Песнь первая (ΙΛΙΑΔΟΣ Α)
Действие песни первой:
Царь Ахиллес охвачен страшным гневом, приносящим огромные беды ахеянам. Причиной гнева является конфликт между ним и верховным царём Агамемноном.
Стан огромного сводного войска семи царей, после взятия и разграбления ими великих стовратных Фив, города царя Этиона. Добыча разделена по справедливости, цари планируют, следующий поход направить против Трои, города царя Приама. В стан является непорочный иерей Хрисон, предлагая огромный выкуп, а также венец и скипетр самого бога Аполлона, за пленённую в Фивах его дочь, Хрисеиду, доставшуюся верховному царю Агамемнону; тот грубо отказывает и прогоняет иерея. Отверженный Хрисон взывает к богу Аполлону, прося его покарать ахейцев за отказ. Разгневанный бог Аполлон вызывает эпидемию в войске, косящую людей, стреляя из своего серебряного лука. Видя это, царь Ахиллес собирает общий сбор и предлагает царю Агамемнону распустить войско по домам, но прежде узнать у пророка, за что бог Аполлон убивает ахеян. Гадатель Калхас объясняет это гневом богов за отказ царя Агамемнона Хрисону, предлагая отдать Хрисеиду отцу с богатым подарком, чтобы умилостивить богов. Царь Агамемнон злобно обвиняет Калхаса, однако покоряется пророчеству, но хочет получить равноценную замену, требуя себе Брисеиду, доставшуюся царю Ахиллесу. Между царями Ахиллесом и Агамемноном вспыхивает ссора, и разгорается вражда, могущая довести до убийства, но появившаяся богиня Афина усмиряет царя Ахиллеса. Царь Нестор благоразумными речами пытается урезонить царя Агамемнона, но тот непреклонен. Царь Одиссей отвозит на корабле Хрисеиду отцу и, с его согласия, женится на ней. Хрисон молится богу Аполлону и тот прекращает эпидемию в войске ахеян. Царь Агамемнон отбирает у царя Ахиллеса Брисеиду, вызывая страшный гнев царя Ахиллеса, который отказывается идти с остальными царями, завоёвывать и разграблять Трою; просит свою мать, богиню Фетиду, дойти до верховного Олимпийского бога Зевса, и умолить его покарать ахейцев, дав временное превосходство в войне троянцам, пока те не извинятся перед ним. Богиня Фетида приходит на Олимп к богу Зевсу и умоляет его отомстить ахейцам за оскорбление царя Ахиллеса. Бог Зевс обещает богине Фетиде исполнить просьбу, чем вызывает гнев жены, богини Геры. Бог Зевс угрожает богине Гере, та с плачем уходит; бог Гефест и другие Олимпийские боги успокаивают её, после чего все отходят ко сну.
Поминай Ахиллеса Пелида, слепая богиня;
Гнев которого тысячи бедствий ахеянам нёс!
Души многие славных, могучих героев воспринял
Мрак Аида; тела же стервятникам в пищу принёс, —
Псам бродячим и воронам чёрным сам Дий, не жалея; {5}
С той поры, как заспорив, Вражды воздвигали утёс
Вождь мужей сын Атрея и равный богам сын Пелея.
Чьей же волей бессмертной Вражда их рассорила зло?
Дия с Летою сын, прогневавшись на сына Атрея,
Злую язву на войско навёл, – много их полегло… {10}
Непорочный Хрисон, иерей бога, сыном Атрея
Обесчещен. Пришёл он к ахеян судам тяжело,
Дочь свою взять из плена свободной за выкуп скорее.
Всё, что в руки вложил ему бог и стрелец, Аполлон, —
Золотой скиптр, венец отдавал, чтобы сделать добрее {15}
Двух Атридов могучих, собравших здесь столько знамён:
«О, Атриды, и вы, все ахейцы, примите с поклоном, —
Пусть вам боги Олимпа помогут, по праву имён,
Град Приама разрушить, и в дом возвратиться с полоном.
Дочь мою лишь верните свободной, за выкуп большой, {20}
К чести Диева сына, разящего вдаль Аполлона!»
Громко в голос ахейцы вскричали: «Вот так, хорошо!
Честь окажем, приняв иерея блистательный выкуп!»
Но Атрид Агамемнон на это в сердцах не пошёл,
Иерея прогнал, словом льва уподобившись рыку: {25}
«Прочь, старик, чтоб не видел тебя при судах никогда.
И теперь ты не медли, и впредь вдалеке горе мыкай,
Иль тебя не избавит ни скиптр, ни венец от суда!
Девы я не отдам, пусть она обветшает в неволе,
В нашем доме, в Аргосе, отчизны вдали, как всегда {30}
Ткацкий стан обходя, разделяя со мной моё ложе.
И не гневай меня, прочь беги, и сам будешь здоров!»
Так сказал. И старик, покоряясь царю поневоле,
Шёл, безмолвный, по кромке ревущих морских берегов.
От судов удалившись, взмолился он так, весь в печали: {35}
«Аполлон, о, сын Лето прекрасной, стрелец из богов!
