Избранные труды. Том II. Раздел I. Проблемы уголовно-процессуального доказывания (З. З. Зинатуллин, 2012)

С 1 июля 2002 г. в России действует новый Уголовно-процессуальный кодекс – законодательный акт, ориентированный на приоритетную защиту прав и свобод личности в уголовном процессе.

Но каждому юристу ясно, что не эти социальные ценности вызывают к жизни необходимость производства по уголовным делам, а то, что совершаемыми преступлениями им причиняется вред. Преступления необходимо раскрывать, лиц, виновных в их совершении, изобличать. И такая задача не может не быть первоосновой уголовного процесса.

Необходимость в защите прав и интересов участников уголовного процесса появляется лишь в связи с возможностью начать действия по осуществлению уголовного преследования.

Характер и содержание уголовно-процессуальной деятельности во многом определяются положенными в ее основу принципами. Разработчикам УПК РФ надо отдать должное. Сформулированные принципы определяют состязательную форму построения уголовного процесса, приоритет личности, строгое соблюдение законности, главенствующую роль судебной власти.

Вместе с тем вызывает тревогу невключение в УПК РФ 2001 г. ряда концептуальных положений, имеющих непосредственное отношение к проблеме уголовно-процессуального доказывания, в частности указания на необходимость исследования обстоятельств уголовного дела всесторонне, полно и объективно.

И как бы ни оговаривался запрет унижать честь и достоинство участников уголовного процесса, отсутствие названного принципа, носящего глобальный характер, ведет к бездушию, безразличию к судьбам вовлеченных в уголовно-процессуальные отношения людей со стороны власть имущих лиц, способствует дальнейшему расцвету обвинительного уклона в уголовно-процессуальной деятельности. Подтверждение сказанному видится и в отсутствии в УПК РФ малейшего намека на необходимость установления по каждому уголовному делу объективной истины. Законодатель довольствуется перечнем подлежащих доказыванию по уголовному делу обстоятельств, тем, что «приговор признается законным, обоснованным и справедливым, если он постановлен в соответствии с требованиями настоящего Кодекса и основан на правильном применении уголовного закона» (ст. 297 УПК РФ). О том, что судебный приговор должен быть еще и истинным, законодатель даже не упоминает. Более того, по делам о преступлениях, наказание за совершение которых не превышает пяти лет лишения свободы, суд при определенных обстоятельствах получил право назначать подсудимому наказание и без исследования доказательств (ст. 314 УПК РФ). Законодателя не волнует, что осужденным может оказаться и невиновное в преступлении лицо. К тому же возможность пересмотра приговора ввиду односторонности или неполноты предварительного или судебного следствия ныне не предусмотрена (ст. 379 УПК РФ). Да и оценка самих доказательств, на основе которой предполагается формирование у оценивающего их лица внутреннего убеждения, не требует всестороннего, полного и объективного исследования доказательств, достаточно наличия их совокупности (ст. 17 УПК РФ).

Есть в УПК РФ 2001 г. и другие положения, вызывающие вопросы. В их числе трактовка доказательств только как сведений о подлежащих установлению по делу обстоятельствах (ст. 74 УПК РФ), сведение содержания уголовно-процессуального доказывания только к собиранию, проверке и оценке доказательств (ст. 85 УПК РФ). Жизнь, уголовно-процессуальная практика расставят все по своим местам. И если мы в какой-то мере поможем этому, то поставленные перед собой задачи будем считать разрешенными.

Проблемы уголовно-процессуального доказывания в уголовно-процессуальной науке XXI в. составят весьма значимый блок научных поисков.

В теории и практике уголовного процесса нет ни одной проблемы, ни одного вопроса, которые не были бы связаны с уголовно-процессуальным доказыванием. Последнее есть не только стержень уголовного процесса, но и его движущая сила, т. е. то, что делает его предметно ощутимым явлением. Без уголовно-процессуального доказывания уголовный процесс немыслим, ибо он представлял бы собой, по существу, лишь груду теоретических постулатов относительно самого понятия уголовного процесса, стоящих перед ним целей и задач, возможных средств и способов их достижения, но не раскрывал, как и посредством какой практической деятельности реально все это осуществить.

Этим объясняется повышенный интерес к проблемам уголовно-процессуального доказывания, который имеет место с момента необходимости самого первого реагирования на совершенное преступление путем соответствующего производства по уголовному делу, с возникновения и совершенствования уголовного процесса вне зависимости от его типа и формы. Достаточно вспомнить Законы царя Хаммурапи, Декреталии папы Иннокентия III (1199 г.), Русскую Правду (1020 г.), Судебники 1497 и 1550 гг., Соборное Уложение (1649 г.), знаменитую «Каролину» (1532 г.), Уголовно-процессуальный кодекс Наполеона (1808 г.) и др., исследованные в работах М.И. Волкова, Н. Ланге, Д. Мейера, Б.И. Сыромятникова и др.[2]

Повышенный интерес к проблемам уголовно-процессуального доказывания связан с судебными реформами России 1864 г. На фундаментальных трудах Д.Г. Тальберта, И.В. Михайловского, И.Я. Фойницкого, В. Случевского, Н.Н. Розина, Л.Е. Владимирова и других ученых дореволюционного периода[3] основан во многом и современный уголовный процесс, истоки которого мы связываем прежде всего с именами таких видных профессоров, как С.А. Голунский, Н.Н. Полянский, М.С. Строгович, М.А. Чельцов-Бебутов.

Многое для развития уголовно-процессуальной науки в целом, в том числе и в части уголовно-процессуального доказывания, сделали В.Д. Арсеньев, Н.С. Алексеев, А.Д. Бойков, Р.С. Белкин, А.И. Винберг, А.А. Давлетов, В.Я. Дорохов, Л.М. Карнеева, И.М. Каз, Ф.М. Кудин, Л.Д. Кокорев, А.М. Ларин, В.З. Лукашевич, П.А. Лупинская, Я.О. Мотовиловкер, М.М. Михеенко, П.Ф. Пашкевич, И.И. Мухин, И.Л. Петрухин, Г.М. Резник, А.А. Старченко, А.И. Трусов, М.П. Шаламов, С.А. Шейфер, Ф.Н. Фаткуллин, А.А. Эйсман, П.С. Элькинд, Н.А. Якубович и др. Вместе с тем следует заметить, что в большинстве своем процессуалисты основное внимание уделяли проблемам доказательств[4], а не уголовно-процессуального доказывания.

Определенное воздействие на это оказала книга апологета сталинизма А.Я. Вышинского «Теория судебных доказательств в советском праве». Справедливости ради нужно отметить, что указанные авторы почти всегда выходили за рамки своих исследований и в большинстве случаев вели речь об уголовно-процессуальном доказывании, о некоторых сторонах его проявления. И это правильно, ибо сами доказательства в уголовно-процессуальном доказывании выступают лишь в качестве средств, используемых в ходе производства по уголовному делу для достижения его целей. Категориальный аппарат уголовно-процессуального доказывания значительно шире, разнообразнее и разностороннее. Он включает в себя и такие явления, как структура, цель, предмет, пределы, средства, субъекты уголовно-процессуального доказывания, особенности использования отдельных методов и приемов доказывания, специфику доказывания в отдельных стадиях производства по уголовному делу и многое другое. Таким образом, можно утверждать, что в уголовно-процессуальной науке необходимо исследовать и развивать не «теорию доказательств», а именно «теорию уголовно-процессуального доказывания». С этих позиций особого внимания заслуживают работы П.А. Лупинской, Ф.Н. Фаткуллина, М.М. Михеенко, Б.Т. Безлепкина, Т.А. Москальковой, Ю.В. Кореневского[5].

Уголовно-процессуальное доказывание составляет предмет предлагаемого читателю учебного пособия, основным содержанием которого выступает системное изучение наиболее общих концептуальных проблем. В силу этого после раскрытия содержания и социальной ценности уголовно-процессуального доказывания анализируются его методологические основы, субъекты, цели и предмет, отдельно дается характеристика структурных элементов. Значительное внимание уделяется анализу средств уголовно-процессуального доказывания, в том числе доказательствам и их источникам, способам получения и использования, а также специфике уголовно-процессуального доказывания в отдельных стадиях уголовного процесса. Завершается пособие анализом нравственных основ уголовно-процессуального доказывания. Считаем необходимым отметить, что в совокупности правовые нормы, регламентирующие уголовно-процессуальное доказывание, в сочетании с возникающими при этом отношениями образуют то, что принято именовать доказательственным правом. В нем выделяются нормы «Общей части», связанные с определением доказывания и его структурных элементов, средств уголовно-процессуального доказывания с их характерологическими особенностями, цели, предмета и пределов доказывания, прав и обязанностей участвующих в нем субъектов. «Особенная часть» включает правовые нормы, определяющие задачи, порядок и содержание процессуальных действий по доказыванию, а также касающиеся специфики уголовно-процессуального доказывания по отдельным категориям уголовных дел и этапам (стадиям) их движения.

Исследование закономерностей процесса установления по делу объективной истины и принципов удостоверения познанных в ходе уголовно-процессуального доказывания фактов и обстоятельств и изучение самой совокупности правовых норм, регулирующих такое доказывание, составляет предмет теории уголовно-процессуального доказывания. В его содержание входит также изучение истории становления и тенденции развития самого доказательственного права, его современного состояния с позиции более успешного применения норм доказательственного права для решения стоящих перед уголовным процессом задач.

В соответствии со ст. 6 УПК РФ 2001 г. уголовное судопроизводство имеет своим назначением: «1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступления; 2) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод.

Уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечает назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию».

Выполнение такого предназначения возможно лишь посредством соответствующей уголовно-процессуальной деятельности. Содержание последней составляет комплекс процессуальных действий и отношений по возбуждению уголовного дела, производству по нему предварительного расследования, осуществлению правосудия путем вынесения законного, обоснованного и справедливого судебного решения. Все это возможно в условиях познания всех обстоятельств расследуемого или разрешаемого уголовного дела. «Познание, – отмечает А.А. Давлетов, – есть процесс приобретения человеком, человечеством (субъекты познания) нового знания о событиях, явлениях, вещах реального мира (объект познания)»[6]. Приобретаются такие знания в результате определенной познавательной деятельности человека, осуществляемой, в частности, и посредством уголовно-процессуального доказывания.

Несмотря на то, что понятие уголовно-процессуального доказывания уже давно и достаточно прочно утвердилось в науке, относительно его трактовки, характера и содержания до настоящего времени среди ученых и практиков нет единства. Некоторые авторы пытаются провести четкую грань между такими категориями, как «познание» и «доказывание» по уголовным делам. Так, по мнению И.М. Лузгина, «познание в широком смысле слова представляет собой получение знаний о тех или иных предметах и явлениях», в то время как доказывание «заключается в обосновании установленных положений»[7]. Аналогично высказывается и Р.Г. Домбровский, считающий, что «познание всегда связано с мышлением и является процессом выработки мыслей. Что же касается доказывания, то оно представляет собой не мышление, а процесс изложения мыслей, изложения тех выводов, к которым пришел размышляющий в процессе познания субъект»[8].

Правильная мысль о коммуникативности доказывания, не сопровожденная оговоркой о неотделимости обосновывающей деятельности от извлечения знаний, дает повод к ошибочному предположению: сначала следователь осуществляет познание, а потом уже – доказывание. И в этом случае деятельность по собиранию и проверке доказательств фактически выводится за границы доказывания, с чем никак нельзя согласиться. Более того, если считать, что доказывание представляет собой только процесс общения двух субъектов, из которых один, передающий знания (например, следователь), выступает как субъект доказывания, а другой, принимающий знания (например, суд), выступает как субъект познания, то получается, что доказывание в реальной, а не в потенциальной форме вообще начинается только в судебном разбирательстве, поскольку до этого общение двух субъектов отсутствует.

Подобные суждения, по-видимому, объясняются стремлением некоторых исследователей вывести понятие доказывания в уголовном процессе из универсального понятия доказывания, под которым подразумевают любую, т. е. не зависящую от сферы приложения, умственную деятельность по обоснованию вывода. Представляется, однако, что универсального научного доказывания не существует: процедуры, с помощью которых устанавливается истинность какого-либо утверждения, именуются в логике доказательством, на что уже обращалось внимание в литературе[9]. Доказательство как работа мысли, состоящая в оперировании аргументами, явно не исчерпывает реального содержания познавательной деятельности следователя (суда). Необходимым компонентом этой деятельности является извлечение фактических данных, получение новых знаний, используемых для построения конечных выводов. При таком положении ближайшим родовым понятием по отношению к доказыванию будет не логическая категория – доказательство, а наиболее широкая гносеологическая – познание, т. е. деятельность субъекта, обеспечивающая получение истинных знаний об объекте. Поэтому термин «доказывание» не общенаучный, а специфически юридический, процессуальный термин, обозначающий особый, регламентированный законом порядок установления искомых фактов. В уголовном процессе доказывание – это процессуальная форма познания обстоятельств уголовного дела, осуществляемого следователем, прокурором, судом, с участием обвиняемого, потерпевшего, защитника и других лиц, наделенных соответствующими правами и несущих определенные обязанности. В наиболее четкой форме мысль о единстве познания и доказывания выразил М.С. Строгович. «Мы, – пишет он, – отождествляем доказывание в уголовном судопроизводстве с познанием по уголовным делам: процесс доказывания и есть процесс познания фактов, обстоятельств уголовного дела»[10].

Сложная структура доказывания, сочетающего в себе информативные (получение знаний) и коммуникативные (обоснование достоверности знаний и их передача) элементы, раскрывается в исследованиях, рассматривающих эту деятельность как сочетание практических и мыслительных операций. Убедительным представляется и высказанный А.Р. Ратиновым взгляд на доказывание как на единство познавательной и удостоверительной (практической) сторон[11]. Познавательная сторона доказывания состоит в том, что субъекты доказывания добывают информацию об обстоятельствах расследуемого события; удостоверительная же сторона проявляется в подтверждении, документировании, удостоверении в установленной форме выявленных обстоятельств с тем, чтобы обосновать их правильность и правильность сделанных на их основе выводов.

Для дальнейшей характеристики доказывания необходимо определить, как взаимодействуют между собой познавательная и удостоверительная стороны в реальном процессе установления истины.

Некоторые исследователи полагают, что познавательная и удостоверительная стороны – это разные по целям и последовательно сменяющиеся этапы доказывания: удостоверительная сторона доказывания реализуется после завершения познания[12]. Представляется, что в таком случае неправомерно разделяются теоретический (логический, мыслительный) и практический (внешнепредметный) аспекты, которые в реальной познавательной деятельности находятся в органическом единстве и дополняют друг друга[13]. Познавательная деятельность не сводится к мыслительным действиям или к чувственному восприятию реальных предметов. Она включает также разнообразные практические операции как со средствами, так и с объектами познания.

С другой стороны, внешнепредметная познавательная деятельность неотделима от мыслительной, что находит проявление в преобразовании результатов опыта в форму суждений, в проверке их истинности с помощью логических операций и т. д. Невозможность «отсечения» обосновывающей деятельности от самого процесса извлечения знаний становится очевидной при диалектическом осмыслении логической категории доказательства: оно не является чем-то внешним по отношению к познанию, не состоит в оправдании уже полученных результатов и внутренне присуще процессу их получения. «Само исследование доказательно, поскольку оно при своем движении воспроизводит логику действительности»[14].

Концепция доказательного исследования как нельзя лучше объясняет неразрывное единство и взаимодействие познавательной и удостоверительной сторон. В судебном доказывании познание не сопровождается этой удостоверительной деятельностью, а включает ее в себя, так как «доказательства нужны не только для того, чтобы других убедить в истинности данного вывода, но прежде всего для того, чтобы к этому выводу прийти самому»[15]. Сказанное справедливо и по отношению к собиранию доказательств как одному из первоначальных этапов доказывания. Удостоверительная деятельность, понимаемая как сохранение полученных знаний, как подтверждение их истинности, обращена здесь и к внешнему адресату и к самому субъекту познания. Было бы неверно считать, что производство следственных действий – это только извлечение знаний, в то время как обоснование их истинности осуществляется на более позднем этапе, при систематизации этих знаний в итоговом процессуальном акте – обвинительном заключении или судебном приговоре. Воспринимая доказательственную информацию, следователь (суд) мыслит себя частью «познающей системы», звеньями которой являются все должностные лица, осуществляющие познавательную деятельность в уголовном процессе. Задача субъекта познания состоит в превращении «истины в себе» (т. е. неотраженной, неполученной и неудостоверенной информации) в «истину для всех», в том числе и для себя, что достигается применением надежных средств извлечения знаний и обоснованием правильности полученных выводов. По этой причине следователь (суд) не вправе опираться в своих выводах на информацию, которая с учетом ее формы не может быть использована всей системой для обоснования этих же выводов, т. е. на не удостоверенные должным образом фактические данные (доказательства). Убеждение в правильности своих выводов может сложиться у субъекта доказывания лишь при наличии доброкачественных аргументов, удовлетворяющих требованиям достоверности; – логического выражения, достигаемого ясным словесным оформлением результатов следственного действия, надежности источников, из которых извлечены фактические данные, и способов их получения (отражение в соответствующем процессуальном документе, откуда, в каких условиях и каким способом получена информация), правильного уяснения смысла сообщения (подтверждение допрошенным, понятым, специалистом правильности записи показаний или отражения того, что наблюдалось). Таким образом, процесс извлечения знаний есть в то же время и процесс их подтверждения, обоснования. Познавательная и удостоверительная стороны доказывания – не чередующиеся, а взаимодействующие элементы деятельности по собиранию доказательств.

Каждая из этих сторон на отдельных этапах доказывания может приобретать больший или меньший удельный вес. Так, при составлении обвинительного заключения, обосновании прокурором выдвинутого им в обвинительной речи тезиса, постановлении судебного приговора на первый план выступает удостоверительная, обосновывающая сторона доказывания. При собирании же и проверке доказательств наиболее активно проявляется познавательная сторона, в то время как обосновывающая, удостоверительная деятельность распространяется не на все выводы по делу, а лишь на фактические данные, полученные в результате следственного действия. С учетом этого в процессуальной науке термин «доказывание» традиционно употребляют в двух аспектах: для обозначения всей познавательной деятельности, осуществляемой органами, расследующими и разрешающими уголовное дело, с привлечением обвиняемого, потерпевшего, защитника и других лиц, и для обозначения деятельности по обоснованию утверждения, выдвинутого соответствующими участниками процесса[16]. В последнем случае речь идет об удостоверительной (обосновывающей) стороне доказывания, вычленение которой оправданно в чисто правовом аспекте – для определения круга субъектов, несущих бремя доказывания, а также освобожденных от нее. Однако употребление понятия «доказывание» в таком смысле вовсе не означает, что доказывание-познание «свободно» от доказывания-обоснования.

Таким образом, мы видим, что: а) доказывание в уголовном процессе и есть познание существенных обстоятельств дела, осуществляемое в особой процессуальной форме органом расследования, прокурором, судом, с участием лиц, наделенных для этого правами и несущих соответствующие обязанности; б) в уголовно-процессуальном доказывании органически сочетаются практические операции, направленные на извлечение знаний, и логические операции, направленные на обоснование истинности выводов. Присутствуя в каждом акте уголовно-процессуального познания, они образуют различные и в то же время взаимосвязанные неразделимые стороны уголовно-процессуального доказывания.

В процессуальной литературе много споров вызвал вопрос о том, всегда ли уголовно-процессуальное доказывание выступает в виде опосредованного познания явлений реальной действительности или оно хотя бы в какой-то части включает в себя и так называемое «непосредственное познание» таких явлений (фактов, обстоятельств). По мнению одних авторов, выясняемые в ходе уголовного процесса обстоятельства (факты) – это «явления прошлого», а потому и по уголовному делу они устанавливаются и осмысливаются на базе соответствующей информации, опосредованным путем[17]. Другие авторы полагают, что некоторые факты преступления доступны непосредственному восприятию исследователя. Это факты, касающиеся последствий совершенного преступления и имеющие материальный характер (например, последствия пожара, испорченная картина, обезображенное лицо потерпевшего), отдельные предметы преступной деятельности (например, фальшивые денежные знаки), некоторые предметы преступного посягательства (похищенные вещи и др.), место совершения преступления, факты, характеризующие личность лица, совершившего преступление (внешность, рост и т. п.)[18].

Необходимо отметить, что ни один из названных фактов – не преступление и не часть преступления. Если под преступлением понимать общественно опасное действие или бездействие, то его последствия сами по себе не устанавливают факта преступления, так как аналогичные последствия могут быть, например, от несчастного случая. Вообще все перечисленное может быть воспринято как последствия преступления или продукты преступного посягательства только лишь путем допроса потерпевшего, свидетеля, осмотра, освидетельствования и других процессуальных актов.

«Специфика непосредственного знания, полученного посредством чувственного созерцания, заключается в прямом усмотрении истины без последующего доказательства»[19]. Такой подход является вполне правильным и даже необходим в познании, к примеру, явлений естественного мира (природы и т. д.). Что же касается социальных явлений, тем более связанных с решением человеческих судеб, то одна лишь ориентация на возможность познания каких-то обстоятельств исследуемого уголовного дела на основе только непосредственного познания чревата очень серьезными негативными последствиями, вплоть до осуждения невиновного. К тому же вынесение любого процессуального решения не на доказательствах, а лишь на основе чувственного восприятия фактов, являющихся лишь первой ступенью познаний реального мира, не согласуется ни с законом, требующим доказывания обстоятельств уголовного дела (ст. 73, 401, 434 и др. УПК РФ), ни с судебно-следственной практикой. В соответствии со ст. 297 УПК РФ и постановлением № 1 Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. «О судебном приговоре» «приговор может быть основан только на тех доказательствах, которые были непосредственно использованы в судебном заседании». Доказанность выдвигаемого положения предполагает его обоснованность, подтверждение его доказательствами. Никакое непосредственное чувственное восприятие не может означать познания этого факта имевшим место в действительности до тех пор, пока оно не будет доказано предусмотренными в законе средствами и способами и в установленной законом процессуальной форме. Чувственное восприятие неотделимо от мышления, это практически синхронные явления. Но в силу того что их предметом являются не любые факты вообще, а те, что органически связаны с совершением преступления, то и происходить они должны в рамках уголовного процесса с отражением их результатов в соответствующих процессуальных документах (в противном случае такие результаты не будут иметь юридического значения). Как правильно отмечает М.М. Михеенко, «с помощью непроцессуального познания нельзя полностью установить ни одного из обстоятельств, входящих в предмет доказывания по делу. Каждое из таких обстоятельств, всю их совокупность и тем самым истину по делу можно установить только с помощью рационального познания, мышления, поэтому в целом уголовно-процессуальное доказывание является опосредованным познанием»[20].

Знания об обстоятельствах и фактах, подлежащих установлению по уголовному делу, и об их существе всегда приобретаются только при помощи определенных средств, облеченных в предусмотренную законом уголовно-процессуальную форму, а именно посредством доказательств, полученных из перечисленных в ст. 76–84 УПК РФ источников, в результате производства предусмотренных ст. 86 УПК РФ процессуальных действий.

Познание обстоятельств совершенного преступления и установление по делу объективной истины осуществляется путем уголовно-процессуального доказывания. Последнее носит исследовательский характер, и в нем, как отмечалось, органически сливаются две стороны процесса познания – мыслительная, с присущими ей логическими и психологическими свойствами, и практическая, основанная на предусмотренных законом процессуальных действиях.

Соотношения между отмеченными сторонами процесса познания могут меняться, но в конечном счете они всегда переплетаются и выступают в ходе уголовно-процессуального доказывания в виде единого целого. Действительно, на практике сама необходимость в проведении какого-либо процессуального действия вызывает вначале определенную мыслительную работу, но любая мыслительная деятельность получает свое юридическое значение только при условии выражения ее вовне, когда совершается должный правоприменительный акт. «Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, поскольку я вступаю в область действительности, я вступаю в сферу, подвластную законодателю», – указывал К. Маркс[21]. В сказанном проявляется и такой характерный для уголовно-процессуального доказывания признак, как его нормативное регламентирование. В УПК РФ, например, мы находим целый ряд правовых норм, указывающих на цели и задачи доказывания (ст. 6, 73, 74), а также регулирующих процесс собирания, проверки и оценки доказательств (ст. 85–90). Сюда же относятся и нормы, закрепляющие принципы уголовного процесса (ст. 7-19, 20), полномочия субъектов уголовно-процессуальной деятельности, и нормы, регламентирующие порядок проведения следственных действий, и т. д. Из сказанного нетрудно сделать вывод о том, что уголовно-процессуальное доказывание представляет собой правовую деятельность.

А.Р. Ратинов считает, что «доказывание не исчерпывает путей познания в уголовном судопроизводстве»[22]. Да, отдельные знания, относящиеся к расследуемому (разрешаемому) уголовному делу, могут быть получены и непроцессуальным путем, из непроцессуальных источников (например, из сообщений прессы, в результате оперативно-розыскной деятельности органов дознания, частной детективной деятельности) и зафиксированы в непроцессуальной форме, но такая информация носит лишь сугубо ориентирующий характер. В качестве доказательств по конкретному уголовному делу она не может и не должна использоваться. Фактические данные, которые могут выступать в качестве доказательств по расследуемому уголовному делу, должны, как об этом будет сказано ниже, отвечать определенным требованиям, иметь специфические качественные свойства, в том числе и то, что они должны быть получены только из предусмотренных законом источников. Оперативно-розыскная деятельность среди них не значится. Полученная в результате такой деятельности информация может иметь доказательственное значение (стать доказательством) лишь при ее облечении в соответствующую процессуальную форму (вещественное доказательство, процессуальный документ, показания определенного участника уголовного процесса). Вне правового регулирования, вне процессуальной формы уголовно-процессуального доказывания нет и быть не может.

Уголовно-процессуальное доказывание немыслимо без познающего обстоятельства уголовного дела субъекта (в правоотношениях субъект всегда один из структурных элементов). Вопросу о субъектах уголовно-процессуального доказывания в пособии посвящается специальный раздел. Здесь ограничимся лишь указанием на то, что в нем, хотя и в разном объеме, могут участвовать практически все участники уголовного процесса. При этом для одних такое участие является их служебной процессуальной обязанностью в силу прямого предписания уголовно-процессуального закона (дознаватели, следователи, прокуроры, судьи); другие участвуют в уголовно-процессуальном доказывании потому, что оказываются поставленными в положение лиц, вынужденных отстаивать (охранять, защищать) свои или представляемые права и интересы при производстве по уголовному делу (подозреваемые, обвиняемые, подсудимые, осужденные, потерпевшие, гражданские истцы и ответчики, их законные представители, защитники и т. д.), либо будучи вовлеченными в уголовный процесс в силу каких-то иных обстоятельств (эксперты, понятые и т. д.). Уголовно-процессуальное доказывание, как и любой иной вид человеческой деятельности, невозможен без его участников (субъектов).

Содержание уголовно-процессуального доказывания складывается из комплекса процессуальных действий и отношений, при помощи которого достигается его цель. Будучи строго урегулированными уголовно-процессуальным законом, эти реалии в своей совокупности представляют многогранную деятельность по установлению обстоятельств конкретного дела и определению их социально-правовой сущности. При всей своей взаимосвязи эти действия и отношения могут быть относительно самостоятельными элементами.

Заметим при этом, что в выделении элементов уголовно-процессуального доказывания нет единства. До недавнего времени чаще всего выделяли собирание, проверку и оценку доказательств[23].

Причем назывались они, как правило, этапами (стадиями) процессуального доказывания[24]. Представляется, однако, что это не так. Слово «этап» означает стадию в развитии какого-либо процесса[25]. Применительно к уголовному процессу мы можем вести речь о процессуальном доказывании на стадии возбуждения уголовного дела, производства по нему предварительного расследования, судебного рассмотрения и разрешения уголовного дела.

Мы видим, что понятие «этап доказывания» связано с описанием внешнего пути доказывания, с выделением наиболее значимых его периодов в установлении по делу объективной истины. Но на каждом этапе существует процессуальная деятельность и соответствующие процессуальные отношения, связанные с собиранием, проверкой и оценкой доказательств, образующих как бы внутреннюю структуру уголовно-процессуального доказывания. Причем такая структура уголовно-процессуального доказывания является единой для всех стадий движения уголовного дела (доказательства собираются, проверяются и оцениваются как в стадии предварительного расследования уголовных дел, так и в судебном разбирательстве его). Вместе с тем она едина и для всех уголовных дел, ибо такая деятельность осуществляется и по делам об убийстве и изнасиловании, краже и грабеже, хулиганству и другим преступлениям вне зависимости от степени их общественной опасности и других характеристик.

Сказанным, однако, содержание уголовно-процессуального доказывания не исчерпывается. Число его структурных элементов («составная часть чего-нибудь» и есть, по С.И. Ожегову, то, что обозначается как «элемент»[26]) больше. Например, расследование уголовного дела начинается обычно с выдвижения следственных версий, предположения о наличии или отсутствии событий или фактов из числа имеющих значение для правильного разрешения дела, основанных на доказательствах и других фактических данных конкретного уголовного дела и построенных с учетом опыта расследования аналогичных дел[27]. Таких версий по делу бывает, как правило, несколько. По каждой из них проводится определенная деятельность, связанная с собиранием доказательств, проверкой выясненных обстоятельств, оценкой средств доказывания, полученных знаний. Причем деятельность эта урегулирована уголовно-процессуальными нормами, а не является просто гипотетической, своеобразной чистой формой мышления. Содержание следственных версий органически связано с назначением уголовного судопроизводства, процессом доказывания и соответственно конкретным уголовным делом. В результате такой деятельности одни следственные (судебные) версии могут оказаться несостоятельными и отпасть, другие же получают свое подкрепление и развитие. Отсюда, если работа со следственными версиями составляет органическую часть процессуального доказывания, она является одним из его структурных элементов.

В качестве самостоятельного структурного элемента уголовно-процессуального доказывания необходимо также выделять обоснование выводов и решений по делу, так как процессуальное доказывание – это цепь принимаемых на базе собранных, проверенных и оцененных доказательств (их совокупности) процессуально значимых выводов и решений. Установив на основе фигурируемых в деле доказательств, что расследуемое преступление совершено, например, лицом, не достигшим возраста, с которого, согласно ст. 20 УК РФ, наступает уголовная ответственность, следователь вынужден принять решение о прекращении производства по уголовному делу. Придя же к выводу о том, что собранная совокупность доказательств подтверждает наличие в деянии всех элементов конкретного состава преступления, включая и виновность определенного лица в его совершении, следователь принимает решение о привлечении этого лица к уголовной ответственности в качестве обвиняемого и т. д. Все сказанное в равной степени относится и к судебной деятельности в осуществлении правосудия по уголовным делам, поэтому обоснование выводов и решений есть «не просто оценка тех или иных качественных свойств доказательств (их совокупности)»[28], а именно следствие такой оценки, его результат, а потому и не выделять его в качестве самостоятельного структурного элемента уголовно-процессуального доказывания просто нельзя. Без него процессуальное доказывание в каждом конкретном случае и относительно каждого конкретного факта окажется, по сути дела, незавершенным.

Таким образом, мы приходим к выводу, что возможными элементами уголовно-процессуального доказывания выступают: построение и динамичное развитие следственных (судебных) версий; собирание доказательств и их источников по каждой из возможных версий; исследование (проверка) собранных доказательств и их источников; оценка имеющихся средств доказывания (доказательств, их источников и способов получения и использования); формирование и обоснование достоверных выводов и решений по делу. Как видим, структура уголовно-процессуального доказывания хотя и достаточно сложная, но объективно обусловлена, выработана следственно-судебной практикой. В связи с этим вряд ли есть необходимость низводить ее, как это следует из ст. 85 УПК РФ 2001 г., только до трех структурных элементов – собирания, проверки и оценки доказательств. При таком подходе собирание доказательств превращается в нечто всеобъемлющее, аморфное явление, включающее в себя и мыслительные (логические) операции по выдвижению, конструированию следственных версий, их просеиванию сквозь сито определенных практических действий и полученные от них результаты, и сложнейшую мыслительную и практическую работу, связанную с оперированием средствами уголовно-процессуального доказывания, получением из них доказательственной информации, анализом последствий и т. д. Конечно, трудно (а часто невозможно) провести между всеми структурными элементами уголовно-процессуального доказывания более или менее четкие границы, ибо все они, будучи тесно взаимосвязанными и взаимообусловленными, отражают те или иные стороны единого процесса доказывания по уголовному делу. Нельзя не учитывать, что в разные моменты уголовно-процессуального доказывания приоритетными становятся либо разработка версий и обусловленное ими конструирование плана расследования, либо совершение конкретных процессуальных действий, связанных с практической реализацией выработанного плана расследования (собирание доказательств). Надо полагать, что, понимая это, законодатель вслед за ст. 86 УПК РФ, посвященной собиранию доказательств, ввел ст. 87 УПК РФ о проверке доказательств. Далее располагается норма, посвященная уже оценке доказательств (ст. 88 УПК РФ). Если учесть, что все доказывание осуществляется для законного, обоснованного и справедливого разрешения дела, что все полномочия дознавателей, следователей, прокуроров и судей (суда) связываются с принятием определенных процессуально значимых решений в целях успешного выполнения стоящих перед уголовным процессом задач, то нетрудно видеть, что законодатель не исключает из числа элементов уголовно-процессуального доказывания деятельность по обоснованию соответствующих выводов и принятию вытекающих из них процессуальных решений. Только об этом следовало бы сказать более конкретно. Равным образом это относится и к такому структурному элементу уголовно-процессуального доказывания, как построение и динамичное развитие следственных версий.

Таковы, на наш взгляд, содержание и структура уголовно-процессуального доказывания. Дополнив эту структуру указанием на правовой характер доказательственной деятельности, осуществляемой уполномоченными на это должностными лицами соответствующих государственных органов, и в целях наиболее успешного выполнения стоящих перед уголовным процессом задач, что предполагает установление по каждому расследуемому или разрешаемому уголовному делу объективной истины, мы получим следующее определение уголовно-процессуального доказывания: оно представляет собой урегулированную уголовно-процессуальным законом деятельность лица, производящего дознание, следователя, прокурора и судьи (суда), выполняемую при участии всех иных субъектов доказывания по формированию возможных по делу следственных версий и их динамичному развитию, собиранию, проверке и оценке доказательств по ним, а равно по обоснованию достоверных выводов и принятию процессуально значимых решений для установления объективной истины по каждому конкретному расследуемому или разрешаемому уголовному делу.

В ходе работы с версиями, собирания и проверки доказательств по ним в определенной мере осуществляется и их оценка. Обоснование выводов и решений по делу невозможно без проверки и оценки доказательств. Вместе с тем на отдельных этапах движения уголовного дела тот или иной элемент уголовно-процессуального доказывания может проявляться более рельефно. На начальном этапе расследования уголовного дела особо значимой является деятельность по выдвижению следственных версий, собиранию и исследованию (проверке) доказательств по ним. На завершающем этапе расследования доминирует обычно оценка доказательств, которая очень важна в судебном разбирательстве уголовного дела. При постановлении приговора в совещательной комнате особую значимость приобретает как оценка всех имеющихся в уголовном деле доказательств, так и обоснование процессуально значимых выводов и решений по уголовному делу. Значимость двух последних элементов уголовно-процессуального доказывания особенно повышается и во всех так называемых проверочных стадиях уголовного процесса, при производстве в судах апелляционной, кассационной и надзорной инстанций, при возобновлении производства по уголовному делу по вновь открывшимся обстоятельствам. Однако в каждом случае, в любой стадии уголовного процесса можно обнаружить и иные элементы уголовно-процессуального доказывания.

В процессуальной литературе А.А. Давлетовым обосновывается мысль о том, что в структуре уголовно-процессуального доказывания необходимо выделять не элементы, а «уровни познания» (автор, как отмечалось выше, уголовно-процессуальное познание и уголовно-процессуальное доказывание отождествляет), каждый из которых характеризуется: 1) собственным основанием; 2) своим итогом, результатом; 3) специфическими познавательными способами и средствами. Таких уровней он выделяет четыре. Первый представляет собой эмпирическую ступень изучения объекта доказывания при помощи таких способов познания, как наблюдение, эксперимент, моделирование, реализуемых в процессуальных действиях, посредством которых собираются доказательства, устанавливается их фактическая сторона. Задачей второго уровня познания является выяснение в результате проверки таких юридических свойств (качеств) доказательств, как относимость, допустимость, достоверность и достаточность. Основанием третьего уровня познания служат уже проверенные доказательства, а итогом – полученные в результате умозаключения знания о фактических обстоятельствах (фактах, явлениях) расследуемого или разрешаемого уголовного дела. Познавательная деятельность на четвертом уровне (ступени) познания в уголовном процессе представляет собой юридическую оценку фактов-явлений (обстоятельств конкретного уголовного дела). В отличие от первого уровня (эмпирического) последние три ступени познания, как утверждает автор такой концепции, образуют единый теоретический уровень, на котором знание приобретается рациональным мыслительным путем, при помощи умозаключений[29].

