Песнь третья (ΙΛΙΑΔΟΣ Γ)
Действие песни третьей:
Два огромных войска сходятся в Трое, перед стенами Илиона. Войско ахеян, аргивян, данайцев и других народов, идущих на штурм Илиона, ведёт сам верховный царь Агамемнон. Войско троян, дарданцев и других народов, обороняющих Илион, возглавляет царевич Гектор, сын царя Приама. Впереди троян идёт герой, царевич Александр Парис, вызывая кого-нибудь из ахейцев на единоборство. К нему устремляется царь Менелай, но Парис ретируется. Гектор стыдит его, и Парис предлагает устроить единоборство своё с царём Менелаем, чтобы решить исход войны, и заключить мир. Гектор оглашает условия единоборства троянам и ахеянам. Царь Агамемнон соглашается, но требует, чтобы клятвенную жертву вместе с ним приносил сам царь Трои, Приам. Царь Приам наблюдает за событиями со Скейской башни, расспрашивая Елену о царях войска ахеян, Елена всех из них узнаёт. Приходит вестник, и царь Приам в колеснице выходит на встречу с царём Агамемноном. Цари приносят клятвенную жертву. Брошен жребий, – первым копьё бросает Парис. В схватке царь Менелай побеждает, но Париса спасает богиня Афродита, уводит его в Илион, и вызывает к нему Елену. Прекрасная Елена узнаёт богиню, но отказывается идти к Парису, тогда богиня Афродита приказывает ей, и сама приводит её к Парису. Елена упрекает Париса за трусость, тот оправдывается, говоря, что сама богиня Афина помогает царю Менелаю. Царь Агамемнон провозглашает победу царя Менелая, требуя возвращения Елены, сокровищ, и дани от троян.
Быстро строятся оба народа с вождями на битву,
Словно птиц караваны. Троянцы несутся, оря!
Бесконечными клиньями с неба кричат журавли так,
Улетая от холода зим, бурь, дождей, за моря.
Стаи, с криками злой Океана поток пролетая, {5}
Носят брань и убийство пигмеям в далёких краях,
На которых со страшною злобой с высот нападают.
Но подходят ахеяне молча, все боем дыша,
Постоять друг за друга, одним сильным духом пылая.
Как туман склоны гор молоком обольёт, не спеша, {10}
Пастухам нежеланный, но вору ночному он кстати, —
Сквозь него не увидишь и камень, упавший на шаг.
Из-под множества ног пыль клубилась, подобная вате,
За идущими вслед; войско быстро долиной идёт.
И, когда уже сблизились, к битве идущие рати, {15}
У троян Александр боговидный выходит вперёд.
В шкуру барса одет, кривой лук и колчан за спиною,
При бедре острый меч; в руки тяжких копья два берёт.
Потрясая копьём, вызывает аргивян он к бою, —
Выйти против него, и жестокою битвой сразить. {20}
Но, попался тотчас на глаза Менелаю герою;
Быстро рвётся вперед из толпы он, гордец, выходить,
Вспыхнув весь. Словно лев, на добычу нежданно набредший,
Мчит, – оленя рогатого, серну пустынь поразить;
И, голодный, неистово их пожирает, небрежный; {25}
Окружён отовсюду ловцами, клыками собак.
Подскочил Менелай, Александра Париса узревший,
Прямо перед собой. И отмстить похитителю, так,
С колесницы с оружием быстро на землю спустился.
Но, увидев его, Александр боговидный, в рядах {30}
Меж передних блеснувшего, сердцем мгновенно смутился;
Быстро к спинам друзей отступил, избегая конца.
Словно путник, который с драконом в горах очутился,
Прочь бежит, дрожа членами всеми, и краска с лица
Быстро сходит; сбегая трусливым затравленным зверем, {35}
Исчезает, в толпу погрузившись троян, от ловца,
Александр, устрашившийся гневного сына Атрея.
Гектор, видя его, поносил, укоряя в речах:
«Видом храбрый, несчастный Парис, женолюбец, скорее,
Лучше б ты не родился, безбрачен погибнул, зачах! {40}
Лучше б этого ждал я, тебе б то отраднее стало, —
Не служить поношеньем, позорищем в наших очах!
