Уроки русского
Каждым утром, выходя из дому, неспешно проходил мимо, слегка кося глазами в сторону её окон. В надежде, что удастся различить в сумраке комнаты – силуэт, светлый промельк лица. Затенённости и таинственности добавляла сирень, густо разросшаяся в полисаде.
Однажды, совсем неожиданно для обеих, увидел как она, проснувшись, стоя в ночной сорочке, расчёсывала волосы в слабом свете зари.
Наклон головы, обнажённый локоть, волна волос и стремительные движения гребня.
Он замер.
Почувствовав посторонний взгляд, резко повернулась, повела плечом и погрозила пальчиком.
Смутился, но её улыбка, глаза, светились радостью – улыбнулся в ответ и склонил голову.
– Мария Воронова!
Из четвероклассников, стоящих напротив выпускников, выпорхнула миниатюрная светлоголовая девочка. Распахнув глаза, остановилась.
И тогда он услышал свою фамилию.
Одноклассники дружно загудели.
Вахрушева сразу заключила, откинув пышную косу и внимательно оглядывая.
– Самый высокий и самая малявка.
– Давай, наш джентльмен.
Гончарова подтолкнула в локоть. Пахнула сладкой цветочной смесью.
Вобрав в себя улыбки друзей, шагнул.
Подхватив Марию, легко посадил на плечо, держа её за лодыжки, левой рукой она обняла его голову. Почувствовал хрупкость пальцев и тепло ладошки.
В правой руке девочки невесть откуда – он слишком был занят новым знакомством – появился бронзового цвета колокольчик.
Они двинулись по кругу актового зала, затем в коридор, вниз по лестнице, повернули налево и прошли вдоль выпускных классов с трелями последнего звонка.
Серебристо – весомый звук бил в окна, рассыпался по подоконникам, сливаясь с солнечными горячими всплесками.
После церемонии, идя рядом спросил.
– Волновалась?
Взглянув снизу, поправила чёлку.
– Нет. Нисколечко. А вы такой сильный.
– Потому что ты легкая.
И, улыбнувшись, помчалась в свой класс.
По спине смешно и задорно прыгали косички с крупными белыми бантами.
Затем в его жизнь неожиданно, впрочем, как и для любого, вошла война.
Кровавая, пыльная, раскаленная война.
Афганистан.
Ему повезло. Не попал в списки убитых, пропавших без вести. Не покалеченный, не получивший пулю от снайпера, а ещё ужасней – шальную. Не взорвавшийся на мине.
Не погибший от ран или кровопотери от них. Не замерзший в горах.
Он вернулся домой через пять лет.
И увидел, как она выросла. Мария.
Оказалось, что живет рядом, в двух шагах.
Из-за разницы лет он не замечал.
Так случается. Возраст играет нами независимо от разума.
Утро, майское, тёплое, пронизанное нежным цветением яблонь, голубиным клёкотом.
Проходя мимо школы, услышав говор и смех, обернулся.
Она бежала, шла, летела, цокая каблучками, щёки пылали весенним пожаром.
На плечах струился шёлковый шарф, белое платье, белые туфли.
Мираж. Неземное. Только взгляд её глаз. Такой же, запоминающийся.
Растерявшись, поразившись её взрослости, отыскивая в памяти тот день, когда впервые увидел, осознал, что ни разу, ни на секунду не задумывался, не вспоминал эту девочку из прошлой жизни. Ни лица, ни имени, ничего.
Да и было ли это?…
Она же, налетев, словно ласковый ветер.
– А я знала, что вы вернетесь! Правда, правда! Что с вами ничего не случится. Что я снова увижу вас!
Встретились глазами. Поправляя ниспадающие волосы, улыбалась.
– А я уже школу заканчиваю! Мама платье на выпускной бал шьет, красивое, красивое! Хотите посмотреть?
Он хотел выдумать причину, чтобы отказаться. Но она не позволила.
– Согласны?
Взяв его за руку, потянула за собой.
– Идёмте – же!
И он подчинился.
Её ладонь утопала в его крепкой руке.
Невероятная девичья свежесть исходила от плеч, волос, словно от реки, накрытой летним слепым дождём, когда косые штрихи, пробитые солнцем, беззвучно разбиваются на воде звонким бисером.
Говорила без умолку.
Рассказывала о своей учёбе, подругах, маме и бабушке, о прочитанных книгах. О том, как дождливым осенним вечером встретила его мать.
– Где он?
И узнав, испугавшись полудетским страхом, прошептала.
– Дайте, пожалуйста, адрес.
– Я писала вам! Все эти годы!
– Мария! Тот адрес, на который вы писали, сменился. Мне пришлось воевать в разных местах. Ничего не поделать, война.
– А какая она, война?
Он остановился. Дрогнуло холодом под ложечкой, там, где душа.
