Диссимуляция души
Андрей Анисов
Куар всю ночь пролежал на кровати, не сомкнув глаз.
Какой путь выберет для него Консорциум? Медицина? Не хотелось бы. Может, Технология?
День рождения… восемнадцать лет.
Куару отчётливо врезался в память момент, как мама в первый раз привела его к бесконечно высокому зданию общежития. Ему было всего три года.
– Ну вот, Куар, теперь ты будешь здесь жить. – Мама расправляет его светлые кудряшки.
Она присаживается. С мамой что-то не так: из её глаз льётся вода. «Ма…» – хочет сказать ей мальчик, но не успевает – она сжимает его в объятиях.
Подходит папа.
– Сынок, помни: как бы ни складывалась твоя жизнь, главное – не запирай душу в тёмном чулане.
– И как зовут это чудное создание? – спрашивает старушка в треугольных очках.
– Меня зовут Куар! – раздаётся звонкий голосок.
– Как мило! А меня директор Грюниоф, – улыбается старушка. Куару она не нравится. – Ты уже попрощался с родителями? Тогда пойдём, познакомлю тебя с новым домом.
Она протягивает холодную руку.
После этого Куар слышал о родителях лишь раз, когда…
«Диадема – милый дом, нас укутает теплом…» – запел будильник интерактивной системы общежития. Однако вместо привычных новостей, реклам, фотографий из соцсетей, клипов, рассылок онлайн-магазинов – цифровые панели залепила единственная надпись: «С Днём рождения!»
– Спасибо, – выдохнул Куар, подготавливаясь к предстоящей «лотерее».
«Сообщаем, что по итогам всего срока обучения сферой Вашей работы в Консорциуме Пяти становится…»
Куар, затаив дыхание, жадно ловил глазами мелькающие слова.
«Власть» «Медицина» «Технология» «Культура» «Развлечение».
Слова на секунду исчезли.
– Давай уже быстрей.
«Культура».
* * *
Работа в архиве оказалась не столь нудной, как Куару представлялось. Процесс систематизации не удручал. Всё лучше, чем бегать с концертными чемоданами Аш-Хойши, как это сейчас делал Вилье, его школьный друг.
Пускай Куар и не выделялся из массы других работников, – тому не способствовала и белая одежда сотрудников архива – зато свои задания он выполнял качественно, что подтверждали периодические бонусы. С противным звуком, оповещавшем о конце рабочего дня, все заканчивали трудиться и возвращались в свои квартирки-отсеки на окраине Диадемы, огромного и единственного города Консорциума Пяти.
Куар и не смог бы работать плохо. Директор Грюниоф искоренила в учениках, казалось, все качества, препятствующие развитию трудолюбия.
Она лично преподавала в школе Консорциума предмет по «Эмоциональной устойчивости». Уже то, что его вела сама Хрюниофка, – как её окрестили в школе, – вызывало у учеников сковывающий ужас.
«Я хладнокровен, Диадема не приемлет чувства» – неоновый плакат в классе должен был настраивать на рабочий лад.
Страх попасть в немилость директора сдирал с лица все эмоции ещё до начала занятия. Ученики знали, чем грозит невыполнение устава школы: изгнание, навсегда. Мечты о будущей работе и жизни в Диадеме можно собственноручно утопить в электромагнитном море, соединяющем главный город Консорциума и Пронизи – острова-изгои, от жалкого существования на которых родители старались избавить своих чад.
Школа Консорциума – исключительный шанс попасть в Диадему. Но за это придётся пожертвовать самым дорогим: чувствами и эмоциями. Родители учеников считали, что уж лучше так, чем погибнуть от голода из-за уничтожения урожая кислотной пылью на одном из островов.
Куар ловко дирижировал руками, перекидывая информацию из папок. Внезапно он замер, увидев фотографию бирюзовой птички, обитающей на одном из диких островов. Кончики пальцев слегка подёрнулись, в лицо ударил жар. С усилием, словно отодвинул что-то тяжёлое, Куар перекинул фотографию в папку «Жизнь аборигенов Пронизи-Ч7», огляделся, не заметил ли кто на его лице проблески эмоций, и принялся дальше за работу. Но воспоминания о том уроке не покидали его до конца дня.