Представляется, однако, что, несмотря на весьма содержательное изложение, кажущуюся убедительность, указанная концепция не лишена и определенных изъянов. По С.И. Ожегову, уровень есть «степень величины, развития, значимости чего-нибудь»[30]. При уровневом подходе к познанию значимость отдельных его ступеней становится неодинаковой (эмпирический уровень по отношению к теоретическому считается менее сложным). Между тем для познания обстоятельств уголовного дела одинаково значимыми являются как деятельность, например, по собиранию доказательств, так и по их оценке. Причем, как отмечалось, уголовно-процессуальное доказывание (познание) не представляет собой последовательную смену одних его структурных элементов другими. Зачастую наблюдается их синхронное проявление. Получение какой-то отдельной фактической информации по делу всегда сопровождается осмысливанием ее содержательной стороны, ее качественно-ценностных свойств и оценкой с позиции возможности служить доказательством по конкретному уголовному делу. В уголовно-процессуальном доказывании существует сложное переплетение (а не последовательная смена) отдельных его структурных элементов. Предложенный А.А. Давлетовым подход к уголовно-процессуальному познанию (доказыванию) применим, как нам представляется, преимущественно на теоретическом уровне. Между тем уголовный процесс (следовательно, и уголовно-процессуальное доказывание) во многом есть практическая правовая деятельность по выполнению стоящих перед ним задач, в наиболее успешном достижении которых и видится социальное значение (социальная ценность) такой деятельности. Заметим, что если в недалеком прошлом аксиологический, теоретико-ценностный подход к познанию явлений общественной жизни либо отрицался, либо к нему проявлялась определенная осторожность с тем, чтобы не нанести ущерба как науке, так и практике[31], то впоследствии исследователи стали широко его использовать[32].

Применительно к правовым явлениям ценностная характеристика дополняет сущностно-содержательную оценку права обоснованием его значимости, полезности и пригодности в регулировании соответствующих общественных отношений, способствует тому, чтобы оно функционировало с максимальной пользой.

Нельзя не согласиться с тем, что социальная значимость (ценность) уголовно-процессуального права выражается в том, что «оно способствует достижению задач уголовного судопроизводства по быстрому и полному раскрытию преступлений, изобличению виновных и привлечению их к ответственности…создает гарантии прав личности в области борьбы с преступностью…систему процессуальных мер предупреждения преступлений…оказывает позитивное влияние на духовную жизнь общества, формирование его культуры»[33]. Социальная значимость доказывания видится в ее способности служить достижению стоящих перед уголовным процессом задач, установлению по каждому расследуемому или разрешаемому уголовному делу истины, являющейся целью уголовно-процессуального доказывания.

Изложенное в предыдущем разделе позволяет нам четко определиться в том, что уголовно-процессуальное доказывание есть не что иное, как уголовно-процессуальное познание в действии, проявляющееся в деятельности его субъектов по достижению стоящих перед уголовным процессом задач. Нормативно-правовое регулирование такой деятельности и сложившаяся практика являются объективной реальностью. Последнее обстоятельство свидетельствует о возможности и необходимости применения к познанию сущности и содержания исследуемого следственно-прокурорскими и судебными органами криминального события общих закономерностей процесса познания реальной действительности. Будучи достаточно глубоко разработанными, такие закономерности в совокупности составляют содержание центрального раздела философии – материалистической диалектики, каковой и является теория познания – гносеология. Являясь «системой правил (требований), сформулированных на основе знания закономерностей исследуемой области действительности и ориентирующих человека в его познавательной деятельности»[34], гносеология выполняет роль метода (методологии) познания и тем самым ориентирует следователей, прокуроров и судей на выбор правильных, наиболее эффективных путей, средств и способов установления по каждому уголовному делу истины. «Без метода, – замечает А.А. Давлетов, – познающий подобен путнику без компаса и карты»[35].

При раскрытии методологической роли гносеологии необходимо исходить из следующих посылок.

Цель познавательной деятельности заключается в получении истинных знаний об изучаемых явлениях. Исследователя интересуют вопросы о том, что представляют собой предметы и явления, какие свойства, связи и закономерности присущи им. В гносеологии на основе глубокого анализа данных самых различных наук, взятых к тому же в историческом развитии, раскрываются общие для всех изучаемых явлений свойства, связи, отношения, законы. Опираясь на них, можно проникнуть в сущность конкретного явления, выдвинуть предположения о свойствах, связях и отношениях изучаемого объекта. Методологическое значение гносеологии заключается и в том, что она помогает исследователю выбрать правильный, наиболее рациональный метод, который способствует поиску наикратчайших путей к истинному знанию. Совсем не случайно Г.В. Плеханов отмечал, что «ошибка в результатах непременно будет замечена и исправлена при дальнейшем применении правильного метода, между тем как ошибочный метод, наоборот, лишь в редких, частных случаях может дать результаты, не противоречащие той или иной частной истине»[36].

Диалектика как раз и позволяет выбрать наиболее целесообразный способ познавательной деятельности, правильно ее организовать и успешно разрешить проблему. В выборе конкретного метода велика роль исследователя. На выбор метода оказывает влияние и та цель, к достижению которой стремится человек. Определяется он и объектом познания, на который направлена деятельность человека. Именно специфические свойства объекта, отраженные в сознании человека, помогают ему выбирать те или иные методы познания. Подчеркивая это обстоятельство, Гегель писал: «Метод не есть нечто отличное от своего предмета и содержания»[37].

Научный метод рассчитан на применение к познанию явлений объективной действительности наиболее общих законов развития природы, общества и мышления, на их единство, сформированное в ходе практической деятельности человека. Правильное же познание таких законов дает не идеализм в любых формах своего проявления, а только материалистическая диалектика, являющаяся и диалектикой бытия (объективная диалектика), и диалектикой постигающего истину мышления (диалектическая логика), и диалектикой процесса познания (теория познания, гносеология), рассматривающая свой предмет в историческом развитии, переходя от незнания к знанию. Только диалектика во всем богатстве ее содержания может служить теоретической основой объяснения мира и его познания. Именно единство и неразрывная связь всех сторон материалистической диалектики как логики и теории познания делают ее всеобщим научным методом познания действительности, определяют весь путь познавательного процесса от явления к сущности, от выявления внешних связей и отношений до обнаружения закона, от абстрактно-теоретических выводов до выработки конкретно-практических рекомендаций.

Только такое понимание методологической функции материалистической диалектики позволяет считать ее «главным источником света, который озаряет путь в поисках истины в любом исследовании, в том числе и в следственной практике»[38], дает общее направление научным поискам и помогает разработке более конкретных методов познания. Метод диалектического материализма является общенаучным именно благодаря тому, что на нем, как на своеобразном фундаменте, базируются и развиваются все другие научные методы познания объективной действительности. Отсюда – каждая наука имеет свою методологию. В этом отношении примечательным является высказывание П.Н. Федосеева о том, что «совокупность теоретико-познавательных принципов, обобщений, пояснений, выводов каждой науки образует ее методологию, соответствующую общенаучному методу диалектического материализма»[39].

Что же касается методологии правоведения, то ее можно определить как учение о применении существующего в обществе мировоззрения и основанных на гносеологических и идейных принципах теорий, конструкций, понятий и соответствующих методов, приемов, способов познания к исследованию объективных закономерностей возникновения, развития и наиболее эффективного использования права, конкретных правовых норм к решению стоящих перед обществом на том или ином этапе его развития задач. В данном определении охвачено главное: методологическую нагрузку в равной мере и синхронно несут и теория права (концептуальные понятия и принципы), и его методы во всех аспектах своего проявления. Только в органическом единстве теория и метод могут выполнять свое методологическое назначение.

Правоведение как система знаний о праве имеет известную дифференциацию на общетеоретические, отраслевые и специальные науки. В каждой из них охватывается соответствующий нормативный материал, который не порождает, а отражает существующие в данной науке объективные закономерности; каждая отрасль юридической науки выполняет комплекс задач по теоретическому освоению права, с помощью определенного набора методов познает право, вырабатывает необходимые практические рекомендации.

Как видим, есть все предпосылки для того, чтобы, наряду с выделением методологии правоведения в целом, выделять еще и методологию отдельных, более частных наук, в том числе и методологию познания в сфере уголовного процесса.

Внутри отдельной отрасли науки выделяются обычно системы теоретических знаний (положений, концепций), имеющих в своей основе определенные отношения. Являясь относительно обособленными внутри отрасли, они образуют подсистемы, институты. Такие институты хотя и имеют собственное, зачастую достаточно глубокое и сложное содержание, свою теорию, но в качестве отправных положений для них выступают теоретические концепции, принципы и методы той отрасли науки, составной частью которой является тот или иной институт.

Институт доказывания в уголовно-процессуальной науке занимает ведущую роль. Уголовный процесс есть своей большей частью не что иное, как уголовно-процессуальное доказывание. Без него невозможно установить по уголовному делу объективную истину, выполнить стоящие перед уголовным процессом задачи. Ни одно научное исследование в области уголовного процесса не может обойтись без соприкосновения с теми или иными проблемами уголовно-процессуального доказывания.

Исследователи проблем уголовно-процессуального доказывания, наряду со всеобщим диалектическим методом, широко используют методы и меньшей степени общности:

а) логической обработки материала (анализ, синтез, индукция и дедукция, аналогия, гипотеза, обобщение, аксиома, формализация, моделирование, абстрагирование, восхождение от абстрактного к конкретному); б) исторический (генетический), применяемый для познания закономерностей в развитии изучаемого явления; в) сравнительный, предназначенный для выявления и распространения всего положительного, что имеется в тех или иных системах; г) кибернетический, основанный на изучении прежде всего поведения объекта в сложной динамической системе управления; д) системно-структурный, предназначенный для исследования функционирования сложноорганизованных систем, каковыми и являются, в частности, право и правовые институты, изыскания факторов, способных наиболее благоприятно воздействовать на их существование; е) математический, оперирующий таким абстрактным языком, на основе которого связь между явлениями, событиями, состояниями и их качественная определенность описываются с помощью категорий меры, соотношения, количества (в силу того, что математика выделяет количественные и пространственные формы, присущие всем без исключения предметам и явлениям, исследует их как нечто относительно самостоятельное, она и приобретает возможность своего применения во всех науках, включая и правоведение); ж) статистический, позволяющий за повторяемостью фактов видеть определенные закономерности; з) моделирование, когда возможность получения нового знания реализуется на мысленном или материализованном уровне воспроизведения исследуемого объекта.

При оперировании каждым из методов применительно к решению конкретной задачи используются частные приемы и процедуры (правила) исследования.

«Прием есть отдельное действие, движение», «способ осуществления чего-либо», в то время как «процедура» представляет собой «официальный порядок действий, выполнения, обсуждения чего-нибудь»[40]. Как видим, процедуры устанавливают, описывают и закрепляют наиболее целесообразный порядок совершения действий, образующих содержание приемов, выступают в виде правил их применения. Если, к примеру, интервьюирование выступает в виде приема познания, то конкретные вопросы по его проведению (выбор времени, круга респондентов и т. д.), включая и форму (свободное, стандартизованное, массовое), составляют содержание процедуры такого исследования, как интервью.

Конкретный способ действия (вид приема) определяется как характером самой сферы познания и содержанием разрешаемых задач, так и тем, на каком этапе исследования этот прием используется.

Естественные науки оперируют своим набором приемов; социальные науки – другими (криминологическое изучение уголовных дел, идентификация в криминалистике).

В условиях широкой интеграции наук все более прочные позиции завоевывают правила и приемы, используемые как в сфере естествознания, так и социологии. Так, к примеру, любое выводное знание в социологии представляет собой по существу результат проведенного количественного и качественного (категории математики) анализа определенных явлений. Следует заметить, что в процессе взаимодействия происходит взаимообогащение наук. Существует потребность как в исследованиях «естественные науки – социальным», так и в обратном порядке.

Особенности приема находятся в прямой зависимости и от этапа проводимого исследования. Результаты последнего во многом предопределяются качеством предшествующей ему подготовительной деятельности. На этом этапе решаются такие вопросы, как выбор и уточнение самой темы (проблемы) исследования, определение его хронологических рамок, последовательности и конкретной процедуры проведения (будет ли она статистической, типологической, экспериментальной), объема подлежащего анализу материала, составление программы предстоящего изучения и уточнения содержания основных понятий, которыми предстоит пользоваться научному работнику, разработка форм фиксации тех данных, которые будут получены в ходе исследования (составление анкет, таблиц, шкал и т. д.). Нет сомнения в том, что при решении всех этих вопросов исследователь вынужден прибегнуть к самым различным приемам, носящим логический, технический или иной характер.

Ответственным этапом исследования является сбор и накопление фактического материала. Можно применить для обработки и анализа полученных данных сложные методы, дорогостоящую технику, однако результаты и выводы окажутся недостоверными, если были нарушены правила сбора информации. Полученная информация должна быть надежной и адекватной, репрезентативной и объективной, ибо только в таком случае конечные выводы и результаты будут правдивыми. На этом этапе можно широко использовать такие приемы, как изучение документов, анкетирование, интервьюирование, наблюдение.

При обработке полученной информации, наряду с широким применением логических приемов, используются статистические, математические, технические приемы.

При классификации методов по характеру получаемого в результате их применения знания различают методы эмпирического и теоретического познания.

Эмпирические исследования есть сбор сведений о фактах, о практике. Обязательным свойством их является непосредственный контакт с изучаемым явлением, информация о котором может быть получена лишь в результате определенных операций, таких как собирание, накопление, отбор и классификация фактов. Специфическими методами этого уровня научного познания являются наблюдение, описание, измерение, эксперимент, дающие фактический материал для сравнения и статистического анализа.

На теоретическом уровне познания контакт с изучаемым явлением осуществляется опосредованно, новое знание (формирование понятий, категорий, гипотез, теорий) рождается в результате критического осмысления уже имеющегося научного багажа. В качестве основного рабочего инструмента выступает здесь мыслительная деятельность, опирающаяся на такой сложный аналитико-систематический процесс, как восхождение от конкретного к абстрактному, и обратно, на использование логического, исторического, системно-структурного приемов, а также идеализации, аналогии, моделирования.

Но процесс научного познания нельзя представить упрощенно: сначала эмпирия, а затем – теория. Эмпирические исследования, связывая практику с теорией, сами нуждаются в теоретическом обосновании. Теория разрабатывает гипотезы, которым подчинен выбор направлений, объектов и конкретных методов эмпирического исследования. Теория же обеспечивает научную интерпретацию собранного фактического материала. Диалектико-материалистический путь познания истины един – «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике»[41]. Единством характеризуются и используемые при этом методы познания, находящиеся между собой в устойчивой иерархической связи, потому что каждый метод зависит от предшествующих ему в познании приемов и, в свою очередь, позволяет получить материал, выступающий исходным началом последующего познания, осуществляемого при помощи других методов.

Вместе с тем отмеченное единство не исключает, а предполагает известную дифференциацию методов научного познания. Так, при онтологическом подходе к изучению уголовно-процессуального доказывания, основанного на изучении внутреннего содержания соответствующих правовых норм с точки зрения их возможностей по обеспечению требуемого регулятивного воздействия в данной области общественных отношений, используются главным образом теоретические методы. При феноменологическом подходе, направленном на изучение внешнего функционирования права, результатов практической деятельности по применению конкретных средств уголовно-процессуального доказывания, преобладают методы эмпирические.

В зависимости от степени разработанности процесса получения выводного знания выделяют методы строго формализованного и содержательного мышления.

При формализованном мышлении к истинному знанию приводит уже одно лишь строгое соблюдение правил вывода. В качестве возможных методов и приемов познания здесь выступают абстрагирование, изучение и обобщение различных форм связей и отношений между исследуемыми явлениями в отвлечении их от содержания. Причем сами эти связи и отношения выражаются в виде символов и формул. Пронизывая науку логику и все точные науки (в первую очередь – математику), формализованное мышление все более проникает в сферу социальных отношений, в том числе и в правоведение. Последнему способствует, в частности, создание и внедрение в практику автоматизированной системы управления.

Но знаки и символы лишь тогда могут выступать в виде средств отражения действительности, когда за ними кроется реальное содержание. Отсюда формализация как метод познания в науках, в которых преобладает содержательный анализ материала, играет только вспомогательную роль. В юридических науках формализация может использоваться лишь строго под контролем диалектического метода и лишь в тесной связи с другими методами.

При содержательном мышлении заранее определенный алгоритм решения мыслительной задачи отсутствует; в качестве возможного пути достижения истинного знания выступает, прежде всего, непосредственный анализ фактов, событий, явлений. Методы содержательного мышления, используемые при этом приемы позволяют осуществлять конкретный анализ конкретной действительности, учитывая все особенности изучаемого объекта, его связи и отношения в определенных условиях, месте и времени. При этом одним из главных принципов жизнедеятельности содержательных методов является принцип конкретности истины. Следовательно, методы и приемы содержательного мышления в научном познании, разновидностью которого является и уголовно-процессуальное доказывание, играют решающую роль.

Необходимо отметить, что использование в уголовно-процессуальном доказывании названных выше приемов и методов возможно лишь на основе принципов диалектики, в полном согласовании с ее законами и категориями. Как основополагающие положения всякого научного познания такие принципы выступают в монолитном единстве. Вместе с тем их можно представить в виде некоторой системы. Ее ядро составляют принципы, непосредственно связанные с основным вопросом философии – материальностью, отражением и первичностью материи по отношению к сознанию. К основным гносеологическим принципам относятся такие, как познаваемость явлений материального мира, объективность и всесторонность их исследований, историзм, изучение явлений в развитии, конкретность.

Всякое познание представляет собой процесс проникновения в изучаемый объект. Его необходимыми этапами выступают чувственно-предметное восприятие явлений внешнего мира и логическое мышление, находящиеся между собой в диалектическом единстве и одинаково опирающиеся на живую человеческую практику.

Следование принципу объективности предполагает необходимость познания явления по действительно присущим ему (а не кажущимся) признакам, во всем многообразии всех его связей, в диалектике возникновения и развития. Причем эти признаки и связи должны носить характер существенности, то есть быть такими, благодаря которым познаваемое явление могло быть выделено из множества других, стать конкретным явлением.

В силу того, что социальная действительность находится в состоянии непрерывного развития, познание того или иного явления становится невозможным без учета этого фактора. Необходимость рассмотрения явления в развитии, во всем многообразии заключенных в нем связей обусловливается потребностью отделить в изучаемом явлении устойчивое, существенное от случайного, наносного, незакономерного. Отсюда – принцип объективности и есть та самая точка опоры, которая позволяет преодолеть субъективизм в оценке существа познаваемого явления. Если учесть еще и то, что любое явление познается лишь в связи с конкретными условиями его бытия, то есть все основания отнести принцип объективности к числу исходных принципов научного исследования. В то же время принцип объективности не может выполнить своего методологического назначения, если взять его вне связи с другими принципами материалистической диалектики, в частности с принципом конкретности.

При изучении сущности социального явления мы должны иметь в виду не только совокупность его связей и отношений с другими явлениями, но и те специфические особенности, которые характерны только для данного явления. Именно эти особенности и характеризуют исследуемое явление в его односторонней определенности как отдельный момент, сторону конкретного. Будучи взятыми в точно известных условиях бытия, эти свойства, стороны и отношения позволяют с помощью определенной понятийно-категориальной системы объективно познать интересующие нас явления.

Как видим, принцип конкретности в оценке социальных явлений предполагает необходимым исходить из конкретных, взятых в данный момент обстоятельств, позволяет анализировать их в динамике, в разрешении противоречий, с учетом всех происходящих в них процессов. Необходимость учета конкретных обстоятельств бытия изучаемого явления одновременно и составной компонент принципа историзма, в силу которого исследуемое явление прослеживается в своем возникновении, развитии и функционировании. Процесс развития общественных явлений происходит во времени, и поэтому все такие явления имеют историю собственного развития. Историзм является законом объективного мира и важнейшим условием научного подхода к его изучению. Диалектико-материалистический анализ конкретного этапа общественного развития позволяет не только верно оценить предшествующую практику, современное состояние дел, но и научно предвидеть тенденции будущего и определить главные направления движения вперед.

Методологическое значение законов и категорий материалистической диалектики в познании сущности уголовно-процессуального доказывания как в целом, так и отдельных его элементов заключается в том, что они выступают в качестве «узловых элементов», «ступенек», «опорных пунктов» в общей цепи познавательного процесса.

Основу всей диалектической концепции составляет закон единства и борьбы противоположностей. Сущность его заключается в том, что: а) всем предметам и явлениям реального мира присущи определенные противоположности, характеризующиеся тем, что они коренным образом отличаются друг от друга и вместе с тем не могут существовать друг без друга; б) «борьба», взаимоисключение, несоответствие противоположностей дают толчок изменению и развитию предметов и явлений. В силу того, что диалектика есть наука о развитии, рассматриваемый закон и дает ответ на вопрос об источнике, двигательной силе развития, раскрывает его внутреннее содержание.

Основное методологическое требование к научному познанию, определяемое законом единства и борьбы противоположностей, формулируется как принцип диалектической логики – обнаружение, исследование противоречий, их развития в самой сущности изучаемых процессов. При этом под диалектическим противоречием понимается такое сущностное отношение противоположных сторон (моментов, тенденций и т. п.) внутри системы, которое делает эту систему само движущимся единым целым.

Закон единства и борьбы противоположностей вскрывает причину происхождения развития. Но важно знать также и его механизм (какие изменения претерпевают предметы и явления, как эти изменения связаны между собой), который раскрывается в законе материалистической диалектики о переходе количественных изменений в качественные, сущность которого выражается в том, что количественные изменения по достижении определенного момента (границы, меры) вызывают качественные изменения, а качественные изменения в свою очередь приводят к определенным количественным изменениям.

Основное методологическое требование закона перехода количественных изменений в качественные может быть сформулировано в виде принципа диалектической логики: единство качественного и количественного анализа изучаемых предметов и явлений, исследование диалектической взаимосвязи между ними.

Поскольку каждое явление обладает только присущим ему качеством, в силу которого оно отличается от других явлений, постольку и познание его должно начинаться с выявления основных свойств, компонентов этого качества. При этом следует иметь в виду, что изучаемому явлению всегда присуще множество свойств, одни из которых выступают в качестве существенных, определяющих, а другие играют второстепенную роль. Первые из них отражают предназначение явления, его место и роль среди других, а потому их обычно бывает вполне достаточно для решения практических задач. В случаях, когда речь идет о раскрытии законов развития тех или иных явлений, возникает необходимость в исследовании всей сложной системы свойств на более высоком теоретическом уровне.

Если для определения, к примеру, места и назначения уголовно-процессуального доказывания в уголовном процессе достаточно выделения лишь его сущностных признаков, то исследование используемых при этом средств предполагает анализ и таких свойств, которые характеризуют индивидуальные качественные признаки таких средств.

Но качественный анализ явления невозможен в отрыве от количественной характеристики его свойств. Количественные изменения в объекте предопределяют и его качественные изменения. Познать же механизм и форму перехода изучаемого явления в новое качественное состояние – значит в определенной мере управлять этим процессом. Принцип перехода количественных изменений в качественные дает возможность правильно понять сам процесс развития общественной жизни, вскрыть механизм превращения социальных явлений из одного качественного состояния в другое и на этой основе понять их сущность и предвидеть ход их дальнейшего развития. В сказанном здесь заключается методологическое значение рассматриваемого нами закона.

Процесс развития представляет собой бесконечную цепь диалектического отрицания старого новым. Возникающее и утверждающееся новое сохраняет в себе положительные элементы свойства старого. Но со временем оно тоже устаревает и поэтому отрицается другим явлением. По отношению к первому отрицанию данное отрицание является уже отрицанием отрицания[42]. На более высокой ступени развития происходит как бы возврат к старому, повторяются некоторые стороны и черты процессов, имевших место на низших ступенях, но на другом качественном уровне. Процесс развития в целом выступает в виде поступательного, прогрессивного перехода от старого к новому, от менее совершенного к более совершенному, имеет спиралевидный характер. В этом суть отрицания отрицания как закона материалистической диалектики.

Являясь всеобщим законом развития действительности, закон отрицания отрицания выступает и как закон научного познания, основное методологическое требование которого можно сформулировать как принцип диалектической логики – диалектическое отрицание в процессе научного познания, преемственность в развитии.

Существенная роль в процессе познания принадлежит отдельным категориям материалистической диалектики, в том числе таким, как сущность и явление, содержание и форма, возможность и действительность, структура, цель и др. Каждая из таких категорий раскрывает какую-то одну сторону действительности, одну ее закономерность, а в совокупности они отражают сущность окружающих явлений. Жизнь сложна и многообразна. Только глубокий, всесторонний диалектический анализ всех сторон, всех связей изучаемого явления может привести к успеху. А этого можно достичь только с помощью понятийно-категориального аппарата данной конкретной науки и философских категорий. Дело в том, что категории являются не только узловыми пунктами познания объективной действительности, аппаратом научного мышления. Будучи сами отражением явлений объективного мира, их свойств, связей и отношений, научные понятия, категории являются инструментом дальнейшего движения человеческой мысли по пути все более глубокого познания действительности.

Обстоятельный анализ философских понятий, закономерностей, принципов, законов и категорий имеет своей целью их практическое использование в любой деятельности, включая и конкретную уголовно-процессуальную деятельность, в частности уголовно-процессуальное доказывание.

Доказывание по уголовным делам представляет сложную систему взаимосвязанных уголовно-процессуальных действий и возникающих при этом уголовно-процессуальных отношений. Структурным же элементом любого правового отношения, как известно, является его субъект, имеющий определенные права и обязанности. Одним из субъектов уголовно-процессуального отношения всегда выступает орган государства (должностное лицо), наделенный властными полномочиями, обязанный в силу этого при наступлении определенного юридического факта совершить предписанные ему законом действия, реализовать свои полномочия. Без такого субъекта вообще немыслимо познание обстоятельств расследуемого или разрешаемого уголовного дела. Между тем (и это мы считаем необходимым отметить особо) вопрос о субъектах уголовного процесса сегодня должным образом не разработан. Исследованию данной проблемы посвящены лишь несколько работ, выполненных к тому же 30–40 лет назад[43]. Что же касается субъектов уголовно-процессуального доказывания, то их комплексному исследованию посвящена практически лишь монография Ц.М. Каз[44]. Однако, как нам представляется, и в этой специальной работе содержатся отдельные положения, влекущие непринятие или требующие уточнения. К их числу относится и исходная посылка автора, определяющая субъектов доказывания как просто участников уголовного процесса, осуществляющих процессуальные функции[45]. Такое определение вызывает, скорее, новые вопросы, чем отвечает на вопрос о том, кто же понимается под субъектами (субъектом) уголовно-процессуального доказывания. Возникает необходимость раскрывать само понятие уголовно-процессуальных функций, определять их виды и лиц, участвующих в их осуществлении, характер и содержание их деятельности.

Следует также отметить, что, перечисляя конкретных субъектов уголовно-процессуального доказывания по уголовному делу, процессуалисты занимают разные позиции. Нетрудно увидеть попытки определения различий между такими категориями, как «субъект уголовно-процессуальной деятельности» и «участники уголовного процесса»[46]. Кстати, в наименованиях монографических работ Р.Д. Рахунова и В.Н. Шпилева это видно наглядно. К первым из них обычно относят должностных лиц правоохранительных органов государства, а ко вторым – всех остальных участников уголовного процесса. Определенный повод для этого давал и УПК РСФСР 1960 г. Третья глава в ней называлась «Участники процесса, их права и обязанности». И речь в соответствующих статьях данной главы шла об обвиняемых, защитниках, подозреваемых, потерпевших и т. д. (ст. 46–57). Что касается полномочий дознавателей, следователей, прокуроров, судей, то о них речь шла в совершенно иных разделах УПК РСФСР (см. ст. 118–120, 127–127¹, 211, 221 и др.). В УПК РФ 2001 г. положение несколько изменилось. Все субъекты уголовно-процессуальной деятельности объединены в одном втором разделе. В отдельной главе речь идет о полномочиях суда (гл. 5); глава шестая посвящена полномочиям участников процесса со стороны обвинения, седьмая – полномочиям участников процесса со стороны защиты, в восьмой главе регулируются права и обязанности так называемых «иных участников» (свидетелей, экспертов и др.). Такая дифференциация участников уголовного процесса обусловлена состязательной формой его построения и равенством стороны обвинения и стороны защиты, в частности, в том же уголовно-процессуальном доказывании.

Некоторые юристы, представляющие те или иные отрасли права, позволяют себе отходить от положений, разработанных в общеметодологической для всего правоведения науке, именуемой «Теория государства и права». В теории правоотношений уже давно устоялось и апробировано суждение о том, что одним из структурных элементов правового отношения, в том числе и уголовно-процессуального, является его субъект с такими качественными характеристиками, как правоспособность и дееспособность. Надо ли конструировать то, что уже давно состоялось и, как свидетельствуют теория и практика юриспруденции, не требует какого-либо обновления, корректировки.

Понятие «субъект правоотношения» производно от наименования «субъект права». Субъект права есть «носитель юридических прав и обязанностей»[47]. В энциклопедическом словаре дается более развернутая характеристика субъекта права как физического или юридического лица, наделенного по закону способностью иметь права и принимать на себя юридические обязанности[48]. Вот та «печка», от которой, как представляется, и следует «танцевать» при трактовке такого понятия, как субъект уголовно-процессуального доказывания.

Субъект права – это прежде всего физическое или юридическое лицо, участник общественных отношений, который может быть носителем как субъективных юридических прав, так и обязанностей. Лицо это должно обладать определенными качествами, связанными со свободой воли, а именно: а) иметь внешнюю обособленность; б) обладать персонификацией (т. е. выступать вовне в виде единого лица – персоны); в) осуществлять способность вырабатывать, выражать и осуществлять персонифицированную волю. Другая наиболее характерная черта состоит в том, что именно юридические нормы образуют обязательную основу выступления физического или юридического лица как субъекта права.

По мнению С.С. Алексеева, «если социальной предпосылкой правосубъектности служит свобода воли человека, то ее содержание… состоит в том, что лица обладают способностью быть носителями юридических прав и обязанностей. Эта способность (свойство) и называется “правосубъектность”»[49]. Понятия «субъект права» и «правосубъектность» в основе своей равны, достаточно широки, но отличаются от понятия «субъект правоотношения». Субъектом права является лицо, обладающее правосубъектностью, способностью быть участником правоотношений. Субъектом же правоотношений является некий реальный участник конкретных правовых отношений. В силу того, что уголовно-процессуальное доказывание есть специфическая разновидность правоотношений, в дальнейшем изложении речь пойдет только о субъектах уголовно-процессуального доказывания.

Достаточно сложным в процессуальной литературе представлен вопрос о возможной классификации всех субъектов уголовно-процессуального доказывания.

По мнению И.Л. Петрухина, все такие субъекты классифицируются на две группы. К первой из них он относит государственные органы, ответственные за уголовное дело на каждой стадии уголовного процесса. Это – органы дознания, лицо, производящее дознание, следователь, начальник следственного отдела, прокурор (в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования), суд. Ко второй группе субъектов уголовно-процессуального доказывания автор относит как государственные органы (прокурор в суде, гражданский истец и гражданский ответчик – юридические лица), так и граждан, их представителей, отстаивающих в уголовном деле соответственно государственный или собственный (представляемый) законный интерес, а также представителей общественности[50]. Представляется, однако, что при классификации субъектов уголовно-процессуального доказывания необходимо исходить из их роли в доказывании, характера совершаемых при этом процессуальных действий по доказыванию тех или иных обстоятельств дела.

Мы уже отмечали, что субъектом права является носитель прав и обязанностей, поэтому и субъектом любой деятельности будет тот, кто совершает действия и вступает в отношения, составляющие содержание этой деятельности.

Из этого следует, что субъектами уголовно-процессуального доказывания должны признаваться органы и лица, которые уполномочены в установленном законом порядке выражать свое мнение об исследуемых фактах, собирать и представлять доказательства и их источники, самостоятельно проверять или участвовать в их проверке и оценке, обосновывать свои выводы и принимаемые процессуальные решения по делу.

К субъектам уголовно-процессуального доказывания относятся судьи, лица, проводящие дознание, следователи, прокуроры, частные обвинители, защитники, подозреваемые, обвиняемые (подсудимые), потерпевшие, гражданские истцы, гражданские ответчики, их представители. В действиях всех перечисленных лиц имеются те или иные элементы уголовно-процессуального доказывания, хотя их объем, содержание и формы различны.

Указанный перечень субъектов уголовно-процессуального доказывания является, на наш взгляд, исчерпывающим. Представить доказательства и их источники могут и другие участники процесса (свидетели, эксперты, специалисты, понятые, переводчики и др.), но их участие в уголовном процессе только этим и ограничивается.

Отдельные процессуалисты при классификации субъектов уголовно-процессуального доказывания исходят из их отношения к обязанности осуществлять доказывание и тем самым делят соответствующих субъектов на три группы: а) лица, несущие обязанность доказывания; б) лица, на которых лежит обязанность участия в процессе доказывания; в) лица, освобожденные от обязанности участия в процессе доказывания[51].

Данная классификация, по нашему мнению, страдает некоторыми недостатками. Представляется неубедительным такой отличительный признак первых двух групп: если какое-либо лицо обязано участвовать в доказывании, то тем самым оно не может нести какой-то обязанности по доказыванию. Далее, еще более неубедительным выглядит положение, когда для предлагаемой классификации учитывается лишь одна сторона полномочий субъектов уголовно-процессуального доказывания – обязанность, и не принимается во внимание другая сторона – права субъектов. По нашему мнению, одинаково важны как объем возможного поведения, так и должного поведения для объективной характеристики положения любого субъекта уголовно-процессуального доказывания. И наконец, неудачно объединение в одной группе таких лиц, как, например, защитника и представителя гражданского истца, которые выполняют различные роли в процессе уголовно-процессуального доказывания.

Существует и другой подход к классификации субъектов уголовно-процессуального доказывания. Так, П.А. Лупинская в качестве критерия для такой классификации называет «путь получения знаний о рассматриваемых обстоятельствах и цель доказывания»[52] и уже на этой основе делит субъектов уголовно-процессуального доказывания на две группы. Первую из них составляют органы суда, прокуратуры и предварительного расследования, а вторую группу составляют все другие участники процесса. Такая классификация нам представляется тоже несостоятельной. Действительно, «путь получения знаний о рассматриваемых обстоятельствах» по делу может быть одним и тем же и для прокурора и для защитника, но они отнесены автором предлагаемой классификации к разным группам. Что же касается «цели доказывания», то она, как отмечалось, для всех единая – объективная истина по уголовному делу.

Некоторые процессуалисты классифицируют субъектов уголовно-процессуального доказывания по другому критерию – по их процессуальному интересу. Но и здесь имеются различия. У одних авторов субъекты доказывания подразделяются на две группы: первая – это государственные органы, ответственные за уголовное дело на каждой стадии уголовного процесса; вторая – это государственные органы, граждане и их представители, отстаивающие в уголовном деле соответственно государственный, свой собственный или представляемый интерес[53].

Представляется, что критерий такой классификации наиболее состоятелен. Действительно, интересы различных субъектов уголовно-процессуального доказывания не равны. Но, используя именно критерий интереса всех субъектов уголовно-процессуального доказывания, классифицировать их надо бы по следующим трем группам. К первой группе отнести органы, осуществляющие доказывание от имени и в интересах государства: органы дознания, следствия, прокуратуры и суда. Должностные лица этих государственных органов несут всю ответственность за полноту доказывания, а также за достижение объективной истины по каждому уголовному делу. Вторую группу составят лица, участвующие в уголовно-процессуальном доказывании для защиты своих или представляемых интересов. Это подозреваемый, обвиняемый (подсудимый), частный обвинитель, потерпевший и его представитель, гражданский истец и его представитель, гражданский ответчик и его представитель. К третьей группе субъектов уголовно-процессуального доказывания представляется вполне логичным отнести лиц, участвующих в доказывании только для защиты интересов отдельных участников процесса, т. е. защитников. Последние выступают в уголовно-процессуальном доказывании от своего имени и при этом сочетают свои профессиональные задачи с интересами подзащитного, поскольку законом на них возложена задача защиты интересов отдельных участников судопроизводства.

Предлагаемая классификация, по нашему мнению, достаточно точно отражает значение, положение и роль каждого субъекта уголовно-процессуального доказывания. Ведущая роль в уголовно-процессуальном доказывании принадлежит субъектам доказывания первой группы. В уголовно-процессуальном законе достаточно четко определены стоящие перед такими субъектами задачи: они возбуждают уголовное дело; определяют ход уголовного процесса; принимают все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного, объективного исследования обстоятельств дела; решают вопросы о виновности или невиновности обвиняемого, обеспечивают исполнение приговора, разъясняют участникам процесса их права и обеспечивают возможность осуществления этих прав. В предусмотренных законом случаях такие субъекты доказывания имеют право применять к отдельным лицам (в первую очередь, к подозреваемым и обвиняемым) меры пресечения и иные меры процессуального принуждения (задержание, обыск, наложение ареста на имущество и т. д.).

Любой правоохранительный орган и соответствующее должностное лицо, осуществляющее доказывание от имени и в интересах государства, наделены для этого достаточными полномочиями вплоть до применения оперативно-розыскных мер и следственных действий для обнаружения признаков преступления и совершивших его лиц. На органы дознания (органы внутренних дел Российской Федерации, судебные приставы разных звеньев, командиры воинских частей, соединений, начальники военных учреждений и гарнизонов, капитаны морских и речных судов, находящиеся в дальнем плавании, руководители геологоразведочных партий и зимовок, удаленных от места расположения органов дознания, главы дипломатических представительств и консульских учреждений РФ) возлагается дознание по делам о преступлениях, перечисленных в ч. 3 ст. 150 УПК РФ, а также выполнение неотложных следственных действий по уголовным делам, по которым обязательно производство предварительного следствия (ст. 157 УПК РФ).

