Дизайнер обложки Александр Касьяненко
© Иван Слепцов, 2017
© Александр Касьяненко, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4474-0886-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I
Небольшой зал аукционного дома «Херршерр» постепенно заполнялся. Все чаще новый посетитель вынужден был недовольно морщиться, не обнаруживая свободных мест в первых рядах и тащиться в верхнюю часть амфитеатра по слишком крутой для пятничного утра лестнице. Седой аукционист, которого, судя по табличке на столике, звали Фридрих Майер, довольно улыбался, наблюдая за этим. Минут двадцать назад он заключил со своим новым помощником пари, что из шестидесяти пяти человек, известивших аукционный дом о своем желании принять участие в торгах, сорок или сорок пять придут между половиной десятого и без пятнадцати десять. И оказался прав.
– Это же Гетеборг, парень! Здесь невозможно уснуть в ночь с четверга на пятницу, – довольно бубнил он теперь себе под нос. – Все заявились в три или четыре ночи, а то и в пять, разбудить просили в девять, но сил вылезти из кровати не было, и в итоге на сборы осталось только пятнадцать минут. И теперь они будут делать вид, что отсутствие макияжа и небритость – это стиль.
Потом Майер оглядел зал и отметил про себя, что новичков в нем почти не было. По прошлым торгам он не знал только трех или четырех человек. Зато вся элита кладоискательского мира, как обычно, была на месте. Таша Габербург, совсем недавно обнаружившая клад Левассера1, сидела, например, в первом ряду и чему-то довольно улыбалась.
– Дамы и господа! – заговорил Майер, придвинув к себе древнего вида микрофон. – Аукционный дом «Херршерр» рад приветствовать вас в зале, где уже двести пятьдесят лет служат благородной цели: помогают человечеству обрести реликвии и ценности, которые веками считались утраченными.
Закончив фразу, аукционист ненадолго замолчал, чтобы почувствовать аудиторию: приняли ли собравшиеся его пафос? Это было новое начало вступительной речи, и Майер в нем не был уверен. Но ему постоянно приходилось искать что-то свежее: слова, кажущиеся проникновенными, и жесты, подчеркивающие их правдивость. Если их правильно подобрать, люди довольно легко отдают миллионы за вещицы вроде старого ржавого куска металла, который значительная часть экспертов по раннему Средневековью, – если не брать в расчет тех, кто придерживается прямо противоположного мнения, – считает мечом Вильгельма Завоевателя2. Тем самым мечом, который он не смог вытащить из тела старшего из сыновей Гарольда Годвинсона, предыдущего английского короля. А если таких слов у тебя нет, то ты и доллара не получишь, даже если продаешь права на вещицы из алтаря главного храма Атлантиды. Слишком длинна история человечества, и слишком много оно уже создало легенд и артефактов.
Зал реагировал вполне дружелюбно, два-три всплеска сдержанных аплодисментов, одобрительные кивки седой части аудитории и вежливые полуулыбки более молодых.
Майер поклонился в ответ и продолжил:
– Сегодня у нас есть шанс вернуть казну Андрея Ярославича, великого князя Владимирского3, жившего в тринадцатом веке, – продолжил он на прежней ноте, но решил, что это уже перебор, и моментально перешел к делу: – С аукционной документацией, как обычно, мы дали вам возможность ознакомиться заранее, поэтому долго распространяться о предмете торгов я не буду. Итак, Организация объединенных сообществ4 выставляет на аукцион право собственности на две тысячи золотых и серебряных предметов, которые датируются девятым – тринадцатым веками, монеты и оружие этой же эпохи.
– Все эти ценности, – продолжал он, – были собраны для отправки в виде дани Бату,5 правителю улуса Джучи, но туда не попали, поскольку князь Андрей предпринял попытку восстановить независимость русского государства.
Затем Майер сделал глоток воды, немного помолчал и заговорил о главном:
– Два ведущих исследовательских учреждения, занимающихся Восточной Европой: Стокгольмский институт средних веков и Национальный центр российской истории, – подтверждают, что казна находилась в войске Андрея Ярославича до сражения у Переславля-Залесского, но затем ее следы теряются. Известно только, где не надо искать эти ценности: их не получили ни Бату, ни Александр Ярославич Невский6, которого монголы поставили великим князем Владимирским вместо брата.
