© Маргарита Макарова, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Долгие годы лежали в книжном шкафу папки. Огромные папки с бумагами. С тех пор, как я помню свою мать, – она уже там ничего не писала. Не записывала. Не вела. Своими впечатлениями и мыслями она делилась с нами – с дочками. Дневник был заброшен, забыт. Когда она была жива – у меня не было потребности его читать. Я просто спрашивала у нее. Когда она умерла, я несколько раз пыталась, но почерк этот так просто не разобрать. И я, снова погружаясь в свои дела и суету, оставляла это на потом. Вот только небольшая часть ее дневников, что смогла разобрать.
Тут все не по датам. Я расположила отрывки так, как смогла разобрать. Кусками.
О матери. Родилась в 1919 году. Под Москвой. В деревне Манихино Истринского района. Мать ее была неграмотной батрачкой. Умерла в 40 лет, в начале войны. Отец – был профессиональным портным. В семье было 8 человек детей. Мать моя была старшей. На фото она в матроске. Сразу после школы она поступила в институт цветных металлов и золота. Закончить его не успела. Война застала ее на практике. В 1941 году семья оказалась в оккупации. 11 дней стояли немцы под Москвой. В дом попала бомба. Он был уничтожен. Когда началось наше наступление, они всей гурьбой пешком ушли в Москву. Осели в Тушино. В бараке. Мать поступила на военный завод, сестры в госпиталь. После войны мать закончила институт- защитила диплом, и родила двоих детей от разных отцов.
Письмо 1956года.
Письмо твоё полно тревоги.
Я стараюсь представить себе существо так взволновавшее тебя «неприятностью».
Чем могу я тебя утешить, чем помочь? Я очень часто думаю, что люди призывающие других на подвиги самоотречения, сами живут культом самосохранения, культом сплошной корысти.
Это стало трагедией партии. Всё очень естественно. Положение партии, как господствующей в государстве сделало её уродом от насыщения честолюбцами, шкурниками, карьеристами, а партийная дисциплина, требующая от её членов солдатского повиновения, привела её, или в конце концов приведёт, к морально-идеологическому кризису, вследствие того, что коммунисты, как солдаты, утрачивают способность к инициативе мысли.
Не потому ли французские коммунисты заговорили о необходимости демократизации партии.
Об этом очень больно думать, и тем больнее говорить, но это настолько очевидный факт, что не замечать его невозможно.
Я иногда думаю, что рутинёрство – это национальная трагедия. В ответ на эти мысли мне вспоминается Бунин:
«Ты подумай только: пашут целую тысячу лет, да что я – больше! – а пахать путем – то есть ни единая душа не умеет! Единственное свое дело не умеют делать! Не знают, когда в поле надо выезжать! Когда надо сеять, когда косить! „Как люди, так и мы“, – только и всего. Заметь! – строго крикнул он, сдвигая брови, как когда-то кричал на него Кузьма. – „Как люди, так и мы!“ Хлеба ни единая баба не умеет спечь, – верхняя корка вся к черту отваливается, а под коркой – кислая вода!»
Венгерские события многих заставили думать.
Вот факты:
Директор почти каждый день бывает в цехе. Заливщики и стреженщики требуют улучшить условия труда (вентиляцию). Сказали был шумным. требуют пересмотреть продолжительность рабочего дня, продолжительность отпуска и продолжительность стажа для пенсии. Директор вступил в ходатайство перед ЦК Профсоюзов.
Чтобы получить премию за октябрь старший мастер ходил с делегацией к Пугину. Премию получили.
Но это – рутинерство в законодательстве! (т.н. бюрократизм).
А экономика, а производство? Здесь рутина может лишь проявиться как обнищание народа, экономическая и технологическая отсталость государства.
Меньше всего я думаю, что это трагедия системы. Система- единственно возможная, даже со всем её несовершенством. А несовершенство ее до сих пор! – опять-таки, результат рутины, результат национальной трагедии, которая, по моему мнению, не только исторический факт, но и национально-психологический.
Прости, что я наполняю свои письма подобными трактатами. Мне бы хотелось написать тебе что-нибудь такое, что могло бы ободрить тебя, ещё больше хотелось бы видеть тебя.
Я буду ждать тебя на Новый год в Тушино, если ты приехать не сможешь, то приглашай в гости, – я приеду к тебе, как только получу отпуск на дипломную работу (очевидно в январе).
Будь здоров и бодр, письма не рви, а написав, отправляй сразу, чтобы я не ждала их так долго.
2августа 1945 г.
г. Красноуральск.
И здесь живут люди, вернее проживают здесь… Почему они здесь живут? Почему они молчат, превращаясь в травоядных животных? ПОЧЕМУ МОЛЧАТ ИЗО ДНЯ В ДЕНЬ, ПРЕВРАЩАЯСЬ В ЖМЫХОВЫЕ ОТХОДЫ ПОТОГОННОГО ПРОИЗВОДСТВА? Почему они послушны необходимости труда, когда нет элементарных условий существования?