Слышь, смеются ряды волосатых ахеян; считали, —
Ты прехрабрый борец, за красивый и пышный твой вид.
Вид то красен, – нет силы в душе, и поджилки дрожали! {45}
Как такой, в кораблях мореходных дерзнул, без обид,
Море бурное плавать с толпой верных слуг разлюбезных,
В племя чуждое? Взять и похитить в гостях, где сидит,
И жену, и сестру, и невестку мужей столь железных, —
Мужу в горе, народу и целому царству притом; {50}
И ахейцам на радость, врагам, а себе бесполезно!
Что ж не встретил царя Менелая? Узнал бы потом, —
Воеводы какого владеешь цветущей супругой?
Ни кифара, ни дар Афродиты не смогут, ничто,
Кудри пышные, прелесть спасти, когда Смерть станет другом. {55}
Робок слишком троянский народ, иль давно был бы ты
Хладным камнем одет, злодеяний твоих по заслугам!»
Александр боговидный ему отвечает: «Мечты
Гектор вправе хулить, но твоя мне хула надоела.
Как секира в груди твоей сердце, сверкнув с высоты, – {60}
Рьяно дерево рубит, сечёт под рукой древодела,
Напрягая, когда обсекает он брус корабля, —
Так в груди у тебя непреклонен дух мощного тела.
Не суди ты любезных даров, Афродиту скорбля.
Ни один не порочен из светлых даров нам бессмертных; {65}
Они сами дают, не получит никто ни рубля.
Ты когда пожелаешь, чтоб я воевал здесь, наверно,
Повели успокоиться Трои, Ахайи сынам.
Посреди их поставь с Менелаем меня, будет верно, —
За Елену сразимся мы с ним, будет схватка страшна. {70}
Кто из нас победит, и окажется явно сильнейшим,
В дом супругу введет, и сокровищ получит сполна.
Взявши дружбу, и клятвы святые, владейте в дальнейшем
Троей, те ж пусть уходят в Аргос, что конями богат,
Или в славную жён красотою Ахайю, конечно!» {75}
Так сказал, – в восхищении Гектор услышать был рад;
На средину прошёл, и, копьё ухватив посредине,
Спнул фаланги троянские; все отступили назад.
Натянули тут луки ахеян сыны воедино,
Потрясали и копья, камнями бросались в него. {80}
Громогласно воззвал Агамемнон, мужей предводитель:
«Не стреляйте аргивяне, други! Скорее всего,
Слово хочет сказать воевода нам, Гектор великий!»
Так сказал, – и прервали все бой, словно нет никого.
Все умолкли вокруг; начал Гектор средь воинства кликать: {85}
«Вы трояне, ахейцы могучие, слушайте все,
Что сказал Александр, от которого ссора воздвиглась, —
Предлагает сегодня троянам, ахейцам он всем,
Всё оружье сложить, и садиться на тёплую землю!
Посредине всех войск с Менелаем он сам, насовсем, {90}
За Елену сражаться желает, и битву приемлет.
Кто из них победит, и окажется явно сильней, —
В дом супругу введёт, и сокровища все он отъемлет, —
Мы ж на дружбу взаимную клятвы положим скорей!»
Так сказал, – сохраняли молчанье народы безмолвно. {95}
И меж них говорил Менелай знаменитый смелей:
«Так внимайте и мне, – жесточайшая грусть переполнит
Сердце мне; и я мыслю давно, – заключить мир пора
Детям Трои, аргивянам; бед претерпели довольно,
Из-за нашей вражды с Александром, наставшей вчера! {100}
Кто меж нами двумя обречен на погибель судьбою,
Пусть погибнет! А вы, о, друзья, примиритесь с утра.
Пусть и белую, с чёрной овцой приведём мы с собою, —
Солнцу в дар и Земле; ну, а Дию другую дадим.
Призовите Приама владыку, – пусть клятвы устроит {105}
Сам, сыны у него вероломны, всё им повредит!
Пусть преступник какой-либо Диевых клятв не нарушит, —
У людей молодых легкомысленно сердце в груди.
Старец, видя вперед и назад прозорливо, послушно
Смотрит, пользу обеих сторон соблюдая всегда!» {110}
Говорил, – и ахейцев, троян полнил радостью души;
Ожидая почить от трудов, что приносит беда, —
В ряд поставив коней, с колесниц своих прыгают сами;
И снимают доспехи, на землю слагая в рядах.
