Дезертир
…Не прерывая беседы со мной, Дезертир вонзил руку в мусорный бак, мимо которого мы проходили, и резким движением извлек из его недр пакет с печеньем:
– Это нам на ужин.
Мы передвигались по Словакии автостопом уже третий день, и добрались только до Нитры, хотя по планам должны были пересечь Словакию за сутки.
Дезертир – в миру просто Гриша, был главным добытчиком пищи в нашем путешествии, и моим проводником в Европу. Даже поводырем. Он обладал рентгеновским зрением и видел мусорные баки насквозь – когда Гриша чувствовал, что в контейнере есть что-то жизненно нам необходимое, он становился похож на охотящегося за рыбой пеликана. Рывок, рука погружается по локоть в мусор, и вот на поверхность извлечен очередной артефакт готовый к употреблению.
С Гришей я познакомился случайно – после своей очередной депортации из Голландии он вдруг оказался у меня дома. Как это произошло, я затрудняюсь объяснить, но факт остается фактом – Дезертир стоял посреди комнаты, улыбался до ушей и рассказывал о своей нелегкой судьбе. На нем был одет найденный на свалке какой-то невероятный пиджак, темно зеленый, весь в блестках, совершенно залихватского покроя. Похожий я видел только у Евгения Евтушенко, когда был на его концерте.
Гриша попал в Голландию в 17-ти летнем возрасте. У него даже не было загранпаспорта. По его рассказу – он просто перелез через забор с колючей проволокой на советской границе, а потом неделю шел горными тропами.
Поверить в такой бред было невозможно, я служил на границе и знал о чем речь. Во-первых, это не просто проволока – это сигнализация, во-вторых – с обеих сторон заграждения вспаханная контрольно-следовая полоса. Плюс патруль с собаками. При самом благоприятном стечении обстоятельств Гришу бы задержали через пару часов.
Видимо, Дезертир об этом просто не знал. После года жизни в Амстердаме его замучила ностальгия, Гриша сдался властям и попросил оправить его на родину. В Шереметьево он, как ни в чем не бывало, протянул пограничнику свой внутренний советский паспорт. На вопрос чекиста, а как он оказался в Голландии, Гриша ответил, что его подвез какой-то дальнобойщик из Питера, а границу он проспал, поэтому ничего толком сообщить не может.
Офицер задумался… и вызвал бригаду скорой помощи, которая отвезла Гришу прямо в психиатрическую больницу. Не знаю, что уж там наплел Дезертир психиатрам, но только через три месяца его отпустили, признав инвалидом третьей группы и назначив пенсию в 40 рублей…
…Летний день подходил к концу. Мы вышли на окраину города и, оставив позади аккуратные панельные многоэтажки, зашагали по трассе в направлении на Братиславу. Справа от дороги текла река, она тоже называлась Нитра. Стемнело, было понятно, что сегодня нас уже никто не подберет. Заприметив на берегу костер, мы свернули с трассы и подошли к одинокому рыбаку, который разрешил нам заночевать возле огня…
Утром мы сразу остановили грузовик. День задался. Как-то очень быстро мы проскочили Братиславу и сменив пять-шесть машин к вечеру приблизились к словако-чешской границе. Граница эта проходила по реке Морава.
Словацкий пограничник поставил нам штампы о выезде из страны, и мы переехали по мосту на чешскую сторону.
Толстый чех посмотрел российский паспорт Дезертира и молча поставил печать. Потом взял мой, повертел в руках, посмотрел на меня. Ему явно что-то не нравилось. У меня вдруг как-то гадко засосало в желудке, накатила легкая волна тошноты…
– Спатки, Украина, спатки! – чех нес какую-то ахинею.
Какие еще «спатки», подумал я, нелепые мысли о сне на пограничном переходе пронеслись в моей голове и исчезли…
– Спатки, Украина, спатки! – голос чеха стал ледяным.
Дезертир все уже понял, вышел из авто, подошел ко мне и вполголоса пробубнил:
– Тебя не пускают в Чехию, «спатки» значит назад.
