Глава 3
– Не ходи в Темный лес, друг мой, – предостерегал Крысик Кристофер. – Там водятся всякие ужасы.
А глубоко внизу под Морисовыми лапами крысы крались по подземельям Дрянь-Блинцбурга. Все старые города так устроены. Люди строят над землей – и под землей. Погреба и подвалы прокладываются впритык друг к другу, и какие-то из них со временем оказываются заброшены – всеми, кроме тех тварей, что предпочитают не попадаться никому на глаза.
В густой, теплой, сырой темноте раздался голос:
– Так, у кого спички?
– У меня, Фасоль Опасно-для-Жизни, я – Четыре-Порции.
– Молодчина, девочка. А у кого свеча?
– У меня, сэр[2]. Это я, Ломтики.
– Отлично. Поставь на землю; Персики ее зажжет.
В темноте послышался топоток многих лап. Не все крысы привыкли к идее освещения; некоторые спешили убраться подальше.
Раздался царапающий звук, вспыхнула спичка. Удерживая спичку в обеих передних лапках, Персики зажгла свечной огарок. В первый миг пламя ярко полыхнуло – и засияло ровным светом.
– Ты его правда видишь? – спросил Гуляш.
– Да, сэр, – подтвердил Фасоль Опасно-для-Жизни. – Я ведь не совсем слеп. Я ощущаю разницу между светом и тьмой.
– Знаете, – пробурчал Гуляш, подозрительно глядя на пламя, – все равно мне это очень не по душе. Нашим родителям вполне хватало темноты. Это все добром не кончится. Кроме того, зажигать свечку – значит хорошую еду разбазаривать.
– Мы должны научиться управлять огнем, сэр, – невозмутимо объяснил Фасоль Опасно-для-Жизни. – С помощью пламени мы говорим свое слово Тьме. Мы заявляем: мы – сами по себе. Мы заявляем: мы – не просто крысы. Мы заявляем: мы – Клан.
– Хрумпф, – буркнул Гуляш; так он обычно отвечал на любую непонятную ему речь. А в последнее время он хрумпфал очень, очень часто.
– Я слыхала, молодые крысы жалуются, что тени внушают им страх, – сообщила Персики.
– С какой стати? – удивился Гуляш. – А полная темнота их, надеюсь, не пугает? Темнота – для крыс в самый раз! Крысам полагается сидеть в темноте!
– Странно, – промолвила Персики, – но мы не знали, что существуют тени, пока не обрели свет.
Одна из крыс помоложе робко подняла лапку.
– Эгм… и даже когда свет гаснет, мы все равно знаем, что тени – тут, рядом, – проговорила она.
Фасоль Опасно-для-Жизни обернулся к молодой крыске.
– А тебя звать?.. – спросил он.
– Вкуснятина, – подсказала молодая крыска.
– Так вот, Вкуснятина, – мягко объяснил Фасоль, – я думаю, страх перед тенями – это все из-за того, что мы поумнели. Твой разум осознает, что есть ты, а есть все прочее вне тебя. Так что теперь ты не просто боишься того, что видишь, и слышишь, и чуешь, но еще и всего того, что ты… вроде как… видишь внутри своей головы. Если научиться без страха смотреть в лицо теням извне, это поможет нам бороться с тенями внутри нас. И ты сможешь справиться со всей темнотой. Это огромный шаг вперед. Так держать.
Вкуснятина глядела не без гордости, но явно нервничала.
– А я вот не понимаю, из-за чего весь сыр-бор, – встрял Гуляш. – На мусорной куче у нас все было в порядке. Я вообще ничего не боялся.
– И мы были легкой добычей для любого бродячего кота или голодного пса, сэр, – напомнил Фасоль Опасно-для-Жизни.
– Так вот, если уж речь зашла о котах… – проворчал Гуляш.
– Думаю, Морису мы можем доверять, сэр, – отозвался Фасоль. – Ну, допустим, не в денежных вопросах, согласен. Но вы же знаете, у него отлично получается не жрать тех, кто умеет разговаривать. Он всякий раз себя сдерживает.