Встали друг против друга, – осталось лишь поле с бойцами. {115}
Гектор к городу быстро направил глашатаев двух, —
Принесли чтоб овец, и позвали владыку Приама.
Агамемнон Талфибию также командует вслух:
«Быстро в стан отойди, принеси двух овец на закланье!»
И спешит, покорясь Агамемнону, славный пастух. {120}
Быстро Ирис пришла к белокурой Елене с посланьем.
Антенора любезной золовки обличье приняв, —
С ней в супружестве сын Антенора, герой Геликаон;
Лаодики, дочурки Приама прекрасной, в сенях
Тихо в терем вошла, – ткань Елена великую ткала, {125}
Дивный светлый покров, на котором сраженья звенят, —
Бой троян на конях, и ахеян, закованных в стали,
Где они за неё гибнут все от Ареевых рук.
Подойдя потихонечку, Ирис так речь завязала:
«Выйди, нимфа, деяния чудные видеть, мой друг! {130}
Бой троян на конях, и ахеян, закованных в стали;
Два народа, стремимые бурным Ареем, все вдруг
Нападали, взаимно погибельной бранью пылали;
Но, безмолвны, стоят; брань и крики свои прекратив,
На щиты все опёрлись, и копья все в землю вогнали. {135}
А герой Александр, Менелай царь, на круг выходив,
Лишь одни пожелали на копьях за деву сразиться.
Кто супругой любезной тебя назовёт, победив?»
Так сказала, – в душе сладким чувствам давая родиться,
Дум о первом супруге и кровных, родимый где дом… {140}
Она встала, сребристыми тканями вкруг нарядиться,
Вышла быстро из дому с заплаканным, нежным лицом.
За ней следом прислужницы верные обе, невольно, —
Дочь Питеева Эфра, Климена, несутся бегом.
Они скоро к воротам пришли Скейским верхним, что в поле. {145}
Там владыка Приам, и Панфой, благородный Фимет,
Клитий, Ламп, Гикетаон, – Арея сыны смотрят вольно,
Укалегон, герой Антенор, прозорливый до бед,
Эти старцы сидели на Скейской возвышенной башне,
Не могучие в брани уже, но из старцев совет. {150}
Сильным словом, цикадам подобны, которые в чаще
Разливают рулады свои, сидя в ветках дерев, —
Сход троянских старейшин таких собирался на башне.
Старцы, только идущую к башне Елену узрев,
Меж собой говорили крылатые тихие речи: {155}
«Осуждать невозможно троян и ахеян за дев, —
За такую жену беды терпят, друг друга калеча;
Верно, вечным богиням она красотою равна!
Но, и столько прекрасная, пусть живёт в доме далече;
Удалится от нас и от чад нам погибель сполна!» {160}
Говорили. Приам же Елену призвал дружелюбно:
«Подойди, дитя милое ближе, пред нами стена.
Ты отсюда увидишь и первого мужа, голуба.
Предо мной ты невинна; одних лишь богов здесь вина, —
Что ахеян, с плачевной войной на меня гонят трубы! {165}
Сядь, поведай мне имя владыки, что словно стена,
Возле рати ахейской стоит, и великий, и мощный?
Голова его выше меж прочими есть не одна,
Но прекрасного столь мои очи не видели, точно!
Ни почтенного столько бойца, базилевса на вид!» {170}
И прекрасная старцу Елена ответила: «Отче!
Это слово меня, мой возлюбленный свёкор, страшит!
Лучше б горькую смерть предпочесть мне, когда я решилась
С вашим сыном уйти, покидая чертог, поспешив;
Сёстры малые, вас, и веселых подруг я лишилась! {175}
Но не сделалось так; и о том слеза вечно горит!
Вопрошаешь меня, и тебе я отвечу на милость, —
Это царь, вождь могучих мужей, Агамемнон Атрид,
Базилевс очень славный и мудрый, и доблестный воин,
Деверь был мне; увы, недостойная, скрою я вид!» {180}
Говорила, – и старец, дивясь, восклицал, весь расстроен:
«О, Атрид, ты счастливым родившись, средь смертных блажен!
Сколь под властью твоею ахейских сынов, всяк достоин!
