ГЛАВА 3
Выздоровление Ричарда и после лихорадки и после перелома шло без всяких осложнений. Хирург, приехавший к нам еще раз из Мидхерста, заверил, что дела пошли на поправку и в его услугах больше нет нужды. Пока Ричард был прикован к постели, он вел себя довольно капризно, но, когда он впервые спустился к обеду, одетый в дедушкин шлафрок, он снова был прежним ласковым мальчиком. И я решила, что его гнев из-за Шехеразады утих, поскольку был вызван болезнью, болью и задетым самолюбием. Все-таки я скакала верхом на лошади, которая только что сбросила его.
Обольщаясь этим, я продолжала свои визиты на конюшню с корочками хлеба для Шехеразады, хотя и не мечтала скакать на ней снова. Поэтому я неприветливо глянула на Денча, болтавшего со своим племянником во дворе нашей конюшни, когда он сказал мне, что знает, где продается недорого дамское седло.
– Мне не позволяют ездить на ней, – объяснила я. – Эта лошадь принадлежит Ричарду, а не мне.
– Но он не умеет на ней даже держаться, – сердито возразил Денч. – Он боится ее, да и лошадь не любит его.
Скажите ему, что вы будете скакать на ней, пока его рука не заживет. Джем научит вас ухаживать за лошадью.
Джем просиял и радостно кивнул.
– Она нуждается в тренировках. Лошади не любят, когда ими пренебрегают. Запертая в конюшне все время, она будет скучать и беспокоиться. Скажите об этом мастеру Ричарду. Он может следить за вашими прогулками, если ему так хочется.
Слова Денча звучали так, будто это я делала одолжение Ричарду, катаясь на его лошади.
– Я скажу маме, что Шехеразаде нужны тренировки, – нерешительно согласилась я, – но сомневаюсь, что мне позволят скакать на ней.
– Жаль, – коротко бросил Денч.
– Но вы должны уметь постоять за себя, мисс Джулия, – заговорил Джем. – Вы все-таки Лейси.
Я ничего не ответила.
– Хотите повести ее во фруктовый сад? – предложил Джем.
– О да! – воскликнула я, и Джем пошел в конюшню.
И сейчас же оттуда выбежала Шехеразада, Денч торопливо отступил с дороги, но я осталась стоять на месте. Тогда она, подойдя ко мне, остановилась рядом и стала обнюхивать перед моего платья, будто именно за тем и спешила. Я наклонилась и прижалась к ее прекрасной умной морде щекой.
В это мгновение я уловила какое-то движение в окне библиотеки и замерла. Ричард наблюдал за нами. Инстинктивно я отодвинулась от лошади и, пристыженная, помахала ему рукой. Не ответив, Ричард отошел от окна.
– Он видел меня, – слабо сказала я. – Я не поведу ее в сад, Джем. Сделайте это сами.
Джем разочарованно присвистнул сквозь зубы, и они с Денчем обменялись недовольными взглядами, но ничего не сказали.
– Мне надо идти.
Я отвернулась от них, от чудесной ласковой лошадки и побрела к дому.
Это был спокойный, обычный день, единственным волнующим моментом которого стала наша партия в пикет, когда я на пуговицы выиграла у Ричарда сто четырнадцать фунтов. Он объявил себя банкротом и смешал карты. Затем, искоса глянув на маму, обратился к ней с вопросом, который будто только что пришел ему в голову.
– Тетушка-мама, а что лорд Хаверинг собирается делать с Денчем?
– С Денчем? – повторила мама в удивлении. – А что с Денчем?
Ричард выглядел пораженным.
– Естественно, он должен быть наказан, – уверенно заявил он, – после того как он подверг жизнь Джулии такому ужасному риску.
Мама немного помолчала:
– Я действительно была несколько шокирована в тот день. Но когда он привез тебя домой, я почувствовала такое облегчение, что ничего не стала говорить ему. Все делалось в такой спешке.
– Я ожидал, что вы больше заботитесь о Джулии, – продолжал Ричард все еще удивленно. – Разве она не упала в обморок, когда вернулась домой?
– Д-да…
– А если бы это случилось, когда она скакала верхом? Она могла сломать себе шею, – прервал маму Ричард. – Денч не должен был сажать ее на Шехеразаду.
Она только что сбросила меня, а я все-таки учился и езжу верхом уже несколько месяцев.
Мама выглядела напуганной.
– Да, мне следовало подумать об этом, – виновато заговорила она и повернулась ко мне. – Но ты выглядела такой уверенной на лошади и скакала на ней так хорошо! Было совершенно очевидно, что ты полностью контролируешь ее. Я даже подумала, что ты каталась верхом по выгону, стоило только Ричарду отвернуться.
– Нет! – вскричала я. – Я никогда не делала этого! Денч велел мне сесть на нее, и я послушалась его.
– Он поступил неправильно, отправив Джулию одну верхом на опасной взрослой лошади, – вмешался Ричард. – К тому же сидя по-мужски… И через Экр…
Мама нахмурилась.
– Должна признать, что я отнеслась к этому несколько беспечно, – призналась она. – Но я была так рада, что вы оба дома и в безопасности… Ты прав, Ричард. Я поговорю с мамой об этом.
И она наклонилась перекусить нитку на шитье. Затем подняла глаза и улыбнулась Ричарду.
– Что за светлая головушка у тебя, Ричард! Ты оказался совершенно прав.
Я тоже улыбнулась, отдавая должное уму и сердцу Ричарда, и он просиял в ответ уверенной улыбкой взрослого мужчины.
Мы увидели леди Хаверинг на следующий день, когда она по дороге в Чичестер заехала к нам осведомиться, не нужно ли для нас что-нибудь купить. Я видела, что мама подошла к экипажу и долго и взволнованно говорила что-то в окошко, и знала, как будет недовольна леди Хаверинг. Я только понадеялась, что Денча не ожидает ничего более страшного, чем многословные тирады лорда Хаверинга. А к ним он относился совершенно спокойно.
Но все обернулось намного хуже. Дедушки еще не было дома, и в его отсутствие всем заправляла леди Хаверинг. Она тут же отменила поездку в Чичестер, вернулась обратно в Холл и прямо во дворе рассчитала Денча, выдав ему недельное жалованье и отказав в рекомендациях. От него она не пожелала выслушать ни единого слова.
Он сложил свои вещи и оставил комнату над конюшней, в которой прожил двадцать лет. В тот же день он ушел в Экр к своему брату, жившему там в отчаянной бедности. После обеда – куска ржаного хлеба и тарелки жидкой каши – он пошел в Дауэр-хаус, куда совсем недавно привез в коляске Ричарда и где мама благословляла и благодарила его.