…Взгляд из-под очков ужалил.
– Куар, подойди! – вызвала Грюниоф. – Повтори-ка ещё раз главный тезис работника Консорциума.
Костлявые пальцы вмялись в его плечо.
– Работа – основное, что занимает мысли! Чувства – песок, замутняющий воду! Выпей стакан чистой воды и погрузись в работу! – отчеканил Куар.
– Молодец. Класс, повторите!
– Работа – основное, что занимает мысли! Чувства – песок, замутняющий воду! Выпей стакан чистой воды и погрузись в работу! – поднялись и, выпрямившись по струнке, хором повторили дети.
– Умницы, садитесь! – расплылась в улыбке директор. – А сейчас выполним одно задание. Куар, иди на своё место.
Она приглушила свет и включила проектор.
– Итак! На экране будут появляться фигуры, а вам следует правильно запоминать их очерёдность. – Грюниоф обвела класс наблюдательным взором. – Начинаем!
На экране, сменяя друг друга, стали возникать геометрические фигуры.
«Призма, куб, ромб, конус, трапеция… э-э-й… сбился. Призма, куб, ромб, конус, трапеция, пирамида, цилиндр, овал. Запомнил!»
Куар систематически выполнял тесты по тренировке памяти, и это задание особого труда не вызвало. В отличие от Лирка, худого веснушчатого неумехи, у которого всё постоянно валилось из рук.
– Ромб, овал… потом… ай, не успел. Конус, ромб, … – бубнил он под нос.
Куар отщипнул от гнущейся ручки, скрутил шарик и бросил в Лирка, попав в острый подбородок. Тот рывком обернулся и забегал глазами в поиске сбившего его с мысли. Куар чуть было не рассмеялся при виде его растерянного взгляда. Но тут же проглотил улыбку, зная, что может случиться, если учитель заметит на его лице эмоцию.
Грюниоф тем временем подошла к клетке с любимым питомцем учеников – бирюзовой четырёхкрылой птичке Флавви. Она обернулась и, заметив, что за ней следят, закричала:
– Запоминаем фигуры!
Ученики вернулись к экрану, но могли наблюдать, как Грюниоф открыла клетку, протиснула туда руку и сжала птицу в кулак. Флавви, как всегда, тихонько попискивал. Двумя пальцами другой руки она некоторое время поглаживала Флавви по пятнистой головке, как внезапно обхватила её рукой и с силой провернула. Флавви жалобно пискнул и затих. По классу разошлись испуганные возгласы.
– Молча-а-ать! – заорала Грюниоф, бросив на пол неподвижное тельце Флавви. – Запомнили?!
Она выключила проектор и подскочила к мальчику позади Куара.
– Вилье, повтори!
– Р-р-ромб, к-к-конус, дальше… э-э-э… – дрожащим голосом заговорил ученик.
– Сел! Эквайла, как насчёт тебя? Тоже решила поставить под сомнение тезис Консорциума? Эмоции или работа. Назови фигуры!
Грюниоф нависла над лучшей ученицей класса.
– Призма, куб, ромб, конус, трапеция, пирами… – Эквайла замолчала, искоса глянула на Флавви, лежащего кверху лапками, и по её щекам потекла вода.
«Как тогда, у мамы», – подумал Куар.
– Что-о-о?! Слё-ё-ёзы?! Немедленно сообщаю об этом судье Брейзу! Надеюсь, он отправит тебя на пару дней на Пронизь-К1! Там-то ты не поплачешь, ледяной ветер проест твои заплаканные щёчки до самого мяса!
Подобные наказания устраивали регулярно. Никто не хотел попасть в немилость к одноглазому судье и одновременно исполнителю приговора Брейзу. А тем более очутиться на пустынно-ледяном Пронизь-К1.
Нет эмоций – нет проблем. Истина, которую школа Консорциума Пяти вбила в сознание каждого будущего работника.
Ю-у-у-у… – завыл оповещатель.
Куар приблизился к аутентификатору. Лучи сканера пробежали по сетчатке. Распознавание завершено, доступ к компьютеру заблокирован.
