Глава четвертая
Как я понимаю, последний на текущий момент переезд мать решила устроить незадолго после смерти деда, Василия Степановича. Выбор именно этой квартиры объяснен был близостью школы. Десйтвительно. школа в трехста метрах, детский сад с начальной школой прямо за домом.
Квартира была полностью подготовлена к уничтожению личности в будующем. Начиная с номера – 113, заканчивая «кислотными» (как мне потом указали) обоями комнаты, кафелем в ванной с изображением стилизованных арф, половых органов и грудей. занавесок с растопыренными листьями, колес солнца на линолеуме, покрывающим пол кухни (с коловратами и свастиками мне еще предстоит встретиться), шипами и сатанинскими лицами на настенном ковре и с ковбоями на ковровых дорожках – всех стилезованных под природный орнамент, но легко просматриваемых. Дед после себя оставил газовую плиту с наклеенным на нее ковбоем, – а Кузьмин Павел за некоторое время до последней нашей встречи увлекся ковбойской тематикой и пугал покупкой ковбойской шляпы.
Ничего из вышеперечисленного я не замечал до 2013 года, но замечали все, приходящие в квартиру, – и мало ли что обсуждавшие с людьми, подстроившими все это и матерью вне моего знания об этом.
Квартира в самом начале была перепланирована, избавлена от кладовки и из кирпичей выложен зал, отделивший часть квартиры под мою «комнату».
Был совершенно верно выбран поъезд для последующей истории обо мне – все, с первого по четвертый этаж – дети – были наркоманами – такими, каких из детей делали в девяностые. Подъезд был грязен большую часть жизни, с потолков висели сожженные спички и стандартно валялись шприцы от этих же детей. Подъезд использовался и для распития всего горючего, и курения всего горящего, что по программе, предназначенной мне, коснулось и меня. Об этом позже.
Мне был куплен диван, во время сборки которого сборщики яро интересовались, есть ли в квартире золото. Золота не было, зато была маленькая прихожая из дсп, развалившаяся еще на предыдущей квартире – но купленная отцом. Что ничего не значило. В диване до сих пор хранятся и первая дорогая машина формулы один, – уже сломанная, и трасформер, уже сломанный кем-то (в квартиру после 2013 года стали регулярно, в отсутствии хозяев, ходить люди), и все остальные игрушки за всю детскую жизнь.
Прихожая стоит и по сей день, и дай Бог, когда умрет мать а меня просто не станет, ее сожгут вместе со всей квартирой. И об этом позже. В квартиру было перевезено пианино – стоит рядом, и кухонный стол – все, чем обладала семья. И диван в зал стоявший еще в первой, моей детской, квартире. Зал был местом сбора «семьи», местом просмотра телевизора «Митсубиси» и прослушиванием музыки на магнитофоне «Сони». Там я и увидел фильм об умирающем от рака мальчике, смотрел «Джунгли зовут» с ныне покойным Супоневым, «Пока все дома», «Непутевые заметки» по субботам и воскресеньям, наборы клипов в 4 часа по СТС (где увидел впервые Долорес О’Райордан и группу «Кренберриз» – и заключил для себя идеал женщины) и прочие фильмы согласно программе.
Часто ходили на градообразующее тулькое предпреятие – центральный базар, с его ором, вонью, раздавленными помидорами, дешевыми тайваньскими вещами, вонючей кожей, кровавыми мясными рядами, толпами деловых грязных чурок и цыган, – и на котором мне была куплена большая часть вещей, включая так дорогую мне косуху. О ней позже.
В 8-9 классе объявлся отец, как я рассказывал ранее, извинялся за все, но забрал подаренные мне часы деда и ввел мать в долги. забрав еще большую сумму денег, – причем не сразу, – а после того, как мать их ему заняла у кого-то или на что-то – в ламбарде. Золотым перстнем, подаренным мне бабушкой Анной «на свадьбу», который часто использовался для покрытия долгов перед ломбардом – как своих, так и Боронина.
Мать в дополнение очень любила мебельные магазины, мебель из которых в доме не появилась ни разу, но ненависть к матери потихоньку крепла.
«Во дворе», как все, не гулял. Ходил в школу и из школы, – потом в институт и из института, – обходя коловших себе в вену героин то соседа с первого этажа, – тоже Рому, – то мальчика Ушана с четвертого этажа. Еще одного угарка забрали то-ли в армию, то-ли он просто помер. Не стало его в подъезде через пару лет после нашего переезда.
Был еще алкаш Рома с пятого этажа. пытавшийся некоторое время занимать деньги у матери и часто звонивший на домашний телефон. Потом мне было рассказано, что он работает на КБП, вытачивает обечайки для ракет. В это время я уже учился в политехе, на ракетостроении.
А пока я учился в 8-9 классе, учился нормально, однажды и сам был учителем – на дне самоуправления – учителем музыки. Научить класс чему-то удалось мало, Шариков Алексей под последней партой из своего чемодана разливал водку. И даже Паша Барымов, к которому Шариков старался быть как можно ближе, пил ее с большим рвением, чем учил детей. В это же время, по мере сближения с компанией, стала появляться Елена Барматина, отличница, но, как пел «Алексин», вполне хищница, – и любительница выпить не меньше, чем все мужское представительство класса. Сыграла Елена тоже свою косвенную роль в моей истории, но является сейчас учительницей английского языка и, можно предположить, по незнанию – уважаема вновь возникшими туляками.
