1. Устные традиции и устные выдумки
Обсуждая проблему памяти с разными людьми в последние пару лет, я обнаружил, что это слово используют в разных смыслах. Некоторым странно слышать, что мы можем иметь «память» об Иисусе, Аврааме Линкольне или Христофоре Колумбе. Ведь никто из нас не встречался с этими людьми! Откуда же взяться памяти? Вопрос немаловажный. Ему стоит уделить внимание, изучая, как Иисуса «помнили» в годы и десятилетия между его смертью и первыми евангелиями.
Чтобы разобраться в данном вопросе, коротко остановимся на терминологии. Она касается памяти личной, индивидуальной, которая есть у всех нас (и была у всех думающих людей, включая первых учеников Иисуса), и памяти коллективной, свойственной социальным группам, к которым мы (и другие люди) принадлежим.
Психологи давно выяснили, что мы, индивиды, обладаем разными видами личных воспоминаний. Одно дело помнить, как ездить на велосипеде; другое – помнить, как называется столица Франции; и третье – помнить, чтó мы вчера ели на обед.
Помнить, как совершать телесные действия – глубоко дышать, плавать, выполнять бэкхенд, – память «процедуральная». Она очень важна. Но поскольку она не имеет отношения к теме данной книги, мы не будем ее касаться. Однако есть два других вида памяти, которые имеют к ней самое прямое отношение и которые нельзя путать.
В 1972 году экспериментальный психолог Энгел Тулвинг опубликовал новаторскую статью, где провел грань между «эпизодной» и «семантической» памятью.1 Именно эпизодную память имеет в виду большинство из нас, когда касаются «воспоминаний» о прошлом. Она включает события, которые происходили с нами лично: что мы делали на первом свидании, как недавно поссорились с кем-то из близких или куда ездили в отпуск прошлым летом. Тут неизбежны ошибки, и обычно у нас нет способа проверить точность воспоминаний. Возможно, мы четко и ясно помним, где услышали о терактах 11 сентября 2001 года (с разрушением башен Всемирного торгового центра в Нью-Йорке), но, как показали психологи, очевидные воспоминания о подобных вещах во многих случаях ошибочны.2
Психологи проводили тонкие различия между разными видами эпизодной памяти, но в целом – это память об эпизодах из нашей жизни. А есть еще память семантическая. Она включает фактическую информацию о мире, причем не только факты из нашего личного опыта. Все мы знаем, что Нил – крупнейшая река Египта (даже если не плавали там на лодке) или что Дьюк выиграл чемпионат NCAA по баскетболу в 2015 году (даже если не видели игру). Большая часть наших знаний о мире включает информацию, не затрагивающую нас лично: от математических уравнений (каков квадратный корень из 81?) до геологии (что такое тектоническая плита?) и истории (кем был Карл Великий?). Сюда относится большая часть знаний, усвоенных нами в школе и за ее пределами.
Эпизодная и семантическая память тесно переплетены между собой. Квадратный корень от 81 нам известен и стал частью нашей семантической памяти потому, что в прошлом мы узнали о нем от преподавателя или из учебника. Мы зубрили его и писали контрольную работу. Стало быть, здесь задействованы эпизоды из нашей жизни. Но скорее всего у нас нет эпизодной памяти о том, когда и как это случилось. Есть лишь семантическая память о факте. Вмести с тем мы не можем воспринимать окружающий мир и хранить воспоминания об этом восприятии без семантического знания, которое мы помним: что такое число? Что такое учитель? Что такое контрольная работа? Так оба вида памяти тесно переплетаются друг с другом, но и ясно различаются.
Одна из удивительных особенностей эпизодных и семантических воспоминаний состоит в том, что иногда они очень точны, а иногда – нет. Множество вещей мы помним неплохо, но к сожалению, память сплошь и рядом содержит аберрации. «Ложная» или «искаженная» память – в том смысле, какому я следую в данной книге – это память, которая включает ошибки.3 Время от времени (и с годами все чаще!) мы с сожалением обнаруживаем, что память подвела или обманула. Допустим, нам кажется, что столица Испании – Барселона. Это – ложное воспоминание. (Некоторые люди предпочтут слово «ошибка». Так и есть, но перед нами и случай неправильного воспоминания.) И если вы «помните», что ваш медовый месяц был в Сан-Франциско, хотя на самом деле он был в Филадельфии, это также ложное воспоминание.
Помимо индивидуальных воспоминаний существуют совместные воспоминания о прошлом. Они присущи социальным группам. У социологов даже есть термин «коллективная память». Он описывает то, как различные социальные группы конструируют, осмысливают и «вспоминают» прошлое. Мы уже видели этот феномен на примере «памяти» об Аврааме Линкольне. Конечно, если называть «памятью» только эпизодные воспоминания, то никто из нас Линкольна не помнит: мы с ним не встречались. Но память есть нечто большее. Можно сказать и так: то, что мы знаем (или думаем, что знаем) о Линкольне, есть обычная семантическая память. И это верно. Однако, по мнению социологов, память о Линкольне – не просто личная память о прошлом. Она еще и социальный конструкт. Иными словами, ее сформировали различные социальные группы. Общества, в которых мы живем, – а все мы живем в широком спектре обществ и социальных групп – определяют, как мы помним прошлое. Значит, перед нами воспоминания не только о минувшем, но и об обстоятельствах и людях, которые донесли до нас эти воспоминания.
Вот почему, скажем, протестантские фундаменталисты и католические ортодоксы по-разному помнят Реформацию. И почему разные социальные группы в Америке по-разному помнят Малькольма Икса или жизнь при Рональде Рейгане. И почему «холодную войну» по-разному помнят в Грузии и Джорджии.[1]
В общем, есть разные виды памяти. И люди помнят вещи по-разному. Иногда их воспоминания – о личном прошлом, фактической информации, коллективном прошлом – неточны. Снова оговоримся: обычно они вполне надежны. В противном случае мы не могли бы функционировать как индивиды и как общество. Но бывают случаи, когда память обманывает. И стоит разобраться, почему мы помним некоторые вещи плохо и неправильно; и помогут ли нам такие шаткие/ошибочные воспоминания понять контекст, в котором действует наша память, и причины, по которым мы что-то запоминаем.
Память об Иисусе
Как насчет Иисуса? Как его помнили?
Пожалуй, нет ни одной исторической личности, которую в наши дни разные люди (и разные группы людей) помнили бы настолько по-разному.
