Madeleine L’Engle
A WRINKLE IN TIME
© А. Хромова, перевод, 2018
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018
Издательство АЗБУКА®
Чарльзу Уодсворту Кэмпу и Уоллесу Коллину Франклину
Глава первая. Миссис Что
Ночь была темная и ненастная.
Маргарет Мёрри сидела у себя в мансарде, завернувшись в старое лоскутное одеяло и притулившись в ногах кровати, и смотрела, как за окном яростные порывы ветра раскачивают макушки деревьев. Выше деревьев мчались по небу рваные тучи. Из-за туч то и дело выглядывала луна, и тогда на землю падали призрачные тени.
Дом дрожал.
Дрожала и Мег, кутаясь в одеяло.
Обычно Мег не боялась грозы. «Дело-то не в грозе, – подумала она. – Просто все вот это, а тут еще и гроза. Только грозы мне и не хватало!» Как будто мало того, что Мег Мёрри все делает не так.
Школа. В школе все было не так. Мег очутилась среди последних учеников в своем классе. Утром одна учительница сердито сказала: «Нет, Мег, я решительно не понимаю, как дочь таких блестящих родителей может так плохо заниматься! Если не подтянешься, придется оставить тебя на второй год».
На обеде она немного поваляла дурака, чтобы хоть как-то прийти в себя, и одна из девчонок презрительно бросила: «Послушай, Мег, мы же не первоклашки какие-нибудь! Почему ты все время ведешь себя как маленькая?»
А по дороге домой, когда она шла по улице с охапкой учебников, один из мальчишек что-то сказал насчет ее «безмозглого братца». Ну, Мег швырнула книжки на обочину и врезала ему от всей души. В результате домой она вернулась в порванной кофточке и со здоровенным фингалом под глазом.
Сэнди и Деннис, ее десятилетние братья-близнецы, возвратившиеся домой часом раньше, были возмущены. «Если уж надо драться, предоставь это нам!» – заявили они.
«Я просто хулиганка, вот и все, – с горечью думала Мег. – Так все и будут говорить. Мама нет, а они да. Все остальные. Эх, вот бы папа…»
Но думать о папе было невозможно: того и гляди разревешься. Это только мама могла говорить о нем как ни в чем не бывало: «Вот вернется папа…»
Откуда вернется-то? И когда? Как будто мама не знает, что говорят люди. Уж конечно, до нее доходили все эти мерзкие лицемерные сплетни. И уж конечно, ее они ранили так же больно, как и Мег. Но мама и виду не подавала. Она оставалась безмятежной и невозмутимой.
«Ну вот почему я не могу это скрывать, как она? – думала Мег. – Зачем у меня всегда все наружу?»
Оконное стекло бешено задребезжало на ветру. Девочка поплотнее закуталась в одеяло. Свернувшийся на подушке серый пушистый котенок широко зевнул, высунув розовый язычок, снова накрыл нос лапкой и уснул.
Все спят. Только Мег не спится. Даже Чарльз Уоллес, ее «безмозглый братец», который каким-то сверхъестественным образом чуял, когда Мег не спится и не по себе, и который не раз пробирался по ночам на цыпочках к ней в мансарду, – даже Чарльз Уоллес и тот спит.
Вот как они могут спать? По радио весь день передавали штормовое предупреждение. Как они могли бросить ее одну в мансарде, на скрипучей латунной кровати, когда с дома того и гляди сдует крышу и Мег унесет ночным ураганом невесть куда?
Она уже не просто дрожала – ее трясло.
«Ты же сама захотела жить в мансарде! – сердито напомнила себе Мег. – И мама тебе разрешила, потому что ты старшая! Это привилегия, а не наказание!»
– Во время урагана это никакая не привилегия! – ответила она вслух.
Девочка сбросила с себя одеяло в ноги кровати и встала. Котенок сладко потянулся и уставился на нее круглыми невинными глазами.
– Спи, спи, – сказала ему Мег. – Радуйся, что ты котенок, а не чудовище какое-нибудь вроде меня.
Она посмотрелась в зеркало на дверце шкафа и скорчила жуткую рожу, оскалив зубы со скобками. Машинально поправила очки, запустила пятерню в невнятно-русые волосы, так что они встали торчком, и шумно вздохнула, почти заглушив вой ветра.
