Глава первая
От картлийских царей до меньшевистских вождей
08.08.2008 – эти цифры в человеческой памяти останутся не только годом выдающихся по своим масштабам и спортивным достижениям XXIX Олимпийских игр, многим они еще долго будут напоминать о вероломстве и подлости тбилисских правителей. М. Саакашвили и компания, вскормленные могущественными покровителями, попытались осуществить блицкриг – военную операцию «Чистое поле». Замышляя захват Южной Осетии, а затем Абхазии, циничные политиканы самонадеянно полагали, что в громе олимпийских фанфар не будут услышаны залпы орудий и зов о помощи осетинского и абхазского народов.
До открытия Олимпийских игр оставались считанные часы. В ту ночь миллиарды землян, независимо от цвета кожи, расы и языка, легли спать в предвкушении фантастического праздника красоты, силы и радости, что так щедро дарит Его величество спорт. С особой надеждой ждали этого события в затерянной среди суровых гор крохотной Южной Осетии, истерзанной непрерывными провокациями. В полуразрушенном Цхинвале и приграничных с Грузией осетинских селах впервые за последние месяцы уснули в надежде, что в ближайшие недели не придется вздрагивать от разрывов артиллерийских снарядов и искать спасения в подвалах.
Ночная мгла легла на горы. Густая россыпь ярких южных звезд высыпала на чернильном небосклоне. На дне глубоких ущелий клубился туман, за вершины гор косматыми языками зацепились облака. В густом кустарнике, соревнуясь друг с другом, стрекотали цикады. Все дышало миром и покоем. И только очень чуткое ухо могло уловить в обманчивой тишине приглушенный гул моторов и лязг гусениц. Грузинская армия заняла исходные позиции и ждала часа «Ч». А когда он пробил, море огня обрушилось на многострадальный Цхинвал.
То, что на следующий день россияне увидели на экранах своих телевизоров, не поддавалось пониманию. Пекин сиял феерическим шоу и купался в море счастливых улыбок, а крохотный Цхинвал корчился в нечеловеческих муках и умирал под огнем систем залпового огня «Град». Последовавшая после провала агрессии истеричная реакция правящей грузинской верхушки, пытавшейся свалить все с больной головы на здоровую – обвинить руководителей России во всех смертных грехах, вызвала в российском обществе сложные чувства.
У одних огонь этой вероломной войны сжег последние иллюзии относительно того, что многовековая культура, история и общая победа отцов в прошлой Великой Отечественной войне удержат их потомков – вероломных правителей Грузии – от новых безумств. Другие, экзальтированные поклонники песен Грузии печальной и вина «киндзмараули», уже не могли спокойно слышать голос некогда популярного соловья советской эстрады Бубы – В. Кикабидзе и зареклись когда-либо пить напиток вождя. Третьи отказывались верить собственным глазам и продолжали пребывать в плену обаятельных образов, созданных экранными героями в замечательных фильмах «Отец солдата» и «Мимино».
Вместе с тем, если отрешиться от эмоций и посмотреть на историю грузинского государства и стиль поведения его правящей элиты за последние столетия, то вырисовывается совершенно иная и далеко неблагостная для России картина. Старый миф о том, что Грузия на протяжении многих веков стойко стояла на страже российских интересов и была ее оплотом на Кавказе, окажется всего лишь мифом, который искусно формировался грузинской княжеской, а затем партийной знатью и охотно принимался в монархическом Петербурге, а позже в большевистской Москве.
Беспристрастный взгляд на недавние события и «предания старины глубокой» создают впечатление дежавю. Правители Грузии, будь то цари, партийные вожди или нынешние ультрадемократы, во все времена действовали одинаковым образом и демонстрировали одну и ту же модель поведения – искусную мимикрию под верного союзника очередного властителя Кавказа.
Формироваться она начала в конце XVI в., когда в схватке за этот стратегически важный регион сошлись два таких титана, как Персия и Турция. Территория, которая в настоящее время представляется как собственно Грузия, была поделена между ними. Имеретия и Мингрелия отошли к Турции, а Картли и Кахетия – к Персии. Этот раздел, а также потерю свободы и веры многие картвелы (грузины) отказались принять. В 1615 г. 6 тысяч монахов монастыря Давида Гареджи пытались сохранить приверженность христианству, но были жестоко убиты во время праздника Святой Пасхи. Грузинский священник К. Тевдори за пять лет до русского И. Сусанина совершил подобный подвиг. Он не изменил ни вере, ни Отечеству и вывел турецкие войска не к дворцу царя Луарсаба II (1592–1622, царь Картли в 1606–1614), а в труднопроходимые горы и там был зверски замучен.