В 2013 году книжный рынок пополнился новой яркой книгой. Эта книга, посвященная Иисусу, даже возглавила список бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Написал ее не специалист по Новому Завету, а социолог религии Реза Аслан, профессор писательского мастерства в Калифорнийском университете в Риверсайде. В этом любопытном труде под названием «Зелот» Иисус выведен не как добрый и миролюбиво-кроткий пастырь с церковных витражей, а как еврейский учитель, который горячо ревновал о своем народе и желал, чтобы Израиль вновь обрел землю, полагающуюся ему по праву.4 Между тем Земля Обетованная находилась в руках презренных римлян. Иисус считал, что нужно взять в руки оружие и изгнать римских оккупантов. И не просто считал: в этом была его главная весть. А впоследствии ученики представили его учение иначе: якобы он учил «любить врага» и «подставлять другую щеку». Но настоящий Иисус был зелотом и сторонником революции.
Аслан не первый, кто «помнит» Иисуса подобным образом. Как мы увидим в следующей главе, такие теории высказывались еще в 1770-х годах (хотя Аслан не упоминает о своих предшественниках). Впрочем, из всех работ об Иисусе, написанных в данном русле, книга Аслана самая популярная. Конечно, он задел религиозные чувства многих читателей. Другие сочли его гипотезу убедительной. Таким они Иисуса и запомнят.
Всего за пару месяцев до того как опус Аслана попал в список бестселлеров, вышла в свет другая книга об Иисусе. Написал ее звезда Fox News Билл О’Рейли (совместно с Мартином Дюгардом). О’Рейли еще меньше специалист по Новому Завету, чем Аслан. Но его взгляд на основателя христианства получил даже большую – поистине дикую – популярность. В 2013 году эта книга стала главным бестселлером в жанре нон-фикшн и разошлась тиражом в миллионы экземпляров. Иисус в ней отчасти похож на Иисуса у Аслана: это человек, которого возмущала римская оккупация Земли Обетованной римлянами.5 Ведь чужеземцы не вправе властвовать над Израилем. По мнению О’Рейли, Иисуса особенно огорчало, что народ Израиля вынужден платить налоги римлянам. Иисус считал безобразием политический диктат со стороны далекой державы и чрезмерные фискальные требования. Иисус желал снижения налогов и контроля со стороны власти.6
Неудивительно, что сей образ Иисуса пришелся многим по душе! Ведь память об Иисусе имеет не только историческую значимость. Здесь все актуально. Прошлое не только приходит к нам в воспоминаниях: наши воспоминания о прошлом всегда определяются взглядами на настоящее.
Есть и противоположная точка зрения на Иисуса. Некоторые видные библеисты – будучи представителями либеральной политической традиции – видят в Иисусе сторонника либеральных политических ценностей. И это неудивительно. Некоторые из лучших современных специалистов по Иисусу росли в 1960-е годы. Вот их Иисус и созвучен веяниям, которые были популярны тогда (да и сейчас находят отзвуки в среде либеральных ученых). Некоторые исследователи полагают, что Иисус призывал отказываться от материальных благ и заботиться о благах духовных, отказаться от личного имущества. Ученики не должны были иметь личной собственности, всем делиться и жить просто. При такой трактовке Иисус получается противником обогащения и едва ли не протомарксистом: уж как минимум – резким оппонентом капиталистической системы, погони за наживой и собственностью.7
Другие говорят о важной роли женщин в жизни Иисуса: и не только значимых евангельских персонажей (Марии, матери Иисуса, или Марии Магдалины), но и других, зачастую не названных по имени. Эти женщины появляются на сцене в знаковые моменты. Иисус спокойно общается с ними, открывает им себя, прикасается к ним на людях, без гендерной дискриминации допускает их в число своих учеников. Они были верны ему до конца: даже когда ученики-мужчины предали и покинули его, отреклись от него. Эти женщины подлинно поняли его, – ведь Иисус выступал за освобождение их от тяжких уз патриархального общества. При такой реконструкции Иисуса «помнят» как протофеминиста и предтечу современных взглядов на эмансипацию женщин.8
Пожалуй, большинство исследователей «помнят» Иисуса как апокалиптического пророка: Иисус предсказывал близкий конец света и скорое вмешательство Бога в человеческую историю, которое должно положить конец разгулу сил зла на земле, бездне боли, несчастья и страдания. Иисус полагал, что сей решающий момент наступит вот-вот, еще при жизни его поколения. Бог пошлет на землю космического судью, который уничтожит все и вся, что противится ему и его замыслам, а также установит на земле царство: царство без войн и ненависти, природных катастроф и насилия, греха и смерти. Этой точки зрения я и сам придерживался со времен работы над докторской диссертацией в начале 1980-х годов. Но случайное ли это совпадение, что данная гипотеза обрела особую популярность среди ученых в ядерную эпоху, когда над миром нависла опасность уничтожения?9
Все эти гипотезы – и другие, здесь не рассмотренные, – имеют те или иные преимущества. В пользу каждой можно привести научные, исторические доводы. Однако сейчас для нас важно другое: все они – разные «воспоминания» компетентных современных авторов об Иисусе.10 У каждого из них есть свои сторонники, которые помнят Иисуса по-разному, а подчас и кардинально разным образом.
Я уже не говорю о том, как в нашем обществе Иисуса помнят неспециалисты, подчас специалистов не читавшие. Многие из них считают, что основная цель Иисуса была – дать ключ к жизни вечной. Другие помнят Иисуса как целителя душ, который мог (и может) утешить в невзгодах, властен исцелять немощных, согбенных и увечных. Кому-то Иисус запомнился как человек, стремящийся привести учеников к успеху и гарантировать большие суммы денег тем, кто последует его евангелию благополучия. Есть и такое воспоминание: своим этическим учением и личным примером Иисус показывал, что нужно жертвовать собой и своим личным комфортом во имя помощи нуждающимся.
Я не хочу сказать, что эти разные воспоминания о личности, словах и делах Иисуса обязательно исключают друг друга. Нередко люди придерживаются сразу нескольких из них. Но почему воспоминаний об Иисусе так много? Могут ли они все сразу быть верны? Или есть масса искаженных воспоминаний, превратно толкующих личность и учение Иисуса? Может, есть и выдумки? Думаю, можно смело утверждать: да, выдумок хватает. Все эти конструкты не могут быть истинными одновременно. Не мог Иисус учить, что цель жизни – обогащение (путем богодухновенных инструкций) и что надо отказываться от мирских богатств, раздавая их ближним.