– Насчет кошки не сомневайтесь: кошка всегда остается кошкой, – возразил Гуляш. – И не важно, говорящая она там или нет!
– Да, сэр. Но мы стали другими, и Морис – тоже. Я верю, что в душе он вполне порядочный кот.
– Кхе-кхе. Это мы еще посмотрим, – вмешалась Персики. – Но теперь, когда мы все собрались, давайте уже построимся.
– А ты кто такая, чтобы приказывать: «давайте построимся»? – заворчал Гуляш. – Ты разве вожак, ты, крысявка, которая, видите ли, со мной рллк не изволит? Нет! Вожак – я. И это мое дело – говорить «давайте построимся»!
– Да, сэр, – откликнулась Персики, припадая к самой земле. – И как вы хотите, чтобы мы построились, сэр?
Гуляш воззрился на нее. Потом обвел взглядом застывших в ожидании крыс с мешками и тюками, затем старый подвал – и опять обернулся к распластавшейся по земле крысе по имени Персики.
– Ну… просто постройтесь как-нибудь, – пробурчал он. – Не приставайте ко мне по пустякам! Вожак – я! – И он удалился в тень.
Когда он ушел, Персики и Фасоль Опасно-для-Жизни оглядели подвал, заполненный трепещущими тенями – порождениями свечного пламени. По одной покрытой налетом стене сбегала струйка воды. Тут и там вывалились камни, оставив многообещающие дыры. Пол был земляной, и нога человека не оставила на нем следов.
– Идеальная база, – похвалил Фасоль Опасно-для-Жизни. – Пахнет скрытностью и безопасностью. Превосходное прибежище для крыс.
– Точно, – раздался голос. – И знаете, что меня беспокоит?
В свет свечи вышел крыс по имени Гуталин и поддернул один из своих поясов с набором инструментов. Большинство крыс тут же обернулись к нему. Гуляша слушались, потому что он – вожак, а вот Гуталина – потому что он частенько рассказывал то, что совершенно необходимо знать, если хочешь жить дальше. Крупный, поджарый, двужильный, он бóльшую часть времени разбирал капканы на составные части, чтобы посмотреть, как они устроены.
– Так что тебя тревожит, Гуталин? – спросил Фасоль.
– Тут нету крыс. Никого, кроме нас. Крысиные туннели есть. А вот крыс мы не видели. Вообще ни одной. А в городе вроде этого крысы обычно кишмя кишат.
– Может, они просто нас испугались, – предположила Персики.
Гуталин потер лапой покрытый шрамами нос.
– Может, и так, – отозвался он. – Но тут пахнет каким-то подвохом. Умение мыслить – великое изобретение, но нам даны еще и носы, и стоит иногда к ним прислушиваться. Не теряйте бдительности! – Он обернулся к крысиному собранию и возвысил голос: – ОК, ребята! Все помнят, чему я вас учил! – заорал он. – Передо мной повзводно – стройсь!
И крысы тотчас же разбились на три группы. Им это труда не составило: сказались долгие тренировки.
– Очень неплохо, – похвалил Гуталин, едва последние крысы шмыгнули на свои места в строю. – Так держать! Бойцы, здесь – опасная территория, так что об осторожности попрошу не забывать…
Гуталин был уникальной крысой: он носил одежду. Ну, по крайней мере, отдельные предметы одежды.
Когда крысы открыли для себя книги – а сама идея книг большинству стариков до сих пор казалась слишком сложной, – в одной книжной лавке, куда они захаживали каждой ночью, они нашли Книгу Книг.
Книга повергала в изумление.
Еще до того, как Персики и Пончик Вход научились читать человеческие слова, все изумлялись картинкам.
На картинках были изображены зверюшки в одежде. Был зайчик в синем костюмчике: он ходил на задних лапах. Был крыс в шляпе, при мече и в широком красном жилете, с часами на цепочке. Даже змея щеголяла в воротничке и в галстуке. И все они умели говорить, и никто из них не ел никого другого, и – самое невероятное во всей этой истории! – все они разговаривали с человеками, а человеки обращались с ними, ну, как с человеками маленького роста. И никаких тебе капканов, никакой отравы. Допустим (если верить Персикам, которая методично продиралась сквозь книгу и иногда зачитывала вслух отрывки), Змейс Олли – тип довольно скользкий, но ведь ничего по-настоящему плохого так и не произошло. Даже когда зайчик заплутал в Темном лесу, он просто немножко напугался – вот и все.