Выстроившись в шеренгу, работники стали продвигаться к выходу. Кто-то сзади ткнул в спину, Куар обернулся. Каменное лицо Лирка не выделялось из тысячи таких же лиц сотрудников архива, но его глаза, сдавалось, проживали отдельно от него свою наполненную азартом жизнь.
– Что после работы? – спросил Лирк. Казалось, со школы веснушек на лице только прибавилось.
– Домой, – кинул Куар.
– Ты чего? Завтра выходной же. Не знаешь?
– Знаю. День Консорциума Пяти. И что с этого?
– Как «что с этого»? Все в Айсберг идут. К тому же сегодня день, когда можно… – Лирк замолчал, проходя рядом с суровым верхоглазом. Охранникам необязательно лишний раз слышать о желании дать волю чувствам.
– Мне не надо, – пожал плечами Куар.
– Не верю, что Хрюниофка выбила из тебя всё живое.
За такие слова можно было поплатиться не только работой, но и возможностью жить в Диадеме. Друзья, однако же, могли говорить открыто, не опасаясь, что на следующий день верхоглазы скуют мышцы нейродубинкой и направят к судье Брейзу.
– Жди меня на выходе, – прошептал Лирк.
* * *
Возвышающийся в центре Площади Рекреации колпак Айсберга – развлекательного комплекса – утопал в красочной иллюминации. Это было место, где за оплату разрешалось то, из-за чего вне стен этого заведения могли надолго сослать на Пронизь-Ю9, остров заточения, или вовсе выдворить за пределы Диадемы.
Чувства и эмоции – то, за чем работники тянулись в Айсберг.
Гнев, радость, удивление, отвращение, интерес, презрение, стыд и другие чувства высвобождались в упрятанном глубоко под землёй Айсберге, без риска оказаться замеченным верхоглазом или одной из зорких камер Диадемы.
Самым популярным заказом считалась радость. Танцы, представления комиков, интерактивные игры, путешествия по виртуальным мирам – всё это невозможно оценить в полной мере без этой, пусть и недешёвой, покупки.
Прижимистые могли, конечно, скоротать время, ничего не купив, однако такой досуг не только оказывался унылым, но мог сыграть в обратную сторону: невольная эмоция каралась штрафом, а при отсутствии возможности оплатить следовала двухнедельная отправка на неимоверно жаркий Пронизь-С14.
– Что надо? – лениво спросил на входе тучный кредитёр с лоснящимся лицом.
– Абонемент, на всё, – мажорно ответил Лирк и широко улыбнулся, от чего кредитёра заметно передёрнуло. Он впился в Лирка прикрытыми от света фонариков глазами, давая понять, что за выражение эмоций до их приобретения накладывался штраф. Но веское «на всё» заставило его опустить руку в карман пиджака, вынуть чип-билетёр и оставить на шее Лирка заветное «БЕСПРЕДЕЛ».
– Добро пожаловать в Айсберг, – пробасил тучный. – Тебе что?
– Мне… – стушевался Куар. Он вообще не планировал идти, к тому же вываливать почти все заработанные за год деньги на «беспредел». – Грусть, пожалуй.
– Какая грусть?! – возмутился Лирк. Он уже успел попрыгать, истерически рассмеяться и невесть чего испугаться. – Бери радость!
– Хорошо, грусть и радость, – поддался Куар.
Кредитёр протянул считывающее устройство. Куар провёл над ним чипом, встроенным в ладонь. Послышался одобрительный сигнал устройства – деньги списались. Шею украсили два штриха-пропуска.
В Айсберге было шумно и многолюдно. Белые культурщики, зелёные технологи, серые властители, красные медики, жёлтые развлекатели – весь город пришёл, чтобы как следует отметить День Консорциума Пяти и выразить почтение к его правителям: губернатору Зо, судье Брейзу и недавно занявшей пост корректора эмоций старушке Грюниоф.
Многих сегодняшняя ночь притягивала и снятием запрета на то, что люди таили в себе и за что, порой не выдерживая, изгонялись из Диадемы. Этим магнитом, притягивающим сильнее, чем возможность обхохотаться до упаду, были слёзы. Печаль приходилось встречать с тем же безжизненным лицом, с которым и проживали каждый день в Диадеме. Постоянно следящие, даже дома, датчики эмоций не позволяли пролить ни слезинки.