Раз, когда во фригийской земле, где вино слаще жён,
Видел славную рать фригиян, колесничников быстрых; {185}
И Отрея полки, и Мигдона безбожного плен.
Станом стало их воинство вдоль берегов Сангарийских;
Находился я там, и в союзниках всех их считал,
В день, когда амазонки нашли, что безмужные, с визгом, —
Но не столько их было, как здесь он ахеян нагнал!» {190}
Одиссея увидев потом, вопрошает он снова:
«Расскажи и об этом, дитя моё, – кто вот там встал?
Агамемнон Атрид головой выше мужа второго;
Но, сдается мне, больше плечами и грудью тот вширь.
Его пышный доспех на земле весь лежит плодородной; {195}
Сам, как овен, в рядах овец ходит, владыка задир.
И, на Солнце блестя, разливается пышной волною,
Все стада обходящий, занявшие словно весь мир!»
Говорила Елена, рожденная Дием: «Открою!
Лаэртид Одиссей, хитроумный советник он сам; {200}
Царь, в народах Итаки родился, где камень всё кроет,
Преисполненный козней различных, подобный богам!»
Обратившийся к ней, Антенор благоумный тут молвил:
«Справедливую речь ты, жена, говоришь здесь всем нам, —
Одиссей знаменитый и к нам приходил, с доброй волей, – {205}
За тобою был прислан, с ним был твой супруг Менелай.
Я тогда принимал, угощал в своём доме довольно;
Зная свойство обоих, советов разумных желал.
Если вдруг на собранья троянские с ними ходили, —
Всех плечами широкими царь Менелай заслонял; {210}
Если вместе сидят, Одиссея видней находили.
Если вдруг пред собранием думы и речи сплели, —
Менелай царь, когда говорил, речи бегло бежали,
Кратко очень, разительно, слов бы немного нашли,
И в речах неразборчив был, – хоть и моложе годами. {215}
Но, когда Одиссея, столь умного, речи текли, —
Он стоял тихо, в землю смотря, и потупив глазами;
Скиптр в руке неподвижный, назад и вперед не сдвигал,
Только крепко держал, как простой, а не равный с богами.
Ты бы счёл его мужем разгневанным, но без ума. {220}
Но когда издавал он могучий свой голос всей грудью, —
Речь, как снежная вьюга, из уст устремлялась сама!
С Одиссеем никто не дерзнул бы поднять слов орудья;
Но не дивный, как нынче, тогда Одиссей имел вид!»
Видя третьим Аякса, опять он вопросом утрудил: {225}
«Кто ахеянин этот могучий, огромный стоит?
Головой и плечами аргивян он всех перевысил!»
Знаменитая в жёнах Елена так вновь говорит:
«Этот муж, – царь Аякс, он твердыня ахеян, как вышка.
Там, средь критских дружин, возвышается, словно, как бог, – {230}
Это Идоменей, он критян предводитель всевышний.
Часто сам Менелай угощал дружелюбно, как мог,
В нашем доме его, когда шёл он из славного Крита.
Вижу многих других быстроглазых ахеян исток;
Всех узнаю легко и поведаю имя, – смотрите. {235}
Двух нигде я не вижу строителей воинств, – незрим
Кастор князь, и могучий боец Полидевк знаменитый!
Братья, мать родила их со мною под небом одним.
Иль они не оставили град Лакедемон, не бедный?
Иль, быть может, и здесь принеслись в кораблях, поглядим, – {240}
Но одни не желают вступать в бой с мужами победный,
Тяготясь срамом, страшным позором, что давит меня!»
Говорила; но их уже матерь земля скрыла в недрах,
В Лакедемоне, родине общей с сестрой, их храня.
Всем богам в жертву клирики для клятвы верной приносят {245}
Двух овец, дар полей, веселящего сердце вина,
В мехе козьем несут, и блестящие чаши выносят;
И глашатай Идей золотые им кубки даёт.
Он же к старцу спешит, призывая того, чинно просит:
«Лаомедонта сын, зовут выйти вельможи вперёд, {250}
Трои всадники все, и ахеяне в кованых латах!
Выйти в ратное поле, там клятва святая нас ждёт!
Там герой Александр, с воеводой, царём Менелаем
Будут длинными копьями биться одни за жену.