ГОЛОД. Это всесильное божество всех живых на земле теряет свою силу перед безграничным тупо-покорным терпением русских людей.
Голод… Настоящий, русский, уральский – это не хлеб черный без мяса, это не маргарин, это – не сон без ужина, не день без обеда.
Это – желанный кусочек хлеба, это – вываренная в воде крапива, это – лепешки из лебеды, это вода и травы, травы, травы – всех сортов и семейств.
Вот – самый ценный и самый дешевый травоядный рабочий скот. Послушный, разумный… Разве это не самые ценные качества? Но КОМУ и зачем он нужен? В том-то и парадокс, что он не нужен ни Уралу, ни России, ни Правительству, ни самим Красноуральским правителям. Никому не нужен. И всё же здесь не только стихия.
Рахметов, спящий на гвоздях, ради воспитания волевых качеств, готовясь к будущему.
Разница: Рахметов – только готовился к будущему, а для народа это уже испытания.
Во имя чего, за что борьба? Неужели ещё долго не будут знакомы народу гуманность, демократия, благополучие? Испытания во имя идеи, жертвы во имя идеи, лишения во имя идеи всеобщего благосостояния, голод ради изобилия – в будущем!!! Ау!!! Будущее, далеко ли ты? Не слишком ли много взяток собрало ты с моего народа? Нахально пользуясь его природной откровенностью, ты тянешь из него жилы. А кто знает, можно ли верить тебе, каналья? Пока верим, народ верит. Тому доказательством неисчислимые жертвы, принесенные к алтарю этой веры. Тому доказательством – СТАЛИН. Сталин…
Только эта вера и исключительное терпение, стойкость и упорство народа объясняет пока успех диктатуры.
10 июля. Вторник.
В субботу приехал Сергей. Иван вернулся из поездки в Дорогобуж (?). Встреча в Тучково.
Размышления об эмансипации женщин. Женщина – прежде всего человек. Это справедливо. Но может ли эта истина быть достаточным обоснованием теории эмансипации? Эмансипаторы – это гуманисты, творящие зло. С желанием добра. Женщина не может быть свободна. Эмансипация – утопия.
Она раба домашнего очага, но вырвите ее из семьи, и она становится несчастной. Другая дифференциация понятнее женщине. Мы говорим: дочь, жена, мать.
Это ее путь, её атрибуты. Восприимчивость женщины, её эмоциональные особенности объясняют то, что атмосфера любви – ее жизненная среда. Развиваясь от дочерней до материнской, эта любовь становится смыслом и содержанием её дней. Женщина отдается ей до конца, самоотверженно, становясь полной, добровольной ей рабой. Но в атмосфере этого рабства она счастлива. Вырвите её из семьи, и она засохнет, как пересаженная в зной трава.
Общественное воспитание. Что ж, голь на выдумки хитра. Если трудно избавить людей от нищеты, то избавить мать от детей легче может быть??
15 мая 45 год.
Снова на перепутье. Чего я хочу?
Я знаю – творчества, поприща благородного труда. Но где и в чем обрести его – этого я не знаю.
Может быть так и останется вся жизнь только горячкой..
Нет будущего, нет прошлого, нет настоящего. Пустота… Её унесу в могилу, с ней проклиная все и себя, скоротаю все свои дни, она же жадно растворит память обо мне на земле.
30.6.45.
Вот… Победа Родины… Авторитет СССР на международной арене растет. В сущности, – это мировое признание нашей военной мощи. Фактически – блестящая, дорогая броня на голодном пузе, воплощение русской поговорки: на пузе шелк, в животе щёлк.
Плоды диктатуры Пролетариата? Главное – диктатуры. Это особенности нашего народа: у него никогда не было седовласых мудрецов, были самородки вроде Добролюбова, Белинского и других, сгоревших как метеориты, мгновенно вспыхнув. Русские люди отдаются делу до конца, до последнего фибра души, с азартом, с ожесточением, не щадя себя. Народ и диктатура, это —
(продолжение утрачено)
23 ноября 1945
Юность на закате, – равновесие, установившийся пессимизм, способное отчаяние, молчаливое разочарование…
Нет желаний, поиски кажутся беспомощными, да и что искать: разве уже по привычке?
Прошлое кажется глупостью, но начинать сначала не пожелала б. Единственное желание – не отдать дешево то, что называется жизнью. Но это не есть отречение от её созерцания. Наоборот – это девиз, призывающий к уплотнению времени пребывания на земле. Коротко оно, – это время! Коротко!
И досадно сознание седого старика, что все прошлое было лишь подготовительным временем, основное время отдается могиле. Человек есть прежде всего производитель. Женщина – бобыль – создание жалкое, несчастное, бесполезное.
