Глава 1
Оазис в пустыне
Никогда бы Алиса Селезнева не познакомилась с Корой Орват и не пережила страшные приключения в Золотом Треугольнике, если бы не дедушка.
Когда Алисочке было пять лет, дедушка принес домой скрипку и сказал, что находит у Алисы идеальный слух и поэтому ей пора учиться музыке, чтобы стать великой скрипачкой.
Целый год Алиса занималась с учительницей, Сферой Яковлевной, а дедушка сидел на уроках и таял от наслаждения – его мечта готова была сбыться.
Через год Алиса взбунтовалась и сказала, что станет пожарником. После отчаянной гражданской войны дедушка, конечно же, потерпел поражение, скрипку убрали в шкаф, Сфера Яковлевна перешла к другим талантам, а Алиса не стала пожарником, но с увлечением занимается на Станции юных биологов, которая скрывается под пальмами и баобабами Гоголевского бульвара в Москве.
У Алисы есть тайна: порой, когда дома никого из взрослых нет, она достает из шкафа скрипку и играет на ней для себя. Ведь когда тебя не заставляют, начинает хотеться. Правда, это желание с возрастом возникает все реже…
Но однажды, уже в шестом классе, умение Алисы играть на скрипке пригодилось науке.
Аркаша Сапожков начал проводить опыты по воздействию музыки на рост растений. Он был убежден, что растения не такие тупые и бесчувственные, как принято считать. И если их ублажать, они заплатят тебе сторицей. Вот и начал Сапожков ставить возле куста роз проигрыватель, чтобы тот играл цветам классическую музыку. Розы слушали музыку, но никак не реагировали.
Аркаша менял кассеты, перебрал всех композиторов за последние двести лет, но безрезультатно.
Его тщетные опыты как-то увидел и услышал Пашка Гераскин. Он тут же сказал, что Аркаша неправильно ставит опыт, потому что розам не нужны симфонии и кантаты. Розам нужен хороший джаз или по крайней мере рок-дроп и рок-джамп – два основных направления жесткой эстрадной музыки XXI века.
Аркаша не умел спорить с Гераскиным, так что тот поставил свои кассеты, и к концу дня кончики листьев на розовых кустах начали дрожать в такт ритму. Пашка обрадовался, закричал на всю Москву, что сделал эпохальное и гениальное открытие.
Прошло еще три дня. От громкой музыки устали не только биологи, но и жители окрестных домов. Даже птицы перестали петь на бульваре. Розовые кусты, хоть и угнетенные шумом, продолжали расти как росли, а Пашка Гераскин больше на станции не появлялся, потому что готовился к новому великому начинанию – первенству мира по блицдомино среди мальчиков. Уговорить его вернуться на станцию не удалось. Лишь на четвертый день он прислал на Гоголевский бульвар какого-то старичка в черном кожаном костюме с блестками и нашлепками, который заявил, что пленки принадлежат ему и он без них не может спать.
Биологи с великим облегчением вернули пленки и стали наслаждаться тишиной.
Они наслаждались тишиной целый день, а потом Аркаша подошел к Алисе и спросил:
– А правда, что тебя в детстве учили играть на скрипке?
– К счастью, я скоро сбежала из дому, – сообщила Алиса, – и жила в лесу, как Маугли, питалась медом диких пчел, а если видела в лесу скрипача, то разрывала его зубами!
Аркаша выслушал Алису, склонив голову набок. Он порой думает медленно, но всегда в конце концов находит правильное решение. Вот и в тот раз через минуту он медленно произнес:
– Это была шутка! – И сам счастливо засмеялся.
– В моей шутке была доля правды, – предупредила Алиса.
Аркаша не испугался. Он был серьезен.
– Ты не совсем разучилась играть на скрипке? – спросил он.
– А почему я должна разучиться?
– Много лет прошло. Ты же еще дошкольницей была.
– Чего тебе надо, друг? – строго спросила Алиса. – Ведь ты спрашиваешь не из пустого любопытства?
– Я никогда не позволю пустому любопытству овладеть мною, – ответил Аркаша.
– Тогда расскажи, что ты задумал.
Аркаша подошел к розовому кусту. Он смотрел на него и говорил печальным голосом:
– Все наши опыты пока провалились. Эти проклятые розы не хотят слушать музыку. Ни классическую, ни джазовую, ни рок-дроп, ни рок-джамп. А вдруг, подумал я, это происходит оттого, что музыка, которой мы питаем растения, ненастоящая? Ведь я начал свои опыты, потому что прочел о том, что средневековые монахи заставляли горох созревать скорее, играя перед ним на лютне. Ты следишь за ходом моих мыслей?
– Это несложно, – ответила Алиса.
Аркаша поперхнулся. Не очень приятно сознавать, что твои мысли несложные. Но так как он, в отличие от Пашки, не позволял себе шумных сцен, то, помолчав, продолжал:
– И я тогда подумал: а не предложить ли нашим цветам настоящую музыку? Живую! Сначала я хотел пригласить какого-нибудь скрипача или пианиста, а то и целый оркестр, но Маша Белая сказала, что ты в детстве училась играть на скрипке…
– Ты хочешь, чтобы я играла на скрипке перед розами? – удивилась Алиса.
– Вот именно! Ты немножко поиграй, часика три-четыре, и мы посмотрим, обратят ли цветы на тебя внимание.
Алиса покачала головой.
– Нет, – сказала она, – я все забыла. Ведь я несколько лет скрипку в руки почти не брала.
– Почти? – Аркаша как клещ вцепился в неосторожно сказанное слово. Он сразу догадался, что Алиса иногда играет на скрипке. Для себя. В конце концов Алиса была вынуждена признать, что Аркаша прав. А еще через день она принесла свою скрипку.
К тому времени Аркаша уже вычислил самое лучшее расстояние от розового куста, учел направление ветра и расположение солнца. Он поставил Алису на дорожке в двух метрах двадцати сантиметрах от куста, так чтобы солнце находилось справа от Алисы. Затем посмотрел на часы, велел подождать сорок секунд.
– Поехали! – крикнул он наконец.
Жираф Злодей подошел к Алисе и, опустив голову к скрипке, принялся ее обнюхивать.
– Отойди, – сказала Алиса, – это не едят.
Но и другие животные, обитающие на Станции юных биологов, тоже потянулись поглядеть, что будет делать их любимая Алисочка, и Аркаше пришлось их отгонять.
