Творил
В своей машине Оксана так же рассеянно смотрела в окно.
– А девочка-то чего? – спросил муж.
– Что – чего?
– Зачем девочка-то пошла?
Оксана отвлеклась от окна, секунду всматривалась в него изучающим взглядом, наконец, ответила:
– Мы, конечно, учим детей обходить солитерных… Но ответственность на них двигать?
– Мама ей наверняка говорила…
Оксана вздохнула:
– В девочке дело ли? Вор грабит, у кого есть что грабить. Не одна – так другая. Или другой.
– Другой? – не понял муж.
– Мальчики будто не в группе риска. – И, помолчав, спросила: – Ты бы как своего остерег?
– Я? – тот задумался.
В том же торговом центре Оксана присела к девочке. По громкой связи в это время послышалось: «Юлия, мама Наташи, ваша дочь ожидает вас на восемнадцатой кассе. Повторяю…».
Мягко всмотрелась в лицо ей и скорей констатировала, чем спросила:
– Ты пошла с ним, потому что сказал, – мама прислала?
Наташа кивнула. Оксанин взгляд выражал глубинное сожаление. Покачала головой.
– Наоборот, хотел увести тебя от нее.
– Зачем? – Наташа смотрела недоуменно.
– Сделать больно, – в плавной, медленной речи Оксаны не было нажима. – И ей, и тебе.
– Почему? – продолжала недоумевать девочка.
– Отсталый, – объяснила Оксана общеизвестное, – тело выросло – мозг не сумел. – И, помолчав, спросила: – Какая фраза-пароль для тех, кто от мамы?
Наташа не нашлась с ответом.
– Нет такой?
Та покачала головой. Оксана продолжила мягко:
– Не ходи с тем, кого ты не знаешь, – это плохие люди. – И, выждав с мгновение, продолжала: – Дядя или тетя могут сказать: «Там котята в коробке одни, без мамы. Помочь бы…»
Она покачала головой, мягко прикрыв глаза:
– Нет.
Наташа продолжала внимательно слушать.
– «Дети, а у нас ежик в квартире. Хотите посмотреть?»
Выждав паузу, покачала головой:
– Нет.
Наташа слушала.
– Любишь мороженое?
Та кивнула.
– «У меня – целый холодильник. Племяшки не съели. Хочешь, – тебе отдам?»
Наташа смотрела, не отвечая. Оксана покачала головой:
– Нет.
Подождав немного, продолжила:
– Могут на машине подъехать как муж и жена: «Девочка, как проехать туда-то? Сделай доброе дело – покажи. А то крутимся, крутимся… Обратно тебя привезем. – Помолчав, прибавила: – Хочешь вот – денег дам?» – выждав мгновение, покачала головой: – Нет.
Наташа продолжала внимательно слушать.
– Здоровому – ничего не нужно. Уводит – что-то не так. Говори громко, чтоб все слышали, – с невозмутимостью в лице перешла на звонкий, пронзительный тон: – «Кто вы? Я вас не знаю! Вы не мой папа! Таких подруг я у мамы не видела!»
Несколько покупателей обернулись на ее голос, но она их проигнорировала и снова вернулась к спокойному тону:
– Быстро отстанет.
Мягко всмотрелась Наташе в лицо.
– А некоторые – так вообще интимные места лезут трогать, – еле заметно прикрылась рукой, отстраняясь. – Бр-р-р, – повела в отвращении лопатками. – Сразу радостные, довольные… А ты кто, дядя? – перешла на развязный тон. – Ты чо меня трогаешь? – хлестнула по незримой руке. – Себя трогай! – Вернулась к плавности. – И маме сразу скажи: дядя – совсем чикане.
Наташа внимательно слушала.
– Умеешь хранить секреты? – спросила Оксана.
Та кивнула.
– А если секрет мучает или пугает?
Та еще раз кивнула.
– А тебя разве заранее предупреждали, что это будет тяжелый секрет?
Та не нашлась с ответом.
– Такие – можно сразу рассказывать, – уверила Оксана.
На кассе послышались шум, возня, голоса. Растолкав очередь с той стороны, к кассе протиснулась дородная женщина лет тридцати.
– Я мама Наташи, где она? – и заметив Наташу рядом с встающей Оксаной, накинулась через зубы: – Сколько раз говорить, чтоб за мной шла?! Бестолочь!
Девочка сжалась вся под ее ненавистным взглядом. Наблюдая одними глазами, Оксана холодно срезала:
– Где вы были?