Победитель женой и сокровищем пусть обладает; {255}
Мы же, клятвы за дружбу подав, враз окончим войну, —
Будем Троей владеть, а они пусть плывут, как хотели,
То ли в конный Аргос, то ль в Ахайю, обнять чтоб жену!»
Так сказал, – ужаснулся старик, но друзьям дал веленье, —
В колесницу коней впрячь; они покорились стремглав. {260}
Сам Приам, взяв бразды, натянул их к коней управленью;
Рядом с ним Антенор в колесницу вскочил, сзади став;
Через Скейские в поле коней тут направив; те в пене
Быстро вскачь доскакали до воинств троян и ахеян, и, встав,
С колесницы прекрасной сходили на землю степенно. {265}
Меж троян и ахеян срединою старцы идут;
Им навстречу сам встал повелитель мужей Агамемнон,
Мудрый встал Одиссей, и почтенные клирики тут
Жертвы к клятве священной представили. В чаше единой
Базилевсам смесив вино, воду, им на руки льют. {270}
В руку правую нож тут Атриду дают, властелину,
Острый, вынув из ножен великих; его он берёт,
Шерсть отрезал на главах овец, и глашатаям кинул.
Взяв, они разделили ее средь троян и ахеян в черёд.
Вождь Атрид тут воззвал, с воздеванием рук, так молился: {275}
«Отец Зевс, всевластитель великий, что с Иды встаёт!
И ты, Гелиос, видящий, слышащий всё, где светился!
Земли, Реки, и вы, что в подземной обители душ,
Всех караете смертных, которые ложно клялися!
Вы свидетели будьте, храните нам клятв череду, – {280}
Если ваш Александр здесь убьёт Менелая печально,
И Елена в тот дом, и сокровища все пусть придут;
Мы ж от этой земли на судах мореходных отчалим.
Александра когда вдруг убьёт Менелай белокур,
Пусть Елену трояне и корысти нам возвращают; {285}
Также пеню должны заплатить аргивянам, из шкур!;
Пусть и память о ней не пройдёт, как потомкам отрада.
Если ж здесь и Приам, и Приама сыны отрекут,
Заплатить эту дань мне по смерти уже Александра, —
Снова ратовать буду, пока не истребую дань; {290}
Здесь останусь, пока не увижу конца брани ратной!».
Двух овец пересёк он суровою сталью гортань,
И кладёт на земле их обоих, в агонии смертной,
Издыхающих, – сталь сокрушила их юную рань.
Им из чаши блестящей вино в кубки лил виночерпий; {295}
Возливали, и громко молились все вечным богам.
Не один возглашал из троян и ахеян, наверно:
«Многославный, великий Зевс, все вы, бессмертные, там!
Кто из первых священные клятвы нарушить посмеют,
Как из чаши вино, мозг прольётся пусть, в память ворам {300}
Вероломным, и чадами жён их, пришельцы владеют!»
Так молили; моления их не исполнил Кронид.
А Приам Дарданид между тем преклонил свою шею:
«О, трояне мои и ахейцы, вас бой примирит;
Удаляюсь от вас, в Илион возвратиться желаю. {305}
Нету сил у меня, чтоб смотреть, кто же здесь победит
В схватке сына с бойцом, кого любит Арей, Менелаем.
Знает Зевс лишь, с семьёю великих бессмертных богов,
Кто же в битве из воинов смертный конец пожелает!»
В колесницу божественный старец кладёт тут овнов; {310}
Всходит сам и бразды к управленью коней напрягает;
Позади Антенор в колесницу вскочить был готов.
Старцы, вспять обратясь, к Илиону коней погоняют.
Приамид тогда, Гектор, и с ним, словно бог, Одиссей,
Прежде место сражения кругом пройдя, измеряют. {315}
После жребии в шлем бросив, ясно чтоб здесь было всем, —
Кто в противника первый копье, в сталь оковано, кинет.
Все вокруг уже молятся, милость богов просят все;
Не один средь троян и ахеян к богам руки вскинет:
«Отец Зевс, всем владеющий с Иды, преславен, Кронид! {320}
Кто меж ими погибель всех дел здесь и распри воздвигнет,
Дай ему, поражённому, в мрак погрузиться, Аид,
Нам опять утверди ты священные клятвы на годы!»