Страйда не было, и миссис Гау вошла в гостиную с сообщением, что Денч дожидается у заднего входа. Мама смотрела нерешительно.
– Надеюсь, он не пьян и не станет буянить, – озабоченно сказал Ричард.
Эти слова подействовали на маму, и она, подойдя к письменному столу, вынула завернутый в бумагу флорин.
– Скажите ему, что я сожалею о том, что произошло, – неловко произнесла она. – Но и не могу вмешиваться в чужие дела. Передайте ему это от моего имени.
– Я скажу ему, – агрессивно отвечала миссис Гау. – Как он смеет надоедать вам в вашем собственном доме!
Она вышла, и, хотя обитая войлоком дверь в кухню была плотно закрыта, мы слышали ее визгливый голос, поносивший Денча, а затем и его крик. Я взглянула на маму. Ее лицо было пепельного цвета, и я поняла, что она боится.
– Ничего страшного, мама, – успокоительно заговорила я. – У нашей миссис Гау острый язычок, а Денч не дал ей спуску. Не надо бояться.
– Он злой человек, – возразил мне Ричард. – Мне совсем не нравится, что он пришел сюда. Может быть, он станет настраивать против нас деревню. Лорд Хаверинг говорит, что там и так живут одни бунтовщики. А тут еще Денч станет подливать масла в огонь.
Кухонная дверь громко хлопнула, и я увидела, как вздрогнула мама. Но я думала лишь о Денче, который хотел только добра и теперь остался без работы. Сейчас, потеряв последнюю надежду, он бредет домой в Экр, глядя на носки прохудившихся ботинок. В этих ботинках ему даже не дойти до ярмарки, чтобы поискать работу.
Извинившись, я выскользнула из комнаты. Быстро накинув плащ, я отворила дверь и выбежала на улицу. Далеко впереди маячила спина Денча, и я даже на расстоянии видела, как понуро сгорблены его плечи. Я побежала за ним.
– Денч, мне так жаль! – воскликнула я. Заслышав мои шаги, он остановился. – Когда вернется дедушка, я поговорю с ним. Бабушка просто не поняла, что произошло, и вы же знаете, как она вечно боится за меня.
Денч кивнул.
– Не надо ничего говорить, – остановил он меня. – Я никогда не подверг бы вас ни малейшей опасности, и ваш дедушка знает это. Но ее милость права, я не должен был позволять вам ездить на лошади по-мужски. Я совсем не подумал об этом. Но черт меня побери, если я знал, что нужно было делать. – Тут он оборвал себя. – Когда его милость вернется, он найдет для меня место. Но это плохая награда за двадцать лет службы.
– Извините нас, – повторила я. – Это несправедливо.
– А, ладно. – И впервые в его обычно бесстрастном голосе прозвучала горечь. – Я знаю, кого мне нужно благодарить за это. Мне не стоило отправляться искать его, когда он свалился с лошади, тогда и не было бы всей этой чепухи. И моей сестре не пришлось бы кормить еще и меня, когда у нее полон дом своих голодных ртов… Да вы не поймете, мисс Джулия. Идите-ка лучше домой. Я ни в чем не виню вас.
Я взглянула ему прямо в глаза, повернулась и пошла к дому, к нашей гостиной, залитой светом свечей, и к беззаботной карточной игре.
Но я не забыла, что Шехеразаде нужны прогулки, и вечером того же дня, когда мы с Ричардом отправлялись спать, я остановила его на лестнице.
– Ричард, ты не станешь возражать, если я попрошу у мамы разрешения прогуливать Шехеразаду по выгону и, может быть, немножко в лесу или по дороге? Я не буду, конечно, на ней скакать, просто погуляю с ней. Джем сегодня утром сказал, что ее нужно тренировать все время, чтобы она была готова к тому времени, когда ты поправишься.
– Ты хочешь этого? – глухо спросил Ричард.
– Очень, – начала я, но тут же спохватилась. – Но только если ты не возражаешь.
– А ты хочешь научиться скакать по-настоящему? Как только моя рука заживет, я смогу учить тебя.
– О Ричард, это правда? – воскликнула я и, схватив его за руку, принялась трясти, не помня себя от счастья. – Я так мечтала об этом! Я знала, что ты разрешишь мне это! О Ричард, какой ты милый, милый со мной! Когда твоя рука совсем пройдет, может быть, дедушка найдет для меня пони и мы сможем кататься вместе каждый день! И будем устраивать скачки! И… О Ричард!.. Возможно, он возьмет нас на охоту. И мы станем знаменитыми всадниками-сорвиголова, как была твоя мама!
Ричард рассмеялся, но смех его звучал несколько натянуто.
– Конечно, конечно, – отвечал он. – Не будем же мы с тобой сидеть дома. Ох, оставь, пожалуйста, мою бедную руку. Не обнимай меня! Что ты делаешь?
Я отступила и исполнила небольшой танец на освещенном пятачке площадки.
– О Ричард! – снова и снова восклицала я. – Как я тебе благодарна!
– Ладно-ладно, я всегда знал, что ты хочешь ездить на ней.
– Ричард, ты лучше всех на свете, – продолжала в восторге тарахтеть я.
Но тут мы услышали мамины шаги и разбежались по своим спальням.
Я едва смогла заснуть от волнения, и мой сон был легким. Что-то окончательно разбудило меня перед рассветом. Я подняла голову и услышала шаги у самой двери.
– Кто там? – спросила я громко.
– Ш-ш-ш. – И Ричард заглянул ко мне в спальню. – Это я. Кто-то бродил около конюшни, и я встал, чтобы выглянуть из окна библиотеки.
– И кто там был? – сквозь сон поинтересовалась я.
– Слишком темно на улице, и я ничего не разглядел, – ответил Ричард. – Я открыл окно и окликнул его, но он убежал. Не знаю, кто это мог быть.
– А что он мог делать около конюшни? – встревожилась я. – О Ричард, а лошади в порядке? Может, нам разбудить маму?
– Я видел, что их головы торчат в стойлах, – успокоил меня он. – Наверное, это был Денч. Во всяком случае, очень похож на него. Он, наверное, приходил к Джему и убежал, услышав мой голос. Он знал, какой прием его ожидает тут после той сцены, которую он устроил вчера.
– А что нам делать?
Мне было так тепло и уютно в моей постельке. Раз с Шехеразадой все было в порядке, больше меня ничего не беспокоило.
Ричард широко зевнул.