Это было невероятно, как-то очень неправильно и обидно. Дезертира, в рваных джинсах, в старом армейском кителе, со спутанными длиннющими волосами пускают, а меня нет.
Пограничник начал отпихивать меня своим животом к мосту, в сторону Словакии. Я задыхался от несправедливости бытия. В этот момент лицо Дезертира засияло улыбкой, он подбежал к чеху и попросил разрешения обнять меня на прощание. Тот не возражал. Гриша обнял меня и зашептал:
– Как стемнеет, отойди на 200 метров севернее по течению реки. Ровно в 12 ночи я буду ждать тебя с той стороны и просигналю фонариком. Плавать ты умеешь, границу здесь почти не охраняют, у тебя получится…
Я перешел мост и равнодушный словак поставил мне штамп о въезде в страну. Гришино предложение было невыполнимо. Я на такое был неспособен. С Дезертиром я бы ещё рискнул, а сам – нет, настолько это было неприемлемо и страшно.
Оглушенный, я шел по узкой асфальтовой дороге и так добрел до городка Brodské. Он находился в километре от границы. Стемнело. Я зашел на огонек в таверну. Все казалось незнакомым и зловещим. За деревянными столами сидело несколько угрюмых словацких крестьян…
В полночь, как и было условлено, я был на берегу Моравы. Никаких сигналов я не увидел, да мне они были и не нужны, это я сделал больше для очистки совести. Я развернулся и зашагал на восток. И не знал я того, что Дезертир стоял в этот момент на той стороне реки и тщетно пытался зажечь фонарь – села батарейка, а крикнуть он не решился.
Тут мне очень захотелось спать и моя дальнейшая судьба стала мне совершенно неинтересна. На выходе из Бродске я свернул на лужайку, надул резиновый матрац, развернул спальник, лег и мгновенно провалился в сон.
Проснулся я рано. Солнце только взошло. Я лежал с закрытыми глазами и ощущал волны страха, которые накатывали на меня. Справиться с ними я не мог. Мое внимание привлекли странные звуки, я открыл глаза и увидел дикого кролика. Он бегал вокруг меня кругами. Я встал, обнаружил рядом яблоню, сорвал яблоко и съел.
Мне представился унылый тысячекилометровый обратный путь, мне стало дурно и почему-то стыдно. Все было как-то нелепо. И я как зомби побрел в сторону Моравы.
Вдоль берега реки шла невысокая насыпь с грунтовой дорогой. Я стоял, спрятавшись в прибрежном лесу, и отлично понимал, что переплыть реку я не смогу. И уйти я тоже не мог. Конечно, за нарушение границы меня не расстреляют, а даже ускорят путь назад, но вот было страшно и все тут.
Так я стоял минут двадцать, и вдруг мне в голову пришла странная идея, я решил расписать все необходимые действия по пересечению границы, до самых мельчайших, представить их себе, вложить в себя как программу в компьютер, назначить время исполнения и по команде начать действовать словно бы я робот. И я начал составлять программу: вот я раздеваюсь, и складываю одежду в пакет. В этот же пакет кладу спальник. Надуваю матрац. Пакет с вещами приматываю сверху. Поднимаюсь на насыпь. Спускаюсь к реке. Вхожу в воду. Плыву, толкая перед собой матрац с вещами. Выхожу с той стороны. Конец программы.
Я посмотрел на часы и сказал, что программа запустится ровно через тридцать секунд.
Меня трясло мелкой дрожью. Когда время истекло, я стащил с себя одежду и запихнул её в пакет. Взял матрац и начал его надувать. Дрожь усилилась. Привязал пакет сверху и поднялся на насыпь. Обратил внимание, что на мне красные семейные трусы в цветочек. Спустился к воде и сходу в нее зашел.