Но наряду с этими великомучениками существовали и другие грузины – правители Картли, которые где льстивыми речами, а где щедрыми дарами искали покровительства могущественной Персии. Именно тогда и во многом их стараниями была заложена существующая и поныне модель поведения и правления грузинской правящей элиты. В своих отношениях с сильными мира сего она стала исповедовать известный принцип: «Не можешь победить – задуши в объятиях».
С течением времени он принес свои плоды: картлийская знать очень быстро и органично вошла в высшее сословие персидского общества. Большинство из князей были приняты на службу к шаху и получали не только солидное жалованье, но и щедро вознаграждались дарами и землями. В дальнейшем широкое распространение получили смешанные династические браки. В частности, мать основателя Тбилиси Вахтанга Горгасали (ок. 440–502) являлась знатной персиянкой.
Прошли годы, и выходцы из Картли и Кахетии стали не только своими в столице Персии, но и были допущены к решению важнейших государственных вопросов. Об их весе при персидском дворе лишний раз свидетельствует тот факт, что могущественный шах Аббас I (1571–1629, шах Ирана с 1587) хорошо владел грузинским языком. В истории непросто найти другой такой пример, когда властелин говорил бы на языке вассалов.
Еще одним подтверждением особого статуса грузинской знати во властной иерархии Персии может служить то, что проведение военной реформы в армии Аббас I поручил не кому-нибудь, а грузинскому князю Ундиладзе – Алаверди-хану. Другой выходец из Восточной Грузии, герой народного эпоса Великий Моурави – Георгий Саакадзе (около 1580–1629) возглавлял персидское войско во время походов в Индию и Турцию, где одержал ряд блестящих побед. Поразительно, но факт: управление столицей Персии – Исфаханом в течение почти столетия осуществлялось выходцами из грузинских княжеских родов!
Как говорилось в одном известном кинофильме, «Восток – дело тонкое, Петруха».
В этом отношении Персии, вне всякого сомнения, принадлежала пальма первенства. Те интриги, что плелись при шахском дворе, вряд ли уступали интригам и тайнам знаменитого мадридского. Многие выходцы из знатных персидских родов пали их жертвами, но они не были грузинами. Выходцы из Восточной Грузии чувствовали себя в атмосфере изощренных интриг как рыба в мутной воде и проявляли чудеса изворотливости и изобретательности. Царь кахетинский и картлийский Теймураз (1589–1663, царь Кахетии в 1606–1648 и Картли в 1625–1632) со всем блеском продемонстрировал это искусство. Активно участвуя в подковерных играх шахского двора, он трижды терял и трижды возвращал себе трон и при этом каждый раз умудрялся избежать тюрьмы и сумы.
Особое положение грузинской знати при дворе персидского шаха отразилось и на состоянии ее подданных в Картли и Кахетии. По приказу шаха и на средства казны на территории грузинских княжеств содержалось постоянное войско, защищавшее их от набегов горских племен – лезгин и чеченцев. На Картли и Кахетию не распространялась часть податей, взимавшихся с других царств, покоренных Персией.
Так продолжалось до середины XVIII в. К тому времени оба «льва» Малой Азии, Персия и Турция, растеряли былую мощь. После смерти Надир-шаха (1688–1747) Персия распалась на несколько враждующих государств и уже не могла гарантировать грузинской элите сохранение прежнего, особого статуса. И здесь в схватку за обладание Кавказом вмешалась набирающая силу Российская империя. Грозная поступь русской армии звучала все отчетливее. Первой ее уловило чуткое ухо грузинской элиты. И посланцы царя объединенной Картли и Кахетии Ираклия II (царь Картли-Кахетинского царства в 1762–1798) тут же выстроились в очередь к императорскому трону в далекой Северной столице. Они просили о «величайшем покровительстве и защите света христианства от диких и кровожадных варваров». Но в Петербурге не спешили направлять полки в Картли и Кахетию. Российская империя была еще не настолько сильна, чтобы одновременно противостоять Персии с Турцией, и потому посылала собратьям по вере деньги, товары и укрывала беглецов от преследования.
