Официально признанное «неофициальное искусство»
Первый вопрос, на который должен ответить исследователь, – для чего и для кого он предлагает свою идею конференции. Отвечаю: прежде всего для студентов. Сейчас время изменившихся смысловых связей. У старой культуры размываются границы, и мы медленно, но верно проваливаемся в пространство неопределенности. Самое трудное – поймать новую идею и поставить старый вопрос. При общей туманности смыслов сделать это трудно, но необходимо. Обратим внимание на то, что фраза «Я политикой не занимаюсь, я далек от политики», так часто звучавшая из уст талантливых творческих людей, сегодня неактуальна и, более того, опасна.
Я думаю, что основная драма времени – потеря Памяти.
Во всех эпохах был этот фактор, когда манкурты отрицательно влияли на развитие человечества. И сейчас такая опасность есть. Современное общество уязвимо. В эпоху глобализации, когда идет всеобщая универсализация, национальные культуры во многом утрачивают свои возможности, что может привести к манкуртизму. Лишенный понимания собственного «я», манкурт обладал целым рядом преимуществ – он был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен.
Все вместе взятые национальные культуры могут оказаться под одним колпаком тоталитарной массовой культуры. И все же я надеюсь, что демократические тенденции будут вести нас к прогрессу и не допустят зловещего развития событий. «Громокипящее» слово «газаневщина» обозначает в общем-то достаточно безобидное, доброе, но безусловно протестное явление в истории советского искусства 1970-х гг. Мифы и легенды, порожденные тем временем, остроумны и блестяще «работают» и по сей день. Прошло несколько юбилеев со дня открытия выставок в ДК им. Газа (22–25 декабря 1974 г.) и ДК «Невский» (правда, второе открытие состоялось в 1975 г.). Отмечу сразу: многие «старые» имена тогда еще молодых художников доказали, что газаневщина имеет право на существование в искусстве. Конечно, корни ее уходят в традиции русского авангарда.
Незамечаемое творческое поколение питерцев 1950-х гг. – Арефьев, Васми, Шварц, Гудзенко и единственный среди них поэт Р. Мандельштам – превратилось в классиков. Смысл, идея, философия – столпы их искусства, и именно они, как неотъемлемые составляющие их произведений, делают их искусство актуальным и сегодня. Новый век, новые скорости не могут привести к забвению подлинные традиции как русского авангарда, так и нонконформизма. Именно художническая память помогла им с чувством собственного достоинства пройти дорогу свершений, открытий, страданий и побед.
Ценимая как петербуржцами, так и гражданами России в целом, своя история с разными по содержанию страницами, познавшая и трагедии, и фарс, и предательство, и горе, и радость, привела к особому проявлению «инаковости», что видно при сравнении с московским концептуализмом.
В газаневщине меня привлекает сильная личностная составляющая, без которой это движение просто не состоялось бы. Первым мистически-карнавальным началом ленинградского андеграунда следует считать штаб-квартиру Михаила Шемякина на Загородном проспекте. Мастерская Владимира Овчинникова в Кустарном переулке, где за один день могли перезнакомиться сотни художников, жаждущих показать свои картины, стала логичным продолжением развития ленинградского подпольного искусства.
Поэты и летописцы – Р. Мандельштам, К. Кузьминский, О. Григорьев, В. Кривулин, музыканты – Б. Гребенщиков, В. Агафонов, А. Ардановский, художники – В. Шагин, А. Арефьев, Р. Васми, И. Иванов, О. Сидлин, Е. Рухин, А. Окунь, Ш. Шварц, Г. Богомолов, Ю. Петроченков, А. Васильев, В. Герасименко. Эти знаковые и абсолютно разные в своем творчестве фигуры и составляли фундамент ленинградского «нонконформизма». Они и в XXI в. не утратили художественного обаяния.
Те, кто остался в живых, встретились через тридцать лет. Никакой ностальгии по старым временам не было, ибо время того не заслуживает. Ностальгия была лишь по друзьям и атмосфере их бурных или тихих сборищ. Прекрасные живописцы А. Манусов и А. Раппопорт, как и многие ушедшие из жизни, были представлены картинами тех далеких лет.
