10
Бишоп остановилась у стойки регистратора и взяла рацию.
– Позовите Корбетта! – крикнула она женщине за стойкой.
Бишоп выскочила из медицинской зоны и побежала по коридору в сторону Таймс-сквер, а Крейн поспешил за ней. На бегу Бишоп набрала код на рации, настроилась на нужную волну.
– Доктор Бишоп просит указать точку, оранжевый код.
Наступила недолгая пауза, и раздался ответный сигнал:
– Точка оранжевого кода – пятый уровень, ангар ремонта роверов.
– Пятый уровень, вас поняла, – ответила Бишоп.
У одного из кафе стоял лифт с открытыми дверями; они вбежали в кабину, и Бишоп нажала самую нижнюю кнопку на панели – с цифрой 7.
И снова заговорила в рацию:
– Запрашиваю тип чрезвычайной ситуации.
– Код происшествия пять – двадцать два, – ответили ей.
– И что это? – спросил Крейн.
Бишоп взглянула на него:
– Острый психоз.
Двери лифта открылись, и вслед за Мишель Бишоп Крейн вышел в ярко освещенный зал на пересечении коридоров. Они расходились в трех направлениях, и Бишоп побежала по тому, который лежал прямо перед ними.
– А медицинское оснащение? – спросил Крейн.
– На каждом уровне есть НПП, набор первой помощи. Если надо, мы его используем.
Крейн заметил, что этот уровень кажется более тесным, чем предыдущие, которые он уже видел. Коридоры оказались уже, отсеки – меньше. Люди, которых они встречали, были одеты либо в лабораторные халаты, либо в комбинезоны инженеров. Крейн вспомнил, что здесь помещаются лаборатории и компьютерный центр. Несмотря на работавшую вентиляцию, в воздухе стоял густой запах химических веществ, озона и нагретых электронных приборов.
Они добрались до следующего перекрестка коридоров, и Бишоп свернула направо. Крейн следовал за ней. Впереди он увидел нечто неожиданное: коридор резко расширялся и упирался в черную стену. Стена была ровной и гладкой, ее поверхность нарушал только тамбур-шлюз в центре. Люк охранялся четырьмя военными полицейскими с винтовками, а пятый находился рядом, в будке поста контроля. Большое табло вверху светилось красным.
– Что это? – спросил Крейн, инстинктивно замедляя ход.
– Барьер, – ответила Бишоп.
– Что?
– Вход на закрытые уровни.
При их приближении двое полицейских преградили путь к шлюзу, держа винтовки перед грудью.
– Пропуск, мадам? – спросил один из них.
Бишоп подошла к будке. Пятый полицейский вышел и провел сканером вдоль ее шеи. Раздался громкий сигнал.
Полицейский посмотрел на небольшой индикатор в верхней части сканера:
– У вас нет допуска.
– Я Мишель Бишоп, главный врач станции. У меня есть допуск на четвертую, пятую и шестую палубы. Проверьте еще раз.
Полицейский шагнул в будку и сверился с компьютером. Через некоторое время мужчина вернулся:
– Очень хорошо. Проходите. Эскорт будет ждать вас на той стороне.
Бишоп двинулась к шлюзу. Крейн хотел пойти за ней, но охрана не пустила его. Полицейский подошел к нему со сканером и провел им вдоль шеи Крейна.
– У мужчины нет чипа, – сказал он.
Бишоп обернулась:
– Это доктор, он здесь по временному контракту.
Полицейский повернулся к Крейну:
– Вам нельзя, сэр.
– Я с доктором Бишоп, – произнес Крейн.
– Извините, сэр, – сказал мужчина более сурово. – Вам нельзя, сэр.
– Послушайте, – начал Крейн. – Там несчастный случай и…
– Пожалуйста, отойдите от барьера. – Полицейский со сканером обменялся быстрым взглядом с другими.
– Я не могу этого сделать. Я доктор и собираюсь оказать помощь, нравится вам это или нет.
Крейн шагнул вперед.
Полицейские, охранявшие барьер, тут же подняли винтовки, а тот, у которого был сканер, снял с пояса шокер.
– Отставить, Феррара! – раздался мощный голос из темной будки. – Веджман, Прайс, отставить!