– Спать, я думаю, так как все спокойно. Если это действительно был Денч, то он уже убежал. Завтра утром я расскажу о нем тетушке-маме. Сейчас не стоит ее будить.
– И утром я буду кататься верхом, – пролепетала я в сонном оцепенении. – Ты выйдешь учить меня?
– Конечно выйду, – снисходительно ответил он. – Сразу после завтрака. А теперь спи, малышка Джулия.
И я немедленно провалилась в глубокий сон. Но беспокойство за Шехеразаду рано подняло меня, и, едва вскочив с постели, я накинула на себя платье и сбежала по лестнице. Миссис Гау уже встала и готовила на кухне наш утренний шоколад. Я сказала, что сама приду за своей чашкой, но сначала проведаю лошадей.
– Шехеразада, – тихонько позвала я у двери конюшни, но ее головы в стойле не увидела.
Я опять окликнула ее и ощутила легкое беспокойство оттого, что не вижу и не слышу ее. Тут мои глаза привыкли к темноте, и я увидела, что она лежит неподвижно на соломенной подстилке. В первую минуту я подумала, что бедняжка заболела, но тут же увидела кровь на соломе. Глупенькая Шехеразада поранила себя.
– О Шехеразада, – с испугом сказала я и вошла к ней в стойло.
Она засучила передними ногами, пытаясь приподняться, но задние ноги отказывались служить ей. Я поняла, что ей плохо. Вся соломенная подстилка была пропитана кровью и мочой и казалась красной, о, такой страшно красной в свете наступающего дня. Она, должно быть, истекала кровью всю прошедшую ночь. Прекрасный хвост яркого медного цвета весь слипся от засохшей крови. Когда она опять попыталась приподняться, я увидела ее раны. На обеих задних ногах виднелись ровные кровавые разрезы. Будто от ножа. Я дико оглянулась вокруг, ожидая увидеть что-то острое в ее стойле – забытый плуг или разломанное ведро, которые могли оставить такие раны. Но ничего не обнаружила. Было похоже, что ее поранили ножом.
Ее ранили ножом.
Кто-то вошел в конюшню и поранил ножом самую лучшую нашу лошадь, лошадь Ричарда, чтобы он никогда не мог скакать на ней.
Я не плакала, но меня сотрясала страшная дрожь.
Затем я поднялась и медленно-медленно, едва волоча ноги, пошла к дому. Кто-то должен сообщить ему эту весть. Я так сильно любила Ричарда, что не допускала и тени сомнения, что сделать это должна я сама. И никто, кроме меня.
Это совершил Денч.
Ричард так сразу и сказал: «Это сделал Денч».
Денч, который знал, что жизнь устроена несправедливо.
В моей голове не укладывалось, как мог так поступить с беззащитным животным человек, проработавший всю жизнь с лошадьми. Но мама, чье лицо было бледным и каким-то опрокинутым, объяснила мне, что бедность заставляет людей совершать странные и жестокие поступки.
Он кружил возле конюшни прошлой ночью, как сказал Ричард. Он затаил в душе злобу против Хаверингов и против нас. Он проклинал нас в нашей собственной кухне. Даже я должна была признать, что он в самом деле злой человек.
Мама послала Джема к Неду Смиту, и тот, осмотрев Шехеразаду, сказал, что сухожилия никогда не заживают и что она не сможет больше стоять на ногах. Она не сможет больше стоять на ногах.
– Лучше убить ее, ваша милость, – говорил он, неловко стоя в холле, его грязные ботинки оставляли мокрые следы на полу.
– Нет! – быстро крикнул Ричард. Слишком быстро. – Нет! Не убивайте ее! Я знаю, что она останется калекой, но только не убивайте ее!
Широкое темное лицо Неда было каменным, когда он повернулся к Ричарду.
– Она ни на что не годится, – жестко сказал он. – Это рабочее животное, а не комнатная собачонка. Если на ней нельзя скакать, то лучше убить ее сразу.
– Нет! – повторял Ричард, и в его голосе звучала паника. – Я не хочу этого. Это моя лошадь. И я имею право решать, будет ли она жить.
Мама покачала головой и, взяв Ричарда за здоровую руку, повела его из гостиной.
– Нед прав, Ричард, – увещевающим тоном говорила она и, обернувшись, кивнула Неду. – Она не сможет жить калекой.
Ричарда увели, а я осталась в холле. Нед бросил на меня грустный взгляд.
– Я сожалею, мисс Джулия.
– Это не моя лошадь, – жалобно пробормотала я. – Я только один раз скакала на ней.
– Угу, но я знаю, что вы любили ее. Она была славной лошадкой.
И он, неловкий в своих огромных ботинках, пошел к двери, около которой оставил свой деревянный молот. Взяв его, он вошел в конюшню, где лежала Шехеразада, слабая, словно новорожденный жеребенок, и убил ее одним сильным ударом молота между доверчивых карих глаз. Затем явились какие-то люди из Экра, погрузили ее неподвижное тело на телегу и увезли прочь.
– Что они сделают с ней?
Я стояла у окна гостиной и не могла заставить себя не смотреть на происходящее. Что-то говорило мне, что я должна видеть все это. И неподвижное тело на телеге, и нелепо задранные и растопыренные ноги.
Лицо мамы было угрюмым.
– Думаю, что они съедят ее, – с отвращением в голосе сказала она.
У меня вырвался крик ужаса, и я бросилась наверх, в свою комнату. Лучше было бы пойти к Ричарду, но я знала, что ему сейчас нужно побыть одному. Он оставался в библиотеке, сидя спиной к окну, которое выходило во двор конюшни, чтобы не видеть, как моет опустевшее стойло Джем.
В Экре никто ничего не знал о Денче.
Так сказал Нед, подойдя к задней двери помыть руки и получить плату за свой труд. Наверное, это доказывает его вину, подумала я. Нед рассказал миссис Гау, что Денч исчез сразу, как только услышал, что лошадь убита.
– Он понял, на кого падет вина, – объяснил он.
– Конечно, а кто другой мог сделать это? – тут же перешла в наступление миссис Гау. – У кого еще в графстве могла подняться рука убить лошадь бедного крошки? Это разбило его сердце. Где теперь он возьмет другую? Я понятия не имею. Он же не может быть джентльменом, не имея лошади, не так ли?
– Он не может быть джентльменом, потому что не умеет ездить на ней, – раздраженно буркнул Нед.
– А ну, вон из моей кухни, – закричала кухарка. – Убирайся обратно в Экр к остальным бандитам! Все вы там преступники и убийцы!
Нед повернулся с кривой улыбкой и пошел в деревню, которую мой дедушка называл деревней беззаконников и которая находилась всего в полумиле от нашего дома, затерявшегося в парке.