Положение изменилось к концу XVIII столетия. Окрепшая русская армия начала теснить турок. Северная держава упорно пробивалась к теплым южным морям – Черному и Каспийскому. Это ее стремление искусно подогревал хитроумный царь Ираклий II и наконец добился своего. Холодный Петербург не устоял и растаял от его тонкой лести.
24 июля 1783 года в крепости Георгиевской светлейший князь Григорий Потемкин вместе с грузинскими князьями Иваном Багратионом и Герсеваном Чавчавадзе подписали знаменитый Георгиевский трактат, который в нынешнем Тбилиси предают анафеме. С того дня Восточная Грузия перешла под покровительство российской короны. Ей были гарантированы автономия во внутренних делах и защита от внешних врагов. Взамен царь Ираклий II отказывался от проведения самостоятельной внешней политики. Именно тогда он и правящая грузинская элита сыграли важную, если не сказать ключевую роль в событиях, которые в течение трех последних столетий потрясали и продолжают потрясать этот регион.
Россия протянула руку помощи братьям по вере и перешагнула через Кавказский хребет, оставив за спиной враждебно настроенных воинственных горцев. За этот шаг она была вынуждена заплатить огромную цену. Оттоманская, а вместе с ней Британская империя, которые усмотрели угрозу своим интересам, не смирились с потерей, и на Северный Кавказ хлынул поток денег, лазутчиков и оружия.
В 1820-1830-х годах под видом исследователей на Северный Кавказ проникли опытные британские разведчики Ж. Бэлл, Д. Лонгворт и Э. Спенсер. Мастера своего дела они где тонкой лестью, где деньгами умело подогревали амбиции местных князей и подбивали их и многочисленные племена горцев на выступление против прихода на Кавказ Российской империи. В этом Ж. Бэлл, Д. Логворт и Э. Спенсер оказались гораздо более искусными, чем их российские коллеги, которые только набирались опыта в понимании уникального менталитета горцев. О том, что британцы первыми нашли ключ к их сердцу и разуму, свидетельствуют документы. После выполнения своей миссии на Северном Кавказе Э. Спенсер в 1830 году опубликовал книгу «Путешествие в Черкесию». Вслед за ней в 1840 году увидело свет исследование другого разведчика Ж. Бэлла «Дневники пребывания в Черкесии: 1837–1839 годы». Их содержание свидетельствует о том, что свой «хлеб» они ели недаром. Многие положения их книг сохраняют свою актуальность и в наши дни. Это «ключ» в умелых руках Э. Спенсера, Ж. Бэлла и Д. Логворта позволил им открыть ящик Пандоры на Северном Кавказе. Горячие, свободолюбивые горцы, умело подогреваемые ими, другими разведчиками и их агентами влияния, вспыхнули, как порох.
Большая Кавказская война, в которую была втянута Россия, продолжалась свыше семидесяти лет. Завершилась она 21 мая 1864 года проведением совместного парада русских войск и грузинских ополченцев в абхазском урочище Губаадвы (ныне Красная Поляна). Кавказ был усмирен, и угроза с севера – набеги горцев на Грузию – ушла в прошлое.
9 июня в Тифлисе при огромном стечении народа предводитель местного дворянства Дмитрий Кипиани обратился с приветствием к наместнику на Кавказе великому князю Михаилу Романову:
«Ваше Императорское Величество! Мы довершили покорение Кавказа и тем внесли в историю неразлучное с вашим именем событие огромной важности. Избранные грузинским дворянством, приносим Вашему Императорскому высочеству поздравление от всего нашего сословия».
В те дни когда в Петербурге и Тифлисе гремели литавры и звучали торжественные речи, победители старались не вспоминать о другой стороне этой одной из самых длительных и кровопролитных войн в истории Российской империи. Она принесла неисчислимые страдания самому русскому народу и коренным народностям Северного Кавказа. По разным источникам, с 1783 по май 1864 года потери русской армии только убитыми составили свыше 200 тысяч человек. Данные по потерям среди горцев отсутствуют. Но, как полагает ряд экспертов, они могли превысить полмиллиона.