Так же быстро, как заняли боевую позицию, полицейские убрали оружие и отступили. Взглянув в сторону будки, Крейн понял, что это не крохотное сооружение, а вход в большее по размерам помещение, наверное пост управления барьером. На стенах размещался десяток небольших экранов, и в полумраке мерцали бесчисленные индикаторы. Неясное движение в темноте – и в полосе света показался крепкий широкоплечий мужчина в белой адмиральской форме. У него были русые волосы с проседью и карие глаза. Он посмотрел на Крейна, потом на Бишоп и снова на Крейна.
– Я – адмирал Спартан, – сказал мужчина.
– Адмирал Спартан, – начал Крейн. – Я…
– Я знаю, кто вы. Специалист, которого пригласил Говард Ашер.
Крейн не нашел что ответить и просто промолчал.
Спартан обратился к Бишоп:
– Случай на пятом?
– Да, сэр. Ангар ремонта роверов.
– Хорошо. – Адмирал повернулся к полицейскому, которого звали Феррара. – Дайте ему разовый пропуск. Обеспечьте вооруженный эскорт и выберите безопасный путь к месту. Вы лично отвечаете, Феррара.
Полицейский четко отдал честь:
– Есть, сэр!
Спартан на секунду задержал взгляд на Крейне, потом кивнул Бишоп, повернулся и скрылся в комнате поста управления.
Феррара вошел в будку и набрал на контрольной панели какие-то команды. Красный световой сигнал над входом сменился зеленым. Лязг отпираемых тяжелых замков, свист нагнетаемого воздуха – и вот шлюз открылся. Феррара что-то сказал в микрофон у себя на пульте и махнул рукой Бишоп и Крейну – можно входить.
За дверью оказалось помещение площадью примерно двенадцать квадратных футов. Там, стоя по стойке смирно, их ожидали двое полицейских. Стены неопределенного цвета были абсолютно голыми, а из оборудования имелась только небольшая панель рядом с одним из охранников. Крейн заметил, что на панели установлен лишь сканер, считывающий отпечаток ладони, да покрытая мягким пластиком ручка.
Дверь шлюза закрылась за ними с глухим звуком. Полицейский прижал одну ладонь к сканеру, а другую положил на рукоятку. Сканер засветился красным. Полицейский повернул рычаг по часовой стрелке. У Крейна свело живот – они начали движение вниз. Помещение оказалось лифтом.
Мысли Крейна вернулись к адмиралу Спартану. За время своей службы он повидал достаточно высших офицеров, и все они вели себя одинаково, зная, что их приказы выполняются немедленно и обсуждению не подлежат. Но даже во время их недолгой встречи Крейн понял, что адмирал Спартан отличается от прочих. В нем чувствовалась бездна хладнокровия, необычная даже для адмирала. Крейн подумал о том, почему адмирал так на него посмотрел. Было нечто непроницаемое во взгляде темных глаз, что не давало предсказать следующий шаг Спартана.
Лифт плавно остановился. Дожидаясь, когда откроются двери, Крейн взглянул на часы. «Есть у них НПП или нет, но помоги нам, Боже, если там сердечный приступ», – подумал он. Все эти меры безопасности, минуты, потраченные на сканирования и проверки, могут стоить человеку жизни.
Опять раздался глухой шум, лязг отпираемых запоров. Шлюз открыли снаружи – там их встречала еще одна группа вооруженных военных полицейских.
– Доктор Бишоп? – спросил один из них. – Доктор Крейн?
– Да, это мы.
– Мы проводим вас в ремонтный ангар. Прошу следовать за мной.
Они быстро зашагали – двое солдат впереди и двое за ними. Феррара, приставленный адмиралом Спартаном, шел далеко позади. В обычных условиях Крейна разозлило бы такое обращение, но сейчас он был чуть ли не рад. «Острый психоз», – сказала Бишоп. Это означает, что человек полностью дезориентирован, может быть, в бреду, даже агрессивен. В таких обстоятельствах стараешься быть спокойным и уверенным, стремишься установить контакт. Но если пациент вышел из-под контроля, то самая важная задача – показать численное преимущество.
Они прошли несколько коридоров. Лаборатории и исследовательские отделения, мелькая, сменяли друг друга; так называемая зона ограниченного доступа на первый взгляд почти не отличалась от верхних уровней станции. По дороге им попадались люди; они группами по двое-трое бежали навстречу. И впереди Крейн уже услышал звуки, от которых во рту у него пересохло, а в жилах застыла кровь: где-то громко кричал человек.
Они нырнули в люк, и внезапно Крейн оказался в огромном помещении, чем-то напоминавшем пещеру. Он глупо заморгал, уже отвыкнув от больших пространств. Это была техническая станция и ремонтная зона подводных роботов, роверов, как назвала их Бишоп.
