Вы здесь

Иммунитет в международном уголовном праве. Глава 1. Казуальность (детерминированность) иммунитета в международном уголовном праве (Анна Мельдельштейн)

Глава 1. Казуальность (детерминированность) иммунитета в международном уголовном праве

1.1. Формирование доктрины международно-правового иммунитета

Под иммунитетом (от латинского immunitas – независимость, неподверженность) понимается изъятие из-под юрисдикции государства пребывания; под привилегиями (lex privus) – особые правовые преимущества, льготы.

В современной доктрине международно-правового иммунитета принято считать, что иммунитеты распространяются на иностранные государства и принадлежащее им имущество. При этом иммунитетом государства пользуются его представители и государственные органы.

Вопрос теоретического обоснования иммунитетов и привилегий на протяжении существования всей истории международного права не терял своей актуальности в виду не только научных соображений, но и практической необходимости аргументации предоставления определенного объема дипломатических иммунитетов и привилегий тем или иным участникам международных отношений.

За всю историю развития дипломатического права различными юристами-теоретиками и практиками было выдвинуто не менее 15 теорий иммунитета1.

В настоящее время известно четыре основных теории, которые раскрывают юридическую природу, предоставляемых иммунитетов и привилегий: теория экстерриториальности (внеземельности), теория функциональной необходимости (функциональная теория), теория представительного характера посла (представительная теория) и комбинированная теория.

Таким образом, понятие международно-правового иммунитета начало свое формирование еще в древнем мире. Самым первым возник иммунитет от уголовной юрисдикции государства пребывания персонала дипломатических и консульских представительств, а также миссий (далее – дипломатический иммунитет).

То есть речь шла об особом статусе посла иностранного государства. Например, Законы Ману (II век до н.э.) гласили: «Мир и его противоположность – война – зависят от послов, ибо только они создают и ссорят союзников. В их власти находятся те дела, из-за которых происходят между царями мир или войны. Поднимающий руку на посла идет к гибели и уничтожению»2. О том, что послы подвергались в древности различного рода нападениям, свидетельствуют многие факторы, в том числе и литературные памятники.

При этом принцип неприкосновенности посла выдвигался исходя их идеи, что посол – «второе я» государя3. Отсюда поведение посла расценивается как поведение представляемого им государства, а его неприкосновенность приравнивалась к неприкосновенности монарха.

В дальнейшем римский мир также исходил из понятия священности особы посла, которая, как правило, пользовалась признанием и избиралась народным собранием4. Древние римляне считали, что личность любого посла защищаема Богами и стоит только подумать о посягательстве на личность посла, как на «виновника» уже навлечена «божественная кара».

В дальнейшем уже в средневековье становление международно-правовых иммунитетов было связано с развитием всё новых межгосударственных контактов, характерных для обществ в период формирования буржуазного строя.

Например, в Европе XV – XVI веков начали появляться дипломатические представительства, носящие уже постоянный характер. При этом вышеназванный «особый» юридический статус представителей иностранных государств нашел свое обоснование исходя их нового принципа экстерриториальности, впервые названного теоретиком-нидерландцем Бальтазаром Айала. Так, в своей работе он указал, что «особа посла изымается из сферы действия юрисдикции принимающего государства, и в отношении него действует закон аккредитующего государства»5, показав тем самым неприкосновенность представителя иностранного государства исходя из целесообразности его действий. В дальнейшем данный принцип находил свое отражение в работах таких теоретиках и ученых, как: Альберико Джентили в его труде «О посольствах» 1585 года, Гуго Гроций в труде «О праве войны и мира» 1625 года. «Отсюда следует, что посол не обязан соблюдать законы страны, в которую был отправлен. Если он совершил преступление, то следует либо закрыть на это глаза, либо выслать его за пределы государства; в случае если преступление его наносит стране, где он является послом, существенный ущерб, нужно требовать от его государя либо наказания, либо выдачи посла. Такой же неприкосновенностью пользуется свита посла и его имущество»6.

В дальнейшем данная теория нашла свое отражение и непосредственное закрепление в уголовном законодательстве европейских стран, в том числе и России.