Дедушка Хаверинг громко выругался прямо при нас всех, когда мама рассказала ему эту историю. Затем он повернулся к Ричарду и торжественно пообещал ему новую лошадь. Совсем новую, его собственную лошадь.
Но Ричард был безутешен. Он улыбнулся и поблагодарил моего дедушку, но спокойно сказал, что он не хочет другой лошади. Ни за что на свете.
– Она не могла бы заменить мне Шехеразаду, – объяснил он.
Взрослые переглянулись и согласились с ним. Мое сердце опять заныло от тоски по милой лошадке. Единственная прогулка на ней оставила у меня ощущение счастья.
Но больше всего мне было жалко Ричарда, ведь это его лошадь, которую он так любил, погибла.
Дедушка поместил объявление в газете, предлагающее награду за поимку Денча. Нанести вред лошади лорда было серьезным преступлением, и его могли послать на каторгу либо, что вероятней, повесить. Но никто не сообщил сведений о нем, а его семья клялась, что понятия не имеет, где он.
– Так я им и поверил, – саркастически заметил дедушка. – И вообще, чем скорее вернется наш драгоценный доктор Мак-Эндрю, тем спокойней я буду спать. Никакой джентльмен не может вести счастливую жизнь, имея такую команду висельников под боком.
Мама кивнула, явно стыдясь за Экр. Я почувствовала, как ей неприятно, что дедушка так отзывается о нашей деревне в моем присутствии. Она хотела, чтобы я не знала о глубокой вражде между деревней и Лейси.
Но я не могла не знать об этом. Мама никогда не бывала в деревне. Она использовала каждую возможность съездить в собор в Чичестере, чтобы не ходить в нашу приходскую церковь в Экре. Ботинки для нас заказывали в Мидхерсте, в то время как сапожник в Экре сидел без работы. Наше белье отсылали в стирку в Левингтон. Все это было очень странно, хотя и объяснялось только той фразой Неда, что Беатрис когда-то сошла с ума.
Ричард знал о наших напряженных отношениях с деревней. И говорил об этом открыто.
– Они просто подонки. Грязные, как свиньи в хлеву. Они не хотят работать даже на собственных огородах. И все как на подбор браконьеры и воры. Когда я стану сквайром, я велю очистить от них землю, а саму деревню сотру с лица земли.
Я кивала, молчаливо соглашаясь с ним, но знала, что говорит в Ричарде только бравада. Он боялся. Ему было всего-навсего одиннадцать лет, и он имел повод для страха.
Деревенские дети преследовали его. Им, так же как и нам, было прекрасно известно, что деревня и Лейси – заклятые враги. А после того как сбежал Денч, дела пошли еще хуже. Они улюлюкали и свистели, когда он проходил мимо с книжками под мышкой. Они насмехались над его старым пальто, над рваными и слишком тесными ботинками. А если они ничего больше не могли придумать, то кричали друг другу, что тут есть кое-кто, кто называет себя сквайром, а сам не может усидеть на лошади.
Ричард молча проходил мимо, и глаза его сверкали ненавистью, как у кота. Он видел, что их целая толпа, и понимал, что, если он схватится с одним из них, остальные тут же придут товарищу на выручку. А взрослые тем временем будут с удовольствием наблюдать, как зверски избивают сына Беатрис.
Обо всем этом я только догадывалась. Ричард был слишком горд, чтобы рассказывать об обидчиках. Однажды он, правда, признался, что ненавидит ходить через деревню. И я сама заметила, что, если день стоит погожий и, значит, все деревенские дети гуляют на улице, Ричард выходит пораньше, чтобы пройти через общественную землю и подойти к дому викария с другой стороны деревни.
Маме он никогда об этом не говорил. Только однажды спросил у нее, что такое «маменькин сынок». Она в это время причесывалась, а Ричард сидел рядом, играя ее лентами. Я же, по обыкновению, примостилась у окна и наблюдала за игрой последних листьев на зимнем ветру. Но при вопросе Ричарда я повернулась и внимательно посмотрела на маму.
– А где ты слышал эту фразу, мой дорогой? – ровным голосом спросила она.
– Они кричали ее мне вслед сегодня, когда я проходил через деревню, – пожал плечами Ричард. – Но я не обращаю на них внимания. Я никогда не обращаю на них внимания.
Мама протянула руку и погладила его по щеке.
– Все еще наладится, – тихо проговорила она. – Когда вернется твой папа, все сразу наладится.
Ричард поймал ее руку и поцеловал с галантностью взрослого кавалера.
– Я совсем не против его отсутствия, мне очень нравится, как мы тут живем.
В тот раз я промолчала. Промолчала я и потом. Но когда он однажды пришел домой с разорванным воротником, я поняла, что дела совсем плохи.
Я не боялась Экра, как мама и Ричард, и решила помочь своему кузену. Я чувствовала себя в деревне как дома и знала, что это часть моей земли. К тому же я не забыла улыбку Неда и то, как миссис Грин пожертвовала для Ричарда драгоценным флаконом лауданума.
Этот флакон я и использовала в качестве предлога, сказав маме, что должна отнести его обратно, а потом я подожду у викария, пока не закончится урок Ричарда.
На эти слова мама отозвалась удивленным взглядом, а Ричард благодарной улыбкой.
– Ты пойдешь через Экр? – испытующе спросила она.
– Почему бы нет? – бодро ответила я. – Я только навещу миссис Грин, а потом посижу с домоправительницей викария. И мы вдвоем с Ричардом вернемся домой.
– Что ж, хорошо, – согласилась мама.
Целый мир сомнений стоял за этими словами. Может быть, мама не хотела, чтобы я тоже боялась Экра. Может быть, не совсем отдавая себе отчет в этом, она стремилась вернуть прежние времена, когда Лейси и Экр доверяли друг другу. Но она согласилась, и я побежала надевать пальто и шляпку.
Это было прошлогоднее зимнее пальто, и мама всегда хмурилась, когда видела его. Оно стало ужасно коротким и тесным под мышками и в спине. А рукава были такими кургузыми, что мои руки вечно краснели от холода и мерзли.
– Прошу прощения, я, кажется опять немного подросла, – стремясь обратить все в шутку, сказала я.
– Расти, я не возражаю, – подхватила мама, и ее лицо просветлело.
Затем мы с Ричардом вышли, и она помахала нам в окошко.
Как только мы приблизились к деревне, я почувствовала беспокойство Ричарда. Он боялся за нас обоих. Переложив связку книг в другую руку, он ухватил меня покрепче, и так, уцепившись друг за друга, мы и пошли по деревенской улице, где каждый коттедж смотрел на нас, словно не доверяя, темными окнами.