Да, книга «Приключение мистера Зайки» стала темой бурных обсуждений среди Измененных. А для чего она, эта книга? Может быть, как считал Фасоль Опасно-для-Жизни, это – видение светлого будущего? Неужели ее написали человеки? Да, безусловно, лавка была человеческая, но ведь даже человеки вряд ли способны сочинять книгу про крысу по имени Крысик Кристофер, который ходит в шляпе, и в то же время травить крыс под половицами. Или все-таки способны? Ведь так мыслить могут только психи, верно?
Кое-кто из крыс помоложе предположил, что, вероятно, одежда куда важнее, чем всем казалось. Они попытались носить жилеты, но выгрызть выкройку оказалось очень непросто, пуговицы не слушались, и, если уж совсем честно, эти штуковины цеплялись за все, что попало, – так что в них особо не побегаешь. А шляпы просто-напросто сваливались с головы.
Гуталин и впрямь считал, что все люди – психи, в придачу к тому, что все они – зло. Но картинки в книге навели его на мысль. И теперь носил он не столько жилет, сколько целую конструкцию из сплетенных вместе широких поясов и ремней: в такую несложно влезть, и вывернуться из нее тоже несложно. На пояса крыс нашил карманы, и эта идея оказалась чрезвычайно удачной: все равно что обзавестись лишними лапами, чтобы удерживать в них все нужное, вроде металлических прутьев и кусочков проволоки. Кое-кто из его взвода перенял идею. Ведь в команде по обезвреживанию капканов никогда не знаешь, что тебе понадобится в следующий момент. Жизнь – борьба, для крыс – в самый раз.
Гуталин расхаживал взад-вперед перед своими подразделениями – только пруты и проволочки в карманах позвякивали. Вот он остановился перед многочисленной группой крыс помоложе.
– Итак, взвод № 3, вы назначены в наряд на гадство, – объявил он. – Ступайте напейтесь как следует.
– Оххх, ну почему нас вечно ставят гадить? – пожаловался какой-то крысенок.
Гуталин прянул к крысенку и придвинулся к нему нос к носу: тот аж попятился.
– Это потому, что у тебя так здорово получается, юноша! Талант гадить ты впитал с молоком матери, так что ступай и делай то, к чему ты предназначен самой природой! Ничто не вызывает у людей такой гадливости, извини за каламбур, как следы пребывания крыс, если понимаешь, к чему я! А если подвернется возможность, так и погрызом займитесь! А еще побегайте под половицами да попищите погромче! И помните – никто чтоб с места не стронулся, пока капканная команда не объявит: путь свободен. А теперь – к воде, бегом марш! Гоп, гоп, гоп! Ать-два, ать-два, ать-два!
И взвод со всех лап кинулся исполнять приказ.
А Гуталин оборотился ко взводу № 2. В его состав входили крысы постарше, все покрытые шрамами, покусанные, потрепанные, у кого-то от хвоста остался лишь жалкий обрубок или вообще ничего; у кого-то не хватало лапы, уха или глаза. Всего их насчитывалось около двадцати, но, по правде сказать, в общем и целом запчастей у них набралось бы примерно на семнадцать полноценных крыс.
Но они были стары, а значит, хитры: крыса, которая не хитра, не пронырлива и не подозрительна, до старости не доживает. Этих крыс разумность постигла, когда они уже выросли и заматерели. Они предпочитали держаться старых добрых обычаев. Гуляш всегда говорил: так и надо! В них еще оставалось немало от первобытной крысиной сути, та дремучая хитрость, что вызволит из ловушки, куда тебя загнала не в меру разыгравшаяся разумность. Эти крысы думали носами. И уж им-то не нужно было объяснять, где нагадить.