Так взывают, – а Гектор два жребия в шлеме хранит;
Отвернувшись, трясёт; первым жребий Париса выходит. {325}
Быстро воины сели рядами, где каждый хранил
Только быстрых коней, с ними ратные сбруи в походе.
Той порой вокруг торса оружием пышным покрыл
Словно бог, Александр Парис, муж прекрасной Елены.
И на белые ноги он поножи так наложил, – {330}
Те серебряной, пышной смыкались застёжкой в коленах.
Грудь кругом защищая, надел он доспехи себе, —
Ликаона доспех славный, брата, ему соразмерный.
Через плечи набросил ремень он, и меч в серебре, —
Злой булатный клинок; щит огромный к нему подобрался; {335}
На могучую голову шлем яркий, с мощной на лбе
Гривой конской, и гребень ужасный над ним развевался;
Взял копьё, поднимая, какое нужно для бросков.
И герой Менелай весь оружьем своим покрывался.
И едва только каждый в дружине своей был готов, {340}
Меж ахеян они и троян на средину выходят, —
Грозно взоры блестят; у смотрящих в сердцах стынет кровь;
Страх средь конных троян и ахеян сверкающих ходит.
Вот герои сошлись, и, на месте измеренном став,
Мощно копья трясут, и в противнике слабость находят. {345}
Первым сам Александр, страшно длинную пику послав,
Враз ударил жестоко Атрида он в щит круговидный,
Твёрдый, кованый. Жало копья изогнулось, попав
В середину. Тогда размахнулся другой своей пикой,
Сам Атрид Менелай, умоляющий Дия отца: {350}
«Зевс! Позволь покарать сотворившего мне ту Обиду!
В прах моею рукой Александра срази, подлеца;
Пусть боится здесь каждый, и в поздно рождённых потомках,
Воздавать злом за приязнь, с открытой душой простеца!»
Тут же, мощно пустил страшно длинную пику он громко, {355}
И попала, жестокая, в щит Приамида большой,
Круговидный, – насквозь пролетела его через кромку,
И доспехи насквозь, украшенья, прошла хорошо;
На паху подребёрном ремень у героя вспорола,
Замирая. Он, прыгнув, погибели чёрной ушёл. {360}
Но Атрид, быстро выхватив меч свой тяжёлый,
Рубанул, размахнувшись, по темени шлема; но меч,
В три, четыре куска раздробившись, из рук выпал в поле.
И вскричал тут Атрид, к небесам вознося свою речь:
«Зевс, никто из бессмертных, подобно тебе, не злотворен! {365}
Я хотел покарать Александра, злодея рассечь;
Но в руках моих меч сокрушается, небу покорен;
И копьём, вылетавшим из рук, не могу поразить!»
Так сказал, и напал на врага, ухватив шлем за чёрный,
Конский хвост, и к ахейцам, чтоб бросить к ногам, стал тащить. {370}
Сжал противнику нежную шею ремень, прочно сшитый,
Подбородный, из кожи, чтоб шлем не спадал; стал давить.
Доволок бы его, и навечно был славой покрытый;
Но тут кожу вола, поражённого силой, достав,
И любимца спасая, рвёт Диева дочь Афродита. {375}
Шлем последовал праздный за мощной рукой; оторвав
Тот его, опустевшего, верным в сраженьях ахейцам,
Закружив, бросил; кинулись верные други, подняв.
Сам же бросился вновь, поразить вероломца надеясь
Пикой кованой, но Афродита его быстро с глаз {380}
Похищает, и, тьмою покрыв, увела, чародейка!
Вводит в спальню, в чертог, благовоний где дым не угас;
И уходит Елену призвать, и на башне стоящей
Тут, румяную, в круге троянок находит как раз,
И рукою её благовонные ризы потрясши, {385}
Говорит, уподобясь старухе, рожденной уж встарь,
Пряхе, в прежние дни в Лакедемоне граде, царящей,
Шерсть прекрасно пряла, и царевну любила, дикарь.
Уподобясь ей, так говорит Афродита богиня:
«Возвратись в дом; тебя Александр призывает, твой царь! {390}
Он уж дома, сидит в вашей спальне, на ложе картинно;
И красив, и одет; и не скажешь, что юный супруг
Бился с мужем, и с боя пришел, но что он, просто чинно,
Выйти хочет, иль сел отдохнуть, лишь оставив свой круг».