Слева от нас был дом сапожника, и он, как всегда, лениво сидел у окна. Дальше располагался дом тележного мастера, во дворе стоял тот фургон, на котором они увезли нашу Шехеразаду. Они голодали, но оставались здесь, потому что им некуда было идти. В чужом приходе они не имели бы прав на работу и потому вынуждены были оставаться в своих холодных домах у погасших очагов.
Следующей стояла кузница с давно потухшим очагом. Да и кто мог привести сюда лошадь, когда ни у кого не осталось и курицы. Пока мы шли по улице, я глазела по сторонам, осматривая каждый коттедж и удивляясь, что так много людей могут жить в заброшенной деревне. Из еды у них была только дичь из леса и кролики с общественной земли. Но они даже не могли засеять свои грядки, поскольку у них не было семян. К тому же деньги требовались на одежду и на инструменты. Я так задумалась, как люди могут жить без денег – ну просто совсем без денег, – что даже не заметила подстерегавшей нас опасности.
Это была небольшая группа оборванных подростков. Их было не очень много – примерно дюжина, – но для нас с Ричардом они представляли серьезную угрозу. Они преследовали нас, как стая голодных волков, и смотрели на книжки Ричарда и мое старое пальтишко как на предметы невообразимой роскоши.
Когда мы дошли до двери викария, Ричард тяжело дышал.
– Никуда не ходи, Джулия, – вполголоса бросил он мне, пока мы ожидали, чтобы нам открыли дверь. – Подожди здесь, пока у меня не закончится урок. Эти дети смотрели на тебя очень странно, они могут сказать тебе что-нибудь плохое.
Мои колени дрожали, но я улыбнулась ему.
– Это просто маленькие детишки, и я должна повидать миссис Грин. Я недолго. Если они будут грубы, я сразу убегу. Могу поспорить, что ни один из них не догонит меня.
Ричард согласно кивнул. Он знал, что я бегаю как заяц и босоногим голодным ребятишкам за мной действительно не угнаться.
– Но я бы все-таки хотел, чтобы ты подождала меня здесь, – нерешительно сказал он.
– Нет, я пойду.
Тут дверь отворилась, и мы расстались. Он не поцеловал меня в щеку на глазах прислуги викария и ватаги ребят, но его пожатие было теплым и заботливым, и это много значило для меня. Один этот жест придал мне храбрости встретиться с мучителями Ричарда, и я пошла по тропинке к воротам.
Там я остановилась и взглянула на детей оценивающим взглядом. Я была выше большинства из них, кроме троих самых взрослых: двух мальчиков и девочки с косичкой. Их лица были замкнутыми и угрюмыми, но девочка смотрела на меня во все глаза. Она разглядывала мое старенькое пальтишко так, будто я была принцессой, одетой на бал. Засунув руки в карманы, я так же спокойно рассматривала ее. Затем, выждав, я отворила калитку и вышла на улицу.
Это удивило их. Они не ожидали, что я расстанусь с такой защитой, и пропустили меня вперед. Но затем пришли в себя и пошли за мной шаг в шаг. Когда мы свернули на тропинку, ведущую к новой мельнице, и молчание леса окружило нас, они осмелели и начали улюлюкать мне вслед. Затем я услышала голос старшей девочки:
– Джулия Лейси! Джулия Лейси! Госпожа без кареты, госпожа без кареты!
Я сжала зубы, но заставила себя идти тем же ровным шагом.
Тогда она запела громче:
– Джулия Лейси, Джулия Лейси! Госпожа без лошади, госпожа без лошади!
Напоминание о милой Шехеразаде вызвало новую вспышку гнева во мне, но я продолжала идти так, будто ничего не слышу.
Тогда она завела новую частушку:
– Джулия Лейси, Джулия Лейси! Госпожа без отца, госпожа без отца!
Конечно, мне было немного страшно. Так же, как было страшно Ричарду. Но я знала то, чего он при всем своем обаянии и уме не знал. Что с ними нужно встретиться лицом к лицу и даже сразиться, иначе мы никогда не сможем жить в мире с деревней. Ричард мечтал о том, как он плугом пройдет по этой земле и отомстит за свои обиды. Но я хотела другого: жить в мире с этими людьми, которые тут прожили так же долго, как моя семья.
Я не хотела стирать Экр с лица земли, я просто хотела мира. Вернется ли дядя Джон богатым или таким же бедным, как был, я хотела приходить в Экр без чувства вины. И не испытывать страха.
Я прошла мимо мельницы и в конце тропинки, где была глубокая яма от старого дуба, который приказала выкорчевать тетя Беатрис, остановилась и повернулась к подросткам лицом. Они чуть подались назад.
– Как твое имя? – спросила я у девочки, смотревшей на меня злыми черными глазами.
– Клари Денч, – с вызовом ответила она, и я поняла, что она племянница Денча.
– А твое? – спросила я у мальчика, стоявшего рядом.
– М… М… Мэтью Мерри, – ответил он, заикаясь.
Мне пришлось прикусить язычок, чтобы не рассмеяться. Это заикание было таким смешным и ребяческим в устах большого мальчика. И я перестала бояться его.
– А тебя как зовут? – обратилась я к другому мальчику.
– Тед Тайк. – И он мрачно посмотрел на меня, ожидая, скажет ли что-нибудь мне его имя.
И хоть я никогда не слышала его прежде, дрожь пробежала по моей спине. Когда-то в прошлом Лейси сильно обидели его семью. Я не знала, в чем было дело, но этот плотный крепыш явно отдавал себе отчет в том, что мы с ним заклятые враги.
– А я – Джулия Лейси, – объявила я, словно не слышала только что, как они тянули на все лады мое имя. Слово «мисс» я сознательно пропустила. – Вы недобры к моему кузену, – обвиняющим голосом сказала я. – Почему вы обижаете его?
– А он послал тебя заступиться за него? – усмехнулась старшая девочка.
– Нет, – спокойно ответила я, – он пошел заниматься, как он ходит каждый день. А я пришла сюда навестить миссис Грин. Но вы преследуете меня, и я решила поговорить с вами. Скажите, чего вы хотите?
– Мы ничего не хотим от Лейси, – со внезапным взрывом ненависти заговорил мальчик, назвавший себя Тедом Тайком. – И не надо разговаривать таким сладким голоском. Мы вас хорошо изучили.
Все остальные закивали, и я немного испугалась.
– Но я не сделала вам ничего плохого, – попыталась защититься я, и мой голос предательски дрогнул.