Алиса тем временем начала с простых упражнений – ей ведь тоже надо было освоиться. Скрипка послушно прижалась к плечу, она была приятной на ощупь, и ей хотелось петь – только помоги ей, коснись струн!
И Алиса заиграла.
Вскоре она забыла о времени, о слушателях, о том, что минуты несутся, словно лыжники с горы…
Аркаша подошел к розовому кусту и стал всматриваться в него.
И убедился, что куст не остался совсем равнодушным к Алисиной игре на скрипке: листья чуть шевелились, откликаясь на музыку, а лепестки цветов раскрывались, чтобы не пропустить ни одной ноты.
– Есть! – обрадованно закричал Аркаша.
Розовый куст смутился и замер, жираф Злодей отпрянул и спрятался за баобаб, питекантроп Геракл сиганул на дерево и скрылся в листве.
– Боюсь, – сказала Алиса, опуская скрипку, – что ты все испортил.
И слушатели согласились с ней.
– Ничего подобного! – не сдавался Аркаша. – Опыт увенчался успехом, потому что на этом этапе нам ничего больше не нужно. Мы пойдем шаг за шагом.
– Без меня, – заметила Алиса.
– Как так без тебя? Мы же разделим с тобой славу!
– Думаю, что с тобой никакой славы мне не дождаться, – ответила Алиса, все еще сердившаяся на Аркашу, который не вовремя расшумелся.
Она положила скрипку в футляр.
– Что ж, – сказал Аркаша, – если ты не хочешь мне помочь, то я приглашу Квартет Бородина, там работают добрые люди.
Так закончились опыты на станции, но не закончились приключения Алисы.
За ужином Алиса призналась маме, что сегодня играла на скрипке, чтобы помочь Аркаше проводить опыт. Но ничего из этого не вышло.
– И не выйдет, – сказала мама. – Потому что ученые уже доказали, что, просто играя, распевая песни или даже стреляя из пистолета рядом с растением, ты ничего не добьешься.
– Значит, это тупик?
– Ничего подобного! – засмеялась мама. – Я сегодня утром видела передачу о профессоре Лу Фу. Ты что-нибудь знаешь о профессоре Лу Фу?
– Я слышала… – сказала Алиса неуверенно. Но тут же вспомнила: – Конечно, он придумал гравитационные двигатели! Правда?
– Он многое сделал помимо этого. Но гравилеты – его самое известное изобретение.
– Это было очень давно! Наверное, до нашей эры.
– Это было шестьдесят лет назад. Но дело в том, что профессору Лу Фу скоро исполняется сто лет.
– А при чем здесь скрипка и растения?
– Потому что лет десять назад великий Лу Фу оставил свой институт в Шанхае, покинул друзей и учеников. И уехал в пустыню Такла-Макан.
– Куда?
– Ну вот, Алисочка! – расстроилась мама, которая всегда хотела, чтобы Алиса выросла широко образованным человеком. – Можно подумать, что ты не училась в школе…
– Мама, – призналась Алиса, – в тот день, когда в школе проходили пустыню Такла-Макан, я болела.
– Ты уверена?
– Это же ты не пустила меня в школу! У меня болело горло.
– Сдаюсь, – сказала мама. – К сожалению, моя дочь хитрее меня.
– Мамочка, пожалуйста, напомни мне о пустыне Такла-Макан.
– Если ты возьмешь карту, – сказала мама, – то увидишь, что точно в центре Азии находится громадная пустыня Такла-Макан, до сих пор не освоенная человеком. Она тянется на многие сотни километров к северу от Тибета и похожа на гигантское пересушенное блюдце, куда не попадают дожди, потому что со всех сторон оно окружено горными хребтами. Речки, которые стекают в это блюдце с гор, зимой замерзают – ведь там бывает холодно, как в Сибири, – а летом почти все пересыхают и теряются в песках. Лишь самая большая из них, Тарим, которая течет по северному краю пустыни, достигает большого соленого озера Лоб-Нор. Это озеро мелкое, и никто не скажет точно, какую площадь оно занимает…
– Мама! – воскликнула Алиса. – Откуда ты так много знаешь? Это ненормально!
– Это совершенно нормально, потому что когда я была студенткой, то путешествовала по пустыне Такла-Макан и даже побывала на озере Лоб-Нор.
– Но зачем?
– Потому что мне это было интересно.
– Разве человеку может быть интересна голая пустыня?
– Во-первых, – возразила мама, – пустыни никогда не бывают скучными и голыми. Как будущий биолог ты должна знать, что в любой, даже самой безводной пустыне кипит жизнь, только она принимает особые формы – обитатели пустыни в жару скрываются под песком или в норках, травы и даже кустарники сбрасывают листья в жаркий или холодный периоды года, зато когда в пустыню приходит весна, она вся расцветает. Нет, Алиса, на свете более буйного и красочного зрелища, чем цветущая пустыня, покрытая крокусами, нарциссами, тюльпанами и множеством других трав и цветов: растения спешат, они должны отцвести, дать плоды и семена за несколько недель, а за это же время всякая пустынная живность успевает нарожать детенышей, выкормить их и сделать запасы на лето, осень и зиму. Вот любоваться пустынной весной мы туда и ездили.
– Тогда я тебе, мама, завидую, – сказала Алиса. – Я была на многих планетах и видела много разных цветов, но никогда мне еще не приходилось видеть цветущей пустыни.
– Я почти уверена в том, что если ты полетишь в Такла-Макан через месяц, то застанешь цветущий край.
– Но зачем мне туда лететь? – удивилась Алиса. – У меня немало дел в Москве. К тому же мне хотелось навестить Громозеку. Я его так давно не видела!
– Тогда дослушай меня, Алиса, – попросила мама. – Я не кончила рассказывать про озеро Лоб-Нор.
Алиса промолчала. Конечно же, ей было непонятно, какое отношение имеет к ней пустынное озеро, но мама уже доказала сегодня, что она знает больше Алисы, и не стоит с этим спорить. Если маме хочется показать свою образованность, на то ее воля!
– Это озеро давно открыто и в то же время совершенно не изучено. Питают его пустынные реки, которые, как правило, летом пересыхают. Даже самая большая из них, Тарим. Но за те месяцы, которые они несут свои воды в озеро, они его успевают наполнить настолько, что озеро разливается на несколько сотен километров. К концу лета оно обязательно съеживается и даже распадается на несколько соленых озер. Зато весной Лоб-Нор – бескрайнее море, на котором останавливаются стаи перелетных птиц. Берега его заросли зеленой травой, тростники покрывают мелководье…
– Мамочка, – не выдержала Алиса, – мне очень интересно слушать про озеро Лоб-Нор, но почему я должна о нем знать?