– Итак, ребята, вы помните, что делать, – объявил Гуталин. – И смотрите, побольше нахальства. Тырьте жратву из кошачьих мисок и пирожки из-под самого кухаркиного носа…
– …Вставную челюсть у старика изо рта, – подсказал щуплый крыс, пританцовывая на месте. Лапки его непрестанно двигались, выбивая ритм на земляном полу. И он тоже щеголял в головном уборе: в потрепанной, самодельной соломенной шляпе. Ему единственному удалось справиться с этой штуковиной, насадив ее на уши. Он говорил: чтоб продвинуться в жизни, шляпа совершенно необходима.
– Это, Сардины, тебе просто свезло. Держу пари, тебе такого фокуса не повторить, – ухмыльнулся Гуталин. – И не вздумай травить мальцам байки о том, как ты нырнул поплавать к кому-то в ванну. Да, я знаю, все так и было, но мне не хотелось бы кого-нибудь потерять: ведь выкарабкаться наружу по скользким стенкам не все способны. Как бы то ни было… если через десять минут дамы не повыбегают из кухонь с громким визгом, я пойму, что сильно в вас ошибался. Ну? Что стоим, чего ждем? Вперед, и с песней! И… Сардины?
– Да, босс?
– Не слишком там увлекайся этой своей чечеткой, ладно?
– Так у меня ноги сами в пляс идут, босс!
– И так ли тебе надо вечно носить эту дурацкую шляпу? – снова усмехнулся Гуталин.
– Так точно, босс!
Сардины был из числа крыс постарше, но об этом мало кто догадывался. Он шутил, плясал и никогда ни с кем не дрался. Он вырос в театре и однажды сожрал целую коробку грима. И грим, по-видимому, впитался в его плоть и кровь.
– И чтоб не лез вперед капканной команды! – напомнил Гуталин.
– Эх, босс, уж прям и поразвлечься нельзя? – ухмыльнулся Сардины. И, приплясывая, поспешил вслед за остальными к дырам в стенах.
А Гуталин перешел ко взводу № 1. Самому немногочисленному. Редкая крыса способна долго продержаться в команде Обезвреживания Капканов. Только та, которая неспешна, терпелива и дотошна. Та, что обладает хорошей памятью. Та, что соблюдает осторожность. Нет, во взвод, конечно, принимали и беспечных, невнимательных торопыг. Только они почему-то быстро заканчивались.
Гуталин оглядел взвод и улыбнулся. Этими крысами он гордился.
– Ладно, ребята, вы уже и без меня все знаете, – промолвил он. – Вам длинную лекцию читать незачем. Просто помните, что мы – в новом городе и понятия не имеем, что нас ждет. Здесь наверняка полным-полно капканов новых моделей, но мы быстро учимся, правда? Отрава опять же. Здесь могут пользоваться ядами, с которыми мы прежде не сталкивались, так что вы там поосторожнее. Не спешить, не бежать. Мы ведь не хотим быть первой мышью, а?
– Нет, Гуталин! – послушно отозвались крысы.
– Я сказал, какой мышью мы быть не хотим?
– Мы не хотим быть первой мышью! – грянул дружный хор.
– Точно! А какой мышью мы хотим быть?
– Второй мышью, Гуталин! – откликнулись крысы. Этот урок в них вбивали раз за разом.
– Точно! А почему мы хотим быть второй мышью?
– Потому что второй мыши достается сыр, Гуталин!
– Молодцы! – похвалил Гуталин. – Врассоле возглавит второй взвод… Срок-Хранения? С повышением тебя, ты поведешь третий взвод, и надеюсь, ты окажешься таким же мастером своего дела, каким была добрая старая Недвижимость – ну, то есть пока не позабыла, как отжимать спусковой рычаг «Крысобоя» № 5 фирмы «Сниппет и Полсон»! Самонадеянность – наш главный враг! Так что, если вдруг завидите что-то подозрительное, какие-нибудь незнакомые лоточки, что-нибудь с проволочками, пружинками и все такое, примечайте место и шлите ко мне гонца – ясно?
Юная крыска подняла лапку.
– Да? Как твое имя… мисс?