– Не останавливайся! – вёл за собой Лирк, перекрикивая гремящую музыку.
Куар спешно следовал за пробивающимся через толпу другом, на ходу осматривая помещения спецзалов. В одном, блуждая в сизом тумане, все навзрыд рыдали. В другом, где экраны проецировали лица, должно быть, ненавистных людей, все озлобленно рычали, рвали зубами подушки. Из третьего, где находились дамы в розовых одеяниях, доносился притворный смешок, неискреннее удивление и лживый плач.
– Сейчас начнётся!
Лирк остановился перед пышно оформленной сценой.
– Что?! – прокричал Куар, зажатый между хлопающих в ладоши гостей Айсберга.
– Сегодня Аш-Хойши выступает!
Взоры ликующей толпы были устремлены на сцену. Зрители, судя по лицам, с нетерпением ждали выступления. Сотни балконов занимали, вероятно, лучшие представители Власти. Одно ложе, змееподобной формы, находилось поодаль от других. Оттуда, несомненно, открывался лучший вид на сцену. Хотя ложе было довольно далеко, но Куар сумел разглядеть обожённое, покрытое рубцами лицо губернатора Зо. Рядом с ним сидела – в тех же треугольных очках – Грюниоф, а позади, скрестив за спиной руки, величаво возвышался судья Брейз.
«Началось, началось!» – загудела толпа.
Свет погас. Сцену остались освещать разноцветные софиты. Карлик-конферансье в лимонном костюме и такого же цвета чепчике подковылял к микрофону и прокричал:
– Встречайте! Несравненная Аш-Хойши!
Зрители засвистели. Некоторые, кто не оплатил радость, встречали певицу сухо, без проявления готовых вот-вот вырваться наружу эмоций.
Карлик убежал, а из другого конца сцены, сверкая блёстками на струящемся красном платье, вышла она… Аш-Хойши, богиня песнопения.
– Я безумно рада присутствовать с вами на этом празднике. – Она кокетливо скинула с лица огненно-рыжую прядь. – Пусть наши сегодняшние эмоции послужат во благо будущим успехам Консорциума. А мои песни – согреют душу творцам и жителям Диадемы.
Аш-Хойши склонила голову и, выждав ритм тёплой мелодии, запела. Это была прекрасная песня, восхваляющая труд работников Консорциума.
Куар не умел петь и на миг даже испугался, что датчики могли счесть его выражение лица завистью, которую он не оплатил. Открытый от изумления рот трансформировался в улыбку – так больше походило на радость.
«Вашу преданность оценит город,
Труд наш не напрасен – скоро
Счастье к нам грядёт, бесспорно…»
Аш-Хойши пела третью песню, как Куар вдруг почувствовал, что кто-то взял его за плечи, с силой развернул и впился в него поцелуем. Куар схватил «напавшего» за руки и попытался освободиться. Пальцы вряд ли были мужскими – уже хорошо! Но губы не желали отлипать. Краем глаза Куар заметил, как через толпу, нагло светя фонариками в лица, пробирались трое явно чем-то встревоженных верхоглазов. Целующаяся парочка их не заинтересовала. Продолжая сверкать фонариками, верхоглазы прошли мимо.
Пальцы разжали голову. Губы, наконец, отпустили. Из-за царящего сумрака и от того, что человек напротив испуганно мотал по сторонам головой, рассмотреть его не удавалось. Единственное, Куар заметил, что волосы у него были примерно до плеч.
Удостоверившись, что верхоглазы скрылись, человек приблизился и прошептал:
– Спасибо.
После этого он (она?) нырнул в толпу.
Куар уже не слышал, о чём пела Аш-Хойши. Резонирующее в голове «спасибо» было столь благозвучным, что, зачарованный, Куар последовал за тем, кто его произнёс.
– Ты куда?! Ещё не конец!
Голос Лирка звучал из другой реальности. Сам Куар находился там, где существовала лишь она: исчезающая в толпе незнакомка.
* * *
– Постой! – окликнул Куар фигуру, спешно отдаляющуюся от Айсберга.
– Смотри, куда прёшь! – высунулось из пролетающего мимо «Эребуса» небритое лицо.