– Разве я тебе не сказала, что там живет физик Лу Фу?
– Замечательно! – воскликнула Алиса. – И что же дальше?
– А дальше я узнала, что профессор в глухой пустыне, недалеко от озера Лоб-Нор, развел замечательный сад. Пока он никому об этом не рассказывает, считая, что его опыты не завершены. Тем не менее известно, что Лу Фу воздействует на растения какими-то лучами, которые заставляют их расти со сказочной быстротой даже в таком неплодородном месте, как Такла-Макан. И, судя по всему, его опыты имеют общее с теми, что вы так безуспешно пытались сделать с Аркашей и Пашкой.
– А профессору можно позвонить?
– Он не любит репортеров, зевак и туристов. Он считает, что у него каждая минута на счету и незачем отвлекаться на пустые разговоры. Но я думаю, если ты сообщишь, что работаешь в той же области, профессор согласится показать тебе свое хозяйство. – Мама улыбнулась, словно чуть-чуть не принимала Алису всерьез.
– Но как мне сказать ему, что я хочу увидеть сад? – спросила Алиса, сделав вид, что не замечает маминой улыбки.
– Напиши ему видеописьмо, – посоветовала мама. – Старики любят старинные вещи.
Когда Алиса вернулась на биостанцию, Пашка и Аркаша как раз сидели там и играли в шахматы. А это на станции обычно означало, что ее биологические гении завершили один этап в своей творческой жизни и думают, чем бы теперь заняться – то ли кита поймать и научить его стоять на хвосте, то ли организовать физкультурный парад муравьев, то ли отрастить плоские хвосты детям в соседнем садике, чтобы лучше плавали…
– Ребята, – обратилась к ним Алиса, – кажется, мы нашли человека, который умеет воздействовать на растения!
– Пройденный этап! – заявил Пашка.
– Бесперспективно! – поддержал его Аркаша.
Так лучшие друзья и соратники предали Алису.
– Значит, вы к нему не полетите? – спросила Алиса, все еще не теряя надежды.
– А где он живет, твой гений? – язвительно произнес Пашка.
– В пустыне Такла-Макан.
– Не слышал о такой, – заявил Пашка. – Значит, ее нет.
Как известно, Пашка – самый самоуверенный человек на свете, и это часто ставит его в дурацкое положение.
Когда Аркаша засмеялся, Пашка понял, что попал впросак, и быстро поправился:
– Вспомнил! Она на Марсе. Конечно же, у Южного полюса. Я там был еще мальчишкой.
– Эта пустыня в Центральной Азии, – сказал Аркаша. – Мне туда не хочется. Особенно сейчас, когда весна только начинается и ночами там температура падает ниже нуля.
Он и это знал, отличник!
– Значит, никто из вас не намерен составить мне компанию? – спросила Алиса.
– И охота тебе было… – заметил Пашка.
– Я всегда стараюсь доводить дело до конца! – произнесла Алиса, но ее товарищи уже не смотрели на нее – главные события развивались на шахматной доске.
«Ну хорошо! – сказала себе Алиса. – Мужчины – самые ненадежные люди. А мальчишки – худший вариант мужчин. Как жаль, что с ними приходится дружить!» Но теперь Алиса обязательно пробьется к профессору Лу Фу и побывает у него в оазисе. И докажет изменникам, кто из них настоящий ученый.
Возвратясь домой, Алиса тут же уселась за компьютер, чтобы написать видеописьмо профессору. Она рассказала, как они пытались воздействовать на растения разной музыкой, как ничего из этого не вышло и как мама рассказала об опытах профессора Лу Фу. Алиса спрашивала, можно ли посетить профессора в удобное для него время и совсем ненадолго, но не как любопытной туристке, а как коллеге-биологу.
Ответное письмо пришло на следующий день.
Алиса сразу вставила его в компьютер, и на экране дисплея показалось лицо профессора Лу Фу.
Профессор оказался очень старым, но совсем не дряхлым человеком. У него было загорелое худое лицо в глубоких морщинах. Профессор был совсем лысый, его жиденькая белая борода лежала на груди, а длинные белые усы свисали по сторонам до подбородка. Годы сгорбили его. Надиктовывая письмо, профессор ходил по обширной светлой комнате, и его движения были резкими и точными – никак не дашь человеку сто лет.
– Дорогая девочка Алиса, – произнес старик глубоким молодым голосом, вглядываясь в экран большими яркими черными глазами. – Я был рад получить твое письмо, потому что я глубоко уважаю людей, независимо от их возраста, которые серьезно занимаются наукой и хотят принести пользу людям. В последние годы я стараюсь видеть как можно меньше людей, тем более что ко мне в основном стремятся проникнуть туристы и корреспонденты, ничего не понимающие в моей работе. Их объединяет одна цель – похвастаться перед другими людьми тем, что они видели старика Лу Фу, который совсем выжил из ума.
Тут профессор заразительно засмеялся.
Дальше он рассказал Алисе, что старается никого не принимать в оазисе, пока его работа не завершена. Исключение он делает лишь для студентов-биологов из Урумчи и некоторых своих коллег. Профессор сообщил, что согласен считать девочку из Москвы своим коллегой. Он также сказал, как лучше всего добраться до его оазиса.
Следовало долететь рейсовым кораблем до большого города Урумчи. Там, в Урумчи, в Педагогическом институте надо отыскать аспирантку Ичунь, которая часто навещает профессора. Ичунь даст Алисе программу полета для флаера. После этого Алиса возьмет на стоянке флаер, который за час донесет Алису до оазиса в пустыне. Одно условие: Алиса должна прилететь одна, потому что профессору трудно принимать сразу нескольких человек, особенно если между ними затешутся мальчики.
Алиса была счастлива. Конечно же, она не удержалась и прокрутила письмо Пашке и Аркаше. Те просмотрели послание Лу Фу, и Пашка сказал:
– Желаю тебе удачи, коллега. Но я уверен, что человек, которому сто лет, даже если он и был когда-то великим ученым, вряд ли сейчас может думать, как молодые львы.
Под молодым львом Пашка имел в виду себя и немного Аркашу.
Аркаша не был таким категоричным.