– Эгм… Питательная, сэр, – представилась крыска. – Эгм… а можно вопрос, сэр?
– Ты, никак, в этом взводе новичок, Питательная? – уточнил Гуталин.
– Так точно, сэр! Переведена из Легкого Гадства, сэр!
– Ага, там, значит, решили, что у тебя хорошо получится обезвреживать капканы?
Питательная явно смутилась, но отступать было некуда.
– Эгм… не совсем так, сэр. Мне сказали, у меня так плохо получается гадить, что в любом другом деле хуже уже не будет – некуда!
В строю послышался дружный смех.
– Чтобы у крысы да не получалось гадить? – удивился Гуталин.
– Просто это… это… это так неприлично, сэр, – пролепетала Питательная.
Гуталин вздохнул про себя. Все это новое мышление порождало разные странности. Концепцию Нужного Места, то есть нужника, лично он вполне одобрял, но детишкам порою приходили в голову идеи… мягко говоря, странные.
– Ладно, – кивнул он. – Так что у тебя за вопрос, Питательная?
– Эгм… вы сказали, второй мыши достается сыр, сэр?
– Точно! Это девиз взвода, Питательная. Запомни его хорошенько. Он твой лучший друг!
– Да, сэр. Запомню, сэр. Но, сэр… а разве первой мыши совсем ничего не достается?
Гуталин пристально воззрился на крыску. Она выдержала его взгляд, не съежившись от страха, – и Гуталин это оценил.
– Вижу, ты окажешься ценным пополнением для взвода, Питательная, – промолвил он. И снова возвысил голос: – Взво-о-од! Что достается первой мыши?
Голоса громыхнули так, что с потолка посыпалась пыль:
– Капкан!
– И не забывайте об этом! – рявкнул Гуталин. – Спецпредложение, веди ребят! Я догоню вас через минуту.
Молодой крыс выступил вперед и развернулся лицом к строю.
– Крысы, за мной! Ать-два, ать-два!
Капканные взводы затрусили прочь. Гуталин отошел к Фасоли Опасно-для-Жизни.
– Ну что ж, пошло-поехало, – промолвил он. – И если к завтрашнему дню человеки не кинутся искать хорошего крысолова, значит, мы в своем деле ни черта не смыслим.
– Нам придется задержаться здесь чуть подольше, – вмешалась Персики. – Нескольким дамам подошел срок произвести на свет малышей.
– Я ж говорю, мы еще не знаем, насколько здесь безопасно, – вскинулся Гуталин.
– Тогда, может, ты сам скажешь об этом Большим Скидкам? – ласково осведомилась Персики. Все сходились на том, что у Больших Скидок, старой крысы-матриарха, зубы острее кирки и каменные мускулы. А еще ее ужасно раздражали мужики, в смысле крысы-самцы. Когда она бывала не в настроении даже Гуляш предпочитал с ней не связываться.
– С Природой, понятное дело, не поспоришь, – быстро пошел на попятную Гуталин. – Но мы еще даже не осмотрелись толком. Наверняка тут должны быть и другие крысы.
– Да ладно, киикики сами стараются держаться от нас подальше, – отмахнулась Персики.
Гуталин был вынужден согласиться. Обыкновенные крысы и впрямь обходили Измененных стороной. Ну да, стычки порою случались, но Измененные были крупными, здоровыми и в ходе драки умели продумывать каждый шаг. Это очень удручало Фасоль Опасно-для-Жизни, но, как говаривал Гуляш, либо мы, либо они, и, если уж в корень глядеть, так уж мир устроен: крыса жрет крысу…
– Пойду догоню свой взвод, – промолвил Гуталин, все еще поеживаясь при мысли о необходимости объясняться с Большими Скидками. Он шагнул чуть ближе. – Что такое творится с Гуляшом?
– Его… одолевают мысли, – объяснила Персики.
– Мысли, значит, – озадаченно повторил Гуталин. – А. Ладно. Ну, пойду капканами займусь. Еще обнюхаемся!
– А в самом деле, что не так с Гуляшом? – спросил Фасоль Опасно-для-Жизни, когда они с Персиками снова остались одни.