Например, в статье 5 главы I Уголовного Уложения Российской Империи 1903 года указывалось следующее: «действие сего Уложения не распространяется… на преступные деяния иностранцев, пользующихся в России правом внеземельности». То же правило нашло свое отражение и в Уголовного кодекса Российской социалистической федеративной советской республики (далее – УК РСФСР) 1922 года часть 1 статьи 1 устанавливала: «действие Уголовного кодекса распространяется на все преступления, совершенные в пределах РСФСР как ее гражданами, так и иностранцами, если последние по своему дипломатическому положению не пользуются правом экстерриториальности»7.

Что касается дальнейшей истории принципа экстерриториальности, то уже во второй половине XX века принцип утратил свою юридическую силу и дал начало теории функциональной необходимости. Суть теории сводилась к тому, что для эффективного выполнения своих функций дипломатическое представительство, а также его дипломатические агенты, и прежде всего глава, должны быть наделены необходимым объемом иммунитетов и привилегий. Так, в Гаванской конвенции о дипломатических чиновниках 1928 года указывалось: «дипломатический агент может быть лишен иммунитета от уголовной и иной юрисдикции страны пребывания, аккредитующим государством, следовательно, ни о каком праве „внеземельности“ не может идти и речи»8.

Так, в УК РСФСР 1960 года в статье 4 было указано, что вопрос об уголовной юрисдикции дипломатических представителей иностранных государств и иных граждан, которые неподсудны по уголовным делам советским судам, в случае совершения этими лицами преступления на территории РСФСР, разрешается дипломатическим путём».

Параллельно в XIX веке начала свое активное развитие теория представительного характера, в связи с которой посол представляет не только царствующую или правящую особу, но и весь народ. То есть, международно-правовые иммунитеты основаны на идее, что как дипломатическое (консульское) представительство, так и их представители персонифицируют аккредитующее государство. При этом, если в период абсолютизма представительным характером обладали только послы и нунции, то теперь различие в классах дипломатических представителей, которые были зафиксированы в Венском регламенте 1815 года, приобретало почти исключительно церемониальное значение9. Так, в преамбуле Гаванской конвенции о дипломатических чиновниках 1928 года, суммирующей итоги теории и практики американских государств в области посольского права, говорится: «Дипломатические чиновники ни в коем случае не представляют личность главы государства, а только свои правительства»10.

Однако советская доктрина на основе теории представительного характера исходила из того, что в основе должен быть суверенитет государства и его юрисдикция, как субъекта международного права. То есть суть теории в советском пространстве разрабатывалась лишь для обоснования существования международно-правового иммунитета представителей государства в различного рода международных организациях11. И уже в статье 7 Устава Лиги Наций указывалось, что ее агенты «пользуются при исполнении своих обязанностей дипломатическим иммунитетом». При этом международная организация по сей день не является суверенным образованием. Поэтому «придавать участникам международных организаций дипломатические привилегии и иммунитеты – значит предписывать этой организации права государства»12. Таким образом, сторонники представительной теории в дальнейшем стали рассматривать ее дипломатический иммунитет не как следствие того, что посол является «вторым я» суверенного монарха, а как право, вытекающее из суверенитета государства.

И лишь к середине XX столетия из-за несовершенства трех вышеназванных теорий в Венской Конвенции о дипломатических сношениях 1961 года отмечалось, что иммунитеты и привилегии предоставляются «для обеспечения эффективного осуществления функций дипломатических представительств как органов, представляющих государства»13.

Данная теория позволила обосновать предоставление иммунитетов и привилегий, как дипломатическому представительству, так и его дипломатическому персоналу, что и было закреплено в положениях Венской Конвенции о дипломатических сношениях 1961 года14. В свою очередь, это явилось шагом вперёд в теоретическом обосновании дипломатических иммунитетов и привилегий, в том числе у международных региональных организаций и их должностных лиц. Именно это позволяет широко применять комбинированную теорию в практике международного права, в том числе при определении объема иммунитетов и привилегий у некоторых международных организаций и их должностных лиц.