Я Хрисон вездесущий, меня за сребро здесь предали,
И распяли, убили; разрушил я царство теней,
И воскрес! Храм священный, воздвигнув тебе, украшали,
Принося тебе жертвы; прошу, – помоги же ты мне! {40}
И одно лишь желанье, прошу я тебя, Феб, исполни, —
Отомсти мои слёзы данайцам стрелою вполне!»
Так просил он, молясь. Аполлон Феб услышал. Умолен,
Грянул быстро с вершины Олимпа, к земле устремясь,
Лук неся за плечами; закрытый колчан стрел был полон. {45}
Громко стрелы звучали крылатые, в плечи биясь,
В гневном шествии бога, – он шествовал, полный печали;
Наконец мечет стрелы, вблизи кораблей появясь.
Зазвенел лук стрельца поразительно. Стрелы летали,
Настигая и тягловый скот, и бродячего пса; {50}
Наконец и людей смертоносные стрелы достали.
Много трупов костры возносили огнём в небеса.
Девять дней на людей и царей божья кара летала;
Ахиллес в день десятый ахеян созвал голоса.
Так богиня верховная, Гера ему нашептала, – {55}
Она скорбью терзалась, данайцев погибель смотря.
И стекалось всё войско. Когда воедино предстало,
Первым встал Ахиллес быстроногий, ко всем говоря:
«Надо быстро, Атрид, нам обратно исплававши море,
По домам возвратиться, чтоб Смерть не испытывать зря. {60}
И война, и злой мор, – всё приносит ахеянам горе.
Но, давай испытаем пророка сейчас, иль жреца,
Иль гадателя снов, что от Дия получим мы вскоре, —
Пусть откроют, – за что Аполлон Феб нам жаждет конца?
Иль обет не свершили, иль жертвы великой не дали, – {65}
Коз, быков и ягнят благовонного жира-смальца?
Что нам сделать богам, умолить, чтобы язву прогнали?»
Так сказал он и сел. И от общего сбора тотчас
Встал Калхас Фесторид, из жрецов, что по птицам гадали.
Мудрый, ведал он все, что прошло, есть, и будет для нас; {70}
И ахеян суда по морям предводил к Илиону.
Дар предвиденья Феб Аполлон ему дал. Он не раз,
Благомыслия полон, на благо использовал трону:
«Ахиллес царь! Любимец богов, ты велел возвестить
Сына Дия далёко разящего гнев, Аполлона? {75}
Возвещу; но клянись, и меня согласись защитить
Словом, делом, и рук твоих крепостью непобедимой
От владыки владык, ведь и словом боюсь прогневить
Я аргивян царя, кем ахейцы в войне предводимы.
Базилевс необуздан, к подвластным безжалостный гнев {80}
Он, на первую пору хотя и смиряет, сердитый,
В сердце скрытую злобу пока не исполнит, как лев,
Помнит долго. Суди ж и ответь, – меня ты защитишь ли?»
Ахиллес быстроногий ответил Калхасу: «Смелей!
Дерзко волю богов возвести; верь, я богом всевышним, {85}
Аполлоном клянусь, сыном Дия, которого ты,
Открывая данайцам пророчества бога, услышишь.
Пред судами никто, пока я здесь смотрю с высоты,
Не подымет руки; не потерпишь урон никогда ты.
Ни данайцы, ни сам Агамемнон. Угрозы пусты. {90}
Власти нет надо мной у ахеян, закованных в латы!»
Так сказал. Непорочный пророк говорит им, дерзнув:
«Не за жертву, обет; за бесчестье несёт нам расплаты
Благодетель живых. Агамемнон, его оттолкнув,
Дочь не дал иерею, моленье и выкуп отвержет. {95}
Нас бессмертный карает, и видим мы бед глубину;
И от язвы данайцам разящей руки не удержит,
До тех пор, как отпустим без платы, свободной, с отцом,
Дочь его ясноглазку, и жертву великую с ней же
Ко Хрисону свезут, преклоняя себя пред творцом!» {100};
Кончив слово, на место он сел. Тут от сбора взлетает
Агамемнон Атрид, царь верховный, багровый лицом,
Мрачный сердцем герой; Гнев ужасный в груди закипает,
Злобой полнится; очи горят, словно адским огнём.
На Калхаса смотря, Агамемнон свирепо вещает: {105}
«Предсказатель всех бед, ничего нет хорошего в нём!
Людям нашим тебе верно, радостно беды пророчить;
Словом добрым ни славился ты никогда, нипочём.
И теперь ты данайцам стремишься богов опорочить:
Будто беды народу принёс стрелы мечущий бог, {110}
Мстя, что за Хрисеиду принять я даров не охочий.
Не хотел; но в душе я желал ясноглазку в чертог
Мой ввести, предпочел бы её и самой Клитемнестре,
Девой взятой в супруги; но, пленница, сам видит бог,
Много лучше умом и делами, приятна, прелестна! {115}
Но, смирюсь я, её возвращаю по воле небес, —
Мне спасение лучше, чем трупы в кострах повсеместно.
Вы ж, аргивяне, лишь замените, что с боем себе
Я награду добыл, а иначе покроюсь позором.