Куар перебежал дорогу.
– Извините, извините… – кивал он случайно задетым прохожим, таращившимся на витрины, подсвеченные яркой люминесценцией.
– Куда она… где же?.. Вот.
Предусмотрительно оглядевшись, беглец нырнул в переулок. Куар рванул следом.
От удара в правую скулу отбросило к стене. Что-то холодное упёрлось в горло. Куар сумел вывернуть шею голову и рассмотреть напавшего. Человек в чёрном капюшоне прижимал его к стене продолговатым, похожим на жезл предметом.
– Ты следил за мной? – строго спросила незнакомка. Из-под капюшона, скрывавшего лицо, спадали чёрные волосы.
– Я… – Он попытался убрать удушающее оружие. – Может, отпустишь?
– Говори!
Она сильнее надавила на кадык.
– Почему ты убегала? – прохрипел Куар.
– Не твоё дело. Или ты один из них?
Она снова налегла на оружие, так что у Куара стало темнеть в глазах.
– Ко… го?
Незнакомка, наконец, убрала жезл. Куар, согнувшись, зашёлся в кашле.
– Не похож ты на них. – Орудие сложилось вдвое. Она спрятала его во внутренний карман куртки.
– Так почему ты прячешься?
Куар, держась за горло, выпрямился.
Беглянка настороженно посмотрела по сторонам.
– Всё непросто. Думаю, тебе можно доверять. Да и выбора у меня нет. Но если почувствую, что ты…
Намекая на возможность очередного применения, она положила руку на куртку, где был припрятан жезл.
– Я помогу.
Незнакомка поправила капюшон, и они вышли из переулка.
* * *
Куар отключил в комнате камеры. Датчик эмоций не реагировал на появление других объектов.
– Будешь эрилий?
– Что?
– Эрилий, газировка.
– Давай.
Девушка взяла бутылку с кислотно-красной жидкостью.
– Можешь снять. Камеры не работают.
Поколебавшись, она откинула капюшон. Из-под косой чёлки, с некоторым стеснением, на Куара посмотрели изумрудные глаза. Бледная кожа выдавала в ней девушку не из Диадемы.
Она сделала ещё глоток и поставила бутылку.
– Я не сказала, как меня зовут. Селея.
– Куар, – кивнул он. Когда молчание стало отягощать, он спросил: —Почему ты всё-таки убегала?
Девушка уселась в плюшевое кресло в виде головы насекомого. Она крестом сложила ладони, словно согревала что-то и заговорила. Голос у неё был тёплый и завораживающий. Как песня.
– Это началось, когда нас направили на Бисер-8, – запела Селея. – Рядовое задание: подавить восстание аборигенов. Мы огородили резервационный сектор, вычислили зачинщиков. Дальше по протоколу: показательная казнь, голод, иногда приходилось… – она замолчала на секунду. – Порой только пытки заставляют их задуматься. Неподчинение правилам Консорциума каралось, они знали это. Неспокойный был остров. Мы постоянно получали с него сигналы. Тоска, страх, разочарование… Частенько приходилось наводить там порядок, напоминать, кому они подчиняются.
Куар не мог воспринимать историю девушки иначе, чем пересказом сна.
– Там был один мальчик. Бритый наголо. Он каждое утро приходил к сектору, к родителям. А однажды он подошёл ко мне и сказал: «Вы слепы. Вас колотят вашими же палками, а вы этого не видите» – затем улыбнулся и ушёл, как ни в чём не бывало. Следуя директивам Консорциума, я должна была тут же за эмоцию швырнуть его в сектор, но что-то… – Она уставилась на эрилий, словно до сих пор не могла дать себе ответ.
Куар старался оставаться невозмутимым, чтобы датчик не среагировал на изменение эмоционального фона.
– Потом, – выдохнула Селея, – я стала следить за ним. Сейчас могу сказать, что он знал и сам привёл меня.
– Куда? – спросил Куар.
Селея сглотнула.