Тут помощник аукциониста поймал взгляд шефа и скривил губы – надеялся показать старику, что тот затянул вступление. Майер сделал вид, что ничего не заметил, но экскурс в историю все-таки свернул.
– Этим научным учреждениям приобретатель патента на клад должен будет выплатить сто шестьдесят восемь миллионов шведских крон и сто двадцать четыре миллиона рублей за проведенные работы. Риск их ошибки застрахован «Эй-Ай-Джи корпорейшн». С учетом стоимости страховки и затрат нашего аукционного дома стартовая цена составляет сто семьдесят восемь миллионов долларов США. Минимальный шаг торгов – два миллиона долларов. Прошу пройти процедуры. Следите за главным экраном и вашими дисплеями.
После этих слов зал перестал походить на старую университетскую аудиторию. Вокруг сидящих появилось что-то вроде разомкнутых цилиндров из серо-голубых лучей. Они полностью закрывали людей друг от друга, гарантируя тайну действий, но при этом не мешали смотреть на Майера и появившееся рядом с ним табло, на котором высветились цифры 24.04.2246 10:15 и пошли сменять друг друга слова «регистрация», «авторизация», «стартовая цена», «шаг аукциона»…
– Аукцион открыт, дамы и господа! – голос Майера вдруг прозвучал очень возбужденно. Это был почти крик: – Давайте вашу цену!
В следующие десять минут число в строке «лучшее предложение» быстро выросло до двухсот семидесяти миллионов, а потом зал успокоился, и новых шагов некоторое время не было. Майер посмотрел на кривую графика цены на экране и изменил настройки: теперь вертикальная ось начиналась не со стартовой цены, а с нуля. Подъем линии перестал быть устрашающе крутым, торгующиеся, видимо, купились на эту уловку, и посыпались новые предложения.
– Двести восемьдесят миллионов, дамы и господа, – наклонился к микрофону аукционист еще через пятнадцать минут. – Рекорд пятидесятилетней давности, когда продавали…
Но на этот раз в зале послышались смешки – вторую попытку Майера стимулировать ажиотаж собравшиеся учуяли. Тот улыбнулся и развел руками: у каждого своя работа…
Но, впрочем, он ничего не смог бы сделать, даже если и был бы аккуратнее. В зале осталось совсем немного активных участников, настроены они были серьезно и торговались расчетливо. А остальные превратились в болельщиков, и движение графика вверх сопровождалось все более громким «у-у-у».
Тишина наступила около одиннадцати, когда цена составляла триста шестьдесят два миллиона долларов. Майер почувствовал, что настал ключевой момент торгов и объявил, что теперь после каждого изменения цены «уважаемые участники аукциона» будут иметь минуту для обдумывания своих действий, и включил обратный отсчет времени. Кто-то в зале сразу же добавил к цене два миллиона. Затем произошло событие, заставившее всех ошеломленно вздохнуть: в строке «добавляю» появилась сначала привычная двойка, рядом возник ноль, и спустя мгновение раздался звучный, на весь зал щелчок: человек, повысивший цену сразу на двадцать миллионов, от всей души приложился к старомодной клавиатуре.
И снова начался обратный отсчет шестидесяти секунд, отведенных на раздумывание. В полной тишине. А когда секунд осталось десять, Майер встал. Десятилетиями выношенное чутье подсказало ему, что сегодня ничего интересного больше не будет. Пока еще неизвестный претендент на казну князя Андрея просто раздавил своего последнего конкурента – может быть, мощным броском цены, а может – всего лишь смачным ударом по кнопке.
С ударом гонга Майер оказался предельно точен. Гонг прозвучал именно тогда, когда на большом табло появились нули. Свечение в зале погасло, и Майер поднял руку, чтобы успокоить гомон собравшихся. Постепенно все стихли.
– Дамы и господа! – заговорил он. – Аукционный дом «Херршерр» свидетельствует, что право собственности на предмет сегодняшних торгов уступлено участнику под номером шестьдесят пять. По нашим правилам, этот участник должен назвать себя, назвать лицо, интересы которого он представляет, и своим честным словом, которое в этих стенах имеет силу подписи, гарантировать оплату.
В последнем ряду со скамьи поднялся молодой блондин, смуглый и длинноволосый. Майер припомнил, что именно он вошел в зал последним, волосы у него в тот момент были влажными, а потому красиво вьющимися.
– Александр Джозефович Крутюнов, – после этих слов блондин сорвался на хрип, откашлялся и продолжил: – Представляю компанию «Изыскания. АДК и партнеры». Кириши. Россия. Честным словом гарантирую выполнение обязательств.