Всем понятно, – отдам я сегодня награду Судьбе!» {120}
Быстроногий Пелид Ахиллес отвечает с укором:
«Славой гордый Атрид, беспредельно корыстолюбив!
Где награду найти добродушным ахеянам скоро?
Не имеем нигде общих кладов хранимых. Добыв,
В городах разорённых, мы всё честь-по-чести делили. {125}
Что дано, отбирать у народа, – позорный призыв!
Возврати, в угождение богу. Ахейцы решили, —
Втрое, вчетверо, волею Зевса тебе заплатить,
Если бог нам подаст стены крепкие Трои осилить!»
Враз к нему обратясь, Агамемнон орал: «Прекратить! {130}
Сколь ни доблестен ты, Ахиллес, равный обликом богу,
Не хитри, – не успеешь меня ни провесть, ни склонить.
Хочешь, чтоб обладал ты наградой, а я, выдав много,
Промолчал? И советуешь мне даром деву отдать?
Удовольствуют пусть новым призом ахейцы премного, – {135}
Сердцу милую, равным достоинством столь подобрать!
Если ж нет, я предстану тогда, из шатров сам исторгну
Хоть твою, Одиссея, Аякса, сумею забрать.
Сам исторгну, и горе тому, кто преступит дорогу!
Но об этом беседовать можем ещё мы потом. {140}
Ныне чёрный корабль спустим на море мы понемногу,
На нём жертву поставим, и сильных гребцов изберём;
Краснощёкую деву посадим на нём, Хрисеиду.
После сядет начальником муж благороднейший в нём, —
Сам Аякс, или Идоменей, Одиссей боговидный, {145}
Или сам ты, Пелид, из мужей в ополченье герой!
Иерея умилостивь к нам святой жертвой солидной!»
Прошипел Ахиллес быстроногий, глаз щуря грозой:
«О! Одетый бесстыдством, и с алчной, коварной душонкой!
Кто захочет твои повеления слушать порой? {150}
Кто с врагами тут храбро сразится в походе большом-ка?
Я пришел воевать здесь троянцев, закованных в сталь,
За тебя! Предо мною они не виновны нисколько!
Ни коней, ни быков из них ввек никто не похищал
В нашей Фтии счастливой; стада мои вольно пасутся; {155}
Плодородные нивы ведь нас разделяют, и даль,
Горы, крытые лесом, и море, где волны несутся.
За тебя мы пришли, веселим тебя, нашей рукой
Честь ища Менелаю с тобой, сукин сын, здесь все бьются!
Ты ж, бесстыдный, не ставишь троянцев, меня, ни во что; {160}
Угрожаешь и мне, что мою вдруг награду отнимут?
Драгоценнейший дар мне вручили, сам знаешь за что,
Подвиг чтя. Для тебя же неравно награды воспримут, —
Град троянский цветущий, когда разгромят все цари,
И тягчайшее бремя томительной брани поднимут {165}
Наши руки; всегда, как раздел всех даров, посмотри, —
Дар тебе богатейший; я с малым, приятным смиряюсь,
Утомлённый войной, ухожу я в свой стан до Зари.
Я во Фтию иду, в дом приятный скорей возвращаюсь
В чернобоких судах; отделюсь, унося с собой срам. {170}
Здесь добыч и богатства твой груз умножать не стараюсь!»
Быстро крикнул ему Агамемнон, подобный богам:
«Что ж, беги, если бегства ты жаждешь! Тебя не прошу я
Ради нас здесь остаться; другие здесь жаждут наград.
Честь окажет мне Зевс промыслитель, и честь окажу я. {175}
Средь царей ненавистнейший мне ты, питомцев богов!
Лишь тебе и приятны раздоры, ты споришь, враждуя.
Ты могуч, знаменит; но всё то дарованье богов.
С кораблями беги, и с дружиной в свой дом возвращайся,
Мирмидонцами властвуй! Заботы мне нет, дорогой! {180}
Гнев вменяю в ничто, и грожу я, – мне не попадайся!
Аполлон Феб велит, Хрисеиду чтоб я возвратил?
Возвращу, – в корабле, и с дружиной моей, не старайся!
Но к тебе я приду, Брисеиду возьму; не простил
Я обиду, награду твою отбираю, чтоб ясно {185}
Всем настало, сколь властью я выше тебя, и сверх сил
Не пытайся верстаться со мною, как равный, напрасно!»
Так сказал. Стало горько Пелиду, – могучий герой
В волосатой груди сердце мыслями рвал на два страстно, —
Или, вытащив меч от бедра тяжкий, кованый, злой, {190}
Встречных всех рассыпая, Атрида ударить наверно,
Иль, свирепство смирив, обуздать души бешеный строй?
И, как думы взялись рвать и разум, и душу без меры;
Страшный меч из ножон извлекал он, – Афина, слетев
От Олимпа, – послала её белокурая Гера, {195}
Сердцем нежно храня двух героев; богиня затем
Став за спину, хватает Пелида за мощные плечи,
Лишь ему появившись, но в сходе незримая всем.