Большая Кавказская война привела и к другому страшному бедствию – массовому исходу горцев с исконных территорий в Турцию, Египет, страны Ближнего Востока, который сопровождался ужасными страданиями, гибелью детей, стариков и женщин, ставших жертвами голода, болезней и свирепых штормов, бушевавших на Черном море.
Поручик И. Дроздов, участвовавший в походе Пшехского отряда в феврале 1864 года по очищению верховьев Псекупса и долины Туапсе от остатков горцев, позже писал:
«…Поразительное зрелище представлялось глазам нашим по пути: разбросанные трупы детей, женщин, стариков, растерзанные, полуобъеденные собаками; изможденные голодом и болезнями переселенцы, едва поднимавшие ноги от слабости, падавшие от изнеможения и еще заживо делавшиеся добычею голодных собак. Живым и здоровым некогда было думать об умирающих; у них и самих перспективы была неутешительные; турецкие шкиперы из жадности наваливали, как груз, черкесов, выбрасывали лишних за борт при малейшем признаке болезни. Волны выбрасывали трупы этих несчастных на берега Анатолии. Едва ли половина всех отправившихся в Турцию прибыла к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало человечество…»
Ныне о некогда могущественных и многочисленных племенах убыхов, шапсугов, дахов, абадзехов напоминают лишь названия рек и населенных пунктов: Абадзехская, Убыхская, Шапсугская. По данным абхазских историков С. Лакобы, О. Бгажбы, сегодня только в Турции проживают свыше 500 тысяч выходцев из Абхазии. В самой республике, согласно переписи 2003 года, их число составляет 94 606 человек. В целом так называемая зарубежная абхазо-абазино-черкесская диаспора насчитывает около 4 миллионов человек. Эта цифра приводится в выступлениях руководства Федерации абхазских дернеков в Турции. В Турции, Иордании и ряде других стран выходцы с Северного Кавказа составляют цвет военной элиты и занимают ведущие позиции в бизнесе.
Все это было еще впереди. А тогда, 3 ноября 1783 года, когда два батальона кавказских егерей: Горский – подполковника Мерлина и Белорусский – подполковника Квашнина-Самарина с четырьмя орудиями под общей командой полковника Бурнашева вступили в Тифлис, грузины ликовали. На всех церквях били в колокола, а под сводами храмов возносились благодарственные молитвы во славу русского воинства. Во дворце царя Ираклия II знать клялась в вечной дружбе и любви посланцам императрицы Екатерины II.
В Исфахане, столице Персии, от подобного вероломства потеряли дар речи. И было от чего. Ираклий II, выросший и получивший воспитание в Персии, пользовался особым расположением шаха. В качестве одного из командующих участвовал в походе персидских войск в Индию. Позже в знак благодарности он получил царский престол в Кахетии. В соседней области, Картли, правил его отец Теймураз. После его смерти в 1762 году Ираклий II получил из рук шаха в свое владение и эту территорию.
С того дня утекло много воды, и потому грозный рык терзаемого междоусобными войнами «персидского льва» уже не пугал Ираклия II. Он платил ему презрением. Персидские чиновники, находившиеся на территории Картли и Кахетии, подвергались обструкции и изгонялись. Всякое упоминание о прошлых, исторически сложившихся отношениях с Персией, вымарывалось из письменных источников и памяти народа. Теперь Ираклий II торопился засвидетельствовать преданность новому хозяину. В Тифлисе посланцы русской императрицы «таяли» от радушия грузинской знати, а в холодном Петербурге ее пылкие речи во славу России и заверения о самоотверженной борьбе Грузии за интересы империи на Кавказе согревали сердца Екатерины Великой и ее «сиятельного двора». При этом лукавые царедворцы Ираклия II стыдливо умалчивали о том, что новые приобретения осуществлялись русскими руками.
Предав своего прежнего хозяина – персидского шаха, Ираклий II первым делом принялся захватывать «лакомые куски» разваливавшейся империи.
Опираясь на мощь батальонов кавказских егерей, он совершил завоевательные походы на отколовшиеся от Персии Гянжинское, а затем и Эриваньское ханство. Аппетит, как говорится, приходит во время еды. Используя нарастающее соперничество между Россией и Турцией за господство над Кавказом, Ираклий II попытался прихватить кусок территории Мингрельского царства. Это явно не понравилось в Стамбуле. Турция, все еще крепко стоявшая на ногах, грозно забряцала оружием. И тогда Ираклий II, чтобы не дразнить грозного соседа, вступил с ним в тайные переговоры.