Здесь крики были гораздо громче – прерывистые, завывающие. Неподалеку группками стояли рабочие с побледневшими лицами, их оттесняла военная полиция. Дальше дорогу загораживали моряки и еще одна группа военных полицейских. Несколько человек говорили по рациям, другие смотрели вперед, в отсек с оборудованием у дальней стены. Оттуда и раздавались крики.
Вперед шагнула Бишоп, за которой следовали Крейн и четверо полицейских. Увидев, что они подходят, один из моряков пошел им навстречу.
– Доктор Бишоп, – произнес он в паузах между криками. – Я лейтенант Трэверс. Старший по званию офицер на месте происшествия.
– Расскажите, в чем дело, лейтенант, – попросил Крейн.
Трэверс посмотрел на него и перевел взгляд на Бишоп. Она едва заметно кивнула.
– Это Конрад Уайт, – сказал офицер. – Механик первого класса.
– А что с ним случилось? – спросил Крейн.
– Никто точно не знает. Говорят, последние два дня Уайт был какой-то мрачный, унылый, не похожий на себя. А потом, почти перед самым окончанием смены, он вдруг сорвался.
– Сорвался, – повторила Бишоп.
– Стал выкрикивать какие-то безумные слова.
Крейн взглянул за полицейское оцепление – туда, откуда раздавались вопли.
– Он агрессивен? Бредит?
– Да, бредит. Но не агрессивен. Кажется, он скорее… скорее в отчаянии, вот что. Говорит, что хочет умереть.
– Продолжайте, – попросил Крейн.
– Люди подошли к нему. Попытались его успокоить, помочь. И тогда он схватил одного их них.
Брови Крейна взлетели вверх. «Черт. Это плохо».
Девяносто девять процентов попыток самоубийства предпринимается, чтобы привлечь к себе внимание, в надежде, что кто-то поможет. Люди наносят себе травмы только для того, чтобы произвести впечатление на окружающих. Но когда появляется заложник, ситуация в корне меняется.
– Это не все, – тихо продолжал Трэверс. – Он взял брикет взрывчатки и детонатор.
– Что?
Офицер мрачно кивнул.
Рация лейтенанта пискнула, и он поднес ее к губам.
– Трэверс, – ответил он и выслушал, что говорят ему. – Хорошо. Ждите моего сигнала.
– О чем это вы? – спросила Бишоп.
Трэверс кивнул в сторону боковой стены, откуда на ангар смотрело затемненное окно поста управления.
– Там у нас снайпер, он пытается поймать цель.
– Нет! – вскрикнул Крейн и набрал в грудь воздуха. – Нет. Сначала я хочу с ним поговорить.
Трэверс нахмурился.
– Зачем вы пригласили нас сюда? – спросил Крейн. – Разве не для того, чтобы решить все мирным путем?
– После того как мы вас вызвали, он пришел в еще большее возбуждение. Когда мы объявляли тревогу, то еще не знали о взрывчатке.
– Ваш снайпер наготове? – настаивал Крейн.
Офицер ответил после паузы:
– Нет еще.
– Тогда у вас вообще нет повода не пускать меня.
Трэверс все еще колебался.
– Хорошо. Но если он станет угрожать жизни заложника или попытается взвести детонатор, придется его нейтрализовать.
Крейн кивнул Бишоп и медленно подошел к оцеплению. Аккуратно прошел через него. И остановился.
Футах в двадцати, в тени перегородки отсека, стоял мужчина в оранжевом комбинезоне механика. Его покрасневшие глаза слезились, по подбородку текла слюна и кровь. Комбинезон был в пятнах рвоты. «Отравление?» – как-то отстраненно подумал Крейн. Но человек не выказывал ни признаков боли в животе, ни паралича, ни других типичных симптомов.
Перед собой механик держал женщину лет тридцати, небольшого роста, со спутанными светлыми волосами, одетую в такой же комбинезон. Мужчина обхватил рукой ее шею, и подбородок женщины, прижатый локтем Уайта, был задран кверху под неестественным углом. Женщина плотно сжимала губы и смотрела широко раскрытыми от ужаса глазами. В ее шейную вену упиралась длинная тонкая отвертка.
В другой руке Уайт держал брикет пластиковой взрывчатки и невзведенный детонатор.
Крик здесь звучал особенно громко, прерываясь только тогда, когда Уайт делал резкий булькающий вдох. Крейн понял, что в таком шуме сосредоточиться тяжело.