Ахиллес, обратясь, ужаснулся. Узнал он, конечно,
Лик Паллады Афины, – огнём страшным очи горят. {200}
Повернувшись лицом, устремил к ней крылатые речи:
«Что ты, Диева дочь, к нам спустилась с небес? Говорят, —
Агамемнона видеть Атрида ты хочешь, героя?
Говорю я тебе, и речённое руки свершат, —
Скоро смертный гордынею душу в огне упокоит!» {205}
Ясноокая дева Афина шипит: «Ты постой!
Бурный Гнев укроти, ты бессмертным богам будь покорен!
Белокурая Гера послала меня за тобой.
Вас обоих и любит, и хочет спасти, несомненно.
Ты закончи раздор, прогони Гнев из сердца свой злой; {210}
Гневным словом язви, но обидой не тешься надменно.
Предрекаю тебе, скоро будет исполнено там, —
Люди трижды дарами большими тебе, непременно,
За Обиду заплатят; смирись, повинуйся богам!»
Обращаясь к ней вновь, говорит Ахиллес, покоряясь: {215}
«Повеления ваши, богиня, к смирению нам!
Да, покорность полезнее, пламенный Гнев тот смиряет,
Кто покорен богам, – тот всегда и свободен, и прав!»
И, огромный свой меч, покорясь, в ножны он убирает,
С рукояти серебряной мощную руку отняв, {220}
Покоряясь Афины словам. Та возносится снова,
На Олимп, в дом небесного Дия, там чашу приняв.
Но не сдерживал слова Пелид быстроногий, суровый.
Про Атрида шипит, не стараясь обуздывать свист:
«Мех с вином, сукин сын, он дрожит, хуже шавки дворовой! {225}
Он боится в сраженье вставать перед войском, артист,
И пойти на засаду, сидеть меж ахеян под древом,
Никогда не дерзнёт, – страхом смерти трясётся, как лист.
Сто крат лучше по стану ахеян, направо, налево,
Грабить приз у того, кто ему прекословить решит. {230}
Пожиратель народа! Воистину, царь из нелепых;
Тот Атрид нанести смеет крайнюю мне из обид?
Говорю, – и великою клятвой зарок освящённый, —
Этим скиптром клянусь, что ветвей и листов не растит,
И не пустит; от корня в высоких горах отсечённый, {235}
Вновь не вырастет! Листья придёт золотые ковать
Благородный кузнец, – и, мужами ахеян почтённый,
Держат судьи в руках, стражи, Дия что могут позвать!
Скиптр тебе пред ахейцами будет свидетелем взвешен, —
Будет время, – ахеян сыны Ахиллеса призвать {240}
Пожелают. Ты будешь бессилен, крушась, безутешен,
Помощь дать всей толпе, когда Гектор, убийца большой,
Свергнет в прах их; душой ты своей истерзаешься, бешен,
Что ахейца храбрейшего так обесславил душой!»
Так промолвил Пелид, и свой скиптр бросил прямо на землю, {245}
Золотыми гвоздями блеснувший. К царям царь ушёл,
Но Атрид там свирепствовал, сидя. Тут Нестор поднялся,
Громогласный оратор пилосский; к царям молодым
Обратился с речами, – из уст вещих мёд разливался.
Современников два поколенья уже, словно дым, {250}
Скрылись, некогда жившие с ним, и с землёй распрощались;
В пышном Пилосе третье уж племя царь правит седым.
Благомыслия полон, советует им и вещает:
«Боги! Многая скорбь на ахеян находит совсем!
О! Ликует Приам, и Приамовых чад угощает, {255}
И безмерно возвысится духом народ Трои всей,
Вдруг услышав, что вы воздвигаете распрю! За что же?
Меж данайцами первые в сходах, и силе своей,
Покоритесь, могучие! Оба меня вы моложе, —
Я уж раньше видал знаменитейших вас воевод, {260}
И в беседы вступал я; и мной не гнушались, похоже!
Нет, подобных мужей не видал, не один прошёл год, —
Пирифой и Дриас, воеводы мужей бесподобных,
Полифем богохульник, Кеней, и Эксадий, их род,
И рожденный Эгеем Тесей, сам бессмертным подобный! {265}
Вот герои могучие, слава сынов, мощный род!
И могучи они, и с могучими бились все злобно,
С гор детьми воевали, сражали злым боем народ.
В дружбе я с ними был, бросив Пилос младым не навечно.
Всюду звали меня; я ходил вместе с ними в поход, {270}
Там, по силам моим, подвизался; но им не перечил,
Состязаться не смел, да и кто из вас смог бы в бою?
Но они принимали совет мой, и слушали речи.
Постарайтесь послушать советов моих, что даю!
О, верховный владыка, ты, как ни могуч, не лишай же {275}
Прав героя, ведь деву ахейцы по праву дают!
Ты, Пелид, воздержись, гордый, с грязью царя не мешая, —
Честь подобную ныне ему все по праву трубят;
Базилевс-скиптроносец, и Зевс сам его возвышает!
Славен мужеством ты; родила мать-богиня тебя, {280}
Но сильнейший здесь он, всех народов один повелитель.