Закончились они тем, что в 1786 году Ираклий II в нарушение положений Георгиевского трактата заключил за спиной России договор с Турцией о ненападении. Казалось бы, он перехитрил всех. В Петербурге добился высокого покровительства и защиты от преданной Персии. В Стамбуле султан сменил гнев на милость и, более того, пообещал удерживать воинственных лезгин и чеченцев от набегов на Восточную Грузию. Но так казалось только Ираклию II.
В Петербурге, узнав о черной измене, пришли в страшное негодование. И было от чего. Мало того, что этим своим шагом неблагодарный грузинский царь перечеркнул основные положения Георгиевского трактата, так он еще нанес серьезный удар по российским планам, связанным с утверждением своего господства на Кавказе. В Петербурге рассматривали Восточную Грузию как надежного союзника, а ее территорию как важнейший плацдарм на пути к этой цели и потому потребовали от Ираклия II немедленной денонсации договора с Турцией.
Около года шли напряженные переговоры. Ираклий II, посчитав, что Санкт-Петербург далеко, а Стамбул рядом, ринулся в объятия Османской империи. Летом 1787 года в Стамбуле договор был ратифицирован. В Петербурге такого откровенного бесстыдства грузинскому царю простить не могли. Русские батальоны покинули земли неверного союзника.
Спустя четыре года, в 1791 году, турецкие войска потерпели серьезное поражение в войне с Россией, и Ираклий II остался один на один не только с потрепанной и озлобленной Турцией, но и с набравшей силу Персией. К тому времени шах Персии Ага Мухамед-хан Каджарский (1741–1797, шах Персии 1779–1797) железной рукой сумел собрать большую часть осколков бывшей империи и вспомнил о недавнем баловне – грузинском царе. Армия персов двинулась на Тифлис, и в Крцанисской битве 8-11 сентября 1795 года наголову разбила войска Ираклия II. Сам он с сыном Георгием вынужден был спасаться бегством. В наказание за его предательство около 20 тысяч мирных жителей Тифлиса поплатились своими жизнями или свободой – были обращены в рабство. По иронии судьбы на бывшем поле боя ныне находится резиденция президента Грузии.
После столь оглушительного поражения судьба династии Ираклия II и Восточной Грузии, казалось бы, была предрешена. Но удача в очередной раз лицом повернулась к ним. Россия возвратилась на Кавказ, чтобы закрепиться на берегах теплых морей – Черного и Каспийского. В 1796 году 30-тысячная русская армия под командованием генерал-поручика В. А. Зубова (брата Платона Зубова, последнего фаворита императрицы Екатерины II) выбила персов из Восточной Грузии и стала заслоном на южной границе. Дряхлеющий Ираклий II понял, что время его политических игр закончилось, и сделал свой последний хитрый ход, сохранивший династию на плаву. Он передал власть над Картли и Кахетией сыну Георгию XII (1746–1800, царь 1798–1800).
Прилежный ученик отца, тот сделал Петербургу предложение, от которого трудно было отказаться. Георгий просил уже не о покровительстве, а о принятии в российское подданство Картли и Кахетии. В 1801 году Восточная Грузия вошла в состав Российской империи. Спустя два года ее примеру последовала Мингрелия. А Имеретия, как перезревшая хурма, сама свалилась в «русскую корзину». Ее царь Соломон, уступавший умом своему знаменитому тезке и надумавший вести двойную игру с Петербургом и Стамбулом, в итоге переиграл самого себя и вынужден был бежать в Турцию. В 1804 году Имеретинское царство было упразднено и включено в состав Кутаисской губернии. С того времени начался новый отсчет в истории собственно Грузии.
Под надежным военно-политическим зонтиком могущественной Российской империи и при самой активной поддержке ее войск осуществлялось собирание некогда утерянных правителями Картли земель: Ахалцихе, Саингило, Самцхе-Джавахетии и Аджарии. Одновременно с этим набирал силу и другой важный процесс. В сознании картвелов, кахетинцев и гурийцев началось формирование представления о себе как о единой, особенной нации, которая ныне известна как грузины.