Здесь мы подходим к главному тезису и главы, и книги: инвенция воспоминаний об Иисусе – не только современный феномен. Она имела место всегда. С самого раннего периода. Даже если взять самые древние воспоминания о словах и делах Иисуса, они будут очень разными. А также воспоминания о событиях его жизни. И о событиях в жизни людей, знавших его.
Прежде чем говорить об инвенциях в воспоминаниях об Иисусе, коснемся воспоминаний о людях, связанных с ним. Как видно из дошедших до нас преданий, первые христиане вспоминали Иисусово окружение – членов его семьи, знакомых и врагов – весьма любопытным образом. Рассмотрев широкий спектр таких историй, мы лучше поймем христианскую память и ее (многочисленные) искажения. Это позволит нам осмыслить раннехристианские воспоминания о самом Иисусе: какими они были у его последующих адептов?
Воспоминания о спутниках Иисуса
В раннем христианстве было немало воспоминаний о людях, связанных с Иисусом. Многие из них были «искаженными», то есть укорененными не в истории, а в человеческом бурном воображении.
Взять хотя бы Петра, правую руку Иисуса. Он неоднократно упоминается в Новом Завете. Но сейчас, чтобы проиллюстрировать мой тезис о раннехристианских воспоминаниях, мы рассмотрим внебиблейские рассказы о нем. Некоторые из наиболее популярных легенд о Петре содержатся в тексте под названием «Деяния Петра» (II век). Здесь Петр выведен как великий чудотворец, способный исцелять больных, изгонять бесов и воскрешать мертвых. Точны ли эти воспоминания?
Есть такая сцена. После того как Петр исцеляет у себя дома множество больных, у него спрашивают, почему он не вылечит собственную дочь, юную и прекрасную девицу, которая парализована и лежит в углу. В доказательство, что он может исцелить ребенка, он обращается к ней и велит ей во имя Иисуса выздороветь. Ее паралич проходит; она встает и подходит к нему.
Затем он приказывает дочери вернуться в угол и снова стать инвалидом. Она подчиняется. Толпа крайне огорчена. Петр объясняет: ему известно от Господа, что если бы девица была здорова, она бы многих сбила с пути (видимо, провоцируя похоть). Да и параличной она стала не случайно, а когда поддалась обольщению человека постарше. Но он не успел воспользоваться ею: Бог парализовал ее. А теперь Господу угодно, чтобы она осталась инвалидом (хотя Петр в силах вернуть ей здоровье). Автор рассказа не проговаривает этого напрямую, но похоже, что он считает: паралич – во благо девице.11
Но не всегда целительная сила Петра создает душераздирающие ситуации. Скажем, он проповедует толпе силу Иисуса, и его просят о чуде, чтобы уверовать. А он как раз стоит рядом с водоемом, и тут еще рыбная лавка, в окне которой висит копченый тунец. Петр спрашивает толпу: «Если вы увидите, как рыба снова плывет, вы уверуете в того, кого я проповедую?» (Деяния Петра, 13). Толпа отвечает: да, если он сотворит такое чудо. Петр берет рыбу, кидает ее в воду и приказывает ей во имя Иисуса Христа ожить и плыть. Та исполняет повеление, и толпа обращается.
Бóльшая часть Деяний Петра посвящена схватке между Петром и лжеучителем по имени Симон Волхв. (Этого персонажа мы встречаем в НЗ в Деян 8:14–24.) Симон Волхв и сам великий чудотворец. Чудесами он сбивает людей с пути. Деяния Петра описывают его поединки с Петром, из которых последний все время выходит победителем. От финального противостояния просто дух захватывает.
Симон объявил жителям Рима, что он – от Бога, и на следующий день докажет это при всех, взойдя на небо. Собирается толпа зевак. После небольшой речи о собственном величии Симон и впрямь отрывается от земли и летит над храмами и холмами Рима. Однако Петр, подлинный человек Божий, не обманут шарлатаном. Он взывает к Богу, чтобы тот лишил Симона способности летать. Последний падает на землю и ломает ногу в трех местах. Толпа бросается на него и забивает камнями на смерть. Все понимают, что именно Петр – вестник истинного Бога.
Сейчас на земном шаре нет ни одного человека, который бы в это верил. Но многие древние христиане считали иначе. Они помнили Петра как великого чудотворца, который знамениями доказал, что послан небесным Иисусом, Владыкой всего. Но эта «память», мягко говоря, обманчива. Возможно, некоторые из легенд автор выдумал лично, а не получил из широко известного предания. Стало быть, «памятью» это можно назвать весьма условно – перед нами вымысел. Однако чрезвычайно важен следующий факт: судя по всему, многие читатели и слушатели верили рассказу. А коль скоро они верили ему, их собственные воспоминания о Петре формировались на его основе. Но это – память искаженная, следствие творческой выдумки.
А теперь перейдем от одного из героев евангельских историй к одному из антигероев: Иуде Искариоту. Христиане почти всегда помнили его как нечестивого ученика, который предал учителя на смерть и был наказан свыше. Новый Завет содержит два разных рассказа о смерти Иуды.
• Согласно Мф (27:3–10), Иуда повесился.
• Согласно Деян (1:18–19), Иуда упал и лопнул, и его внутренности вывалились наружу.
Согласовать эти истории очень сложно, а может, и невозможно. (Прочтите их самостоятельно и спросите себя: кто купил Поле крови, где умер Иуда? И почему оно названо Полем крови?) Любопытно, что у более поздних христиан были другие воспоминания об обстоятельствах смерти Иуды.
Одна из моих любимых легенд содержится в рукописи неканонического евангелия, известного как Евангелие от Никодима: рассказа о суде над Иисусом, его смерти и воскресении, якобы написанного Никодимом. (Сей таинственный персонаж упомянут в Новом Завете лишь в Евангелии от Иоанна: см. Ин 3.) Согласно данной рукописи, Иуда не смог простить себе предательство и наложил на себя руки. А дело было так. Вернувшись домой, он застает жену на кухне: она жарит цыпленка на вертеле. Он рассказывает ей, что соделал великий грех и хочет со всем покончить: ведь скоро Иисус воскреснет, и тогда Иуде не поздоровится. Жена настроена скептически: вероятность того, что Иисус воскреснет, не больше, чем того, что оживет поджаренный цыпленок. Не успевает она вымолвить эти слова, как цыпленок встает с вертела и начинает пищать. Иуда вскрикивает и уходит вешаться.