Царь Атрид, смири сердце, тебя умоляю, любя!
Ахиллеса гнев ты извини, он сильнейший воитель,
И ахейцам оплот в истребительной брани всегда!»
Отвечал так ему Агамемнон, мужей повелитель: {285}
«Справедливо ты всё и разумно вещаешь, когда
Человек этот, видишь, всех выше нас хочет почтенья,
И начальствовать всеми, господствовать в рати, о, да!
И указывать всем. Покоряться мне нет намеренья!
Он считает, что храбрость ему от богов дар небес, {290}
Позволяя в лицо прямо мне говорить оскорбленья!»
Покраснев, отвечает подобный богам Ахиллес:
«Робким, слабым меня вы по праву бы все называли, —
Как во всём, что ни скажешь, тебе угождал бы, балбес!
Требуй то же с других, неразумный властитель; едва ли {295}
Мне прикажешь, – я слушать тебя не намерен совсем!
Я и слово другое скажу, заруби на скрижалях, —
За пленённую деву оружье поднять? Нет проблем!
Не вступлю, ни с тобой, и ни с кем; отымайте, что дали!
Что до корыстей прочих, что в чёрном моем корабле, {300}
Против воли моей ничего не похитишь; иль стали
Ты приди и отведай, пускай и другие глядят,
Как кровь чёрная вкруг у копья вдруг бежать перестанет!»
Воеводы, жестоко друг-другу слова городя,
Встали с мест, и разрушили сход пред судами ахеян. {305}
К кораблям быстролётным своим царь Пелид отойдя,
С Менетидом, и верной дружиной своею, был гневен.
Царь Атрид быстрокрылый корабль на пучину спустил,
Выбрал двадцать гребцов; Хрисеиду, прекрасную деву,
Сам привёл на корабль, жертву пышную сам погрузил, {310}
Богу дар. Одиссей предводитель взошёл хитроумный;
Быстрым ветром гоним, он по влажным путям поспешил.
Той порою Атрид повелел очищаться разумно:
«Всех раздеть донага, и нечистое в море метать!
Аполлона молить, срочно жертву великую шумно, – {315}
Коз, тельцов, у прибрежья бесплодного моря сжигать!»
Дым и запах костров ввысь летел от горящего лесу.
Так трудились все в стане; но царь Агамемнон смирять
Злобы не собирался, угроз не забыв Ахиллесу,
Звал. Предстали немедля Талфибий и с ним Эврибат, {320}
Слуги, вестники; слал их приказом, подобным железу:
«Марш в шатёр к Ахиллесу Пелиду, и сразу назад;
Отобрав, предо мной Брисеиду немедля представьте.
Если ж он не отдаст, возвратитесь, – я сам буду рад
К непослушному с силой прийти; казнь его мне оставьте!» {325}
Так сказал, и послал, заповедав ужасный приказ.
Побрели неохотно по берегу моря, средь трав, те.
У шатров мирмидонов, судов быстрых, вовсе угас
Слуг порыв. Там находят его, пред шатрами сидящим
В думе. Видя пришедших, не пир Ахиллес им припас. {330}
Засмущались, и стали в почтительном страхе. Стоящим
Им, ни вести сказать, ни его вопросить не дерзнув;
Сердцем просто проник, и сказал базилевс настоящий:
«Мужи вестники, здравствуйте с Дием, я вас не виню.
Ближе станьте; причина не вы, но ваш царь Агамемнон! {335}
Вас послал за моей Брисеидой; я не возбраню;
Боговидный Патрокл, приведи и отдай деву-мену;
Пусть похитят; но пусть сами будут свидетели тут,
Пред семьёю богов и племён всех людей, непременно, —
Базилевс ваш коварный, – как только вам беды придут, {340}
И нужда вас застанет, спастись от позорнейшей смерти,
Погубивший свой ум, пусть свирепствует, – я не приду!
Настоящего с будущим он не увидит, поверьте,
При судах обеспечить спасеньем ахейскую рать!»
И Патрокл, покоряясь любезному другу до смерти, {345}
Брисеиду прекрасную вёл, чтобы слугам отдать.
И послы удаляются молча по стану ахеев,
С ними дева ушла. Ахиллес, прослезившись тогда,
Далеко от друзей, ото всех, лицо ветром овеяв,
Сел к пучине седой, и, взирая на волн черноту, {350}
Руки слёзно простёр, мольбу матери милой поведав:
«Мама! Краток ты век мне дала, а потом в темноту;
Не судил славы мне Олимпиец гремящий, ни чести:
Зевс одну присудил мне на грешной земле пустоту!
И Атрид Агамемнон могучий меня обесчестил, – {355}
Наших подвигов славу похитил, и властвует ей!»
Так в слезах он вопил, и услышала мать его вести, —
Бездны моря покинув, от старца морского, скорей,
Словно лёгкий туман, она в пене морской выходила,
Села к милому сыну, струящему слёзы очей, {360}
Приласкала рукой, обнимала, и так говорила:
«Что ты, сын мой, рыдаешь? Какая печаль настаёт,
Гложет сердце твоё? Не скрывай, не держи до могилы!»