– Было темно. Он пошёл в лес, я – за ним. Люк был замаскирован, мы с группой много раз там ходили, но не видели. Он открыл люк и исчез под землёй. Я спустилась следом. Лестница уходила глубоко вниз. Там было тепло, горел свет. Вдоль коридора были двери, за которыми… – Она поднялась и начала медленно идти к Куару. – Там были люди, много, они смеялись. Одна дверь открылась, и из-за неё выглянул тот мальчик. Он махнул рукой, мол, иди сюда. Я активировала плазматор и подошла к двери. Там находилась группа людей, человек двадцать пять, тридцать. Они не видели меня, смотрели фильм. Грустный. Они плакали, переживали героям. Вас учили, что нельзя сочувствовать?
– Да, – проскрипел Куар.
– Знаешь, кто были те люди?
Куар не ответил.
– Это сбежавшие. Отсюда. Из Консорциума Пяти.
– Из Кон…
– А знаешь, куда они сбежали? Как называется мой мир? – Она прислонила ладони Куару к груди, приблизилась и так же сладостно, как в Айсберге, прошептала: – Консорциум Десяти.
* * *
Будильник, поездка в вакуумном метро, архив. Но мысли Куара занимала не работа, а въедливые подозрения. Что, если Селея говорила правду? Всё, к чему стремились жители Пронизей, – попасть в главный город Консорциума – оказалось лишь ширмой, закрывающей истинный лик их мира. Да, именно ИХ МИРА, потому что, оказывается, есть ещё один. Должен ли он слепо доверять этой незнакомке? Ответы пока не находились.
– Почему тебя искали верхоглазы? —спросил однажды Куар.
– Я не думала, что меня станут разыскивать, – ответила Селея, поигрывая лучевым кнутом из плазматора. – Наверное, когда я переходила в ваш мир, меня засекли камеры на острове. Люди, которые попали к нам, рассказали про губернатора Зо. Я намеревалась поговорить с ним, расспросить о том, отчего люди бегут из вашего мира.
– Почему ты не пошла к вашему губернатору? – поинтересовался Куар.
– У нас нет губернатора. Консорциум Десяти возглавляет Настоятель. Да и Армии не попасть к нему.
– Кому?
– Армии, – улыбнулась она. Ей это шло. – Власть, Инженерия, Армия, Исследование, Ремонт, Уборка, Граница, Спорт, Детекторий, Кулинария – в этих сферах трудятся в нашем мире.
– Знаешь. – Куар призадумался. – А ведь Власть есть и в нашем, и в вашем мире.
– Да, я обратила внимание. Нас тоже с детства приучают к труду, чтобы затем попасть в Бридель.
– Куда?
– Ну, это как ваша Диадема, только больше раза в два. Есть и маленькие города. Как ваши острова.
– Пронизи, – уточнил Куар.
– Да, только у нас их называют Бисеры.
– На чувства и эмоции у вас также запрет?
– У нас по-другому. Насколько мне удалось узнать, у вас запрет действует только в Диадеме, а на островах они не контролируются.
Куар вспомнил детство. Их дом на Пронизи-У4 находился поодаль от остальных. Он почти не общался с другими детьми. Видимо, родители уберегали его от эмоций, готовили к жизни в Диадеме. Они знали: смерть в нищете или стабильная, но «бездушная» жизнь в городе Консорциума Пяти. Выбор из двух зол всегда предсказуем.
Как-то Грюниоф показала видео. Медики подходят к телу и, дождавшись красного сигнала на констататоре, удаляются к другому. «Углекислотная воронка». Жителей Пронизи-У4 не предупредили, погибли все. Грюниоф предлагала досмотреть видео до конца, но Куар не стал. Лишь стиснул зубы.
– В нашем мире чувства и эмоции – это и есть результат труда, – продолжала Селея. – За работу мы получаем поинты, которые в любое время можем активировать. Слёзы, кстати, тоже самые дорогие. Всех, кто не работает, карают либо… – Она опустила голову.
– Уничтожают, – ответил за неё Куар. – Значит, сбежавшие в ваш мир лучшей жизни не нашли.
– Не всё так плохо. После каждой операции мы проходим обследование детекторами на предмет возникновения эмоций. В первую очередь, это жалость или сострадание. Я знала, что не пройду, поэтому всё, что мне оставалось, – покинуть Армию. Я сдружилась с теми людьми, из вашего мира.
