначение давать приют и полное содержание престарелым, слабым и не имеющим средств к жизни чиновникам штаб- и обер-офицерского звания, как военных, так и гражданских чинов, не могущим уже более продолжать своего служебного поприща».[34]

«Ближайшее заведование Домом призрения было поручено его смотрителю, должность которого вместе с утверждённым штатом была Высочайше установлена ещё 18 декабря 1854 г. С 11 февраля 1884 г., согласно Высочайшего повеления, управление Домом призрения было соединено с Воспитательным домом и подчинено почётному опекуну, управляющему Императорским Московским воспитательным домом»[35].

Все питомцы, страдавшие врождёнными уродствами, совместимыми с жизнью, тяжёлыми хроническими инвалидными заболеваниями и получившие увечье, имели право на призрение в старости в домах призрениях и богадельнях, принадлежавших ведомству Московского воспитательного дома.

1.13. Посещение Московского воспитательного дома отечественными и иностранными врачами и другими гостями

В марте 1866 г. в газете «Воскресный досуг» была напечатана статья о Московском воспитательном доме, которая начиналась с признания: «Россия поздно начала жить общею жизнью с образованною Европой, но едва ли в это короткое время она меньше других держав успела сделать хорошего для общественной пользы. Наши детские приюты, воспитательные дома, богоугодные заведения и институты девиц могут называться образцовыми по цели своего учреждения».[36]

И действительно как показательное учреждение Московский воспитательный дом посещали отечественные и иностранные врачи и другие гости. В частности, в январе 1887 г. здесь побывали врачи-участники 2-го съезда Общества русских врачей в память Н. И. Пирогова, о чём свидетельствует сохранившееся среди архивных документов письмо этого Общества под № 92, подписанное председателем правления II Съезда профессором Н. В. Склифосовским и секретарём А. Н. Соловьёвым: «Правление 2-го съезда Общества русских врачей в память Пирогова, назначив заседания Съезда в Москве с 4 по 11 января 1887 г. и желая ознакомить иногородних членов своих с более выдающимися учреждениями столицы, в том числе и с Московским Воспитательным домом, имеет честь покорнейше просить правление Воспитательного дома, разрешить произвести осмотр всех отделений этого учреждения».[37]

«Желая ознакомить с некоторыми учреждениями и достопримечательностями Москвы членов I съезда отечественных психиатров, имеющего быть в 1887 г.», Московский генерал-губернатор обратился в Опекунский совет учреждений Императрицы Марии, к почётному опекуну Б. А. Нейдгарту «сделать распоряжение о допущении этих лиц к осмотру Воспитательного дома».[38]

В сентябре 1895 г. Правление Московского воспитательного дома направило в редакцию «Московских ведомостей» письмо № 5167 с просьбой поместить статью о посещении госпожой Рикбют Воспитательного дома: «Вчера 7 сентября Московский воспитательный дом посетила г-жа Рикбют, главная заведующая Парижскими женскими институтами ордена почётного легиона… Она обошла все Грудные отделения дома, церковь, картинную галерею, приёмное отделение, где в её присутствии был принят ребёнок. Г-жа Рикбют не раз выражала своё изумление по поводу громадности здания, его благоустройства… При прощании ей была поднесена медаль в память основания Императорского Московского воспитательного дома с изображением Императрицы Екатерины II и брошюра на французском языке об устройстве и деятельности этого учреждения».[39]

На основе данных, приведённых в первой главе, можно сделать вывод о том, что Императорский Московский воспитательный дом представлял собой крупнейшее учреждение по призрению детей от рождения до совершеннолетия, где благодаря заботе государственной власти и благотворительности десятки тысяч внебрачных детей и сирот получали социальную помощь, воспитание, образование, соответствовавшее способностям питомцев, трудовые навыки, профессию, а также помогали своим воспитанникам в трудоустройстве.