Совершенно другую историю приводит раннехристианский автор по имени Папий. (Мы еще поговорим о нем в главе 3.) В начале II века он написал пятитомное «Толкование слов Господа». Как ни печально, христианские переписчики не удосужились сохранить эту книгу для потомства. Она не дошла до нас. Однако некоторые отрывки из нее известны по цитатам у других авторов. В частности, она включала рассказ о смерти Иуды (видимо, легендарную разработку той версии, которую мы знаем по новозаветным Деяниям).
Согласно Папию, Бог наказал Иуду за предательство. Его тело раздулось. Из-за неимоверной толщины он не мог пройти там, где проходила повозка. Раздулась и голова. Его лицо настолько распухло, что врач не мог осмотреть его глаза с помощью медицинского зеркала. В итоге он умер на своем участке. Участок же остался зловонным, и даже во времена Папия можно было пройти мимо, лишь зажав нос руками.
Насколько эти воспоминания точны? Возможно, Иуда и впрямь был негодяем и получил по заслугам (как искренне верили раннехристианские рассказчики). Однако конкретная информация, скорее всего, ошибочна.
Взглянем на это с другой стороны. Каким бы плохим ни был Иуда Искариот, римский наместник Понтий Пилат был хуже. Иуда предал Иисуса, но именно Пилат приказал высечь и распять Иисуса. Однако Иуда в последующей христианской памяти все больше демонизировался, а Пилат стал выглядеть на удивление прилично. О какой хорошей памяти тут можно говорить?
Есть целый ряд неканонических текстов, которые условно обозначаются как «Евангелия от Пилата». Сюда входят вышеупомянутое Евангелие от Никодима (иногда его называют «Деяния Пилата», поскольку в его первой части Пилат играет важную роль) и апокрифы вроде Послания Пилата Ироду, Донесения Пилата и Предания Пилата. Любопытно, что с ходом времени с Пилата все больше снималась ответственность за казнь Иисуса.
В христианской традиции очень рано – уже к середине II века – возникла идея, что Пилат послал письмо римскому императору Тиберию с целью объяснить, какую великую ошибку допустил, позволив распять сына Божьего. Это предание приводит уже Тертуллиан в своей «Апологии» (21–24). Впоследствии один христианский автор сочинил текст данного письма («Донесение Пилата», IV или V век). Будто бы Пилат рассказывал, что в казни Иисуса нет его вины: его заставило так поступить «великое множество евреев», хотя и не могло «обвинить его в каком-то определенном преступлении».12 Между тем, сообщает Пилат, Иисус совершил огромное число чудес: исцелял слепых, очищал прокаженных и воскрешал мертвых; более того, он показал, что могущественнее, чем боги римлян. Однако евреи угрожали восстанием, и Пилату пришлось распять Сына Божьего. Но Иисус воздал евреям: все синагоги неверующих в него евреев в Иерусалиме были разрушены, а сами евреи сброшены в пламенеющие места внутри земли.
Что и говорить, текст любопытный. Евреи запомнились автору как люди очень неприятные, а Пилат – как персонаж гораздо более достойный. Но насколько все это достоверно?
Впоследствии другой христианский автор взялся рассказать, как Тиберий отреагировал на доклад Пилата. Возмущенный, что Пилат согласился распять Сына Божьего, Тиберий послал солдат, которые привезли его на суд в Рим. Судебное разбирательство император начал со слов:
Как смеешь ты так поступать, нечестивейший из людей, когда видел великие знамения, содеянные этим человеком? Осмелившись на такой злодейский поступок, ты разрушил весь мир.
Пилат отвечает, что всему виной евреи. Он не виноват: его заставили. Но Тиберий и слушать не желает – ведь Иисус доказал своими знаниями, что он «Христос, царь иудейский». Как только Тиберий произносит имя Иисуса, все статуи языческих богов в зале суда падают и крошатся в пыль.
Император приказывает казнить Пилата. Между тем очевидно, что сам Пилат горько сожалеет о содеянном, хотя и до самого конца настаивает: его вынудили жестоковыйные евреи. Более того, он уверовал во Христа. Прежде чем палач занес свой меч, Пилат молится Иисусу о прощении. И голос с небес возвещает ему:
Все народы и племена земли благословят тебя, ибо при твоем правлении сбылось все, сказанное обо мне пророками.
Более того, Пилат явится вместе с Иисусом, когда тот во славе придет судить колена Израилевы. И когда палач отсекает голову Пилату, нисходит ангел Господень и забирает ее на небеса.
Вот чудеса памяти! Пилат превратился в верующего христианина, удостоившегося особого благословения Христа. Но разве он не был жестоким и безжалостным римским чиновником, равнодушным и к чувствам еврейского народа, и к Иисусу, которого он велел унижать, бить и казнить лютой смертью?
Да, весьма возможно, реальная историческая картина именно такова. Однако память ранних христиан говорила иное. О Пилате они вспоминали в свете своего времени. И Пилат получился невиновным в смерти Иисуса. Почему? Да потому, что виновными были нечестивые евреи. На воспоминания наложил отпечаток мир рассказчиков и их слушателей. А этот мир был полон глубокой, острой и растущей ненависти между христианами и евреями. Память была слишком сильно окрашена событиями в настоящем. (Боюсь, нам всем это свойственно в большей или меньшей степени.)
Не случалось ли, что ранних христиан подводила, а то и вовсе обманывала, память об Иисусе? Да, случалось.
Воспоминания о рождении и детстве Иисуса
Пожалуй, самым популярным неканоническим евангелием на протяжении веков был текст, о котором большинство наших современников и не подозревают. Ученые назвали его Протоевангелие Иакова, ибо оно описывает события перед рождением Иисуса, в основном касающиеся Девы Марии. Книга повествует о ее чудесном рождении от женщины по имени Анна, которая долго была бесплодной, и о ее воспитании – преимущественно в еврейском Храме, где она находилась на попечении священников и ежедневно получала пищу от ангела с неба. Сообщается, что она была помолвлена с богатым плотником по имени Иосиф, человеком на много лет старше себя. Якобы один из его детей от первого брака, Иаков, и написал этот рассказ. Хотя на самом деле к моменту написания книги (II век?) Иаков давно упокоился в своей могиле.