Начальник органа дознания возлагает обязанность производства дознания на дознавателя, который по расследуемому им уголовному делу уполномочен самостоятельно проводить следственные и иные процессуальные действия и принимать процессуальные решения. Исключение здесь составляют случаи, когда для производства действия или принятия решения требуется согласие начальника органа дознания, а также получение судебного решения и (или) санкции прокурора.

Весьма значимая роль в уголовно-процессуальном доказывании принадлежит органам предварительного следствия – следователям прокуратуры, органов внутренних дел, федеральной службы безопасности, налоговой полиции, начальникам следственных органов.

Местонахождение следователя в том или ином ведомстве не влияет на его процессуальное положение. Его единственным процессуальным предназначением во всех случаях и при всех обстоятельствах является лишь производство по уголовным делам предварительного следствия (ст. 38 УПК РФ).

Сегодня можно и нужно разрабатывать меры по улучшению качественного состава следственного аппарата в целом, повышению качества проводимого следователями предварительного следствия, а также реорганизационные меры в направлении создания единого следственного ведомства. Но ставить под сомнение необходимость следственного аппарата вообще, а вместе с тем и следователей, в условиях существующей в настоящее время преступности, организованных форм ее проявления нелогично, нельзя, да и опасно.

Процессуальные полномочия следователя как самостоятельного субъекта уголовно-процессуального доказывания обусловлены предназначением и конкретными задачами уголовного процесса. Следователь обязан возбуждать уголовные дела в случае обнаружения признаков преступления и лиц, виновных в его совершении. Руководящими основами деятельности следователя являются неуклонное соблюдение установленного законом порядка расследования преступлений, полнота, всесторонность и объективность в исследовании обстоятельств уголовного дела. Необходимо подчеркнуть, что все решения о направлении следствия и о производстве следственных и иных процессуальных действий следователь принимает самостоятельно, за исключением случаев, когда требуется получение судебного решения и (или) санкции прокурора, и несет полную ответственность за их законное и своевременное проведение. Следователь оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, основываясь на всестороннем, полном, объективном рассмотрении всех обстоятельств дела, всех доказательств в их совокупности, руководствуясь законом и совестью.

Прокурорский надзор за законностью проведения следствия не только не лишает следователя процессуальной самостоятельности и не умаляет его авторитета, а, напротив, наряду со строгой процессуальной регламентацией всей деятельности следователя, обеспечивает соблюдение законности при производстве предварительного следствия и охрану прав и законных интересов обвиняемого и других участников процесса.

Следователь по расследуемым делам вправе давать органам дознания поручения и указания о производстве оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, об исполнении постановлений о задержании, приводе, аресте, иных процессуальных действий, а также получать содействие при их осуществлении. Непременным условием для успешного раскрытия преступления является умелое сочетание оперативно-розыскных и следственных действий, правильно организованное взаимодействие должностных лиц правоохранительных органов как друг с другом, так и с другими органами и населением. Все постановления следователя, вынесенные в соответствии с законом по находящимся в его производстве уголовным делам, обязательны для исполнения всеми предприятиями, учреждениями, организациями, должностными лицами и гражданами.

Прокурор как субъект уголовно-процессуального доказывания и как сторона обвинения осуществляет от имени государства уголовное преследование, а также надзор за процессуальной деятельностью органов дознания и предварительного следствия. Прокурор вправе по возбужденному уголовному делу поручать его расследование дознавателю, следователю, нижестоящему прокурору либо самому произвести по нему предварительное следствие, осуществлять другие действия и принимать решения в пределах предоставленных ему Федеральным законом о прокуратуре Российской Федерации и УПК РФ полномочий. В судебном разбирательстве по первой инстанции и в апелляционном производстве прокурор осуществляет уголовно-процессуальное доказывание посредством своего участия в расследовании уголовных дел, в исследовании доказательств и иных средств доказывания в ходе судебного следствия, в выступлении с обвинительной речью в процессе судебных прений. При пересмотре судебных приговоров в кассационном и надзорном порядке прокурор обосновывает законность и обоснованность такого акта, а в случае принесения им протеста и свои доводы на предмет пересмотра (отмены или изменения) судебного приговора.

Среди органов и лиц, отнесенных нами к первой группе субъектов уголовно-процессуального доказывания, особое место по праву принадлежит судье и суду. В соответствии со ст. 118 Конституции РФ суд является единственным органом, на который возложено осуществление правосудия. Судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Основное содержание правосудия заключается в разрешении спорного вопроса по существу. В гражданском процессе – это разрешение исковых притязаний (требований); в уголовном процессе – фигурирующее по уголовному делу обвинение.

Сформулированное органами предварительного расследования обвинение разрешается в суде на основе всестороннего, полного и объективного исследования всех обстоятельств конкретного уголовного дела. Только такой анализ собранных по делу доказательств и делаемый на основе их оценки вывод о виновности (невиновности) подсудимого является базой постановления законного, обоснованного и справедливого судебного приговора. Вместе с тем судебная практика свидетельствует о том, что не всякий приговор суда первой инстанции содержит в себе объективную истину по делу. В силу этого и предусмотрена возможность его пересмотра в апелляционном, кассационном и надзорном порядке. Констатация такими судами незаконности и необоснованности пересматриваемого в этих судебных инстанциях приговора есть и одновременная констатация факта, что суд первой инстанции не дал точного, однозначного ответа на вопрос о виновности или невиновности подсудимого в инкриминируемом преступлении.

Разрешение судом обвинения по существу и его возможная корректировка в вышестоящих судебных инстанциях и образуют в своей совокупности содержание правосудия по уголовным делам[54].

Исследуя в судебном заседании имеющиеся по уголовному делу доказательства, давая доказательствам свою оценку и обосновывая выносимый приговор (обвинительный или оправдательный) либо принимая иное решение по разрешаемому уголовному делу или постановленному судебному приговору, суд (судья) выступает тем самым в качестве самого активного субъекта уголовно-процессуального доказывания.

Сказанное о роли судов в уголовно-процессуальном доказывании не меняется в зависимости от того, осуществляется ли правосудие единолично судьей или в составе коллегии, в том числе и в суде присяжных. Отдельные особенности проявляются лишь в формах и процедурах проведения судебного разбирательства. Даже когда законодатель допускает некоторое упрощение порядка судебного разбирательства в случаях согласия подсудимого с обвинением (гл. 40 УПК РФ 2001 г.), с суда не снимается ответственность за принятие законного, обоснованного и справедливого судебного решения.

Обладая властными полномочиями, каждый из входящих в состав первой группы субъектов уголовно-процессуального доказывания должностных лиц должен обладать еще и определенными профессиональными и нравственными качествами, позволяющими им в ходе расследования и разрешения дела действовать с максимальной отдачей в плане наиболее успешного выполнения стоящих перед уголовным процессом задач.

Законом однозначно решен вопрос о том, что обязанность доказывания виновности обвиняемого и опровержение доводов, приводимых в защиту подозреваемого и обвиняемого, лежат на стороне обвинения, т. е. на субъектах первой группы участников уголовно-процессуального доказывания. И эти свою обязанность они не вправе перекладывать на подозреваемого и обвиняемого.

Обязанность доказывания – это правовая обязанность органов и должностных лиц, ведущих производство и имеющих право на принятие решения. Невыполнение ими этой обязанности должно повлечь за собой негативные последствия (отмену приговора, частные определения в их адрес, привлечение к дисциплинарной или даже к уголовной ответственности).

Всякие попытки переложить указанную обязанность, именуемую как бремя доказывания обвинения, должны самым решительным образом пресекаться, а полученные при этом фактические данные не могут выступать в качестве доказательств по уголовному делу. Сказанное полностью согласуется с правовым положением, называющимся «презумпция невиновности», в силу которого обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана вступившим в законную силу приговором суда. Отрицание презумпции невиновности означало бы, по существу, признание наличия презумпции виновности, чуждой нашему строю, законодательству, принципам, обычаям, образу жизни. И нашим юристам, особенно практикам, об этом надлежало бы всегда помнить. Между тем дело обстоит не всегда таким образом. Определенный повод для этого дают как наш законодатель, так и существующие образцы процессуальных документов. Так, согласно ч. 2 ст. 173 УПК РФ «в начале допроса следователь выясняет у обвиняемого, признает ли он себя виновным, желает ли и на каком языке дать показания по существу предъявленного обвинения»; перед началом судебного следствия председательствующий опрашивает подсудимого, понятно ли обвинение и желает ли он выразить свое отношение к обвинению (ч. 2 ст. 273 УПК РФ). В процессуальных актах (см. протокол допроса обвиняемого) позицию, занятую обвиняемым по отношению к обвинению (непризнание, частичное или полное признание), закрепляют еще и подписью самого обвиняемого. Разве это не завуалированное психологическое давление на обвиняемого, своеобразное принуждение к тому, чтобы он начал давать показания. По существу, здесь перечеркиваются положения ч. 2 и 3 ст. 14 УПК РФ. Представляется, что обвиняемому после объявления постановления о привлечении его к уголовной ответственности в качестве обвиняемого необходимо сразу предоставить возможность реализовать свое право на дачу показаний или отказ от них.

Участие субъектов, входящих во вторую группу участников процесса (отстаивающих в них свой собственный интерес), является их правом, а не обязанностью. Подозреваемый, к примеру, может защищаться от возникшего в отношении него подозрения и давать показания, представлять доказательства своей непричастности и использовать другие предоставленные ему ст. 46 УПК РФ права. В то же время после разъяснения ему содержания ст. 51 Конституции РФ о том, что «никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников», он может отказаться от дачи объяснений и показаний, от использования других своих процессуальных прав, например от права иметь защитника, если только участие такого лица в силу ст. 51 УПК РФ в уголовно-процессуальном доказывании не является обязательным. Сказанное равным образом относится и к обвиняемому, к лицу, в отношении которого в соответствии со ст. 47 УПК РФ вынесено постановление о привлечении в качестве обвиняемого или составлен обвинительный акт. В указанной уголовно-процессуальной норме назван обширный круг прав, которыми обвиняемый вправе распорядиться по своему усмотрению (знать существо обвинения, представлять доказательства, давать показания, пользоваться услугами защитника, обжаловать действия и решения следователя, знакомиться со всеми материалами оконченного расследования уголовного дела и т. д.).

Потерпевшим в соответствии со ст. 42 УПК РФ является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а в случае причинения преступлением вреда имуществу и деловой репутации – и юридическим лицом.

Потерпевший как субъект уголовно-процессуального доказывания наделяется, как и обвиняемый, самым широким кругом прав, которыми он также может распорядиться по собственному усмотрению (знать о предъявленном обвиняемому обвинении, давать показания, представлять доказательства, иметь представителя, выступать в судебных прениях и т. д.).

По делам о преступлениях так называемого «частного обвинения» (по терминологии ст. 20 УПК РФ 2001 г. – вид частного уголовного преследования. – З.З.) уголовные дела возбуждаются лишь при наличии заявления потерпевшего или его законного представителя, а в случае смерти потерпевшего – близкого родственника (ч. 1, 2 ст. 318 УПК РФ). Уголовное дело по таким делам может быть возбуждено и прокурором, если потерпевший в силу беспомощного состояния или по иным причинам (материальная зависимость от обвиняемого и т. д.) не может защищать свои права и законные интересы (ч. 3 ст. 318 УПК РФ).

В соответствии со ст. 43 УПК РФ 2001 г. частный обвинитель наделяется правами, предусмотренными ч. 4, 5, 6 ст. 246 УПК РФ, т. е. правами обвинителя в судебном разбирательстве. Используя такие права, частный обвинитель и выступает в качестве субъекта уголовно-процессуального доказывания.

Участие гражданского истца и его представителя, гражданского ответчика и его представителя в уголовно-процессуальном доказывании ограничено рамками заявленного по уголовному делу гражданского иска. Закон предоставляет им для этого достаточно широкие права (ст. 44–45, 54–55 УПК РФ).

Есть необходимость обстоятельно рассмотреть вопрос об участии в уголовно-процессуальном доказывании такого его субъекта (участника), каким является защитник. Согласно ст. 49 УПК РФ «защитником является лицо, осуществляющее защиту прав и интересов подозреваемых и обвиняемых и оказывающее юридическую помощь при производстве по уголовному делу».

Как субъект уголовно-процессуального доказывания защитник сочетает в себе полномочия самостоятельного участника уголовного процесса (выбор средств, методики и тактики защиты) с полномочиями представителя обвиняемого, мнением которого он, безусловно, связан при совершении наиболее ответственных процессуальных действий и выборе конечной позиции по делу. В соответствии со ст. 53 УПК РФ защитник наделяется большим объемом процессуальных прав, в том числе иметь свидания со своим подзащитным наедине и конфиденциально, представлять доказательства, присутствовать при предъявлении обвинения, участвовать во всех следственных действиях, проводимых с участием подозреваемого, обвиняемого, знакомиться с любыми материалами уголовного дела, заявлять ходатайства и отводы, участвовать в судебном разбирательстве в судах первой, второй и надзорной инстанций, а также при рассмотрении вопросов, связанных с исполнением приговора, приносить жалобы на действия и решения дознавателя, следователя, прокурора, суда и участвовать при их рассмотрении судом, использовать иные не запрещенные УПК РФ средства и способы защиты.

В связи с наделением защитника правом не только представления доказательств, но и их собирания (п. 2 ч. 1 ст. 53 УПК РФ) возникает вопрос о праве защитника на производство так называемого «параллельного расследования», предполагающего, в частности, и самостоятельное производство защитником следственных действий.

Исходя из того, что расследование уголовных дел есть государственная деятельность, осуществляемая органами и лицами, наделенными властными полномочиями, позволяющими им применять меры государственного принуждения к лицам, не выполняющим их предписания (веления), следует вывод, что защитник (а им чаще всего выступает адвокат – член специального негосударственного профессионального объединения юристов) лишен права на производство урегулированных УПК РФ следственных действий. Его деятельность по собиранию доказательств может согласно ч. 3 ст. 86 УПК РФ проявляться в: а) в получении предметов, документов и иных сведений; б) в опросе частных лиц с их согласия; в) в истребовании справок, характеристик, иных документов из организаций, которые обязаны представлять запрашиваемые документы или их копии.

Единственное предназначение защитника – защищать. Никаких иных процессуальных обязанностей он не имеет. Именно это и определяет характер участия защитника в уголовно-процессуальном доказывании, а объем его прав предопределяет степень активности по защите прав и интересов подзащитных в любых стадиях уголовного процесса.

В производство по уголовному делу вовлекаются и такие участники уголовного процесса, как свидетели, эксперты, специалисты, переводчики и понятые. Все эти лица наделяются определенными процессуальными правами (ст. 56–60 УПК РФ), реализуя которые они могут способствовать установлению обстоятельств расследуемого или рассматриваемого в суде уголовного дела. В силу отсутствия у таких участников процесса собственного интереса в разрешении обвинения и связанных с ним вопросов все такие лица не являются самостоятельными субъектами уголовно-процессуального доказывания.

Следующим звеном познавательной цепочки уголовно-процессуального доказывания является цель, а также обстоятельства, подлежащие установлению по каждому уголовному делу. Рассмотрим эти вопросы.

Вопросы о том, что есть истина и каковы возможности ее познания, всегда интересовали человечество.

Вслед за Г.В. Гегелем, изложившим свои идеи об истине в основополагающем труде «Наука логики», Н.А. Бердяев обратил внимание на то, что «истина имеет два смысла: истина как знание о реальности и есть истина как сама реальность»[55]. Во втором своем смысловом значении истина есть некая абстракция, объективная реальность, своего рода конечная субстанция, существующая вне человеческого сознания. Такую истину в философии принято именовать объективной истиной[56]. Ее практическая значимость заключается в некоем образе, к постижению которого стремится человеческое мышление.

Являясь разновидностью человеческого познания, уголовно-процессуальное доказывание стремится к достижению объективной истины, установление которой является его целью. В теории познания объективная истина понимается как такое знание о свойствах и особенностях объекта, которое воспроизводит их в сознании познающего субъекта такими, каковы они есть в действительности. Объективной истиной является знание, содержание которого существует объективно, независимо от сознания и воли человека. Будучи объективной по своему содержанию, объективная истина субъективна по своей форме. В силу таких обстоятельств успех в достижении объективной истины в ходе познавательной деятельности зависит также и от того, как познающий будет соблюдать законы логического мышления. Неверное мышление может привести к неверным выводам, фактам, на основе которых может быть получено искаженное, ложное знание.

Установить по расследуемому или разрешаемому уголовному делу объективную истину – это значит признать, что выводы соответствующих следственных, прокурорских и судебных органов по подлежащим выяснению по существу дела вопросам сделаны в полном соответствии с действительностью[57].

Вопрос о возможности и необходимости установления объективной истины в процессе расследования и судебного рассмотрения уголовного дела в юридической литературе поднимался неоднократно. При этом следует отметить, что многие авторы считают не только невозможным, но даже и необязательным получение истинных знаний в судебном исследовании и пытаются теоретически обосновать это. Характерно мнение А.М. Уилшера, писавшего о том, что «даже в уголовных делах не является необходимым представление доказательств настолько решительных, чтобы они не оставляли никакого сомнения…»[58]. При таком подходе всегда есть возможность направить расследование или судебное разбирательство и даже вынести приговор в угоду чьим-то корыстным интересам, а об объективности здесь и говорить трудно.

Российская правовая наука относительно поставленных вопросов также богата различными суждениями. Устав уголовного судопроизводства 1864 г. требовал от председателя суда такого направления судебного разбирательства, которое наиболее способствовало бы раскрытию истины по делу (ст. 613).

И.В. Михайловский утверждал, что задачей суда «должно быть не стремление к отысканию безусловной материальной истины, а стремление к истине юридической»[59].

Другие юристы такую же мысль выражали несколько иначе. По мнению проф. В. Случевского, «о полной несомненности не может быть и речи в области судебного исследования, и в делах судебных судья вынужден по несовершенству средств человеческого правосудия удовлетворяться по необходимости лишь более или менее высокой степенью вероятности»[60].

Излагая вопрос об объективной истине и возможности ее установления, проф. И.Я. Фойницкий прямо указал, что в основе судебной деятельности лежит «практическая достоверность» как один из видов вероятности[61].

Подобными суждениями, иногда даже в еще более резких формах, полны работы многих ученых, посвященные как общей теории права, так и теории уголовного процесса, относящиеся к гораздо более позднему периоду. Так, в книге «Введение в науку права» Г. Радбух писал: «Юрист – служитель формы, не существа, то есть справедливости»[62]. Следовательно, здесь целью судебного доказывания является только формальная (процессуальная) истина.

Английский юрист Г. Ноукс, противопоставляя научное и практическое знание, приходит к категорическому выводу о недоступности для суда достоверного познания происшедшего в действительности. «Заменителем достоверности, – по его мнению, – должна быть только вероятность»[63].

В вопросе о понятии истины, о ее достижении в судебном процессе отдельные ученые стояли, как видим, на позициях агностицизма, недоступности познания человеком окружающей действительности. Поэтому они считали не нужным стремиться к истине с позиции ее достоверности, полагая при этом достаточным ограничиваться вероятной истиной.

В советской уголовно-процессуальной науке также имели место суждения о возможности принятия процессуальных решений на основе вероятных выводов. Правда, в гносеологическом плане они несколько разнились. Так, М.А. Чельцов исходил из возможности достижения объективной истины по лишь некоторым делам[64]. Другие юристы приходили к такого рода заключениям из-за противопоставления истины относительной истине абсолютной и смешения относительной истины с вероятными суждениями[65].

Взгляды этих ученых давали возможность правоохранительным органам выносить неправосудные решения по уголовным делам. В силу этого такие взгляды, как только стало возможным, в период «оттепели» (конец 50-х – начало 60-х гг. прошлого столетия) были подвергнуты суровой, но справедливой критике[66]. В последние 30–40 лет в советской, а впоследствии и российской уголовно-процессуальной науке и практике утвердилось мнение о том, что органы предварительного следствия и суда не только могут, но и должны, обязаны установить объективную истину по каждому уголовному делу и, как следствие этого, прийти к единственно правильному, достоверному выводу об обстоятельствах, которые подлежат доказыванию по уголовному делу[67]. В противном случае не исключается возможность не только незаконных и необоснованных арестов, привлечения к уголовной ответственности, но и осуждения, о чем сообщалось в литературе. Одним из предназначений уголовного процесса в соответствии со ст. 6 УПК РФ 2001 г. является «защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод». Из практики правоохранительных органов должны быть полностью исключены необоснованные задержания и аресты, незаконное привлечение граждан к уголовной ответственности, фальсификация материалов дел и другие недозволенные методы. Каждый такой случай следует расценивать как чрезвычайное происшествие с соответствующими строгими выводами. Только такой подход к проблеме объективной истины, возможности и необходимости ее установления по каждому уголовному делу является непременной гарантией конституционных прав и свобод человека и гражданина.

Вместе с тем вызывает тревогу полное отсутствие в УПК РФ 2001 г. какого-либо упоминания об истине. Категория «истина» предана забвению. Нет ее при формулировании назначения уголовного процесса (ст. 6 УПК РФ), тех задач, которые призвана решать в области криминальных отношений правоохранительная система; из числа принципов уголовного процесса исчезло требование о необходимости всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств расследуемого или разрешаемого уголовного дела; вводится институт «судебной сделки», совершенно не требующий того, чтобы суд (судья) исследовал все обстоятельства совершенного подсудимым преступления и тем самым познал по уголовному делу истину и т. д.

Такое отношение законодателя к истине означает, что в практической деятельности ее и не надо устанавливать, достаточно лишь высокой (весьма аморфное слово. – Авт.) степени (сугубо субъективная оценка. – Авт.) вероятности возможной виновности лица в инкриминируемом деянии, чтобы считать его вину доказанной[68]. Но это может привести к возрождению идей А.Я. Вышинского и ему подобных, к новому витку незаконного осуждения, что не должно и просто не может иметь место в демократическом правовом государстве (ст. 1 Конституции РФ). Естественна и та тревога, которая возникла в связи с таким отношением законодателя к проблеме истины. Думается, что законодатель изменит свое отношение к истине; правда всегда торжествует.

При рассмотрении характера установленной по делу объективной истины необходимо учитывать, что «человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из сумм относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания»[69].

Достигаемая по уголовному делу истина не может быть охарактеризована только как истина абсолютная в силу неполноты, ограниченности ее предмета. Мы должны считаться с тем, что предметом исследования в судопроизводстве является конкретное событие с определенными свойствами, связями, сторонами. Задача такого исследования имеет достаточно ясные пределы, которые определены законом. Как известно, каждое совершенное преступление являет собой совокупность взаимосвязанных и взаимозависимых объективных и субъективных фактов, которые в свою очередь тоже связаны многочисленными нитями с другими явлениями общественной жизни. Каждое преступление вызывается какими-то причинами и само является причиной определенных следствий, которые выступают как причины уже новых, других событий и действий. Этот процесс может быть достаточно длительным. Законодатель не требует от следователя выяснения всех фактов, так или иначе относящихся к данному преступлению. Например, чтобы правильно квалифицировать преступление, законодатель требует точно установить не все, а только строго определенные факты, которые соответствуют признакам какого-то определенного состава преступления. Академик В.Н. Кудрявцев отмечает, что решение суда о квалификации преступления будет иметь абсолютный характер (т. е. точно соответствовать правильно познанным обстоятельствам, содержанию уголовно-правовой нормы) и одновременно относительный, так как здесь будет учтена только определенная группа признаков события из бесконечного числа свойств, характеризующих его в различных аспектах[70]. В силу того, что для принятия процессуального решения по разрешаемому уголовному делу (скажем, для постановления судебного приговора) законодатель согласился считать истинным то, что образует содержание конструктивных элементов состава преступления, а также обусловливает обоснованность меры ответственности виновного в преступлении, такую истину можно считать еще и конвенционной. Социум полагает определенную совокупность фактов и обстоятельств достаточной для того, чтобы считать истину по конкретному уголовному делу объективно (реально) установленной.

В уголовном процессе следователь, прокурор, суд (судья) познают, доказывают только строго определенную часть того, что произошло в действительности, только существенные стороны и связи события в тех пределах, которые необходимы для выполнения стоящих перед ними задач – раскрыть преступление, установить виновных и обеспечить справедливое наказание их судом. Именно в этом смысле достигаемая в уголовном процессе объективная истина является по своему характеру относительной.

Относительная истина относится к истине абсолютной как часть к целому и служит своеобразной ступенькой для достижения абсолютной истины. Поэтому относительная истина допускает дальнейшее исследование, познание, в ходе которого она будет дополняться и уточняться.

Объективная истина – это такая совокупность знаний об обстоятельствах уголовного дела, которая правильно отражает реальность, существующую независимо от сознания следователя, прокурора, судьи.

Следователь не вправе подменять вероятными суждениями относительную истину, а также противопоставлять относительную истину абсолютной. Этот запрет базируется на положении об исторической условности пределов приближения наших знаний к абсолютной истине, об исторической условности контуров рисуемых нами картин окружающей реальной действительности.

В связи с этим Ф.Н. Фаткуллин правильно подчеркивает: «Всякая истина конкретна, и она является объективной лишь тогда, когда абсолютно достоверно (хотя и неполно) отражает реальную действительность. Нельзя проводить принципиальное различие между относительной истиной и достоверностью фактов, устанавливаемых в уголовном судопроизводстве, и пытаться таким образом обосновать вероятный, условный характер обстоятельств, устанавливаемых органами следствия и суда. Объективная истина в уголовном судопроизводстве достигается только тогда, когда знания об искомых фактах и их признаках абсолютно достоверны, когда эти факты из “истины в себе” стали “истиной для нас”. Никогда нельзя утверждать об истинности выводов, носящих вероятный характер. Любая, даже самая высокая степень вероятности не может заменить собой достоверное, истинное знание предмета. Она не исключает того, что выводы об обстоятельствах дела не соответствуют объективной действительности. Поэтому ограничение цели процессуального доказывания вероятными суждениями может привести к судебным ошибкам и, стало быть, к грубому нарушению социалистической законности»[71].

Необходимо отметить, что приведенным выше определением объективной истины в уголовном процессе как совокупности знаний, правильно отражающей существующую реальность, охватываются достоверные выводы следователя, прокурора и суда, во-первых, о наличии или отсутствии тех конкретных фактов и обстоятельств, которые доказываются по уголовному делу, и, во-вторых, об их юридически значимых свойствах, социально-правовой сущности установленных по делу фактов и обстоятельств. При этом надо иметь в виду, что имевшиеся в действительности факты и их свойства, т. е. внешняя и внутренняя сторона содеянного, равнозначны для правильного разрешения дела. До тех пор пока не познаны сами искомые факты, а также все их существенные свойства, мы не можем говорить, что установили по уголовному делу объективную истину. Любые черты, свойства того или иного деяния, в том числе и учитываемые в качестве конструктивных признаков состава конкретного преступления, существуют объективно, независимо от сознания следователя, прокурора, суда. Поэтому уголовно-процессуальное доказывание и есть познание реальной действительности, фактов и обстоятельств конкретного уголовного дела в их социально-правовой сущности. Именно поэтому нельзя отделять процесс отыскания истины по делу от применения следователем, прокурором, судьей норм права, поскольку это есть две стороны единого процесса, которые переплетаются, взаимовозникают в процессе познания окружающей, независимой от нашего сознания объективной реальности. Всякое другое решение этого вопроса противоречило бы положению о том, что для познания предмета нужно вникнуть в его сущность, охватить и изучить все его стороны, связи и опосредования. Но содержание устанавливаемой по уголовному делу объективной истины, как нам представляется, не исчерпывается только установлением фактов и их правовой оценкой. «Если понятие преступления предполагает наказание, то действительное преступление предполагает определенную меру наказания»[72]. Суд в каждом конкретном случае обязан найти такую меру наказания, которая бы правильно определяла характер содеянного и служила единственным верным средством для исправления и перевоспитания виновного в совершении преступления. Если такая мера найдена и она соответствует объективной реальности, выводы суда об этом являются истинными. При таком подходе вполне логично предположить, что понятием объективной истины по делу должна охватываться не только мера уголовного наказания, но и любая другая мера юридической ответственности, которая определяется судом в отношении виновного в совершении конкретного преступления. Здесь необходимо отметить, что объем гражданско-правовой ответственности за материальный ущерб, причиненный преступлением, характеризуется такими же объективными факторами, как и мера уголовного наказания. Она тоже должна точно соответствовать реальному положению вещей, т. е. быть истинной.

Таким образом, из всего сказанного можно сделать вывод о том, что уголовно-процессуальное доказывание является единственным способом установления объективной истины по уголовному делу, под которой подразумевается соответствие реальной действительности выводов следственных, прокурорских и судебных органов по расследуемому и разрешаемому уголовному делу о наличии или отсутствии искомых (устанавливаемых) фактов, их юридически значимых свойствах и о мере юридической ответственности виновного.

Установить объективную истину по уголовному делу можно только тогда, когда все посылки и выводы верно отражают объективную реальность, сами являются истинными.

Достижение объективной истины по уголовному делу на основе уголовно-процессуального доказывания во многом предопределяется четким представлением о предмете данной деятельности.

Предмет уголовно-процессуального доказывания необходимо отличать от его объекта. В качестве последнего выступает «совокупность обстоятельств, явлений и процессов, истинное и достоверное познание которых определяет правильное разрешение уголовного дела, выполнение задач уголовного процесса»[73], в то время как «предмет доказывания (познания) – это определенный «срез» свойств, отношений преступления, познание которых необходимо для решения его (доказывания. – З.З.) задач»[74].

Как видим, предмет доказывания специфичен тем, что образующие его факты и обстоятельства необходимо исследовать сквозь призму задач уголовного процесса, установления по каждому уголовному делу объективной истины. Причем эти факты и обстоятельства всегда представляют собой явления материального мира, существуют реально, вне зависимости от того, сумеет или нет познать их тот или иной участник уголовного процесса. Такие факты и обстоятельства могут быть не только явлениями прошлого, имевшими место на момент совершения преступления, но и «наличными», продолжающими существовать и даже наступившими в период расследования и разрешения уголовного дела. Сюда, к примеру, относятся обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого (подсудимого), только что наступающие последствия содеянного (психические расстройства) и т. д.

В процессуальной литературе нет единства по вопросу о том, состоит ли предмет уголовно-процессуального доказывания только из конкретно указанных в уголовно-процессуальном законе обстоятельств[75] или он включает в себя еще и так называемые «доказательственные факты»[76]. При этом иногда утверждается, что в уголовно-процессуальном доказывании доказательственные факты носят лишь «подсобный» характер[77].

Но доказывание в уголовном процессе не может разделяться на «основное» и «подсобное», оно всегда складывается из одних и тех же элементов, подчинено одним и тем же гносеологическим законам, преследует одну и ту же цель. Если, допустим, совершение лицом преступного деяния подтверждается показаниями очевидцев, то собирание, проверка и оценка доказательственных фактов, подкрепляющих и дополняющих такие показания, не могут считаться доказыванием «подсобным». Это тем более нелогично в тех случаях, когда выводы органов следствия и суда основываются исключительно на доказательственных фактах; иначе пришлось бы признать «подсобным» все доказывание по делу. Интересы достижения по расследуемому или разрешаемому уголовному делу объективной истины обусловливают необходимость включения в предмет уголовно-процессуального доказывания каждого факта и обстоятельства, без установления которого нельзя правильно разрешить дело.

Сказанное позволяет согласиться с утверждением о том, что «предметом процессуального доказывания должны признаваться все – происшедшие и наличные, юридические и доказательственные – факты и обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела»[78].

В силу того что факты и обстоятельства, входящие в предмет уголовно-процессуального доказывания, многочисленны и по своему характеру разнообразны, важно правильно их классифицировать на определенные группы.

Первую группу образуют факты и обстоятельства, находящиеся в рамках конструктивных признаков того или иного состава преступления и имеющие непосредственное уголовно-правовое значение. В прямой зависимости от них находится, прежде всего, квалификация преступления по той или иной статье (части, пункту) уголовного закона. Таковыми являются: а) противоправное деяние, степень его осуществления, а также время, место, способ совершения преступления; б) факт совершения преступления или участие в нем определенных лиц, достигших возраста, с которого, согласно ст. 20 УК РФ, возможна уголовная ответственность; в) факт наличия или отсутствия вины этих лиц в совершении преступления, форма их вины, мотив и цель; г) вредные последствия содеянного, их характер, объем и причинная связь с деяниями виновных; д) отягчающие и смягчающие вину обвиняемого (подсудимого) обстоятельства.

Как видим, в эту группу входят факты и обстоятельства, составляющие как основные, так и дополнительные (факультативные) элементы конкретного состава преступления. Последние входят в эту группу лишь при условии, что от их установления зависит доказанность вообще наличия преступления, квалифицируемого по соответствующей уголовно-правовой норме. Для того чтобы, к примеру, квалифицировать деяние охотника по ч. 1 ст. 258 УК РФ, необходимо, в частности, установить, что он охотился: «а) с причинением крупного ущерба; б) с применением механического транспортного средства или судна, взрывчатых веществ, газов или иных способов массового уничтожения птиц и зверей; в) на птиц и зверей, охота на которых полностью запрещена; г) на территории заповедника, заказника либо в зоне экологического бездействия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации». Как видим, в зависимости от последствий, средств и способов, объекта охоты, ее места находится ответ на вопрос о том, является ли конкретная охота законной или незаконной, есть или нет в действиях охотника состава преступления. Если же такие явления, как время, место, способ, обстановка совершения преступления, равно как и мотив и цель преступления, вредные его последствия (к примеру, размер вреда) не влияют на квалификацию преступления (при краже, например, время ее совершения для квалификации по ст. 158 УК РФ значения не имеет), то они входят в другую (чаще во вторую) группу фактов и обстоятельств предмета уголовно-процессуального доказывания.

Содержание первой группы образуют, прежде всего, указанные в ст. 73 УПК РФ обстоятельства. В соответствии с этой статьей доказыванию по уголовному делу подлежат:

1) событие преступления, т. е. предусмотренное соответствующей статьей УК РФ общественно опасное деяние со всеми характеризующими его обстоятельствами (время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления); подлежат установлению обстоятельства, позволяющие квалифицировать обвинение по соответствующей статье УК, отграничить его от смежных составов, когда такое разграничение осуществляется по признакам объективной стороны состава преступления или по объекту преступного посягательства;

2) причастность лица к совершению преступления (понятие это еще требует своего исследования. – З.З.);

3) виновность лица в совершении преступления, форма его вины. Следует установить, совершил ли обвиняемый (подсудимый) вменяемое ему в вину деяние, его фамилию, имя, отчество, год рождения, национальность, образование и другие данные о нем, которые позволяют с несомненностью удостоверить его личность. Доказав факт совершения деяния определенным лицом, необходимо выяснить, действовало ли оно при этом умышленно или неосторожно, какова форма умысла или неосторожности. Если для состава преступления мотив имеет значение как один из квалифицирующих факторов, то он подлежит обязательному установлению и входит в первую группу обстоятельств предмета доказывания.

Когда по обстоятельствам дела возникают сомнения в психической полноценности обвиняемого, в его способности отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими, подлежит доказыванию вменяемость обвиняемого.

В предмет доказывания могут входить имеющие значение для разрешения дела обстоятельства, относящиеся к личности обвиняемого, например факт достижения обвиняемым возраста, с которого возможно привлечение к уголовной ответственности (16 лет, а по некоторым преступлениям – 14 лет), факт, что обвиняемый является должностным лицом, военнослужащим и т. п.;

4) обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого, в их числе то, что именуется специальным статусом: отношение к труду, в коллективе, поведение в быту, наличие поощрений и т. д.;

5) характер и размер вреда, причиненного преступлением. Вред может быть физическим, материальным и моральным. Его характер и размер непосредственно влияют, к примеру, на отнесение причиненных телесных повреждений к категории тяжкого, средней тяжести и легкого вреда здоровью или просто к побоям, отчего зависит напрямую квалификация преступления по ст. 111–117 УК РФ;

6) обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния;

7) обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание. Их перечень приведен в ст. 1 и 63 УК РФ. Одни из них характеризуют такие особенности состава преступления, как объект (объективную сторону), субъект (субъективную сторону), другие – преступные последствия. Все они имеют существенное значение для правильного разрешения конкретного уголовного дела, для определения степени и характера ответственности обвиняемого, поэтому обязательно подлежат доказыванию;

8) обстоятельства, могущие повлечь освобождение от уголовной ответственности и наказания.

В число фактов и обстоятельств, образующих первую группу предмета уголовно-процессуального доказывания, входят, как видим, обстоятельства (явления) не только обвинительного (изобличительного) свойства, но и такие, которые свидетельствуют об отсутствии преступного деяния вообще или вины привлекаемого к уголовной ответственности лица либо о меньшей степени его виновности. Мы не можем согласиться с теми, кто ограничивает предмет уголовно-процессуального доказывания лишь совокупностью обстоятельств преступления, «вменяемого в вину конкретному лицу (обвиняемому, подсудимому), определяющих характер и степень общественной опасности данного преступления и тем самым влияющих на выбор формы, вида и меры уголовно-правового воздействия на виновного»[79]. Фактическое отождествление предмета доказывания с обвинением в его материально-правовом содержании весьма характерно для сторонников так называемого «обвинительного уклона», что совершенно не согласуется с необходимостью исследовать обстоятельства любого уголовного дела всесторонне, полно и объективно.