В этот момент на часах было 11.25. В 11.28 информационное агентство «Рейтер» сообщило читателям: «Поисковый контракт суммой $384 млн на казну князя Андрея Ярославича Владимирского выкупила компания из России».
Некоторое время Крутюнов потратил на проверку личности. В специальной камере у него проверили отпечатки пальцев и рисунок роговицы глаза. Потом, извинившись, попросили разрешения на сверку кода ДНК. А когда удостоверились, что он Александр Джозефович Крутюнов, Великий Новгород, Российская Федерация, глобальный регистрационный номер 3—007—047—2428—11—04—000248, извинились перед ним еще раз, и Майер самолично проводил его до дверей.
Через группу журналистов, расположившихся у входа в аукционный зал, Крутюнов пробился довольно быстро. Накануне пятнадцать минут перелета из Новгорода в Гетеборг он только и репетировал эту сцену, предвкушая несколько минут своей славы. Набор ничего не говорящих, но кажущихся многозначительными фраз у него был наготове. И услышав «об источниках финансирования пока ничего сказать не могу», «через пару месяцев мы все расскажем», «нет, это бизнес, никакой политики» и «нет, партнерств не будет», заскучавшая пресса отпустила героя.
Крутюнов распрощался с Майером и шагнул за двери прохладного вестибюля красно-белого небоскреба «Гетеборг Уткикен», в котором находился зал «Херршерр». Вышел, оглянулся, удивился еще раз, как и при входе, до чего же архаично выглядит это здание на фоне расположенных рядом. И сразу почувствовал себя плохо: яркое полуденное апрельское солнце Балтики быстро возвратило его в похмелье. Да, это же Гетеборг, здесь не уснуть в ночь с четверга на пятницу. Пришлось ему купить в уличном баре бутылку «Карнеги постер» и вернуть себе хоть какую-то мобильность.
Пиво ему продала симпатичная скуластая брюнетка в костюме чертенка, с забавными рожками и хвостом, кончик которого настойчиво крутился вокруг бедер девушки и искал местечко, где можно было бы пролезть под ее тугие шортики.
– Какое старое здание! – сказал он ей по-русски, осекся и стал лихорадочно вспоминать, как эта чушь будет звучать по-шведски.
– Это ты про что? – округлил глаза «чертенок», оглядываясь по сторонам.
– Ты говоришь по-русски? – удивился Крутюнов.
– Да, я в прошлом году прожила несколько месяцев в Санкт-Петербурге. Университет. Практика. Да и просто интересно. Но что ты назвал старым?
– Вот это. – Крутюнов указал большим пальцем за своим плечом в направлении стены «Уткикена».
– Так это ж только двадцатый век. Давай, я тебе покажу нечто чуть более старое, – предложила девушка и, не дожидаясь согласия, отстегнула рожки с хвостом, закрыла их внутри бара и ткнула Крутюнова в бок кулачком. – Пойдем!
– Пешком? – ужаснулся он.
– Пешком! – отозвалась она, хохотнула и как-то по-особому взяла его за руку, запустив пальцы под манжету рубашки.
За полтора часа она провела его по набережной Гетаэльва от рыбных рядов и музея мореплавания до морского центра, заставила постоять около старейшего здания города – Крунхюсета, рассказав, как здесь короновали четырехлетнего мальчика, ставшего королем Карлом XI7, показала дом Ост-Индской компании8 и музей «Вольво», а потом предложила поехать на север, где есть чудесные парки с лужайками.
Оживляющее действие пива прошло. Девушка все говорила, а Крутюнов уже почти ничего не понимал и даже не помнил, как она представилась. Он вновь начал ощущать влажную слабость в ногах, желание лечь и не двигаться, у него в мозгу осталось только два желанных образа – новая бутылка пива и прохладная подушка. Он оглянулся по сторонам, увидел фонтан «Посейдон» и понял, что отель, в котором он остановился – «Скандик Густав-Адольф Торг», – был совсем рядом и что ему, Александру Крутюнову, место там и только там. Глянув на край короткого топа, который заманчиво скользил вверх по животу его спутницы, когда она показывала на шпиль городского собора, он на пару секунд засомневался, надо ли идти в номер одному. Но сверился со своими ощущениями и решил, что все-таки лучше не рисковать.