В то же время из ленинского поселка стала приезжать бабушка Валя, немного «не в себе», но желавшая видеть внука. Мать приказывала не открывать ей дверь и вести себя в квартире тихо, если бабушка приедет. Бабушка ждала, когда я возвращался из школы, и, поначалу, слушаясь мать. приходилось прятаться – и тогда она кричала на всю улицу. Сейчас говорит,что привозила деньги и отдавала. Может, и получилось подойти несколько раз.
Но с такими школьными друзьями они быстро пропивались. Кузьмин называл ее сумашедшей бабкой. «Как там твоя сумашедшая бабка тогда», – и тому подобное.
К ней, или немного до этого, – что вряд ли, – или после, несколько раз с матерью выпало горе съездить домой в ленинский. В переполненных тульским жиром автобусах производства шестидесятых годов, всегда ездивших медленно, всегда по жаре, всегда стоя. Весь поселок был по периметру застроен вонючими дворцами цыган, наполнявших и улицы тулы, и вокзалы, и транспорт. Цыгане гадали, воровали, торговали наркотиками, и никто ничего не собирался делать. Тула была цыганской, потом тудла стала грузинской и азербайджанской. Бабка просто жила в пустой квартире и жаловалась на постоянный стук соседей.
С Кузьминым все так же проводилось время за компьютером. Мое внимание – его действия. Несколько лет мы вели экологический школьный лагерь, готовили познавательные игры для младшеклассников, доклады, и были полноценными важатыми.
Некий тип Лисянский из «В» класса с особенным рвением, иногда с преследованием и оккупацией подходов к квартире Павла, старался влезть и в вожатые, и в саму дружбу. Как бабушка Валя, ловил по дороге домой, заливал уши ничего не значащим набором слов и был неприятен ни мне, ни Кузьмину, ни, похоже, всему «В» классу. В итоге был невербально послан, но единажды встречен в 2013 году, – году зла, о чем ниже.
Но он, и еще один его одноклассник, в моей жизни поприсутствовали немного позже и вне лагеря. Ребята ходили в «качалку», и почему-то предложили и мне. Было весело. Я не мог отжать от груди даже гриф от штанги – приходилось его спихивать в сторону. Зато немного мог отжимать вес ногами в положении сидя. Стоило все по двадцать рублей за занятие и скоро прекратилось.
Интересное наблюдение было зафиксировано, может, несколькими годами ранее, в летнем лагере на территории детского сада. где проходили занятия моей предначальной школы.
Ученик из «В» класса Гвазава придумал интересную игру – обладая развитой фантазией и являясь ведущим игры, в ней непосредственно не участвуя, – придумывал сюжеты на любую тематику, чаще космическую, где участникам – мне, Козловскому, приходилось в каждой придуманной им ситуации делать выбор из нескольких придуманных им же вариантов – или что-то отвечать, – или как-то поступать. Некий вариант словестной РПГ. Просто тип игры с придуманным кем-то сюжетом, подготовленными персонажами и вариантами действия впоследствии превратился на некоторое время в мою реальную жизнь. И последствие это было уже начато и до Гвазавы.
Все встречи одноклассников – мальчики и 2-3 девочки сводились и приводили к попойкам, и сей обычай сохранился у выпускников еще некоторое время после выпуска. Часто, на таких вечерах, в моей голове звучала фраза, что я лишний – и я уходил в другую комнату – если происходило все на чьей-то квартире, или вглубь парка Металлургов. Тогда отправляли Елену, простите, Олеговну, меня возвращать и пить, – как нормального друга, – со всеми. Елена часто сокрушалась о том, что ей стоит уйти в монастырь, – обязательно мужской. Не знаю ничего того, чего бы не было в таком монастыре из ее мирской жизни. Поэтому Елена осталась жить на воле.
Старый детский «друг» Андрюша Леваков, учившийся в параллельном классе, приезжал несколько раз на «копейке» со своим другом Кузьмичом. Они жили в угаре почти не переставая.
Учебный процесс шел на четверки, домашние задания делались на половину, появился мультимедия диск «Кино», – откуда, в цифровой последовательности, можно было достать все песни, которые я подолгу слушал. Набирались кассеты Ариии. самого Кино, появилась группа Мановар и волосы росли. Начались записи фолк – музыки по примеру группы «Мельница», для чего была быстро освоена блок-флейта и это составляло свободное от школы, домашних занятий и редких – раз в неделю, но жестоких встреч с одноклассниками вне школы.
Жаль теперь, что все записи сохранились на стопке сломан ных винчестеров. которые я обязательно когда-нибудь починю.
Иногда Паша Барымов, перехав, как настоящий новый русский, в отличную квартиру в центре города, – приглашал к себе, поражая ее размерами, убранством и своей внешней возвышенностью надо всем, что я видел до нее. Но парень был общительный и вмеру добрый. Он владел поразившей меня на короткое время красной гитарой Ibanez 320DX с флойдом. не державшим строй, – но это была настоящая рок-гитара. которую он, вместе с процессором Digitech, дал мне на время. Владел он так же замечательной аккустикой Gibson на которой пытался сочинять и петь песни. А это закончилось вместе сним написанной и исполненной в две гитары со сцены актового зала песне «Учителя, спасибо вам». И это был уже выпуск, и зал был полон. Только рояля не хватало.
И время медленно подошло к выпускным экзаменам, которые, несмотря на преупреждения директора, я здал на среднеарифметические четверки, – и к выпускному.
Конец ознакомительного фрагмента.