Грузия как на дрожжах разрасталась территориально и приобретала в составе Российской империи особый статус, который ни тогда, ни позже, за исключением Великого княжества Финляндского, не имела какая-либо другая губерния или область. На территории с населением в 300 тысяч человек местных князей и дворян оказалось не меньше, чем во всей 50-миллионной России. От фамилий грузинской знати, князей Шервашидзе, Чавчавадзе, Церетели, Орбелиани, Мачабели, Абашидзе и других, находившихся в царской свите и гвардии, рябило в глазах и звенело в ушах. С космической скоростью она взлетела на орбиту высшей русской аристократии.
Прошло чуть больше десяти лет с момента вхождения Восточной Грузии в состав Российской империи, как потомок грузинских царей, герой Отечественной войны 1812 года князь П. Багратион встал в один ряд с великими полководцами М. Кутузовым и А. Суворовым. Его медальный профиль и пассионарный образ стали предметом поклонения для художников, скульпторов и поэтов. Вскоре не только грузинская речь, но и грузинская кровь разбавила кровь русскую великокняжескую. Позже она появилась и в жилах российской императорской семьи. Великий князь Георгий Романов на четверть оказался грузином. Его бабушка, великая княжна Леонида Георгиевна, происходила из известного рода Багратион-Мухранских. И если картлийским царям понадобилось столетие, чтобы стать своими при дворе персидского шаха, то их проворные потомки при российском престоле ухитрились пройти эту дистанцию всего за несколько десятилетий.
В верноподданическом припадке грузинская знать ударилась в русофильство. На этой почве многие ее представители пошли на шаги, несовместимые с горскими понятиями: они сменили свои фамилии на русские. Известный генерал Сулхан Баратов, командовавший в Первую мировую войну Иранским корпусом Кавказской армии, происходил из древнего грузинского рода Бараташвили. Из этого же рода происходил герой Первой мировой войны Николай Баратов. Другой генерал, Мазниев, когда-то носил фамилию Мазниашвили. Позднее, в 1918 году, когда Грузия, пользуясь разрухой в российском государстве, попыталась отхватить жирный кусок от Кубани, теперь уже грузинский генерал вспомнил, что он Мазниашвили, и возглавил захватнический поход на Сочи, а затем Туапсе. Некогда популярный писатель и литературовед, которого советская публика знала как Ираклия Андроникова, происходил из рода Андроникашвили, восходившего своими корнями к царице Грузии Тамаре.
С течением времени Грузия как-то незаметно стала этаким счастливым баловнем в Российской империи. Грузинская речь все чаще звучала в обеих столицах, а берущие за душу грузинские песни трогали даже каменные сердца. В русском обществе к грузинам и Грузии стало складываться особое отношение, которое не наблюдалось по отношению ни к какому другому народу и губернии. В нем смешались чувства восторженности, влюбленности и наивного представления о том, что более преданного союзника на Кавказе у России нет и быть не может.
Весьма образно и точно это отношение к грузинам выразил великий русский поэт: «И божья благодать сошла на Грузию! Она цвела». И эта благодать зачастую приобретала не поддающиеся разумному объяснению формы и проявления. Хорошо известно, с какой жестокостью в Петербурге 14 декабря 1825 года было подавлено восстание декабристов. Его организаторы П. Пестель, К. Рылеев, П. Каховский, М. Бестужев-Рюмин и С. Муравьев-Апостол, эти «господа голубых кровей», закончили жизнь на виселице в Петропавловской крепости. Многие другие участники того выступления, представители древнейших и известнейших княжеских родов, пошли по этапу в Сибирь.
Спустя семь лет, в 1832 году, очередной антигосударственный заговор был раскрыт в Тифлисе. Его участниками стали не турецкие или персидские наймиты, а обласканные русской властью князь В. Орбелиани, по линии матери внук Ираклия II, тут, как говорится, яблоко недалеко от яблони упало, его свояк Г. Орбелиани и другие представители местной аристократии. Суд над ними был скорый и, как это зачастую случается в русской действительности, неправый. В данном случае осужденным было грех жаловаться на приговор. Он оказался поразительно мягким. Они не только сохранили головы на плечах, но, пожалуй, не испытали и большого испуга, так как были сосланы не в суровую Сибирь, а в Центральную Россию. Через несколько лет государь их помиловал и восстановил во всех правах. Седую старость они встретили в достатке и почете. В. Орбелиани вышел в отставку в звании генерал-лейтенанта, а Г. Орбелиани не только стал генералом, но и одно время исполнял обязанности наместника царя на Кавказе.