Ахиллес быстроногий, сквозь стон тяжкий так речь ведёт:
«Мать, ты всё всегда знаешь, зачем объясненья пристали? {365}
Мы на Фивы священные, град Этионов в поход
Уходили, и град разгромили; что взяли, предстали
Пред всем станом, как должно; делил сход ахеян полон, —
И Атриду тогда Хрисеиду прекрасную дали.
Иерей дальновержца потом, Аполлона, Хрисон {370}
Фоакс, он приходил к кораблям быстролётным ахеян,
Дочку пленную чтоб искупить, выкуп был принесён.
Золотой скиптр, венец Аполлона держал, обнадеян;
Умолял убедительно весь стан ахеян большой,
И Атридов всех больше, строителей рати ахеян. {375}
Сразу дружно ахейцы вскричали, – вот так, хорошо!
Честь окажем, приняв иерея блистательный выкуп;
Но Атрид Агамемнон на это в сердцах не пошёл,
Иерея прогнал, словом льва уподобившись рыку.
Огорчился старик, отошёл; но ему Аполлон {380}
Внял, молящему сыну любезных богов; бросил пику, —
Истребленья послал на аргивян народ; быстро он
Гиб, толпа на толпе, и бессмертного стрелы летали.
Был широкий ахеян весь стан стрел дождём поражён.
Тут Калхас прорицатель раскрыл гнева бога скрижали. {385}
Первый я предложил умилить то, чем бог раздражён.
Гневом вспыхнул Атрид, встал, и с места, свирепый, ужалил, —
Начал словом грозить, а угрозы его, как закон!
Дочь Фоаксу отцу с Одиссеем ахеяне ныне
В корабле увезли, и дары примиренья Хрисон {390}
Примет пусть. Но ко мне приходили послы, чтобы силой
Брисеиду забрать, что отдали ахеяне мне!
Ведь могучая ты, заступись за храбрейшего сына!
На Олимп ты взойди, и моли бога Дия вдвойне!
Помнишь, Дию когда угождала и словом, и делом. {395}
От отца я слыхал, – ты услугой, великой вполне,
Похвалялась. От Зевса ты тучегонителя смело,
Из бессмертных одна лишь презренные козни богов
Отвратила, когда оковать Олимпийцы хотели, —
Гера, и Посейдон, и Паллада Афина. Без слов, {400}
Ты, богиня, представ, открывала тот заговор Дию,
На Олимп многоглавый призвав из сторуких богов,
Бриарей ему имя в богах, Эгеон в смертном мире.
Этот страшный титан, и отца своего посильней,
Близ Кронида он сел, и огромный, и славный задира. {405}
Все его ужаснулись, отпрянув от божьих дверей.
Ты напомни о том, и моли, обнимая колено,
Пусть желает в боях постоять за троянских людей,
Утесняя до самых судов, и до моря ахеян,
Смерть несёт, – пусть народы коварным царём насладит; {410}
Агамемнон Атрид пусть познает, как в силе рассеян,
И преступен, ахейцу храбрейшему так досадив!»
Сыну так отвечала Фетида, пролившая слёзы:
«Сын! Зачем я тебя воспитала, для бедствий родив!
Лучше б ты пред судами без слёз и печалей, угрозой {415}
Оставался. Ведь краток твой век, и предел недалёк!
Злополучен ты, сын, кратковечен, как цвет на морозе!
В злую пору в дому я тебя породила, сынок!
Вознесусь на Олимп многоснежный, метателю грозных,
Всё поведаю Дию; быть может, вернёт он должок. {420}
Ты теперь оставайся при быстрых судах крутоносых,
Гнев питай на ахеян, на битвы совсем не ходя.
Зевс увёл к отдалённым водам Океана все грозы
Сам, с семьёю бессмертных, на пир к Эфиопам уйдя;
Но, в двенадцатый день возвратится к Олимпу, я знаю; {425}
И тогда, к величайшему Диеву дому придя,
Там к ногам припаду, и царя умолить попытаюсь!»
Слово кончив, пустилась в дорогу, а сын промолчал,
О прекраснейшей деве в душе своей скорби питая.
Одиссей хитроумный безбрежную даль пробежал; {430}
К иерею Хрисону дошёл с большой жертвой священной.
С шумом лёгкий корабль бежит, видя отрадный причал.
Паруса опускают, слагают на судне степенно,
Притянув к гнезду мачту, канатами быстро спустив,
И корабль гонят к пристани, дружно взбив вёслами пену. {435}
Там бросают канаты, к причалу концы закрепив,
И с дружиною сходят на берег, прошедши пучины;
Скот на жертву ведут, Аполлону-стрельцу посвятив.
Им вослед Хрисеиду, пришедшую в землю отчизны,
К алтарю Одиссей хитроумный сам деву ведёт, {440}
Просит девы руки у отца, говоря, чин по чину:
«О, Хрисон! Агамемнон, властитель мужей, отдаёт
Вашу деву обратно, а Фебу царю жертвы жиру,
За данайцев принесть. Я ж прошу руку, сердце её;
И, по чину аргивян, обряд сделай в храме ты миру!» {445}
Так просил. Его благословил, и с весельем обнял
Дочь свою иерей. Всё готовили к славному пиру.