Говорила, – и душу Елены в груди взволновала, – {395}
Вдруг увидела та у богини изгиб белых рук,
И прелестную грудь, и блестящие очи узнала.
Чуя ужас, склонилась к богине, и так говорит:
«Ах, жестокая! Снова меня обольстить ты пыталась?
Или мне ещё дальше, в какой-либо град предстоит, – {400}
Или фригии, или меонии где стоят царства,
Если там, кто любезен тебе, на земле вдруг стоит?
И, когда Менелай, на бою победив Александра,
Хочет снова меня возвратить, ненавистную, в дом,
Ты являешься мне, злонамеренным в сердце коварством? {405}
Прочь к любимцу сама, от бессмертных путей! Ты потом
И стопой никогда не касайся Олимпа покоя, —
Лишь при нём изнывай, и ласкай властелина, что в том?
Будешь названа им иль супругою, или рабою!
Я к нему не пойду, к беглецу; и позорно бы мне {410}
Украшать его ложе; троянки теперь надо мною
Посмеются; довольно для сердца и так мне вполне!»
Раздражённая, ей прошипела в ответ Афродита:
«О, несчастная, смолкни! Тебе не оставлю твой гнев!
Так, как прежде любила безмерно, могу ненавидеть; {415}
И троян и данаев, всех здешних, свирепый народ
На тебя обращу, и погибнешь ты, Смертью обвита!»
Так сказала, – Елена, дочь Дия, дрожит, смертный род.
И, закрывшись покровом блестящим, серебряным, скромно,
И троянкам невидима, вслед за богиней идёт. {420}
Вот достигли они Александрова пышного дома;
И прислужницы быстрые взялись домашних работ.
Всходит в терем высокий жена благородная томно.
Для неё Афродита, с улыбкою, кресло берёт, —
И сама, пред лицом Александровым ставит, богиня. {425}
Там Елена садится, рождённая Дием, вперёд,
Но глаза отвращает, супругу пеняя невинно:
«С битвы шел ты? О, лучше б, несчастный, навеки пропал,
Грозно бывшим могучим супругом сражённый в долине!
Прежде сам Менелая хвалился убить ты, кричал, – {430}
Что и силой своей, и рукой, и копьём превосходишь!
Ты б, пойдя, Менелая могучего снова позвал, —
Сам с героем сразиться. Но я не советую; хочешь, —
Мирно спи, с Менелаем вперёд белокурым не смей
Биться ратью, иль лично. Всё то безрассудным находишь; {435}
Иль страшись, что копьём его будешь пронзён до костей!»
Отвечая, Парис говорит тут супруге печально:
«Сердце не береди, дорогая, ты речью своей!
Победил Менелай с ясноокой Афиной сначала;
После верх одержу, покровители боги и нам. {440}
Но, мы ляжем с тобой, и любви предадимся. Едва ли
Вот такое когда пламя вспыхнет в груди у меня!
Даже в тот светлый день, как с тобою из Лакедемона,
Я, с похищенной, плыл на моих кораблях по волнам,
На Кранае с тобой сочетался любовью и троном, {445}
Так и ныне пылаю, желания сладкого полн!»
Говорит он, – и шествует к ложу, за ним и матрона.
Там, на пышном блистательном ложе настигнет их сон.
Сын Атрея по воинству рыщет, подобный сам зверю,
Озираясь кругом, – Александра увидит ли он? {450}
Указать из троян храбрых, да и союзников верных,
Александра не мог Менелаю, ни даже Арей.
Ведь, из дружбы к нему, не сокрыл бы никто его верно, —
Всем уже ненавистен он им, лютой смерти черней.
Торжествуя, воскликнул владыка мужей, Агамемнон: {455}
«Все услышьте трояне, дардане, и рати людей!
Здесь любимец богов, Менелай победил, несомненно!
Вы Елену аргивянку, с ней все богатства, должны
Выдать нам, и приличную дань заплатить непременно,
И пусть память о ней сохранят в веках Дия сыны!» {460}
Так Атрид говорит, – и ахейцы кричат вдохновенно.