Семнадцать художников, приехавших из разных стран, были растеряны, им с трудом верилось, что отмечают их прошлое и приветствуют их настоящее. (Принцип акции – экспонировать ранние произведения и последние работы.)
Они приехали в иную реальность, в город Санкт-Петербург, которому, как и всей стране, не свойственно покаяние. Диалога с властью не состоялось – и, к счастью, в этом уже нет необходимости.
Они часами бродили по городу, который их воспитал, притягивал и отталкивал. Местом притяжения и олицетворением их молодости в царско-дворцовом Петербурге стал Эрмитаж.
Я не уверена, что сам город отличается толерантностью – безмолвие строений, скорее, отражает безразличие. В их судьбе гранитные набережные сковывали не только Неву. Зато в их летописи «течет портвейн в канале Грибоедова».
Художники разной степени одаренности, неожиданно ставшие знаменитыми, явили миру ленинградский «нонконформизм». О таком пронзительном и шумном подпольном синтезе музыки, поэзии, живописи в те годы знали только их единомышленники. Но их было много. «Сайгон» стал их резиденцией и полностью выполнил свою роль места духовного сплочения мятежных, бедствующих людей. Здесь, в сочиненном ими мире, провозглашались свои лозунги и говорили на своем языке.
Если поколение Блока как пароль произносило «Тень несозданных созданий…», то в шестидесятые-семидесятые годы тень созданных созданий была огромной, запретной и бесконечно привлекательной.
Они явили мир другого искусства и другого образа жизни, далекого от циничных и «зловеще-оптимистичных» по сути идеалов «социалистического реализма». Ажиотаж, часовые очереди, логичные для тех десятилетий запретные акции, – все это в их биографии сыграло свою роль. Молодые люди мгновенно стали известны на Западе, они полюбили себя («Я – человек, до неприличия, страдаю манией величия», – так заканчивалось стихотворение В. Нестеровского). Они избрали опасную для жизни форму игры. И этот перформанс 1974–1975 гг. по своей непредсказуемости остался непревзойденным.
Придуманный ими «орден нищенствующих живописцев» был ироничным включением себя в культуру средневековья. С упорством верующего они «расписывали свой собственный саркофаг», как саркастично отметил Рихард Васми.
Светящиеся изнутри лица «газаневщины» навсегда запечатлены на черно-белых фотографиях Г. Приходько, ставших еще одним петербургским документом того времени.
Факт биографии и факт искусства – не одно и то же. В истории искусства биография важна как отражение неких культурно-исторических пластов в самих произведениях. Ценят за осуществленное – несмотря на то что тебе постоянно портили кровь, нервы, и струны души натягивались до последнего предела, за которым могла возникнуть лишь темнота. Кто смог, тот и уехал. Личные трагедии людей, вынужденных уехать, были связаны с жутким, чисто ленинградским антисемитизмом. Расставание с друзьями стало еще одной постоянно действующей акцией вплоть до 1985 г.
В этой акции мне было вновь интересно и важно увидеть произведения, которые обрели новое звучание. Имена тогда еще совсем молодых – А. Белкина и Е. Фигуриной, Ю. Петроченкова, А. Басина, В. Духовлинова – стали известны в России и далеко за ее пределами. Живопись В. Шагина, Г. Зубкова, А. Геннадьева, И. Тюльпанова, Е. Абезгауза, Г. Устюгова, В. Гаврильчика, Ю. Жарких, С. Ковальского принадлежит петербургскому искусству. А концептуальное искусство Ю. Календарёва способно наполняться потрясающей музыкой…
Без нонконформизма современная петербургская культура вряд ли имела бы такую многогранность. Звучат закаленные тем временем стихи Т. Буковской, востребована проза Д. Дара. Представителям газаневской культуры было чему сопротивляться и, развивая традиции русского авангарда, они смогли победить себя и время.
Т. С. Юрьева