Однако в настоящее время уже появилось обусловленное предложение о разработке новой теории, которая, условно, названа «теорией суверенного иммунитета государств»15, так как сложность в применении норм комбинированной теории состоит в следующем:

– появление коллизий, к примеру, если согласно функциональной теории административно-технический и обслуживающий персонал пользуются определенным объемом иммунитетов и привилегий, то представительная теория не предусматривает никаких иммунитетов и привилегий для этой категории сотрудников;

– непонимание, нормы какой из двух теорий пользуются приоритетом в случае расхождений и противоречий16.

Таким образом, положение о функциональном характере иммунитета представителей государств при международных организациях, а также персонала самих этих организаций подтверждается нормами международного права, распространяющими иммунитет от уголовной юрисдикции, как правило, только на деяния, совершенные при исполнении служебных обязанностей, содержащими положения об особом порядке лишения иммунитета17.

На основе вышеизложенного можно сделать вывод о том, что согласно нормам действующего международного права, все разновидности международно-правовых иммунитетов в настоящее время основаны на необходимости свободного и независимого выполнения своих функциональных обязанностей. В число последних включается и представительная функция, осуществляемая официальными лицами иностранных государств и международных организаций. Универсальным юридическим индикатором функциональной природы международно-правовых иммунитетов является то обстоятельство, что они преодолимы – при выполнении ряда условий в отношении лиц, обладающих такими иммунитетами, может наступать уголовная ответственность в соответствии с законом страны пребывания.

1.2. Правовая природа международно-правового иммунитета и взаимодействие юрисдикционных норм с принципами уголовного права

Иммунитет должностных лиц государства представляет собой, прежде всего, определённые права государства, которые предписаны его суверенитетом: должностное лицо является лишь бенефициарием иммунитета, то есть права, вытекающие из иммунитета должностного лица (как действующего, так и бывшего) – это права государства. Прерогатива характеризовать поведение должностного лица в качестве официального или определять важность функций, выполняемых высокопоставленным должностным лицом, для обеспечения суверенитета государства принадлежит государству должностного лица, а не государству, осуществляющему юрисдикцию. Наделяя должностное лицо иммунитетом, аккредитующее государство, тем самым выступает единственным носителем права отказа от иммунитета18.

Так в деле «Ордер на арест» Бельгия утверждала, в частности, что Республика Конго уже после того, как Йеродия перестал быть министром иностранных дел, отстаивала уже не свои права, а права этого бывшего должностного лица, т.е. осуществляла дипломатическую защиту и соответственно должна была исчерпать предварительно внутренние средства. В свою очередь, Республика Конго исходила из того, что действует не в рамках дипломатической защиты, а защищает права конголезского государства в связи с нарушением иммунитета его министра иностранных дел. Суд согласился с позицией Конго19.

Вместе с тем, в настоящее время в судебной практике и доктрине отсутствует единая позиция, обосновывающая природу международно-правового иммунитета от уголовной юрисдикции. В частности, нет единого мнения относительно того, какой природой обладает иммунитет от уголовной юрисдикции того или иного государства: материальной или процессуальной.

Позиция о материальной природе международно-правового иммунитета была выведена из сравнительного анализа понятия уголовной ответственности в материальном и процессуальном смыслах. Данная позиция исходит из того, что существует особый порядок наступления уголовной ответственности для лиц, обладающих иммунитетом, что соответствует материальному характеру. При этом иммунитет представляет собой особый порядок наступления уголовной ответственности для категории лиц, обладающих иммунитетом в силу закона или международного обычая20.

В свою очередь, нормы международно-правовых отношений нацелены на реализацию благоприятных условий при выполнения представительных и иных функций. А нормы, характеризующие иммунитет в уголовно-процессуальных отношениях, представляют собой набор определённых процессуальных гарантий неприкосновенности представителя государства. При этом иммунитет от уголовной юрисдикции фактически защищает лицо от исполнительной и судебной юрисдикции государства. Однако преступность, наказуемость деяния и собственно уголовная ответственность определяются уголовным материальным правом, в то время как реализация и совершенствование ответственности происходит в рамках процессуальных норм.

Вместе с тем, положения об уголовной ответственности Уголовного кодекса Российской Федерации (далее – УК РФ) не содержат изъятий в отношении должностных лиц, которые обладают международно-правовым иммунитетом: часть 4 статьи 11 УК РФ лишь отсылает к особому порядку реализации и совершенствования уголовной ответственности, закрепленному в нормах международного права.