Широкие деревянные половицы холодили босые ноги. В щели окон, несмотря на двойные рамы, задувал ветер. Тот же ветер выл в дымоходах. Даже отсюда, из мансарды, Мег услышала, как залаял их большой черный пес Фортинбрас. Ему, наверно, тоже страшно. На кого он лает? Фортинбрас попусту не гавкает…
Мег вдруг вспомнила, что, когда она ходила на почту за письмами, люди говорили о каком-то бродяге, который, по слухам, украл двенадцать простыней у миссис Банкомб, жены констебля. Бродягу так и не поймали. А вдруг он прямо сейчас подбирается к дому Мёрри? Живут они на отшибе, в тупике… А вдруг на этот раз ему нужны не только простыни? Тогда, на почте, Мег не обратила особого внимания на всю эту болтовню насчет бродяги, потому что почтальонша с медовой улыбочкой спросила, не слышно ли чего от папы.
Мег вышла из своей комнатушки и принялась на ощупь пробираться по чердаку, наткнувшись по пути на стол для пинг-понга. «Ну вот, теперь ко всему прочему еще и на ноге синяк будет!» – подумала она.
Вслед за этим Мег наткнулась на свой старый кукольный домик, лошадку-качалку Чарльза Уоллеса и железную дорогу близнецов.
– Ну почему все это случается именно со мной? – осведомилась Мег у большого плюшевого мишки.
Спустившись с чердака, она застыла и прислушалась. Из комнаты Чарльза Уоллеса, справа, не доносилось ни звука. Слева, из комнаты родителей, где мама спала одна в просторной двуспальной кровати, тоже ни шороха. Мег на цыпочках прокралась по коридору и очутилась в комнате близнецов. Поправила очки, как будто от этого в темноте будет лучше видно. Деннис храпел. Сэнди пробормотал что-то насчет бейсбола и затих. Хорошо близнецам, у них-то проблем не бывает! Отличниками они не были, но и двоечниками тоже. Их вполне устраивали сплошные четверки с немногими затесавшимися пятерками или тройками. Крепкие и быстроногие, они были хорошими спортсменами, и если кто-то позволял себе отпускать язвительные замечания насчет семьи Мёрри, то не в присутствии Сэнди с Деннисом.
Мег миновала комнату близнецов и спустилась вниз, перешагнув скрипучую седьмую ступеньку. Фортинбрас замолчал. Значит, это не бродяга. Если бы поблизости кто-то был, Форт гавкал бы не умолкая…
Ну а вдруг бродяга все же там? А вдруг у него нож? Поблизости никто не живет, случись что – не докричишься, хоть тресни. И вообще, всем будет все равно…
«Сварю-ка я себе какао, – решила Мег. – Это меня подбодрит, а если у дома сорвет крышу, то, по крайней мере, я с нею не улечу».
На кухне уже горел свет, Чарльз Уоллес сидел за столом, пил молоко и ел бутерброд с джемом. Здесь, на просторной старомодной кухне, он выглядел совсем маленьким и беззащитным: белокурый малыш в бледно-голубой пижамке, с ногами, дюймов на шесть[1] не достающими до пола.
– Привет! – жизнерадостно сказал он. – А я тебя ждал.
Фортинбрас, который лежал под столом, под ногами у Чарльза Уоллеса, в надежде на корочку-другую, поднял узкую черную голову и замолотил хвостом по полу, приветствуя Мег. Фортинбрас приблудился к их дому однажды зимой, щенком-подростком, тощим и заброшенным. По словам папы, он был наполовину сеттер, наполовину грейхаунд и обладал неповторимой, мрачноватой изящной красотой.
– А что же ты в мансарду не пришел? – упрекнула Мег, как будто брат был ей как минимум ровесником. – Мне знаешь как страшно было?
– У тебя там, в мансарде, слишком уж ветрено, – ответил малыш. – А я знал, что ты спустишься. Я вон тебе молоко греться поставил. Наверно, оно уже горячее.
Ну откуда Чарльз Уоллес все про нее знает наперед? Как ему это удается? Вот про Денниса с Сэнди он никогда не знает, что они думают, – или ему это неинтересно. А мамины мысли и мысли Мег он угадывает с пугающей точностью.