Они попрощались. Девушка тщательно выговорила по-русски «приезжайте еще», хлопнула Крутюнова по плечу и пошла через улицу к двери небольшого кафе. Но не дошла. Ее окликнули из притормозившего мобиля9, она обрадовалась водителю и быстро впрыгнула на сиденье рядом с ним, еще раз махнув прежнему спутнику на прощанье. Тот вздохнул, развернулся и вошел в подъезд «Скандика».
За дверями было прохладно, имелся и киоск с напитками. Крутюнов прихватил две бутылки пива, открыл обе и пошел к лифтовому отсеку, отхлебывая на ходу из каждой по очереди и пытаясь определить, способен ли он еще отличить на вкус «Балтику» от «Карнеги постер».
Вкус отличался. «Значит, я буду в норме часа через четыре, – решил он. – И чего я один пошел? Олух».
В своем номере он первым делом зашел в туалет, вылил «Балтику», потом заказал еще «Постера» и уселся за монитор архаичного гостиничного компьютера.
Он ожил секунд через десять – старье так старье. Крутюнов вызвал медийный агрегатор10 и начал набирать буквы в поисковой строке пальцами правой руки, свободной от бутылки: «к», «а»… Буквы путались, но через минуту на экране все-таки светились слова «казна князя Андрея аукцион».
Поиск выдал с полторы сотни сообщений. Вверху с пометкой «максимальная полнота на данный момент» стояло сообщение «Рейтера». Крутюнов заплатил десять центов и открыл материал.
«Традиционный аукцион в Гетеборге, на который четыре раза в год выставляются права на поиск и выемку древних кладов, закончился победой неизвестной российской компании, – писал корреспондент. – Она называется «Изыскания. АДК и партнеры». Зарегистрирована в небольшом городке Кириши в Северо-Западной области, который известен только своим музеем промышленных технологий, созданным на базе нефтеперерабатывающего завода конца XX – первой половины XXI века. Представитель фирмы назвался Александром Джозефовичем Крутюновым и был по всем процедурам идентифицирован с этой личностью.
Александр Крутюнов совершенно неизвестен в профессиональных кругах кладоискателей.
Победитель аукциона заплатил за контракт в два раза больше начальной цены. Это новый рекорд. Прежний, установленный в 2112 году, когда шотландская компания «Искатели сокровищ из Глазго» выиграла право на поиск и извлечение последних золотых слитков с британского крейсера «Эдинбург», затонувшего к северу от Мурманска в 1942 году11, превышен в два раза.
Итоги торгов удивляют специалистов. Представители пяти крупнейших поисковых компаний по рейтингу «Форбс Мэддли форшунгсгрупп» были едины во мнении, что исходных данных для гарантированного успеха ничтожно мало, поэтому они не были готовы давать более 15% премии к стартовой цене. Один из очевидцев сказал даже, что он не удивится, если окажется, что Крутюнов сделал свое победное предложение цены по ошибке. «Какая-нибудь ерунда с инструкциями вышла или что-то еще более анекдотичное», – считает Карл Стейерсон из «Шатцзухер-ферайн».
Сам Крутюнов на вопросы о сроках и способах поиска отвечать отказался, отделавшись обещаниями сделать это позднее, но не ранее чем через два месяца. Связаться с ним позднее, чтобы задать вопрос, а не допустил ли он ошибку, не удалось».
Дочитав, Крутюнов хмыкнул: «Хорошо получилось. Никто пока ничего не понял! Андрей будет доволен».
«Хорошо все-таки в гостинице, – думал он, расхаживая по номеру. – Вернулся, а у тебя убрано, постель застелена, в ванной свежий халат, пепельница пустая. Дома утром в начале уикенда так не бывает. Так, что у нас тут? Бутылка из-под виски? Нет, это бутылка, где еще есть виски. А вот теперь это уже бутылка из-под виски. А почему, кстати, им не удалось со мной связаться? Я же киктоп12 не отключал… А где он, кстати? Та-а-ак… Вот черт! Куда я его сунул? Или обслуга прибрала? Где, по их мнению, место у киктопа? Ящички… Ящички… Здесь пусто. Здесь тоже. Звонок! Ага, это в спальне».
– Хэлло! Да, Крутюнов. Нет, вы отлично говорите по-русски. Киктоп? Да, терял. Где? Спасибо. Я – ваш должник.