Ярким примером может служить уголовное дело в отношении премьер-министра Украины Юлии Тимошенко. В феврале 2005 года генеральный прокурор Российской Федерации (далее – РФ) Владимир Устинов на встрече с руководителями ведущих средств массовой информации подтвердил гарантии неприкосновенности на территории РФ. На тот момент в отношении Тимошенко продолжалось уголовное дело в рамках масштабного процесса по факту хищения более 200 миллионов долларов при взаиморасчетах Минобороны России с украинской стороной. Дипломатический паспорт премьер-министра, как пояснил Владимир Устинов, гарантирует полный иммунитет от каких-либо процессуальных действий со стороны правоохранительных органов России как иностранного государства. Также было отмечено, что в отношении Тимошенко действует Венская конвенция о дипломатических сношениях, которая предоставляет дипломатический иммунитет высшим должностным лицам государства. Так, в публикации «Известия» 16 февраля 2005 года говорилось о том, что в период с 2004 года Главная военная прокуратура России неоднократно высылала Юлии Тимошенко повестки с приглашением на допрос, которые фактически не действовали, пока премьер-министр находилась под защитой дипломатического иммунитета21.

При этом ответственность возникает по факту совершения деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом. Что позволяет отрицать наличие материально-правовых иммунитетов от уголовной юрисдикции и сделать вывод о том, что международно-правовой иммунитет имеет процессуальную природу.

То есть, иммунитет должностных лиц государства от иностранной уголовной юрисдикции имеет процессуальный, а не субстантивный характер: выступая барьером на пути реализации уголовной ответственности, иммунитет не исключает ее в принципе. В свою очередь, понятие международно-правового иммунитета в уголовном праве сводится к совокупности особых правил, установленных нормами международного и национального права, а также международными обычаями в отношении определённого круга лиц, регулирующих особый порядок реализации уголовной ответственности по национальному уголовному праву.

Переходя к вопросу применения норм об иммунитете международными судами, следует отметить, что на сегодняшний день существует три основополагающих принципа: во-первых, равенство всех перед законом и судом; во-вторых, недопустимость ссылки на должностное положение; и, в-третьих, индивидуальная уголовная ответственность за совершенное преступление.

Принцип равенства граждан перед законом и судом предусматривается большинством конституций современных государств, содержащих положение о верховенстве международного права над национальным правом. Существование проблем реализации уголовных ответственности и наказания в отношении лиц, обладающих иммунитетом, позволяет задуматься о нарушении норм об иммунитете, касающихся равенства граждан.

В действительности, лица, обладающие международным иммунитетом, пользуются им на паритетной основе, что свидетельствует о соблюдении принципа равенства на международном уровне22. Кроме того, международные нормы об иммунитете не позволяют ссылаться на наличие иммунитета как обстоятельства, освобождающего от уголовной ответственности аккредитующего государства.

Вместе с тем, распространение действия иммунитета на общеуголовное деяние, совершенное должностным лицом в рамках исполнения функций, делегированных аккредитующим государством, напротив, защищает должностное лицо от ответственности за деяния, которые должны быть вменены государству.

Так, сложности, возникающие при наступлении уголовной ответственности, при наличии иммунитета создают специфику применения норм уголовного законодательства, а то обстоятельство, что иммунитет не декриминализует совершенное деяние, свидетельствует о не нарушении принципа равенства всех перед законом и судом23.

Говоря о принципе недопустимости ссылки на должностное положение лица, совершившего какое-либо правонарушение, следует обратить внимание на тот факт, что в практике возникают коллизии, связанные с действием иммунитета с одной стороны и принципом недопустимости ссылки на должностное положение – с другой. Так как вопрос о том, в каких случаях должностные лица защищены иммунитетом, а в каких могут быть приданы суду, остается открытым. Следует отметить, что иммунитет данных лиц совместим с принципом недопустимости ссылки на должностное положение, как относящийся к различным видам правоотношений: иммунитет, прежде всего, касается привлечения лица к уголовной ответственности, а недопустимость ссылки на должностное положение предполагает исключение возможных реабилитирующих оснований и смягчающих обстоятельств. При этом определенные должностные лица, например, такие, как глава государства, член кабинета министров, судья, могут быть наделены иммунитетом в соответствии с внутренним правом, которое обеспечит им неприкосновенность от юрисдикции не только на уровне международных, но и национальных судов. В большинстве стран, в том числе в РФ, такая неприкосновенность может быть преодолена лишь путем применения определенных процедур, непротиворечащих национальному законодательству.