Может быть, люди его просто побаиваются? Может, они поэтому шепчутся про младшего ребенка Мёрри и поговаривают, будто у него не все дома? «Говорят, у шибко умных часто детишки рождаются ненормальные, – как-то раз мельком услышала Мег. – Парнишки-то у них хорошие, дети как дети, а вот девчонка эта страшненькая и малец точно не от мира сего».
Ну да, правда: при посторонних Чарльз Уоллес почти все время молчал – многие и думали, что он говорить не умеет. Он и в самом деле заговорил, только когда ему было почти четыре. Но Мег аж бледнела от ярости, когда люди смотрели на него и этак цокали языком, грустно качая головой.
– Да не переживай ты из-за Чарльза Уоллеса, Мег, – сказал ей как-то раз папа. Мег это очень хорошо запомнила, потому что это случилось незадолго до того, как папа пропал. – С головой у него полный порядок. Просто он все делает по-своему и в свое время.
– Но я не хочу, чтобы он вырос тупицей, как я! – сказала Мег.
– Но ведь ты же не тупица, радость моя, – ответил папа. – Ты как Чарльз Уоллес. Твое развитие идет своим чередом. Просто не так, как у большинства.
– А ты-то откуда знаешь? – осведомилась Мег. – Откуда ты знаешь, что я не тупая? Ты меня просто любишь, вот и все.
– Да, я тебя люблю, но знаю я не поэтому. Мы же с мамой устраивали тебе тесты, понимаешь?
Да, это правда. Мег сознавала, что многие «игры», в которые играли с нею родители, на самом деле были чем-то вроде тестов и что с нею и Чарльзом Уоллесом в такие игры играли чаще, чем с близнецами.
– В смысле на ай-кью?
– И на него тоже.
– И что, ай-кью у меня в порядке?
– Более чем в порядке.
– А сколько?
– Этого я тебе не скажу. Но я абсолютно уверен, что вы с Чарльзом Уоллесом, когда вырастете, будете способны практически на все, что угодно. Вот погоди, Чарльз Уоллес начнет говорить – увидишь.
И папа оказался совершенно прав. Хотя сам он исчез до того, как Чарльз Уоллес заговорил – заговорил внезапно, без всякого младенческого лепета, сразу целыми фразами. Как гордился бы им папа!
– Ты бы проверила, как там молоко, – сказал Чарльз Уоллес. Слова он выговаривал куда чище и четче, чем большинство пятилетних детей. – Ты же сама терпеть не можешь, когда на молоке пенка.
– Что-то многовато ты молока налил, – заметила Мег, заглянув в кастрюльку.
Чарльз Уоллес невозмутимо кивнул:
– Я подумал, что мама тоже захочет.
– Чего я захочу? – послышалось от дверей. Там стояла мама.
– Какао, – ответил Чарльз Уоллес. – А бутерброд с ливерной колбасой и сливочным сыром хочешь? Я тебе с удовольствием сделаю.
– Было бы здорово, – сказала миссис Мёрри, – но я и сама могу сделать, если ты занят.
– Да что ты, мне несложно!
Чарльз Уоллес сполз со стула и засеменил к холодильнику. Его ноги в пижамных штанишках ступали беззвучно, как у котенка.
– А ты, Мег? – спросил он. – Как насчет бутерброда?
– С удовольствием, – сказала она. – Только без колбасы. Помидорчиков нету?
Чарльз Уоллес заглянул в ящик для овощей:
– Есть один. Мама, можно, я его изведу в пользу Мег?
– Это будет большая польза! – улыбнулась миссис Мёрри. – Только говори потише, ладно, Чарльз? Если, конечно, не хочешь, чтобы сюда спустились близнецы.
– Нет уж, у нас тут приватное общество, – ответил Чарльз Уоллес. – Это я новое слово выучил – «приватный». Впечатляюще, правда?
– Феноменально! – сказала миссис Мёрри. – Мег, поди-ка сюда, дай взглянуть на твой синяк.