Моя слабость придала им уверенности, и они подошли ближе.
– Мы прекрасно знаем Лейси, – зло заговорила Клари. – Мы все знаем о вас. Вы отняли права несчастных жнецов. Вы не даете нам работу. Вы прислали солдат в деревню. А все женщины Лейси – ведьмы.
Она словно выплюнула это слово, и я увидела, как все дети, даже самый маленький, скрестили пальцы в знак защиты от нечистой силы.
– Но это неправда! – Я старалась говорить твердо. – Я совсем не ведьма, и Ричард тоже. Вы болтаете чепуху. У вас нет причины обижать нас. Вы просто лжецы.
При этих словах Клари прыгнула на меня и сильно ударила в грудь. От неожиданного толчка я потеряла равновесие и упала в яму. Маленькие дети от радости засвистели, а грязное лицо Клари просияло от злого восторга.
Я тоже рассвирепела и, как развернувшаяся пружина, бросилась на Клари. Она не ждала от меня такой стремительности, я сбила ее с ног, и мы покатились по земле, царапаясь и щипаясь. Я почувствовала, как ее пальцы впились мне в рот, и он наполнился кровью. Тогда я ухватила ее за косичку и дернула изо всех сил. Вскрикнув от боли, она отпрянула назад, и я оседлала ее, на мгновение удивившись, какая она худая.
– Сдаешься? – требовательно спросила я, незаметно для самой себя повторяя манеру Ричарда в наших полудружеских-полусерьезных потасовках.
– Угу, – ответила она, и я тут же вскочила и подала ей руку.
Она, не думая, приняла ее и, оказавшись на ногах, к собственному удивлению, поняла, что мы стоим, взявшись за руки, словно бы подтверждая какую-то сделку.
– Итак, вы не дразните больше Ричарда, – изложила я свое первое требование.
Клари улыбнулась медленной скупой улыбкой, обнажившей почерневшие гнилые зубы.
– Ладно. – И протяжный суссекский выговор напомнил мне Денча и его доброту ко мне. – Пусть живет.
Мы смущенно расцепили руки. Она указала на мой кровоточащий рот и сказала безразличным тоном:
– У тебя идет кровь.
– Да? – Я постаралась говорить так же безразлично.
– Пойдем к Фенни, – предложила она.
И мы все отправились в глубь леса умыться и заодно охладить наши разгоряченные головы. В этот раз я шла, окруженная не враждебной толпой, а как своя в их компании. Я поняла, что добилась не только безопасности Ричарда, но и завоевала себе друзей.
Там были трое детей Смита: плотный восьмилетний Гарри, его сестра Джилли и младший братишка, который изо всех сил семенил позади нас, чтобы не отстать. Все называли его Малыш. Ему было четыре года. Когда он родился, никто не ожидал, что он выживет, и не позаботился дать ему имя. Так он и остался без имени. Просто Малыш.
Но это неважно, сухо пояснила мне Клари. Следующую зиму он наверняка не переживет. Он кашляет кровью в точности как его мать, которая уже умерла. Она умерла вскоре после родов, дав ему жизнь, и ее долго не хоронили, ожидая, что он умрет тоже и их положат в один гроб. Но Малыш выкарабкался.
Я посмотрела на него. Его кожа была бледная, как снятое молоко. Почувствовав мой взгляд, он улыбнулся мне такой светлой и доброй улыбкой, что мне показалось, будто в его глазах зажглись маленькие свечки.
– Ты можешь называть меня Малыш, – разрешил он мне.
– Ты можешь называть меня Джулия, – предложила я.
Меня вдруг охватила такая безнадежность, что заболело сердце.
– А я – Джейн Картер, – сказала другая девочка. – У меня есть сестра Эмили. Есть и еще одна сестра, но она сидит дома с ребенком. Еще у нас есть два брата. Один из них дурачок.
Я кивнула, пытаясь справиться с этим потоком сведений.
– Они ушли воровать кроликов, – дерзко заявила она.
Все остальные обменялись при этом быстрыми взглядами, ожидая, как я отреагирую на эти слова.
– Надеюсь, им повезет, – искренно сказала я. – Чтобы прокормить шестерых, нужно много еды.
Джейн кивнула, подтверждая этот очевидный вывод.
– Мы также воруем фазанов, – добавила она. – И зайцев, и куропаток.
Это уже был открытый вызов.
– На здоровье, – сказала я. – Я правда хочу, чтобы вам повезло.
Они кивнули, будто бы я прошла какое-то испытание и выдержала его с честью. Двое маленьких детишек сапожника подошли ко мне и сунули свои холодные ручонки в мои руки.
Клари и я взглянули на яркое солнце в вышине и, не сговариваясь, побежали по тропинке на вершину холма. Она бежала довольно быстро для такой худенькой девочки, и остальные дети скоро отстали от нас, остались только Мэтью Мерри и Тед Тайк. Я старалась сдерживать дыхание, чтобы они не заметили, что я задыхаюсь, но тут Клари начала отставать, и я поняла, что она тоже устала.
Тропинка была сплошь усеяна камнями, и если мне было трудно бежать в моих прохудившихся башмаках, то каково было им босиком. Когда мы добежали до вершины, я уже еле дышала, неудобное пальто немилосердно жало мне под мышками и давило шею. Но я была первой.
– О-о-отлично бегаешь, – едва выговорил Мэтью, присоединившись ко мне.
– Мой кузен Ричард бегает еще быстрее, – сказала я и свалилась на землю, чтобы отдышаться, пока мы ждали Клари и всех остальных.
Мэтью сплюнул на землю.
– Мы н-н-не любим его.
Я хотела тут же ринуться на защиту Ричарда, но что-то подсказало мне, что лучше промолчать и сохранить мир в едва возникшей дружбе.
– Он очень хороший. Он мой лучший друг.
Мэтью кивнул.
– А наших лучших друзей уже нет в Экре.
– Почему? – непонимающе переспросила я.
Добежавшая Клари рухнула на землю рядом со мной, и рядом плюхнулся Тед. Девочка перекатилась на спину и уставилась в безоблачное зимнее небо.
– Они умерли, – холодно объяснила она. – Прошлой зимой умерла моя лучшая подруга Рейчел. Она долго болела.
– И мой друг Майк, – добавил Тед.
– И моя подруга, только я забыл, как ее звали, – вставил Мэтью.
– Салли, – сказала Клари. – Но она умерла не здесь. Приходский надзиратель увез всех детей, которых отобрал для работ в мастерских. Вот почему мы теперь самые старшие в Экре.