– Слетай, – сказал он. – Может, и в самом деле увидишь что-то интересное. Тогда мы будем рады подключиться. Хотя я не понимаю, как можно сотрудничать со стариком, который терпеть не может юных гениев.
– Он нас боится, – добавил Пашка. – И завидует нашим способностям.
Вечером Алиса предупредила маму, что на субботу слетает в пустыню Такла-Макан, а мама испугалась, что Алиса, как всегда, простудится. Поэтому она воскликнула:
– Только не вздумай лететь без шапки! Мне еще не хватало, чтобы ты простудилась, а у тебя в понедельник контрольная по русскому языку!
Алиса послушно надела красную вязаную шапочку, в которой когда-то давно побывала в Заповеднике Сказок и даже в Эпохе Легенд, где все принимали ее за Красную Шапочку. Но в лайнере Москва–Ташкент–Урумчи она шапочку сняла и спрятала в сумку.
Город Урумчи, красиво расположенный в горной долине и окруженный, куда ни кинь взгляд, снежными вершинами, был крупным туристическим центром. И это понятно.
Когда-то, лет двести назад, люди ездили отдыхать на Черное море или на Канарские острова. Целыми днями они лежали на берегу, обжигались до красноты, загорали до черноты, лениво поглощали обеды и ужины, а вечерами танцевали под гитару. Потом, когда появилось много самолетов и теплоходов, люди стали больше путешествовать. Они плыли на Гавайские острова, смотрели на слонов у горы Килиманджаро, ныряли с коралловых рифов Сейшельских островов и любовались карнавалом Рио-де-Жанейро. Им хотелось, чтобы вокруг было удобно и красиво.
Прошло еще несколько десятилетий. Люди наконец перестали воевать друг с другом, прекратили засорять реки и губить свежий воздух, Земля смогла отдохнуть. А ее обитатели, наоборот, живя в комфорте, истосковались по трудностям. Ведь дома было спокойно, красиво и уютно. Рядом были бассейн и лес с грибами, ягодами и искусственным климатом. И вот люди стали путешествовать в такие места, куда их раньше и калачом было не заманить. Целыми семьями они отправлялись в пустыню Гоби, на Северный полюс, в глубины амазонской сельвы и джунгли Малайзии. Они давали себя кусать комарам и скорпионам, мучились от недоедания, сырости и жажды – и возвращались домой счастливые, потому что наконец-то смогли испытать настоящие трудности!
Урумчи, когда-то небольшой город, расположенный недалеко от пустыни Такла-Макан, хребта Каракорум и других негостеприимных мест, стал за последние годы одним из самых известных центров туризма на Земле. Небоскребы гостиниц и универмагов видны уже издали, когда туристические лайнеры делают круг, снижаясь к третьему по величине в Азии аэродрому. Там уже строится и космопорт, потому что слава грозной пустыни и непреодолимых гор распространилась по всей Галактике. Завтра тут появятся ушаны, кустики, брастаки и прочие изнеженные цивилизацией обитатели уютных планет.
Однако пока еще туристы, хоть их и немало, растворяются в тишине и просторах гор и каменистых пустынь, вдыхают их ледяной воздух и мертвую бесконечность и, как правило, очень быстро возвращаются в комфорт гостиниц города Урумчи, к его подогретым бассейнам и вкусным креветкам сорока двух роскошных ресторанов. Мало кто из туристов выдерживает в пустыне больше двух дней, три дня – это героизм, пять – подвиг, равный подвигу Марко Поло, который прошел те места с караваном из Венеции, правда, очень– очень давно.
Хитроумные хозяева этих мест отлично разбираются в психологии туристов и не мешают им испытывать себя в суровых условиях пустыни. Зато они принимают все меры, чтобы, возвратившись в Урумчи, путешественники почувствовали себя в раю и не спешили выбраться оттуда домой. А для того чтобы помочь рассказывать знакомым об испытаниях в диких местах, в Урумчи есть множество магазинов, торгующих трофеями путешественников – синтетическими шкурами барсов и лошадей Пржевальского, буддийскими масками и статуэтками, сделанными в местных мастерских по древним образцам, и даже отпечатками следов снежного человека, которого туристы часто ловят, но еще ни разу не поймали.
Обо всем этом Алиса имела слабое представление. Поэтому она удивилась, увидев, какой громадный лайнер отправляется из Лондона в Урумчи с посадками в Москве и Ташкенте. В тысячеместном корабле почти все места были заняты, хотя туристский сезон еще и не начинался. Правда, в пустынях Гоби и Такла-Макан, а также на плато Тибета и на Каракоруме сезон продолжается круглый год, потому что зимой выжить в пустыне еще труднее, чем летом, и испытания для туристов начинаются с того момента, когда они сходят с трапа лайнера.
Но Алиса об этом тоже не знала и поражалась суете, оживлению и подъему духа пассажиров лайнера. В уютные кресла усаживались не программисты, языковеды, вице-президенты фирм или фермеры, а настоящие пустынные волки, наследники Марко Поло, готовые дать сражение льдам, снежным лавинам и песчаным бурям и отразить нападения снежных барсов.
О, как они все были экипированы! В пуховиках, с ледорубами, в кислородных масках, с мотками веревок через плечо, с термосами, в которых хранился неприкосновенный запас кипятка и сгущенного молока! Некоторые везли с собой луки, стрелы и арбалеты, так как более современное оружие у них отобрали при посадке в лайнер. Не говоря уже об утепленных арктических палатках, надувных матрацах, котлах для варки плова и баранины… А одна семья даже везла с собой байдарку, что совсем удивило Алису. Байдарка почти в четыре метра длиной. Она была сверху затянута кожаным чехлом, пристегнутым к бортам, и занимала массу места. Ее с трудом уложили в проходе, и она всем мешала – пассажирам и стюардессам. Но глава семьи господин Торнсенсен – могучий альбинос с красным лицом и шкиперской бородкой – вел себя совершенно спокойно и, казалось, не слышал ворчания пассажиров. Куда больше переживала госпожа Торнсенсен – толстая пожилая дама с тремя подбородками и в черном парике, из-под которого были видны ее собственные рыжие волосы. А вот третья представительница семейства – девушка лет пятнадцати, маленькая, стройная, скуластая, похожая на китаянку, только более смуглая, оказалась соседкой Алисы. От нее за два часа полета от Москвы до Урумчи Алиса узнала многое о семействе Торнсенсен. Оказывается, папа Ма Ми – так звали девочку – был не родным ее отцом, а приемным. Сама Ма Ми родилась в Бирме, но ее родители погибли во время землетрясения. Тогда многих сирот взяли на воспитание в другие страны. Вот и досталась осиротевшая малышка норвежской семье Торнсенсен. Правда, Торнсенсены жили не в Норвегии, а в Сингапуре, где у папы Кнута был магазин детских игрушек. Ма Ми Торнсенсен ходила там в колледж, а мама Клара была председательницей Общества защиты кошек.