Мег опустилась на колени у ног матери. На кухне было тепло и светло, и все ее чердачные страхи рассеялись. В кастрюльке булькало ароматное какао; на подоконниках цвели герани; в центре стола красовался букет мелких желтых хризантемок. Занавески, красные, с сине-зеленым геометрическим узором, были задернуты и отбрасывали жизнерадостные отсветы на всю кухню. Печка урчала, как большой спящий зверь, лампы горели ровным светом; снаружи, за стенами, все так же ярился одинокий ветер, но его злобная сила, что так пугала Мег, пока девочка сидела одна в мансарде, в привычной уютной кухне казалась уже не такой страшной. Фортинбрас завалился под стул миссис Мёрри и блаженно вздохнул.
Миссис Мёрри бережно коснулась разбитой скулы Мег. Та подняла глаза на мать, отчасти с любовью и обожанием, отчасти – с угрюмой завистью. Нелегко жить, когда твоя мама мало того что ученый, так еще и красавица вдобавок. Огненно-рыжие волосы миссис Мёрри, сливочно-белая кожа и фиалковые глаза с длинными черными ресницами смотрелись еще выразительнее по сравнению с вопиющей заурядностью Мег. Пока она ходила с аккуратно заплетенными косичками, волосы ее смотрелись еще ничего. Но когда перешла в старшую школу, то подстриглась. Теперь они с мамой все пытались как-то их приструнить. Но с одной стороны головы они вились, а с другой оставались прямыми, так что теперь Мег выглядела еще зауряднее, чем раньше.
– Ты не знаешь, что такое сдержанность, да, радость моя? – сказала миссис Мёрри. – Интересно, познакомишься ли ты когда-нибудь с золотой серединой? Какой жуткий синяк поставил тебе этот Хендерсон! Кстати, вскоре после того, как ты ушла спать, звонила его мать и жаловалась, что ты, мол, его избила. Я ей сказала, что поскольку он на год старше и минимум на двадцать пять фунтов[2] тяжелее, то это мне следует жаловаться, а не ей. Но она, похоже, считает, что это ты во всем виновата.
– По-моему, зависит от того, с какой стороны посмотреть, – ответила Мег. – Обычно люди во всем винят меня, что бы ни случилось, даже если я вообще ни при чем. Но тут я действительно полезла в драку первой, прости. Понимаешь, неделя выдалась ужасная. И меня терзают дурные предчувствия.
Миссис Мёрри погладила лохматую голову Мег:
– А почему, не знаешь?
– Меня так злит, что я чудачка! – сказала Мег. – И Сэнди с Деннисом от этого тоже тяжело. Я даже не знаю, правда ли они такие, как все, или просто ловко прикидываются. Я тоже стараюсь прикидываться, но ничего не выходит.
– Ты слишком прямолинейна, чтобы прикидываться не тем, кто ты есть, – сказала миссис Мёрри. – Мне очень жаль, Мегги. Может быть, если бы папа был дома, он сумел бы тебе помочь, но я, боюсь, ничего сделать пока не смогу. Придется тебе еще немного потерпеть. Со временем станет полегче. Но пока что это не особо утешает, да?
– Может быть, если бы я была не такая страшная… если бы я была хорошенькая, вот как ты…
– Мама не «хорошенькая», мама у нас красавица! – заявил Чарльз Уоллес, нарезая колбасу. – Поэтому могу поручиться, что в твоем возрасте она выглядела ужасно.
– Ты прав, как никогда, – сказала миссис Мёрри. – Просто дай себе время, Мег.
– Мама, тебе салат в сэндвич класть? – спросил Чарльз Уоллес.
– Нет, спасибо.
Он нарезал сэндвич на кусочки, положил на тарелку и поставил тарелку перед матерью:
– Твой сейчас будет готов, Мег. Наверно, надо будет поговорить насчет тебя с миссис Что.
– Кто такая миссис Что? – спросила Мег.
– Пожалуй, это пока что приватная информация, – сказал Чарльз Уоллес. – Луковой солью посыпать?
– Давай.
– А как миссис Что зовут на самом деле? – спросила миссис Мёрри.
– Так и зовут, – ответил Чарльз Уоллес. – Знаешь такой старый дом под рубероидной крышей в чаще леса, куда еще дети не ходят, потому что говорят, будто там водятся привидения? Вот там-то они и живут.
– Кто – «они»?
– Миссис Что и две ее подруги. Я пару дней назад пошел гулять с Фортинбрасом – вы с близнецами были в школе, Мег. Мы с ним любим гулять по лесу. А тут вдруг он погнался за белкой, а я за ним, и мы очутились у дома с привидениями. Так что я с ними случайно познакомился, если можно так выразиться.