– Я слышала об этом, – кивнула я. – Но я не поняла, как это произошло. Куда их забрали?
Тед смотрел на меня, будто я была полной невеждой.
– На север. Даже дальше, чем Лондон. Там нужны дети для работы на огромных машинах, и приходский надзиратель пришел и отобрал самых крепких и здоровых ребят. Никто из них не вернулся, но мы слышали, что Салли умерла.
Я чуть было не сказала: «Как жаль», но поняла, что для настоящего горя пустые слова ничего не значат.
– Н-н-н-но меня они не забрали, – с гордостью сказал Мэтью.
Клари улыбнулась ему с почти материнской гордостью.
– Они подумали, что Мэтью дурачок, – объяснила она. – Когда он боится, он заикается еще больше, а они начали задавать ему вопросы громкими голосами, и он вообще не смог ничего ответить. И они оставили его здесь.
– С-с-с тобой. – Слова Мэтью сопровождал полный обожания взгляд.
– Да, я присматриваю за ним. И за всеми малышами тоже.
– Ты здесь прямо как сквайр, – улыбнулась я.
Тед сплюнул на землю так же грубо, как Мэтью.
– Никаких сквайров нам не надо, – сказал он. – Лейси не любили наших. И сквайры ни о ком никогда не заботятся.
– Почему ты так говоришь? – покачала головой я. – Ведь раньше, когда Лейси были богаты, все шло хорошо. Когда были живы мой папа и Беатрис. Только после пожара и их смерти все изменилось к худшему.
Стоило мне упомянуть имя Беатрис, и я увидела, как их пальцы сами складываются в старинное заклятие от нечистой силы. Я схватила Клари за руку.
– Зачем вы это делаете?
– Разве ты не знаешь? – изумленно спросила она.
– Что я должна знать?
– Не знаешь о колдовстве Лейси? И о Беатрис? – Это имя она произнесла шепотом.
– Что за ерунда… – начала я, но, оглянувшись вокруг и увидев внимательные лица, почувствовала, как по моей спине пробежал холодок.
– Беатрис была ведьма. – Клари говорила очень тихо. – Она знала, как заставить землю плодоносить, как заговорить погоду. Она могла вызывать бурю. Она могла насылать проклятия на деревья, и они падали как подкошенные. Каждую весну она брала одного юношу в мужья и каждую осень убивала его.
– Но это не так… – попыталась возразить я, но магия ее голоса подействовала и на меня.
– Это так, – настойчиво повторила Клари. – Один из тех, кого она взяла, был Джон Тайк.
– Мой дядя, – вставил Тед.
– И где он сейчас? – продолжала Клари. – Его нет.
– А Сэм Фростерли? Или Нед Хантер? Спроси про них в Экре – и увидишь, что тебе скажут. Всех их убила Беатрис.
Я была слишком поражена, чтобы отвечать.
– Но самый первый юноша, которого она взяла себе в мужья, когда была совсем еще девушкой, оказался не обычным человеком. Его мать была цыганкой, а отец – один из старых богов. Его даже никто не видел в человеческом облике. И ей не удалось погубить его. Он вернулся в другой мир и выждал, пока она забудет про него. И тогда он пришел за ней.
– Как? – спросила я пересохшими губами.
Я понимала, что это всего лишь сказка, из тех, что рассказывают долгими зимними вечерами, но я должна была дослушать ее до конца.
– Он явился в своем настоящем облике получеловека-полуконя. – Голос Клари был едва слышен. – И каждый его шаг вызывал огонь. Он проскакал по деревянным ступеням Вайдекр-холла, и там начался пожар. Он настиг Беатрис, схватил ее, перебросил через плечо и умчался с ней в другой мир. А дом весь сгорел. И земля перестала рожать.
Дети сидели притихшие, хотя они слышали эту историю не в первый раз. У меня слегка закружилась голова.
– Это все? – спросила я Клари.
Она покачала головой.
– Они оставили наследника. Этот ребенок должен унаследовать их могущество. Он заставит землю вновь плодоносить. Это будет избранное дитя.
– Кто же им будет? – Я и вправду забыла, что являюсь в некотором роде действующим лицом этой сказки.
– Мы не знаем. Все мы должны ожидать знамения. Это может быть твой кузен Ричард, а может быть, это ты. Ричард сын Беатрис. Но ты похожа на нее, и ты дочь сквайра Лейси. Да и Нед Смит сказал, что лошадь признала тебя.
Я покачала головой. Только теперь я заметила, что сильно похолодало и земля, на которой я сижу, совсем сырая.
– Все это чепуха, – упрямо повторила я.
Я ожидала взрыва негодования от Клари, но она лишь опустила глаза.
– Ты сама знаешь, что это правда.
И замолчала.
Я поднялась на ноги.
– Мне нужно идти.
– Домой обедать? – Клари тоже вернулась в привычный мир.
– Да, – ответила я, вспомнив о двух-трех блюдах, полагавшихся к обеду, а потом еще о пудинге и сыре.
– А что вы едите? – с тоской спросил Мэтью.
– Ничего особенного, обычную пищу.
– Вы пьете чай? – грустно поинтересовался Малыш.
– Да, – ответила я, не понимая причины этой грусти. – А вы что, нет?
– Нет, мы пьем только воду.
– И вы едите мясо? – спросила одна из дочек тележника.
– Да.
Внезапно мне стало стыдно, что всего в двух милях от нас живут вечно голодные люди. Я знала, что в Экре живут плохо, но не подозревала, что они голодают годами. Я не понимала, что эти дети никогда не испытывали чувства сытости и всегда хотели есть. Если я мечтала о садах и скачках, о балах и нарядах, то они мечтали только о еде.
Я повернулась и медленно направилась к деревне, следом стали подниматься на ноги Клари, Мэтью и другие. Клари догнала меня, и мы пошли рядом, словно старые друзья.
– До свидания, – сказала я, когда мы дошли до угла улицы.
– У доктора Пирса в саду есть яблоки, – вдруг произнесла она.
– Я видела, – кивнула я.
Она выжидающе смотрела на меня.
– Они еще на деревьях, он их не все собрал.
Я не понимала, к чему она клонит. Да, летние яблоки все еще висят на дереве, сморщенные и совсем невкусные.
Тут выступил вперед Малыш и сунул свою худенькую ручку в мою.
– Я все время смотрю на них, – протянул он своим тоненьким голоском. – Они мне так нравятся.
– Если бы мы подсадили тебя на стену, – продолжала Клари, – ты могла бы стряхнуть их для нас… А потом пробежишь через сад и выйдешь, как обычно, через калитку.