Факты и обстоятельства первой группы предмета уголовно-процессуального доказывания иногда называют «главным фактом».

По мнению П.А. Лупинской, содержание «главного факта» образует «совокупность обстоятельств, относящихся к событию, действию (бездействию) и свидетельствующих о вине лица в действиях (бездействии) и наступивших последствиях», а практическая его значимость выражается в том, что помогает судьям и присяжным заседателям дать правильные ответы на вопросы: «доказано ли, что соответствующее деяние имело место; доказано ли, что это деяние совершил подсудимый; виновен ли подсудимый в совершении этого деяния»[80].

Думается, что к необходимости выделения обстоятельств, образующих содержание так называемого «главного факта», необходимо подходить только с таких позиций, не более того. Иное отношение может способствовать тому, что органы следствия, прокуратуры и суда будут сосредоточивать все свои усилия только на выяснении таких обстоятельств в ущерб другим, условно поименованным как «менее существенные».

Вторую группу фактов и обстоятельств предмета уголовно-процессуального доказывания образуют те, которые имеют иное (помимо квалификации по соответствующей уголовно-правовой норме) правовое значение по расследуемому или разрешаемому уголовному делу.

Объединяет эти факты и обстоятельства то, что они хотя и находятся за рамками состава преступления, но тем не менее обладают такими юридически значимыми свойствами, которые непосредственно влияют на решение вопроса о наличии необходимых предпосылок для ведения производства по уголовному делу, об уголовной ответственности и наказании виновного, о необходимости избрать в отношении обвиняемого ту или иную меру пресечения, о взыскании с обвиняемого причиненного ущерба и т. д. В эту группу входят:

а) обстоятельства, наличие которых позволяет освободить виновного от уголовной ответственности и наказания (ст. 75–78 УК РФ);

б) обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность обвиняемого (подсудимого), учитываемые при назначении наказания;

в) обстоятельства, характеризующие лицо, совершившее преступление (семейное положение, состояние здоровья и т. д.);

г) характер и размер причиненного вреда, если таковые не влияют на квалификацию преступления, но могут быть учтены при решении вопроса о возмещении причиненного преступлением вреда и назначении наказания;

д) обстоятельства, способствовавшие совершению преступления и содействовавшие формированию у виновного преступных намерений;

е) процессуальные обстоятельства, исключающие производство по уголовному делу (отсутствие жалобы потерпевшего по делам частного обвинения, наличие вступившего в законную силу приговора по тому же обвинению и т. д.).

Третью группу составляют факты и обстоятельства, установление которых имеет доказательственное значение по расследуемому или разрешаемому уголовному делу. Они могут быть самыми разнообразными.

В одних случаях доказательственное значение имеет нахождение на месте происшествия документа, следов или вещей определенного лица, в других – принадлежность данному лицу орудия совершения преступления, в третьих – факт неприязненных отношений между обвиняемым и потерпевшим и т. д. Будучи установленными по делу, они приобретают одинаковую природу в том плане, что становятся доказательственными фактами, необходимыми для выяснения юридически значимых обстоятельств в уголовном судопроизводстве. Такова структура предмета уголовно-процессуального доказывания. При этом каждое из обстоятельств, входящих в предмет доказывания, может иметь как положительное, так и отрицательное выражение. В ходе уголовно-процессуального доказывания подтверждается наличие преступного деяния (положительный факт) или его отсутствие (отрицательный факт), виновность лица в совершении преступления либо его невиновность и т. д., иногда доказывание какого-то отрицательного факта осуществляется путем установления положительного факта. Примером последнего может служить алиби, т. е. отсутствие так называемого исполнителя преступления на месте преступления во время его совершения.

Учитывая, что в указанной структуре предмета уголовно-процессуального доказывания каждое обстоятельство (факт) обозначено не как единичная, а как общая категория, способная охватить любые проявления соответствующего общественного явления, нетрудно сделать вывод о том, что содержание и структура такого предмета едины для всех уголовных дел. При расследовании дела об убийстве или хулиганстве следователю (дознавателю) в ходе уголовно-процессуального доказывания приходится устанавливать факты и обстоятельства, образующие конструкцию того или иного состава преступления и в силу этого влияющие на квалификацию деяния по определенной уголовно-правовой норме (первая группа); факты и обстоятельства, хотя и находящиеся за пределами такой конструкции, но тем не менее имеющие иное (помимо квалификации) правовое значение (вторая группа); либо доказательственные факты (третья группа). Структура предмета уголовно-процессуального доказывания едина и для всех стадий производства по уголовному делу – факты и обстоятельства каждой из групп должны устанавливаться как в досудебных, так и в судебных стадиях уголовного процесса.

С понятием предмета доказывания тесно связано и понятие о пределах уголовно-процессуального доказывания. Если предмет доказывания отвечает на вопрос о том, какие обстоятельства подлежат доказыванию, то пределы уголовно-процессуального доказывания указывают на глубину, оптимальные границы познания этого предмета.

В настоящее время уже практически нет авторов, отождествляющих эти два понятия[81]. Но среди процессуалистов нет единства относительно содержания этих двух понятий. Более того, учитывая, что в отличие от предмета доказывания, имеющего в определенной степени свою правовую основу, свое правовое регулирование, пределы доказывания законодательством, по существу, не регулируются. В.А. Банин высказал мысль о необходимости отказа от оперирования таким, по его мнению, «неработающим» понятием, его замены на используемые законом в связи с принятием процессуальных решений термины «достаточность доказательств», «достаточные данные», «достаточные основания»[82]. В уголовно-процессуальном законе в действительности нет отдельной нормы, посвященной специально пределам уголовно-процессуального доказывания. В то же время определенные указания на нее мы находим в нормах о предмете самого уголовно-процессуального доказывания (ст. 73 УПК РФ), дифференцируемого к тому же применительно к делам о преступлениях несовершеннолетних (ст. 421 УПК РФ) и делам по применению принудительных мер медицинского характера (ст. 434 УПК РФ), об основаниях для принятия решений и актов о возбуждении уголовного дела – ст. 140 УПК РФ; о привлечении в качестве обвиняемого – ст. 171 УПК РФ и т. д. Следовательно, понятие «пределы доказывания» в определенной мере несет на себе «правовую нагрузку», имеет непосредственное практическое значение.

К тому же вопрос о пределах уголовно-процессуального доказывания не сводится лишь к совокупности доказательств, необходимых для принятия тех или иных процессуальных решений. Такие пределы значительно шире.

Они, во-первых, означают определенную степень конкретизации и детализации каждого из входящих в предмет доказывания обстоятельств. Такие обстоятельства должны исследоваться не поверхностно, а с необходимой для установления объективной истины глубиной, конкретизацией, вскрытием существенных для данного преступления моментов. Обстоятельства же, не имеющие такого существенного значения, не влияющие на виновность обвиняемого (подсудимого), на квалификацию деяния по соответствующей уголовно-правовой норме и т. д., могут быть исследованы в ходе доказывания не во всех без исключения своих связях, деталях, а лишь в той мере, в какой последние необходимы для успешного выполнения стоящих перед уголовным процессом задач. Если, к примеру, расследуется дело о хулиганстве, то необязательно детализировать все нецензурные выражения и циничные действия виновного, а можно ограничиться лишь выяснением наиболее существенных, дерзких и циничных действий, грубо нарушающих общественный порядок и выражающих явное неуважение к обществу. Правильное определение пределов доказывания помогает в таких случаях рационально использовать силы и средства правоохранительных и судебных органов.

Понятие пределов доказывания, во-вторых, отвечает на вопрос о том, в каком объеме должны быть собраны, исследованы и оценены доказательства и их источники для того, чтобы можно было признать наличие или отсутствие каждого из обстоятельств, входящих в предмет доказывания по расследуемому или разрешаемому уголовному делу, какова должна быть совокупность таких средств доказывания. Если, например, хулиганские действия виновным совершены в присутствии значительного числа людей, пределы доказывания помогают определить, сколько очевидцев (свидетелей) преступления необходимо допросить, чтобы считать действия виновного в хулиганстве доказанными с достаточной полнотой.

Рассматриваемое понятие, в-третьих, отражает еще и такой аспект, как степень достаточности исследованных следственных версий и полноты обоснованных выводов по делу. По расследуемому или разрешаемому уголовному делу версии должны выдвигаться и исследоваться с необходимой для принятия процессуального решения глубиной. В то же время таких версий не может быть бесконечное множество (следственная версия представляет собой обоснованное доказательствами предположение, а не какое-то надуманное, не подкрепленное фактами суждение). Загромождение следствия надуманными версиями есть не что иное, как несостоятельное расширение пределов уголовно-процессуального доказывания, способное лишь затруднить решение задач уголовного процесса. Равным образом и выводы, делаемые в результате уголовно-процессуального доказывания следователем, прокурором, судьей, должны быть не какими-то надуманными, а обоснованными полученными в ходе такого доказывания данными.

Из сказанного следует, что под пределами уголовно-процессуального доказывания надлежит понимать такие границы этой деятельности, которые выражают полноту проверяемых следственных версий, глубину исследования подлежащих установлению фактов (обстоятельств), объем доказательств и их источников, обязательных для признания наличия или отсутствия этих фактов, и достаточность обоснования выводов по делу.

Пределы уголовно-процессуального доказывания в принципе едины для всех уголовных дел и для всех этапов (стадий) их движения. Без выдвижения и исследования обоснованных следственных версий невозможно всестороннее, полное и объективное исследование ни одного уголовного дела, ни одного из входящих в предмет доказывания фактов и обстоятельств. Нельзя достичь этого и без надлежащего объема соответствующих средств доказывания, в частности, доказательств и их источников. Процессуально значимые выводы и решения должны быть также всегда обоснованы установленными по делу доказательствами, их совокупностью.

На сказанное не влияет тот факт, что отдельные категории уголовных дел имеют некоторые объективные особенности. По делам несовершеннолетних, например, подлежат особо тщательной проверке данные о возрасте правонарушителя, об условиях его воспитания и степени умственного развития. По делам о преступлениях, совершенных в состоянии опьянения, необходимо выяснить, не нуждается ли обвиняемый (подсудимый) в противоалкогольном лечении. Но и по такого рода делам мы не видим особого исключения в части пределов доказывания. Отмеченные объективные особенности таких дел вызывают лишь необходимость в более внимательном, тщательном подходе к установлению отдельных обстоятельств предмета уголовно-процессуального доказывания.

В ходе уголовно-процессуального доказывания следователь, прокурор, судья могут встретиться с так называемыми общеизвестными, презюмируемыми законом и преюдициально установленными фактами и обстоятельствами.

Доказывание общеизвестных фактов типа «Москва – столица России», что от Москвы до Ижевска нельзя дойти пешком за сутки (расстояние около 1300 км), что водка относится к разряду спиртных напитков, а гашиш – к наркотикам и т. п., сводится, по существу, лишь к процессуальной фиксации имеющихся о них сведений, к установлению их связи с деянием уголовно ответственного лица и оценке их отношения к делу. Что касается проверки доброкачественности содержащейся в таких фактах информации, то она и не нужна (сведения в силу их общеизвестности признаются истинными и кладутся в основу процессуального решения).

Констатирование следователем и судьей законной презумпции (факт рождения лишь в тот день, в том месте и от тех родителей, что указаны в свидетельстве о рождении; способность лица, имеющего определенное образование, выполнять определенные служебные обязанности; невиновность лица в совершении преступления и невозможность подвергать его уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом и др.) предполагает лишь выяснение вопроса о ее применении и отношении к расследуемому (разрешаемому) уголовному делу в данном конкретном случае.

Одной из законных презумпций, приковавших к себе внимание многих ученых и практиков, является презумпция невиновности[83]. Положения о презумпции невиновности впервые были выражены и закреплены в Декларации прав человека и гражданина в 1789 г. во время Французской буржуазной революции и в 1791 г. включены в Конституцию Франции. В этих актах презумпция невиновности была сформулирована следующим образом: «Так как каждый человек предполагается невиновным, пока его не объявят виновным, то в случае необходимости его ареста всякая строгость, которая не является необходимой для его обеспечения, должна строго караться законом».

В международных правовых актах презумпция невиновности получила выражение в принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Всеобщей декларации прав человека: «Каждый человек, обвиняемый в совершении преступления, имеет право считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком путем гласного судебного разбирательства, при котором ему обеспечиваются все возможности для защиты» (ст. 11). Более краткая формулировка презумпции невиновности дана в Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ратифицированной в России 30 марта 1998 г. Согласно ст. 6 Конвенции «каждый человек, обвиняемый в совершении уголовного преступления, считается невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком».

Согласно ст. 49 Конституции РФ «каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда». В силу презумпции невиновности обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность; неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого.

Презумпция невиновности вовсе не является субъективным мнением того или другого субъекта уголовно-процессуальной деятельности, она является выраженным в законе объективным правовым положением. Презумпция невиновности не запрещает производящему дознание лицу, следователю, прокурору изобличать обвиняемого, доказывать его виновность, но она запрещает объявлять обвиняемого виновным до тех пор, пока его вина не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Органы дознания и предварительного следствия, ведущие расследование уголовного дела, и прокуроры, осуществляющие надзор за расследованием и поддерживающие в суде государственное обвинение, в полной мере вправе и обязаны решительно и эффективно осуществлять свои полномочия для изобличения обвиняемого, для доказывания его виновности. Но их выводы и утверждения о виновности обвиняемого – это только их мнение, правильность которого они должны доказать и которое станет действительным, официальным признанием обвиняемого (подсудимого) виновным в совершении преступления лишь тогда, когда с этим согласится суд и это свое согласие выразит в приговоре по вступлении его в законную силу[84]. Презумпция невиновности является основополагающим принципом, «без которого, – как справедливо отмечает Д.Н. Козак, – нельзя рассчитывать всерьез на справедливое и гуманное правосудие»[85].

Для уяснения пределов уголовно-процессуального доказывания преюдициальных фактов и обстоятельств, которые уже установлены вступившим в законную силу и никем не отмененным приговором, постановлением, иным процессуальным решением, исходным служит положение закона о недопустимости производства по уголовному делу по поводу того же обвинения, о котором есть, например, неотмененный приговор или постановление (определение) о прекращении дела (пп. 4 и 5 ст. 27 УПК РФ).

Говоря о значении преюдициально установленных фактов и обстоятельств, было бы неправильным утверждать, что такие факты ни при каких условиях не могут быть использованы и оценены при расследовании или судебном рассмотрении другого уголовного дела. Такая предпосылка не согласовывалась бы с законом и противоречила бы достижению по каждому уголовному делу объективной истины. Следователи и судьи могут использовать материалы, отраженные в постановлении или приговоре по другому делу, но не вправе делать по ним выводы, противоречащие тем, что имеются в этих актах. При необходимости изменения выводов о тех или иных фактах, их оценке и приведенных в их пользу мотивах, содержащихся в неотмененном процессуальном решении или судебном приговоре, следует поставить вопрос об отмене этого акта с тем, чтобы все такие «фактические констатации» были тщательно проверены с учетом обстоятельств и прежнего, и данного дела, чтобы по каждому из них была достигнута объективная истина. Это все возможно в порядке пересмотра вступивших в законную силу процессуальных решений, приговоров, постановлений, определений.

Как видим, с определенными ограничениями уголовно-процессуальное доказывание в отношении преюдициально установленных фактов может иметь место[86]. Сказанное полностью согласуется с положениями ст. 90 УПК РФ о том, что «обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки, если эти обстоятельства не вызывают сомнений у суда». Но при исследовании таких фактов и обстоятельств органы следствия и суда, как отмечалось, не могут входить в обсуждение доброкачественности соответствующего процессуального акта, в котором они констатированы, и делать новые выводы, противоречащие этому акту, пока последний не отменен в установленном законом порядке.

Пределы уголовно-процессуального доказывания едины не только для всех уголовных дел, но и для всех стадий их движения. На каком бы этапе ни находилось производство по уголовному делу, по нему должны быть выдвинуты и исследованы все возможные следственные версии, проанализированы все факты и обстоятельства предмета доказывания с использованием для этого достаточных надлежащих средств уголовно-процессуального доказывания (доказательств, их источников); делаемые же следователями, прокурором, судьями выводы по делу должны быть достаточно обоснованны.

Таковы цель, предмет и пределы уголовно-процессуального доказывания. Как видим, уголовно-процессуальное доказывание представляет собой разновидность познания объективной истины по расследуемому и разрешаемому уголовному делу и имеет специфический предмет и пределы. В то же время уголовно-процессуальное доказывание имеет свою сложную внутреннюю структуру, включающую в себя ряд взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов, в подробной характеристике которых с позиции теории и практики есть настоятельная необходимость.

Для того чтобы обстоятельства расследуемого или разрешаемого уголовного дела были исследованы всесторонне, полно и объективно, без излишних затрат сил и средств, уголовно-процессуальное доказывание должно быть хорошо организованным. Это можно обеспечить выдвижением надлежащих следственных версий и основанным на них планированием предварительного расследования или судебного следствия по уголовному делу.

Сказанное о роли (значении) версий в следственно-судебной деятельности, как нам представляется, не зависит от того, считать ли выдвижение версий, работу с ними структурным элементом уголовно-процессуального доказывания, как это делают некоторые авторы,[87] или не считать.[88] Главное, чтобы та или иная форма деятельности (логическое мышление, конкретная практическая работа и т. д.) способствовала установлению по каждому делу объективной истины. Более того, как отмечалось нами выше, уголовно-процессуальное доказывание начинается именно с выдвижения следственных версий. Выдвинутые версии в ходе дальнейшего производства по уголовному делу могут дополняться, видоизменяться, заменяться другими, а отдельные из них – отпадать. В силу этого рассматриваемый структурный элемент уголовно-процессуального доказывания необходимо именовать как построение и динамическое развитие следственных версий по делу.

Вместе с тем относительно самого понятия следственной версии в литературе существуют различные суждения.

Так, А.И. Винберг, Г.М. Миньковский и Р.Д. Рахунов определяют следственные версии как «одно из нескольких возможных в данном случае объяснений, даваемых какому-либо событию, факту. В уголовном деле версиями называются вытекающие из имеющихся фактических данных и опыта расследования аналогичных дел предположения о характере и обстоятельствах исследуемого события, наличии или отсутствии в нем состава преступления, виновности или невиновности определенного лица»[89]. Исходя из того, что версии представляют собой логические построения в процессе исследования явлений, состоящие из предположений о причинах, объясняющих эти явления, А.Н. Васильев определяет следственные версии как предположения следователя о причинах, объясняющих расследуемое событие[90]. По мнению В.И. Теребилова, «именно версии о характере совершенного преступления, о лице, совершившем его, о форме вины и в связи с этим о мотивах преступления, и, наконец, об обстоятельствах совершенного преступления являются теми версиями, которые кладутся в основу исследования всех материалов дела. Эти версии целесообразно называть следственными версиями, подчеркивая их ведущее положение среди других версий, естественно используемых в процессе расследования»[91].

«Следственная версия – обоснованное предположение о наличии и обстоятельствах расследуемого события, о действиях конкретных лиц и о наличии в этих действиях состава определенного преступления», – таков взгляд А. Н. Колесниченко[92].

Г.Н. Александров дает следующее определение следственной версии: «Криминалистическая версия – это обоснованное умозаключение следователя, объясняющее конкретное событие преступления. На основании этого умозаключения принимаются решения о возбуждении уголовного дела и производстве следствия в определенном направлении. Главная задача криминалистической версии – обеспечить правильное направление расследования и раскрытия преступления»[93]. Со сказанным согласуется утверждение А.Ф. Дубина о том, что «версии выступают движущей силой в каждом технологическом шаге – расследовании, раскрытии и доказывании»[94].

По мнению М.С. Строговича, версиями называются «возможные, конкретные варианты, возможные объяснения подлежащих исследованию по делу фактов»[95].

Таким образом, сейчас большинство ученых едино в том, что, говоря о версиях, подразумевают определенные предположения. При этом есть согласие и в том, что эти предположения имеют объективную базу, ибо основаны они на существовании определенных фактов, являются отражением материала, собранного расследованием, познанных фактов и обстоятельств дела. Следственную версию нельзя отождествлять ни с понятием, ни с суждением, ни с умозаключением. Ей принадлежит самостоятельное место.

Следственную версию нельзя сводить к предположению как проблематичному суждению. В основе следственных версий лежат как проблематичные (вероятностные), так и достоверные суждения. Роль их различна: одна группа служит для обоснования объяснения фактов, другая же, соответственно, для обоснования следствий, которые должны были бы существовать в действительности. Мы вправе здесь говорить об определенной системе знаний о расследуемом предмете на данном этапе расследования. Эта система представляет результаты расследования уголовного дела в данный момент, характер наших знаний о расследуемом деле и степень их обоснованности. Роль следственных версий состоит в том, чтобы давать объяснение собранному материалу, определять направление дальнейшего расследования и поиска новых фактов и на этой основе быть средством достижения объективной истины в уголовном процессе. Особенность состоит прежде всего в том, что проблематичное суждение, предположение, объясняя известные, собранные расследованием факты и обстоятельства, занимает в этой системе знаний центральное место.

Следующий специфический признак следственной версии связан с установлением объективной истины по уголовному делу. Это значит, что с ее помощью устанавливаются лишь факты и обстоятельства, которые имеют уголовно-правовое значение как для расследуемого дела – для выявления и изобличения обвиняемого (подсудимого), определения справедливого наказания, так и для устранения условий, способствовавших преступлению или облегчавших его совершение.

Как известно, объем устанавливаемых фактов и обстоятельств дела определяется уголовным законом. Это значит, что предметом следственной версии являются не любые факты и обстоятельства, а только такие, которые существенны для расследуемого (разрешаемого) дела и лишь в объеме пределов предмета уголовно-процессуального доказывания.

С вопросом пределов предмета уголовно-процессуального доказывания связан другой специфический признак следственной версии, состоящий в том, что она должна быть доказана в строго установленные законом сроки. Если, например, следователь не может закончить расследование дела в установленный законом двухмесячный срок, то он должен просить о его продлении соответствующего прокурора (ст. 162 УПК РФ).

Расследование дела в кратчайшие сроки является одной из лучших гарантий возможности всестороннего, полного и объективного его исследования. Необходимо иметь в виду, что преступление есть явление, совершенное в прошлом. Раскрытие его достигается посредством поиска и обнаружения следов, которые остались в сознании людей и на материальных предметах, а со временем часть следов полностью исчезает, другие утрачивают свою ценность, потому и установление истины оказывается затрудненным или даже невозможным.

Способы проверки следственной версии являются следующим ее признаком. Объективная истина в уголовном процессе устанавливается лишь специфическими средствами и в специфической форме. Следователь при проверке следственной версии не обладает полной свободой выбора средств и форм этой проверки. Его инициатива в этой области ограничена уголовно-процессуальным законом, который необходимо соблюдать. Следственные версии проверяются только посредством сбора новых доказательств. Характерно и то, что следственные версии используются следователями и судьями как субъектами уголовно-процессуального доказывания. Речь идет об органах, деятельность которых строго регламентирована правовыми нормами; им вменено в обязанность оценивать установленные доказательства по своему внутреннему убеждению, руководствуясь при этом лишь законом и правосознанием.

Среди признаков следственной версии следует указать и на характер следствий, наступающих после доказывания следственной версии. Неустановление виновного в преступлении есть в определенной мере попустительство к совершению преступлений. Столь же недопустимо предание суду и осуждение невиновного, приводящее не только к нарушению прав граждан, но и к утрате доверия к правоохранительным органам.

Специфическим признаком следственных версий можно признать и то, что при их разработке следователь, судья должны считаться с мнением того или иного участника уголовного процесса, субъекта уголовно-процессуальной деятельности, которое в существенной мере влияет на построение и проверку следственной версии. Так, обвиняемый обычно не заинтересован в раскрытии преступления и потому предпринимает все возможное, чтобы вообще скрыть факт преступления, при случае направить расследование по ложному пути, затруднить или отдалить выяснение преступления.

Содержание следственных версий обусловлено их предметом. Образуют его предполагаемые формы связи и причины расследуемого события или его элементов. Содержание следственной версии могут образовывать все обоснованные предположения как о преступлении в целом, так и о его некоторых признаках. Это будут не только предположения о характере расследуемого события, об отдельных фактах и обстоятельствах, имеющих существенное значение для полного и объективного расследования дела, но и предположения о причинах, которые обусловили существование определенных следов и на материальных предметах, и в сознании людей, и об остальных связях между отдельными фактами, существенными для расследуемого дела.

Следственные версии могут быть классифицированы на отдельные группы (виды) в зависимости от того, что берется в качестве основания такой классификации: если этим основанием является объем фактов, лежащих в основе следственной версии, то происходит деление следственных версий на общие и частные, простые и расширенные или на узкие и широкие; если основанием является субъект, который эти версии строит, то говорится о версиях либо следовательских, либо обвиняемого; если это основание образует значение версии для расследования дела, то получается деление версий на основные или дополнительные; если этим основанием служит степень вероятности, то говорится о следственных версиях малой или большой вероятности и т. д.

Содержание следственных версий определяется, во-первых, объективно познавательным содержанием установленных к этому времени фактов, из которых выводятся версии, и, во-вторых, объективно познавательным содержанием предполагаемого нового знания, которое пока имеет явно проблематичный характер.

Из определяемого таким образом содержания следственных версий можно сделать, прежде всего, выводы для правильной методики построения следственных версий: следственная версия строится лишь на основе тех фактов и обстоятельств дела, которые мы установили; следственная версия выводится лишь из тех фактов и обстоятельств дела, которые допускают различное их объяснение; содержание следственной версии расширяется по мере расширения круга фактических обстоятельств дела, устанавливаемых в ходе проверки следственных версий.

Итоги проведенного анализа можно свести к следующим выводам, которые, на наш взгляд, имеют значение для определения понятия следственной версии.

Цель предварительного и судебного следствия – установить объективную истину. Доказывание объективной истины по уголовному делу есть, как отмечалось, сложный, многосторонний процесс.

Следственные версии как результат мыслительной деятельности следователя (судьи, суда) являются существенным средством установления объективной истины по делу. Необходимость использования следственных версий вытекает из потребности практики, а значит и истины, устанавливаемой предварительным и судебным следствием.

Под следственными версиями как средством доказывания объективной истины понимаются и собственно выводы в форме предположения, которые были построены на основе предварительно установленных фактов, и путь их выведения и проверки.

Следственной версией является, однако, не всякое предположение: она должна соответствовать многим научным требованиям. Разработка следственных версий и их проверка – сложный процесс. Единство познавательной, логической и психической сторон этого процесса лежит в основе формы мышления.

Процесс мышления в форме следственных версий включает в себя следующее: всестороннее исследование и оценку собранных фактов, построение предположений (следственных версий) о вероятности существующих отношений; определение следствий, которые должны были бы обязательно существовать в случае, если выдвигаемая следственная версия является истинной; проверку этих следствий в основном посредством установления новых фактов; выдвижение новых версий, дополнение, уточнение старых. Причем этот процесс нельзя отождествлять с процессом доказывания.

Выдвижение следственных версий о факте или определенном событии прошлого имеет место лишь там, где установленные факты и обстоятельства допускают разное объяснение недостающих связей. Событие, относящееся к прошлому, как правило, связано с деятельностью людей, которые часто не заинтересованы в выяснении его. Из этого вытекает существенная роль субъекта (участника) уголовного процесса, которую следует учитывать при разработке и проверке версий.

Содержание следственной версии задано уголовным законом и уровнем знаний о выясняемом событии, но существенны и следственные версии, выработанные в ходе дальнейшего расследования. Проверка соответствия следственной версии своей цели проводится специфическими средствами в формах и сроки, установленные уголовно-процессуальным законодательством.

Следственные версии являются основой для общего направления расследования или судебного следствия и тем самым для получения доказательств. Знание закономерностей разработки и проверки версий – необходимая тому предпосылка.

Определение понятия «следственная версия» не может включать все его признаки. Такое определение понятия было бы слишком обширным и утратило бы свой смысл. Если исходить из положения, что понятие должно содержать лишь те существенные признаки, которые позволяют отличить определенный, объективно существующий предмет от других, то возникает вопрос, какие существенные признаки должны быть включены в наше определение.

По нашему мнению, к ним прежде всего относятся признаки, выражающие специфичность этой формы мышления, цель, которой она служит, и, наконец, то, что обусловливает ее содержание и использование.

На основании этого можно определить понятие «следственная версия» следующим образом: следственная версия – это обоснованное собранным материалом предположение следователя о формах связи и причинах отдельных явлений расследуемого события (или его в целом) как одно из возможных объяснений установленных к этому времени фактов и обстоятельств уголовного дела.

По расследуемому или разрешаемому уголовному делу необходимо выдвигать все объективно возможные предположения (версии), которые нуждаются в своей проверке (исследовании), иначе уголовно-процессуальное доказывание с самого начала ориентируется на одностороннее расследование и завершается необоснованными выводами.

По каждому делу, чтобы избегать односторонности исследования, необходимо выдвинуть и проверить такое количество возможных версий, которое объективно вытекает из имеющейся доказательственной информации (совокупности фактических данных). Как показывает анализ правоприменительной практики, ошибки в определении пределов доказывания в этой части бывают двоякого рода: во-первых, связанные с выдвижением версий (например, выдвигаются версии, не имеющие под собой реальных оснований, либо оставляются без внимания те из них, которые имеют доказательства, требующие своей проверки); во-вторых, связанные с обеспечением необходимой и достаточной полноты исследования выдвинутых версий по уголовному делу. И те, и другие ведут к одному результату – к принятию необоснованного решения по делу.

Отсюда становится вполне понятным то большое значение в уголовно-процессуальном доказывании, какое имеют полнота, широта и степень обоснованности выдвигаемых следственных версий при собирании доказательств по уголовному делу.

В уголовном процессе на всех стадиях должны быть обоснованы соответствующими доказательствами как выдвигаемые следственные версии, так и выводы следователя, прокурора, судьи и суда. Необоснованное сужение числа выдвигаемых следственных версий препятствует достижению целей правоприменительного процесса, снижает его воспитательный эффект. Степень обоснования выводов по делу должна быть такой, чтобы ни для тех, кто делает эти выводы, ни для окружающих не осталось сомнений в их правильности. Любая допущенная при выдвижении следственной версии ошибка может повлечь пробелы в глубине и объеме исследования фактов и обстоятельств дела, что в свою очередь ведет к недостаточной степени обоснованности выводов. Это понятно, так как все моменты, связанные с выдвижением следственных версий, в сущности, неразрывные грани одного явления – пределов уголовно-процессуального доказывания. Каждый из них оттеняет ту или иную сторону данной процессуальной категории, но только все вместе они могут дать правильное о ней представление. Вместе с тем, несмотря на неразрывное единство выдвигаемых следственных версий, различные грани, элементы такого единства не растворяются друг в друге, а сохраняют относительно самостоятельное значение. Следователь, прокурор, судья как субъекты доказывания не могут сразу представить себе все возможные по делу следственные версии, тем более возможные результаты их проверки. По справедливой оценке Г.М. Миньковского «пределы доказывания первоначально намечаются лишь пунктирной линией, затем эти пределы все время уточняются»[96]. Но на этом основании нельзя говорить о том, что работа с версиями, появление в материалах дела новых обстоятельств, фактов и сведений о них, заявления участниками уголовного процесса ходатайств вносят изменения в пределы доказывания по конкретному уголовному делу.

Особенности конкретных уголовных дел накладывают некоторый отпечаток на пределы уголовно-процессуального доказывания.

Не может быть одинаковой степень конкретизации и детализации имеющих значение для дела фактов и обстоятельств, например по делам о преступлениях, за которые установлена по закону ответственность в виде лишения свободы, и тогда, когда в отношении виновного можно ограничиться штрафом.

Говоря о полномочиях следователя, прокурора, судьи по выдвижению следственных версий, представляется крайне важным подчеркнуть недопустимость ограничения процессуальной самостоятельности этих лиц под любым предлогом.

Выше мы отмечали, что уголовно-процессуальное доказывание как разновидность познания реальной действительности есть движение человеческой мысли – от незнания к неполному знанию, а от него к знанию достоверному. Логическая сторона происходящих при этом процессов ясна. Но при таком подходе версия оценивается лишь как формально-логическая конструкция, как гипотетическое умозаключение.

Нам думается, что здесь речь должна идти не об одной лишь версии в смысле предположения, а, как отмечалось при анализе отдельных характерных для версии признаков, о мышлении в форме версий, которое имеет гносеологическую, логическую и психологическую стороны.

Действительно, версия – это не только логическое выражение мысли. Между логическими операциями и отражаемой действительностью находятся важные связующие звенья, протекают сложные познавательные процессы и было бы слишком упрощенным представлять себе мыслительную работу следователя, прокурора, судьи только как систему логических развернутых рассуждений. Логика, взятая сама по себе, так же малоспособна привести человека к новым идеям, как и одна грамматика – к созданию высокохудожественных произведений. Использовать доказательственный материал по делу невозможно без соответствующего его анализа и синтеза. При этом надо учитывать: как без анализа нет синтеза, так и без синтеза бесплоден анализ. Версия, план расследования, оценка доказательств – все это синтетические образования, без которых остаются одни лишь частности, механический набор данных, не организованных в единую систему.

Следственное мышление в форме версий требует гармонического сочетания анализа и синтеза. Следует отметить, что в психической деятельности следователя, прокурора, судьи, как и в любой творческой деятельности, воображение занимает одно из ведущих мест. При построении версий воображение и мышление тесно переплетаются. Воображение, обращенное в прошлое, из отрывочных сведений создает цельное представление о расследуемом событии. Не представив себе картины преступления, невозможно построить следственные версии, проверка которых подтвердит или опровергнет правильность этой воображаемой картины. Отражая явление настоящего времени, воображение рождает предположение об имеющихся следах, остатках, отпечатках и иных отображениях – последствиях расследуемого события, посредством которых оно может быть установлено и доказано. Наконец, планируя, регулируя и направляя свои действия, следователь, например, смотрит как бы в будущее. А предвидеть – значит вообразить. Не вообразив готовый результат труда, нельзя выполнить никакую работу. Первоначальные действия следователя подобны первому этапу деятельности врача, которая не сводится к пассивному, стихийному, неорганизованному обследованию больного, а представляет собой избирательное и целенаправленное исследование. Реализуется же это объективное требование именно в рамках версионного мышления.

Такова в основном характеристика первого элемента структуры уголовно-процессуального доказывания, т. е. выдвижения (построения) и динамического развития возможных следственных версий по расследуемому или разрешаемому уголовному делу. Каждая из них подлежит проверке и оценке, приводящим исследователя к определенному, значимому в правовом отношении выводу. Все это возможно лишь на основе доказательств, построенных (собранных) в установленном уголовно-процессуальным законом порядке. Собирание и органически связанная с ним проверка доказательств есть структурные элементы уголовно-процессуального доказывания. Рассмотрим их.

Вторым структурным элементом уголовно-процессуального доказывания является деятельность по собиранию фактических данных (доказательств) и их источников по расследуемому или исследуемому в судебном разбирательстве уголовному делу. Этот элемент включает в себя выявление (обнаружение), получение и процессуальное закрепление доказательств и их источников по каждой из выдвинутых по уголовному делу следственных версий. Обнаружение доказательств, с одной стороны, и их процессуальное закрепление – с другой, не могут быть в процессуальной деятельности субъектов уголовно-процессуального доказывания разделены, поскольку обнаружение доказательств без их процессуального закрепления не имеет юридического значения. А потому мы поддерживаем мнение тех процессуалистов, которые считают, что действия по собиранию доказательств одновременно являются действиями и по их формированию[97].

Проблема собирания доказательств и их источников исследуется в целом ряде работ[98]. Известно, например, что сам термин «собирание доказательств», прочно утвердившийся в юридическом лексиконе, является в большей степени условным. Деятельность дознавателя, следователя, судьи на начальном этапе доказывания нельзя рассматривать как завладение «готовыми», уже существующими доказательствами. В действительности существуют различные по характеру следы оставшегося в прошлом события, отражающие те или иные его особенности. Восприятие их субъектом доказывания с помощью органов чувств, преобразование и сохранение с помощью процессуальных средств возникшего при этом в сознании познавательного образа и составляет сущность собирания доказательств. В результате этой деятельности доказательства приобретают свои объективные свойства в процессе взаимодействия события с окружающей обстановкой, т. е. независимо от сознания субъекта доказывания. А формирование доказательств в процессуальном смысле осуществляется в ходе познавательно-удостоверительной деятельности субъекта доказывания и завершается в момент, когда полученные сведения он закрепляет одним из предусмотренных законом способов. Сказанное дает основание рассматривать доказательство как объективно-субъективную категорию, единство содержания и формы. Учитывая творческую роль субъекта доказывания, невозможно сводить собирание доказательств к механическому копированию всех их свойств и признаков. Деятельность субъекта доказывания на этом этапе протекает как активный избирательный процесс. Сложный состав любого объекта, подлежащий отображению, требует от него умения исследовать объект под углом зрения всех существенных связей между его элементами. Кроме того, субъект доказывания, не ограничиваясь связями, лежащими на поверхности явлений, должен проверять предположения о возможности существования менее очевидных связей.