Ма Ми оказалась веселой и разговорчивой девочкой. За свою короткую жизнь она немало путешествовала и даже жила некоторое время в Италии. Она звала Алису к себе в гости и расспрашивала ее, зачем та летит в Урумчи. Алисе не хотелось врать новой знакомой, которая к тому же была года на три старше ее, но и правду говорить не хотелось, потому что профессор Лу Фу в своем письме специально просил, чтобы Алиса не рассказывала о поездке к нему. Он боялся лишних визитеров. Теперь же, оказавшись в шумном, как футбольные трибуны, туристическом лайнере, Алиса поняла, что опасения старого физика не были лишены оснований.
Ма Ми очень быстро рассказывала, как ее папа, любитель рыбной ловли, прочел где-то, как трудно ловить рыбу на озере Лоб-Нор, и загорелся идеей испытать свои силы, а то он очень растолстел за прилавком своего магазина в Сингапуре.
Он с трудом уломал Ма Ми и госпожу Клару согласиться на эту авантюру, и в конце концов ее приемная мать дала согласие, а за ней согласилась и Ма Ми. Впрочем, Ма Ми с самого начала особенно и не сопротивлялась – ей было интересно увидеть самую грозную пустыню на Земле и поплавать на байдарке, специально сделанной для этого путешествия, по таинственному и неуловимому озеру Лоб-Нор, которое, как говорили, этой весной разлилось так, что берегов не увидишь, потому что зима выдалась мягкой и снежной; следовательно, озеро стало почти совсем пресным.
– У нас все есть, – сказала Ма Ми. – И палатка с обогревом, и высокие сапоги, чтобы подбирать рыбу на мелководье или охотиться на уток. Утки уже, оказывается, начали свой перелет к северу, и первые стаи появились в тростниках, окружающих озеро.
Когда лайнер сделал посадку в Ташкенте, чтобы забрать оттуда еще туристов, девочки пошли погулять. Вскоре их догнал папа Торнсенсен, который принес им мороженое в стаканчиках.
Ма Ми рассказала приемному отцу, что Алиса летит в Урумчи, потому что у нее там есть знакомая в Педагогическом институте, с которой они будут проводить биологические опыты. Зовут студентку Ичунь.
Алиса и в самом деле сказала Ма Ми о себе именно это. Она опасалась, как бы, узнав о том, что Алиса летит к профессору, Торнсенсены не вцепились в нее с требованием отвезти их к нему. Тогда профессор, вернее всего, выгонит не только любопытных туристов, но не поздоровится и самой Алисе.
– Я не могу дождаться того момента, – громко говорил господин Торнсенсен девочкам, шагая рядом с ними по разогретому весеннему полю аэродрома в Ташкенте, – когда я всажу острогу в бок громадного сома!
Алиса сомневалась, что громадные сомы водятся в пересыхающем да еще большей частью соленом озере, но зачем спорить с рыболовом и заранее портить ему настроение?
Норвежец пригласил Алису навестить их на озере Лоб-Нор и вместе порыбачить или пострелять птицу. Алиса сразу согласилась. Тут объявили посадку, и пришлось возвращаться к лайнеру.
От Ташкента до Урумчи лететь совсем немного – полчаса.
Прямо от горных вершин лайнер ринулся вниз, на лежащий между хребтов аэродром в Урумчи, за которым начинались небоскребы гостиниц и казино.
Странно было осознавать, что уже недалеко отсюда простирается дикая, почти не тронутая человеком природа.
Алиса попрощалась с Ма Ми, как только лайнер замер у здания аэропорта. Ма Ми еще раз пригласила Алису в гости в Сингапур. Потом Торнсенсены с шумом, спорами и даже ссорясь с другими пассажирами, почти так же тяжело нагруженными, как и норвежцы, начали вытаскивать из салона свои рюкзаки и байдарку.
Алиса поспешила вниз. У барьера ее окликнула круглолицая, толстенькая, с добрыми глазами студентка Ичунь, которая прибежала встретить Алису к лайнеру. Ичунь обожала старого профессора и готова была умереть, только бы ему было хорошо. И больше всего в жизни ее огорчало то, что профессор Лу Фу не хотел, чтобы кто-то ухаживал за ним или хотя бы жил в его доме. Он говорил, что за сто лет жизни заработал наконец право последние годы пожить в свое удовольствие и никого не слушаться. Рассказывая об этом, пока они шли через зал, Ичунь повела Алису к своему флаеру. Уходя, Алиса оглянулась. Торнсенсены как раз втаскивали в зал байдарку. Тащили ее женщины, а сам краснолицый Кнут шумно помогал им советами и командами.
В тот день Ичунь собиралась сама навестить профессора. А раз багажа у Алисы не было, то ничто не мешало тут же подняться в воздух и отправиться к Лу Фу – самому умному, самому доброму, самому чуткому и самому-самому человеку на Земле.
– Ты сейчас увидишь, чего он добился в своем оазисе, – говорила Ичунь. – Я считаю, что его достижения значительнее гравитационного двигателя. Зачем летать по Вселенной, когда можно отыскать счастье на Земле?
Это заявление было очень наивным, но вызвано оно было огромной любовью к профессору, поэтому Алиса не стала спорить, хотя, если бы не изобрели гравитационного двигателя, Алисе никогда бы не удалось побывать на всех тех планетах, которые она повидала.
Ичунь оказалась удивительной болтушкой, а кроме того, ей было интересно знать обо всем, что происходит в Москве. А когда она услышала, что Алиса побывала на многих других планетах, то вопросы посыпались втрое быстрее.
Так они и летели эти полчаса, что занимает путь до оазиса на флаере. Внизу проносились покрытые снегом горные вершины, затем за тонкой, блестевшей под солнцем полоской реки потянулась каменная пустыня с желтыми полосами барханов, а дальше к югу простирались бесконечные пески. Но Ичунь не стала углубляться в пустыню, а повернула флаер к востоку и повела его довольно низко над песками. Порой в низинах и на затененных участках скал были видны белые пятна снега, но вообще-то снега было немного – места здесь такие сухие, что снег никогда не покрывает пустыню, а если и выпадет, то вскоре его сдувает жестокими ураганными ветрами – ведь им есть где разгуляться.