В Средневековье этот текст оказывал колоссальное влияние на христианское искусство, литературу и предания. Вы замечали, что на средневековых картинах Иосиф – всегда пожилой, а Мария – юная? Это взято из Протоевангелия Иакова. А может, вы слышали католическую идею, что «братьями» Иисуса Новый Завет называет не родных братьев, а двоюродных, или сыновей Иосифа от первого брака? Последняя точка зрения – также из Протоевангелия Иакова. Или помните легенду о том, что когда Иосиф и беременная Мария отправились в Вифлеем, Мария ехала на осле? Опять-таки это Протоевангелие Иакова. В ряде отношений оно веками влияло на то, как христиане помнили обстоятельства рождения Иисуса, причем даже сильнее чем Новый Завет.
Большая часть этих историй и впрямь интересна. Современного читателя, пожалуй, увлечет легенда о Рождестве. Когда Иосиф и Мария приближаются к Вифлеему, у Марии начинаются схватки. Иосиф срочно ищет тихое место для родов и находит пещеру. Оставив там Марию, он отправляется за повитухой. И тут происходит чудо. Он идет, а вокруг все застывает, словно в стоп-кадре. Птицы замирают в полете; работники в поле, вкушающие свою снедь, также застывают, кто с рукой около сосуда, кто с рукой по пути ко рту; пастух простер руку с посохом, чтобы гнать овец, да так и не опустил ее. А затем мир возобновляет свой ход, приостановившись на миг, чтобы почтить Сына Божьего, который должен вот-вот стать человеком.13
Иосиф находит еврейскую повитуху и ведет ее в пещеру. Однако пещеру накрыло сияющее облако. Когда оно исчезает, становится виден ослепительный свет, сияющий изнутри. Затем он меркнет. Взору Иосифа и повитухи является младенец. Он выходит и берет грудь своей матери. Повитуха поражена чудом и идет сообщить другой повитухе по имени Саломея, что дева родила сына. Однако Саломея сомневается и отвечает, что не поверит, пока не протянет пальца и не проверит девства Марии. Ничего себе! Они приходят в пещеру и первая повитуха говорит Марии: «Мужайся!» Саломея делает осмотр и обретает веру. Мария не только девственно зачала, но и девственно родила: плева осталась неповрежденной. Но поскольку Саломея усомнилась в силе Божьей, ее рука горит, словно в огне. Она молит Всевышнего о милости и получает веление взять младенца на руки, чтобы исцелиться. Она делает, что сказано, и славит Бога… Таким образом, мы имеем весьма своеобразный, но незабываемый – и не забывшийся – рассказ о чудесах при воплощении Христа, Сына Божьего.
…Как вы можете представить, на протяжении веков христиане потчевали друг друга историями о чудесах в детстве Иисуса. Некоторые из наиболее любопытных легенд собраны в так называемом Евангелии от Псевдо-Матфея, написанном на заре Средневековья. Подобно своему предшественнику и источнику, Протоевангелию Иакова, оно пользовалось колоссальной популярностью. Один из его наиболее знаменитых сюжетов связан с бегством святого семейства в Египет от гнева царя Ирода. Новый Завет сообщает о нем лишь вкратце (Мф 2:13–15). Более поздний текст, якобы также написанный Матфеем, дополнен некоторыми подробностями.
В этой версии рассказа Иисусу нет еще и двух лет. И в путь он отправляется не только с родителями: при них есть и слуги, и необычные животные. В какой-то момент они останавливаются для отдыха, и из пещеры выходит множество драконов, к ужасу и страху родителей Иисуса. Но Иисусу они нипочем. Он становится перед ними, и они поклоняются ему (во исполнение слов Писания: «Хвалите Господа вы, сущие на земле, драконы»).14 Иисус просит родителей не бояться и не смотреть на него только как на младенца. Он говорит: «Я всегда был совершенным мужем, и сейчас таков; и надлежит мне укротить всякого дикого зверя». Вскоре семью сопровождает целая ватага зверей: львы и леопарды, волы и ослы, а также вьючные животные.
Через три дня пути Мария утомилась от избытка солнца. Путники делают привал, и она усаживается в тени пальмы. Поднимает глаза вверх – и видит, что дерево усеяно сочными плодами. Но до них, увы, не дотянуться. Иосиф изумлен, что она думает о еде, тогда как есть переплет похуже: нет воды, и где ее взять, неизвестно. И тут младенец Иисус, спокойно сидевший на руках матери, решает обе проблемы. Пальме он говорит: «Склонись, о дерево, и напитай мою мать своим плодом». Пальма выполняет повеление. Все едят ее плоды и насыщаются. Тогда Иисус приказывает пальме открыть источник, сокрытый у корней. И между корнями пробивается источник, полный свежей, прозрачной, холодной и сладкой воды.
На другой день Иисус, желая вознаградить пальму за послушание, сообщает ей, что одна из ее ветвей будет унесена и посажена в раю. Появляется ангел Господень, отрезает ветвь и улетает с ней на небеса. Иисус говорит, что отныне пальма, которая утоляла голод его семьи, будет насыщать святых в раю. Таким образом, согласно этим «воспоминаниям», Иисус еще в младенчестве был великим чудотворцем и Сыном Божьим.
Ранние годы Иисуса описывает и Евангелие детства (Сказание Фомы о детстве Христа). В древности оно было не так популярно, как Протоевангелие Иакова, но сейчас им зачитываются многие, особенно любители апокрифов о жизни Иисуса. Оно описывает события, которые будто бы произошли с Иисусом, когда ему было между пятью и двенадцатью годами. Автор исходил из вопроса, который и сейчас появляется у некоторых людей, даже не слышавших о раннехристианских апокрифах: если Иисус совершал удивительные чудеса во время своей проповеди, что он делал раньше? В частности, каким он был в детстве?
Рассказ призван удовлетворить это любопытство. Мнения современных ученых расходятся относительно целей автора: может, он хотел показать, что Иисус обладал сверхъестественными способностями, но озорство мешало ему их контролировать. А может, имелось в виду, что чудеса детства были прообразом чудес во время проповеди. Или то и другое сразу. Как бы то ни было, нельзя не признать, что сюжет весьма увлекателен.
Вначале Иисусу пять лет. Он играет у ручья и решает собрать немножко мутной воды в одну лужицу. Сделав это, он повелевает ей стать чистой, что и происходит немедленно по его слову. Потом он лепит из глины двенадцать воробьев. Какой-то еврейский прохожий видит эту сцену и возмущается: ведь стоит суббота, и Иисус нарушил Закон Моисея, который запрещает работать в этот день. Он спешит пожаловаться Иосифу. Иосиф приходит к ручью и видит Иисуса с глиняными воробьями. Он тоже недоволен и высказывает претензии. Иисус смотрит на отца, потом на воробьев, затем хлопает в ладоши и кричит воробьям: «Летите!» Воробьи оживают и улетают щебеча.