– Он стареет, – объяснила Персики. – Он все чаще нуждается в отдыхе. И, как мне кажется, он опасается, что Гуталин или кто-нибудь еще бросит ему вызов.
– А они бросят, как думаешь?
– Гуталин больше увлечен разборкой капканов и тестированием ядов. Сейчас у нас есть множество куда более интересных занятий, нежели кусать друг друга.
– Или заниматься рллк, как я слыхал, – отозвался Фасоль.
Персики смущенно потупилась. Если бы только крысы умели краснеть, она бы залилась румянцем. Просто удивительно, как подслеповатые розовые глазки, которые тебя едва различают, тем не менее способны видеть тебя насквозь.
– Дамы сделались куда разборчивее, – прошептала она. – Они ищут отцов с мозгами.
– Вот и славно, – одобрил Фасоль Опасно-для-Жизни. – Нам нужно быть осторожнее. Нам нет нужды плодиться как крысам. Нам не обязательно полагаться на численное превосходство. Мы ведь Измененные.
Персики встревоженно глядела на него. Когда Фасоль задумывался, он словно бы всматривался в одному ему ведомый мир.
– Что на этот раз? – спросила она.
– Я вот думаю, что мы не должны убивать других крыс. Крысе не должно убивать крысу.
– Даже киикиков? – уточнила Персики.
– Они тоже крысы.
Персики передернула плечами.
– Ну так мы ж пытались с ними разговаривать, но у нас ничего не вышло. Как бы то ни было, теперь они по большей части держатся от нас подальше.
Но Фасоль Опасно-для-Жизни все вглядывался в свой незримый мир.
– Все равно, – тихо произнес он. – Мне бы хотелось, чтобы ты это записала.
Персики вздохнула, но пошла к одному из тюков, что крысы притащили с собою, и вытащила на свет свою суму. Ничего особенного, просто скатка из ткани с ручкой из обрывка веревки; но в эту суму вмещались несколько спичек, кусочки карандашного грифеля, крохотный обломок лезвия ножа, чтобы точить грифели, и грязный клочок бумаги. Все самое важное.
А еще она считалась официальным хранителем «Мистера Зайки». Ладно, не столько хранителем, сколько таскателем. Но Фасоли всегда хотелось знать, где книга: ему словно бы лучше думалось рядом с нею, книга утешала его и поддерживала, – и Персикам этого было вполне достаточно.
Она разгладила бумажный листок на обломке кирпича, взялась за грифель и проглядела весь список.
Первая Мысль была такова: «В Клане – Сила».
Перевести ее оказалось непросто, но Персики поднатужилась. Большинство крыс на человеческом языке читать не умели. Слишком трудно было усмотреть в черточках и загогулинах хоть какой-нибудь смысл. Так что Персики старательно создавала язык, на котором крысы могли бы читать.
Она попыталась нарисовать большую крысу, составленную из маленьких крыс:
Создание письменности привело к очередной ссоре с Гуляшом. Новым идеям удавалось пробиться в голову старого крыса, разве что напрыгнув с разбега. Фасоль Опасно-для-Жизни своим странно спокойным голосом объяснил, что познания каждой крысы, если их записывать, сохранятся даже после того, как сама крыса умрет. Дескать, тогда все крысы смогут постичь мудрость Гуляша. «Еще чего!» – запротестовал тогда Гуляш. На то, чтобы овладеть некоторыми известными ему хитростями, у него ушли годы! С какой стати ему отдавать все эти умения просто так, за здорово живешь? Ведь это значит, что любой крысенок будет знать не меньше его!
На это Фасоль Опасно-для-Жизни ответил: «Либо мы будем сотрудничать, либо все погибнем».
Такова была следующая Мысль. Перевести «сотрудничество» оказалось непросто, но ведь даже киикики порою поддерживают ослепшего или раненого сотоварища, а если это не сотрудничество, то что же? Жирная черта там, где Персики изо всех сил надавила на грифель, означала «нет». Изображение капкана означало «смерть», «плохо» или «не делайте так».