– Но там же никто не живет, – сказала Мег.
– Там живет миссис Что с подругами. Очень приятные дамы.
– Почему же ты мне раньше не рассказал? – спросила миссис Мёрри. – И, Чарльз, ты же знаешь, что тебе нельзя без спросу уходить с нашего участка.
– Знаю, – сказал Чарльз. – Это одна из причин, почему я тебе ничего не сказал. Я просто взял и побежал за Фортинбрасом, не раздумывая. А потом решил: приберегу-ка я их на крайний случай, так сказать.
Новый порыв ветра налетел на дом с такой силой, что стены содрогнулись, и внезапно в окна забарабанил дождь.
– Не нравится мне этот ветер, – нервно заметила Мег.
– Ну да, рубероид с крыши может посрывать, – сказала миссис Мёрри. – Но этот дом две сотни лет простоял, Мег. Думаю, и еще постоит. Тут, на горе́, постоянно сильные ветра.
– Но это же ураган! – заныла Мег. – По радио все время говорили, что это ураган!
– Октябрь на дворе, – сказала ей миссис Мёрри. – Первый раз, что ли, в октябре буря?
Когда Чарльз Уоллес протянул Мег ее сэндвич, Фортинбрас выбрался из-под стола. Пес тихо зарычал, черная шерсть у него на хребте медленно встала дыбом. Мег почувствовала, как у нее и у самой по спине поползли мурашки.
– Что такое? – с тревогой спросила она.
Фортинбрас уставился на дверь в лабораторию миссис Мёрри. Лаборатория находилась в старой каменной маслобойне, которая примыкала к кухне. За лабораторией была кладовая, а в кладовой имелась дверь на улицу, хотя миссис Мёрри сделала все, чтобы приучить семейство ходить через гараж или через парадный вход, а ни в коем случае не через лабораторию. Однако Фортинбрас рычал именно на дверь лаборатории, а не на дверь гаража.
– Мама, ты никаких вонючих химикалий на бунзеновской горелке не оставляла? – спросил Чарльз Уоллес.
Миссис Мёрри встала:
– Нет. Но я, пожалуй, схожу посмотрю, что так встревожило Форта.
– Это тот бродяга. Я знаю, это тот бродяга! – нервно сказала Мег.
– Какой еще бродяга? – спросил Чарльз Уоллес.
– На почте сегодня говорили, какой-то бродяга у миссис Банкомб все простыни стащил.
– Ой, ну тогда нам надо срочно пойти и сесть на ящики для белья! – беспечно сказала миссис Мёрри. – Нет, Мег, думаю, в такую ночь даже бродяга по улице шататься не станет.
– Но он же небось за этим и пришел, – уперлась Мег. – Чтобы по улице не шататься!
– Ну что ж, значит, предложу ему переночевать в сарае. – И миссис Мёрри решительно направилась к двери.
– Я с тобой! – вскрикнула Мег.
– Нет, Мег, ты побудь с Чарльзом и доешь свой сэндвич.
– Доешь свой сэндвич! – воскликнула Мег, когда миссис Мёрри скрылась в лаборатории. – Вот как я могу сейчас есть?
– Ничего, мама может о себе позаботиться, – сказал Чарльз. – В смысле постоять за себя.
Однако и сам Чарльз Уоллес, сидя в папином кресле у стола, пинал ногами перекладины – а он, в отличие от большинства малышей, умел сидеть тихо.
Не прошло и минуты – Мег это время показалось вечностью, – как миссис Мёрри вернулась и придержала дверь перед… неужели это и есть бродяга? Мег казалось, что бродяга должен быть намного выше… Определить возраст и пол этого человека было невозможно, потому что он был от макушки до пяток закутан в тряпье. На голове у него было намотано несколько платков всех цветов радуги, а на них нахлобучена мужская шляпа. Поверх грубого пальто был накинут и завязан узлом ядовито-розовый палантин, а на ногах были черные резиновые сапоги.
– Миссис Что, – с подозрением осведомился Чарльз, – что вы тут делаете? И к тому же так поздно?
– Ничего, золотко, не тревожься.