Необходимо учитывать, что в зависимости от особенностей протекания события преступления оставленные им следы могут иметь достаточно значимый объем информации по делу. Иначе говоря, собирание доказательств можно представить как своего рода информационный процесс, т. е. перенос доказательственной информации со следов преступления в материалы уголовного дела. Успешность этой деятельности зависит от того, в какой мере сохранившаяся в следах информация выявлена субъектом доказывания и зафиксирована им в материалах уголовного дела. Данный критерий характеризует количественный, правда, не поддающийся точному исчислению аспект отражения.

И, наконец, собирание доказательств сопровождается преобразованием формы полученной информации, влечет за собой утрату определенной ее части и в некоторых случаях может негативно повлиять на правильность отражения. Поэтому предотвратить подобные нежелательные потери в информации может ограничение числа преобразований ее сигналов, т. е. возможное уменьшение промежуточных звеньев в информационных процессах. Законодательно такое процессуальное выражение этого требования находит в известном принципе непосредственности, получившем практическое выражение во многих установленных законом правилах извлечения и сохранения доказательственной информации.

Не ограничиваясь ст. 86 УПК РФ, законодатель неоднократно упоминает далее о собирании (обнаружении) доказательств и дает самую общую нормативную характеристику способов осуществления такой деятельности. Анализируя действующее уголовно-процессуальное законодательство, можно легко вывести, что способами собирания доказательств закон считает: 1) производство допросов и других следственных действий; 2) истребование предметов и документов от предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц и граждан; 3) принятие доказательств, представленных подозреваемым, обвиняемым, защитником, обвинителем, потерпевшим и его представителем, гражданским истцом, гражданским ответчиком и его представителями, а также любыми гражданами, предприятиями, учреждениями, организациями.

Анализ уголовно-процессуального закона свидетельствует о том, что правовые формы доказывания не остаются неизменными. Структура предмета доказывания единая для всех уголовных дел и для всех стадий их движения, а формы проявления образующих ее фактов и обстоятельств по каждому уголовному делу различны. Различаются между собой и применяемые в отдельных стадиях процесса способы и конкретные средства их установления.

Эти специфические черты не исключают внутренней преемственности уголовно-процессуального доказывания. Неверно было бы считать, что каждая стадия уголовного процесса – изолированный, полностью автономный этап уголовно-процессуального познания. Нам представляется, что уголовно-процессуальное доказывание это развивающаяся динамическая система, состоящая из последовательно сменяющихся и взаимосвязанных циклов. Каждый такой познавательный цикл реализуется в рамках соответствующей стадии уголовного процесса и обладает определенной самостоятельностью и законченностью. Это значит, что управомоченный орган государства самостоятельно решает специфические для данной стадии познавательные задачи. Законченность познавательного цикла проявляется в получении управомоченным органом знаний, достаточных по их объему и содержанию для обоснования решения, завершающего стадию. На каждой стадии уголовного процесса законодатель конструирует свою специфическую познавательную ситуацию, руководствуясь: а) уже достигнутым на предыдущем этапе уровнем знаний о доказываемых фактах и их правовом значении для последующей стадии; б) познавательными задачами, подлежащими разрешению на новом этапе; в) статусом субъектов, участвующих в доказывании на новом этапе; г) особенностями действия в конкретной стадии принципов уголовного процесса. Соответственно этому определяются полномочия субъектов доказывания и правовые средства решения (достижения) задач, стоящих на той или иной стадии уголовного процесса.

С учетом изложенного отметим специфику познавательной ситуации и соответствующих ей способов собирания доказательств на отдельных стадиях уголовного процесса.

При анализе ст. 86 УПК РФ может сложиться мнение, что собирание доказательств осуществляется только при производстве предварительного расследования и в суде, а стадия возбуждения уголовного дела «не включает в себя доказывание»[99]. В действительности же в уголовном процессе нет ни одной стадии, где бы вообще отсутствовало доказывание. Оно имеет место и в стадии возбуждения уголовного дела. Убедительные аргументы этому приведены в ряде работ ученых-процессуалистов[100].

Представляется необходимым отметить здесь общие аргументы в подтверждение этой концепции, вытекающие из уже рассмотренных позиций о сущности уголовно-процессуального доказывания. Так, П.А. Лупинская считает, что любое итоговое решение, завершающее ту или иную процессуальную стадию, может быть принято лишь при наличии совокупности фактических данных, достаточных для ответа на главный вопрос этой стадии. Фактические данные представляют собой основания решения, а их установление происходит путем доказывания[101].

Таким главным вопросом стадии возбуждения уголовного дела является вопрос о наличии либо отсутствии признаков преступления в событии, о котором стало известно органу дознания, следователю, прокурору, суду. Чтобы ответить на этот вопрос по закону, необходимы достаточные данные, указывающие на признаки преступления (ч. 2 ст. 140 УПК РФ). Для их сбора в законе устанавливается определенная правовая процедура, цель которой – принять и проверить поступившее сообщение, получить достаточно надежную информацию для суждения о признаках преступления и сохранить ее для последующего использования. Следовательно, на этой стадии процесса осуществляется познавательная деятельность, в ходе которой предусмотренным законом способом получаются фактические данные, используемые для обоснования доказываемого положения. Такая деятельность полностью подпадает под признаки доказывания как познания, осуществляемого в особой форме, предусмотренной уголовно-процессуальным законом, а ее результаты, т. е. полученные фактические данные, обладают нормативными признаками доказательства. Поэтому есть все основания для исследования специфики способов собирания доказательств в стадии возбуждения уголовного дела.

Познавательная ситуация в стадии возбуждения уголовного дела характеризуется значительной информационной неопределенностью. Обязанность управомоченных органов государства возбудить уголовное дело в каждом случае обнаружения признаков преступления (ч. 2 ст. 21 УПК РФ) возникает только после получения первичной информации о совершении преступления. Такая информация нередко поступает извне в виде заявлений, писем граждан, сообщений общественных организаций, предприятий, учреждений, организаций и должностных лиц, публикаций в печати и явки с повинной.

Способы собирания фактических данных на этой стадии уголовного процесса определены законом с учетом требований публичности и неприкосновенности личности. Управомоченный на возбуждение уголовного дела орган (должностное лицо) не вправе оставить без внимания ни один сигнал о совершенном преступлении, реагируя на него с максимальной активностью и быстротой. Активность реагирования при этом несовместима с возложением на заявителя обязанности обосновать наличие признаков преступления. Быстрота реагирования обеспечивает реальную возможность раскрыть преступление по сохранившимся следам.

Уточним, что оба эти требования предполагают, что способы получения информации о совершенном преступлении должны быть простыми, свободными от формальностей, могущих затруднить обращение граждан и организаций к органам государства. Способы пополнения уже полученных фактических данных также не должны быть чрезмерно сложными, требующими длительных затрат времени.

В соответствии с принципом неприкосновенности личности применение мер уголовно-процессуального принуждения допустимо только для обеспечения расследования и судебного разбирательства, т. е. при наличии уже возбужденного уголовного дела. Отсюда следует, что действия в стадии возбуждения уголовного дела, связанные с собиранием доказательств, обнаружением их источников, не могут иметь принудительного характера. Этим и объясняется то, что законодателем разрешено проводить до возбуждения уголовного дела лишь одно следственное действие – это осмотр места происшествия, да и то лишь «в случаях, не терпящих отлагательств» (ч. 2 ст. 176 УПК РФ).

Имеющие место на практике случаи производства в стадии возбуждения уголовного дела таких сопряженных с принуждением следственных действий, как освидетельствование, личный обыск и некоторые иные, представляют собой нарушение действующего законодательства.

В стадии возбуждения уголовного дела доказательства и их источники могут быть получены, как отмечалось, посредством их истребования от предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц и граждан, а также их представления участниками уголовного процесса.

Соответствующие фактические данные (доказательства) содержатся, как правило, уже в самом сообщении (поводе) о совершенном или готовящемся преступлении.

В ходе проверки наличия основания к возбуждению уголовного дела в этой стадии уголовного процесса могут проводиться такие процессуальные действия, как истребование необходимых материалов и получение объяснений. Истребуемые предметы и документы и есть носители той или иной доказательственной информации, равно как и объяснения потерпевших, свидетелей (в первую очередь, очевидцев преступления), других лиц.

Доказательства могут быть представлены участниками процесса (подозреваемыми, обвиняемыми, потерпевшими и т. д.) и по своей собственной инициативе, без какого-либо требования со стороны следователей, прокуроров и судей (ч. 2 ст. 86 УПК РФ). Последние лишь обязаны принять представляемые доказательства, облечь их в соответствующую процессуальную форму.

Наиболее полнокровная деятельность по собиранию доказательств и их источников осуществляется в стадии производства по уголовному делу предварительного расследования. В этой стадии уголовного процесса доказательства и их источники могут быть собраны не только посредством истребования (от предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц и граждан) и представления перечисленными в ст. 86 УПК РФ участниками уголовного процесса, но и путем производства следственных действий. Именно следственные действия являются основным способом собирания и исследования (проверки) доказательств на протяжении всего производства по уголовному делу. Следственные действия представляют собой процессуальные действия, при помощи которых обнаруживаются, закрепляются и проверяются доказательства.

Следственными действиями являются допросы, очные ставки, обыски и выемки, опознания, экспертизы, получение образцов, осмотры, освидетельствования, следственные эксперименты, проверка показаний на месте преступления, а также контроль и запись телефонных и иных переговоров.

Основания для производства всех следственных действий, порядок их проведения и процессуального оформления обстоятельно регламентирован законодателем в ст. 173–207 УПК РФ. В процессуальной литературе вопросы, связанные с производством следственных действий, достаточно глубоко и всесторонне освещены[102]. При этом высказано много заслуживающих внимания предложений как по совершенствованию правового регулирования некоторых следственных действий, так и по практике их применения[103]. В силу сказанного нет необходимости в данной работе останавливаться на подробной характеристике всех указанных выше следственных действий и их роли в собирании и исследовании доказательств и их источников. Отметим лишь, что правильное соотношение практических потребностей, возникающих в процессе уголовно-процессуального доказывания, и познавательных возможностей предусмотренных законом следственных действий при надлежащем их использовании обеспечивает успешное решение задач уголовного процесса. Однако это обстоятельство не исключает того, что с дальнейшим развитием способов совершения преступлений и законодательным конструированием новых составов преступлений может возникнуть необходимость в не известных действующему уголовно-процессуальному закону следственных действиях. Они могут формироваться и на базе расширения существующих познавательных возможностей, открываемых в том числе и современным научно-техническим прогрессом.

Вместе с тем мы считаем невозможным, чтобы новые следственные действия по своей природе противоречили духу нашего общества, его демократическим основам, нравственно-этическим принципам, например, такое следственное действие, как прослушивание телефонных и иных переговоров.

Отмечая достаточно полную и обоснованную правовую регламентацию следственных действий как способов собирания и проверки доказательств и их источников, мы обращаем внимание на необходимость в определенном ее совершенствовании.

Так, в целях исключения случаев необоснованного проведения следственных действий следует указать в законе на необходимость наличия для этого соответствующих фактических и юридических (правовых) оснований. Следственные действия могут выполняться лишь при наличии фактических и юридических (правовых) оснований. При этом под фактическими основаниями понимаются конкретные данные, обусловливающие необходимость и возможность производства следственного действия, юридическими же основаниями производства таких действий принято считать регламентацию данного следственного действия в законе, наличие полномочий на производство соответствующего действия и соблюдение установленных в законе требований о порядке вынесения постановления о его производстве. С учетом сказанного ст. УПК РФ, посвященную собиранию доказательств, следовало бы начать так: «Дознаватель, следователь, прокурор и суд по находящимся в их производстве уголовным делам вправе провести следственные действия, направленные на собирание и проверку доказательств и их источников, лишь при наличии для этого фактических и правовых оснований».

В настоящее время, как нам представляется, очень усложнена процессуальная форма производства и оформления следственных действий. Вряд ли целесообразно сохранять порядок в ведении протокола, если полученные при допросе участника процесса показания

оформляются одновременно и в фонограмме его допроса. Думается, что если при допросе обвиняемого, подозреваемого, свидетеля или потерпевшего применялась видео– или звукозапись, то можно обойтись без протокола следственного действия (протокола допроса). Равным образом киносъемка вполне может заменить сложный протокол осмотра места происшествия со всеми его атрибутами, в том числе со схемами, таблицами и т. д.

Необходимо, на наш взгляд, исключить существующий порядок, когда один и тот же участник процесса вынужден по нескольку раз повторять одну и ту же доказательственную информацию об обстоятельствах расследуемого или разрешаемого уголовного дела. Если в стадии возбуждения уголовного дела, например, потерпевшая дала подробные объяснения, закрепленные в соответствующем документе (в том же объяснении потерпевшей), то вряд ли целесообразно повторять сообщенную информацию еще и в протоколе ее допроса, к тому же еще и неоднократно. Вероятно, настало время отказаться от того, чтобы допрашиваемых предупреждали об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний. Реальность давно уже доказала, что угроза предупреждением в наших условиях не является действенным средством; она значительно уступает убеждению, основанному, прежде всего, на моральных и религиозных нормах (примером последних являются клятвы на Библии или Коране).

И конечно, необходимо перед началом допроса любого участника уголовного процесса разъяснить ему содержание ст. 51 Конституции РФ о том, что «никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников».

При правовом регулировании того или иного следственного действия следует помнить о том, что усложнение его процедуры не усиливает гарантии прав и законных интересов участников уголовного процесса, а, напротив, лишь ослабляет их. В сложной процедуре следственного действия нетрудно забыть о правах и обязанностях его участников.

Следует сказать и о том, что успехи в собирании и исследовании доказательств и их источников определяются как объективными (условия работы, техническая оснащенность правоохранительных органов и т. д.), так и субъективными факторами. Следователи, прокуроры, судьи должны иметь высокий уровень общей культуры, развитое чувство долга, ответственности и справедливости, быть честными, благожелательными, эмоционально уравновешенными, тактичными, способными противостоять деформирующим процессам, обладать такими профессиональными качествами, как твердое знание и умение применять закон, наблюдательность, коммуникабельность, психологическая выносливость и т. д.

В силу того что суд основывает приговор лишь на тех доказательствах, которые были рассмотрены в судебном заседании, в ходе судебного следствия могут быть проведены любые следственные действия, связанные с собиранием и исследованием доказательств и их источников. УПК РФ регулирует порядок проведения в процессе судебного следствия таких действий, как допрос, опознание лиц и предметов, экспертиза, освидетельствование, осмотр вещественных доказательств, осмотр местности и помещения, следственный эксперимент (ст. 275–290 УПК РФ).

Суды (судьи) так же, как и органы предварительного следствия, должны иметь все необходимое для собирания доказательств, в том числе и надлежащее техническое оснащение. В этих целях они как органы расследования могут прибегать к помощи населения, должностных лиц, предприятий, учреждений, организаций, отдельных граждан.

Применение определенных уголовно-процессуальным законом способов собирания доказательств и их источников становится возможным только при наличии соответствующего информационного, ориентирующего материала. Поэтому им нередко предшествует проверочная оперативно-розыскная работа. Предпринимаемые в ходе такой работы действия не являются процессуальными. Согласно ст. 89 УПК РФ в процессе доказывания запрещается использование результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам.

Порядок производства оперативно-розыскных действий регламентируется специальными законами об оперативно-розыскной и частной детективной деятельности, а также приказами и инструкциями органов безопасности и внутренних дел. Сведения о фактах, добытые в ходе оперативно-розыскных действий, могут получить статус доказательств по уголовному делу лишь после того, как будут получены и закреплены следственными или иными процессуальными способами доказывания.

Оперативно-розыскные действия призваны создать предпосылки для проведения соответствующего следственного действия. Они дают возможность получить ценный ориентирующий материал, который позволяет понять происхождение и существо тех или иных обстоятельств уголовного дела, наметить направления следствия (предварительного или судебного), возможные версии, выяснить личность потерпевшего, установить причастность лиц к расследуемому или разрешаемому делу, определить, что, где и как искать. Быстрое и умелое совершение оперативно-розыскных действий в тесном сочетании с уголовно-процессуальными способами собирания доказательств и их источников является залогом полного раскрытия преступлений, изобличения виновных, выполнения всех задач уголовного процесса.

Собранные по расследуемому или разрешаемому уголовному делу доказательства и их источники подлежат самой тщательной проверке (исследованию). Такая проверка заключается в детальном исследовании качественных свойств каждого отдельного доказательства и его источника, в подкреплении или, напротив, в опровержении их путем получения новых материалов, а также в сопоставлении всех имеющихся по делу доказательств и их источников друг с другом в целях определения их относимости к обстоятельствам предмета уголовно-процессуального доказывания, а также их доброкачественности. Проверка доказательств и их источников при производстве по уголовному делу осуществляется неоднократно, на всем протяжении уголовного процесса. В отдельных стадиях уголовного процесса могут проявляться некоторые особенности проверки доказательств и их источников. Вместе с тем в уголовном процессе нет стадии, где бы то или иное доказательство просто принималось на веру без какой-либо проверки.

При проверке доказательств и их источников широко применяются логические законы тождества, противоречия, исключенного третьего и достаточного основания, присущие логике индуктивные и дедуктивные формы умозаключений. Логические умозаключения по аналогии нужны в уголовно-процессуальном доказывании, в частности для суждения о возможности совпадения пока неизвестных свойств тех обстоятельств дела, в отношении которых следователем, судьей, судом уже установлено сходство их некоторых важных признаков.

Проверка доказательств и их источников предполагает широкое применение таких логических приемов, как анализ и синтез установленных по расследуемому или разрешаемому уголовному делу фактов, сравнение и сопоставление доказательств и их источников друг с другом. При исследовании доказательств и их источников используются следующие приемы: наблюдение и описание, научно-технические и математические методы обнаружения и фиксации фактов, измерение и вычисление, идентификация, экспериментальные методы.

Все сказанное не позволяет согласиться с А.М. Лариным, по мнению которого «проверка – не составная часть, не этап, не стадия доказывания, а само доказывание в целом»[104]. Конечно, все уголовно-процессуальное доказывание есть сложный процесс перехода от незнания к знанию, от установления по делу единичных фактов и обстоятельств к познанию объективной истины по уголовному делу в целом. Такое познание немыслимо без исследования (проверки) доказательств и их источников, полученных на том или ином этапе движения уголовного дела. В таком случае, действительно, можно утверждать, что такая проверка и есть само уголовно-процессуальное доказывание. Однако последнее, как отмечалось в предыдущей главе, есть более широкое, сложное правовое явление, включающее в свою структуру в качестве одного из своих элементов проверку (исследование) доказательств и их источников, органически связанную со всеми другими элементами уголовно-процессуального доказывания, в том числе и с оценкой доказательств, их источников, а также способов получения и использования. Проанализируем этот и обусловленный результатами проверки такой элемент уголовно-процессуального доказывания, как обоснование соответствующих выводов и процессуально значимых решений по уголовному делу.

Оценка доказательств есть самостоятельный составной элемент всего уголовно-процессуального доказывания. Причем элемент этот достаточно четко урегулирован целым рядом норм процессуального права (ст. 17, 77, 88, 171, 215, 235, 302 и др. УПК РФ). Процесс собирания и проверки доказательств формирования выводов и принятия процессуальных решений без оценки доказательств немыслим. Оценка доказательств в уголовно-процессуальном доказывании выступает как необходимая предпосылка для принятия (и обоснования) почти любого процессуального решения по делу. Если оценка доказательств как один из наиболее существенных элементов структуры уголовно-процессуального доказывания сводилась бы только к актам мысли, к сугубо умственным операциям, то она (оценка доказательств) не выходила бы за пределы сознания соответствующего субъекта доказывания, была бы никому, кроме этого лица, неизвестна и лишилась бы всякого юридического значения, поскольку не могла бы быть урегулирована правовыми нормами, так как акты мысли, не нашедшие внешнего проявления, не подвластны законодателю. Мыслительная деятельность составляет только одну, идеальную сторону оценки доказательств. Оценочные акты мысли в процессе доказывания всегда проявляются «вовне», в конкретных процессуальных действиях: по возбуждению уголовного дела, привлечению лица к уголовной ответственности в качестве обвиняемого, по изменению первоначального обвинения, избранию той или иной меры пресечения, по составлению обвинительного заключения, постановлению судебного приговора и др. Благодаря этим процессуальным действиям оценка доказательств соответствующими субъектами объективируется, приобретает реальные очертания, становится достоянием других участников процесса. Следовательно, оценка доказательств подвергается в определенных пределах правовому регулированию, воздействию норм права. Нормы права устанавливают не порядок мышления, а цель, принципы и правила оценки доказательств (ст. 6, 7–17, 88 УПК РФ), а также внешнее выражение в процессуальных решениях и документах результатов оценки доказательств (ст. 92, 101, 122, 141, 171, 220 и др. УПК РФ).

Таким образом, оценка доказательств имеет внутреннюю (логическую) и внешнюю (правовую) стороны. Логическая сторона оценки доказательств состоит в том, что в ходе уголовно-процессуального доказывания участники процесса «взвешивают» доказательства, производят логические операции по их анализу, определяют относимость фактических данных к предмету доказывания, допустимость тех источников, из которых получены доказательства, объединяют имеющиеся сведения о фактах в единую систему собранных доказательств, формулируют, обосновывают или опровергают следственные версии, конструируют выводы и процессуальные решения и т. д. Правовая сторона оценки доказательств заключается в следующем: логические операции совершаются субъектами уголовно-процессуальной деятельности в условиях формирующихся при этом уголовно-процессуальных отношений; изучению подлежат лишь фактические данные, полученные из предусмотренных законом источников, с соблюдением соответствующей процессуальной формы; цель оценки не произвольна, а определена законом; результаты оценки должны всегда объективно выражаться в определенном процессуальном действии. Так, например, признав необходимым выяснить новые обстоятельства, имеющие существенное значение для дела, или исследовать новые доказательства, суд выносит определение о возобновлении судебного следствия. Указанное процессуальное действие есть не что иное, как правовой результат оценки доказательств.

Процессуальный закон не регулирует сам ход мыслительной деятельности участников уголовно-процессуального доказывания. Этот процесс подчинен общим законам мышления. Вместе с тем нормы права устанавливают те внешние условия, гарантии, которые обеспечивают истинность логических выводов субъектов доказывания.

Содержание оценки доказательств в уголовно-процессуальной литературе определяется тоже неоднозначно. Ученые в основном едины во мнении, что содержание оценки доказательств включает в себя определение его ценностных качественных свойств. Относительно того, какие конкретно из этих свойств подлежат оценке, мнения расходятся. По мнению одних авторов, оценке подлежит достоверность доказательств[105], другие указывают на силу и значение доказательств[106], третьи – на допустимость, достоверность, относимость, достаточность и значение доказательств[107] и т. д.

В содержание оценки доказательств должно входить определение всех их ценностных свойств, влияющих на достижение объективной истины по делу. Таким образом, в число этих свойств следует включить допустимость, относимость, достоверность, достаточность доказательств и взаимосвязь совокупности доказательств.

Свойство допустимости доказательств связано с решением вопроса о том, предусмотрен ли уголовно-процессуальным законом источник получения сведений о фактах (фактических данных), соблюдены ли правила их обнаружения и процессуального закрепления и как отразились на достоверности сведений процессуальные нарушения, если они были допущены.

Вопросы о понятии, содержании источника доказательств, его соотношении с доказательствами будут рассмотрены ниже. Здесь же отметим, что УПК РСФСР 1960 г. в ч. 2 ст. 69 давал достаточно четкий перечень источников доказательств. Ныне в ч. 2 ст. 74 УПК РФ они названы доказательствами. Известно, что определенное содержание должно иметь определенную форму, и наоборот. В этом единство содержания и формы в понятии доказательств, причем содержание есть содержание ничего иного, как именно доказательства, а источник – форма, в которую заключено содержание (источник доказательств). Отсюда определенные источники (носители доказательств) должны нести определенное содержание. И как бы мы ни называли – доказательствами или источниками доказательств – в ч. 2 ст. 74 УПК РФ и в последующих статьях 76–84 УПК РФ 2001 г., речь идет по сути своей именно об источниках доказательств.

Если доказательственная информация (пока такая информация должным образом не оценена, она еще не доказательство) получена не из перечисленного в ч. 2 ст. 74 УПК РФ источника, она не обладает свойствами допустимости, а потому и не может быть доказательством по уголовному делу. Использование не предусмотренных законом источников приводит к тому, что полученные фактические данные не приобретают значения уголовно-процессуальных доказательств и не могут быть положены в основу выводов по делу.

Допустимость доказательств предполагает также определенную процессуальную форму их получения. Нельзя использовать в уголовном процессе доказательства, полученные с нарушением процессуального порядка обнаружения и их закрепления. Способ собирания доказательств обусловливается особенностью источников фактических данных. Каждому способу собирания доказательств соответствует определенный порядок обнаружения, получения и закрепления доказательств. Соблюдение установленного порядка проведения следственного действия служит гарантией достоверности полученных данных.

Согласно ч. 1 ст. 75 УПК РФ доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса, являются недопустимыми. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использованы для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных ст. 73 настоящего Кодекса (в ст. 73 УПК РФ дается перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию по каждому уголовному делу).

Процессуальная форма, как известно, обслуживает две тесно связанные между собой задачи: во-первых, обеспечить достоверность доказательств; во-вторых, оградить права и законные интересы граждан в уголовном процессе. Человеческое достоинство, права личности в любом обществе представляют собой самостоятельную и очень высокую социальную ценность. Установление истины не должно осуществляться за счет их нарушения. Поэтому безусловное признание доказательства недопустимым должно быть не только в случае, когда оно получено из ненадлежащего источника, но и тогда, когда его получение было сопряжено с существенным нарушением прав и законных интересов граждан. Иной подход необходим к дефектам процессуальной формы, не связанным с незаконностью источника фактических данных и нарушением конституционных прав личности. Правила получения информации и порядок ее фиксации направлены на обеспечение достоверности доказательств, поэтому их оценка становится составной частью решения этой более общей задачи. Если допущенные нарушения удается компенсировать путем проведения других процессуальных действий, то «они могут быть сочтены несущественными, т. е. не повлиявшими на всесторонность, полноту и объективность расследования, а доказательства допущены к дальнейшему исследованию и оценке»[108]. Большей частью это касается установленной законом процессуальной формы закрепления доказательств. Например, свидетель может удостоверить в суде правильность записи своих показаний, данных в ходе следствия, хотя протокол допроса им не был подписан по недосмотру следователя; понятой – засвидетельствовать свое участие в проведении осмотра, его показания могут быть также подтверждены допросами других лиц, принимавших участие в проведении следственного действия. Сказанное, однако, не следует расценивать как некоторое послабление к требованию соблюдения процессуальной формы. Правовой нигилизм для правосудия в конечном итоге обходится очень дорого. Достаточно сказать, что несоблюдение процессуальной формы ведет к возвращению прокурором уголовного дела на доследование, суд кассационной инстанции может усмотреть в этом существенное нарушение уголовно-процессуального закона и на этом основании вернуть уголовное дело на доследование или новое судебное рассмотрение.

Нельзя не согласиться с тем, что свойство допустимости доказательств есть признанная законодателем возможность использования управомоченными на то лицами и органами данного источника в качестве процессуального носителя информации о фактических данных, имеющих значение для установления истины по делу, а также соответствие требованиям закона процессуального порядка закрепления этой доказательственной информации.

Большую ценность (в первую очередь практического свойства) имеет содержащееся в ч. 2 ст. 75 УПК РФ 2001 г. указание на то, что недопустимыми доказательствами при любых обстоятельствах являются: «1) показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника и не подтвержденные им в суде (непонятно только, как даже появившийся в судебном заседании защитник может подтверждать то, что происходило без него. – З.З.); 2) показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе, а также в тех случаях, когда свидетель не может указать источник своей осведомленности; 3) иные доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса».

Важная задача следственных и судебных органов состоит в том, чтобы не загромождать уголовное дело не относящимися к его существу материалами и фактами, а исследовать только то, что имеет непосредственное значение для установления объективной истины, для правильного разрешения дела. Поэтому при оценке доказательств суду необходимо определить их относимость как внутренне присущее доказательству свойство.

Если допустимость доказательств связана с их процессуальной формой, то их относимость определяется качеством содержания таковых, т. е. наличием в доказательствах достаточной информации, способной подтвердить или опровергнуть факты (обстоятельства), интересующие следственно-судебные органы.

Свойство относимости доказательств состоит в их объективной связи с исследуемыми обстоятельствами уголовного дела. Однако эта связь к началу производства по делу находится в прошлом, и задача доказывания состоит в том, чтобы их восстановить, воссоздать. Относимость к делу сведений о тех фактах, которые имеют прямое материально-правовое значение, всегда очевидна, и поэтому решение вопроса в данной части не встречает серьезных затруднений. Так же легко определяется относимость прямых доказательств, содержание которых совпадает с расследуемым событием (или его исключает) и виновностью (невиновностью) обвиняемого. Остальные доказательства по своему содержанию таковы, что наличие и характер их связи с исследуемыми обстоятельствами дела менее определенные. Нередко эти связи бывают настолько сложными, что органам следствия и суда приходится выяснять, а порою специально обосновывать связь конкретных сведений, содержащихся в том или ином процессуальном источнике, и устанавливаемого доказательственного факта, связь между отдельными доказательственными фактами и т. д. Решение вопроса об относимости фактических данных такого рода вначале выступает в форме предположительного суждения об их возможной связи с подлежащими установлению обстоятельствами с учетом допустимости многозначного их истолкования, их возможной объективной связи с одной из следственных версий по делу. Орган предварительного расследования должен признать относящимися к уголовному делу полученные им сведения о побочных явлениях, материальные следы и другие доказательственные факты, если вероятна их существенная связь с содеянным, возможна их способность быть определенной информацией о значимых по делу фактах и обстоятельствах. В ходе дальнейшего доказывания наличие или отсутствие такой связи выясняется достоверно. Если обнаруживается, что в объективной действительности ее не было, то соответствующие фактические данные могут оказаться не относящимися к делу. В случаях, когда подтверждается объективно существующая связь между доказательством и материально-правовыми обстоятельствами дела, эти фактические данные признаются относимыми, оцениваются по существу и кладутся в основу соответствующих процессуальных выводов и решений по делу.

Суть правила об относимости доказательств – в ограничении пределов доказывания рядом существенных для разрешения дела обстоятельств. Основу для решения этого вопроса дает уголовно-процессуальный закон, устанавливающий в общем виде предмет доказывания по уголовным делам (ст. 73 УПК РФ). Из всех относящихся к делу доказательств следует в первую очередь выделить фактические данные, указывающие: а) на наличие или отсутствие расследуемого события; б) на виновность или невиновность обвиняемого в его совершении. Эти доказательства позволяют ответить на главный вопрос уголовно-процессуального доказывания – об умышленном, неосторожном или случайном совершении определенным лицом конкретных действий преступного либо, напротив, непреступного характера. Содержание этих действий, а также ряд обстоятельств, влияющих на степень и характер ответственности обвиняемого, раскрываются уголовно-процессуальными нормами.

Важнейшим условием вынесения правильного процессуального решения является наличие достоверных доказательств. При установлении достоверности доказательств процессуальная наука руководствуется теорией познания, диалектическим методом, требующим всестороннего и объективного изучения предмета.

Для того чтобы установить достоверность доказательства, надо не только познать и оценить его внешние признаки, но и в каждом отдельном случае глубоко проникнуть в его сущность, познать наиболее важные и существенные признаки, его особенности и значение для дела.

Ответить на вопрос о достоверности доказательства можно лишь в результате тщательного и всестороннего изучения в совокупности источника фактических данных и всего хода формирования доказательства: способности допрошенного к восприятию, запоминанию, воспроизведению информации; факторов, могущих повлиять на эти процессы, исказить действительную картину происшедшего события в глазах воспринимавшего его лица; взаимоотношений свидетеля с обвиняемым и потерпевшим; условий появления, сохранения и копирования материальных следов и т. д.

Окончательное решение о достоверности отдельного доказательства может быть принято в результате сопоставления его содержания с информацией, полученной из других процессуальных источников. Это относится ко всем без исключения доказательствам. Следует учитывать, что окончательно достоверность отдельного доказательства устанавливается оценкой не всех фигурирующих в деле доказательств, а только тех, которые относятся к одному и тому же факту. Например, взаимно подкрепляют достоверность друг друга, с одной стороны, заключение экспертизы об однородности обуви, изъятой у подозреваемого, и обуви, оставившей след на месте происшествия, с другой – показания свидетеля о том, что он видел подозреваемого незадолго до совершения преступления в этом месте. Но в это число не войдут доказательства, устанавливающие, например, характер и размеры причиненного преступлением ущерба.

Немаловажной составной частью процесса оценки доказательств и установления их достоверности является оценка источников фактических данных с точки зрения их доброкачественности. Оценка процессуальных источников имеет исключительно важное значение во всей деятельности органов следствия и суда по доказыванию обстоятельств, относящихся к событию преступления, так как все факты, все обстоятельства, составляющие предмет доказывания по делу, устанавливаются при помощи предусмотренных законом процессуальных источников. Поэтому, чтобы установить тот или иной факт, имеющий значение для дела, необходимо, прежде всего, исследовать и правильно оценить источник фактических данных, убедиться в его доброкачественности, в достоверности сообщаемых им сведений об искомом факте: нет ли в нем неправильных, необъективных, ошибочных или ложных сведений.

Но доброкачественность процессуального источника сама по себе еще не означает достоверности полученных из него сведений о факте. Эти сведения могут соответствовать, а могут и не соответствовать объективным обстоятельствам совершения преступления. Например, свидетель при всем желании добросовестно рассказать правду об обстоятельствах, известных ему по делу, может ошибаться, заблуждаться, передавать неточно те или иные важные обстоятельства. Следовательно, чтобы убедиться в достоверности сообщаемых сведений о факте тем или иным источником, нужно тщательно исследовать сведения, проанализировать их фактическое содержание, сопоставить их с другими доказательствами, установить их взаимосвязь и совпадение, а при отсутствии совпадения выяснить причину противоречия. Только такая оценка каждого процессуального источника позволит органам следствия и суду сделать правильные выводы о достоверности или недостоверности полученных сведений о доказываемом факте.

Особые, повышенные требования должны предъявляться к оценке процессуальных источников при косвенных доказательствах. Их оценка требует особенно тщательного, всестороннего исследования и выяснения всех обстоятельств, всех штрихов и деталей, относящихся к событию преступления, глубокого анализа и проникновения в сущность каждого доказательства, установления его органической связи с другими доказательствами. В случаях, когда обвинение основывается на косвенных доказательствах, очень большое значение приобретает изучение личности допрашиваемого. Для изучения личности свидетеля, потерпевшего и обвиняемого нужно не только установить их общий уровень развития и моральный облик, но необходимо исследовать психическое состояние допрашиваемого, свойства его памяти, т. е. способность к восприятию и запоминанию фактов и обстоятельств, склонность к фантазии и преувеличению и другие важные обстоятельства.

Самостоятельной задачей оценки доказательств является определение их достаточности для принятия процессуального решения по делу. Собранные по делу доказательства могут быть относящимися к делу, допустимыми, достоверными, и тем не менее их может быть недостаточно для того, чтобы признать установленным конечный тезис доказывания. Возможен случай, когда доказательства будут признаны достаточными лишь в отношении некоторых входящих в предмет доказывания обстоятельств и недостаточными, чтобы дать достоверное знание о наличии других искомых фактов.

Вывод о недостаточности доказательств для категорического суждения – это такой же объективно возможный результат судебного познания, как, например, и твердое убеждение в виновности или невиновности обвиняемого. Примером могут служить случаи прекращения уголовного преследования или постановления судом (судьей) оправдательного приговора за непричастностью подозреваемого, обвиняемого, подсудимого к совершению преступления (п. 1 ч. 1 ст. 27 и п. 2 ч. 2ст. 302 УПК РФ).

Слово «достаточность» означает, что то, о чем идет речь, удовлетворяет потребностям, необходимым условиям; проявляется в необходимой мере; имеется в нужном количестве[109]. Из этого смысла слова «достаточность» и необходимо исходить в уголовно-процессуальном доказывании при определении понятия «достаточность доказательств».

Анализируя доказательства, отменяя или изменяя состоявшиеся по делу решения, соответствующие должностные лица часто употребляют термины «достаточность», «недостаточность» доказательств. Понятие достаточности доказательств связывается с наличием такой совокупности доказательств по уголовному делу, которая образует взаимно согласованную и внутренне связанную систему доказательств, правильно отражающую действительную связь событий и фактов.

Практически такое же, хотя и несколько развернутое определение понятия достаточности доказательств дается Ф.М. Кудиным и Р.В. Костенко, утверждающими, что «свойство достаточности доказательств в уголовном судопроизводстве есть требование, выражающееся в наличии такой системы относимых, допустимых, достоверных доказательств, которая получена в результате всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств уголовного дела и всей совокупности собранных по нему доказательств, образующей предмет доказывания»[110].

Требование наличия достаточной совокупности доказательств для установления обстоятельств расследуемого или разрешаемого уголовного дела УПК РФ закрепляет в ряде своих норм.

Вопрос о том, какова должна быть совокупность доброкачественных доказательств для принятия того или иного процессуального решения, практически всегда находился в центре внимания как законодателей, так и ученых и практиков. Так, по нашему мнению, решения об избрании меры пресечения, о производстве отдельных следственных действий (обыск, выемка, освидетельствование и т. д.) могут основываться на доказательствах, формирующих лишь вероятные знания об определенных обстоятельствах дела (о возможности ненадлежащего поведения обвиняемого во время расследования уголовного дела, о возможности обнаружения разыскиваемого предмета и т. д.). Сформулировать же по уголовному делу обвинение следователь может лишь при наличии такой совокупности достоверных доказательств, которая дает однозначный положительный ответ на вопросы о наличии преступного деяния, всех конструктивных элементов конкретного состава преступления, включая и виновность в совершении данного преступления определенного лица, точно известного следователю.