И алтарь величайший всех дружно на круг свой принял.
Вымыв руки водой, вверх и соль и ячмень все бросали.
И Хрисон, воздев руки, молился: «Ты слышишь меня! {450}
Я Хрисон вездесущий, что за серебро здесь предали,
И распяли, убили; разрушил я царство теней.
Ты был благ к моим людям, когда от грехов пострадали;
Ты прославил меня, поразивши ахеян, вдвойне!
Так и ныне услышь, и, моленье моё совершая, {455}
От народов данайских ты мор отврати на войне!»
Помолился святой. И внял Феб Аполлон, поспешая.
И, обряд совершив, жертвам соль и ячмень раздобыв;
Шеи подняли вверх, закололи, тела освежая,
Отсекли бёдра, салом обрезанным быстро покрыв {460}
Слоем вдвое, остатки сырые на них положили.
Старцы их на дровах все сжигали, вином окропив;
А юнцы возле них, пятизубцы в бока им вонзили,
Бёдра жарили дружно. И, печень сырую вкусив,
Остальное, дробя на куски, на рожны насадили; {465}
Осторожно всё жарят, и, всё на столах разместив,
Кончив дело такое совместно, и пир учреждая,
Все пируют, никто не нуждается. Лишь утолив
Голод пищей, а жажду питьём, наконец, утоляя,
Полнят юноши чаши с вином, по столам разнося, {470}
Одаряют всех кубками, справа до самого края.
Целый день, в хор собравшись, и пенье богам принося,
Стреловержцу запели ахейские отроки песни, —
Мир просили; и он в небесах веселился, простя.
Солнце трижды зашло; мрак всю землю, спустившись, завесил, {475}
Передал гребцов сну у причала прекрасных судов.
Лишь явилась Заря, жарким пламенем утра прелестна,
Подняла в путь обратный ахеян. Дул ветер с лесов,
Чтобы морем бежать, сребролукого дар Аполлона.
Мачту ставят, и, белые крылья раскрыв парусов, {480}
Свежий ветер подул кораблю, и, вздуваясь вдогонку,
У него вокруг киля вскипев, зашумел пурпур вод.
Быстро судно летело, вспахав пышно борозды-волны.
И, как скоро довёл в стан ахейских судов мореход, —
Извлекли на покатую сушу корабль быстробежный, {485}
На песок высоко, подкатив брёвна толстых колод.
Разошлись все кругом, по шатрам возвращаясь поспешно.
Он меж тем враждовал, оставаясь при чёрных судах,
Ахиллес быстроногий Пелид, сын богов безутешный.
Не был он у мужей славных, сильных, учёных, в делах; {490}
Не был в грозных боях; только сердцем печаль сокрушая,
Вечно праздный сидел, но душа в бой рвала удила!
С той поры, наконец, день двенадцать кругов пробегает,
И семья всех богов достигает Олимпа вершин;
Впереди идёт Зевс. И Фетида спешит, прибегая, {495}
Слово молвить о сыне; из пенного моря пучин,
Словно ранний туман на великое небо доплыла;
Одного лишь Кронида, сидящего там, поспешив,
На вершине Олимпа нашла, и глаза утолила.
И к нему восседает, колено обнявши одно, {500}
Подбородка касаясь рукой, мать, страдая, молила:
«Всё тебе, Дий Кронид, мой верховный владыка, дано!
Я тебе, Зевс-отец, из бессмертных, могла всё своею
Делать волей, исполни моленье моё лишь одно!
Кратковечен мой сын, и над ним Смерть жестокая веет, – {505}
Вождь мужей Агамемнон ему не смог славы простить, —
У него сам похитил награду, и властвует ею.
Олимпиец, премудрый мой Зевс, сыну дай отомстить!
Дай троянам победы, карая ахеян сурово, —
Пусть предстанут, возвысив по праву, все сына почтить!» {510}
Говорила. Но Зевс, туч гонитель, не молвив ни слова,
Неподвижно сидит, а Фетида, колено обняв,
Так и держит, припав, умоляет и снова, и снова:
«Непреложный обет дай, согласие мне, покивав,
Иль отвергни! Ты страха не знаешь; скажи, – можно чаять? {515}
Остаюсь всех презренней богинь, назиданье поняв».
Ей, вздохнув во всю грудь, туч гонитель Зевс так отвечает:
«Дело скорбное, ненависть ты возбуждаешь горой
Геры, очень надменной; злой речью меня оскорбляет
Непрестанно и так, пред семьёю бессмертных, порой, {520}
Спорит всё, и вопит: «Ты троян на войне защищаешь!»
Но теперь удались, пусть тебя не увидит со мной
Гера; прочее всё я приемлю, что ты поручаешь!
Будь покойна, увидишь, кивну тебе, взор поверни
От лица моего; из бессмертных богов получаешь {525}
Величайший залог, невозвратный обет сохранив,
Не свершиться не может, когда головою киваю!»
И в знамение чёрные брови вздымает Кронид.