Она выжидательно зябла от любопытства.
– Хотите, Машенька, я вам стих прочитаю?
Ослепительно улыбнулась.
– Да!
Я только раз видала рукопашный,
Раз – наяву. И сотни раз – во сне…
Кто говорит, что на войне не страшно
Тот ничего не знает о войне.
– Это написано Юлией Друниной.
Женщина и война – особая тема, Машенька.
– Очень страшно?
– Очень! До ледяного холода.
Когда начинаешь слышать полёт пули, мины, автоматически просчитывать время до взрыва, равнодушно собирать убитых друзей, знай, ты уже в списках прошедших войну.
Без права прощения.
Провела ладонью по его щеке.
– Я так рада вашему возвращению!
– Тебя не беспокоит разница в возрасте?
– Совершенно! Мне скучно с ровесниками. Вот мы и пришли!
Отворив калитку, повела за собой, в дом.
Дрогнувшим голосом.
– Никого. Проходите, я быстро.
Проводила в свою комнату.
Аккуратно застеленная кровать, стол с кружевной скатертью, комод, над ним округлое зеркало, книжный шкаф.
Оглядывая корешки книг, разглядел фотографии стоящие на полочке снизу.
Узнал свой класс, их снимал фотограф, пришедший по приглашению учеников.
После сдачи экзаменов.
Девчонки в первом ряду, мальчишки на ступеньке выше – школьного крыльца.
Рядом фото старшеклассников. Найдя Марию, понял, что это недавнее.
Совершенно незнакомые лица.
Промелькнула мысль.
«Тогда они стояли перед нами, в день нашего последнего звонка».
– Вот и я!
Обернулся. Охватывая взглядом.
Босая, в струистом долгом сиреневом платье, распущенные волосы, сияющая глазами.
– Ты очень красива, Машенька!
Вырвалось у него.
– Вам нравится?
– Очень. Жаль, что у меня нет с собой фотоаппарата.
– У меня есть! Снимете? Сейчас.
Всплеснув руками, бросилась в соседнюю комнату.
Тут же вернулась.
– Давайте вместе, этой камерой можно!
Поставила стул, присела.
– Вот так! А вы – рядом! Возле меня!
Он сфокусировал, установил выдержку, нажал кнопку, встал за её плечом, коснулся спины. Вздрогнула, подняла глаза.
Вспышка. Щелчок.
Радостно захлопала в ладоши.
– Наша первая фотография! Правда?
Резко развернувшись, вспыхнув, прикрывая глаза.
– Поцелуйте меня!
Наклонился.
Во дворе раздались женские голоса, шаги.
– Мама с бабушкой.
Испуганный взгляд, учащённое дыхание, шепчущие губы.
– Ничего не бойся.
Подойдя к окну, растворил его – коснувшись подоконника мягко выпрыгнул.
Она рассмеялась. Протянула ладонь.
Стоя меж кустами сирени, поцеловал пальцы.
– Я буду ждать.
Шепнула на прощанье.
Дома состоялся не простой разговор.
– Оставь её сынок!
– Ты о чём, мама?
– Я видела вас сегодня вместе. За ней одноклассник присматривает. И он, и друзья его – бандиты.
– Какие это бандиты, мама, шпана. Бандитов я насмотрелся. Настоящих, головорезов.
Наливая чай, долго смотрела ему в глаза. На лбу проявилась морщинка.
– Местные не лучше и не хуже, сын. А тебе университет надо закончить. Закружишься с девчонкой, затуманит она тебя.
– Прости, я буду поступать, как считаю нужным.
– Как знаешь.
После утренней пробежки, стоя во дворе, обливаясь холодной водой из ведра, услышал.
– Доброе утро!
– Машенька! Куда в такую рань?
– Сегодня экзамен по русскому!
Обернувшись полотенцем, подошел к калитке.
В школьной форме, с белоснежным фартуком, такими же бантами, словно праздничный майский утренник.
– Я подожду тебя в сквере, за школой, хочу поздравить первым. Хорошо?
– Ой, правда?
– Удачи тебе. Ни пуха, ни пера!
– К черту!
И она ясно улыбнулась.
– Поди сюда!
И легко поцеловал возле губ.
– Какой вы!
– Какой?
Залившись румянцем и счастливым смехом, побежала вдоль улицы, оглядываясь, ловя его взгляд.
В сквере нахлынуло.
С Гончаровой у них начинался роман.
Незадолго до этого, он прочел о Пушкине, все, что отыскал в библиотеках, был захвачен поэтом напрочь, переплавлял в себе его жизнь, судьбу, бесконечные поездки, ссылки…
Гончарова Наталья.
Стройна, белокура, с красивым профилем, пушистыми ресницами.
Вдохновлённый сходством – с женой поэта.