Сказанное, как нам представляется, относится и к принятию следователем решения о составлении обвинительного заключения, к прекращению производства по уголовному делу по указанным в ст. 24–28 УПК РФ основаниям. Что же касается судебного приговора, то решение о его постановлении суд и судья имеют право принять только при наличии такой совокупности достоверных доказательств, которая свидетельствует об имеющихся в разрешаемом уголовном деле всех конструктивных элементах состава преступления и виновности подсудимого в его совершении (пп. 1–4 ч. 1 ст. 299 УПК РФ).

В уголовно-процессуальном доказывании фактические данные приобретают доказательственное значение лишь в связи друг с другом. Единичный факт, вырванный из цепочки фактов, не может служить основой для выводов о наличии или отсутствии преступления, виновности лица в его совершении. В связи с этим следует напомнить положение ч. 2 ст. 77 УПК РФ о том, что «признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств». Нет необходимости напоминать о тех трагических последствиях, которые имели место во время сталинщины, когда все обвинение строилось, по существу, на одном признании обвиняемым своей вины. Убедительность, значение доказательства виновности могут быть установлены лишь путем сопоставления его с другими фактическими данными. Поэтому одно прямое или косвенное доказательство, независимо от кажущейся своей убедительности, не может считаться достаточным для принятия какого-либо процессуального решения, если оно не подтверждается другими доказательствами по делу.

Оценка доказательств в совокупности (ст. 88 УПК РФ) помогает выявить достоверность и доказательственное значение фактических данных путем сопоставления друг с другом. Такое сопоставление, возможное как внутри одного, так и внутри различных источников доказательств, позволяет установить неполноту, неточность и противоречия в доказательствах. При наличии противоречий в доказательствах необходимо выяснить причины этих противоречий и выявить, какие из доказательств достоверные, а какие ошибочные или заведомо ложные. В случаях, когда имеются расхождения или противоречия между различными процессуальными источниками, необходимо тщательно выяснять их причины. К оценке противоречащих друг другу показаний нельзя подходить формально, так как от этого зависит достоверность показаний.

При наличии нескольких противоречащих друг другу показаний одного и того же лица следователи и судьи обязаны критически оценить их, выяснить причины изменения показаний и указать в процессуальном акте, в судебном приговоре, по каким основаниям они приняли одни доказательства и отвергли другие.

Таким образом, оценку доказательств можно определить как основанную на законах логики и нормах права мыслительную деятельность субъектов уголовно-процессуального доказывания по определению относимости и допустимости доказательств, их достоверности и достаточности, а также взаимной связи, имеющей своей целью правильное разрешение уголовного дела, достижение по нему объективной истины.

Оценка доказательств основывается на закрепленном в ст. 17 УПК РФ 2001 г. принципе свободы оценки доказательств и сформулированных в ст. 88 УПК РФ правилах их рассмотрения, без которых нельзя уяснить в полной мере сущность оценки доказательств как структурного элемента уголовно-процессуального доказывания. Исходя из того, что оценка доказательств представляет собой структурный элемент уголовно-процессуального доказывания, являющийся в свою очередь одной из наиболее характерных форм проявления уголовно-процессуальной деятельности, нетрудно сделать вывод о том, что в основе оценки доказательств лежат принципы, на которых строится все здание уголовного судопроизводства. Принципы эти закреплены в Конституции РФ и в уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации (ст. 7–19 УПК РФ). Например, нетрудно убедиться, что принцип законности пронизывает весь уголовный процесс, он лежит в основе каждой стадии процесса, каждого отдельного процессуального действия, в том числе и оценки доказательств. Немаловажны принципы осуществления правосудия только судом (ст. 8 УПК РФ), состязательности и равноправия сторон перед судом (ст. 15 УПК РФ) и т. д.

Сохраняя свой всеобщий для уголовного процесса характер, каждый из принципов имеет определенную специфику. Сказанное в полной мере относится и к оценке доказательств. Здесь общие принципы уголовного процесса как раз и проявляются в тех специфических принципах и правилах, на которых основывается процессуальная деятельность, связанная с оценкой доказательств.

Прежде всего необходимо отметить, что УПК РФ 2001 г. в отличие от всех предыдущих аналогичных законодательных актов (УПК РСФСР 1926 г., УПК РСФСР 1960 г. и др.), в специальной главе (гл. 2) выделил в числе других основополагающих положений уголовного процесса принцип «свободы оценки доказательств». Согласно ст. 17 УПК РФ его содержание сводится к следующему: «1. Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью. 2. Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы».

«Свобода» означает «независимость, отсутствие стеснений и ограничений, связывающих общественно-политическую жизнь и деятельность какого-либо класса, всего общества или его членов»[111]. Независимость, нестесненность ничем лица, оценивающего доказательства, не есть проявление анархии, т. е. «стихийности в осуществлении чего-либо, отсутствия организованности»[112]. Свобода оценки доказательств имеет место в рамках уголовного процесса; определенного ст. 6 УПК РФ его предназначения. Свобода оценки доказательств, как видно из ст. 17 УПК РФ, находит свое выражение во внутреннем убеждении лица, оценивающего доказательства. Внутреннее убеждение – содержание души человека, его внутреннего психического мира, сознания, твердый взгляд на то или иное явление[113]. «Убеждение называется внутренним не только от того, что зреет в сознании оценивающего субъекта (это только предубеждение), – оно внутреннее, главным образом, потому, что единственным убеждением, внутри которого сокрыта истина, служит, – как справедливо отмечает Л.В. Смирнов, – наличная совокупность доказательств»[114]. В формировании внутреннего убеждения судьи, следователя, прокурора участвуют многочисленные и многообразные факторы объективного и субъективного свойства. В их числе доброкачественность исследуемых по уголовному делу доказательств, их количество и другие рассмотренные выше свойства доказательств, личностные характеристики лица, оценивающего доказательства, другие факторы.

В тех случаях, когда, например, судья, не связывая себя мнением других участников процесса и не подчиняясь постороннему влиянию, лично оценивает все доказательства, он, как правило, делает меньше всего ошибок и в его подходе к фактам оказывается менее всего предвзятости. В таких условиях судья наилучшим образом способен видеть факты именно такими, какими они являются без посторонних наслоений.

Оценка доказательств по внутреннему убеждению означает, что никакие доказательства не имеют заранее установленной силы. Положение это закреплено, как указывалось, в ч. 2 ст. 17 УПК РФ. При оценке доказательств никто не связан формальными правилами, ограничивающими свободу суждения. Значимость, весомость каждого доказательства определяется не по каким-то внешним факторам, а по своему существу, внутреннему содержанию, качественным свойствам. Давая оценку фактическим данным, по уголовному делу в качестве доказательств, каждый субъект уголовно-процессуального доказывания действует вполне самостоятельно, не будучи связан мнением других участников процесса и подчинен постороннему влиянию. Единственной объективной основой вывода о доказанности или недоказанности устанавливаемого по уголовному делу факта могут служить лишь исследуемые по делу доказательства. В этом и заключена неразрывная связь между субъективным фактором в оценке, каковым является внутреннее убеждение, и его объективной основой – фактическими данными и их источниками.

В процессуальной литературе было высказано совершенно правильное мнение о том, что внутреннее убеждение следует рассматривать как начало, принцип, как метод оценки доказательств и как результат такой оценки[115]. В случаях, когда внутреннее убеждение рассматривается как движение мысли, как путь формирования вывода, оно является методом оценки доказательств. Эта оценка не должна противоречить объективным свойствам доказательств. Роль любого доказательства по делу зависит именно от тех свойств, которыми оно обладает. Внутреннее убеждение субъекта доказывания служит методом оценки доказательств по реально присущим им свойствам, методом подхода к определению их характера и значения по делу.

Вместе с тем внутреннее убеждение – это и результат оценки, выраженный в системе суждений о значимости доказательств. Внутреннее убеждение суда как результат оценки доказательств выражает психическое отношение субъектов доказывания к достоверности (недостоверности) исследуемых обстоятельств и фактов, к их конкретным свойствам и значению по делу. Внутреннее убеждение образуется в ходе и в результате исследования доказательств, но оно не сводится к чувству уверенности в правильности оценки доказательств и сделанных на основании этого выводов об искомых фактах. Уверенность в этих рамках еще не есть убеждение. Уверенность только тогда станет убеждением, когда из психологического состояния превратится в целенаправленное действие. Следовательно, внутреннее убеждение проявляется и в волевой сфере: уверенность судей (следователей) в правильности произведенной ими оценки доказательств реализуется «вовне» – в правоприменительном акте (в постановлении, в приговоре и т. д.).

К такому выводу приводит также анализ закона. При разрешении каждого из указанных в ст. 299 УПК РФ вопросов, согласно ч. 2 ст. 301 УПК РФ, «судья не вправе воздерживаться от голосования», т. е. от изъявления «вовне» своего внутреннего убеждения. Это изъявление невозможно без сознательного волевого усилия. Более того, процессуальный закон обязывает председательствующего подавать свой голос последним, тем самым закон ограждает членов суда от воздействия авторитета председательствующего, создавая им соответствующие условия для свободного изъявления своего мнения. Говоря другими словами, регламентацией порядка голосования судей в совещательной комнате закон стремится исключить возможность воздействия на волю судей. Следовательно, фактор воли налицо при решении всех вопросов, в том числе и связанных с оценкой доказательств. Благодаря именно этому фактору оценка доказательств по внутреннему убеждению становится доступной для восприятия окружающих и позволяет судить о соблюдении принципов оценки доказательств.

Внутреннее убеждение как результат, итог оценки – это такое состояние сознания человека, которое говорит о единственно возможном выводе из имеющейся совокупности или системы доказательств. Когда в деле имеются доказательства, позволяющие сделать иной вывод или порождающие сомнение в правильности принятого решения, соответствующие суды (апелляция, кассация, надзор и т. д.), как правило, изменяют или отменяют решение. Решить по внутреннему убеждению – значит осознать единственную правильность утверждаемого или отрицаемого, иметь строго обоснованную уверенность в истинности своих суждений. В этой связи представляется неправильной позиция М.С. Строговича в том, что «следователь может считать, что обвиняемый виновен, может предполагать его виновность, может быть уверен, убежден в его виновности, может сомневаться, колебаться в этом вопросе – все это только субъективное мнение лица, осуществляющего уголовное преследование»[116]. Внутреннее убеждение как результат оценки доказательств достигается в ходе объективного познания реальной действительности, основывается на всесторонне исследованных и оцененных доказательствах. Диалектическая логика учит, что «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна»[117]. Поэтому изменение убеждения у субъекта доказывания, если оно имеет место, происходит не из-за того, что он в момент вынесения какого-то решения сомневался, колебался в виновности обвиняемого, а в силу того, что изменился объем и характер имеющихся фактических данных.

В уголовно-процессуальной литературе отражен спор о предмете внутреннего судейского убеждения. Некоторые ученые считают, что предметом внутреннего убеждения следует считать искомые факты. Так, М.С. Строгович пишет: «Наличие внутреннего убеждения у судей характеризуется отсутствием у них сомнения в истинности того вывода, к которому судьи приходят относительно виновности привлеченных к уголовной ответственности лиц»; «внутреннее судейское убеждение есть разумная уверенность судей в правильности их выводов по делу»[118]. Близка к этим взглядам и позиция В.Д. Арсеньева[119].

Такая точка зрения, несмотря на свою внешнюю привлекательность, вызывает возражения. Во-первых, нужно вспомнить, что по отношению к доказательствам и искомым фактам суд решает разные задачи. Суд (судья) устанавливает искомые факты на основании доказательств. Доказательства – средства, а искомые факты – цель. Средства используются до тех пор, пока не достигнута цель. Оценивая доказательства, судьи проверяют процесс формирования доказательств, сопоставляют сведения, почерпнутые в результате их исследования, между собой и искомыми фактами для того, чтобы решить, можно ли считать эти доказательства достоверными и можно ли на их основании прийти к выводу о доказанности искомых фактов. Таким образом, в отношении искомых фактов суд (судья) решает задачу о том, существовали или не существовали эти факты. Оценка доказательств – это не решение вопроса об их существовании, а установление их относимости, допустимости, достоверности, их значимости, ценности для дела, уяснение того, можно ли эти доказательства, их совокупность положить в основу какого-либо вывода. Таким образом, вывод, сделанный в результате оценки, представляет собой логическое основание для суждения о существовании (несуществовании) искомых фактов. Доказательства, отвечающие тем требованиям, которые были изложены выше (относимость, достоверность и т. д.), уже логически приводят к выводу о доказанности существования (несуществования) искомого факта. Следовательно, нельзя подменять итоговый этап оценки доказательств выводами из этой оценки (установлением существования или несуществования искомых фактов).

Во-вторых, если считать предметом внутреннего убеждения искомые факты, а процесс образования внутреннего убеждения характеризовать только как путь от сомнений к уверенности, то неясно, как же эти сомнения преодолеваются, так как судьи не пассивные созерцатели, а активные искатели истины, и такое внутреннее состояние судей, как неуверенность в существовании искомых фактов, охватывает только сферу сознания и поэтому является односторонним. Неуверенность в существовании искомых фактов означает уверенность в том, что совокупность данных доказательств недостаточна для достоверного вывода об искомых фактах, а понятия «достаточность», «недостаточность», как известно, связаны с характеристикой доказательств, их совокупностью. В то же время уверенность судей в недостаточности доказательств – это психологическая основа для продолжения доказывания и препятствие для вынесения решения.

Далее, если судьи бывают уверены в недостаточности доказательств, они в ходе рассмотрения дела ясно представляют себе, в каком направлении должно идти дальнейшее исследование доказательств, что еще надо выяснить, какие именно уже исследованные доказательства надо подвергнуть проверке. Таким образом, внутреннее убеждение еще и обусловливает необходимость собирания и исследования других доказательств.

В-третьих, указанная выше позиция приводит к тупику при решении вопроса о внутреннем убеждении в тех случаях, когда суд, исчерпав все усилия по установлению искомых фактов, не достигнет результата. Уместен вопрос: возможен ли случай, когда судьи в результате рассмотрения дела и оценки доказательств могут быть и не убеждены ни в наличии, ни в отсутствии искомых фактов?

Действительно, в практике имеются такие случаи, когда нет достаточно объективных данных для суждения об искомых фактах, когда внутреннее состояние судей не может быть охарактеризовано как уверенность в их существовании[120]. Но суд, как известно, не вправе не выносить решения. Суд должен дать категоричный ответ на вопрос о существовании или несуществовании искомых фактов.

Законодатель не может не считаться с тем, что в отдельных, исключительных случаях истина не достигается в силу объективных причин, например в связи со смертью свидетелей, уничтожением следов преступления, утратой документов и т. п. Суд (судья) не может собрать доказательства, которых уже нет в природе. И хотя в таких случаях судьи не достигают знания об искомых фактах, тем не менее они получают уверенность в том, что ими использованы все возможности для установления истины и что они принимают решения в соответствии с законом.

Таким образом, внутреннее убеждение как результат оценки доказательств в той же мере обязателен по каждому делу, что и внутреннее убеждение как метод оценки доказательств. Между тем имеется тесная связь между методом оценки доказательств по внутреннему убеждению и результатом такой оценки. Внутреннее убеждение, рассматриваемое как результат применения данного метода, в действительности имеется у каждого из судей, следователей и т. д. в любой момент движения уголовного дела.

В соответствии со ст. 17 УПК РФ внутреннее убеждение основывается на совокупности имеющихся доказательств по делу. В этом требовании находит свое выражение в области следственно-прокурорской и судебной деятельности одно из важнейших положений теории познания, суть которого в том, что в любой области знания предмет должен изучаться всесторонне, во всех проявлениях.

Для того чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и опосредствования. «Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и омертвения»[121]. Сказанное имеет самое непосредственное отношение к практической деятельности органов следствия и суда. Оно требует исходить при оценке доказательств из всей совокупности имеющихся доказательств по делу, беспристрастно относиться к фактам, рассматривать все факты, относящиеся к преступлению, не изолированно друг от друга, а в их взаимосвязи, во взаимообусловленности, обосновывать свои выводы о доказанности или недоказанности обвинения, о виновности или невиновности обвиняемого только на объективных, достоверно установленных и бесспорных фактах, которые должны служить прочным фундаментом для выводов по делу.

Исходя из таких установок, ни одно доказательство не может быть правильно оценено, если брать его изолированно, в отрыве от других доказательств. Поэтому принцип оценки доказательств по совокупности обязывает следствие и суд в каждом конкретном случае глубоко анализировать все имеющиеся доказательства, оценивать все ценностные свойства и самих фактических данных, и их источников, устанавливать взаимосвязь доказательств. При этом с учетом внутреннего содержания и характера этих свойств должны однозначно определяться объективные достоинства и значение по делу как каждого доказательства в отдельности, так и всех их в совокупности, но не могут допускаться какие-либо проявления односторонности, предвзятости. Отступления от объективности и фактических обстоятельств дела при оценке доказательств, переоценка одних фактов и недооценка других, предпочтение одних доказательств перед другими, обвинительный уклон в работе следователя и суда – все это мешает установлению истины, ведет на практике к нарушению законности, к вынесению необоснованных и незаконных приговоров.

Следственные и судебные органы обязаны объективно оценивать факты, уметь правильно пользоваться как обвинительными, так и оправдательными доказательствами, учитывать и отягчающие, и смягчающие вину обвиняемого обстоятельства. Данному требованию судебные органы всегда придавали исключительно важное значение. Можно привести немало примеров, когда они подчеркивали, что по каждому делу необходимо обеспечивать полноту, всесторонность и объективность в исследовании доказательств, оценивать все материалы и определять достоверность любого доказательства с учетом совокупности конкретных обстоятельств[122]. Такой подход вполне оправдан, ибо только оценка различных доказательств в совокупности, производимая с полным, всесторонним и объективным учетом всех обстоятельств конкретного дела, способна привести к достоверным выводам, правильно отражающим реальную действительность.

Не менее важное значение в уголовном процессе имеет и требование неукоснительно руководствоваться законом при оценке доказательств. Согласно этому требованию органы предварительного расследования, прокурор, суд и другие участники процесса при определении характера и значения любых ценностных свойств доказательств должны исходить строго из правовых предпосылок, закладывая в основу своих выводов и решений только фактические данные, которые обнаружены, закреплены, проверены и оценены в предусмотренном законом порядке, и использовать их для подтверждения тех обстоятельств, которые обозначены в законе. Отступление от этого может привести к тому, что в соответствии со ст. 75 УПК РФ доказательство может быть признано недопустимым. Действующий УПК РФ регламентирует все существенные моменты доказывания по уголовному делу (ст. 85–90 УПК РФ).

Во-первых, закон в ст. 17 и 88 УПК РФ закрепляет и делает обязательными методологические правила оценки доказательств (оценка по внутреннему убеждению, требование оценки всех качественных свойств доказательств, их относимости, допустимости, достоверности, всей совокупности доказательств с позиции их достаточности для разрешения дела).

Во-вторых, закон вводит специальные гарантии, ограждающие свободу и независимость проявления внутреннего убеждения субъектов, оценивающих доказательства (тайна совещательной комнаты, право судьи на особое мнение, право прокурора отказаться от обвинения и др.).

В-третьих, закон устанавливает обязательные правила собирания и исследования доказательств, регламентирует порядок этих доказательств.

В-четвертых, закон устанавливает реквизиты процессуальных документов, в которых подводятся итоги доказывания на разных стадиях уголовного процесса, обязывает письменно анализировать имеющиеся в деле доказательства, приводя основания, по которым доказательства должны быть приняты или отвергнуты.

Для правильной оценки доказательств важное значение имеет указание закона на то, что никакие доказательства для следователя, прокурора и суда не могут иметь заранее установленной силы (ч. 2 ст. 17 УПК РФ).

Велико значение указания, содержащегося в законе, о том, что приговор суда должен быть законным, обоснованным и справедливым (ст. 297 УПК РФ). Суд основывает приговор лишь на тех доказательствах, которые были рассмотрены в судебном заседании. Если же выводы суда не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании, то вынесенный им приговор является незаконным.

Неуклонное соблюдение каждого предписания законодателя является важнейшим условием правильной оценки доказательств, достоверного познания всех обстоятельств того или иного дела.

УПК РСФСР 1960 г., наряду с рассмотренными требованиями, указывал на необходимость руководствоваться при оценке доказательств еще и правовым сознанием. «Правосознание есть отражение правовой жизни общества, правовых отношений, сущности и роли правовых установлений в сознании общества, социальной группы, личности. Правосознание есть знание о праве, оценка действующего права и мысли, идеи о желаемых изменениях в праве, т. е. правосознание – не только результат отражения объекта, но и средство воздействия на объект, на всю правовую систему государства»[123]. Правосознание способствует правильному применению норм права к конкретным жизненным обстоятельствам.

Применительно к сфере уголовно-процессуального доказывания роль правосознания проявляется в обеспечении правильного восприятия оценивающим лицом фактических обстоятельств уголовного дела. Оно помогает глубже познать сущность тех или иных фактов (обстоятельств); вскрыть вызвавшие преступление условия; определить правомерность процессуального действия и возможность использования полученных (собранных) по уголовному делу фактических данных (сведений о подлежащих установлению обстоятельств дела) в качестве доказательств (по какой, например, причине то или иное сведение признается недопустимым доказательством).

В ст. 17 УПК РФ закрепляется требование руководствоваться при оценке доказательств совестью. Совесть есть не что иное, как «чувство нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми, обществом», что все, что делает человек, должно быть сделано на совесть, «т. е. добросовестно, хорошо»[124].

Нетрудно видеть, что правосознание и совесть как идеологические, нравственные категории находятся между собой в отношении части и целого. Правосознание – это проявление совести в праве, в правовых явлениях. В отличие от жестокого XX века XXI век должен стать в России высоконравственным веком, веком торжества совести во всех человеческих отношениях. Оценить доказательства по совести – значит оценить их так, как их надо оценивать (добросовестно) и быть готовыми отвечать (морально, в дисциплинарном порядке и т. д.) за свою оценку. Немаловажную роль здесь играет личность самого правоприменителя: что представляет собой следователь, прокурор, судья как социальная личность.

Рассмотренные правовые требования, имея свое назначение и относительную самостоятельность, взаимообусловлены и взаимосвязаны.

Отметив роль и назначение каждого принципа в оценке доказательств, подчеркнем неразрывную их связь с внутренним убеждением оценивающего субъекта. Каждое из указанных требований участвует в формировании внутреннего убеждения соответствующего субъекта уголовно-процессуального доказывания – следователя, прокурора, судьи и т. д.

Как результат оценки доказательств внутреннее убеждение характеризуется неразрывной связью субъективного и объективного факторов, основывается на достаточной совокупности исследованных доказательств. При этом «для вывода о достаточности доказательств надо исходить из того, в какой момент производства по делу оценивается совокупность доказательств и решение, принимаемое на основе этой совокупности доказательств, его цели, круг обстоятельств, которые должны быть установлены и служить фактическим основанием решения»[125]. Внутреннее убеждение, как видим, формируется в результате всестороннего и тщательного исследования всех обстоятельств уголовного дела, всей совокупности по делу доказательств (ч. 1 ст. 88 УПК РФ).

Из всего вышеизложенного видно, что оценка доказательств является логическим продолжением такого структурного элемента уголовно-процессуального доказывания, как анализ (проверка) собранных по расследуемому (разрешаемому) уголовному делу доказательств. Оценка доказательств, пронизывая все этапы движения по уголовному делу, все стадии уголовного процесса, всегда осуществляется ради того, чтобы сделать определенные выводы относительно исследуемых фактов и явлений, а при необходимости и принять определенные, значимые в процессуальном отношении решения.

Отметим, что далеко не все процессуалисты считают обоснование выводов и принятие на их основе соответствующего процессуального решения самостоятельным элементом уголовно-процессуального доказывания. Но даже те, кто разделяет эти взгляды, вынуждены признать, что «в законодательстве нет нормы, специально регламентирующей внутренний психологический процесс формирования внутреннего убеждения субъекта доказывания, т. е. нет возможности обеспечить внешний контроль за данным процессом. Тем не менее в целях обеспечения правильности оценки доказательств и разрешения уголовного дела уголовно-процессуальный закон содержит предписания, позволяющие придать этому процессу своеобразное объективированное выражение в виде письменной мотивировки формирования вывода и принимаемого решения»[126]. Но так или иначе такая оценка есть признание существования выделенного такого структурного элемента уголовно-процессуального доказывания, каким и является обоснование выводов и решений по делу.

Если рассматривать выделенный здесь структурный элемент уголовно-процессуального доказывания с позиции его соотношения с оценкой доказательств, то легко убедиться, что между собой они соотносятся не только как общее и частное знание, но и как процесс мышления, познания обстоятельств дела и его следствие, результат такого познания. Субъект уголовно-процессуального доказывания формирует и обосновывает самые разные выводы, в том числе и о доброкачественности и недоброкачественности доказательств, их источников, способов получения и использования доказательств, об относимости доказательств и допустимости их источников, о наличии или отсутствии устанавливаемых по расследуемому (разрешаемому) уголовному делу фактов и обстоятельств, об их месте и роли, о предмете уголовно-процессуального доказывания и т. д. Поскольку все такие выводы формируются на официальных началах, требуется удостоверить их так, чтобы ни у одного участника уголовного процесса не осталось какого-либо малейшего сомнения в их правильности. Выводы субъекта уголовно-процессуального доказывания свое внешнее выражение получают в процессуальных решениях, оформленных в виде соответствующих уголовно-процессуальных актов.

Процессуальное решение есть правовой акт, в котором субъект уголовно-процессуального доказывания (следователь, прокурор, судья, адвокат) в пределах своей компетенции, в установленном уголовно-процессуальным законом порядке выражает выводы о выполнении (или невыполнении) конкретных процессуальных действий, что обусловлено необходимостью достижения задач уголовного судопроизводства и требованиями закона применительно к сложившейся фактической ситуации.

Таким образом, есть все основания констатировать, что одним из элементов уголовно-процессуального доказывания является обоснование (формулирование) соответствующих выводов по расследуемому или разрешаемому уголовному делу и принятие по ним процессуальных решений. Этот элемент в структуре уголовно-процессуального доказывания хотя и занимает последнее место, тем не менее и он органически связан со всеми предыдущими элементами уголовно-процессуального доказывания. Необходимо еще раз подчеркнуть, что все элементы уголовно-процессуального доказывания находятся между собой в неразрывном единстве и только взятые вместе дают необходимое представление о структуре и содержании уголовно-процессуального доказывания, делают его действенным средством в достижении объективной истины по каждому уголовному делу, установлении всех обстоятельств предмета доказывания, выполнении других задач уголовного процесса.

Вместе с тем уголовно-процессуальное доказывание в отдельных стадиях уголовного процесса имеет некоторые специфические черты, характерные особенности. Все их раскрыть просто невозможно, поэтому остановимся, на наш взгляд, лишь на наиболее существенных из них. Но вначале рассмотрим вопрос о средствах уголовно-процессуального доказывания.

Уголовно-процессуальное доказывание есть преимущественное познание фактов и обстоятельств, имевших место во время совершения преступления. Для их познания требуются соответствующие средства. В силу того что уголовно-процессуальное доказывание представляет собой сугубо правовую деятельность, такие средства должны быть четко определены уголовно-процессуальным законом.

Вопрос о средствах уголовно-процессуального доказывания, их характере и содержании не нов. Многие исследователи средства доказывания сводили лишь к одному виду – к доказательствам[127]. Обоснование этого виделось в том, как законодатель определял само понятие доказательства. В соответствии с ч. 1 ст. 69 УПК РСФСР 1960 г. «доказательствами по уголовному делу являются любые фактические данные, на основе которых… устанавливают… обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела». Во второй части этой статьи приводится перечень тех источников, из которых органы дознания, следователь и суд получают такие данные. Из такого конструирования закона и выводилось понимание доказательства как органического единства фактических данных и их источников[128], а также «двойственное» понимание доказательств – как самих фактических данных и как материальных носителей таких данных (источников доказательств)[129].

В процессуальной литературе авторы не ограничивались обзором точек зрения на понимание доказательств, но и обстоятельно анализировали каждое из них. При этом справедливо отмечалось, что «нельзя ни отрывать фактические данные от их источников, ни противопоставлять их друг другу. Они органически связаны между собой, находятся в тесном взаимодействии. Но это – диалектическая взаимосвязь, не исключающая самостоятельности каждой из упомянутых категорий… При всей своей взаимообусловленности они являются различными видами средств процессуального доказывания, каждый из которых имеет своеобразное назначение и специфическую доказательственную природу»[130].

И хотя новая редакция понимания доказательств, данная в ст. 74 УПК РФ 2001 г., не устраняет возможности различной их трактовки, тем не менее и из нее видно, что законодатель проводит различие между собственно доказательствами, каковыми в соответствии с ч. 1 этой статьи «являются любые сведения» об имеющих значение по уголовному делу обстоятельствах, и их носителями, перечень которых дан во второй части указанной статьи. Допущенная законодателем в определенной мере терминологическая неточность, что «в качестве доказательств допускаются 1) показания подозреваемого, обвиняемого:… б) иные документы» (ч. 2 ст. 74 УПК РФ), легко устраняется при обращении к трактовке в ст. 75 УПК РФ недопустимых доказательств и при содержательном анализе терминологии законодателя отдельных видов доказательств, закрепленных в ст. 76–84 УПК РФ. То, что законодатель называет здесь доказательствами, есть не что иное, как носители сведений об обстоятельствах предмета доказывания по уголовному делу. «Доказательства и представляют собой, – как замечает А.И. Трусов, – не что иное, как определенные знания… в одних случаях – в форме устных сообщений, сделанных на допросах (в виде показаний свидетеля, потерпевшего, обвиняемого или подозреваемого) и зафиксированных в установленном законом порядке в материалах дела; в других – в форме письменных сообщений (в виде документов, протоколов и т. п.); наконец, в третьих – в форме сообщений, которые удается получить в ходе следствия и суда от “немых свидетелей”, т. е. с помощью вещественных доказательств»[131].

Доказательства и их источники (к их характеристике мы еще вернемся) при всей своей взаимосвязи и взаимообусловленности вполне могут и должны рассматриваться как разновидности средств уголовно-процессуального доказывания.

Однако этим возможный перечень средств уголовно-процессуального доказывания не исчерпывается. Дело в том, что фактические данные могут выполнить роль доказательств по уголовному делу лишь при их получении в установленном законом процессуальном порядке и будучи облеченными в надлежащую процессуальную форму. Отсюда легко установить практическую важность самого способа получения и использования средств уголовно-процессуального доказывания, на что, в частности, обратили внимание многие процессуалисты.

Термин «средства доказывания» обозначает многогранное понятие: средствами уголовно-процессуального доказывания являются как сведения об обстоятельствах дела (доказательства), используемые в ходе этой деятельности, так и формы, в которые они облечены (источники доказательств), и способы, при помощи которых такие данные становятся достоянием органов следствия, прокуратуры и суда.

Таким образом, легко заметить, что первая группа средств уголовно-процессуального доказывания по своему назначению может быть доказательственной основой для выводов и решений по делу и выступать в качестве информационной базы – фактов и обстоятельств, входящих в предмет уголовно-процессуального доказывания. Вторая группа средств уголовно-процессуального доказывания (источники доказательств) выступает в качестве носителей, соответствующей формы передачи доказательственной информации (доказательств). Что же касается способов собирания и использования доказательств и их источников, то их предназначение видно из самого наименования таких средств уголовно-процессуального доказывания. Свое непосредственное выражение они находят в предусмотренных уголовно-процессуальным законом действиях органов следствия, прокуратуры и суда (ст. 86 УПК РФ).

Все из названных средств уголовно-процессуального доказывания, имея свое содержание, процессуальную форму и предназначение, самым тесным образом связаны друг с другом. Доказательства как сведения об обстоятельствах дела не могут существовать для органов суда, прокуратуры и предварительного расследования без и вне определенных их источников, а эти источники, равно как и содержащиеся в них сведения, в свою очередь могут быть получены такими органами исключительно указанными в законе способами (ст. 86 УПК РФ), с соблюдением требований УПК РФ.

Сказанного достаточно для общего вывода о том, что такое средства уголовно-процессуального доказывания и в каких тесно связанных между собой видах они существуют. Последнее требует обстоятельного рассмотрения.

Трудно найти уголовно-процессуальное исследование, в котором в той или иной мере не поднимался бы вопрос о доказательствах – первом из указанных нами выше средств уголовно-процессуального доказывания.

Законодатель относит к ним «любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном настоящим Кодексом, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела» (ч. 1 ст. 74 УПК РФ).

Из данного определения доказательств нетрудно сделать вывод о том, что это средство уголовно-процессуального доказывания предназначено быть доказательственной основой процессуальных выводов и решений по уголовному делу. Оно, по существу, представляет собой фактическую информацию об установленных по каждому конкретному уголовному делу фактах и обстоятельствах.

Из понимания доказательств как содержащихся в установленных уголовно-процессуальных законом источниках (ч. 2 ст. 74 УПК РФ) «конкретных сведений об исследуемых фактах и подтверждаемых ими или непосредственно воспринимаемых судьями (следователем) доказательственных фактов, на основе которых в определенном законом порядке устанавливаются наличие или отсутствие преступного деяния, виновность совершивших его лиц и иные обстоятельства, имеющие правовое значение по делу»[132], следует, что доказательства могут выступать, с одной стороны, в виде сведений о фактах реальной действительности, а с другой – в виде самих фактов реальной действительности.

Сведения о фактах и сами факты реальной действительности обладают таким свойством, как информативность. Они являются доказательствами постольку, поскольку содержат информацию об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, и охватываются используемым законодательством понятием «сведения» об обстоятельствах уголовного дела. Если, например, потерпевшая сообщает о совершенном на нее покушении на изнасилование, то в качестве доказательств могут выступать как сообщаемые ею сведения о месте покушения на изнасилование, приметах насильников, оставленных ею на насильниках следов в виде царапин, укусов и т. д., так и сведения о следах, сохранившихся на материальных носителях (объектах реальной действительности): определенная местность со следами борьбы (помятая трава, поломанные веточки), а также совпадение примет подозреваемых с сообщенными потерпевшей (рост, телосложение, цвет волос и т. д.), наличие на задерживаемых по подозрению в совершении преступления лицах кровоточащих царапин, причиненных им потерпевшей в ходе борьбы, особых примет в виде шрамов и т. д. Здесь доказательства выступают и в виде сведений о фактах реальной действительности, и в виде самих фактов реальной действительности. Как первые, так и вторые различаются не только по своему характеру, обусловленному различными факторами (характером преступления, особенностями преступника), но и в зависимости от особенностей носителя (субстрата) доказательственной информации. Так, следы содеянного могут быть в одних случаях доступны восприятию следователя и отражены, например, в протоколе осмотра места происшествия. В других случаях следы содеянного могут оказаться хотя и недоступными для такого восприятия, но тем не менее сохраниться на приобщенных к делу вещественных объектах (впоследствии соответствующие научно-технические средства позволяют их выявить).

Для того чтобы сведения о фактах реальной действительности, а также сами реалии (факты реальной действительности) могли выступать по конкретному уголовному делу в качестве доказательств, они, помимо всего прочего, должны отвечать еще и требованиям относимости, т. е. находиться в объективной связи с любыми устанавливаемыми по конкретному уголовному делу фактами и обстоятельствами. При этом если относимость к расследуемому или рассматриваемому уголовному делу сведений о фактах, имеющих для него (дела) непосредственное уголовно-правовое значение, всегда очевидна и сомнений обычно не вызывает, то относимость к такому делу других доказательств зачастую бывает не столь очевидной, а потому и требует проверки, которая часто оказывается довольно трудной. Органы следствия, прокуратуры и суда могут установить наличие такой связи вначале лишь предположительно. И только в ходе дальнейшего доказывания (проверки следственных версий, обнаружения новых доказательств и т. д.) предположительное суждение может превратиться в суждение достоверное и, будучи оцененным, лечь в основу соответствующих процессуальных выводов и решений по делу.

В процессуальной литературе можно встретить суждение о том, что к доказательствам предъявляются еще и иные требования, в том числе и возможность их допустимости, под которой понимается «пригодность доказательства с точки зрения законности источников, методов и приемов получения сведений», а также их достоверности, «т. е. истинности, соответствия фактических данных действительности» и достаточности как необходимого «запаса прочности» того информационного фундамента, который служит основой устанавливаемых по делу обстоятельств»[133].

Хотя категории достоверности и достаточности доказательств носят оценочный характер и поэтому их анализ более приемлем в связи с рассмотрением соответствующего элемента уголовно-процессуального доказывания, тем не менее они представляют определенный интерес и применительно к доказательствам. Тем более что наш законодатель иногда грешит неопределенными формулировками. Так, в соответствии со ст. 171 УПК РФ следователь может вынести постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого «при наличии достаточных доказательств для обвинения лица в совершении преступления». Ясно, что такая формулировка основания для столь важного процессуального решения допускает возможность принятия последнего по субъективному усмотрению следователя (прокурора, судьи) на основе одного лишь вероятного, предположительного суждения. О негативных последствиях такого подхода сообщалось не только нами, но и другими авторами[134].