Благовонные волосы вверх поднялись, навевая
От бессмертного ветер, потрясся Олимп многоглав… {530}
От могучего бога, где небо пучина скрывает,
Нимфа ринулась прочь, от Олимпа блистания слав.
Зевс вернулся в чертог; боги все, почитая заветы,
Отца встретили стоя. Не смел, кто бы ни был лукав,
Ждать грядущего сидя; навстречу поднялись с рассветом. {535}
На великий трон сел; но владычица Гера в груди
Всё узнала, увидя, как с ним полагает советы
Среброногая нимфа Фетида, с утра приходив.
Живо Дия Кронида достала язвительной речью:
«Из богов кто с тобой был, коварный, совет учредив? {540}
Знать, приятно тебе, как отстав от меня ты, конечно,
Держишь тайные думы! Ты сам по себе, уж прости,
Не решишься поведать мне слова из помыслов вечно!»
Отвечает отец и мужей, и богов, загрустив:
«Гера, ты не ласкайся мои все решенья исчислить; {545}
Будет тяжко тебе, хоть ты мне и супруга, прости!
И никто не познает, мои непостижны все мысли,
До тебя, – и земных, и небесных дай предостеречь, —
Из богов я один только волен советы промыслить!
Ты меня не проси, ни сама не выведывай впредь!» {550}
Ясноглазая Гера вскричала, проснулась обида:
«Невозможный Кронид! Что ведёшь здесь жестокую речь?
Ни тебя вопрошать, ни сама узнавать, хоть для вида
Не желала! Ты делай спокойно, что хочешь, точь-в-точь.
Об одном трепещу, – чтоб тебя не склонила Фетида, {555}
Старца дочь, среброногая нимфа морская, что в ночь
Рано села с тобою, колено твоё обнимая.
Дал ты знак ей, как я посмотрю, Ахиллесу помочь,
Честь отмстить, ты, ахеян толпу у судов истребляя?».
Ей опять, прогремев, вторит тучегонитель Кронид: {560}
«Все ты дивная видишь, ты, вечно меня соглядая!
Не успеешь понять ничего, не плети свою нить!
Сердце мне отвратишь, и тебе будет боль в том порука, —
Что я сделаю так, – без сомненья, а ты извини,
И безмолвно сиди, повинуйся словам не от скуки! {565}
Иль тебе не поможет никто на Олимпе, нигде,
Если, встав, наложу на тебя я всесильные руки!»
Так сказал. Ясноглазая Гера закрылась в беде,
И безмолвно сидела, боль в сердце своём обознача.
Ураниды по Диеву дому вздыхали везде. {570}
Олимпийский художник Гефест уговаривать начал
Белокурую мать, Геру милую, – так утешал:
«Горьки будут такие дела, нестерпимы подначки,
Если вы из-за смертных Враждой к себе стали дышать,
И в семье у богов воздвигаете смуту! Конечно, {575}
Что за радость от пира, коль зло торжествует? Душа,
Мать, тебя убеждаю, хоть ты и премудра, будь нежной!
Мы бессмертному Дию покорность с тобой сотворим.
Гневом пусть не гремит, и позволит кутить безмятежно.
В силе ведь Олимпиец, гремя на нас громом своим, {580}
Всех с престолов низвергнуть, – могуществом всех он сильней же!
Постарайся могучего тронуть лишь словом своим,
Нас тогда Олимпиец помилует. Матушка, пей же!».
В золочёный блистательный кубок плеснул из ковша,
И дал матери, снова так ей говорит: «Не жалей же, {585}
Претерпи мать, снеси, погоди, пусть оттает душа!
Сыну ты дорога, – так не дай увидать гнева бога
На себе. Здесь бессилен я буду, ему помешав,
Дать защиту тебе, – Олимпийца удержит немного!
Он меня, когда рвался я помощь подать, ухватил, {590}
Кинул, за ногу взяв, и низвергнул на землю с порога.
Весь день падал стремглав. Закат солнца лучи все спалил.
На божественный Лемнос упал, еле-еле дыша я.
Там синтийские мужи меня дружелюбно спасли».
Белокурая Гера с улыбкой тогда, мать родная, {595}
Встав, от сына блистательный кубок возносит она.
Он, другим небожителям, справа всегда начиная,
Льёт нектара усладу, черпнувши из чаши сполна.
Смех разлили блаженные дети небес благосклонно,
Видя, как здесь Гефест сам с ковшом подливает вина… {600}
Так весь день, пока Солнце шло по небосклону,
Пировали, сердца услаждая. Пир вёл разговор,
В звуках лиры прекрасной, бряцавшей в руках Аполлона,
В пенье Муз, что слагали под бряцанье сладостный хор.
Но когда Солнца свет утонул, закатившись в пещеру, {605}
Боги спать уклонились, скрываясь в тенистый мрак гор.
Небожителю каждому дом на холмах, по размеру,
Хромоногий художник Гефест с давних пор сотворил.
Зевс ко сну отошел, Олимпийский блистатель, где в меру
Он всегда почивал, когда Сон его сладкий морил. {610}
Там, зайдя, он почил, вместе с ним белокурая Гера.