Отличный рассказ! Иисус не только показан Владыкой субботы и Владыкой жизни: он еще и уничтожил все следы своего проступка. Воробьи? Какие воробьи?
Но следующий рассказ показывает, почему не все читатели в восторге от мальчика Иисуса. Какой-то ребенок, сын еврейского книжника, играет с Иисусом у ручья. Он берет ветку ивы и разбрызгивает воду, которую собрал и очистил Иисус. Иисус возмущен. Он поворачивается к мальчику и сообщает ему, что и тот высохнет, как дерево, и не будет у него ни корней, ни плодов. Тут мальчик и засыхает. Приходят родители и уносят его, оплакивая его юность.
С каждым новым эпизодом репутация Иисуса не улучшается. В следующей сцене он идет по деревне, и его случайно задевает бегущий мимо мальчик. В раздражении Иисус заявляет: «Дальше ты не пойдешь». Мальчик падает мертвый.
Иосиф решает дать Иисусу образование. Может, оно пойдет на пользу? И трижды пытается найти ребенку учителя. Но каждый раз ничего не выходит. Первого учителя Иисус унижает длинной и туманной лекцией о смысле первой буквы греческого алфавита, лекцией, которую никто не может понять. Какая уж тут учеба! Но следующему педагогу не везет сильнее. Увидев, что Иисус отказался читать вместе с ним алфавит, он дает ребенку подзатыльник. Большая ошибка! Иисус немедленно проклинает его, и он падает без чувств. И далее в том же духе.
Но затем Иисус начинает использовать свои способности во благо. Он играет с детьми на крыше. Один из них, мальчик по имени Зенон, случайно оступившись, падает и разбивается. Другие дети в страхе убегают. Иисус подходит к краю и смотрит вниз. В этот момент появляются родители Зенона и застают сына мертвым. Взглянув наверх, они видят Иисуса и делают вывод, что он снова взялся за свои штучки. Они даже обвиняют его в убийстве их сына. Однако на сей раз Иисус не при чем! Он спрыгивает с крыши, приземляется у тела и повелевает Зенону воскреснуть и ответить, он ли убил его. Зенон оживает и объявляет: «Нет, Господи, ты не сбрасывал меня, но воскресил меня!»
Иисус и дальше использует свои способности во благо: воскрешает убитых им и исцеляет пострадавших от него. Более того, его чудесные навыки оказываются как нельзя кстати дома и в плотницкой. Книга заканчивается тем, что он, двенадцатилетний, сбивает с толку еврейских учителей Закона в иерусалимском Храме. Эта история взята из новозаветного Евангелия от Луки.
В наши дни Иисуса таким не помнят. Да и вообще ничего не помнят о его жизни до крещения. Однако в прошлом дело обстояло иначе. Хотя эти повествования легендарны и отраженная в них «память» ошибочна: Иисус не губил товарищей по играм и не оглушал учителей. Но уж так выглядела память о его детстве…
Память о жизни и смерти Иисуса
Как вы понимаете, из вышесказанного логично предположить, что апокрифы, питавшие христианское воображение и христианскую «память» об Иисусе, сочинялись не только о его рождении и детстве. Есть масса легенд, которые повествуют о его жизни и учении, смерти и воскресении.
Меня часто спрашивают, почему Иисус ничего не писал.15 Хотя в некоторых преданиях он пишет. Вспомним знаменитую историю о женщине, взятой в прелюбодеянии. Она содержится в поздних рукописях Евангелия от Иоанна (Ин 8) и знакома читателям Библии, ибо ее поныне приводит большая часть английских переводов (чаще в квадратных скобках, как отсутствующую в оригинале).[2] (К тому же ее не обошел вниманием ни один голливудский режиссер, снявший фильм об Иисусе.)16 Согласно данному преданию, Иисус что-то пишет на земле, а потом говорит еврейским вождям, которые хотят казнить женщину: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень». И снова пишет. Что именно? К сожалению, неизвестно, хотя в домыслах недостатка не было. Может, он написал библейский стих о неправом суде? Или список грехов, совершенных обвинителями женщины? Или предостережение от Бога своим оппонентам? Возможностей масса.
Куда меньше известен современным читателям сюжет легенды под названием «Переписка Авгаря и Христа». Похоже, этот текст получил распространение в Сирии в начале III века. Будто бы Иисус обменялся письмами с Авгарем, царем города Эдессы. Сначала Авгарь посылает Иисусу письмо: мол, он слышал о великих чудесах – слепые видят, хромые ходят, прокаженные очищаются, мертвые воскресают – и просит Иисуса прийти и исцелить его. Тем более, придя в Сирию, Иисус спасется от евреев, пытающихся причинить ему вред.
На просьбу Иисус отвечает письмом. В этом письме он хвалит Авгаря за то, что он не видел, но уверовал (ср. Ин 20:29). К сожалению, однако, Иисус не может прийти в Эдессу: ему надо завершить свою миссию. Затем он взойдет на небеса. Но Иисус дает понять, что после своего вознесения пошлет одного из своих учеников исцелить Авгаря.
Согласно более поздней легенде, после воскресения Иисуса, его брат Иуда Фома послал к Авгарю христианского миссионера по имени Аддай (в некоторых вариантах – Фаддей). Аддай исцелил царя и обратил в христианскую веру город Эдессу. Эта легенда, как и переписка с Авгарем, распространялась в течение длительного времени. Там, где они были известны, они считались надежным воспоминанием об Иисусе и его письме.
Современным любителям раннехристианских апокрифов чуть более знакомы неканонические евангелия, излагающие учения Иисуса. Эти тексты также читались в ряде церквей империи. Особой известностью пользуется коптское Евангелие от Фомы (не путать с Евангелием детства, о котором мы говорили ранее!) В главе 7 мы подробнее поговорим о Евангелии от Фомы и о том, как его автор и читатели помнили Иисуса. А пока лишь отметим, что эти воспоминания об учениях Иисуса подчас существенно отличаются от того, как помнили Иисуса другие христиане древности (не говоря уже о большинстве христиан наших дней).