Последняя увековеченная на бумаге Мысль гласила: «Нельзя гадить там, где ты ешь». Ничего сложного.
Персики сжала грифель в обеих лапках и тщательно нарисовала: «Крысы не должны убивать друг друга».
Персики немного отстранилась. Да… неплохо вышло… «капкан» – хороший символ для обозначения смерти, а для пущей важности она изобразила еще и мертвую крысу.
– А если все-таки придется? – уточнила она, не отрывая глаз от рисунка.
– Значит, придется, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – Но все равно так нельзя.
Персики грустно покачала головой. Она поддерживала Фасоль, потому что… ну, потому что было в нем что-то такое. Он не отличался ни крупным ростом, ни проворством, он был почти слеп и совсем слаб, и порою он даже поесть забывал, увлекшись очередной мыслью, которая никому прежде в голову не приходила – по крайней мере, никому из крыс. Мысли эти по большей части ужасно раздражали Гуляша – как, скажем, в тот раз, когда Фасоль Опасно-для-Жизни спросил: «Что есть крыса?» – а Гуляш ответил: «Зубы. Когти. Хвост. Бежать. Прятаться. Жрать. Вот что такое крыса».
Фасоль сказал тогда: «Но ведь теперь мы еще и способны задаваться вопросом: «Что такое крыса?» – вот как он сказал! – А значит, мы теперь нечто большее».
«Мы – крысы, – доказывал Гуляш. – Мы бегаем туда-сюда, мы пищим, мы воруем еду, мы делаем новых крыс. Для этого мы созданы!»
«Но кем?» – спросил Фасоль Опасно-для-Жизни, что привело к очередному спору по поводу доктрины о Большой Крысе Глубоко под Землей.
Но даже Гуляш следовал за Фасолью, равно как и другие крысы – такие, как Гуталин и Пончик Вход; и все они прислушивались к его словам.
А Персики, в свой черед, прислушивалась к их разговорам. «Нам даны носы», – объяснял Гуталин своим взводам. Но кто дал крысам носы? Мысли Фасоли Опасно-для-Жизни постепенно просачивались в головы его сородичей, а те и не замечали.
Фасоль придумывал новое мышление. Новые слова. Способы понимать все то, что с крысами происходит. Здоровенные крысы, крысы, покрытые шрамами, прислушивались к жалкому заморышу, потому что Изменение увело их в темноту, и, похоже, один только Фасоль понимал, куда они идут.
Персики оставила его рядом со свечой и отправилась на поиски Гуляша. Тот сидел у стены. Как большинство старых крыс, он вечно жался поближе к стенам, подальше от открытых пространств и слишком яркого света.
Его, похоже, трясло.
– С вами все хорошо? – спросила Персики.
Крыс перестал дрожать.
– Отлично, все отлично, я в полном порядке! – рявкнул Гуляш. – Прихватило меня малость, вот и все, ничего серьезного!
– Я просто заметила, что вы не пошли ни с одним из взводов, – проговорила Персики.
– Я в полном порядке! – заорал старый крыс.
– У нас в поклаже еще осталось немного картошки…
– Не нужна мне жратва! Я в полном порядке!
…А это означало, что с ним действительно что-то не так. Вот почему он не захотел поделиться своими познаниями. Ведь его познания – это все, что у него осталось. Персики знала, как крысы обычно поступают с одряхлевшим вожаком. Она следила за выражением его глаз, когда Гуталин – такой молодой и сильный – говорил со своими взводами, и понимала, что Гуляш думает о том же самом. О, на виду у всех он держался молодцом, но в последнее время все больше отдыхал да прятался по углам.
Старых крыс обычно выгоняли из стаи, они какое-то время перебивались как могли в одиночестве и постепенно сходили с ума. Вскоре появлялся новый вожак.
Персикам очень хотелось втолковать Гуляшу одну из Мыслей Фасоли Опасно-для-Жизни, но старый крыс не любил разговаривать с самками. Он вырос в убеждении, что самки – они не для разговоров.
А Мысль была такова:
Это означало: «Мы – Измененные. Мы – не такие, как Прочие Крысы».