Что же касается категории допустимости, то она, как нам представляется, может быть связана с другими средствами уголовно-процессуального доказывания, в частности с источниками доказательств. Трактовку последних мы связываем с единством процессуальной формы вовлечения фактических данных, признаваемых доказательствами по тому или иному уголовному делу, и носителей таких данных. Например, в кинотеатре в присутствии сотен зрителей двумя лицами был учинен дебош, но, несмотря на то, что фактическими носителями информации о хулиганских действиях указанных лиц выступает множество людей, в качестве источников доказательств по данному делу будут фигурировать лишь те зрители, которые были допрошены по этому делу в качестве свидетелей, а их показания закреплены в протоколе допроса.

Перечень возможных источников доказательств указан законодателем в ч. 2 ст. 74 УПК РФ. В последующих статьях закона (см. ст. 76–84 УПК РФ) раскрываются их наиболее существенные свойства. Особой сложности для осмысления они не представляют. К тому же характеристике почти каждого из них посвящено специальное исследование. При этом еще раз отметим, что при всей своей органической связи отождествлять доказательства и их источники нельзя. Определенный повод к этому дает сама формулировка ч. 2 ст. 74 УПК РФ, предпосылающей перечислению источников доказательств, в частности, такую фразу: «в качестве доказательств допускается». Такая формулировка, как нам думается, используется законодателем лишь для подчеркивания единства самого понятия доказательств, заключающегося в том, что сведения о подлежащих установлению по делу фактах содержатся в перечисленных в ч. 2 ст. 74 УПК РФ источниках (видах) доказательств. Иного смысла здесь нет. Придется только вновь в научных исследованиях доказывать то, что давно доказано, устоялось в теории и в практической деятельности.

Источники доказательств являются лишь носителями сведений (фактических данных), которые при их относимости к обстоятельствам, образующим предмет доказывания по делу, могут стать по нему доказательствами. Более того, сами источники доказательств должны отвечать требованию допустимости в том смысле, что они должны быть предусмотрены законом. Только законодатель может расширить или как-то видоизменить указанный в ч. 2 ст. 74 УПК РФ перечень источников доказательств.

Значительный интерес представляет сформулированное А.М. Лариным предложение о недопустимости в качестве источников доказательств (автор исходит из понимания доказательства как единства его содержания и формы) анонимных писем и иных сведений неизвестного происхождения, а также суждений, отражающих мистику, суеверие, националистические или религиозные предрассудки, а равно иных высказываний, не совместимых с научными представлениями[135].

Реализуя данное предложение, законодатель предусмотрел в УПК РФ специальную норму о недопустимых доказательствах. Согласно ст. 74 УПК РФ таковыми считаются: «1. Доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса… 2. а) показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым в суде; б) показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности; в) иные доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса».

Согласно ст. 86 УПК РФ в качестве возможных способов собирания доказательств выступают следственные и иные процессуальные действия. В их числе такие следственные действия, как допросы, осмотры, обыски, опознания, очные ставки, экспертизы, контроль телефонных переговоров и др. При этом процессуалистами часто высказывается заслуживающее внимания как с позиции теории, так и с позиции практики множество предложений по повышению эффективности тех или иных следственных действий, расследования в целом, а следовательно, и способов получения и использования доказательств.

К возможным способам получения и использования доказательств можно отнести истребование органами следствия, прокуратуры, суда и защитниками значимых по делу документов от физических и юридических лиц, в распоряжении которых они находятся, предоставление в распоряжение таких органов материалов гражданами, учреждениями, организациями, предприятиями, истребование объяснений от участников уголовного процесса, оглашение доказательств и их источников в ходе судебного разбирательства. Все эти способы предусмотрены уголовно-процессуальным законом, а потому и носят характер процессуальных.

Позитивным фактором является то, что в соответствии с ч. 3 ст. 86 УПК РФ право на собирание доказательств без производства следственных действий получили защитники. Делать это они могут посредством: «1) получения предметов, документов и иных сведений; 2) опроса лиц с их согласия; 3) истребования справок, характеристик, иных документов от органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и организаций, которые обязаны предоставлять запрашиваемые документы и их копии».

Как видим, в роли способов получения и использования доказательств в уголовном процессе может выступать довольно широкий круг следственных и иных процессуальных действий, которые в своей совокупности вполне достаточны для достижения объективной истины по каждому уголовному делу. Последовательность их проведения обусловливается особенностями уголовного дела, теми непосредственными задачами, которые стоят перед дознавателем, следователем, прокурором, судьей, судом, защитником на том или ином отдельно взятом этапе движения по делу. При этом, строго руководствуясь законом, соответствующее должностное лицо правоохранительных органов должно придерживаться и нравственно-этических норм с тем, чтобы не только добиться справедливости, но и не навредить людям.

Роль средств уголовно-процессуального доказывания в определенной степени выполняют и преюдиции. Последние представляют собой юридические правила доказывания, согласно которым вступившие в законную силу приговор (решение) суда (судьи), а также неотмененное постановление органа предварительного расследования о прекращении уголовного дела обязательны для другого суда (судьи), органа предварительного расследования, а потому повторное доказывание одних и тех же обстоятельств по новому делу исключается полностью или частично.

УПК РФ содержит норму о преюдиции применительно к акту правосудия – приговору суда. В соответствии со ст. 90 УПК РФ «обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки, если эти обстоятельства не вызывают сомнений у суда. При этом такой приговор не может предрешать виновность лиц, не участвовавших ранее в рассматриваемом уголовном деле».

Ценность преюдиции как средства уголовно-процессуального доказывания состоит в том, что она позволяет принимать и использовать в процессе доказывания по другому делу без какого-либо исследования установленные и разрешенные по расследуемому или рассматриваемому уголовному делу факты и обстоятельства. При этом источниками преюдициально установленных фактов служат копии приговоров и других решений суда по уголовным и гражданским делам, а также копии постановлений о прекращении уголовного дела по тому же обвинению прокурора, следователя, органа дознания.

Преюдиции, как и презюмируемые, и общеизвестные факты, доказыванию не подлежат.

Все рассмотренные средства уголовно-процессуального доказывания могут быть классифицированы. В процессуальной литературе классификации средств доказывания уделено достаточно много внимания. Классификация средств уголовно-процессуального доказывания может быть проведена по различным основаниям (признакам), в том числе в зависимости от того, кто является носителем фактической информации (личные и предметные), их качественной характеристики (доброкачественные и недоброкачественные), степени опосредования содержащейся в доказательствах и их источниках информации об обстоятельствах дела (первоначальные и производные). По отношению к обвинению, виновности обвиняемого (подсудимого) в совершении преступления доказательства подразделяются соответственно на обвинительные и оправдательные, а по отношению к устанавливаемым по делу фактам – на прямые и косвенные.

Благодаря такой классификации органы расследования, прокуратуры, суда и защитники получают возможность более эффективно и целенаправленно использовать те или иные средства уголовно-процессуального доказывания. Что же касается способов получения и использования доказательств, то они подразделяются обычно на следственные и иные процессуальные.

В уголовно-процессуальном доказывании проявляются многие факторы субъективного и объективного порядка. Помимо рассмотренных нами, определенные характерологические особенности придает уголовно-процессуальному доказыванию и то, в какой стадии производства по уголовному делу оно осуществляется. Проанализируем в следующей главе некоторые возникающие при этом проблемные положения.

Любая стадия уголовного процесса представляет собой относительно обособленную его часть, характеризующуюся конкретными задачами, особым кругом участников уголовно-процессуальной деятельности, спецификой процессуальной формы и видом принимаемых решений.

Все названные черты свойственны стадии возбуждения уголовного дела. Ее начало связывается с получением следственными, прокурорскими и судебными органами самой первой информации (сигнала) о готовящемся или совершенном преступлении. Завершающим моментом является формулирование принимаемого согласно ст. 145 УПК РФ решения о возбуждении уголовного дела, об отказе в возбуждении уголовного дела или о передаче материалов по подследственности. В указанный временной период правоохранительными органами проводятся урегулированные уголовно-процессуальным законом (см. ст. 141–144, ч. 2 ст. 176 УПК РФ) действия, сопровождаемые возникновением тех или иных уголовно-процессуальных отношений. Отсюда представляется неверным утверждение о том, что возбуждение уголовного дела не самостоятельная стадия уголовного процесса, а лишь начальный момент стадии производства по уголовному делу предварительного расследования[136]. По мере развития учения о стадиях уголовного процесса эта концепция была подвергнута справедливой критике и отвергнута. В уголовно-процессуальном законодательстве государств СНГ соответствующие правовые нормы преимущественно выделены в отдельные главы (гл. 19–20 УПК РФ, гл. 23 УПК Республики Казахстан). Только стадию возбуждения уголовного дела нельзя сводить к одноактному действию, выражающемуся в вынесении постановления о возбуждении уголовного дела или об отказе в таковом, или в передаче заявления или сообщения по подследственности или подсудности. Такой подход – благоприятная почва для появления сомнений в том, является ли возбуждение уголовного дела первоначальной стадией уголовного процесса.

Мы не будем подробно анализировать подобные суждения. Уточним лишь, что уголовный процесс как урегулированное уголовно-процессуальными нормами производство по делу, которое может стать, но может и не стать уголовным, возникает уже с момента самого первого сигнала о преступлении. Например, по заявлению гражданина, обратившегося в дежурную часть отдела внутренних дел, прокурор, следователь, дознаватель, руководствуясь ст. 141 УПК РФ, обязаны составлять протокол о совершенном или готовящемся преступлении. При этом заявителю разъясняется ответственность за ложный донос, о чем в протоколе делается отметка. Согласно ч. 4 ст. 144 УПК РФ заявителю выдается документ о принятии сообщения о преступлении с указанием данных о лице, его принявшем, а также даты и времени его принятия. Как видим, между органом правоохраны, представителем которого выступает соответствующее должностное лицо, и заявителем формируются правовые отношения, участники которых наделяются определенными правами и обязанностями, а это уже уголовный процесс, начало производства по будущему уголовному делу. Отсюда ясно, что некоторые из уголовно-процессуальных отношений появляются в самой стадии возбуждения уголовного дела, т. е. до возбуждения уголовного дела. Такие урегулированные уголовно-процессуальным законом начальные действия налагают на дознавателя, орган дознания, следователя и прокурора обязанность принять и проверить сообщение о любом совершенном или готовящемся преступлении и принять по нему решение не позднее 3 суток со дня поступления указанного сообщения (ч. 1 ст. 144 УПК РФ).

Выполняя эту процессуальную обязанность, указанные органы и лица вправе истребовать (запросить) необходимые материалы и получить объяснения, а в случаях, не терпящих отлагательства, произвести и такое следственное действие, как осмотр места происшествия (ч. 2 ст. 176 УПК РФ).

Положительным моментом является предложение об увеличении числа следственных действий, которые проводились бы в стадии возбуждения уголовного дела при условии, что ими не ущемляются права и интересы личности, а следовательно, они не обладают свойствами принудительности. Речь идет, в частности, о личном обыске лица, задержанного по подозрению в совершении преступления, об освидетельствовании (как следственном, так и медицинском), о назначении отдельных видов экспертиз (для определения, к примеру, причины пищевого отравления). Заметим, что в приложенном к УПК РФ 2001 г. образце протокола задержания предусмотрен специальный раздел, относящийся к личному обыску задерживаемого подозреваемого. Причем такой обыск производится с обязательным участием двух понятых.

Отметим также, что, несмотря на отсутствие в ст. 179 и 185–186 УПК РФ оговорки о возможном производстве до возбуждения уголовного дела освидетельствования и назначении экспертизы, как это имеет место применительно к осмотру места происшествия (ч. 2 ст. 176 УПК РФ), законодатель тем не менее не исключает такой возможности, о чем можно судить по содержанию ч. 4 ст. 146 УПК РФ: к постановлению о возбуждении уголовного дела «прилагаются материалы проверки сообщения о преступлении, а в случае производства отдельных следственных действий по закреплению следов преступления и установлению лица, его совершившего (осмотр места происшествия, освидетельствование, назначение судебной экспертизы (выделено нами. – З.З.) – соответствующие протоколы и постановления». Игнорировать жизненные реалии (т. е. практическую деятельность правоохранительных органов) законодатель не вправе, поэтому необходимо положения отдельных норм УПК РФ 2001 г. привести в соответствие друг с другом.

В стадии возбуждения уголовного дела проводится ряд других процессуальных действий, так или иначе большей частью связанных с доказыванием. Помимо истребования необходимых материалов, законодатель позволяет следователю, органу дознания, прокурору и судье получать объяснения. Последнее на практике весьма распространенное явление. Объяснения получаются не только от тех, кто подвергается кратковременному задержанию, но и тех, кому что-либо известно о преступлении, об устанавливаемых по делу обстоятельствах, о личности правонарушителя (подозреваемого, будущего обвиняемого, подсудимого). Объяснения очень часто дают свидетели, в том числе и свидетели-очевидцы, а также лица, понесшие от преступления моральный, физический или имущественный вред (потерпевшие). Объяснения могут быть получены и от гражданского истца, гражданского ответчика, их представителей, других лиц. У одного и того же лица объяснения могут отбираться по нескольку раз. А затем, уже в ходе предварительного расследования, такое лицо может быть еще допрошено, иногда неоднократно. Все это лишь усложняет, удорожает уголовный процесс, делает его малоподвижным с позиции быстрого реагирования на каждый случай совершенного преступления, снижая эффективность уголовного процесса. Нам представляется, что объяснениям необходимо придать самостоятельный статус процессуальных источников доказательств. И если тот или иной участник процесса уже давал объяснения по делу, то допрашивать его и оформлять сообщенную им информацию в виде показаний (предусмотренный в законе источник доказательств) необходимо лишь в исключительных случаях (например, при резком расхождении содержащейся в объяснениях потерпевшего информации с тем, что сообщает обвиняемый в своих показаниях). В целях установления в поступившей информации данных, указывающих на наличие в ней признаков преступления, следователь, лицо, производящее дознание, прокурор и суд вправе истребовать от органов государственной власти и местного самоуправления, объединения и организации, должностных лиц и граждан представления предметов и документов, могущих содержать необходимые по делу фактические данные. Представление предметов и документов возможно и в результате производства ревизий и аудиторских проверок.

Достаточно часто сообщения о совершенном или готовящемся преступлении содержатся в средствах массовой информации (разновидность предусмотренного п. 3 ч. 1 ст. 140 УПК РФ повода к возбуждению уголовного дела. – Авт.). В таких случаях в соответствии с ч. 2 ст. 144 УПК РФ проверку наличия основания (см. ч. 2 ст. 140 УПК РФ) для возбуждения уголовного дела проводит по поручению прокурора орган дознания или следователь. При этом «редакция, главный редактор соответствующего средства массовой информации обязаны передать по требованию прокурора, следователя или органа дознания имеющиеся в распоряжении соответствующего средства массовой информации документы и материалы, подтверждающие сообщение о преступлении» (ч. 2 ст. 144 УПК РФ).

Как видим, в стадии возбуждения уголовного дела проводится достаточно много различных процессуальных действий, так или иначе связанных с установлением носителей доказательственной информации, с собиранием доказательств. Но в рассматриваемой стадии проявляют себя и другие структурные элементы уголовно-процессуального доказывания. Например, построение версий по имеющейся и полученной информации о возможных способах совершения преступления, путях сокрытия, например похищенного имущества, или уничтожения следов преступления и т. д. Полученная информация как в отдельности, так и в целом тщательно анализируется с позиции того, кем и каким способом она получена, какое отношение информация имеет к тому, что именуется «признаками преступления» (ч. 2 ст. 140 УПК РФ). Далее эта информация должным образом оценивается, ибо по ней, как предписывает законодатель, в установленные законом сроки должны быть приняты соответствующие процессуальные решения (ст. 145 УПК РФ).

В силу сказанного мы не можем согласиться с утверждением о том, что в стадии возбуждения уголовного дела уголовно-процессуального доказывания нет[137]. Оно существует в рамках социального назначения стадии возбуждения уголовного дела, решаемой в этой стадии задачи констатации данных, указывающих на наличие признаков преступления, определенных ст. 140 УПК РФ. Социальное назначение рассматриваемой стадии видно из того, как проявляются в ней разные структурные элементы уголовно-процессуального доказывания, например такой, как оценка доказательств и их источников.

Прежде всего отметим, что в стадии возбуждения уголовного дела оценка доказательств и источников ограничена задачами, обусловливаемыми социальным назначением рассматриваемой стадии. Оценивая такое свойство доказательств, как его относимость, дознаватель, следователь, прокурор, судья ограничиваются, по существу, выяснением того, указывают они на наличие в определенном деянии признаков преступления (прежде всего, его противоправности и общественной опасности) или нет (последнее ведет к принятию решения об отказе в возбуждении уголовного дела).

Фактические данные (доказательства) в этой стадии процесса должны оцениваться и с позиции достоверности. Достоверность применительно к доказательству не должна быть большей или меньшей. Факт может быть признан достоверным или недостоверным лишь в результате оценки, которая может быть ошибочной, поэтому для объективной оценки нужна совокупность фактов, фактических данных (доказательств), достаточных для принятия процессуального решения. Рассматривая требования уголовно-процессуального закона (ст. 146–148 УПК РФ) с этих позиций, нетрудно сделать вывод о том, что для возбуждения уголовного дела, оказывается, вполне достаточно располагать сведениями (доказательствами) лишь о самом преступном факте, без раскрытия с их помощью всех существенных черт такого факта. Вывод о необходимости возбуждения уголовного дела основывается не на окончательных, а на предположительных, вероятностных данных об обстоятельствах дела; правильность сделанного вывода проверяется в последующих стадиях уголовного процесса. Что же касается обстоятельств, препятствующих, согласно ст. 24 УПК РФ, производству по уголовному делу, то ответ на данный вопрос должен быть всегда отрицательным.

Произведенная оценка совокупности имеющихся доказательств должна с несомненностью свидетельствовать либо об отсутствии в деянии признаков преступления, либо о наличии иных обстоятельств, исключающих производство по уголовному делу. В основе принимаемого решения об отказе в возбуждении уголовного дела должно лежать не вероятное, а достоверное знание.

В стадии производства по уголовному делу предварительного расследования производится развернутое уголовно-процессуальное доказывание, в котором наиболее полно реализуются все его структурные элементы, широко применяются научно-технические средства для собирания, закрепления и проверки доказательств и их источников. Заметим, что отдельные процессуальные (в первую очередь, следственные) действия по собиранию доказательств производятся преимущественно в этой стадии уголовного процесса (обыск и выемка, допросы и очные ставки, следственный эксперимент, проверка показаний на месте, осмотр места происшествия, освидетельствование, опознание). В собирании, закреплении, проверке и особенно в оценке доказательств и их источников участвуют не только должностные лица правоохранительных органов, но и подозреваемый, обвиняемый, их защитники, законные представители, потерпевшие, гражданские истцы и гражданские ответчики, их представители. Успех уголовно-процессуального доказывания в стадии предварительного расследования обусловливается совокупностью объективных и субъективных факторов. Многие законоположения в части предварительного расследования нуждаются в совершенствовании. Следственные органы до настоящего времени не оснащены должным образом совершенной техникой, в том числе множительной и компьютерной, необходимыми средствами обнаружения и фиксации следов преступления, не везде еще созданы надлежащие условия для работы (иногда в одном служебном кабинете работают одновременно несколько следователей). К сожалению, низок еще уровень профессиональной подготовки следователей. Случается, что расследование осуществляется лицами, не имеющими высшего юридического образования (особенно в органах внутренних дел). Уголовно-процессуальное доказывание становится просто опасным, когда расследование по делу ведет следователь, преследующий только свои эгоистические устремления, безразличный и к интересам общества, и к судьбам людей.

Всестороннее, полное и объективное расследование прокладывает путь к объективной истине по каждому уголовному делу, является гарантией интересов как общества и государства в целом, так и отдельных граждан, предприятий, учреждений и организаций. Задача достижения объективной истины по делу практически невозможна без полноценного уголовно-процессуального доказывания. Правоохранительные органы свою задачу могут считать выполненной лишь при условии, что полученные ими доказательства в ходе проведенной уголовно-процессуальной деятельности привели к достоверным выводам, отражающим реальную действительность. При этом разница между выводами, сделанными органами предварительного следствия и судом, заключается не в характере установленной ими объективной истины, а в вытекающих из этого факта юридических последствиях. Если органам предварительного расследования это служит основанием для формулирования обвинения в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, то суду – для разрешения обвинения по существу и постановления приговора. Осуществляемое органами расследования следствие потому и называется предварительным, что какими бы достоверными ни были добытые (полученные) следователем факты, как бы ни соответствовали сделанные по ним выводы объективной действительности, их недостаточно для осуждения человека, поскольку процессуальная система включает новое судебное следствие по тем же фактам. И только суду предоставляются полномочия разрешать по существу предъявленное лицу обвинение, признать его виновным или невиновным во вменяемом ему в вину преступлении и тем самым осуществлять правосудие (ст. 118 Конституции РФ).

Все получаемые в ходе предварительного расследования уголовного дела доказательства, каждое в отдельности и в совокупности, оцениваются следователем (дознавателем) по своему внутреннему убеждению, объективной основой формирования которого могут быть только имеющиеся в деле фактические данные. Этим подчеркивается неразрывная связь между субъективным фактором в оценке доказательств, каковым служит внутреннее убеждение следователя, и объективной базой этой оценки – фактическими данными.

Для принятия процессуальных решений необходимо, чтобы доказательства оценивались в своей совокупности, а все обстоятельства дела исследовались всесторонне, полно и объективно. Только при таком подходе (отношении) возможно достижение по каждому делу объективной истины.

При оценке доказательств лицо, расследующее уголовное дело, обязано руководствоваться законом (ст. 17 УПК РФ). Это означает, что оно при определении достоверности тех или иных фактических данных обязано исходить из указанных в законе предпосылок, класть в основу своих решений только те доказательства, которые получены с соблюдением процессуальной формы, использовать их только для установления фактов и обстоятельств, относящихся к предмету уголовно-процессуального доказывания.

При оценке доказательств следователь должен руководствоваться и своей совестью, и правосознанием, которые призваны помочь ему в нахождении наиболее правильного подхода к тем или иным фактам, в понимании их смысла, надлежащей социальной и правовой оценки.

С помощью этих принципов оценки доказательств лицо, расследующее уголовное дело, анализирует собранные им фактические данные исходя из того, свидетельствуют ли они о наличии обстоятельств, входящих в предмет уголовно-процессуального доказывания по данному делу, или не подтверждают их как в целом, так и в части отдельных обстоятельств, а также достаточности доказательств для формулирования процессуально значимого решения. В прямой зависимости от этого находится и принимаемое по делу соответствующее процессуальное решение. Помимо детального анализа внутреннего содержания фактических данных (сведений), установление доброкачественности доказательств предполагает еще и выяснение их логичности и согласованности друг с другом, сравнение каждого отдельного доказательства с другими сведениями (фактическими данными), содержащимися в иных источниках доказательств, а равно со всеми установленными по делу обстоятельствами. Следует сказать и о том, что доброкачественность доказательств подкрепляется обнаружением других доказательств, подтверждающих содержание первых. Если доказательства оказываются противоречивыми, не согласуются как между собой, так и с другими объективными обстоятельствами дела, то они не могут быть признаны доброкачественными. На противоречивых доказательствах нельзя, например, сформулировать первоначальное обвинение, тем более составить обвинительное заключение.

Доброкачественность доказательств как широкое понятие в определенной степени включает в себя и относимость.

Оценивая доказательства, следователь (дознаватель) не может одновременно не оценивать и их источники с точки зрения их допустимости и доброкачественности, а также полноты и достаточности. Дело в том, что сведения об обстоятельствах дела оказываются достоверными, если только доброкачествен их носитель. Недоброкачественность последнего лишает следователя возможности опираться на почерпнутые из него сведения о фактах, делает их недопустимыми доказательствами (ст. 75 УПК РФ).

В качестве носителей сведений об обстоятельствах дела (источников доказательств), согласно ч. 2 ст. 74 УПК РФ, могут выступать лишь показания свидетеля, потерпевшего, подозреваемого и обвиняемого, а также заключение и показания эксперта, вещественные доказательства, протоколы следственных и судебных действий и иные документы. Возможность использования в качестве источников доказательств материалов звуко– и видеозаписи, кино– и фотосъемки, полученных при производстве предварительного следствия, дознания или оперативно-розыскных мероприятий, все еще обсуждается.

УПК РФ 2001 г. не учел предложения о необходимости расширения в законодательном порядке перечня возможных носителей сведений об обстоятельствах дела (источников доказательств) за счет включения материалов видео– и звукозаписи, кино– и фотосъемки, полученных при производстве дознания или предварительного следствия, а также в результате оперативно-розыскных мероприятий.

Вместе с тем, согласно ч. 2 ст. 74 УПК РФ, протоколы следственных действий отнесены к доказательствам (источникам доказательств) при условии их соответствия установленным УПК РФ требованиям (ст. 83 УПК РФ). В ч. 5 ст. 166 УПК РФ, специально посвященной протоколу следственного действия, есть указание на то, что в таком документе, наряду с другими сведениями, «должны быть указаны также технические средства, примененные при производстве следственного действия, условия и порядок их использования, объекты, к которым эти средства применены, и полученные результаты». В соответствии же с ч. 8 ст. 166 УПК РФ к протоколу следственного действия «прилагаются фотографические негативы и снимки, киноленты, диапозитивы, фонограммы допроса, кассеты видеозаписи, носители компьютерной информации, чертежи, планы, схемы, слепки и оттиски следов, выполненные при производстве следственного действия». Все такие носители сведений по делу есть не что иное, как своеобразное техническое приложение к протоколу следственного действия, образующее его составную часть. В силу этого законодатель и не счел необходимым выделять их из протокола следственного или судебного действия.

Если материалы фото-и киносъемки, аудио– и видеозаписи и иные носители информации получены путем их истребования или представления в порядке, установленном ст. 86 УПК РФ, то они относятся к числу доказательств: так называемым иным документам (и. 6 ч. 2 ст. 74 и ст. 84 УПК РФ).

Что касается материалов, полученных в результате оперативно-розыскной деятельности, регламентируемых не уголовно-процессуальным законом, а специальными актами, то законодатель не относит их к доказательствам по уголовному делу. Сведения, полученные в результате оперативно-розыскной работы, для правоохранительных органов имеют только ориентирующее значение, носят информационный характер. «Заговорить» такие сведения, приобрести по уголовному делу статус доказательств могут лишь при условии облачения их в процессуальную форму путем проведения соответствующего следственного действия (допроса, осмотра и т. д.). Это не означает игнорирование оперативно-розыскных мер в раскрытии преступлений и изобличении лиц, их совершивших. Мало того, сделать их надо более эффективными, чтобы в тесном сочетании со следственными и иными процессуальными действиями они могли помочь успешному выполнению стоящих перед предварительным расследованием задач.

Сведения, носитель которых вообще не известен (слухи, догадки, предположения и т. п.), доказательствами по уголовному делу не являются (и. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ) и не должны приниматься во внимание даже при решении вопроса о возбуждении уголовного дела. Согласно ч. 7 ст. 141 УПК РФ «анонимные заявления не могут служить поводом для возбуждения уголовного дела».

Рассмотренные общие принципы и правила оценки доказательств в каждом конкретном случае получают свое определенное преломление в зависимости от специфики их содержания, характера (обвинительные и оправдательные, прямые и косвенные) и особенностей их носителей (источников). Некоторые особенности отражены непосредственно в уголовно-процессуальном законе. Так, согласно ст. 75 УПК РФ «недопустимыми доказательствами являются сведения, сообщаемые свидетелем, если он не может указать источник своей осведомленности»; в соответствии с ч. 2 ст. 77 УПК РФ «признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств».

При оценке доказательств необходимо учитывать и множество других объективных и субъективных факторов. Оценивая сообщаемые свидетелями сведения, следует принимать во внимание факторы, влиявшие на процесс восприятия тех или иных обстоятельств расследуемого дела (погодные условия, рельеф местности, психофизическое состояние самого свидетеля), сохранение воспринятого в памяти (фактор времени, развитие памяти); воспроизведение воспринятого и сохраненного в памяти в обстановке допроса.

Все эти факторы важны при оценке показаний допрашиваемых лиц с учетом возрастных (склонность к фантазированию у несовершеннолетних) и психофизических особенностей, субъективных качеств, процессуального положения, заинтересованности в определенном исходе дела и т. д. По делам, связанным, например, с телесными повреждениями, совершением насильственных действий, потерпевший находится как бы в эпицентре преступления, поэтому вся обстановка может восприниматься им в более динамичном, преувеличенно остром виде. На его показания могут наложить отпечаток чувство горечи, досады, невосполнимой утраты, мести. В силу своего процессуального положения подозреваемые и обвиняемые, стремясь избежать ответственности, могут давать ложные показания об обстоятельствах дела, перекладывать свою вину на других. Все это должно быть учтено. Свою специфику имеет и оценка тех сведений, которые содержатся в вещественных доказательствах: выступает ли в качестве таковых реальный предмет материального мира или его отображение, какой-то производный предмет (гипсовый оттиск следа ноги и т. д.), а также где и как вещественное доказательство получено, каким образом оно приобщено к уголовному делу, каковы условия его хранения и т. д. Не случайно правовому режиму вещественных доказательств законодатель уделил особое внимание (ст. 81–82 УПК РФ).

Очень много разнообразных факторов необходимо учитывать при оценке сведений, содержащихся в заключении эксперта: это и особенности, связанные с видами специальных познаний, использование которых необходимо в процессе экспертизы, и качество подготовки материалов для экспертизы, условия ее производства, и уровень компетенций эксперта, знание им современных методик экспертного исследования, его добросовестность.

Так, если при производстве почерковедческой экспертизы эксперт ограничился лишь исследованием общих признаков почерка (выработанность почерка, его размер, разгон, наклон, нажим, направление строк, общая сумма соединений и т. д.), а частные признаки (величина письменных знаков, особенности начертания отдельных деталей, связное или раздельное выполнение письменных знаков и т. д.) вообще не исследовал, то следователь, конечно же, вправе усомниться в правильности заключений эксперта и назначить повторную экспертизу.

Что же касается оценки тех сведений, которые содержатся в протоколах, удостоверяющих обстоятельства дела, то они также оцениваются с позиции их относимости к предмету уголовно-процессуального доказывания, доброкачественности и достоверности своего содержания, соблюдения процессуальной формы, процессуального режима включения их в сферу уголовно-процессуального доказывания.

Результатом оценки собранных и исследованных в ходе следственных действий доказательств, их совокупности является, как правило, принятие соответствующего процессуального решения. В основе одних процессуальных решений могут лежать вероятные знания об искомых (устанавливаемых) обстоятельствах уголовного дела, другие же должны основываться только на достоверных знаниях о них.

Так, в стадии предварительного расследования уголовных дел в отношении подозреваемых и обвиняемых довольно часто приходится прибегать к мерам уголовно-процессуального пресечения (подписка о невыезде и надлежащем поведении, залог, домашний арест, заключение под стражу и др.). Превентивная природа таких мер обусловливает возможность их использования при наличии доказательств, благодаря которым возникает основание подозревать обвиняемого (подозреваемого) в ненадлежащем поведении во время производства по уголовному делу предварительного расследования (ч. 1 ст. 97 УПК РФ).

На основе вероятных знаний могут быть приняты процессуальные решения о кратковременном задержании лица, подозреваемого в совершении преступления, а также о применении таких мер уголовно-процессуального принуждения, как временное отстранение обвиняемого от должности (ст. 114 УПК РФ), наложение ареста на имущество и ценные бумаги (ст. 175–176 УПК РФ). Но и при этом доказательства, на которых строятся такие предположительные суждения, сами по себе должны быть достоверными (приобрел авиационный билет, уволился с работы и т. д.).

Вероятные знания лежат и в основе производства любых следственных действий (обыск, выемка, освидетельствование, допросы). В результате их проведения доказательства могут быть обнаружены, интересующие следствие обстоятельства установлены, но всего этого может и не произойти. Но, как и в предыдущем случае, в основе принимаемых решений о проведении всех таких следственных действий должны лежать установленные следователем конкретные факты объективной действительности.

В то же время в основе многих процессуальных решений лица, расследующего уголовное дело, должны лежать достоверные знания об определенных фактах и обстоятельствах дела. Прежде всего это относится к решению следователя о привлечении определенного лица в качестве обвиняемого. В ст. 171 УПК РФ указывается на то, что такое может произойти лишь «при наличии достаточных доказательств, дающих основания для обвинения лица в совершении преступления». Законодатель не раскрывает содержания достаточности таких доказательств. Для формулирования первичного обвинения следователю необходимо располагать совокупностью достоверных доказательств, из которых складывается соответствующий состав преступления. Речь идет о том, что имеющаяся совокупность доказательств должна свидетельствовать, что расследуется действительно общественно опасное и противоправное деяние, совершенное точно установленным лицом. Если на квалификацию деяния по соответствующей уголовно-правовой норме влияют такие обстоятельства, как время, место и способ совершения преступления, его мотив и цель, вредные последствия содеянного, смягчающие и отягчающие вину обстоятельства, то следователь должен располагать достоверными и доброкачественными доказательствами и о них. Без всего этого формулировать первоначальное обвинение и привлекать определенного человека к уголовной ответственности в качестве обвиняемого следователь просто не имеет права.

При формулировании первоначального обвинения факты, входящие в конструктивные признаки данного конкретного состава преступления, должны быть достоверными. Следует решительно возразить против мнения процессуалистов, допускающих возможность привлечения к уголовной ответственности в качестве обвиняемого по вероятным фактам, чувству уверенности, предположительным суждениям о возможной причастности того или иного лица к совершению преступления[138].

Формулирование обвинения и предъявление его обвиняемому по приблизительным знаниям и по субъективной вере совершенно недопустимо. Внимательно исследуя собранные по делу обстоятельства, всесторонне и объективно оценивая их, следователь должен быть твердо убежден в том, что факты, образующие основание уголовной ответственности и содержание формулируемого им обвинения установлены в соответствии с действительностью, что принимаемое по ним решение единственно правильное, законное и обоснованное. Только при этом условии он вправе сформулировать по делу обвинение и привлечь человека к уголовной ответственности в качестве обвиняемого. Предъявление обвинения при наличии сомнений в совершении лицом преступления или при неполном доказательственном материале относительно существа состава преступления не может надлежащим образом обеспечить социальную справедливость и законность и оградить людей от необоснованных обвинений, и открывает путь к нарушениям закона.

Достоверные (точные) знания необходимы и для приостановления или прекращения производства по уголовному делу при наличии для этого указанных в ст. 208 и 212 УПК РФ оснований.

Принять решение об окончании предварительного расследования по уголовному делу и составлении обвинительного заключения следователь вправе лишь тогда, когда он приходит к выводу, что все необходимые по делу процессуальные действия проведены в точном соответствии с уголовно-процессуальным законодательством, все обстоятельства предмета доказывания установлены достоверно и полно, а совокупность собранных доказательств дает однозначный ответ на вопрос о виновности обвиняемого в совершении преступления.

Убеждение следователя и прокурора (его заместителя) в виновности обвиняемого в совершении преступления есть их субъективное мнение. Оно ни в коей мере не противоречит положению о том, что обвиняемый невиновен, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в порядке, предусмотренном Кодексом, и установлена вступившим в законную силу приговором суда (ч. 1 ст. 14 УПК РФ). Положение это получило наименование «презумпция невиновности», которая «вовсе не является выражением субъективного мнения того или другого субъекта уголовно-процессуальной деятельности, она является выраженным в законе объективным правовым положением»[139].

Презумпция невиновности не запрещает следователю формулировать обвинение, изобличать обвиняемого, доказывать его виновность. Она запрещает обращаться с обвиняемым как с преступником до тех пор, пока его вина не будет установлена вступившим в законную силу судебным приговором, в основе которого, конечно же, должны лежать только достоверные доказательства, дающие однозначный положительный ответ на вопрос о виновности лица (подсудимого) во вменяемом ему в вину преступлении. Обстоятельному рассмотрению этого, а также ряда других вопросов, связанных с особенностями уголовно-процессуального доказывания, в том числе и с оценкой доказательств в суде, посвящен следующий раздел.

Уголовно-процессуальное доказывание имеет место на всех судебных стадиях производства по уголовному делу. Производство по уголовному делу в суде первой инстанции включает в себя: а) действия судьи по поступившему в суд делу, сопровождаемые рассмотрением ряда вопросов, подлежащих выяснению при назначении судебного заседания, проводимым в случае возникшей к этому необходимости предварительным слушанием и принятием соответствующих процессуальных решений (ст. 237–239 УПК РФ); б) разрешение судьей или судом уголовного дела по существу (осуществление правосудия), завершаемое, как правило, постановлением судебного приговора (ст. 239–240 УПК РФ).

Задачи, которые предстоит разрешить судье по поступившему к нему уголовному делу, обусловливают и специфику осуществляемого уголовно-процессуального доказывания. Так, в частности, возможности судьи по собиранию, проверке и оценке доказательств на рассматриваемом этапе производства по делу весьма ограничены. Судье в большинстве случаев не приходится собирать доказательства в том объеме, в каком это делают органы расследования. Но он не связан объемом доказательственного материала, представленного органами расследования. При необходимости он может, например, истребовать дополнительные доказательства (документы и предметы, могущие установить необходимые по делу фактические данные).