Киктоп – небольшую гибкую серебристую пластинку, с клейкой на ощупь поверхностью, которая позволяла прикрепить это устройство к любой поверхности, – принесли буквально через пять минут. Крутюнов сразу же подключился к его памяти.
Трек 1.«Шурик, позвони мне. Феликс».
Позвоним, конечно. Это у нас во сколько было? 23.15. Теперь уже не принципиально, когда мы поговорим. Так что Феликс подождет.
Трек 2. 00.25. «Шурик, не валяй дурака. Ответь. Есть новые вводные».
Опять Феликс.
Трек 3. 00.50. «Крутюнов! Если я прав и ты тусишь, а киктоп оставил в номере, то ты поедешь в поле, причем с грузом. С тяжелым объемным грузом. С острыми углами».
Это опять Феликс. Голос тяжелый. Надо позвонить. Какие еще новые вводные могут быть в полночь?
Трек 4. 01.52. «Саша. Это Олег. Феликс жалуется, что не может тебе дозвониться. Ты с ним не хочешь говорить? Набери меня. Есть важная информация насчет завтрашнего мероприятия».
Какая, к черту, информация ночью может быть.
Трек 5. 03.15. «Саша, я тебя удавлю на хер, если ты не позвонишь! Гостиница говорит, что ты пришел. Ответь!!»
Это Олег. Злой Олег. Очень злой.
Трек 6. 04.12. «Саша, ты поедешь в поле. В палеолит. Но без яиц. И если ты думаешь, что я тебе их отрежу, то глубоко ошибаешься. Я тебе их обмотаю колючей проволокой и буду оттягивать лебедкой, пока они не оторвутся».
Теперь Феликс. Тоже очень злой. Что у них там произошло?
Трек 7. 05.23. Ничего не говорят. Матерятся где-то далеко. Почему я не слышал? Я же уже пришел… Правильно, киктопа ведь у меня не было. Я же его потерял где-то.
Трек 8. 06.04. «Саша. Это Олег. Надеюсь, что ты слышишь. Тебя не могли найти всю ночь, и это очень плохо. Я не успеваю прилететь, а Андрей просил передать, что на торгах идти выше 320 миллионов мы не можем.
Триста двадцать! А ты дал триста восемьдесят четыре! Ы-ы-ы!
Каждому, наверное, знакомо, что происходит с организмом, когда ты сделал непоправимо плохую вещь: бил пешехода или отослал восторженное описание событий предыдущей ночи совсем не тому, кому следовало. Кровь останавливается и холодеет. Руки дрожат и становятся до омерзения влажными. Ты пытаешься вытереть их о брюки, но брюки, как оказывается, уже промокли насквозь. Тебя облило снаружи и пропитало внутри липкое чувство полного фиаско. Все внутри и снаружи у тебя гадкое и вонючее, а с действительностью тебя связывает только одна мысль: «Что же теперь будет?!!» Ты вообще не понимаешь, что может быть, и выключаешь киктоп. Тебе очень страшно.
Но через пятнадцать минут или через пару часов – в зависимости от твоей толстокожести – становится легче. Возникают более рациональные вопросы: «Что будет со мной?», «Можно ли что-нибудь сделать?», «А не удастся ли отмазаться?»
Еще спустя пару часов и четверть бутылки виски слова «Можно ли что-нибудь сделать?» звучат в твоей голове чуть иначе: «Надо все-таки что-то сделать!» От такой постановки вопроса до начала самоспасения остается совсем немного. Две рюмки виски и еще полчаса. В крайнем случае, три.
И вот первая спасительная мысль пришла в голову Крутюнову: «Квира! Она-то со мной всегда поговорит, а ее Андрей послушает».
Киктоп он включать не стал, воспользовался гостиничным телефоном.
– Квира? Извини! Не отключайся!..
Еще одна попытка.
– Квира! Подожди! Слушай, тут такая катавасия случилась… У меня что-то с киктопом было. А Олег с Феликсом меня всю ночь, оказывается, разыскивали. Страшно злые. Феликс про яйца и лебедку говорил. Пожалуйста, позвони Андрею, поговори с ним, узнай, что и как. Пожалуйста! Скажи, что я какой-то невменяемый, что ты понять ничего не можешь. Что я реву, как… как… Не надо как. Скажи так: «Мне кажется, он плачет!» Хорошо? А потом вызови меня. Только не через киктоп, а в гостиницу. Киктоп я выключил. Ага, мне его страшно включать.