Голос исходил откуда-то из глубин поднятого воротника пальто, палантина, платков и шляпы. Голос звучал как несмазанные ворота, но при этом почему-то не раздражал.
– Миссис… э-э… миссис Что говорит, что заблудилась, – сообщила миссис Мёрри. – Не желаете ли горячего шоколаду, миссис Что?
– Это было бы чудесно! – отвечала миссис Что, снимая шляпу и палантин. – Я не то чтобы заблудилась – меня просто ветром сдуло. Ну а когда я поняла, что меня занесло к дому крошки Чарльза Уоллеса, я решила, что стоит зайти и немного передохнуть, прежде чем отправляться дальше своим путем.
– А откуда вы узнали, что это дом Чарльза Уоллеса? – спросила Мег.
– По запаху!
Миссис Что размотала сине-зеленый платок в «турецких огурцах», красно-желтый шарфик с цветочным узором, золотой набивной шарфик, красно-черную косынку в горошек. Под всем этим обнаружились жидкие седые волосы, завязанные аккуратным узелком на макушке. Глаза у нее были блестящие, нос – круглой мягкой пуговкой, губы морщинистые, как осеннее яблоко.
– Ой, ну надо же, как тут у вас тепло и славно! – сказала она.
– Присаживайтесь, присаживайтесь! – Миссис Мёрри указала на стул. – Не желаете ли сэндвича, миссис Что? У меня с ливерной колбасой и сливочным сыром, у Чарльза – с джемом, у Мег – с салатом и помидором…
– Так-так… – задумалась миссис Что. – Знаете, я обожаю черную икру…
– Да вы же подглядывали! – возмутился Чарльз. – Икра – это маме на день рождения, мы вам ее не дадим!
Миссис Что тяжко, страдальчески вздохнула.
– Нет и нет! – твердо сказал Чарльз. – Не давай ей, мам, а не то я рассержусь! Салат с тунцом будете?
– Ну ладно, давай, – смиренно ответила миссис Что.
– Я все сделаю, – вызвалась Мег и пошла в кладовку за банкой тунца.
«Умереть не встать! – думала она. – Эта бабка вламывается к нам посреди ночи, а мама ведет себя как ни в чем не бывало! На что поспорим, она тоже бродяга? На что поспорим, это она украла простыни? И она уж точно не из тех, с кем стоит водиться Чарльзу Уоллесу – он ведь и с обычными-то людьми не разговаривает!»
– Я не так давно в ваших краях, – говорила миссис Что, когда Мег выключила свет в кладовке и вернулась на кухню с банкой консервов. – Я и не думала, что подружусь с соседями, но тут ко мне завернул малютка Чарльз со своей собачкой.
– Миссис Что, – строго осведомился Чарльз Уоллес, – вы зачем у миссис Банкомб простыни украли?
– Ну, Чарльзушка, мне было очень надо!
– Верните немедленно.
– Не могу, Чарльзушка. Я их уже извела.
– Как же вам не стыдно! – упрекнул Чарльз Уоллес. – Если вам так уж нужны были простыни, могли бы у меня попросить.
Миссис Что покачала головой и хихикнула:
– У вас простыней-то лишних нету. А у миссис Банкомб есть.
Мег накрошила сельдерея и смешала его с тунцом. Поколебавшись, она открыла холодильник и достала банку сладких маринованных корнишонов. «Понятия не имею, почему я так стараюсь ради нее, – думала она, нарезая корнишоны. – Я же ей ни капельки не доверяю!»
– Ты сестре-то скажи, что я хорошая, – обратилась миссис Что к Чарльзу. – Что намерения у меня самые благие.
– «Благими намерениями вымощена дорога в ад», – процитировал Чарльз.
– Ну и ну, какой умница! – умилилась миссис Что. – Как хорошо, что его понимают дома!
– Боюсь, не очень-то его понимают, – сказала миссис Мёрри. – До Чарльза все мы немного недотягиваем.
– Однако же вы и до своего уровня его опустить не пытаетесь! – Миссис Что энергично закивала. – Вы позволяете ему быть самим собой.
– Вот ваш сэндвич! – сказала Мег, протягивая его миссис Что.
– Ничего, если я сапоги сниму, прежде чем его есть? – спросила миссис Что, но сэндвич тем не менее взяла. – Вот, слышите? – Она поболтала ногами в сапогах – внутри явственно хлюпало. – Ноги промочила насквозь! Беда в том, что они мне малость тесноваты, сама я их стащить никак не могу.