Подобное отношение центральной российской власти наблюдалось не только к представителям грузинской аристократии, но и к простолюдинам. Для русских, украинцев, поляков, татар и прочих она не жалела ни розг, ни плеток, ни свинца и одновременно проявляла трогательную заботу «о добрых грузинах». В частности, император Николай II отклонил предложения правительства о разведении в Грузии чая под тем предлогом, что это «чрезвычайно трудоемкая плантаторская культура». Свое решение он мотивировал тем, что «…не хотел бы, чтобы грузины изнуряли себя на чайных плантациях». В 1900 году император не согласился с требованиями премьера графа С. Витте о повышении податей для Грузии, которые были значительно ниже, чем в остальной империи.
В ответ грузинская знать услаждала слух царедворцев льстивыми речами и песнями, берущими за душу широкую и щедрую славянскую натуру. Но не столько песни, чарующая природа и умение принять начальственного гостя вышибали из русских чиновников слезу умиления, сколько щедрые денежные вливания, растекавшиеся золотыми ручейками по карманам грузинских князей и вороватых петербургских чиновников.
Так продолжалось до 1917 года. Первая мировая война подорвала мощь Российской империи и еще больше обострила социально-экономические и политические противоречия. Народившаяся русская буржуазия и в целом все общество задыхались в трещавшем по всем швам кафтане восточной деспотии. Грянувшая Февральская революция легко, словно прошлогодние листья, смела с исторических подмостков сгнившую на корню царскую династию Романовых. А Октябрьский переворот вбил последний гвоздь в гроб канувшей в небытие одной из самых одиозных монархий.
Большевикам во главе с В. Ульяновым (Лениным) досталось государство с разваливающейся армией, умирающим флотом и полностью дезорганизованной системой политического сыска. Военно-революционный комитет и пришедший ему на смену Совет народных комиссаров (СНК), принявший на себя управление государством, властвовал, но не правил. Работа подавляющего числа государственных учреждений в тогдашней столице – Петрограде оказалась дезорганизованной, а их начальники и сотрудники игнорировали распоряжения новой власти.
В армии положение было и того хуже. Атаманы А. Дутов и А. Каледин наотрез отказались подчиниться СНК, подняли восстания на Урале, Дону и отрезали голодающие Петроград и Москву от поставок сибирского, донского и кубанского хлеба. Россия все глубже погружалась в кровавый омут Гражданской войны.
В Лондоне, Париже и Токио, видимо, посчитали, что дни большевиков сочтены, и потому спешили урвать свой кусок от «лакомого русского пирога». На севере британо-французский экспедиционный корпус захватил Архангельск и начал продвижение к Петрозаводску. На востоке японские войска оккупировали Дальний Восток. Германские войска стояли у ворот Смоленска. Россия стремительно сжималась до размеров средневекового Московского княжества.
Новые правители Грузии, вчерашние меньшевики, тоже развели бурную деятельность. Перед лицом извечной угрозы со стороны не раз обманутых ею Персии и Турции грузинские вожди Н. Жордания, А. Чхенкели и Н. Чхеидзе принялись лихорадочно искать нового хозяина. В начале 1918 года они вступили в переговоры с Германией. Страх перед Турцией вынуждал их делать самые фантастические предложения. Они готовы были расстаться даже с суверенитетом, неожиданно свалившимся на них после Октябрьской революции в Петрограде, и просили принять Грузию в состав Германии в качестве федеральной земли.
Весной 1918 года в адрес МИД Германии ими было направлено послание. В нем говорилось: «…При определенных обстоятельствах Грузия обратится к германскому правительству с просьбой об инкорпорировании ее в германский рейх в качестве либо федерального государства, управляемого германским принцем, либо на условиях, подобных управлению британских доминионов, при контроле германского вице-короля».