Странно было представить, что в таких местах могут жить или просто бывать люди. Алисе даже стало страшновато за отважных туристов. Каково здесь будет Торнсенсенам, особенно когда зайдет солнце и грянет ночной мороз?
И тут Алиса увидела зеленое пятнышко на серо-желтом фоне пустыни. Пятнышко росло и приближалось.
– Видишь? – спросила Ичунь.
– Это что?
– Это и есть оазис профессора Лу Фу, – ответила толстенькая китаянка.
Флаер сделал круг над зеленым садом, который раскинулся на пологом спуске к рукаву реки Тарим, несущей по камням ледяную воду к озеру Лоб-Нор, и опустился на каменной площадке в нескольких метрах от входа в усадьбу профессора Лу Фу.
Алиса увидела изысканные литые чугунные ворота, видно привезенные сюда издалека. Ворота были приоткрыты, так что надпись «Просьба позвонить» на китайском, русском, английском и уйгурском языках к Алисе и Ичунь не относилась.
– Профессор заранее задал воротам программу, – сказала Ичунь, подходя к ним. – Чтобы они нас встретили, а чужих не пустили.
– Добро пожаловать, – сказали ворота, когда Алиса вошла.
– Вообще-то профессор не любит, чтобы к нему заходили любопытные туристы. Они бывают очень бесцеремонными, а профессор – человек деликатный и слаб здоровьем, пустые люди его раздражают.
– Ты права, моя дорогая Ичунь, – послышался молодой голос.
По дорожке навстречу гостьям медленно шел очень старый, хрупкий, согбенный человек с жидкой белой бородкой и усами, в черной круглой шапочке. У человека были большие молодые веселые глаза в тонких морщинках, которые остались от многих тысяч улыбок.
За старым профессором, на полшага позади, шла молодая девушка с резкими чертами лица, карими глазами и такими густыми черными бровями, что они срослись над переносицей.
– Я рад видеть юную гостью из Москвы, – сказал старик. – Ты, наверное, уже догадалась, что я и есть старый отшельник Лу Фу.
– Конечно, профессор, – ответила Алиса. – Вряд ли вы живете здесь с братом, который за вас всю жизнь фотографировался.
Профессор рассмеялся.
– Познакомься с Фатимой. Фатима – подруга Ичунь, они вместе учатся и вместе за мной ухаживают, как самые настоящие внучки. Только Ичунь китаянка, а Фатима – уйгурка. А теперь, когда мы все познакомились, я предлагаю дорогим гостьям пройти в дом, потому что поднимается зимний ветер и вы можете замерзнуть.
Профессор как будто подслушал мамины напутствия!
– Ой, что вы! – воскликнула Алиса. – Мне совсем не холодно. И если вы не возражаете, я хотела бы сначала посмотреть ваш сад. Даже с неба он кажется удивительным и необыкновенным.
– Пожалуйста, – ответил профессор. – Я люблю показывать свой сад друзьям. Их у меня осталось не много, и они редко меня навещают, и если бы не молодежь из Урумчи, я бы совсем закис.
Но при этом профессор улыбался, и Алиса поняла, что он несколько преувеличивает. И если у него бывает мало народа, то только потому, что он сам этого хочет.
– Следуйте за мной, – пригласил профессор.
И только тут Алиса поняла, что заворожена взглядом профессора, она даже не заметила, что он одет в рабочий костюм – наверное, одежду китайского крестьянина: синюю куртку и синие широкие штаны. На босых ногах, несмотря на холод, были лишь легкие сандалии.
Профессор пошел вперед по туннелю, собранному из легких деревянных планок, оплетенных виноградом так, что внутри было полутемно. И, что самое удивительное, листья винограда были зелеными, а сверху свисали тяжелые грозди спелых ягод.
По обе стороны туннеля в просветах между виноградными листьями были видны клумбы с розами, пионами и даже флоксами, а далее Алиса заметила полянку, засаженную хризантемами.
Когда туннель кончился, они оказались на небольшой лужайке перед домом. Тут как раз вышло солнце, и в мгновение ока замерший было живой мир оазиса всполошился и кинулся по своим делам: из густой травы вылетели бабочки и кузнечики, деловитые шмели и пчелы слетелись к цветам, а муравьи побежали через дорожки. Запели птицы, они гнездились в кущах деревьев, правда, еще невысоких, но пышных. Алиса увидела там и клен, и яблони, а ближе к высокой металлической ограде, литой, как и ворота, стояли сосны вперемежку с бананами и бамбуком, это было необычно, но красиво.
– Я опасаюсь не только нежеланных гостей, – сказал профессор. – Ограда ограничивает действие моих лучей и служит как бы экраном.
Последних слов старого профессора Алиса не поняла, но она не спешила с вопросами – ведь профессор обязательно расскажет, чем он занимается и что за лучи он изобрел.
Внутри небольшого домика, скромного настолько, что казалось, будто у отшельника, который здесь живет, нет никаких потребностей и желаний, было тепло. Солнце било в большие окна, делая еще более заметным скромное убранство комнат.
Первая комната служила профессору гостиной, столовой и, очевидно, кабинетом. Пол в ней был покрыт циновками, посредине стоял невысокий стол, возле него – два небольших табурета. Третий табурет Алиса увидела справа, у консоли, на которой стоял компьютер. На стенах было две-три старые фотографии, на одной Алиса угадала молодого профессора возле космического гравитоплана древней конструкции, рядом с ним стояла молодая красивая женщина. Ее Алиса тоже узнала. Это была Сандра Сингха – первый пилот гравитоплана, которая пропала без вести во время испытательного полета – космос всегда требовал жертв.
Что еще было в комнате? Несколько книг на столе, дискеты на консоли, абажур с черным драконом, вышитым на желтом шелке, древняя статуя Будды, видно найденная в пустыне…
– Мне много не нужно, – сказал профессор, указывая гостьям на табуретки. – Простите, Алиса, если вам у меня покажется не очень уютно. Фатима, ты угостишь нас чаем?
Фатима уже исчезла за дверью.
Дверей было две – одна вела на кухню, другая – в глубину дома, наверное в спальню профессора.