Однако принцип верховенства международного права над национальным в рамках обязательств отдельных лиц предполагает, что международно-правовой иммунитет в определенных случаях может являться препятствием для преследования международными или иностранными судами виновных лиц. Принцип неприменимости личного иммунитета к лицам, ответственным за международные преступления, подтвержден уставами Специальных трибуналов Организации объединенных наций (далее – ООН), а также находит отражение в прецедентном праве.

Например, Международный Суд ООН (далее – МС ООН) в деле «Ордер на арест» разделил понятия индивидуальной уголовной ответственности и иммунитета от уголовной юрисдикции. Так, в 2000 году Демократическая Республика Конго обратилась в МС ООН с заявлением против Бельгии, национальный суд которой выдал ордер на арест Министра иностранных дел Демократической Республики Конго – Йеродиа, обвиняемого в совершении военных преступлений, в том числе, преступлений против человечности. При этом Демократическая республика Конго заявила, что Бельгия нарушила норму, подтверждающую иммунитет министра иностранных дел от уголовной юрисдикции. Суд пояснил это тем, что иммунитеты, согласно которым министр иностранных дел в течение всего срока осуществления полномочий пользуется иммунитетом и неприкосновенностью от уголовной юрисдикции на территории иностранного государства, что обусловлено необходимостью обеспечения и выработки эффективного осуществления его функций в интересах своего государства24.

В дальнейшем обзор судебной практики позволил МС ООН установить, что исключений из этого правила нет. А обязательства государств в области преследования и выдачи могут быть закреплены в международных конвенциях, но не могут действовать в отношении иммунитетов, установленных обычным правом25.

Таким образом, МС ООН признал Бельгию виновной в нарушении международного обязательства, выдав ордер на арест Абдулая Йеродиа, и обязал Бельгию отменить данный ордер. В последующем МС ООН в резолютивной части решения по делу «Ордер на арест» постановил, что действующие и бывшие министры иностранных дел, в том числе, главы государств могут быть подвергнуты уголовному преследованию только международными уголовными судами, обладающими соответствующей юрисдикцией, а именно: Международным трибуналом по бывшей Югославии (далее – МТБЮ); Международным трибуналом по Руанде (далее – МТР) на основании решения Совета Безопасности в отношении главы VII Устава ООН; Международным уголовным судом (далее – МУС) на основании Римского договора 1998 года26.

Таким образом, личный иммунитет высших должностных лиц теряет силу только перед международными судами (МУС, МРТ, МТБЮ).

В дополнение, Международный Суд ООН указал, что иммунитет не следует считать синонимом безнаказанности, так как министр не пользуется иммунитетом от уголовной юрисдикции: собственного государства; иностранного государства, если аккредитующее государство отменило иммунитет; иностранного государства в случае оставления министром должности (иностранный суд может привлечь такое лицо к ответственности за действия, совершенные до, после или в период выполнения функций министра, при условии, что они были выполнены «в личном качестве»); а также в случае преследования Международным Уголовным Судом27.

По сути, суд отказался различать функциональный и личный иммунитет министра. Действия, совершенные «в официальном качестве» и «в личном качестве» обычно рассматриваются применительно к функциональному иммунитету, который со времен Нюрнбергского процесса не защищает государственных чиновников, подозреваемых или обвиняемых в совершении международных преступлений28.

Вместе с тем, судебные процессы с участием лиц, пользующихся личным иммунитетом показали, что обвиняемые нередко ссылались на свое бывшее официальное положение. Например, в деле Эйхмана обвиняемый пытался выстроить свою защиту на том, что он действовал в соответствии с законами своего государства в качестве официального должностного лица. Суд пояснил, что в случае совершения международных преступлений наличие данного обстоятельства не освобождает обвиняемого от уголовной ответственности29.

Конец ознакомительного фрагмента.