Об этом же, в частности, могут ходатайствовать и представители стороны обвинения и защиты по уголовному делу. По ходатайству сторон в предварительном слушании уголовного дела «в качестве свидетелей могут быть допрошены любые лица, которым что-либо известно об обстоятельствах производства следственных действий или изъятия и приобщения к уголовному делу документов, за исключением лиц, обладающих свидетельским иммунитетом» (ч. 8 ст. 234 УПК РФ). Как видим, в отличие от УПК РСФСР 1960 г. УПК РФ 2001 г. допускает возможность производства в стадии назначения по уголовному делу судебного разбирательства такого следственного действия, как допрос. Правда, цель данного следственного действия специфическая, а именно, возможность получения сведений (доказательственной информации) «об обстоятельствах производства следственных действий или изъятия и приобщения к уголовному делу документов». Необходимость в таком следственном действии возникает, надо полагать, тогда, когда возникает сомнение в доброкачественности определенных, уже имеющихся в уголовном деле доказательств. Результатом может стать признание этих доказательств по признакам ст. 75 УПК РФ недопустимыми и в силу этого подлежащими исключению из числа имеющихся в деле (ст. 235 УПК РФ). Следственных же действий, направленных на получение новых доказательств (например, допросы свидетелей – очевидцев преступления, осмотры и др.), в названной стадии уголовного процесса не проводится.

Осуществляемая судьей проверка доказательств имеет своей целью только установление обоснованности обвинения собранными по делу материалами. Что касается оценки доказательств, то она здесь осуществляется в полном объеме при принятии решения о прекращении дела, о направлении дела по подсудности, о приостановлении производства по делу. Доказательства оцениваются судьей и с позиции их относимости к подлежащим установлению по делу обстоятельствам и допустимости источников, из которых судьи получают сведения о фактах.

Наш вывод основывается, в частности, на возможности судьи исключать по ходатайству сторон любые из имеющихся в уголовном деле доказательства. При этом исключенное судом доказательство «теряет юридическую силу и не может быть положено в основу приговора или иного судебного решения, а также исследоваться и использоваться в ходе судебного разбирательства» (ч. 5 ст. 235 УПК РФ).

Вместе с тем на данном этапе производства по делу судья не имеет права оценивать доказательства с точки зрения их достоверности. Иначе это означало бы предрешение судьей вопроса о виновности подсудимого в преступлении. Последнее же должно быть установлено только в результате проведенного судьей единолично или судом коллегиально судебного разбирательства. Сказанное не распространяется, на наш взгляд, на случаи принятия судьей решения о прекращении уголовного дела. Вынося постановление об этом, судья так или иначе дает ответ на главный (основной) вопрос всего уголовно-процессуального доказывания – о виновности или невиновности обвиняемого. Заметим при этом, что вопрос о достоверности доказательств при прекращении дела судьей может быть решен при одновременном наличии следующих условий: содержание доказательств очевидно и непротиворечиво; вывод о достоверности доказательств вытекает из имеющихся в деле материалов (показаний, протоколов, предметов, документов).

Судья по поступившему к нему делу решает вопрос о достаточности имеющихся доказательств для рассмотрения дела в судебном заседании. Содержание достаточности доказательств связано с результатом дознания по делу. Судья оценивает достаточность доказательств с учетом места данного решения среди других принимаемых им решений, круга обстоятельств, составляющих предмет уголовно-процессуального доказывания, и степени доказанности данных обстоятельств. Только тогда, когда в ходе оценки имеющейся по делу совокупности доказательств судья придет к выводу о их достаточности для решения вопроса о виновности обвиняемого в инкриминируемом преступлении, он выносит постановление о назначении дела к слушанию (положительно должны быть решены и другие вопросы из числа перечисленных в ст. 228 УПК РФ).

Рассмотрение уголовного дела в суде имеет исключительно важное значение в достижении задач уголовного процесса. Именно здесь судом или судьей осуществляется правосудие (ст. 118 Конституции РФ). Осуществление правосудия определяет все содержание деятельности суда (судьи) в этой стадии уголовного процесса, в том числе и уголовно-процессуального доказывания, которое здесь представлено в полном объеме.

Суд или судья в судебном разбирательстве по своей инициативе или по ходатайству участников судебного разбирательства вправе собирать доказательства и с этой целью вызывать в судебное заседание новых свидетелей; назначать экспертизу; истребовать документы, приобщать к уголовному делу представленные участниками судебного разбирательства документы и предметы, могущие выступать в суде в качестве вещественных доказательств; предъявлять для опознания отдельных лиц и предметы; проводить осмотр предметов и документов, местности и помещения, освидетельствование, следственный эксперимент (ст. 275–291 УПК РФ).

Собранные при этом доказательства подвергаются судом (судьей) тщательному исследованию. Полученные и исследованные (проверенные) судом (судьей) доказательства могут привести его к версии, отличающейся от следственной, что может вызвать необходимость отложения и приостановления судебного разбирательства (ст. 253 УПК РФ), принятия решения о прекращении уголовного дела (ст. 254 УПК РФ) и т. д.

Но в рассматриваемой стадии уголовного процесса основное внимание уделяется, как правило, проверке и оценке доказательств и их источников, собранных органами предварительного расследования. Это обусловлено предметом судебного разбирательства. Согласно ч. 1 ст. 252 УПК РФ «судебное разбирательство проводится только в отношении обвиняемого и лишь по предъявленному ему обвинению».

Объясняется это тем, что суд основывает приговор лишь на тех доказательствах, которые были рассмотрены в судебном заседании. Только эти доказательства являются объектом оценки суда (судьи) и участников судебного разбирательства. Именно в результате оценки доказательств суд (судья) отвечает на главный (основной) вопрос всего уголовного процесса – виновен или не виновен подсудимый.

Производимую судом (судьей) оценку доказательств нельзя сводить только к завершающей оценке, что должно происходить в совещательной комнате. Суд (судья) уже при исследовании обстоятельств обязан проверить правильность и обоснованность выводов, сделанных на более ранних стадиях уголовного процесса, соответствие оценки доказательств предварительного следствия объективным обстоятельствам преступления и требованиям закона.

Суд (судья) не связан с оценкой доказательств, которая была дана на предварительном следствии, а осуществляет ее самостоятельно. Оценка доказательств производится в течение всего судебного следствия. В ходе судебного следствия судом выясняется ценность, значимость доказательств. Судьи не пассивно выслушивают показания свидетелей, обвиняемых, заключения экспертов, ожидая момента удаления в совещательную комнату для оценки доказательства и постановления приговора, а наоборот, активно исследуют каждое доказательство по делу, сопоставляя с фактически имеющимися в деле или истребуя новые доказательства.

В ходе судебного следствия оценка доказательств ведется каждым судьей в отдельности. Активно участвуя в судебном следствии, судьи уже в ходе судебного заседания составляют определенное мнение о достоверности, о других ценностных свойствах каждого из исследуемых доказательств. Однако оценка доказательств в процессе судебного следствия является предварительной. Окончательную оценку достоверности, значимости каждого доказательства суд (судья) может дать только на основе оценки доказательств в их совокупности. Суд (судья) должен тщательно исследовать все доказательства по делу, как изобличающие, так и оправдывающие подсудимого. Неисследование какого-либо доказательства, имеющего существенное значение для выяснения искомых фактов, является нарушением принципа оценки доказательств в их совокупности.

Оценка доказательств в их совокупности играет важную роль в формировании судейского убеждения по делу. Внутреннее убеждение судей не складывается само собой, оно вырабатывается в результате внимательного изучения и тщательной проверки всех материалов дела.

В процессе оценки доказательств в судебном заседании у судей появляются определенные суждения относительно фактов, подлежащих установлению по делу. Но эти суждения не являются окончательными, так как они неоднократно могут изменяться под влиянием других доказательств. Одни из них могут подтверждать ранее сформировавшиеся суждения об обстоятельствах уголовного дела, другие – ставить их под сомнение, третьи – вовсе отрицать.

Эти доказательства влияют на внутреннее убеждение судьи, заставляя его вновь и вновь проверять сделанные ранее выводы.

Процесс формирования у судьи внутреннего убеждения непрерывен, имеет место во всех частях судебного разбирательства, во время судебного следствия, выслушивания речей в судебных прениях, последнего слова подсудимого.

Правильному формированию судейского убеждения во многом способствуют процессуальные правила, регулирующие порядок работы судей в совещательной комнате при оценке доказательств и гарантирующие формирование внутреннего судейского убеждения. Работа судей в совещательной комнате проходит в последовательности, установленной ст. 301 УПК РФ. Совершенно недопустимо обсуждение вопроса о вине и наказании до вопросов, относящихся к доказанности события преступления. Порядок обсуждения вопросов, установленный законом, гарантирует всестороннее обсуждение всех доказательств и достижение твердого убеждения относительно фактов, подлежащих установлению по делу. Порядок совещания судей происходит в форме постановки председательствующим на решение суда вопросов и получения на них утвердительных или отрицательных ответов. Целью совещания судей является выработка на основе тщательного исследования доказательств единого мнения по делу.

Судьи приходят в совещательную комнату, уже имея определенное убеждение об обстоятельствах уголовного дела. Но в приговоре должно найти отражение не убеждение каждого судьи в отдельности, а их общее мнение по делу. Коллективное убеждение судей формируется путем общения судей между собой. При этом они влияют друг на друга, обмениваются мнениями, убеждают друг друга в правильности своего решения.

В процессе совещания должны быть проанализированы и подвергнуты обсуждению все без исключения имеющиеся доказательства, как за, так и против. Если в процессе совещания судей окажется невыясненным какое-либо обстоятельство уголовного дела, то суд может, не постановляя приговора, возобновить судебное следствие. Это положение является существенной гарантией обоснованности внутреннего судейского убеждения. Суд в данном случае не может заменить невыясненное обстоятельство своими предположениями, а обязан исследовать в судебном заседании дополнительные доказательства.

В соответствии со ст. 30 УПК РФ уголовные дела в суде первой инстанции могут рассматриваться мировым судьей, судьей федерального суда единолично, коллегиально в составе трех профессиональных судей и судом присяжных (судья и 12 присяжных заседателей).

В процессе формирования внутреннего убеждения судей особая роль принадлежит председательствующему в судебном заседании судье. Обычно это самый опытный в профессиональном отношении судья. При обсуждении вопросов, подлежащих разрешению в приговоре, от председательствующего требуется особый такт и строгое выполнение требований закона как в отношении очередности постановки на обсуждение перед судьями вопросов, так и в отношении порядка совещания судей. Отступление от этих требований может привести к тому, что вследствие высокого авторитета председательствующего приговор суда будет выражать лишь его мнение. В тех случаях, когда в соответствии со ст. 30 УПК РФ правосудие осуществляется мировым судьей или судьей федерального суда единолично, такой судья несет полную личную ответственность за постановление законного, обоснованного и справедливого судебного приговора.

Если уголовное дело рассматривается в составе судьи федерального суда и коллегии из 12 присяжных заседателей, то профессиональный судья руководит ходом следствия, проводимого в порядке ст. 335 УПК РФ (выслушивание заявлений государственного обвинителя и защитника, установление порядка исследования доказательств, формулировка вопросов допрашиваемым, исключение из уголовного дела доказательств как по собственной инициативе, так и по ходатайству сторон, разрешения в отсутствии присяжных заседателей вопроса о недопустимости доказательств). В соответствии со ст. 336 УПК РФ во время прений сторон судья должен следить за тем, чтобы содержание речей его участников находилось лишь в пределах вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями, и чтобы при этом стороны не ссылались в обоснование своей позиции на доказательства, которые в установленном порядке признаны недопустимыми или не исследовались в судебном заседании. При отступлении от этого судья, согласно ч. 3 ст. 336 УПК РФ, «прерывает такие выступления и разъясняет присяжным заседателям, что они не должны учитывать данные обстоятельства при вынесении вердикта».

С учетом результатов судебного следствия и прений сторон судья формулирует в письменном виде вопросы, подлежащие разрешению присяжными заседателями, зачитывает их и передает сторонам. В отсутствие присяжных заседателей судья с участием сторон обсуждает формулировку вопросов и с учетом замечаний и предложений сторон в совещательной комнате окончательно формулирует вопросы, подлежащие разрешению присяжными заседателями, и вносит их в вопросный лист, который и подписывает (ст. 338 УПК РФ). Вопросный лист содержит в себе три основных вопроса: «1) доказано ли, что деяние имело место; 2) доказано ли, что это деяние совершил подсудимый; 3) виновен ли подсудимый в совершении этого деяния» (ч. 1 ст. 339 УПК РФ). Кроме этого, могут быть постановлены и частные вопросы об обстоятельствах, которые увеличивают или уменьшают степень виновности либо изменяют ее характер, влекут за собой освобождение подсудимого, а также другие из числа указанных в ч. 3 и 4 ст. 339 УПК РФ вопросы. Вопросы ставятся в понятных присяжным заседателям формулировках.

Огромное значение при рассмотрении дела судьей с участием присяжных заседателей (в суде присяжных) имеет напутственное слово председательствующего, с которым он обращается к присяжным заседателям перед удалением их в совещательную комнату для вынесения вердикта. В напутственном слове председательствующий: «1) приводит содержание обвинения; 2) сообщает содержание уголовного закона, предусматривающего ответственность за совершение деяния, в котором обвиняется подсудимый; 3) напоминает об исследованных в суде доказательствах, как уличающих подсудимого, так и оправдывающих его, не выражая при этом своего отношения к этим доказательствам и не делая выводы из них; 4) излагает позиции государственного обвинения и защиты; 5) разъясняет присяжным основные правила оценки доказательств в их совокупности; сущность принципа презумпции невиновности, положение о толковании неустранимых сомнений в пользу подсудимого; положение о том, что их вердикт может быть основан лишь на тех доказательствах, которые непосредственно исследованы в судебном заседании, никакие доказательства для них не имеют заранее установленной силы, их выводы не могут основываться на предположениях, а также на доказательствах, признанных судом недопустимыми; 6) обращает внимание коллегии присяжных заседателей на то, что отказ подсудимого от дачи показаний или его молчание в суде не имеют юридического значения и не могут быть истолкованы как свидетельство виновности подсудимого; 7) разъясняет порядок совещания присяжных заседателей, подготовки ответов на поставленные вопросы, голосования по ответам и вынесения вердикта» (ч. 3 ст. 340 УПК РФ).

Председательствующий завершает свое напутственное слово напоминанием присяжным заседателям содержания данной ими присяги и обращает их внимание на то, что в случае вынесения обвинительного вердикта они могут признать подсудимого заслуживающим снисхождения» (ч. 4 ст. 340 УПК РФ).

Такое обширное цитирование содержания статьи УПК РФ объясняется необходимостью показа важности роли профессионального судьи в суде присяжных. Потому что именно он несет основную ответственность за правильную оценку всего, что произошло в судебном заседании, исследованных при этом доказательств, за то, чтобы присяжные заседатели сумели правильно разобраться в обстоятельствах рассматриваемого уголовного дела, в существе обвинения, положенных в его основу доказательствах, правильно оценили эти доказательства, а также последствия преступного деяния, личность подсудимого, причины и условия, способствовавшие совершению преступления, и другие обстоятельства предмета уголовно-процессуального доказывания и вынесли законный, обоснованный и справедливый вердикт.

Вынесением и провозглашением вердикта присяжных заседателей деятельность по исследованию и оценке доказательств не завершается, судебное разбирательство продолжается с участием сторон. Его порядок определен ст. 347–353 УПК РФ. При вынесении присяжными заседателями оправдательного вердикта исследуются и обсуждаются лишь вопросы, связанные с разрешением гражданского иска, распределением судебных издержек, судьбы вещественных доказательств. В случае вынесения обвинительного вердикта исследуются обстоятельства, связанные с квалификацией содеянного, назначением подсудимому меры уголовного наказания, удовлетворением гражданского иска и другими вопросами, разрешаемыми судом при постановлении обвинительного приговора. По окончании исследования указанных обстоятельств выслушиваются прения сторон, предоставляется подсудимому последнее слово, после чего судья удаляется для вынесения решения по уголовному делу.

В силу ст. 348 УПК РФ оправдательный вердикт коллегии присяжных заседателей обязателен для председательствующего и влечет за собой постановление им оправдательного приговора. Что касается обвинительного вердикта коллегии присяжных заседателей, то он «не препятствует постановлению оправдательного приговора, если председательствующий признает, что деяние подсудимого не содержит признаков преступления» (ч. 4 ст. 348 УПК РФ). Согласно ч. 5 этой статьи «если председательствующий признает, что обвинительный вердикт вынесен в отношении невиновного и имеются достаточные основания для постановления оправдательного приговора ввиду того, что не установлено событие преступления либо не доказано участие подсудимого в совершении преступления, то он выносит постановление о роспуске коллегии присяжных заседателей и направлении уголовного дела на рассмотрение иным составом суда со стадии предварительного слушания». Такое постановление судьи обжалованию в кассационном порядке не подлежит.

То есть при всей значимости обвинительного вердикта присяжных заседателей оценка исследованных в судебном заседании доказательств председательствующим – профессиональным судьей является решающим фактором при осуществлении правосудия. Иного и не должно быть.

В достижении объективной истины по уголовному делу, а также формировании правильного внутреннего убеждения судей большое значение имеет процессуальная деятельность отдельных участников судебного разбирательства, в том числе прокуроров, защитников, потерпевших, самих подсудимых.

Прокурор в судебном разбирательстве является государственным обвинителем и обязан своим активным участием в его ходе способствовать вынесению законного, обоснованного и справедливого приговора. Для этого закон предоставляет ему широкие процессуальные права: заявлять ходатайства, участвовать в исследовании доказательств, излагать суду свое мнение по существу обвинения, а также по другим вопросам, возникающим в ходе судебного разбирательства, высказывать суду предложения о применении уголовного закона и назначении подсудимому наказания (ч. 5 ст. 246 УПК РФ).

В судебном заседании, в отличие от предварительного следствия, прокурор непосредственно участвует в исследовании доказательств. Он выслушивает показания свидетелей, эксперта, потерпевших, обвиняемых, осматривает вещественные доказательства, выявляет факты, которые, по его мнению, имеют значение по делу.

На основе всестороннего исследования собранных по делу доказательств, проведенного в судебном следствии, прокурор формулирует свои выводы в обвинительной речи, с которой выступает в судебных прениях.

В судебном заседании прокурор вправе заявлять ходатайства об истребовании новых доказательств, а также представлять доказательства, имеющиеся в его распоряжении. Если ходатайство об истребовании дополнительных доказательств заявлено другими участниками процесса, прокурор обязан высказать свое мнение по поводу этого ходатайства.

При исследовании доказательств и их оценке в судебном заседании прокурор руководствуется требованиями полноты, всесторонности и объективности. Прокурор приходит в суд убежденным в виновности обвиняемого для поддержания обвинения. Основой для этого убеждения служат материалы предварительного следствия. Однако в судебном заседании, где исследование доказательств протекает совершенно в иных процессуальных условиях, прокурор может изменить свое мнение по делу. Если в результате судебного разбирательства прокурор придет к убеждению, что данные судебного следствия не подтверждают предъявленного обвинения, он обязан отказаться от обвинения, изложив суду мотивы отказа.

Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части (ч. 7 ст. 246 УПК РФ).

Процессуальное положение защитника в судебном разбирательстве обусловлено его предназначением защищать права и интересы подсудимого и оказывать ему юридическую помощь при производстве по уголовному делу (ч. 1. ст. 49 УПК РФ) и полномочиями, используя которые защитник может успешно выполнять свое предназначение (ст. 53 УПК РФ).

Закон обязывает защитника участвовать в уголовно-процессуальном доказывании и производить в пределах данных ему прав действия, направленные на собирание и представление доказательств в пользу его подзащитного, а также на участие в исследовании и оценке доказательств. В судебных прениях защитник приводит суду в зависимости от конкретных обстоятельств дела доводы в оправдание подсудимого или смягчение его ответственности, а также соображения по поводу применения уголовного закона и меры наказания в отношении подсудимого. Именно этими рамками ограничены обязанности защитника по участию в уголовно-процессуальном доказывании, в том числе и в осуществляемой в судебном разбирательстве оценке доказательств.

Несмотря на то, что прокурор и защитник участвуют в деятельности по осуществлению различных уголовно-процессуальных функций, они пользуются равными процессуальными правами. Прокурор и защитник, выступая в процессе, дают оценку доказательствам, высказывают свои выводы по делу в судебных прениях. Имея перед собой весь доказательственный материал, добытый и проверенный на судебном следствии, они могут во всей полноте дать анализ как каждого доказательства в отдельности, так и их совокупности, определить свое отношение по поводу свойств доказательств как каждого в отдельности, так и вместе взятых, устанавливая по делу объективную истину.

Прокурор и защитник, давая оценку доказательствам по делу, руководствуются теми же принципами и привилегиями, что и суд. Разница в оценке доказательств, производимой судом (судьей), с одной стороны, прокурором и защитником – с другой, состоит в характере и значении для дела конечных выводов. Суду (судье), разбирающему уголовное дело, принадлежит право на окончательную оценку доказательств, производимую им в совещательной комнате, и вынесение на основании этого судебного приговора. Оценка доказательств, даваемая прокурором и защитником, не является решающей, а носит вспомогательный характер. Прокурор и защитник высказываются по поводу ценности и значения каждого рассмотренного во время судебного следствия доказательства для дела и на основе их совокупности формулируют выводы.

Несмотря на разность занимаемого процессуального положения, оценка доказательств, производимая прокурором и защитником, имеет много общих моментов. К ним, прежде всего, следует отнести единство их исходных позиций. Закон ставит перед прокурором и защитником задачу правильного исследования материалов уголовного дела и обязывает их соответственно своему процессуальному положению решительно бороться с нарушением закона, ущемлением прав и законных интересов граждан. Общими в исследовании доказательств прокурором и защитником являются и принципы оценки доказательств. Тесная связь внутреннего убеждения и совести прокурора и защитника выражается в том внимании, которое прокурор и защитник уделяют выяснению особенностей совершенного преступления; социальной обстановки, в которой преступление было совершено; связи данного преступления с условиями, его породившими, заинтересованностью в их устранении. Это единство способствует правильной оценке доказательств и прокурором, и защитником действий подсудимого с точки зрения действующего закона, сложившихся правил общежития, нравственных норм.

Доказательства оценивают и другие участники судебного разбирательства, в том числе подсудимые, потерпевшие, гражданские истцы, гражданские ответчики, их представители. Закон устанавливает процессуальные формы деятельности и определяет правовое положение этих лиц. Исходя из этого, они как равноправные участники процесса вправе оценивать доказательства по своему внутреннему убеждению, и никаких ограничений при оценке доказательств закон для них не предусматривает.

Есть мнение, что такие участники процесса не могут быть субъектами оценки доказательств[140]. В качестве аргумента приводится положение о том, что оценка доказательств, произведенная указанными лицами, не имеет для суда обязательной силы. Да, такая оценка не порождает правовых последствий непосредственно для подсудимого, а имеет для суда лишь вспомогательный характер. Однако все эти лица в процессе судебного разбирательства уголовного дела, в его подготовительной части, в ходе судебного следствия и судебных прений имеют право заявлять различные ходатайства об истребовании судом дополнительных доказательств, о назначении новых и повторных экспертиз, о вызове и допросе дополнительных свидетелей, экспертов и специалистов, истребовании вещественных доказательств, о приобщении к делу различных документов и т. д. Если оценку доказательств, ее сущность мы рассматриваем как двуединый процесс, тогда процессуальные действия подсудимого, потерпевшего, их законных представителей, гражданского истца и гражданского ответчика, других лиц как раз и следует рассматривать как проявление их оценочных актов мысли «вовне», в совершаемых ими конкретных процессуальных действиях, возбуждаемых ходатайствах. Эти действия указанных субъектов нашли отражение и в правовых нормах. Закон обязывает суд (судью) немедленно разрешать каждое заявленное ходатайство. Другое дело, что суд может как удовлетворить, так и отклонить заявленное ходатайство. Причем отказ суда (судьи) в ходатайстве не ограничивает права лица, которому отказано в ходатайстве, заявлять его в дальнейшем в зависимости от хода судебного разбирательства.

Следовательно, есть все основания считать указанных участников судебного разбирательства уголовного дела полноправными субъектами оценки доказательств.

Анализируя и оценивая доказательства, эти лица своей деятельностью способствуют всестороннему и полному исследованию доказательств и установлению объективной истины по уголовному делу, оказывают существенное влияние на формирование правильного убеждения судей. Внутреннее судейское убеждение складывается в процессе общения как между самими судьями, призванными разрешать уголовное дело по существу, так и с другими участниками судебного разбирательства, учитывая их мнение по поводу доказательств, на которых построено обвинение. Результаты судейского убеждения получают отражение в постановляемом судьями судебном приговоре, который должен быть законным, обоснованным и справедливым.

УПК РФ 2001 г. впервые в России вводит так называемый институт «судебной сделки» (иной вариант наименования – «сделка о признании»). В соответствии с ч. 1 ст. 314 УПК РФ «обвиняемый вправе при наличии согласия государственного или частного обвинителя и потерпевшего заявить о согласии с предъявляемым ему обвинением и ходатайствовать о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства по уголовным делам о преступлениях, наказание за которые, предусмотренное Уголовным кодексом РФ, не превышает пяти лет лишения свободы».

Судебное заседание, проводимое с обязательным участием подсудимого и защитника, сводится к тому, что судья удостоверяется в том, что «1) обвиняемый осознает характер и последствия заявленного ходатайства; 2) ходатайство было заявлено добровольно и после проведения консультаций с защитником» (ч. 2 ст. 314 УПК РФ).

Все уголовно-процессуальное доказывание сводится к проверке обоснованности обвинения собранными по уголовному делу доказательствами (ч. 2 ст. 316 УПК РФ). Никаких действий по собиранию доказательств и их исследованию законодатель и не предусматривает. Оценка доказательств сведена до минимума: оцениваются те доказательства, что уже имеются по делу. Результатом такого заседания является постановление судьей обвинительного приговора с назначением подсудимому наказания, «которое не может превышать две трети максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление» (ч. 2 ст. 316 УПК РФ). Никаких сложностей в таком порядке нет. Государственный обвинитель в лице прокурора вряд ли станет возражать против того, чтобы кто-то признался в совершении преступления, ибо на нем как на органе уголовного преследования лежит ответственность за раскрываемость преступлений (признается кто-то в преступлении – преступление раскрыто); получить согласие потерпевшего (частного обвинителя) нетрудно; с защитником же заключено соглашение о защите подсудимого, ему лишь надо проконсультировать подзащитного. Что касается объективной истины по каждому уголовному делу, то устанавливать ее, по мнению законодателя, совершенно не обязательно. Вот уж поистине – был бы человек, а статья найдется! Достаточно, например, члену преступной группы по указанию главаря признаться в преступлении, которого он и не думал совершать, как этого окажется вполне достаточно для его осуждения. И при чем здесь такая «химера», такие тонкости, заложенные самим же законодателем в ч. 2 ст. 77 УПК РФ 2001 г., как то, что «признание обвиняемым свой вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств»?!

Понятны трудности, связанные с состоянием преступности в современной России, с раскрываемостью зарегистрированных преступлений (соотношение официальной и латентной преступности можно наглядно проиллюстрировать на примере айсберга, у которого надводная часть составляет лишь одну треть, а подводная, как правило, не менее двух третей). Понятно и то, что сложившееся в стране экономическое положение не позволяет существенно увеличить штатную численность сотрудников правоохранительных органов и судейского корпуса, вынужденных работать по принципу производственного конвейера. Но государство, провозгласившее себя правовым (ст. 1 Конституции РФ), не имеет права капитулировать перед преступностью, предавать забвению принцип неотвратимости ответственности за каждое преступление. Оговорка закона о том, что рассматриваемый порядок распространяется лишь на случаи обвинения в преступлениях, наказуемых не свыше пяти лет лишения свободы, т. е. относимых в соответствии со ст. 15 УК РФ к категориям преступлений небольшой и средней тяжести, не согласуется, как уже отмечалось, ни с принципом неотвратимости ответственности за каждое преступление, ни с существующим тяжелым положением дел борьбы с преступностью. Но она не согласуется и с защитой, охраной прав человека и гражданина и соответствующими конституционными положениями о том, что не только жизнь, но и достоинство личности гражданина, его свобода и личная неприкосновенность, честь и доброе имя, его частная собственность и другие блага охраняются законом (ст. 20–35 Конституции РФ). Объектами же преступных посягательств чаще всего являются именно эти блага человека и гражданина. Общий удельный вес преступлений небольшой и средней тяжести составляет по России свыше 60 %, а в отдельных регионах доходит и до 70 %. Среди них преобладают преступления против собственности, т. е. то, что во многом и определяет жизнь человека. Рассматриваемый институт, вероятно, оправдывает себя в странах с высоким уровнем жизни (в США, например). Возможно, в будущем и в России это окажется вполне приемлемым (определяют это не только экономика и высокий уровень жизни, но и подготовленность самих граждан к жизни в таких условиях). В настоящее же время, коль скоро такой порядок осуществления правосудия по уголовным делам (правосудие ли это?) установлен законодателем (ст. 314–317 УПК РФ), необходимо применять его с большой осторожностью, тем более что в судебной практике он еще должным образом не апробирован. По нашему мнению, исследование доказательств и при таких условиях должно иметь место, хотя бы в пределах допросов подсудимого и потерпевшего, как это, в частности, предусмотрено ч. 3 ст. 363 УПК Республики Казахстан. Должны быть и судебные прения с выступлениями представителей сторон обвинения и защиты. Их отсутствие тоже в определенной степени есть отступление от конституционного принципа состязательности и равенства сторон в судопроизводстве (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ).

Законодатель не запрещает проведения в таких случаях судебного разбирательства. Если суд устанавливает, что предусмотренные законом условия, при которых возможно постановление приговора без проведения судебного разбирательства, не соблюдены (оценка доказательств, лежащих в основе такого вывода все же, как видим, имеет место), то «он принимает решение о назначении судебного разбирательства в общем порядке» (ч. 3 ст. 314 УПК РФ). Определенные сомнения законодателя в «жизненности» в нашей стране рассматриваемого института просматриваются и в запрете обжалования постановленного в результате такого производства приговора в апелляционном и кассационном порядке ввиду установленного несоответствия выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела (ст. 317 УПК РФ). Неясно только, как такой запрет согласуется с тем, что в силу ч. 1 ст. 46 Конституции РФ «каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод».

Данное конституционное положение и лежит в основе пересмотра приговора любого суда в апелляционном, кассационном, надзорном порядке и в порядке возобновления уголовных дел по вновь открывшимся обстоятельствам.

Предметом производства в суде апелляционной инстанции в силу ст. 361 УПК РФ является законность, обоснованность и справедливость приговора мирового судьи, на который принесены жалоба или представление. Порядок апелляционного производства регламентируется ст. 363–372 УПК РФ. В нем уголовно-процессуальное доказывание имеет место по сути своей в таком же порядке и объеме, что и при рассмотрении уголовного дела судом первой инстанции.

В стадиях кассационного и надзорного производства в соответствии с их задачами также производятся преимущественно проверка и оценка доказательств и их источников. Но может иметь место и такой элемент уголовно-процессуального доказывания, как собирание доказательств. Суд, в частности, в этих стадиях процесса может истребовать или принять от прокурора, осужденного, его защитника, других участников уголовного процесса новые материалы, если они могут иметь значение для решения вопроса об отмене или изменении приговора. Необходимо включить в уголовно-процессуальное законодательство нормы, которые бы предусматривали и право судов кассационной и надзорной инстанций истребовать новые материалы и право лица, опротестовавшего судебное решение, и участников процесса представить в суд надзорной инстанции такие материалы.

При этом дополнительные материалы могут лишь истребоваться или получаться соответствующими судебными органами. Законодатель отчасти реализовал данное предложение. Согласно ч. 5 ст. 377 УПК РФ «в подтверждение или опровержение доводов, приведенных в кассационной жалобе и (или) представлении, стороны вправе представить в суд кассационной инстанции дополнительные материалы»; причем лицо, представляющее суду такие материалы, в силу ч. 6 данной статьи «обязано указать, каким путем они получены и в связи с чем возникла необходимость их представления». Запрещается получать дополнительные материалы путем производства следственных действий.

Дополнительные материалы, как это видно из содержания п. 3 ч. 2 ст. 404 УПК РФ, могут быть представлены и в суд надзорной инстанции в подтверждение доводов, изложенных заявителем в надзорных жалобах или представлениях. Поскольку при рассмотрении дела в кассационном и надзорном порядке суд проверяет законность и обоснованность приговора по имеющимся в деле и дополнительно представленным материалам, то объектом проверки и оценки при этом являются и старые, и новые доказательства и их источники.

В результате оценки доказательств суды кассационной и надзорной инстанций приходят к определенному выводу об обоснованности или необоснованности приговора. Своеобразие этой оценки доказательств по сравнению с оценкой доказательств в суде первой инстанции заключается в том, что ни кассационная, ни надзорная инстанции не могут устанавливать новые факты, неустановленные или отвергнутые судом первой инстанции, а могут лишь признать, что приговор правильно или неправильно установил их. Другая особенность оценки доказательств в судах кассационной и надзорной инстанций заключается в том, что, отменяя приговор и направляя дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, они не могут указывать последнему, как он должен оценить доказательства при повторном рассмотрении дела, не могут предрешать новый приговор суда первой инстанции.

Основаниями для отмены или изменения приговора для судов кассационной инстанции, согласно ст. 379 УПК РФ, являются: 1) несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела, установленным судом первой или апелляционной инстанций; 2) нарушение уголовно-процессуального закона; 3) неправильное применение уголовного закона; 4) несправедливость приговора.

Закон в ст. 380 УПК РФ не дает определения такого основания для отмены или изменения приговора, как несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела, а ограничивается лишь перечислением его разновидностей.

К ним относятся случаи, когда: «1) выводы суда не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании; 2) суд не учел обстоятельства, которые могли существенно повлиять на выводы суда; 3) при наличии противоречивых доказательств, имеющих существенное значение для выводов суда, в приговоре не указано, по каким основаниям суд принял одни из этих доказательств и отверг другие; 4) выводы суда, изложенные в приговоре, содержат существенные противоречия, которые повлияли или могли повлиять на решение вопроса о виновности или невиновности осужденного или оправданного, на правильность применения уголовного закона или определение меры наказания».

Их анализ позволяет сделать вывод о том, что данное основание связано с недостатками в оценке доказательств, вызванными, в частности, нарушением связей между элементами мыслительного процесса.

Правильной оценке мешает наличие противоречивых доказательств, неправильное установление доброкачественности доказательств. При этом перечисленные в ст. 380 УПК РФ обстоятельства должны признаваться существенными и повлечь отмену или изменение приговора только тогда, когда несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела повлияло или могло повлиять на решение вопроса о виновности или невиновности подсудимого, на правильность применения уголовного закона или на определение меры наказания.

Нарушение уголовно-процессуального закона как основание для отмены или изменения приговора во многом рассчитано на случаи нарушения формы судопроизводства, значение которой в том, что она «гарантирует осуществление прав всеми участниками процесса и полное, всестороннее расследование уголовных дел, правильное их разрешение». Законодателем такими процессуальными нарушениями признаются те, которые путем лишения или стеснения гарантированных законом прав сторон при рассмотрении дела или иным путем помешали суду всесторонне разобрать дело и повлияли или могли повлиять на постановление законного и обоснованного приговора (ч. 1 ст. 381 УПК РФ). Анализ данной нормы закона приводит к выводу, что критерием отграничения нарушения указанных в ч. 2 ст. 381 УПК РФ норм судопроизводства от тех, которые не влекут отмену или изменение приговора, является их влияние на правильность приговора. Если, например, дело рассмотрено в суде в отсутствие потерпевшего, который не был извещен о дне слушания дела, то налицо нарушение уголовно-процессуального закона, связанное со стеснением прав участника уголовного процесса. В ч. 2 ст. 381 УПК РФ перечисляются безусловные основания для отмены приговора суда ввиду допущенных им нарушений уголовно-процессуального закона. Для этого вышестоящему суду достаточно констатировать наличие одного из них. Такими основаниями являются: «1) непрекращение уголовного дела судом при наличии оснований, предусмотренных ст. 254 настоящего Кодекса; 2) постановление приговора незаконным составом коллегии присяжных заседателей; 3) рассмотрение уголовного дела в отсутствие подсудимого, за исключением случаев, предусмотренных частями четвертой и пятой статьи 247 настоящего Кодекса; (Пункт в ред. Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 53-ФЗ.) 4) рассмотрение уголовного дела без участия защитника, когда его участие является обязательным в соответствии с настоящим Кодексом, или с иным нарушением права обвиняемого пользоваться помощью защитника; 5) нарушение права подсудимого пользоваться языком, которым он владеет, и помощью переводчика; 6) непредоставление подсудимому права участия в прениях сторон; 7) непредоставление подсудимому последнего слова; 8) нарушение тайны совещания коллегии присяжных заседателей при вынесении вердикта или тайны совещания судей при постановлении приговора; 9) обоснование приговора доказательствами, признанными судом недопустимыми; 10) отсутствие подписи судьи или одного из судей, если уголовное дело рассматривалось судом коллегиально, на соответствующем судебном решении; 11) отсутствие протокола судебного заседания».

Конец ознакомительного фрагмента.