– А почему ты сама этого не сделаешь? – спросила я.
– Потому что если меня поймают, то сразу повесят, – с жестокой откровенностью объяснила Клари. – А если поймают тебя, то это даже не будет считаться воровством.
Я все-таки колебалась.
– Джулия не сделает этого, – заявил Тед. Ненависть ко мне, ко всем сквайрам делала его голос злым. – Она пришла, чтобы заступиться за своего кузена, а не для того, чтобы подружиться с нами.
– Нет, я полезу, – решительно возразила я.
– Ты перелезешь через стенку и украдешь яблоки викария? – недоверчиво переспросил он.
– Да, украду, – вызывающе подтвердила я.
Лицо Теда вытянулось от удивления. Мы все рассмеялись и гурьбой отправились к саду. Тед и Мэтью сцепили руки, а Клари помогла мне забраться на них. Выпрямившись, я ухватилась за верх стены и немного подтянулась. И под самым своим носом неожиданно увидела самого доктора Пирса. Он стоял у стены и изумленно смотрел на меня.
– Мисс Лейси? – Он явно не верил своим глазам. – Что вы тут делаете?
Я растерялась и молча постаралась быстрее ретироваться.
– Мэтью, Тед, ловите меня, – прошипела я сдавленным голосом и сверзилась вниз.
Я свалилась прямо на ребят, они тоже попадали в разные стороны, и мы принялись смеяться. Я хохотала до того, что уже не могла остановиться.
– Что ты там увидела? – нетерпеливо спрашивала Клари, заранее улыбаясь.
– Там стоял сам доктор Пирс, – едва выговорила я. – Прямо у стены. Он посмотрел вверх… и сказал: «Мисс Лейси! Что вы тут делаете?»
Клари прямо покатилась со смеху. Ей даже пришлось сесть на землю. Мы все продолжали хохотать, даже маленькие ребятишки, явно не понимавшие, в чем дело.
– Мне… надо… идти… – наконец выговорила я. – Только теперь к калитке.
Эти слова вызвали новый приступ смеха, и мы повалились друг на друга, как пьянчужки.
– Пожалуйста, не ходите со мной, – попросила я, утирая слезы, выступившие от смеха. – Мне надо немного успокоиться.
– Приходи к нам опять, – произнесла Клари, все еще улыбаясь. По ее грязному личику пролегли полоски, она тоже дохохоталась до слез. – Мы принимаем тебя в свою банду, из тебя выйдет отличный воришка, Джулия Лейси.
Я кивнула им на прощание и, открыв калитку, пошла по тропинке к опрятному домику викария. На полдороге я остановилась и набрала в грудь побольше воздуха, чтобы перестать смеяться. Я не знала толком, что за человек доктор Пирс, и не предполагала, что меня могут ожидать неприятности.
На мой стук дверь приоткрылась. Увидев меня, домоправительница гостеприимно распахнула ее. И я ступила в тот мир, к которому принадлежала.
Навстречу мне вышел доктор Пирс и приветливо кивнул, словно видел меня сегодня впервые.
– Добрый день, мисс Лейси. Пришли за вашим братиком? Как раз вовремя. Мы только что закончили занятия.
Я непонимающе уставилась на него, но тут же поняла, в чем дело. Доктор Пирс был человеком, избегающим в жизни неприятностей. Если он мог не замечать их, то он предпочитал так и делать. Его действительно не интересовало, зачем я пыталась забраться на стену его сада и что означали взрывы смеха, доносившиеся с другой стороны.
– День добрый, мистер Пирс, – вежливо присела я.
Из дверей библиотеки появился Ричард, быстро оделся, мы попрощались с викарием и пошли домой.
Дети уже разбежались по домам, погода изменилась, солнечное утро превратилось в пасмурный ветреный день. И мы с Ричардом, не сговариваясь, припустили в Дауэр-хаус.
– Ты повидалась с миссис Грин? – спросил он меня на бегу.
– Нет, – ответила я с одышкой, так как очень устала после беспокойного и радостного утра.
– Почему? – требовательно спросил Ричард.
Как только я появилась на пороге дома доктора Пирса, он сразу заметил и царапины на моем лице, и растрепавшиеся волосы. И конечно, догадался, что произошло нечто необычное. Но спросить меня прямо не захотел.
– Я все расскажу тебе позже, – ответила я.
Мне нужно было обдумать, что рассказать Ричарду, а о чем стоит умолчать. Подспудно я чувствовала, что не надо пересказывать ему истории, которые сочиняли в деревне про его маму, это могло бы расстроить его. И сама не знаю почему, но я не хотела передавать ему ту сказку об избранном ребенке, которую ребята сложили о нас с ним. О том, кто будет истинным наследником.
Ричард уловил колебание в моем голосе и резко остановился. Схватив за руку, он с силой повернул меня лицом к себе и заглянул мне в глаза.
– Рассказывай сейчас же, – приказал он.
Я услышала грозные нотки в его голосе и беспрекословно подчинилась. Стоя под дождем, я рассказала Ричарду обо всех событиях сегодняшнего утра, о прогулке в лес и драке с Клари. Я передала ему каждое слово, сказанное ребятами, но умолчала обо всем, что было связано с Беатрис. Я также не упомянула о том, что, победив Клари, поставила условие, чтобы Ричарда оставили в покое. И о том, как Мэтью презрительно сплюнул, услышав его имя. И о том, как я собиралась стянуть яблоки.
Ричард выслушал меня внимательно и не перебивая, хотя дождь поливал его кудрявую голову так же немилосердно, как и мою, отчего он стал еще больше, чем обычно, похож на падшего ангела.
– Хорошо, Джулия! – тепло улыбнулся он, когда я закончила свой рассказ. – Ты храбрая девочка. Я рад, что ты больше не боишься Экра и сможешь всегда ходить со мной в деревню.
Я просияла от его похвалы.
– Я, конечно, не стал бы обращать внимание на их выходки, но хорошо, что ты теперь будешь чувствовать себя спокойно.
С этими словами он ухватил меня за руку, и мы побежали дальше. Я хотела было возразить ему, сказать, что это он боялся, что я подралась с ребятами из-за него, но что-то удержало меня. Я вспомнила слова бабушки о том, что воспитанные люди всегда должны держаться в тени и вести себя скромно, и промолчала. В моей душе царили мир и спокойная гордость за себя. Дождь продолжал поливать нас всю обратную дорогу, и когда мы ворвались на кухню, мокрые с ног до головы и в грязной обуви, то схлопотали нагоняй от разгневанной миссис Гау за то, что наследили на ее безукоризненно чистом полу.