Евангелие от Фомы было найдено в 1945 году вместе с рядом других раннехристианских книг в кожаных переплетах возле египетского города Наг-Хаммади.17 Большинство текстов данной библиотеки отражает взгляды раннехристианских гностиков. Современные ученые называют этих христиан «гностиками», поскольку они подчеркивали роль «знания» (по-гречески, «гносиса») для спасения. Для них важнее всего было тайное учение Иисуса, а не его смерть и воскресение: учение о том, как возникли небесный и материальный миры. Они верили: если обрести это тайное знание, то можно освободиться от уз мира сего и получить спасение в высшем мире.
На самом деле, гностицизм – это целый комплекс религий и сект с разными мифологиями, разными священными текстами, разными обрядами и разными формами организации. К счастью, у нас нет необходимости углубляться во все это.18 В последние лет двадцать ученые много спорили о том, можно ли считать Евангелие от Фомы гностическим (подобно другим книгам из библиотеки Наг-Хаммади). Большинство современных специалистов полагают, что нельзя. Но опять-таки вопрос не закрыт, и лучше вынести его за скобки. Пока ограничимся более общей мыслью: этот автор (как и его аудитория?) помнил учение Иисуса совершенно иначе, чем другие христиане.
Евангелие от Фомы состоит только из речений Иисуса (числом 114). Некоторые (и даже многие) из них покажутся знакомыми всякому, кто читал евангелия от Матфея, Марка и Луки. Как и в этих евангелиях, Иисус учит следующему:[3]
Сучок в глазе брата твоего ты видишь, бревна же в твоем глазе ты не видишь. Когда ты вынешь бревно из твоего глаза, тогда ты увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.
Если слепой ведет слепого, оба падают в яму.
Блаженны бедные, ибо ваше – Царство Небесное.
Но здесь он также говорит вещи, которые покажутся большинству читателей весьма неожиданными (мягко говоря). Взять хотя бы такие отрывки.
Ученики его сказали: «В какой день ты явишься нам и в какой день мы увидим тебя?» Иисус сказал: «Когда вы обнажитесь, не стыдясь, и возьмете ваши одежды, положите их у ваших ног, подобно малым детям, растопчете их, тогда вы увидите Сына Того, кто жив, и вы не будете бояться».
Иисус сказал: «Если вам говорят: «Откуда вы произошли?» – скажите им: «Мы пришли от света, от места, где свет произошел от самого себя, установил себя и открылся в их образе». Если вам говорят: «Кто вы?» – скажите: «Мы его дети, и мы избранные Отца живого». Если вас спрашивают: «Каков знак вашего Отца, который в вас?» – скажите им: «Это движение и покой».
Когда вы видите ваше подобие, вы радуетесь. Но когда вы видите ваши образы, которые произошли до вас, – они не умирают и не являются – сколь великое вы перенесете!
Блажен тот лев, которого съест человек, и лев станет человеком. И проклят тот человек, которого съест лев, и лев станет человеком.
Самое загадочное, самое знаменитое и, пожалуй, самое оскорбительное для современного слуха высказывание оставлено на конец:
Симон Петр сказал им: «Пусть Мария уйдет от нас, ибо женщины недостойны жизни». Иисус сказал: «Смотрите, я направлю ее, дабы сделать ее мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобным вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в Царство Небесное».
К счастью (во всяком случае, для меня), здесь нет необходимости подробно разбирать эти высказывания. Как я уже сказал, об образе Иисуса в Евангелии от Фомы мы еще поговорим в главе 7. А сейчас подчеркнем лишь, что данные высказывания, как бы их ни интерпретировать, сильно отличаются от тех, что мы находим на устах Иисуса в канонических евангелиях. Люди, которые помнили Иисуса, сказавшего эти слова, помнили его иначе, чем Матфей, Марк, Лука и Иоанн.
Помимо воспоминаний о письмах и учениях Иисуса существовали многочисленные и многообразные воспоминания о его смерти и воскресении. Самое любопытное из них мы находим во фрагментарном тексте, который получил известность как Евангелие от Петра. Оно дошло до нас в книге, найденной на кладбище в Верхнем Египте в 1886 году, в могиле одного монаха. По сути, книга представляет собой маленькую антологию, ибо включает четыре разных текста. Первый из них, страниц на десять, – это Евангелие, якобы написанное Петром, ближайшим учеником Иисуса. По-видимому, данная (и единственная в нашем распоряжении) копия текста была создана в конце VI века, и переписчик воспроизвел лишь фрагмент более крупного произведения. Тем самым, остальная часть потерялась. Сохранившийся кусок повествует о суде над Иисусом, его смерти и воскресении. Ученые единодушно и обоснованно считают, что Евангелие от Петра было написано в начале II века. Вопрос, использовал ли его автор тексты канонических евангелий, оживленно дебатируется.
Не дебатируется своеобразное воспоминание о страданиях Иисуса. Рассказчик всячески пытается возложить ответственность за казнь на евреев: еврейских вождей и еврейский народ. Как и в более поздних евангелиях от Пилата, основная вина лежит не на римском наместнике, а на строптивых евреях, которые своим неверием и своей дерзостью навлекли на себя кару Божью. Еще удивительнее отклонения от канонических рассказов о смерти и воскресении. К примеру, один из распятых разбойников бранит не Иисуса, а римских солдат, убивающих невинного человека. В ответ солдаты решают не перебивать ему голеней, чтобы он умер в мучениях. Имеется в виду, что распятый умирает от медленной асфиксии: он дышит лишь до тех пор, пока может привставать, чтобы снять давление на легкие. Когда голени перебиты, это невозможно. Не перебивая голени преступнику, солдаты продлевают его мучения.
Еще один пример – сам Иисус на кресте. Сказано, что он «молчал, словно не ощущал боли». Это вызвало массу вопросов у ученых. Что означает «словно»? Иисус стоически терпел страшную боль, являя пример последующим христианским мученикам? Или действительно не ощущал боли? Судя по всему, некоторые христиане древности склонялись к последней версии: плоть и кровь Иисуса были не вполне человеческими, ибо он был божеством, который лишь казался человеком. Это был фантом: нематериальное тело без нервных окончаний… Если так, перед нами образ Иисуса, приемлемый для некоторых направлений гностицизма и раннего христианства, подчеркивавших полную божественность Иисуса без учета его человеческой природы.
Но самое удивительное отличие от канонических евангелий содержится в конце текста: описано воскресение Иисуса. В Новом Завете такого описания нет. Во всех четырех канонических евангелиях Иисуса распинают, убивают, хоронят, а на третий день, после субботы, одна или несколько его учениц приходят к гробнице, чтобы совершить должные погребальные обряды, но находят гробницу пустой, а Господа воскресшим. Само событие воскресения – выхода Иисуса из гробницы как Владыки жизни – в Новом Завете не описывается. Оно произошло за некоторое время до прихода женщин.