Сначала немного поговорили о том, как Алиса долетела до Урумчи, профессор расспросил гостью о здоровье ее родителей. Оказалось, что профессор читал о приключениях Алисы и даже видел документальный фильм о путешествии ее к центру Земли. Профессор был вовсе не таким отшельником, как могло показаться. Он сам признался, что получает специальную программу новостей, а также несколько видеожурналов и внимательно следит за всеми событиями в мире.
– Так расскажите, Алиса, – попросил профессор свою гостью, – что за опыты вы проводили в Москве со своими товарищами и какими были их результаты?
Профессор разговаривал с Алисой точно так же, как говорил бы со своим взрослым коллегой, и ничуть не притворялся. Для него на самом деле совершенно ничего не значил возраст собеседника. Он ценил в людях ум и доброту. Остальное, как утверждал он, приложится.
И Алиса совсем не стеснялась, хотя впервые в жизни попала в ситуацию, когда ее коллеге, к которому она прилетела по делу, почти на девяносто лет больше, чем ей. И родился он в прошлом веке!
Алиса рассказала профессору о том, как Аркаша хотел заставить розовый куст отзываться на классическую музыку, а Пашка Гераскин заставил растение слушать сутками сплошной рок-дроп и рок-джамп.
Профессор даже развеселился, особенно когда Алиса рассказала ему, что розы чуть не завяли после трех часов сплошного рока. Затем Алиса поведала профессору, как сама впуталась в эту историю, потому что когда-то дедушка учил ее играть на скрипке.
– И что же розы? – спросил Лу Фу, когда Алиса рассказала, как принесла на биостанцию скрипку.
– Аркаша уверяет, что они шевелили листьями и даже лепестками, правда, чуть-чуть.
– Вот именно, чуть-чуть, – согласился профессор. – Я должен сказать вам, коллега, что я проходил через эти опыты. Не удивляйтесь, Алиса. Ведь я тоже не сразу добился таких результатов.
И профессор показал на окно, за которым, просвеченные солнечными лучами, покачивались под ветром ягоды черешни. Дальше стояли апельсиновые деревья, украшенные тяжелыми оранжевыми плодами.
– Значит, мы пошли по неправильному пути? – спросила Алиса.
– Да, ваш путь был тупиковым. Вы могли пригласить целый симфонический оркестр, но вряд ли даже морковка выросла бы быстрее. Если бы вы немного подумали, то наверняка догадались бы о том, о чем удалось догадаться мне.
– Но о чем догадались вы, профессор?
Алиса посмотрела на Ичунь и Фатиму. Обе студентки глядели на профессора влюбленными глазами. Они уже давно знали об открытии, но им и в голову не приходило перебивать или торопить профессора.
– Ну что ж, покажем нашей московской гостье, что мы научились делать? – спросил профессор у студенток.
Обе вскочили.
– Мы готовы, профессор! – сказала Ичунь.
– Тогда одевайтесь потеплее – наверху сильный ветер.
И хоть девушки отказывались одеться, профессор принес из своей спальни три теплых халата.
– Я специально держу их здесь, – сказал профессор, – у нас в пустыне тепло бывает только летом. Но тогда наступает такая жара, что хочется зарыться в песок с головой. Даже речка пересыхает, и все растения прячутся или погибают… кроме моих!
В голосе профессора прозвучала гордость.
По внутренней лестнице они поднялись на плоскую крышу. Крыша была окружена барьером по пояс человеку, и в середине ее на возвышении стояла стеклянная башенка. В ней была видна установка, похожая на гидропушку, с помощью которой в рудниках размывают и дробят породу.
Дул сильный холодный ветер, он гнал низкие серые облака, порой в разрывах между ними показывалось синее, куда темнее, чем в Москве, небо, и оттуда ослепительно сияло солнце.
Профессор подвел девушек к башенке.
Ему совсем не было холодно, хотя ветер трепал его белую бороду и пытался сорвать куртку. Порой даже казалось, что он вот-вот свалит старика с ног. Но Лу Фу и внимания не обращал на погоду.
– Когда я решил уйти в отставку с поста главного физика Земли, я уже знал, чем займусь на досуге – я постараюсь помочь тем ученым и простым людям, которые стараются восстановить природу Земли и, может быть, не только восстановить, но и помочь ей развиваться лучше, чем раньше. Но как это сделать? Разводить сады? Это делают многие. Выводить новые сорта растений? Этим тоже занимаются тысячи генетиков. Но я находился в более выгодном положении, чем другие спасители земной природы. Я много путешествовал в молодости и когда-то в одном тибетском монастыре отыскал и купил у монахов, забывших язык пали, на котором она была написана, рукопись на пальмовых листьях. Когда-то ее привезли из стран Южных морей. Неведомый древний мудрец утверждал в рукописи, что сила человеческого духа такова, что если правильно думать и правильно чувствовать, то человек может заставить растения быстрее развиваться. И в этой книге, которой уже исполнилось две тысячи лет, были приведены специальные заклятия и упражнения, направленные на то, чтобы воздействовать на растения добром.
– А как это – добром? – спросила Алиса.
– Все существа на свете понимают, что такое зло, а что такое добро.
– И растения?
– Все живое! Просто, чем дальше от человека находится живое существо, тем труднее человеку достучаться до него и передать ему свои чувства. Порой достаточно взгляда другого человека, чтобы почувствовать себя хорошо. Собака тоже может передать свои чувства взглядом, кошка – мурлыканьем, а как достучаться до сердца скорпиона?
– Ой, я не хочу достукиваться до его сердца! – воскликнула Ичунь.
– Вот видите! – засмеялся старый ученый. – Из древней рукописи на пальмовых листьях я узнал, что человеку легче найти пути к растениям, чем к скорпионам. Потому что панцирь скорпиона – это не только защита от врагов, но и защита от чужих чувств. Есть животные, насекомые или бактерии, лишенные доброты. Или, вернее, такие, с которыми очень трудно найти контакт… А растения, оказывается, очень отзывчивы. Если знать, как к ним обратиться.
– И вы научились?
– Сначала я подверг советы этой рукописи сомнению, потому что я ученый и не верю в волшебство. А уроки рукописи мне показались уж очень близкими к волшебству.
Но потом я решил все же проверить мудреца и с помощью древних заклинаний и упражнений начал ставить опыты на растениях. И что же оказалось? Старинные заклинания действовали!