«Уговаривайте его, – гласили правила. – Успокойте его, потом лишите возможности двигаться». Легко сказать. Крейн однажды говорил с прыгуном-самоубийцей, стоя на растяжке моста Джорджа Вашингтона. Разговаривал с людьми, приставившими пистолет к своему виску или засунувшими ствол ружья себе в рот. Но беседовать с человеком, у которого в руках заряд пластита на десять гранат, ему еще не доводилось.
Крейн вдохнул раз, потом другой. И сделал шаг вперед.
– На самом деле вы этого не хотите, – сказал он.
Красные глаза мужчины метнулись на него и тут же – в сторону. Он продолжал кричать.
– Вы ведь этого не хотите, – повторил Крейн громче.
Он сам себя не слышал из-за крика.
Взгляд мужчины снова метнулся к нему. Он еще крепче притянул к себе заложницу и вдавил кончик отвертки в ее шею.
Крейн замер. Он видел, как умоляюще смотрит на него женщина, лицо которой превратилось в маску страха. Ему стало неуютно при мысли о собственной уязвимости – он стоит между оцеплением и человеком, который кричит, держит заложницу и брикет взрывчатки с детонатором. Доктор подавил порыв отступить.
Крейн стоял не двигаясь и раздумывал. Затем очень медленно сел на металлический пол. Снял ботинок, другой, аккуратно отставил их в сторону. Потом снял носки и тоже отложил их, тщательно расправив. A после он подался вперед, опершись ладонями в пол.
Проделывая все это, доктор ощутил, как что-то изменилось в помещении – наступила тишина. Крик прекратился. Уайт смотрел на него, все еще прижимая отвертку к шее женщины.
– Ты же не хочешь этого, – произнес Крейн терпеливым, рассудительным тоном. – Нет такой беды, которой нельзя было бы помочь. Что хорошего в том, что ты причинишь вред себе или другому человеку? Так ведь только хуже будет.
Уайт ничего не отвечал. Он смотрел, широко раскрыв глаза, и тяжело дышал.
– Зачем ты это делаешь? – спросил Крейн. – Что случилось? Как нам помочь тебе?
Уайт всхлипнул и болезненно сглотнул.
– Пусть перестанут, – сказал он.
– Что перестанет? – спросил Крейн.
– Звуки.
– Какие звуки?
– Эти звуки, – ответил Уайт шепотом, немного всхлипнув. – Эти ужасные звуки. Звуки, которые никак… никак не прекращаются.
– Давай поговорим о звуках. Мы могли бы…
Но Уайт опять начал всхлипывать, все громче и пронзительней. И снова закричал.
Крейн схватил себя за воротник рубашки и свирепо дернул вниз. Раздался громкий звук рвущейся ткани, со стуком посыпались пуговицы. Он снял разорванную рубашку и положил ее рядом с ботинками.
Уайт опять смотрел на него.
– Мы можем сделать так, чтобы эти звуки прекратились, – пообещал Крейн.
Прислушиваясь к его словам, механик начал всхлипывать.
– Но детонатор меня нервирует, – продолжал Крейн.
Плач стал громче.
– Отпусти женщину. Мы же не с ней будем бороться, а со звуками.
Уайт рыдал, слезы чуть ли не брызгали у него из глаз.
Крейн выжидал, когда можно будет назвать мужчину по имени. И решил, что пора.
– Конрад, отпусти женщину. Отпусти ее и брось взрывчатку. Мы тебе поможем. Заставим звуки замолчать. Я тебе обещаю.
Кажется, Уайт поддался. Он медленно убрал отвертку. Другая рука опустилась, и брикет с тяжелым стуком упал на пол. Женщина, рыдая, кинулась к оцеплению. Один из полицейских, притаившийся неподалеку, бросился вперед, подхватил взрывчатку и вернулся обратно.
Крейн тяжело вздохнул и медленно поднялся.
– Спасибо, Конрад, – сказал он. – Теперь мы тебе поможем. И заставим звуки прекратиться.
И сделал шаг вперед.
Увидев это, Уайт отступил. Дико завращал глазами.
– Нет! – воскликнул он. – Вы не можете это прекратить. Неужели вы не понимаете? Никто не сможет их прекратить! – И вдруг резким, неожиданным движением ткнул отверткой себе в горло.
– Стой! – закричал Крейн, рванувшись вперед.
Но еще на бегу с ужасом увидел, как отвертка входит в мягкую плоть шеи.