Жизнь выхолощена. Или требуется тотальная мобилизация воли, сил, стремлений? Зачем, когда ясно предвидение неизбежной капитуляции, каждый шаг предупреждает сомнения в его нужности. Я не требую от жизни больше того, что необходимо обыкновенному человеку. Но человек всегда требует комплекса условий; одностороннее удовлетворение потребностей, оказывает отрицательное воздействие, подобно браку в человечности.
Сомнения, сомнения, сомнения… Мнительность. Финал без обещаний, ждать нечего. Остается жить для созерцания. Жалка роль безучастного наблюдателя. Но что же делать?
29 ноября 1945
Гордость спасает бедняка от нищенства…
Не хочу питаться обрезками с чужого стола…
Так спасало меня острое чувство человеческого достоинства в дни детства, теперь…
Злюсь, но без желания мести. Знаю, что все не то… Стараюсь быть последовательной – так будет! Нет свидетелей, кроме этих строчек, судья – Бог.
5 декабря.
В Париже конгресс женщин. Это голос гуманизма. Нет более страстного противника войн, чем женщина.
Смерть никто не презирает сильнее матери. Мать – источник жизни на земле. Война – стихия смерти. Материнский инстинкт сам по себе уже голос мира.
Это одна из самых вопиющих несправедливостей на земле становится фактором множества человеческих бедствий.
Но женщина, источник всего прекрасного и сильного на земле, сама слабее тех кого производит. Дайте силу матери- воспитательнице, и в Нюрнберге навсегда опустеет скамья подсудимых, потому что не будет на земле столько сирот, столько вдов, столько скорбящих матерей. Потому что никто не станет убивать людей, со всей страстью юности любивших жизнь.
Не будет пепла, развалин, столько руин на местах прекрасных произведений человеческого труда.
Дайте силу матери, создайте ее форму – форму творца человека, укажите ей ее место в истории и обществе, выведите ее из заднего угла общественной жизни, и она даст миру нового человека, способного построить мир на святых началах гуманизма и правды.
Я не гиперболизирую роль матери-воспитательницы, так же как не стараюсь принизить роль общественного воспитания.
Но организация общественного воспитания (правильная организация!), задача сложная, новая, тогда как семья всегда была и будет сильным катализатором процесса формирования человеческой психики. И не только катализатором. Знаменитый … (неразборчиво), указывая на огромную роль воспитания и формирования образа человека, 90 процентов его возлагал на семью.
Таким образом, каждая семья становится маленькой мастерской человеческих душ. И не смотря на особенную, чрезвычайную важность этого производства, оно остается всего лишь жалким ремеслом.
И мать, этот творец поколений, остается лишь неорганизованным, стихийным производителем-ремесленником.
Это не метафизика – это констатирование факта недооценки материнского воспитания. Мать – кустарь -самоучка – вот фактор моральных изъянов человека, его духовных уродств.
7 декабря.45 год.
Нечего записать. В душе – осенняя слякоть. Хоть бы мороз, но заморозков не предвещает прогноз погоды, а весна… Может быть уже не вернется.
26 – пустых, бесполезно утраченных лет. Мечты уже не насыщают душу, действительность – пустое, глупое настоящее. Жажда жизни спасает от самоубийства, её питают ещё явно бесплодные надежды. На что? Желания неопределенны
11 декабря 1945.
Итак, Иван уехал. (в Киев) Он написал, не хотел заехать. Я понимаю его, понимаю, но простить не могу. Весь он – вулкан страстей.
Украина – величавая возлюбленная, с которой соперничать я не могу.
В конце концов, разве любовь – единственное содержание жизни? Разве не довольно уже отроческих мечтаний, бесплодных и буйных. Творить, действовать, – значит жить! Вперед! Это значит работать. Немножко одухотворенности, немного идейности, немного тщеславия – только все это в комплексе, и цель достигнута.
Только сильные душевные потрясения вернут мне жизнь.
Письмо. (неразборчиво)
Вы молчите…
Укутались в лохмотья европейского уюта? Очарованы суррогатом домашнего очага? Не верю. Я знаю русских людей: в Сицилии они «ищут серенькие тона своей родины». Оттепельная, плаксивая зима Нюрнберга за месяц процесса уже так надоела Леонову, что он готов с палочкой, через всю Европу брести домой, под горностаевую шубку русских снегов. Россия… Что может быть сладостней, отрадней даже мечты о ней? Нам, сверстникам Советской России, все в ней особенно дорого, незаменимо и братски- близко. Когда я говорю – Родина – я представляю подмосковную деревню, где прошло босоногое детство, пестрые поля кругом, за ними на холме березовую рощу, всегда нарядную и заманчивую летом. Помните вы звонкоголосую тишину березовых рощ? Вспомните царственную прелесть бархатных мшистых полянок, аппетитный сок земляники, или детский восторг, с которым кладется в берестовый лубочек большеголовый зеленик. Помните ли?
Конец ознакомительного фрагмента.