В Евангелии от Петра дело обстоит иначе. Сначала, как и у Матфея, Пилат посылает римских солдат охранять гробницу, чтобы ученики не выкрали тело. Исполняя свой долг, они видят чудо: небеса раскрылись, и с них сходят два ангела; камень отваливается от входа в гробницу, и ангелы входят в нее. Затем выходят трое. Двое из них (видимо, ангелы) такие высокие, что головой достают до неба. Но с ними фигура более высокая: выше неба! Более того, за ними из гробницы выходит крест. Голос с небес спрашивает: «Возвестил ли ты спящим?» Крест отвечает: «Да».
Рассказ поистине удивителен. Хотел ли автор, чтобы читатели поняли его буквально? На сей счет можно лишь строить догадки. К сожалению, большее нам недоступно. Но независимо от того, насколько рассказ призван описать реальное историческое событие, он полон символики. Ангелы имеют гигантский рост, ибо по статусу выше человека (а раз по статусу, значит, и в действительности!) Соответственно, Иисус, Сын Божий, еще выше ангелов. Глас небесный обращается к кресту с целью выяснить, возвещено ли распятие усопшим обитателям Шеола/Аида. (Или с целью сообщить людям о проповеди мертвым.) Крест отвечает: да, благая весть о спасении достигла подземного мира.
Такое воспоминание было весьма приемлемо для ранних христиан. Иисус уже не распятый преступник, униженный и замученный врагами, более сильными, чем он сам. Напротив, он великий Спаситель, который одолел все богопротивные силы: мощь Рима, мощь дьявола, мощь греха и смерти. Его победа запечатлена на страницах текста, возвещающего о Воскресении, и в сердцах читателей и слушателей. Христос есть Владыка не только живых, но мертвых. Серьезное притязание!
Подлинные воспоминания об Иисусе
В наши дни никто не возьмется всерьез утверждать, что эти воспоминания об Иисусе и его учениках исторически достоверны. Описанные события не происходили. Но важно ли это?
Есть люди, которые волнует лишь одно: насколько текст достоверен. Но зачем мыслить столь узко? Зачем себя ограничивать? Неужели из всех книг нас интересуют только исторические труды и исторически достоверные биографии? Неужели наши интересы сводятся к реальным событиям прошлого? А как же романы? А рассказы? А стихи? Неужели великие писатели, способные создать сложный сюжет с многоплановыми (хотя и вымышленными) персонажами ничего нам не говорят? Разве «истинно» только то, что было на самом деле?
Как мы отметим в главе 8, истину доносят до нас разные формы искусства. Когда мы благоговейно стоим перед картиной Джотто, Караваджо или Рембрандта, мы не начинаем (или не должны начинать) с вопроса, насколько это исторически достоверно. Или с вопроса, так ли выглядели Богородица, апостол Петр и Иисус. Эстетика не сводима к исторической точности и не зависит от нее. Это абсолютно разные понятия. Зачем нам думать об одной лишь достоверности, если только мы не занимаемся исторической реконструкцией?
В вопросе, как Иисуса изображали, воображали, осмысливали, понимали и вспоминали в первые века христианства, начиная с Нового Завета, нет оснований ограничивать свои интересы историей. Вопрос достоверности может нас волновать. И некоторых людей он особенно волнует. Но ему не обязательно быть единственным. Выше мы говорили о том, какой была христианская память об Иисусе после его смерти. Не будем забывать: чтобы память была важной, ценной и (хотя бы субъективно) истинной, ей нет нужды быть точной. «Искаженные» (то есть неточные в строго историческом смысле) воспоминания не менее реальны для тех, кто ими обладает и делится, чем воспоминания «истинные» (то есть исторически точные).
Более того, стоит задаться вопросом: доступны ли нам «истинные» (в строгом смысле слова) воспоминания об Иисусе? Есть ли у нас способ быть уверенным? Конечно, историки пытаются понять, к примеру, что происходило в ходе земного служения Иисуса с его учениками. Они могут с большей или меньшей уверенностью предположить, какие предания достоверны, а какие – нет. Но история – всегда вопрос большей или меньшей вероятности. Когда мы имеем дело с личностью вроде Иисуса, эти вероятности устанавливаются путем критического анализа воспоминаний, зафиксированных поздними авторами. Так ли все происходило? Или воспоминания выдуманы, сознательно или бессознательно, поздними рассказчиками? Можно посмотреть на них и под другим углом: исследовать их безотносительно вопроса достоверности.
В этой книге меня интересуют обе задачи. Меня интересует, какие воспоминания об Иисусе есть основания считать достоверными. Укрощал ли он драконов? Убивал ли товарищей по играм, когда они действовали ему на нервы? Благословлял ли львов, которые едят людей, чтобы стать людьми? Казнили ли его евреи? Исцелял ли он больных, изгонял ли бесов, воскрешал ли мертвых? Отдал ли приказ о его казни римский наместник Понтий Пилат? Или некоторые из этих рассказов отражают воспоминания шаткие, неточные, а то и ошибочные? Чтобы ответить на данные вопросы, необходимо больше узнать, как люди помнят – на уровне индивидуальном (см. главы 3, 4, 5) и коллективном (см. главы 6 и 7).
Более того, что можно сказать о самих воспоминаниях? И что они говорят нам о людях, которые обладали и делились ими? Как эти люди понимали Иисуса? Какую роль он играл в их жизни и их спасении? Что представляли собой их общины? Как эти воспоминания создавались, оформлялись и передавались авторами, представителями своих самобытных течений раннего христианства? Этими вопросами о христианской коллективной памяти мы также займемся (в главе 6).
Но сначала поговорим об изысканиях, посвященных раннехристианской памяти об Иисусе. Эти разработки большей частью вели историки новозаветного периода, которых обычно не волновало то, что узнали об индивидуальных воспоминаниях когнитивные психологи, и о коллективных воспоминаниях – антропологи и социологи. Зачастую историки и не в курсе подобных исследований. Но если мы хотим взглянуть на древнюю память об Иисусе в свете знаний о памяти, – индивидуальной и коллективной – важно вникнуть в исследования, посвященные тому, как христиане помнили Иисуса в годы, десятилетия и века после его смерти. Этому посвящена следующая глава.