Стать антисемитом за три секунды
В единственном на начало 90-х, не кошерном итальянском ресторане города Рамат-Ган, на подсобных работах вкалывали только туристы из бывшего СССРа. Местные такую каторгу пережить не могли. Текучка посудомойщиков была настолько быстрой, что мы не успевали запоминать имена. Горячие сковородки летали над головами. Тарелки бились, и их надо было немедленно убирать. Платили мало. С задержкой. Иногда на работу соглашались только ради вкусной, разнообразной и бесконечной еды. Итальянская не кошерная пища привлекала запахами и видом, ибо готовили её мы, повара.
Надолго у нас задержалась молодая пара из Кременчуга. Муж и жена, приехавшие в поисках заработка, и между ремонтами квартир подрабатывая мойкой посуды и полов. Вика заряжала всех позитивом, летала как электровеник и была маленьким чертёнком на кухне и в своей семье. Добрая, всегда весёлая и безумно трудолюбивая, она успевала сделать и свою работу и работу мужа. Муж Сергей обладал вечно недовольным и обиженным на всех, мягко сказать, лицом, широкими плечами, кулаком со сковородку и внезапным характером. После глотка пива или вина, Серёжа превращался в послушного робота, готового на любой кухонный подвиг. В трезвом состоянии на лице отражались приобретённая еврейская грусть, ностальгия и тоска по родному Кременчугу. Работали они без выходных, с перерывами только на плотные обеды, сон и халтурки на стройках. Мы сдружились, и я добавлял в бутерброды с тунцом для них больше майонеза, а в спагетти Болоньезе не жалел мясного соуса.
Приближалось время праздников. Три дня выходных решительно били по бюджету семьи, но и отдохнуть очень хотелось. Вика стала просить меня поехать куда-нибудь в красивое израильское место. Пляжи Тель-Авива уже не являлись для них экзотикой, зоопарк у нас и так был свой на кухне, цирк тоже. Оставалось мёртвое море. Ехать туда на машине из Рамат-Гана было часа полтора. Я только заикнулся про него, и остановить Сергея было уже невозможно. Он выпил из краника трёхлитрового картонного пакета белого вина, пару кременчугских глотков, расправил плечи и пол часа декламировал как он любит Израиль, евреев и все их традиции. Из этого мы узнали, что оказывается евреев он любил всегда. Защищал их интересы еще со школьной скамьи на политинформациях. Переводил через дорогу избранно только еврейских бабушек. Любил мацу и даже надевал кипу на бандитские разборки после перестройки. Мы верили, смеялись, и я успокаивал его, что отвезу и без столь фантастической лести. Для убедительности, Сергей пытался повторить всё на иврите. Выпив еще пару глотков он грозился сделать обрезание острым ножом нашего шеф-повара, доказав этим преданность и уважение к еврейской нации. Нож и пакет с вином мы спрятали, но отвезти на Мёртвое море таки пришлось.
Я накупил и замариновал килограммов семь куриных крылышек. Набил багаж овощами, колбасой, сыром, взял мангал, воды и на десерт ящик пива и три бутылки водки Кеглевич, с лимонным вкусом. Приехав на место, мы разбили палатку у самого моря, метрах в двадцати от воды. Поставили мангал и через час уже чокнулись первой пластиковой рюмкой водки за великую нацию, и за Израиль, в целом.
Вечерело. Бутылка водки плавно переходила в пиво. Пиво вызывало на белый танец водку. Нас окружили палатки со светом внутри. Вика лежала и считала звёзды. Сергей продолжал доказывал свою любовь и преданность к евреям, запивая пиво водкой а водку пивом. Солнце зашло. Тишина сотрясалась шелестом волн. Слышно было арабские голоса по ту сторону моря. В раю, ночью было именно так. Очередной тост Серёжи прозвучал уже стоя, за меня, за дружбу между Израилем и Украиной, за еврейское гостеприимство и за тогдашнего президента Рабина. Я пил только пиво, и поэтому тост пережил сидя. Без особых эмоций. Да и на мёртвом море я был уже раз двадцатый, что притупляло к нему интерес. В темноте ночи мы не заметили как Сергей приговорил бутылку водки и три пива.
Сняв с себя всю одежду, гроза и гордость Кременчуга остался в одних семейных трусах ярко морковного цвета. Кременчугские плавки удивили меня и рассмешили. Заглушая мой смех, тени ночных гор сотряс крик Тарзана… – «Нуууууу, где тут ваше море?»
Я указал ему пальцем в темноту, в сторону воды и строго настрого запретил нырять. Даже получил от него пьяное клятвенное обещание не погружаться выше пояса. Пошатываясь, Сергей определил по моему указателю вектор направления к воде, и с криком «За Израиль», разогнав тело примерно до тридцати километров в час, с головой скрылся в ночной тьме. Я мысленно отсчитал три секунды. Голова Сергея вынырнула из одинокого мёртвого моря, и открыв глаза, минут пять незабываемым отборным матом орала что то ужасное про евреев, куда они обязаны идти, откуда вылезли, и на чём именно он вертит весь Израиль! На понятных только русскому человеку словах и жестах, Сергей вступал в половые отношения с морем, его солёной водой, песчаным пляжем, мангалом, крылышками, палатками, с горящими в них огоньками, ставя перед каждым словом «Ёб вашу мать, ссука!». Растирая глаза руками, он клятвенно заявлял что его ноги больше никогда не будет ни в ебучем ресторане, ни в Израиле и даже ни в кременчугском филиале израильского посольства. Кричал, что всех евреев надо переселить а Израиль. Завоевав его Украиной, осушить ебучее море или как минимум его опреснить. Мы с Викой поймали его у палаток, которые он как Кинг-Конг, валил одну за другой. Интеллигентные еврейские отдыхающие, количеством помогли завалить его на землю и промыть глаза минеральной водой. Я влил в него стакан водки в качестве успокоительного, и он вырубился как младенец.
На утро Сергей ничего не помнил. Ходил вокруг палаток и улыбаясь, говорил всем «Шолом». Протрезвев, сново пламенным сионистом он не понимал, почему от него отворачиваются, прячут еду и детей. Волны мёртвого моря облизывали песчаный солёный пляж.