Мутно-желтая вода Моравы была теплой. Я шел по дну, толкая перед собой импровизированный плот, и так дошел почти до середины реки. Хорошо иметь высокий рост. В этот момент раздался крик, я повернул голову и увидел, что со словацкого берега мне грозит кулаком старый дед на велосипеде. Я проплыл пару метров и вновь ощутил под ногами дно. Дойдя до чешского берега, я взбежал по небольшому глинистому откосу и сквозь заросли травы бросился в лес. Трава оказалось крапивой, я видел, как тело покрывается красной сыпью, но боли не почувствовал…
Нужно было как можно быстрее уходить из пограничной зоны. Однако лес на чешской стороне оказался заколдованным. С одной стороны до меня доносился шум автобана, с другой – шуршали поезда, но этот нереальный лес не хотел меня отпускать! Все колючки старались меня уколоть, а ветви ударить по лицу. Два раза я перебрался через ручей по поваленному дереву и понял, что хожу по кругу. Проплутав так около часа, измученный я вышел, наконец, к небольшой чешской деревне.
Очень хотелось есть. Я подошел к ближайшему мусорному баку, смело вонзил в него руку, выхватил недогрызенный кусок копченой колбасы и, радуясь такой своей удаче, двинулся дальше. Проезжавший мимо дедушка на старом грузовичке, согласился подбросить меня до въезда на автобан.
Я шел по трассе на Брно, когда вдалеке увидел одинокую фигуру. Человек впереди безуспешно голосовал. Я двигался чуть быстрее, и расстояние между нами постепенно сокращалось. И вдруг я ощутил, как работает мой мозг – выдуманный безликий силуэт распался на пиксели, перед глазами пробежала рябь, отсканированное пространство перестроилось, и передо мной соткался Гриша. Он улыбался своей фирменной неземной улыбкой:
– А я думаю, что же меня целый день никто не берет… Мы обнялись, и через пару минут какая-то дама уже везла нас в Прагу…
…Чехию мы проскочили за день, так спешили, что даже не посмотрели толком Прагу. А торопились мы потому, что хотели добраться до всемирного фестиваля Rainbow, который открылся в Португальском городке Порту.
Вечером, если верить нашей старенькой советской карте Европы, мы были в паре километров от германской границы. Нам предстоял самый ответственный переход – в Шенген. Чехия тогда еще не входила в безвизовую зону.
Пару часов мы шли по компасу в лесу, по нашим подсчетам, под нами лежала уже немецкая земля. Мы вышли на узкую асфальтовую дорогу, что вилась сквозь лес. Вечерело, неожиданно раздался шум мотора, и сквозь листву блеснули фары.
– Ложись, быстро! – прошипел мне Дезертир, – и мы, как партизаны, плюхнулись в придорожную канаву.
Украдкой мы вошли в небольшую деревню – все надписи там были по чешски… Мы тогда не знали, что совковые карты специально печатали с ошибками, и границы на них передвигали на восток, чтобы легче ловить нарушителей.
До поздней ночи мы шли полями и лесами на запад, ориентируясь по компасу. У Дезертира заработал фонарик, и мы смогли продолжать путь в темноте. Переночевав в стоге сена, утром, уверенные, что уж на этот раз все получилось, мы гордо вошли в город… не знаю, что это был за городок, но там тоже все было по-чешски! Дезертир позеленел:
– А ну-ка дай посмотреть твою карту!
Я дал.
– Что ж ты сразу не сказал, – заржал Гриша, – год выпуска 1978! С таким же успехом можно было идти по глобусу!
Еще полдня мы шли лугами и полями, пока нашему взору, прямо посреди леса не предстали низенькие белые столбики и таблички «pozor, hranici» или что-то вроде того.
С замиранием сердца мы пересекли невидимую линию, перепрыгнули ручей, взбежали по откосу и наткнулись на маленькую часовню у дороги.
– Все, мы в Германии, – прошептал Дезертир, – сейчас самое главное, как можно быстрее удрать из пограничной зоны, тут много патрулей и местные жители все как один стукачи!
Не успел Гриша это сказать, как на дороге появился местный житель.
– Изобразим немецких туристов, – скомандовал Дезертир.
Я засомневался, все же на Грише был советский военный китель, но бодро поприветствовал встречного:
– Гутен таг!
Мужичок, кисло улыбнулся и ответил:
– Добрий диень!