Голос профессора звучал громко и уверенно, словно голос совсем молодого человека, глаза у него были молодые, и Алиса понимала, что таким же молодым сохранился разум ученого. И это чувствовала не только она, но и студентки из Урумчи, которые, наверное, слышали этот рассказ не в первый раз, но с трепетом внимали профессору.
– Тогда я задался вопросом, – продолжал профессор, – что же заставляет растения реагировать на мои заклинания?
– А как они реагировали? – не сдержалась и перебила профессора Алиса.
– Вопрос правильный, – согласился профессор. – У растений увеличивалась скорость роста, они не болели, плоды на них получались больше, а цветы ярче, чем у обычных растений.
Алиса кивнула.
– А я задумался, – возвратился к своим мыслям профессор, – что же за секрет содержится в словах рукописи? Почему растения слышат меня? И понял, что все заклинания, которые я произносил, состояли из добрых слов. Все движения, которые я производил, были добрыми движениями, такими же, как ласка рук матери, укачивающей своего ребенка, или движение ладони, которая гладит животное. Все, что было в этой рукописи, так или иначе оказалось связанным с добротой. Когда же я догадался, то закрыл книгу, отложил в сторону опыты и решил, что пришла пора оставить двигатели, корабли, институт и попытаться в последние годы жизни научить растения расти с помощью доброты. И вот десять лет назад я скрылся от друзей и родственников, которые наверняка решили, что я на старости лет сошел с ума, прилетел сюда и построил домик прямо в сердце пустыни. Правда, я поставил его на берегу реки Тарим, которая зимой и весной несет воду в озеро Лоб-Нор. А был разгар зимы…
– Ой, наверное, вам было очень трудно! – воскликнула Алиса.
– Да, это была трудная зима и трудная весна. Порой мне хотелось сдаться и убежать в мой теплый Шанхай. Но я упрямый старикашка. Я своего добился. На основе уроков и намеков старинной рукописи я, как ученый двадцать первого века, построил усилитель – ведь любое человеческое чувство, любое движение ума, любые мысли можно усилить. Мне удалось выделить физическую природу добра. Мне удалось сфокусировать в тонких лучах эманацию добра. То есть луч моего аппарата, несущий добро, действует на растение так, как если бы ему объяснились в любви одновременно сто тысяч детей. Вы не замерзли?
– Нет, что вы! – в один голос воскликнули три слушательницы.
– Вы не представляете, как я волновался, впервые включая мой генератор доброты в этом саду. Росло там всего-навсего три ветки саксаула и верблюжья колючка. И знаете, что мне пришлось делать в последующие три дня? Я выпалывал верблюжью колючку, которая под влиянием моего луча буквально заполонила всю усадьбу! С тех пор я не нарадуюсь на растения.
Профессор поднялся на площадку к своей «пушке». Он любовно погладил ее.
– Отсюда, – сказал он, – мой луч может достать до любой точки усадьбы. Каждый день я обязательно устраиваю два сеанса доброты. И сейчас вы увидите сеанс, который я проведу специально для моей гостьи Алисы, которая пролетела через половину Земли, чтобы встретиться со своим коллегой, и которая, как я надеюсь, построит такие, как у меня, установки в своей Москве. Сегодня я могу сказать, что первый этап моих опытов удачно завершен, и с завтрашнего дня я начну готовить письма в научные журналы и разошлю по заповедникам и лесоводческим хозяйствам чертежи моего генератора. И я надеюсь еще увидеть тот день, когда в пустынях вырастут сады и на местах вырубленных лесов поднимется зеленая поросль.
Профессор включил аппарат.
Тонкий расширяющийся оранжевый луч вырвался из дула «пушки», и профессор медленно повел его по кругу так, чтоб дотронуться до всех растений. Подобно солнечному зайчику, луч освещал цветы, плоды, замирал на секунду у корней деревьев и пробегал по их листве… И Алиса с удивлением смотрела, как под этим лучом, словно малыши, принимающие солнечные ванны, растения прихорашивались, выпрямлялись, выпускали новые побеги, раскрывали свежие листья и бутоны – казалось, что вся усадьба профессора Лу Фу ожила: шуршали ветви, распевая песни, кружились над деревьями птицы и насекомые… Когда «пушка» поворачивалась, луч случайно задел Алису, и она почувствовала, как ее толкнуло в сердце трепетное чувство радости…
– Все! – произнес профессор. – Сеанс закончен.
Алиса окинула взглядом усадьбу. Казалось, что над садом пролился ливень – такими свежими были растения.
– Теперь вы понимаете, почему я не хотел раньше времени показывать свою работу зрителям, – сказал профессор. – Примчались бы репортеры, прибежали бы глупые туристы, стали бы мне мешать, шуметь и ломать забор, чтобы достать сувенир.
Алиса хотела было встать на защиту туристов, но студентки полностью поддержали профессора. Алиса вспомнила шумный лайнер и Торнсенсенов с их байдаркой и поняла, как они правы.
– Можно спуститься вниз, выпить чаю и погреться. К сожалению, я не могу предложить вам настоящего обеда, которого требуют ваши молодые желудки, потому что сам я питаюсь только овощами. Но я думаю, что вы не откажетесь выпить со мной еще по чашке чаю.
Когда они снова пили чай, Алиса высказала свой восторг по поводу того, что увидела, а профессор, которому было приятно слышать восторженные слова о своем изобретении, отнекивался и повторял, что ничего особенного он не сделал и что при желании это мог бы сделать каждый. И если бы Алиса с друзьями не увлеклись музыкой, может, и они догадались бы о существовании лучей добра.
Алиса спросила, можно ли будет и завтра посмотреть, как работает генератор? Профессор ответил, что он будет рад увидеть Алису завтра, потому что он должен рассказать ей, как сделать генератор доброты для московских школьников. Сейчас же профессор устал…
– Не беспокойтесь, учитель, – быстро сказала Ичунь. – Мы уже улетаем. Алиса останется у меня, а завтра утром я ее привезу сюда снова.
Профессор вышел проводить гостей к воротам, и, поднимаясь на флаере, Алиса видела в иллюминатор маленькую фигурку в синем костюме. Профессор стоял, подняв руку, а за его спиной начиналась зеленая чаша его сада.
Профессор дал девушкам с собой целую сумку с апельсинами и яблоками, которые созрели ранней весной. Всю дорогу до Урумчи девушки ели фрукты, и во флаере весело пахло апельсиновой кожурой.