Куар и не заметил, как за эти пару дней проникся доверием к этой девушке. Или это что-то другое?
– Есть город, Бисер-104. Раньше там держали узников, пока не пришёл новый Настоятель. Тюрьмы больше не понадобились. Я показала им, как туда незаметно добраться.
– Поможешь мне попасть туда? – Глаза Куара засветились. – Мне кажется, кое-кого из этих людей я знаю.
* * *
Ночью камеры запрещалось выключать, поэтому Селея вынуждена была, накинув капюшон, скрываться в Диадеме. Куар дал ей чип-карту, чтобы она могла в случае чего спрятаться в инфокабинках, узнавая между тем обо всех событиях в городе и изучая внутреннюю архитектуру Консорциума Пяти. Она возвращалась под утро, когда Куар собирался на работу.
Куар выполнял работу насколько это возможно быстро, чтобы в конце недели у него появилась заветные несколько минут, которые он посвящал для разгона туч сомнений.
– «Углекислотная воронка» на Пронизь-У4, – вполголоса, чтобы не услышал сотрудник в паре метров от него, запросил Куар.
«Выбранная информация отсутствует в базе архива» – оповестила поисковая служба.
– Последние загруженные данные по Пронизь-У4, – произнёс Куар.
«Последняя информация загружена вчера в 53:67. Открыть файл по влиянию электромагнитного излучения на самок трёхгорбых эррумов?»
– Нет. Стереть два последних запроса.
Теперь Куар был почти уверен: Грюниоф его обманула. То видео – подделка. Родители не погибли в воронке. По крайней мере, в это хотелось верить.
Детям, которых привезли в Диадему, нельзя было возвращаться на их родные острова, поэтому единственная возможность встретить родителей – это отправиться в Консорциум Десяти.
– Слышал, что в Диадеме прячется преступник? – спросил после работы Лирк.
– Что?
Куар на секунду опешил, что повернувший в их сторону верхоглаз мог различить в голосе удивление.
– Девчонка какая-то. За информацию, кстати, дают немало бонусов. Так что, смотри в оба. Симпатичная, я видел фото.
– Хорошо. До завтра.
– Пока!
Селея собиралась уходить. Она поправила под курткой плазматор и накинула капюшон.
– Подожди, – задержал её Куар.
Селея выглядела измотанной. Подобраться к губернатору Зо никак не удавалось.
Если её искали верхоглазы, выходит, между мирами существовала связь.
– Проведи меня в Бисер-104, – сказал Куар.
* * *
Паром беззвучно парил над волновыми дугами, мерцающими у поверхности электромагнитного моря.
– Зачем вам на У4? – обернулся пожилой паромщик.
– Мы, – Куар взглянул на Селею. – На экскурсию.
– На острове шныряют верхоглазы. Говорят, там кто-то прячется.
Селея сперва хотела расспросить паромщика, но не решилась. Должно быть, когда она на плоту покидала остров, её засекли камеры. Или кто-то заметил, что прибывшие на остров люди бесследно исчезли. В любом случае, надо быть начеку.
– Я высажу вас с обратной стороны, – с испугом в голосе сказал паромщик.
Пронизь-У4 отличался густой растительностью, что в данной ситуации, несомненно, играло на руку – больше шансов пробраться незамеченными.
Паром сбавил скорость и причалил к берегу. Куар провёл ладонью над считывающим устройством.
«Поездка оплачена» – появилась алая надпись.
– Сможете забрать нас через пять дней? После заката. По тройной оплате, – спросил Куар.
Паромщик, раздумывая, закусил губу.
– Хорошо, – ответил он, попрощался и уплыл.
– За мной.
Селея пригнулась и побежала. Куар поспешил за ней. Широкие листья растений хлестали по лицу, так что руки приходилось держать перед собой. Однако больше всего не давало покоя, что неожиданно могли появиться верхоглазы. Удар нейродубинки – и конец «экскурсии».
– Тихо. – Селея остановилась. – Вот это место.
Небольшая поляна была усеяна высокими, около пяти метров, каплевидными конструкциями. Широкая часть фиолетово-чёрной капли находилась у земли. Там же имелся проём, вероятно, дверь.
Конец ознакомительного фрагмента.