Вскоре в Тифлис для консультаций с неожиданно объявившимся союзником в составе представительной германской делегации прибыл граф Фридрих фон Шуленбург. Но не обаяние грузинских вождей и сладкое вино, а запах бакинской нефти, к которой рвалась соперница Британия, заставил его форсировать переговоры. 13 мая 1918 года Грузия, заручившись поддержкой Германии, объявила о своем выходе из Закавказской Республики. Спустя два дня кайзеровские войска высадились в Поти и взяли под контроль основные стратегические объекты в городе, а затем в Тифлисе, Кутаиси, Батуми и Гори. 26 мая Грузия объявила о независимости, а 28-го ее признали в Берлине. В этот же день немецкий генерал фон Лоссов, находившийся в те дни в Грузии, в письме к меньшевистским вождям подтверждал, что готов приложить все усилия к тому, чтобы «…Германия оказала Грузии помощь в деле обеспечения ее границ».
В благодарность за защиту от Турции и от теперь уже Советской России грузинские вожди передали в эксплуатацию германским компаниям порт Поти сроком на 60 лет, чиатурские марганцевые рудники на 30 лет, а также железные дороги и многое другое. Такая их уступчивость пробудила у Берлина волчий аппетит. Там уже почувствовали запах вожделенной бакинской нефти и, позабыв об испытанном союзнике – Турции, рассчитывали добраться к ней через Грузию.
Позже известный германский военный и политический деятель генерал пехоты Э. Людендорф так вспоминал об этом: «Для нас протекторат над Грузией был средством независимо от Турции получить доступ к кавказскому сырью и эксплуатации железных дорог, проходящих через Тифлис. Мы не могли в этом отношении довериться Турции. Мы не могли рассчитывать на бакинскую нефть, если не получим ее сами».
Запах нефти, вероятно, настолько вскружил головы немцам, что они не заметили, как Грузия оказалась в их объятиях. Прошло всего несколько месяцев, и на грузинских вождей пролился дождь наград. Наград, о которых не могли мечтать офицеры, гнившие в окопах на Восточном фронте. По ходатайству Ф. Шуленбурга министр иностранных дел А. Чхенкели был награжден высшим военным орденом Германии – Железным крестом. Чуть позже он направил в Берлин представление о награждении другого бывшего заклятого врага Германии, главы правительства Н. Жордании. Всего год назад он, в то время входивший в так называемую группу оборонцев Государственной думы Российской империи, а также И. Церетели, возглавлявший в ней фракцию меньшевиков, и Н. Чхеидзе, руководивший при А. Керенском Петербургским советом, стояли за продолжение войны с Германией до победного конца. Теперь же от их ненависти к немцам не осталось и следа. Они взахлеб пели оду «немецкому порядку и просвещенной власти», а для России других слов, как «варварская», у них не осталось.
Такое вероломство поразило даже повидавшего всякого на своем долгом политическом веку видного большевистского вождя Л. Троцкого. Ошарашенный столь беспардонным поведением грузинских правителей, он писал: «Мы знали этих господ (Жорданию, Чхеидзе, Чхенкели, Церетели. – Авт.) раньше, и притом не как владык независимой демократической Грузии, о которой они сами никогда и не помышляли, а как русских политиков Петербурга и Москвы.
В качестве идеологов буржуазной республики Церетели – Чхеидзе, как и все их единомышленники, непримиримо отстаивали единство и неделимость республики в пределах старой царской империи. Притязания Финляндии на расширение ее автономии, домогательства украинской национальной демократии в области самоуправления встречали со стороны Церетели – Чхеидзе беспощадный отпор…»
И далее: «В качестве министров всероссийского правительства (Керенского. – Авт.) грузинские меньшевики обвинили нас в союзе с германским штабом и через царских следователей предали нас обвинению в государственной измене. Брест-Литовский мир, открывавший германскому империализму «ворота революции», они объявили предательством России. Именно под этим лозунгом они призывали к низвержению большевиков. А когда почва революции слишком нагрелась у них под ногами, они откололи Закавказье от России, затем Грузию от Закавказья и действительно настежь открыли ворота «демократии» перед войсками кайзера с самым низким поклоном, с самыми льстивыми речами».
О том, какова демократия по-грузински, первым узнал на себе народ Абхазии. Как и 150 лет назад, во времена правления царя Ираклия II, меньшевистские вожди Грузии, получив покровительство нового хозяина, занялись захватом соседних территорий.