Это был полный провал. Но первый увиденный нами немец оказался добрым человеком и не заявил в полицию. А через полчаса мы поймали машину, причем до самого Нюрнберга!
…Побродив по ночному Нюрнбергу и влюбившись в этот город навсегда, мы заночевали на скамейках железнодорожного вокзала. Прямо на перроне. Нас попытался прогнать охранник, но мы сказали что ждем утренний поезд на Париж и он отстал…
А на следующий день, промчавшись через Германию, мы перешли по мосту ядовито-зеленый Рейн и попали в Страсбург! Он оказался еще прекраснее Нюрнберга и во много раз больше. Карты города у нас не было, поэтому мы и в городской черте шли по компасу.
А потом сели на потрясающий страсбургский трамвай и поехали. Трамваев таких я до этого не видел – обтекаемой формы, напичканный электронными табло, с огромными окнами почти до пола, с кондиционерами, и свободным проходом между вагонами…
В трамвае мы тоже сверялись с компасом, и вышли только тогда, когда электронный поезд повернул на север…
…Мало того, что наши карты были отпечатаны в 78 году. Похоже, что никому в СССР не пришло в голову отметить современную сетку дорог. Мы обратили внимание, что нам не попадаются автобаны, а только маленькие провинциальные дороги. Видимо, карта была копией какого-то довоенного издания. Благодаря ей мы окунулись во французскую провинцию…
Вечерело, мы забрели в такую глушь, где и движения почти не было. Ленту дороги окружали пшеничные поля, рощицы, иногда попадались старинные фермы…
Неожиданно Дезертир сказал:
– Очень хочу женщину, подожди здесь, мне нужно помастурбировать.
Я испытал шок, а потом решил подсмотреть, как это выглядит со стороны. Дезертир стоял по пояс во ржи, любовался закатом, раскачивался и тихонько постанывал…
Осеменив французскую землю, Гриша вернулся на трассу…
…Так мы и шли два дня, и нас никто не хотел подбирать. По обеим сторонам простирались бескрайние французские нивы, справа, почти у горизонта, угадывалась синяя полоска Бискайского залива. Местность была безлюдная.
Вечером, когда мы уже присматривали себе лужайку для сна, повстречалось нам несколько черных коров. Были они какие-то огромные, величественно-монументальные. Геометрические обводы их тел поражали – это были настоящие готические коровы. Они молча жевали траву, а когда мы поравнялись с ними, как по команде, подняли морды и так пристально на нас посмотрели, что мне стало немного страшно. Наши коровы так не глядят, я вам это точно говорю. Я ускорил шаг, а Гриша вдруг засмеялся:
– Ты пойми, они же русских с 1812 года не видели!!!
Дальше так продолжаться не могло, необходимы были решительные действия, которые бы ускорили наше перемещение! Утром возле дороги я заметил поваленный дорожный знак «остановка разрешена», и начал его поднимать.
– Гениально, – воскликнул Гриша, и бросился мне на помощь. Мы стояли возле знака, подпирая столб с обеих сторон, и голосовали. Через 10 минут возле нас остановилась огромная фура!
Дверь в кабину распахнулась и мы увидели… двадцатилетнюю девчонку водилу. Де ещё блондинку, в пестром цветастом сарафане и с небольшим синяком под глазом. Мы остолбенели, а девка махнула нам рукой, залезайте мол уже, сколько можно пялиться!
– Я с детства мечтала быть водителем! Мои подруги играли в куклы, а я в машинки!
Наша спасительница говорила только по-французски. Я в школе изучал английский, а Гриша испанский. В среднем, на двоих выходило – по французски. Когда испытываешь к человеку симпатию, начинаешь легко общаться с помощью 20—30 слов.
– А где спецодежда? – спросил Дезертир. Девушка не поняла. – Ну, если поломается мотор, придется лежать на земле, крутить гайки, – Дезертир живо изобразил процесс ремонта.
