3
Ночь кончилась так быстро, как и должна была кончиться подобная, разорванная на несколько неравных частей ночь. Михаил, привыкший вставать довольно рано, по привычке отправился на работу, за которую, разумеется, тоже по привычке, но уже несколько другого характера, платить «по человечески» никто не собирался.
Работал Михаил главным помощником младшего механизатора, при колхозном ЖЕКе. То есть, в основном, занимался только тем, что слонялся из угла в угол по давно разорённому, но всё ещё не окончательно сломленному, ремонтно-строительному цеху и вёл отвлечённые беседы на разнообразные темы, с такими же, как он сам, неприкаянными работягами.
Изобретатель для того и рождается на свет, чтобы постоянно что-то изобретать. Всё утро, вплоть до полудня, Прохор Клюев кумекал над какими-то чертежами, бегал вокруг дома, устанавливал какие-то приспособления. К приходу Ромашкина, весь взмокший от пота и взъерошенный, но с победной улыбкой на лице, изобретатель сообщил:
– Вот, Миша, теперь всё в твоей жизни изменится! А может, и меня, наконец, зауважают. Держи этот пульт. Не правда ли, похож на обычный, от телевизора? Присядь на табуретку, так будет удобней. Ну, жми!
– На любую? – спросил в недоумении Миша.
– Нет, на эту – жёлтенькую.
Михаил осторожно нажал.
В настороженной тишине прошла минута, другая.
– Ну, и что? – прервал тишину Ромашкин. – По-моему, ничего не произошло.
Тут Клюев не выдержал и расхохотался.
– Посмотри в окно! – вставил он сквозь смех.
Михаил посмотрел.
– О-о-о! что это… что такое? Мы что… летим?!
Не переставая радоваться успеху своего нового изобретения, смеясь задорным ребячьим смехом, Клюев пытался объяснить:
– Разумеется, летим! Ха-ха-ха-ха… Правда, скорость пока никакая, но – факт, чёрт побери! – я поднял этот дом в небо! Ха-ха… Глупо было бы объяснять, мне и самому пока не всё под силу осмыслить. Гравитация – наука тонкая. Биополе Земли ещё изучать и изучать. Меня ещё ночью, как осенило: а что если, думаю, взять, и испытать мои последние разработки на практике, прямо здесь! Ты уж извини, но, сам понимаешь, это – открытие!
Михаил, прилепленный взглядом к заоконному пейзажу, сидел с раскрытым настежь ртом, но сказать ничего не мог. Язык у него во рту, где-то застряв, не шевелился и, как ему казалось, никогда уже не зашевелится.
– Ну, ты даёшь! – наконец, выдавил из себя ошалевший хозяин летающего дома.
Бедный Бим, с ужасом наблюдающий необъяснимое явление этого полёта, вёл себя, как и подобает до смерти напуганной собаке. Поначалу встревожено заметался, путаясь в собственной цепи, а потом забился в самый дальний и тёмный угол своей будки. Высунув наружу краешек сразу высохшего от страха носа, с тоской глядел он на медленно уплывающий от него и от земли старый срубовый домик. «Боже мой, – наверняка думал Бим (если, конечно, собаки могут так думать). – Куда же улетает мой добрый хозяин, вместе с моим завтраком, обедом и ужином, в обществе этого неизвестного странного человека с взлохмаченной, как у соседского Бобика шевелюрой?»
Не менее напуганные глаза его хозяина глядели сквозь кухонное окно на удаляющуюся родную деревню.
– Куда же мы полетим? – обратился Михаил к Прохору. – На выставку народных достижений?
– Ни в коем случае! Если люди (что профессора, что простой люд) и узнают обо всём – смысла никакого не будет, это гарантированно на все времена! Есть только один верный вариант: продать это изобретение подороже, какому-нибудь богатому любителю подобной «экзотики» – коллекционеру научных достижений.
А на вырученные деньги – построить путёвую мастерскую-лабораторию для новой, настоящей работы и хорошенько повеселиться!
– Холодновато становится, – заметил Ромашкин. – Высоко мы уже… Может, печку растопить?
– А почему бы и нет?!
Вдохновение Клюева росло. Он мечтал вслух, о новом оборудовании для новой мастерской; о каких-то, известных только ему, материалах и жидкостях с непонятными названиями; о признании его заслуг перед человечеством (этим же самым человечеством, в лице отдельных лиц научного содружества).
Брёвна в печке трещали, и скоро в «летающем доме» стало совсем тепло, от чего ощущения от фантастического полёта сделались ещё ярче и ощутимо приятнее.
– Пора бы и перекусить, – вспомнил Михаил.
– Обед, я думаю, ещё не совсем остудился. На плите – суп, приготовленный мною с помощью моих новейших, ещё не испробованных, рецептов. Прошу, как говорится, к столу, отведать сей эксперимент!
Клюев разлил по тарелкам, неописуемую ни какими красками густую жидкость.
– Угощайтесь! Блюдо называется: «Космическое наслажденье».
– Хм-м, выглядит не очень аппетитно, но на вкус – готов поклясться! – ничего вкуснее я в своей жизни ещё не пробовал! – провозгласил, облизывая ложку, Михаил. – Что это за блюдо?
– В состав этого супа входит, по меньшей мере, три сотни ингредиентов. Химические элементы которых подобраны так, чтобы, насыщая организм нужным количеством калорий, усиливать умственную деятельность и даже, возможно, вызывать в человеке телепатические способности.
– Даже телепатию?
– Вот именно! Ещё добавки?
– С удовольствием!
Михаил подставил свою тарелку под половник новоиспечённого повара, но тут довольная гримаса его лица потемнела и он, вздохнув, добавил:
– Эх, жаль Бима с собой не взяли. Он там голодный сидит…
– Бим! Да как же я мог про него вдруг забыть?! – схватился за голову Клюев. – Прости меня, дружище, я немного запарился… Нажимай скорее на вторую кнопку пульта!
– И мы полетим вниз? – спросил Миша с опаской.
– Нет, что ты! Механизма для нашего приземления, я ещё не изобрёл…
– Как так?!
– Нажимай, нажимай!
– На синюю?
– На синюю.
Ромашкин ткнул пальцем в пульт и зажмурился. Через пару минут из-за входной двери послышался хорошо знакомый визг и лай. Прохор открыл дверь. Бим, полный собачьей радости смешанной с диким испугом, ворвался вместе с цепью и будкой в комнату, и бросился с ласками к своему хозяину.
– Ну, ладно… ладно… – пытался Михаил унять собачонку, похлопывая по лохматой шерсти. – Напугался, бедолага? На-ка, покушай.
Казалось, «космическое наслаждение» действительно действовало! И хозяин с собакой быстро находили общий, телепатический язык.