Имя и фамилия.
Самая яркая в классе.
В шестом и седьмом они сидели за одной партой.
Потом равнодушно общались на переменах, она слыла отличницей, но иногда просила списать домашнее задание по русскому языку. Он протягивал тетрадь.
Благодарила.
Локоны, слабая близорукость глаз – она щурилась.
Обворожительно улыбалась.
Они мало встречались вне школы, лишь в мае что-то сдвинулось, потеплело, окутало и её и его.
Экзамены перечеркнули тот короткий период. Он много занимался. А по окончанию школы уехал к морю.
Необходимо было отдохнуть, набраться сил и солнца, запоем читал. В душе смятенно рождалось незнакомое ощущение времени, сочинительства.
Неустанно купался, нырял, любовался подводным миром. Спешил надышаться бризом и солью.
Предвидя свой осенний призыв.
Увлекся Буниным, впитывая чистоту языка.
Ночью, просыпаясь внезапно, при ударах шторма, выходил к берегу.
Ревело, грохотало. В темном небе летали жёлтые всполохи. Стонали чайки.
Ялтинский маяк терялся в сумраке. И лишь афалины чувствовали себя привольно на гребне высокой волны.
Безумный запах йода, невыразимой тоски летал над побережьем.
И навсегда запомнил девичий силуэт. Сломленный ветром. На блестящем от влаги парапете. Одинокий. В легком плаще. С опущенным зонтом. Трогательный и зыбкий.
Из-за моря, его вечного шума, шороха волн, соленых брызг и раскаленного песка – вырос до облаков раскрытый том с чистыми шелестящими страницами, и жгучая потребность заполнить их с начала до конца быстролетящим почерком.
– Вот этот?
Хрустя песком, рассыпанным по дорожке, приближались четверо молодых людей.
Остановились в трёх шагах.
Заговорил черноволосый крепыш, пригладив висок.
– Ты, новый, оставь Машку!
– Машку не знаю. Не по адресу. Если ты о Марии, продолжай. А потом – я ничьих распоряжений не выполняю.
Он, не поднимаясь с лавки, рассматривал.
Черноволосый юлил глазами. Остальные ждали команды.
– Вот ты!
Указал на лидера.
– Отойдём, поговорим. По-мужски.
Ему то было известно – такие сильны стаей.
Крепыш растерялся. Оглянувшись на соратников, поддержки не нашел.
Линялая футболка, потертые джинсы.
На лице отразилась растерянность.
– Что же ты струсил?
– Кто? Я? Пошли!
Он точно знал, что сказать ему.
Опыт войны, сумасшествие внезапной смерти учит один раз.
Иного жизнь не предоставляет.
Повернули за декоративные кусты, постриженные в линейку.
Взяв крепко за локоть и развернув к себе.
– Информированы вы в ноль. Я вырос здесь, а вы недавние.
Слушай и запоминай! Марию тронете – убью. Тебя обнаружат первым. С поломанным верхним позвонком. Мучиться будешь недолго. А затем и дружков твоих. Я этому на войне обучался.
Провёл болевой прием.
– Ну, так что? Начнём?
Увидел жуткий страх в лице.
Обыскал.
Кастет. Нож.
Сложил в свой карман.
– Вам бы от скуки лягушек разводить!
Оттолкнул его, не испытывая жалости.
– Обходите меня по другой стороне улице.
Вышел на аллею и пошел прямо к школе, мимо ожидавшей троицы – расступились – насвистывая услышанную когда – то мелодию.
С крыльца спускалась Мария.
– Ну, как?
Он улыбнулся.
Она вскинула руки, показывая раскрытые ладони.
– Молодчина! Поздравляю!
Заглядывая ему в глаза спросила.
– Что-то случилось?
– Небольшой конфликт. Уладили.
И взяв её руку.
– Я никому тебя не отдам, слышишь.
– Да, я знаю. Идем.
Остановившись у реки, швырнул далеко в воду нож с кастетом.
Не успев разглядеть их, спросила.
– Что это было.
– Ненужные вещи для жизни.
И долго, томительно целовались. В тишине, наполненной полетами стрекоз.
– А я нынче в институт поступать буду.
Поправляя волосы, и горячо дыша.
– Я с тобой поеду.
Обняв, вдыхал запах её волос.
На второй год, умирая при тяжелейших родах, она, на мгновения теряя сознание и возвращаясь в свет невыносимо-ярких ламп, звала его по имени.
Но врач, не сумевший спасти ребенка, прилагал все усилия для сохранения жизни молодой женщины.
Узнав слишком поздно, миновав бесконечный коридор и войдя в страшную, полуосвещенную комнату, где медсестра предупредительно откинула простынь, он увидел бледное, обескровленное лицо с потемневшими нижними веками.
С невыразимой болью на застывших губах…