– Для этого есть техническая служба, если что-то ломается, по спутниковой связи вызываю помощь. Приезжают в течение часа…
А мы с Гришей через час купались в Атлантическом океане…
Произошло это знаменательное событие в курортном городке Ле Сабль д'Олон. Город был пуст. Вдоль широкого песчаного пляжа и километровой набережной стояли веселенькие разноцветные домики. Светило солнце, океан катил к берегу длинные ряды волн, совсем не так, как это происходит на Черном море. Мы с Гришей разделись, сложили пожитки на берегу и бросились с криками и воплями в воды Бискайского залива. Когда мы вернулись за вещами, оказалось, что те уже плавают! Так я впервые увидел прилив…
После купания очень хотелось есть, и в нашем распоряжении были все мусорные баки города! Дезертир нырнул в бак и вытащил… старинное зеркало, потом появилась антикварная пудреница и, наконец, огромная фарфоровая корова начала XX века. Зеркало и пудреницу я взял как подарки жене, а корова! Она была прекрасна! Нет сейчас таких коров! Белая, с черными пятнами, и выразительными глазами…
Выкидывать её было нельзя, и тогда Гриша залез на крышу автобусной остановки и установил там корову в качестве памятника.
Когда вы в следующий раз будете отдыхать в этом чудесном городе, и вам повстречается фарфоровая корова на козырьке остановки, знайте – её установил там Гриша Дезертир из Рязани…
А еще через сутки наше путешествие досрочно завершилось. В Испании. Устав ловить попутки, мы рискнули сесть в поезд, и были задержаны контролером. Он вызвал полицию, нас арестовали и поместили в тюрьму города Вальядолид, где когда-то, давным-давно, мотал срок Сервантес…
В тюрьме мы просидели два дня, а затем, без суда и следствия, были депортированы. Гриша в Москву, а я в… Амстердам! Дело в том, что в те далекие годы из Мадрида не летали самолеты в Киев. Мне сунули в руки билет на транзитный рейс Мадрид-Амстердам-Киев и провели под конвоем в самолет.
Это был шанс. И я его упустил…
В голландском аэропорту Схипхол я был уже свободен, правда, находился в зоне для транзитных пассажиров, оттуда нет выхода в город. Вместо того чтобы лететь в Киев, я подошел к полицейскому… и попросил политического убежища! Меня тут же сняли с рейса, отвезли в центр для беженцев, накормили и дали адвоката.
С адвокатом, солидным полнеющим дядькой лет 60-ти, я общался два часа. Через переводчика, разумеется, государство предоставило. Выслушав мою историю, адвокат покачал головой:
– Все, что я могу для вас сделать, это затянуть с помощью бюрократической волокиты ваше дело месяца на три. Потом вас депортируют, эти три месяца вы просидите в тюрьме, в комфортных условиях, но без права выхода в город. Если вы согласитесь на немедленную депортацию – проведете в тюрьме два дня и улетите домой.
И я, дурак, согласился…
Меня разместили в светлой одиночной камере. Стены в ней были салатно-желтого цвета. За пуленепробиваемым окном виднелся тюремный парк. У окна стояла кровать с одноразовым синтетическим бельем. В углу – сиял модернистский унитаз из нержавеющей стали. Я остался один и понял, какую совершил глупость. Мне выпал шанс, нужно было хвататься за эти три месяца, а там видно будет… Не выдержав нахлынувших эмоций, я зарыдал…
Ко мне в камеру забежал охранник, точнее охранница – высокая худая блондинка в форме, с дубинкой и пистолетом. В тюрьме было видеонаблюдение. Она… села рядом со мной, обняла и стала успокаивать… Гладила меня по голове как ребенка и что-то тихонько говорила по-голландски… А потом принесла мне стопку книг. На русском языке не было ни одной…
Чтобы поднять мне настроение, тюремщики разыграли из депортации настоящее шоу. Меня посадили в полицейскую машину и повезли в аэропорт. А там… включили мигалки, выскочили на летное поле и подвезли прямо к трапу самолета. На руки мне надели наручники, и четверо полицейских, сделав зверские морды, завели меня в самолет авиакомпании KLM.
Конец ознакомительного фрагмента.