– Давайте я помогу! – вызвался Чарльз.
– Нет, ты не сумеешь. Силенок не хватит.
– Давайте я.
Миссис Мёрри присела на корточки у ног миссис Что и потянула за скользкий сапог. Когда сапог наконец снялся, это произошло совершенно неожиданно. Миссис Мёрри с размаху плюхнулась на пол. Миссис Что кувырнулась назад вместе со стулом, высоко вскинув старческую лапку с зажатым в ней сэндвичем. Из сапога хлынула вода и побежала по полу, под большой плетеный половик.
– Охохонюшки! – воскликнула миссис Что, лежа на спине на опрокинутом стуле и болтая ногами в воздухе. На одной был красно-белый полосатый носок, вторая по-прежнему была в сапоге.
Миссис Мёрри поднялась с пола:
– С вами все хорошо, миссис Что?
– Ну, если у вас есть какая-нибудь мазь, чтобы залечить достоинство… – отвечала миссис Что, по-прежнему распростертая на полу. – А то оно слегка пострадало. Немного гвоздичного масла с чесноком пошло бы ему на пользу. – И она откусила изрядный кусок сэндвича.
– Встаньте, пожалуйста, – строго сказал Чарльз. – Нехорошо так валяться. Мне кажется, это уже немного чересчур.
– Попробовал бы ты сам подняться на ноги с уязвленным достоинством!
Однако же миссис Что вскочила, подняла стул, а потом уселась обратно на пол, выставив перед собой ногу в сапоге, и откусила еще сэндвича. Двигалась она весьма проворно для старухи. По крайней мере, Мег была почти уверена, что миссис Что стара, очень стара.
– Ну, снимайте второй, раз уж мне все равно падать некуда! – с набитым ртом сказала миссис Что миссис Мёрри.
Миссис Мёрри абсолютно спокойно, как будто в старухе с ее сапогами не было ничего из ряда вон выходящего, принялась тащить и тянуть, пока второй сапог тоже не снялся. На этой ноге обнаружился носок в серо-голубой ромбик. Миссис Что посидела на полу, шевеля пальцами ног, с удовольствием доела сэндвич, потом встала.
– Уфф, – сказала она, – вот так-то оно лучше!
Взяла оба сапога и вылила их в раковину.
– Червячка заморила, снаружи согрелась, изнутри тоже, пора и восвояси!
– Может, все же переночуете? – спросила миссис Мёрри.
– Ой, милочка, спасибо, но у меня столько дел, столько дел! Некогда рассиживаться.
– Ночь уж больно ветреная.
– Ветреные ночи – моя стихия! – ответила миссис Что. – Меня просто подхватило нисходящим потоком и сдуло с курса.
– Ну хотя бы пока носки не просохнут…
– Ой, мокрые носки мне нипочем! Просто не люблю, когда в сапогах хлюпает. Ты не тревожься обо мне, заинька. – (К миссис Мёрри очень мало кто обращался на «ты». Да и заинькой ее обычно не называли…) – Вот сейчас посижу еще чуток, обуюсь, да и двинусь потихоньку своей дорогой. Кстати, голубушка, насчет дорог – тессеракт действительно существует.
Миссис Мёрри сделалась белее мела, потянулась назад и ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть.
– Что вы сказали? – дрожащим голосом переспросила она.
Миссис Что взялась за второй сапог.
– Я говорю, – пропыхтела она, засовывая в него ногу, – что действительно, – дерг! – существует, – дерг! – такая штука, – дерг! – как тессеракт.
Она наконец-то пропихнула ногу в сапог, сгребла свои шали, платки, шляпу и направилась к двери. Миссис Мёрри застыла столбом, даже не пытаясь проводить гостью. Когда дверь распахнулась, в нее прошмыгнул Фортинбрас, пыхтящий, мокрый и скользкий, как тюлень. Он посмотрел на миссис Мёрри и заскулил.
Дверь захлопнулась.
– Мама, в чем дело?! – воскликнула Мег. – Что она сказала? О чем речь?
– Тессеракт… – прошептала миссис Мёрри. – Что она имела в виду? Откуда она знает?