– Что? – недоуменно осеклась та.
– Где – вы были? – невозмутимо уточнила Оксана место потери ребенка и время. – Когда – потеряли ребенка?
– Я… – пыл женщины сдулся. Мгновение она не могла сообразить, но быстро вернула себе прежний апломб, – искала… хлеб!
– Он потерялся? – понимающе предположила Оксана, окинув ее фигуру.
Вернувшись к палете и взяв с нее униформенный козырек, Оксана заметила, что ее руки дрожат.
– Своих все предупреждают, – отозвался в машине муж, выслушав до конца.
– У-у-у, ты очень ошибаешься!
– Почему?
Оксана изобразила одеяло, натягиваемое на уши с опаской во взгляде, и девочковость в голосе.
– Им самим очень страшна-а. И где найти слова-а… – она задумалась. – А потом, никто ж не хватает ребенка – и в лес побежал. Солитерные ищут подходы. Чувствуют, когда малыш одинок. Это может быть и сосед, и мамин с папой знакомый. – Помолчав с пару секунд, добавила: – Видел бы – сам понял. – И, еще подумав, спросила: – Хочешь, кое-что почитаю?
– Что?
Она поискала в сумке, достала папку, нашла, зачитала:
– «Как вот, бывает, щекочешь и ласкаешь похохатывающего ребенка, и мои стонущие уста почти дотронулись до ее голой шеи, покамест я раздавливал об ее ягодицу последнее содрогание самого длительного восторга, когда-либо испытанного существом человеческим или бесовским. Вынув шелковый платок, я привел в порядок свои царственные ризы».
– Это что? – спросил муж.
– Набоков, «Лолита».
– А-а…
– Знаешь, как то же прочитает здоровый?
– Как?
Оксана подалась к просвету между сиденьями:
– «Зрелый мужчина посадил на колени ребенка и затеял игру. Девочка смеялась, а он терся хилым своим… пока не кончил. Достал платок и отер штаны».
– Там как-то поэтичнее было, – заметил муж.
Оксана мимически отразила «А то ж», вздохнув:
– Да, да, «…царственные ризы…», «…существом бесовским…» – И добавила понимающе: – Солитерные.
– И его напечатали при советской власти? – не переставал удивляться муж.
– Он эмигрировал в революцию. Там творил.
– А-а…
– Кончил… безвестность, ничтожность. А хоть бы и…
– А это не она его соблазнила?
– Девочка? Думать так, конечно, легко и приятно, – закрыв папку, Оксана стала убирать ее в сумку.
– Хорошо – этот только потерся.
– Там не только. А потом, если б он «только» потерся, опачкав собою тебя…
– Ладно, давай сменим тему.
– Что так? Нам тоже страшно? – невозмутимо спросила Оксана.
– Не, ну сколько можно? Поговорили – и хватит.
Молчание в ответ.
– М? – спросил муж.
Молчание. Оксана рассеянно смотрела в окно.
– Оксан?
– А? – спохватилась она.
– Что молчишь?
– Поговорили ж – и хватит.
– Есть что-то унизительное в этом… – начал муж.
– В чем?
– Заставлять вас работать продавцами. Почему не управляющим? Не гендиректором на день?
Оксана рассеянно глядела в окно.
– Ты, – думаешь, лучше? – бесконфликтно спросила.
– В смысле? – не понял муж.
– Ты… я… «в офисе».
Они поравнялись со снегоуборочной машиной с оранжевыми проблесковыми маячками, Оксана безучастно кивнула.
– Водитель снегоуборочной расчистит снег – люди смогут проехать. Продавец разложит товары – люди смогут купить все домой. Какую пользу приносишь ты? – это могло прозвучать вызывающе, если б не было сказано с таким безразличием. – Я? Половина наших коллег?
– Ну, знаешь. Чтобы кто-то убрал снег, кто-то должен организовать его.
– Снег? – уточнила Оксана.
– Технику. Рабочих, – в голосе мужа звучала издевка. – И так во всем городе. – Не дождавшись встречной реплики, продолжал: – Чтобы кто-то разложил те товары, кто-то должен их заказать. Кто-то – таможить. А кто-то – вообще создать производство.
Оксана перевела взгляд от окна. Неясно, то ли сдерживая порыв, то ли ей лень было продолжать этот разговор.
– Ну, вот и не надо зарываться. Мы администраторы… да и только. Организуем процесс, – она свела брови в насмешке. – Продавцом? Унижение? А в офисе унижений нет?
Воспоминания унесли ее.